Текст книги "Далёкие звёзды Севера"

Глава 3

…Я, кстати, угадал.

С утра все небо затягивала низкая, стремительно меняющая очертания тяжелая облачность, время от времени разрождающаяся крупными каплями холодного северного дождя, но стоял полный штиль.

Даже на берегу, в гавани – ни ветерка.

Но тем не менее всех, включая Василия Николаевича и присоединившегося к нам ближе к вечеру его брата Колю, заметно «подштармливало».

И, собственно, немудрено.

Славно вечерком посидели.

С песнями, что называется, и плясками.

Ага…

…А началось все, разумеется, в Васиной мастерской: кто никогда не пил с художниками в их мастерских, тот вообще, почитай, никогда толком не выпивал.

Страшные люди.

Гарик с Серегой даже умудрились у него картины купить, – нет, без обмана, действительно очень достойные работы, – несмотря на тот вполне себе медицинский факт, что никогда ранее в какой-то особой любви к живописи были не заподозрены.

Мы с Леней, как люди более опытные, устояли.

Мне Вася, правда, все-таки один небольшой и, с моей точки зрения, очень симпатичный этюдик подарил, увидев, как я перед ним застыл буквально как вкопанный. Уж больно сюжет показался каким-то необычным: «Сиртя ловят большую рыбу».

И сам рисунок даже по весьма своеобычным меркам Василия Николаевича какой-то… м-м-м… странный: изломанные, воздушные в своем изяществе линии, необыкновенные пропорции трех угадываемых фигурок. Немой ужас в обращенном к зрителю глазу гигантской, судя по всему, нельмины, выписанной, в отличие от всего остального, в весьма реалистичной манере. Очень необычно и очень, кстати, как почти всегда (нет, неудачи у всякого случаются) у Василия Николаевича, – хорошо.

Вот и подарил.

Ну, это – нормально.

Я ему тоже каждую свою новую книгу или бандеролью отправляю, или через знакомых передаю: нормальная вежливость по отношению к человеку, мнение которого тебе по-настоящему не безразлично.

Проехали, короче.

Ну, а потом, как водится, – начали выпивать.

Сначала – «по маленькой».

А потом уже – «как пойдет».

Пошло, как вы понимаете, – неплохо: Вася в результате даже до дому не добрался, прямо у нас с Серегой в номере на диванчике и заночевал.

Да и остальные, включая вашего покорного слугу, в общем-то, были просто чудо как хороши…

…Вот.

Теперь и мучаемся с утра.

Кое-как при помощи Васиного джипа спустили моторку и катер.

Потея, загрузили рюкзаки, снасти и вчерашние алкогольные, да и не только алкогольные покупки.

Серега, умница, еще и, уговорив Васиного брата Николая Николаевича, умудрился на его «Ниве» на рынок сгонять: докупить кое-какой перекус в дорогу да плюс взять у какого-то торговца азербайджанца пяток арбузов в подарок, прежде всего детишкам большой хозяйской семьи.

Ну и по паре-тройке бутылок холодного пивка на каждого страждущего члена коллектива, разумеется.

Плыть – долго.

Вот вообще ни разу не пропадет…

…Народ, кстати, нельзя сказать, что на пиво как-то реагировал.

Какое тут пиво.

По большому счету, хотелось водки под густой, горячий супчик какой-нибудь.

И спать.

Но мы же на рыбалку приехали.

А значит – вперед…

…После того как растолкали вещи по лодкам, Гарик с Леней, опасливо посматривая в сторону стоящего слегка под углом художника, аккуратно переместились в моторку его брата, Серега же, покорно вздыхая, поплелся вслед за мной к белоснежному пластиковому катеру самого Василия Николаевича.

Я негромко хихикнул, чтобы остальные не расслышали.

– Не ссы, – подсмеиваюсь, – Серый, не пропадем. Вася – человек особенный, «тундровик», что ты хочешь. И не смотри, что художник. Рука хоть и творческая, но твердая: как по ниточке проведет. Да и продует его сразу после первого километра, вот увидишь, пока дождя нет, специально тент натягивать не будет. Так что можешь смело пиво открывать. Вася и себя любит, да и нам с тобой точно не враг.

– На это, – вздыхает Серега, – и вся надежда. А то уж я хотел попросить его, чтобы меня на рулевое пустил. Эк его штормит-то, бедолагу. Пиво ему, кстати, предлагать?

Я отрицательно качаю головой.

– Не возьмет. И за рулевое тебя, пока от города не отойдем, не пустит. Он-то человек в Салехарде известный, а тебя с бодунища да еще и без прав сразу ГИМС тормознет, замучаемся объясняться. Да и выход тут из гавани непростой, надо понимать, куда двигаться. А на реке и я его буду подменять время от времени, и ты, если захочешь. У меня, кстати, права на маломерное судно с собой. Но пока – не стоит. Тут Васина работа. Не обращай внимания. Все будет нормально, старик…

И действительно.

Василий Николаевич, встав за штурвал, так сказать, плавсредства, если и не преобразился, то уж точно подсобрался.

Движения, пока он аккуратно вел катер сначала между, а потом и мимо судов и суденышек, несмотря на по-прежнему страдальческое выражение лица, стали куда более скупы и уверены. А когда мы, отманеврировав положенное на малом и среднем ходу, вырвались, наконец, на простор, – дал такой копоти приблизительно на полчаса, что «продуло» не только его, но и нас с Серегой.

– Ну что, – сбрасывает ход до среднего, поджидая удивленную такой неистовой резвостью моторку брата, – засранцы, протрезвели?! Серый, где там твои запасы сегодняшние? Ибо вот теперь – можно уже и пивка…

Я толкаю Серегу в бок локтем.

– Во! – всхохатываю. – А что я тебе говорил?!

Серый, чуть подстукивая зубами, лезет за спину, за пакетом с пивасиком.

– Да, блин, – ежится, – под таким ветрилой, да на такой скорости, понятное дело! Я бы сейчас уже не только пивка, я бы уже и водочки глотанул…

Вася смеется.

– Так за чем дело стало! Глотайте. Лечитесь смело, закусывайте. А вот мне пока что достаточно будет пивка.

– Да нам тоже, – смеюсь Васе в ответ. – Водочки попозже хлебнем. Вот отойдем от города, остановимся перекусить, не завтракали же. Там и «хлебнем» от всей широты души. Не просто так Серый на рынок мотался, ага.

– Ну, – кивает Серега, протягивая Василию Николаевичу открытую пивную бутылку, – кое-что прикупил. Колбаски, сальца в нарезку. Оленины взял копченой немного, яиц у бабушек отварных. Огурцов соленых опять-таки. Не пропадем, короче. А тобой, Вась, вот, врать не буду, сейчас прям реально восхищен. Я так-то боялся даже в катер садиться, признаюсь. Уж больно тебя штормило…

Василий жмет плечами.

– Художника, – отхлебывает пивко из бутылки, – каждый обидеть может. Не бойся, Серег. Я на Оби больше, чем положено, в себя не возьму. Дурное это дело, признаться. И опасное. Сам увидишь…

Я согласно киваю.

Это точно.

Да, впрочем, по идее, Серега и сам все понимать должен: не в первый раз…

– Э-эх! – вздыхаю, вылакав одним глотком оставшиеся полбутылки «Карлсберга». – Все-таки, Серег, Вася прав, пивом голову не обманешь. Давай, пока на среднем ходу телепаемся, все-таки по пятьдесят. А то прохладно что-то.

Серега чешет в затылке.

– Думаешь?

– Уверен!

– Ну, тогда, – лезет во внутренний карман, вынимая оттуда плоскую узкую фляжку, – лучше вискарика по глотку. Я, когда вы уже вчера совсем насосались, специально из бутылки во фляжку перелил. Даже не поленился, в номер сгонял, пока вы друг другу в любви объяснялись: кто какой талантливый, понимаешь, художник, а кто какой великий писатель. Иначе бы и это ухандокали, ироды.

– О! – поднимает неожиданно большой палец вверх наш рулевой. – А вот вискаря глоточек, пожалуй, можно и трудовому народу, так сказать. Мне, в смысле. Даже и нужно, наверное. Молодец!

– Служу трудовому народу! – дурачится Серый, прикладывая, на польский манер, два пальца к козырьку теплой бейсболки. – Всегда, как говорится, готов!

Василий Николаевич сбрасывает ход до малого, мы делаем по глотку, и в это время нас нагоняет моторка, откуда нам усиленно семафорят Леня с Гариком. Вася доворачивает рулевое, сближаемся, сцепляемся борт к борту.

– Что-то случилось? – интересуемся.

– Случилось! – выпаливает ядовитый, как самая ядовитая змея, Гарик. – Пижоны, бля, понимаешь, на белом катере. Летают тут, понимаешь, жизни радуются. Хреново нам. Опохмелиться бы надо.

– А что не опохмеляетесь тогда? – удивляется Серый. – Если так «надо».

В моторке воют.

– Сволочь лысая! – шипит теперь уже Ленчик. – А кто весь стратегический запас к себе в катер-то уволок?! Даже, блин, пива не предложили! Куркуль недоделанный! Бухгалтер хренов! Помесь кудрина и чубайса, мать твою так!

Мы хохочем.

– А-а-а, – тянет Серега. – Понятно. Злые какие-то они, Василий Николаевич. Может, дальше пойдем от них?

С моторки теперь доносится уже даже не вой, а приглушенный рык.

– Ладно-ладно, – смеюсь. – Давайте готовьте поляну. Шлепнем по паре рюмок. Но не больше, потом на бережку остановимся, чисто позавтракать…

Серега тем временем лезет куда-то в мешки, передает «страждущим» несколько бутылок пива, потом из другого мешка достает две бутылки водки, одна из которых сразу отправляется вслед за пенным напитком на моторку, а вторая немедленно открывается.

Мы с Васей вскрываем пакет с солеными огурцами, я достаю порезанное «порционно» сало и хлеб, Леня с Гариком сооружают на своей лодке по-быстрому маленькие бутербродики с плавленым сырком «Дружба», а Николай Николаевич вынимает из бардачка моторки вполне себе симпатичные металлические стаканчики.

Небольшие.

Наперстки, фактически.

Но – не пластик какой-нибудь там, извините.

Всё как положено.

Рыбацкие емкости, вполне…

…Которые, естественно, тут же наполняются.

До краев.

Ну, это, конечно, еще не «завтрак туриста».

Но уже его «преддверие», так сказать: свежий обский ветерок прилично облегчил страдания «после вчерашнего» и пробудил зверский аппетит. На фоне того, что в гостинице даже от заранее оплаченного завтрака отказались, – уже прогресс.

А тут – красота.

На воде – небольшая волна, легкий ветерок, наконец-то, раздулся после тяжелого утреннего штиля.

Прохладно.

Серо-стальной цвет быстро текущих вод Малой Оби, зеленоватая пока еще лиственная дымка по берегам.

Изредка пробегающие мимо небольшие катера и моторные лодки.

И, перемежаемая только порывами ветра да плеском невысокой волны о борта лодок, свежая, северная тишина.

Хорошо.

Душевно.

Только сцепленные лодки течением куда-то обратно, к Салехарду, относит: идем-то не вниз, к Обской губе, в тундру, а наверх, к югу, в тайгу.

Так что надо бы поторопиться.

– Ну, – поднимает металлический стаканчик «с розлитым» вверх Ленчик, – вот теперь: точно за рыбалку!

– Ура! Ура!! Ура!!!

Выпили.

Зажевали, чем Бог послал.

Красота.

– Так, – констатирует Василий Николаевич. – Давайте-ка, парни, еще два раза по пятьдесят, да надо бы расцепляться да тенты на лодки ставить. С северо-запада дождь, кажется, потихоньку идет. Нужно дальше двигаться, пока не накрыло. Если поторопимся, вполне успеем к чертовой матери проскочить.

Коля, его брат, смотрит на небо и согласно кивает.

– Похоже, что так. Если сейчас на полную газанем, а потом отвалим в протоку, то только краем заденет. А вот если нет…

Быстренько разливаем.

Хлопаем.

Я закуриваю: Серега не переносит табачного запаха и под тентом лучше все-таки не дымить.

Нет.

Он ничего, разумеется, такого не скажет.

Но зачем?

Доставлять людям неудобства вообще последнее дело, особенно на отдыхе, а тем более на рыбалке.

Где основное требование к сотоварищам – «не напрягай».

У меня, по крайней мере.

Но мы ведь хотим, чтобы к нам относились так же, как мы относимся к другим, не так ли, дамы и господа?!

Ну.

И вот – то-то же…

…Расцепляемся.

Быстро рассовываем остатки «полузавтрака» по их изначальным местам, в мешках и пластиковых пакетах.

Помогаем Васе поставить и натянуть тент, после чего Серега, рассеяно улыбаясь, открывает пару новых бутылок пива, одну протягивает было Василию Николаевичу, но тот отказывается, поэтому она достается мне.

Вторую Серый оставляет себе, любимому.

Знаками показывая и мне, и Василию, что, мол, все в порядке, я уже в нужной кондиции, а значит – вы можете закуривать.

Вот ведь, блин.

А я зачем-то дымом давился.

Ну да неважно.

Самое главное – успели.

Вперед!

И не успеваем мы даже еще толком и тронуться, как ветер разрывает низкий полог туч, реку заливает ярким солнечным светом и одновременно на водную гладь падают первые, медленные и тяжелые, капли начинающегося дождя.

Серо-зеленая, мутная Малая Обь сразу же неожиданно становится сияюще-синей, а очертания и цвета резкими. Катер стартует, набирает скорость, и мы летим дальше в облаке, состоящем из семицветной радуги и белоснежных брызг.

Глава 4

…Дождь удалось «обогнуть», увы, даже не за полтора часа, а где-то почти вдвое больше: наш-то катер бы и пораньше успел, да вот груженая моторка Николая Николаевича несколько подвела.

Нет, из самого дождика-то выскочили довольно быстро, но нужно было еще успеть обогнуть «полосу», чтобы «не догнал». Какое, скажите, удовольствие, сначала высаживаться на берег, раскладываться, а потом быстро-быстро собираться, чтобы не залило.

Да никакого!

Вот от слова вообще.

В общем, почти уже до самой Большой Оби добрались через «нашу протоку», пока стало ясно, что туча уходит дальше и дождь мы, кажется, обогнули. Потом еще пока место на берегу выбирали поживописней, да чтоб продувалось более-менее, ибо кому охота вместо отдыха комаров, простите, кормить.

Они в этих местах – злющие.

Особенно если неправильно встать.

Поэтому на стоянке решили уже даже не позавтракать, а фактически заодно еще и пообедать.

Еще бы.

Уже почти что половина пути за спиной…

…Короче, приткнулись.

Уперлись носами в песок.

Вытащили лодки на берег, размяли кости.

Быстренько развели костер, повесили котелок.

Пока Серега делал нарезку, а Леня и Гарик возились с хлебом, зеленым луком, водкой и стаканами, Вася высыпал в закипевшую воду две пачки хороших итальянских макарон. Ну, а ваш покорный слуга тем временем порезал узкими ломтиками зеленый болгарский перец и отпассировал его вместе с парой помидорок и мелко порезанной головкой репчатого лука на маленькой походной сковородке.

Содержимое которой и отправилось в котелок с макаронами сразу же после слива оттуда воды, вместе с тертым сыром, травами, специями и с тремя банками доброй говяжьей тушенки, разумеется.

Мастерство и опыт – его при всем желании не пропьешь.

Походный обед – готов.

Сняли варево с огня, накрыли котелок крышкой: пусть слегка настоится. Да и отправились выпивать, не первый год замужем.

На свежем воздухе, после четырех часов в тесных моторках, – еще и не такое съешь, особенно если под водочку, в хорошей компании да с костровым походным дымком.

Повесили над костром вытащенный Николаем откуда-то из глубин лодки закопченный металлический чайник, по дороге надавав по рукам Гарику, вознамерившемуся подготовить к засыпке в него заварку.

А вдруг кто кофе захочет?!

Ну вот – мы с Василием Николаевичам, например.

Так что – пакетиками обойдешься.

Не один тут, на берегу.

Да и вообще – пока еще молодой, чтобы вот так вот борзеть на глазах у старших товарищей.

Да…

…После пары-тройки рюмок за обязательные «встречу с великой Обью», «Русь-матушку» и «землю, на которой стоим», в ожидании «запаривающихся» и пропитывающихся горячим тушеночным «соком» макарон с овощами и горьким костровым дымком, я отошел чуть в сторону от весело гомонящей компании.

Ну вот, захотелось.

Бывает.

Иногда…

Сел на камушек.

Закурил, поглядывая то на струящуюся у ног неведомую и не широкую обскую протоку, то на другой берег, поросший невысоким густым кустарником, то на низко стелящиеся над стылой землей облака.

Вот я и дома, наверное, думаю.

Хотя вроде как и коренной москвич…

– О чем задумался, Валерьяныч?

Вздрагиваю.

Коля.

Николай Николаевич, в смысле.

Он, как и его брат Вася, – тоже охотник, умеет подбираться так, что сначала толком и не различишь.

Да и в остальном кое в чем похожи: оба, к примеру, свой не самый простой кусок хлеба изобразительным искусством зарабатывают. Только Николай, в отличие от Васи, не ветреный живописец, а твердо стоящий на ногах фотохудожник-документалист, график и весьма недурной иллюстратор.

И успешный полиграфист.

Ничего личного, просто работа такая.

Сам нарисовал.

Сам сфотографировал.

Сам издал.

Чуть ли не каждый второй из постоянно тут выходящих иллюстрированных фотоальбомов о «суровой природе Ямала» и «героическом труде» газовиков и прочих нефтяников – его, Николай Николаевича.

Кстати.

Фотографирует реально здорово.

Умеет поймать и настроение.

И момент.

Вот прям как сейчас.

Аж мурашки по коже…

А пейзажи, которые продолжает писать, в отличие от брата, в насквозь реалистичной манере, – это так.

«Баловство».

Ну, – с его точки зрения, разумеется.

С моей – некоторые очень даже и хороши…

…Качаю головой.

– Умеешь же ты, Коль, подкрасться незаметно, – хмыкаю, стряхивая пепел под ноги. – Прям как тот самый п. ц…

– Не отнимешь, – кивает степенно.

И тоже хмыкает в ожидании.

Я жму плечами.

– Да ни о чем, – поясняю наконец, – Николаич. Так. Просто, как всегда, странное ощущение, что чуть ли не домой приехал. А ведь москвич…

Коля еще раз хмыкает.

Вздыхает, почти что жалобно.

Садится на соседний камушек, достает из внутреннего кармана плоскую, наполовину полную, стеклянную фляжку с плещущимся внутри коньяком.

Достойный, кстати, коньяк.

Вполне.

И, что самое главное, – под настроение уж как-то очень уж подходящий.

– Будешь? – спрашивает.

– А то…

Делаем по большому, уверенному такому глотку.

– Понимаю, – говорит. – Хотя сам-то как раз местный, салехардец. Тут просто, старина, вопрос не в пространстве. Тут, понимаешь, похоже, вопрос в его сопряжении с временем. Не ты первый. Позже, наверно, поймешь…

Я в задумчивости чешу указательным пальцем бровь и жую нижнюю губу.

Протягиваю к нему руку, он снова вкладывает в нее плоскую фляжку.

Еще раз делаю, теперь уже небольшой, глоток.

– Это, – интересуюсь, – как? Нет. Я все понимаю И в том числе что Ямал – древняя земля. Но, знаешь ли, Москва моя ничуть не моложе. Ну вот совсем даже ничуть.

Николай Николаевич фыркает.

Отбирает у меня фляжку.

Тоже глотает.

– Я же говорю, – смеется, – что только позже поймешь. Я в твоей Москве жил, между прочим. Учился. Работал. Не в этом дело. Просто юг живет на голове у своего прошлого. Как на «культурном слое» в археологии. То, се. Оно там расположено по вертикали. Прошлое, соответственно, внизу. Настоящее и будущее вверху. А здесь время горизонтально. Только протяни руку. И открой пошире глаза. Здесь даже до земли свет звезд медленнее доходит, потому, как ему приходится пробиваться через более толстый слой воздуха. Выйди как-нибудь в ясную ночь на воздух, посмотри в небо. Звезды здесь значительно дальше от человека. А прошлое, наоборот, рядом, существует параллельно с будущим и настоящим, как река, текущая мимо и сквозь тебя. Усёк?

Сижу.

Думаю.

Достаю из кармана сигареты, угощаю Колю, мы делаем еще по одному маленькому глотку и закуриваем.

– Нет, – мотаю отрицательно головой. – Пока «не усёк». Но постараюсь разобраться, обещаю. Ты же сам говоришь, типа, «позже и сам пойму»…

Мы негромко смеемся.

Здесь, у нас внизу, тихо – ветерок едва-едва обдувает. Хорошо еще, что отгоняет не очень назойливых, осенних уже, комаров. А вот наверху, чувствуется, ого-го какие события происходят: слишком уж быстро несутся тяжелые, низкие облака.

Над чем-то хохочут парни у импровизированного столика на носу Васиного катера.

Дымит костерок, рядом с которым в котелке «запаривается» наш нехитрый походный обед из макарон с тушенкой и овощами.

Под ногами плещет река.

Глава 5

…До поселка добрались уже ближе к вечеру.

Нет, разумеется, еще не смеркалось. В августе тут вообще еще «серые» или «сумеречные» ночи.

Темноты как таковой нет.

Хотя и в сумерках идти по «большой воде», нельзя сказать, что совсем приятно, особенно учитывая переменчивость местной погоды. Да и под какой большой катер или кораблик в сумерках можно запросто влететь, переедут и не заметят, здесь их ходит для этого дела вполне достаточно.

Рыбаки.

Транспортники.

Некоторые даже туристов возят.

И правила движения по пустынной, как они считают, ночной реке писаны отнюдь не для них.

Вася набрал по местной «симке» Герману, чтобы встречал.

Но выяснилось, что Герман уже ушел «на базу», в восьми километрах южнее поселка. Там раньше, на высоком, поросшим лесом крутом яру, когда-то располагалось его родовое стойбище, а теперь его сын, Женя, построил на этом месте небольшую рыбацкую «дачу» для туристов и таких, как мы, рыбаков.

Пришлось заводиться и снова подниматься вверх по большой, могучей реке.

Ну да ладно.

Здесь, в принципе, недалеко…

…Когда мы подошли к знакомому берегу, нас там уже встречали.

Сам Герман, с заплетенными в хвост длинными седыми волосами и в глухой рубахе тонкой оленьей кожи, тщательно вышитой каким-то национальным орнаментом и его «работники»: ханты так очень интересно называют рабочих базы и егерей.

«Работники».

Не «рабочие».

Непривычно немного.

Хотя, конечно, с чисто рациональной точки зрения это вполне объяснимо: Герман и сам из «старейшин», из «рода лучших людей». И они тут всегда были на первых ролях: и до революции, естественно, и при советской власти.

И в наши, разумеется, дни.

Есть в этом какая-то трогательная старина.

Вот уж, действительно, время тут «горизонтально течет».

Нда…

…Выбрались из катеров, работники Германа вытолкали их подальше на берег, оттащив якоря еще дальше, к яру, да еще и закрепили их валунами: по радио передали плохой, ветреный прогноз, мог пойти знаменитый обский «вал».

Так что уж лучше так.

От греха.

Пообнимались по поводу долгожданной встречи.

Пыхтя, по деревянной лестнице, проложенной прямо по крутому склону, подняли шмотки наверх, к домикам, по дороге будучи совершенно безжалостно зализаны Германовыми добродушными лайками, Алмазом и Серышом.

Лай, переходящий в восторженный взвизг.

Уши торчком.

Хвосты бубликом.

Влажные черные носы тычутся в ладони: ну погладьте же вы меня!

Почешите за ушком!

Потрепите!

А может, давайте вообще поиграем?!

Ну вот совсем немного?!

Попрыгаем?!

Мы – за!

Серега даже на середине пути рюкзак сбросил, чтобы со старыми знакомыми потетешкаться: он единственный среди нас не только рыбак, но еще и охотник, и местные псы за это его особенно уважают.

Потом еще, правда, долго отплевывался, вытирая слюни со щек.

Ну да не беда.

Закинули сумки и рюкзаки в домики, распределились.

Я с Серегой и Василий Михайловичем, Ленчик с Гариком (Николай решительно сказал, что поскольку он тут коротко, на пару дней, то ночевать будет в хозяйском чуме, там «привольнее»).

Коротко распаковались, развесив по вбитым в стены вместо вешалок гвоздям и коронам лосиных рогов самое необходимое.

Быстренько переоделись из «походного» в «домашнее».

Переобулись, с наслаждением шевеля освободившимися пальцами ног, в легкие шлепанцы.

Разложили каждый по своему подоконнику «мыльно-дрочильные аппараты» и дружной гурьбой вывалились на улицу, к балагану, где Герман уже разделывал здоровенного муксуна под неизменную в таких случаях строганину.

Уважаемых гостей в этих краях ханты встречают только строганиной из «благородной рыбы».

А больше, простите, ничем.

Хотя в этот раз Герман еще и, памятуя наше уважение к данному виду продукта (местные его, фактически, совсем не едят), поставил на дощатый балаганный стол еще и эмалированную миску со свежепробитой малосольной икрой из попавшего, видимо, в сетку местного обского осетра.

Икра у него, конечно, помельче, чем у астраханского.

Да и куда менее вкусная.

Но, знаете ли, – все равно.

Свежачок-с.

С деревенским сливочным маслом.

Да под лимончик.

Красота…

Серега даже сразу и пару бутылочек беленькой прихватил, чтобы, что называется, потом два раза не вставать.

А я, хлопнув себя с досады по лбу, ускакал галопом обратно в домик, откуда появился уже с бутылочкой соевого соуса, васаби для строганины (местные ее едят просто макая в смесь соли с перцем, но нас как-то больше устраивает, признаться, японский вариант) и подарочным набором японских же керамических столовых ножей.

Для хозяина…

…Подарок Гере, слава Богу, понравился.

Попробовал каждый нож ногтем, поинтересовался, какой для чего именно, согласно покивал головой, когда я его предупредил, что режут-то они отлично, но хрупкие, и поэтому надо быть с ними поаккуратней.

Восхитился, когда узнал, что их вообще не надо точить.

А когда я еще сверху выложил и охотничий клинок доброй златоустовской ковки, так, несмотря на всю знаменитую выдержанность северных народов, даже забыв про строганину для дорогих гостей, чуть не затанцевал от восторга, тут же побежав в чум.

Во-первых, за «копеечкой» (по народной примете «дарить» ножи нельзя).

А во-вторых, за отдарками.

Мы его даже еле успокоили: «отдарки» дарить можно только при отъезде гостей, а мы еще вроде как даже и не расположились как следует.

Но было приятно.

Не скрою…

Разлили.

Причем – только себе: хозяева вообще не пьют.

Особенность северного организма.

Хантам – лучше даже и не начинать.

Раве что сам хозяин очень-очень редко, но все-таки позволяет себе маленькую рюмочку коньяка.

Нет.

Раньше-то он выпивал, художник все-таки, – да еще и счастливый, по местным меркам, организм, который понимал слово «мера».

Но потом стало сердечко прихватывать.

Пришлось даже лечь в больницу.

Прооперироваться, вставить искусственный клапан.

И теперь – если только совсем чуть-чуть.

Два раза по десять грамм, на самое донышко.

И все.

Гарик тем временем усердно мешал в небольшой пластмассовой мисочке соевый соус с васаби.

Он, молчаливый наш, как и все мы, грешные, тоже очень любит свежую сырую рыбу и, как большинство, предпочитает ее вкус соевым соусом «подчеркнуть».

Разлили.

Говорить доверили мне.

Я прокашлялся.

– Ну, – говорю, – люди мои дорогие. За «встречу» мы еще выпьем. А пока: есть такие места, куда хочется возвращаться. И люди, к которым хочется приезжать. За хозяев! И не только хозяев этого места, но за хозяев этой прекрасной земли. Ура, что ли?

– Ура! Ура!! Ура!!!

Смеемся.

Вообще-то – это наша жизнь, однако.

И живем мы ее – как хотим.

Как-то, простите, так…

…Гера кивает, чтобы ему тоже налили.

Капаем на самое донышко.

– Когда-то, – встает, – именно здесь были наши родовые земли, здесь стояли чумы людей нашего языка. Сейчас же во всем поселке найдется только пять-шесть стариков, знающих десяток слов на древнем остяцком наречии. Не, я не жалуюсь, вы не подумайте. Русский язык и богаче, и удобнее, и для меня он просто родной язык. Я не про это. Мы как-то смогли остаться хантами, став при этом вполне нормальными русскими. Я, хантыйский художник, сам долго жил и выставлялся в Москве. Я горжусь тем, что мой сын воевал русским снайпером в Чечне. И я очень рад и горд, что земля, помнящая чумы людей моего языка, видит моих гостей. Потому что это очень важно, меняясь, оставаться самими собой. Как это произошло с моим народом, как это происходит со всеми нами: каждый год, когда вы приезжаете, вы приезжаете немного другими, но все же прежними, как вода в этой великой реке. Она тоже каждый раз другая, но та же самая. И выпить я хочу не только за эту землю, где стояли чумы людей моего народа. А за всю большую землю, через которую течет эта река. За Россию. За наш общий дом, дорогие гости, за землю, где все мы хозяева. Как вы там говорите: ура?

– Ура! Ура!! Ура!!!

Выпиваем.

Растроганный Ленчик лезет целоваться с Германом.

Герман шутливо отбивается.

На них виснут Гарик с Серегой – почти что куча мала.

Довершая этот кавардак вокруг радостно скачут хозяйские лайки: лайкам нравится, когда люди играют, – значит, у них все хорошо.

А когда у людей все хорошо – тогда хорошо и собакам.

Так уж заведено.

Вася что-то радостно и яростно втолковывает своему брату Николаю, как я понимаю, уговаривает остаться подольше.

Я отхожу покурить.

Подальше от балагана.

Поближе к костерку, разложенному в стационарном, любовно обложенном камнями, уличном очаге.

Прикуриваю от уголька.

Затягиваюсь.

Над горизонтом висит низкое, вечернее солнце.

Скоро оно ненадолго закатится за горизонт и настанет «серая ночь», волшебное короткое время, в которое даже жалко спать, потому что очень хорошо у костра.

– Мечтаешь, Валерьяныч?

Гера.

Выбрался из кучи-малы, значит.

Молодец.

Я жму плечами.

– А можно, – смеюсь, – я не буду в десятый раз за день рассказывать, как мне здесь у тебя хорошо?

Он подхватывает мой смешок: дробно, негромко.

Северно.

Я несильно хлопаю его по плечу, приобнимая.

– А кстати, Женька что не приехал? – интересуюсь.

Женька – это его сын.

Старший.

Тот самый, который «воевал снайпером в Чечне».

Он же – директор и номинальный хозяин базы, потому что реальный хозяин, безусловно, его отец. И мой постоянный егерь во всех поездках сюда: очень такой продуманный и основательный парень.

В лодке с ним – хорошо.

Гера кивает.

Он всегда так кивает, и не поймешь, то ли соглашается, то ли что-то хочет сказать.

– Будет, будет твой Женька, – продолжает дробно смеяться. – Не переживай. Он на неделе на охоту ходил, сохатого завалил, по лицензии. А сюда мяса привезти забыл. Вот, поехал в поселок. Мяса привезет. Печень привезет. Будем у костра сидеть, лосятину кушать, разговоры разговаривать. Хорошо?

Я откидываю голову.

Затягиваюсь сигаретой.

Выдыхаю в стылое небо легкий фиолетовый дым.

Облака, кстати, растащило напрочь.

Севера…

Если так и будет продолжаться, то, когда солнце все-таки закатится за горизонт, то станут видны те самые далекие звезды севера, о которых сегодня так здорово говорил Васин брат Николай.

– Конечно, – говорю, – хорошо, Гера. И ты даже не представляешь себе, насколько это по-настоящему хорошо…