Текст книги "АТРИум"

– Это когда женщина перевернула автомобиль, чтобы вытащить из-под него своего ребенка? Или когда десятилетний пацан, спасаясь от собак, перемахнул через трехметровый забор?

– Именно. В этом нет ничего сверхъестественного, просто в тех обстоятельствах сработал древний механизм полной мобилизации внутренних сил. Думаю, вы знаете, что в обычном состоянии человек использует возможности своего мозга и тела лишь на несколько процентов, что обьяснимо, так как иначе человеческий организм слишком быстро износится. Для «образцов» эта проблема до недавнего времени еще также не была решена, речь шла всего о нескольких месяцах, да и обеспечивать их энергией для жизни на повышенных оборотах весьма непросто.

– И как давно существует этот ваш проект? – с видом человека, который только что узнал, что в стене его дома всю жизнь было спрятано золото, спросил Лаваш.

– О, очень давно. Назывался он, правда, в разные эпохи по-разному, но цель была одна. Знаете ли, партия еще в тридцатых озаботила ученых задачей создания «нового человека», который превосходил бы старого по всем параметрам. Тогда проводилась огромнейшая работа… Правда, велась она методом проб и ошибок и четкого вектора не имела. Большинство авторов оказались бесперспективными и впоследствии очутились в шарашках – трудились над более прозаическими вещами. Но некоторые группы ученых изрядно продвинулись в этих исследованиях. Одной из них как раз и было поручено изучение процессов мобилизации внутренних резервов организма. К концу тридцатых уже имелось много интересных наработок, правда теоретических, но потом началась подготовка к войне, и перед наукой стали ставить задачи более практического характера, поэтому изыскания свернули, а документы отправили в архив, где они и пролежали до конца войны. К исследованиям в данной сфере вернулись, когда из вывезенной из Рейха научной документации выяснилось, что немцы также активно работали в этом направлении. Правда, они шли несколько иным путем – через создание некоего чрезвычайно сильного стимулятора. К сожалению, основная часть бумаг по данному проекту досталась союзникам, вскоре ставшим противниками, потому судить о том, насколько преуспели фрицы, было нельзя. Однако партия сформулировала задачу примерно так: раз у них есть суперсолдат, советская наука должна в кратчайшее время создать своего суперсолдата, причем превосходящего западный аналог по всем статьям.

Средств тогда не жалели, дисциплина была железная, да и целые плеяды молодых ученых в стране имелись, поэтому задача была выполнена. Работу, конечно, пришлось проделать титаническую. Сначала по всему Союзу собирали людей с чрезвычайно высокой способностью к переходу в состояние полной мобилизации организма, затем был изучен их генофонд, и только после огромного ряда неудач ученые все-таки изобрели… – Профессор улыбнулся, видя, с каким увлечением слушает его Лаваш. – Нет, не рецепт создания суперсолдат, а некое устройство, которое в процессе длительного усовершенствования получило название CDN-модулятор. Крохотный чип, который при внедрении в человеческий организм стимулирует использование внутренних резервов и повышает уровень мобилизации, превращая своего носителя в настоящий истребитель.

– Ну, и желающие быть таким истребителем, я так понимаю, нашлись?

– В настоящее время людей, пригодных к установлению чипа, очень мало, поскольку физические данные здесь не играют никакой роли, иначе бы мы испытывали чипы на всех «качках». – Герцен улыбнулся. – Но, как ни странно, выбор кандидатов на роль «образцов – носителей модулятора» здесь, в Атри, оказался не так уж и мал. Люди, которые постоянно рискуют жизнью, больше используют внутренние резервы организма, чем обычные обыватели, а потому достаточно взять бродягу с пятилетним стажем – и получим качественный «образец». Но качественный – это не совсем то, что нам нужно. Нам нужен лучший. Так, после многих лет отборочной работы мы наконец нашли человека, который на тестах показал самую полную взаимосвязь с модулятором. Мы называем его Первенцем.

Чайник закипел, и какое-то время в кабинете было слышно лишь позвякивание посуды и урчание холодильника – старик делал себе чай с молоком.

– И насколько впечатляющим оказался результат? Что он может, этот ваш Первенец? – задал вопрос Лаваш, когда Герцен поставил и перед ним белую фарфоровую чашку с дымящимся чаем.

– О, – Герцен восторженно округлил глаза, – смею утверждать – он тот, о ком мечтали военные биотехники начиная с тех самых тридцатых годов. Он – дитя биомеханики, которое рождалось почти век. На тестах он показал изумительные результаты: пробегал стометровку за пять секунд, перепрыгивал шестиметровое препятствие, поднимал с земли тонну. На боевых испытаниях дрался одновременно с десятью спортсменами-тяжеловесами, хорошо еще, что на них были протекторы. Потом для спаррингов использовали только животных. Он голыми руками мог убить двух взрослых самцов белого медведя, так же легко расправиться со стаей полярных волков, так что самый опасный хищник на планете Земля – это он, уверяю. Хотя, знаете, куда более впечатляет его способность уворачиваться от пуль. И самое удивительное – отнюдь не его скорость и даже не то, что возросшая скорость восприятия позволят ему видеть каждую пулю, а то, что он параллельно выстраивает в мозгу траекторию каждой из них и уклоняется даже от рикошетов. Во время испытания его помещали в закрытое бетонное помещение пять на пять метров и открывали огонь из двух пулеметов. Так после двух минут стрельбы единственной раной была царапина на голени.

– Однако, – уважительно проговорил Лаваш, отпив немного крепкого напитка. – Теперь я понимаю, чем он заинтересовал америкосов. Но в чем же тогда подвох? Ведь если все так замечательно, то, думаю, ему никто не помеха здесь, в Атри.

– Не все так просто, Лаваш. Боевое состояние Первенца – пока что непроизвольное. Он полностью зависит от компьютера и совсем не применяет свой разум. Он действует как машина, просто выполняя задачи. Модулятор в полной мере раскрывает его мобилизационные способности, но при этом мозг Первенца отключается. Он не думает над тем, что происходит. Никакой логики, никакой воли. Сказали бежать – бежит, сказали убивать – убивает, причем без разбора: свои, чужие. Возможно, раньше именно такого бойца партия и ждала – воина-зомби, который безоговорочно выполнял бы все задачи, но времена меняются. Нам нужен человек разумный, понимаешь? Который применял бы свою силу в абсолютном объеме и при этом использовал мозг, а не просто шел напролом потому, что его так запрограммировали. Поэтому мы ждем, когда симбиоз мозга Первенца и модулятора полностью завершится. Чип ведь не только открывает скрытые резервы организма, он загружает в мозг носителя всю ту информацию, которой обладает. А хранится в нем опыт многих людей, в свое время работавших над его модернизацией. Людей, которых обучали и рукопашному бою, и подрывному делу, и вождению разных транспортных средств, и медицине, которые проходили парашютную, водолазную, горную подготовку. Все это постепенно загружается в мозг Первенца. Мы подкручиваем вентиль очень медленно, на протяжении многих лет. Нельзя, чтобы он проснулся однажды и понял, что знает кунг-фу, понимаете? Все должно идти своим чередом. И по максимуму его мозг грузить нельзя, боимся, выражаясь ненаучным языком, что «крыша съедет». Сами понимаете, в случае сбоя такого бойца может остановить только износ организма или тактическое ядерное оружие… Даже в спящем режиме модулятора, когда все вышеперечисленные знания у него блокированы, его нельзя назвать обычным обывателем – у него остается включенной система самозащиты. Это вспомогательная программа, помогающая Первенцу в критических ситуациях лучше сосредотачиваться и быстрее реагировать, хоть сила при этом и применяется исключительно та, которой обладает носитель без усиливающих средств модулятора.

– Простите, что перебиваю, но как именно происходит это «подкручивание вентиля», открывание архива модулятора? Первенец приходит к вам сам или вы ищете его?

– Через связного. Он периодически приводит Первенца к нам под предлогом заработать на исследованиях. В других лабораториях такое практикуют постоянно, разве вы не слышали? Здесь мы проводим стандартную процедуру: с помощью гипноза отключаем его и усиливаем мощность CDN-модулятора методом ввода соответствующих «ключей» – веществ, которые вводятся путем инъекций и усиливают действие модулятора.

– Хитрó. Человек сам не понимает, что с каждым посещением вашей лаборатории он становится все более опасным. Алексей Владимирович, вы, кажется, говорили, что после таких «переходов» в боевое состояние предыдущие образцы выходили из строя. С Первенцем, я так понимаю, вам удалось решить эту проблему?

– Он сам за себя ее решил. – Герцен поставил наполовину выпитую кружку на стол. – В этом ему чуточку помогла группа физиологов, они преобразовали ткани его организма, сделав кости, хрящи, мышцы и сухожилия более прочными и эластичными, а также повысив регенеративные способности организма. Действительно, это их заслуга, но в остальном он справился сам. Его организм фактически не изнашивается после пребывания в активном режиме. Дар Божий или чудо природы – этого мы не знаем, но факт остается фактом – он не умирает после нескольких актов чудовищных затрат энергии. И если честно, то мне совсем не хочется знать почему.

– Понятно. А что случится, когда «симбиоз», о котором вы говорили, завершится?

– Завершится и проект «Атриум», – с грустью сказал профессор. – Исследовательская часть будет считаться законченной и проект обретет практическое применение. Существующих сегодня мощностей хватит, чтобы уже через год ставить в строй по батальону клонов Первенца ежемесячно. Наша страна получит самое грандиозное оружие в истории человечества. Мы сможем создавать целые полки универсальных солдат. Такое количество сил будет способно не только уничтожать политическое и военное руководство противника или отдельные стратегические объекты, но в течение нескольких дней возвращать целые страны в каменный век, подчистую уничтожая их инфраструктуру.

– Хм, армия универсальных солдат? Звучит интригующе. Уж не собираетесь ли вы завоевать мир? – подшутил Лаваш, а сам отчего-то подумал, что лучше бы ему держаться от этого самого Первенца подальше.

– Лично в моих планах такого нет, но нужно быть готовым ко всему, верно?

– Мда… – почесал Лаваш затылок, – ну и разворотик событий. Кстати, а как вы можете прокомментировать то, что случилось шестнадцатого июля в двадцати километрах к югу от Коломино? Там двенадцать человек погибло – все вооруженные, говорят, были, но никто даже за пистолет схватиться не успел. Возможен ли сбой в программе модулятора? Или это так сработала система зищиты?

– Нет, – ожидавший этого вопроса профессор развел руками, – для системы защиты это слишком сильно. Если же все-таки говорить о модуляторе, то его полная активация невозможна до окончания симбиоза, а предположение, что кто-то ввел в Первенца учебный «переводной ключ», которые мы используем, чтобы переводить его в боевой режим, не имеет смысла, потому что все «ключи», в том числе и «переводные», находятся под строжайшим контролем. Вчера меня уже допрашивал ваш коллега без половины лица, и я сообщил ему, что думаю по этому поводу. Для меня, если честно, это тоже загадка. Единственное, что я могу вам сказать с уверенностью: ни я, ни мой ассистент не причастны к тому инциденту. Тем более что мы отсюда фактически не выходим, а последний, контрольный «ключ», который по окончании симбиоза врубит модулятор на полную катушку, находится от греха подальше в потайном месте, далеко от лаборатории. Его оттуда никто не брал, я проверил на следующий день. Он надежно спрятан на случай подобных неожиданностей, и даже мои ассистенты не знают, где он.

– Ладно, – вздохнул Лаваш, поднимаясь, – закончим на сегодня, а то голова кругом от всего этого идет. Пускай этим делом занимается Демон, это его профиль. Я же постараюсь как-нибудь найти Первенца и убедить явиться сюда на перезагрузку и промывку мозгов. Я знаю, где он, а потому надеюсь, что до завтра он уже будет лежать у вас на каталке. Да, и еще! Один ма-аленький вопросик у меня остался. – Лаваш сложил перед профессором пальцы так, будто держал между указательным и большим пальцем букашку. – Крохотный совсем. Скажите позывной того бродяги, что работал связным между вами и Первенцем.

– Дык… Кэмел, разве я не говорил?

Улыбка на лице Лаваша сменилась выражением растерянности и непонимания.

– Кэмел?

– Да. Я думал, вы знаете. – Профессор поставил посуду в мойку, сполоснул руки и пошел одеваться.

– Куда вы собираетесь, профессор? – спросил его Лаваш.

– Как куда? – удивленно захлопал ресницами Герцен. – Вы меня что же, невнимательно слушали, милок? Система защиты, помните? Вам никогда его не взять без меня. Так что я с вами. В тайгу.

* * *

Человека, который приставил к его затылку холодный, привинченный к стволу «глока» глушитель, Кудесник не знал и, возможно, даже никогда не встречался с ним, но чтобы понять, откуда он и что ему нужно, этого и не требовалось. Длинная, поблескивающая матовым светом рубашка, сшитая кевларовой нитью в виде мелких колечек (скорее с целью показать принадлежность к древней культуре, нежели для эффективной защиты), могла принадлежать только одному клану средней полосы. Модернизированные «кольчуги» не носил никто, кроме «монголов». С убитых в бою «узкоглазых» могли снять все, даже носки и трусы, а вот их униформу отказывались подбирать даже отъявленные барыги, которые обычно сгребали все, на что можно было выменять хоть один патрон. Одежда «монголов» Атри была все равно что футболки клуба студенческих «ботанов» «Альфа-Бета-Гамма» на рок-фестивале. Разве что болотники за неимением ничего другого могли не побрезговать этой тяжелой одеждой. Тем не менее сами «монголы» свою «модерн-кольчугу» ценили и почитали так же, как и клинки, производимые их почти легендарным мастером катан Хао, и совершенно не понимали, почему над ними за глаза смеются вольные бродяги.

Их было около десяти-двенадцати человек, но, судя по следам боя, оставшимся на одежде и лицах, можно было предположить, что в начале пути их было в два раза больше – хан мог не пожалеть и пол-армии ради такой миссии.

Все на одно лицо – желтоватый оттенок кожи, почти одинаковая прическа, одинаковый разрез глаз, можно было подумать, что они все либо братья, либо клоны. И только разный возраст и наличие так называемой «монголки» – сросшихся в сплошное кольцо усов и бороды – отличало их одного от другого.

Но вот некто, стоявший рядом с ними, имел совершенно четкие черты лица европеоидной расы.

– Извини, дружище, – почти виновато пожал плечами Мирон. – Каран-Ямы больше нет, и нам с Семенычем-старшим нужно было думать, куда пристроиться. – Он нервно гоготнул. – Ребята, – он кивнул на «монголов», – сказали, что в Фартане как раз нужен кладовщик по оружию с опытом работы, а Семенычу обещали помочь в постройке нового трактира на их территории. Не злись, Кудесник, ты ведь все равно смертник, они же тебя по-любому нашли бы, разве ты не понимаешь? Куда бы ты ни подался, тебя все равно найдут, ведь заманчивое сообщение о твоей поимке постоянно мелькает в сети. А нам-то еще жить с Семенычем, мы-то никому дороги не переходили…

– Ну ты и говно! – бросила Лена, выглянув из-за Кудесникова плеча.

– Хватит! – рявкнул «монгол», который держал Кудесника на мушке. – У нас нет времени на болтовню. Бросай оружие и выходи из подвала, Кудесник. – Он обернулся к своим: – В наручники его и эту девицу, живо.

Звягинцев выбрался из подвала и оказался под прицелом тяжелого взгляда из-под густых бровей. Внешность командира впечатляла: крупный нос, широкая нижняя челюсть и черная, как смола, козлиная бородка, нешуточная мускулатура, мрачное выражение лица и короткая стрижка под совсем невоенного вида круглой шапкой.

Нельзя сказать, что Звягинцев не предполагал, что в скором времени ему придется столкнуться с «монголами». Пятый день после смерти любимого Айкарова сына Хаима был бы бонусом к его необыкновенно продолжительной жизни, но что появление «монголов» в столь ранний час произойдет с подачи тех, кому он прошлой ночью помог спастись… нет, такого он не ожидал. И если улыбчивый шалопут Мирон с самого начала не вызывал у него доверия, то предательство Семеныча-старшего – человека, похожего на преданного родине партизана, который скорее примет смерть, чем выдаст кого-то из своих, – было ударом ниже пояса.

Старик стоял в сторонке, так, словно отрицал свою причастность к происходящему, и лишь по его потускневшим глазам было видно, что грызет его совесть, до крови и мяса грызет, делая похожим на человека, который вытащил кошелек у отца многодетного семейства, уснувшего после тяжелого дня в вагоне метро, и потом осознал, что натворил. Но жалости бывший владелец бара к себе не заслуживал. Здесь правила, как уже однажды упоминалось, просты. Предал – значит снискал себе смерть, и все равно, какие чувства угрызения ты переживал по этому поводу.

«Я тебя найду, – скрежетнув зубами, решил Кудесник. – Обязательно найду. Но сейчас я должен думать не о тебе».

И все же поговорка, что нет худа без добра, в который раз подтвердилась. Раз надевают наручники, значит, заказчику его души он нужен живым. Значит, будет время улучить удобный момент для диверсии.

– Сколько осталось? – спросил главарь, упрятав «Глок» в кобуру.

Один из его приспешников, надевая на Егора наручники, отвел обшлаг рукава, посмотрел на экран своего КИПа. Затем вскинул округлившиеся глаза на главного.

– Почти ничего не осталось, Найан. – В его голосе слышалось беспокойство.

«Монголы» засуетились, начали посматривать через развалины второго этажа на небо.

– Нам уже не успеть до «берлоги». Нужно затихариться где-нибудь здесь. Может, переждем в этом подвале?

Но металлические створки, открывающие вход в «Кататонию» с продолжающим минорить заунывные партии гитаристом, скрипнули и, загремев ржавыми шарнирами, пошли навстречу друг другу. На мгновенье перед тем, как они сомкнулись, в щели показалось сонное, опухшее лицо барабанщика. Он помахал рукой и оскалился. Пульт с наружной стороны, аккурат за правой ногой Кудесника, погас.

– Они отключили систему, – сухо констатировал Семеныч-старший. – К ним теперь никак не попасть.

– Сияние?! – догадавшись, о чем речь, взвизгнул Мирон. – Ч-черт, почему никто не предупредил?! Последнее было больше года назад, это, наверное, настоящая термоядерная бомба!

Он выбежал на улицу и, приставив ладонь козырьком ко лбу, пригляделся к шпилю, который обычно был виден в любое время суток, в любую погоду со всех точек Атри. Те, кто наблюдал за его реакцией, могли заметить, как контрастно меняется выражение лица кладовщика. С маски крайнего удивления, с характерно раскрытым ртом в немом восклицании «Ни фига себе!!!», на маску восхищения со слегка прищуренными глазами, а потом застывает каменной смесью страха и осознания мощности той стихии, что нависла над ним.

– Твою мать, вот это двойник!!! – завопил он, тыча в высокий столб, полностью затмивший собой кажущийся просто стержнем от авторучки «Останкинский шпиль».

Быстро стемнело, будто кто-то подкрутил на солнце вентиль яркости. На посеревшем, потемневшем небе тут и там сполохами забились синеватые разряды. Они постепенно увеличились в размерах, убыстряя темп и смещаясь один к другому. Это было завораживающее зрелище. И хотя все присутствующие знали, что долго смотреть на эти постепенно становящиеся все ярче вспышки очень опасно не только для сетчатки глаза, но и для мозга, отвести взгляд они просто не могли. Кудеснику показалось, что, если б не Найан, даже не поднявший головы к небесной феерии, он мог бы уйти от них незамеченным.

Спустя короткое время вспышки слились в одно бесконечное мерцание. Началось.

– Куда вы прячетесь от сияний? – обернулся Найан к Семенычу-старшему.

– За поселком есть расщелина, метров десять глубиной, – сказал Семеныч и, не дожидаясь остальных, направился вверх по улице.

– Черт, да от этого сияния не скрыться даже в аду! – крикнул Мирон и бросился вслед за Семенычем.

– За ними, быстро! Быстро! – скомандовал Найан.

Двое «узкоглазых» взяли Кудесника под руки и вывели из здания. Лену, чей лук один из «монголов» вместе с колчаном обломал об колено, тоже попытались взять под руки, но она, увернувшись, укусила одного из них за палец. Тот вскрикнул и замахнулся, чтобы ее ударить, но Найан поймал его руку как раз в тот момент, когда кулак уже почти достиг цели.

– Наши отцы не поднимали руку на женщин. – В его холодном взгляде читались уравновешенность и спокойствие. – Даже если это были их враги. Цени предания, Варус. Пошли. Нам нужно успеть к ущелью.

«Да, Варус, – Кудесник встретился с ним взглядом, – цени свои предания! Быть может, останешься жить».

Поселок превратился в руины, усеянные трупами и фрагментами тел людей и монстров. Кудесник знал, что четвероногие циклопы не оставят целым ни одно строение, в котором будут прятаться люди, что они сравняют с землей дома, из которых церберы не смогут достать никого из прячущихся там, и разрушат все постройки, в которых учуют присутствие гомо сапиенса. В истории средней полосы зафиксировано всего несколько случаев полного уничтожения поселков крушерогами. Обычно хорошо вооруженные стражники давали этим лупоглазым тварям достойный отпор, но от наемников, кое-как контролировавших пропуск посетителей в поселок, ожидать надежной защиты в случае подобного нападения не приходилось. Каран-Яму отстроят, в этом даже нечего сомневаться – уж очень удачно он расположен – прямо на перекрестке многих бродяжьих маршрутов. Но пока что Каран-Яма послужит опытом для многих, как самый, наверное, яркий пример скопидомничества и беспечности посельчан, посредственного отношения к фортификациям, недосконального отбора наемников и абы какой организации пропускного контроля.

Дорога до спасительной расщелины была усеяна трупами бродяг, поселенцев, церберов. Видимо, поняв, что поселок им не удержать, люди бросились искать прибежища в этой расщелине, но твари из параллельного мира не дали им до нее добраться. И если кому-то посчастливилось в нее попасть, это была мизерная часть всех тех, кто нуждался в защите.

В самой же расщелине, начинавшейся метрах в ста за пределами поселка, все было на удивление цивилизованно. Тянувшуюся вверх по склону черную прорезь кто-то предупредительно обнес колючей проволокой, а в том месте, где в нее можно было спуститься, посельчане выдолбили ступени и даже сделали некое подобие поручней.

Узкий коридор, позволяющий продвигаться только цепочкой, оказался довольно глубоким. Как кроличья нора, всплыла в голове у Кудесника ассоциация. Уже на половине спуска стало настолько темно, что «монголы» включили приделанные к стволам автоматов фонари, освещая путь впереди. Сполохи на небе, необычайно яркие наверху, здесь напоминали мерцание свечи.

Когда пещера резко раздалась в стороны, образуя пространство, достаточно свободное для временного убежища, двигавшийся первым Найан остановился. Дальше коридор снова сужался и уходил в темноту. Найан посветил вниз, затем покрутил фонарем вокруг – здесь все указывало на то, что это место посельчанами использовалось в качестве убежища: разбитые пивные кружки, окурки, гильзы, тряпье.

– Ждем здесь, – сказал он, оглянувшись. – Всем на землю, лицом вниз.

– Может, глубже спуститься? – робко предложил Мирон.

– Заткнись и рылом в землю, – повторил Найан и толкнул Кудесника в дальний угол. Хлопнул ладонью по макушке, когда тот попытался, вытянув шею, отыскать в толпе «монголов» Лену, и залег возле него.

В тот же миг почва под ними задрожала. По расщелине словно прошла невидимая волна, а за ней прокатился низкий гул. У Кудесника, впервые увидевшего сияние вне экранированных стен, создалось впечатление, будто над головой один за другим в глубь расщелины пролетают реактивные истребители. Чуть ли не чиркая по волосам. Пещера затряслась как в лихорадке, на головы сыпалась земля и мелкие камешки.

А перед закрытыми глазами разгорался свет. Он проникал сквозь плотно сжатые веки, сквозь одежду, сквозь стены расщелины. Он исходил от загадочного шпиля, но казалось, что он зарождался внутри сознания.

Сияние…

Мощный удар снизу подбросил всех лежавших сантиметров на пять над полом. Никто не мог объяснить этот феномен, но удары раздавались снизу, будто на свет сияния из-под земли прорывался сверхгигантский крушерог. Небо вдруг вспыхнуло так ярко, что, казалось, свет начнет разъедать каменные стены расщелины, поглощать, растворять все вокруг в своей бескрайней белизне. Позже некоторые старожилы скажут, что такого мощного сияния не было уже лет десять.

Вокруг лежащих людей разливалось синеватое марево, по нему бродили синие и белые сполохи, но люди этого не смогли бы увидеть, даже если бы открыли глаза. Белизна, забившая собой каждую клетку сетчатки глаз, не позволяла увидеть ни собственную руку, ни черную землю. А небо тем часом занималось фиолетово-белым пульсирующим заревом, это формировалась самая мощная квантовая вспышка сияния, которая может закончиться через миг, а может длиться несколько часов.

Кудесник не мог думать ни о чем другом, кроме Лены. Как она? Что с ней? Где она сейчас находится? И… где болотники прятались от сияний? Неужто полусгнивший Камаз все время был их убежищем? Или они не прятались вообще? Никто ведь не знает, что несет за собой сияние в действительности, кроме повышенного фона и выжигающего глаза, если их открыть, света. Поэтому некоторые ученые утверждают, что от него не скрыться нигде. Даже в аду, как говорил Мирон. Излучение рассыпается во все стороны, проникая сквозь металл и камень. Единственное, чего можно избежать, уходя в углубления или прячась в специальных бункерах, так это сгорания персональной электротехники вроде КИПа и радиоактивного излучения, хотя… для обитателей Атри двумястами рентгенами больше, двумя меньше, разницы они уже не почувствуют.

Поток света, который Кудеснику ранее казался похожим на след от реактивного самолета, перестал двигаться толчками, приобрел постоянное движение, невероятно быстрое, проникающее сквозь любую материю, как радиоволна. И вот ударила вспышка. Людей подкинуло, словно мелкие крупицы в решете. Они вжимались в землю как могли, но свет перед глазами от этого становился лишь ярче. Они закрывали лица руками и кричали, но их крики тонули в страшном вое и свисте. А затем чудовищный удар поднял их в воздух и медленно, словно намагниченных, потащил наверх. «Монголы» хватались один за другого, скреблись, пытаясь зацепиться за стены, а Найан не отпускал руку Кудесника ни на миг. А затем мир перевернулся вверх дном и бросился вниз, будто в пропасть.