Текст книги "Отмеченный сигилом"

Глава 4

Озорной лучик восходящего солнца робко скользнул по лицу десятника, заставив приоткрыть глаз. В кибитке дозорных оказалось гораздо светлее, чем в собственных мутных сновидениях. Кошмар вновь напомнил о себе тягучей беготней в тенях которая закончилась смертью жертвы на ступенях каменной лестницы. Что это за место и кто тот бедняга? Почему он столь ожесточенно тычет в него кинжалом? Увы, на вопросы джараха, кроме него самого, ответить было некому.

В столь ранний час кибитка по понятным причинам пустовала. Потери заставили соглядатаев максимально сократить время отдыха между дозорами. Двухъярусные кровати оказались аккуратно застелены одеялами из козьей шерсти. На одном из них валялся карточный расклад недоигранной партии. В центральном квадрате золотонимбый церковник умудрился занять каменный трон, чего доселе не случалось.

Десятник поежился от холода. Вчера малиновая от жара, сегодня печь стояла с приоткрытой дверцей и была начисто вычищена от золы. Сладко потянувшись на жестком и колючем покрывале, Лаен внезапно вспомнил о предстоящем совете общины – и безмятежный налет блаженства словно ветром сдуло. Потратив время на очистку одежды и подлатав ее с помощью крючка и нити, джарах привел в порядок оружие и вышел наружу.

Рассвет уже вовсю дирижировал птичьим хором. Размоченная прошедшим ночью дождем земля покрылась зеленоватым налетом мха и дышала белесой дымкой. В недрах высоченных крон робко шуршал ветерок, изредка роняя на еловую подстилку мелкие веточки. Насыщенный прохладой воздух, будто горный поток, ворвался в легкие и изгнал остатки дремы.

Совершая обязательную разминку с крепким шестом в пару ярдов длиной, десятник дозорных по привычке наблюдал за пробуждающимся караваном.

Мимо сновали знакомые лица. Мужчины и женщины, разодетые в длинные рубахи и туники до колен, спешили по своим рабочим делам. При приближении к занятому тренировкой десятнику, караванщики почтительно приветствовали его, и он по возможности отвечал тем же. На крышу одной из кибиток взобрался старик Овенсий, из цеха плотников. Вместе с подмастерьем они принялись отдирать подгнившие доски, планируя починку. В отдалении, среди кустов, бодро застучали топоры лесорубов. Ветерок принес запах дыма, а после – аромат закипающей похлебки. По кромке поляны пробежала группа солдат Калача, ритмично бренча амуницией. Самого его видно не было, тренировку возглавлял оставшийся в живых десятник наемников.

Посчитав мышцы достаточно разогретыми, Лаен принялся упражняться с плетью, поменяв обычные кожаные струны на особые, бережно хранимые в потертом деревянном футляре. В три хвоста прочных ремней из кожи странга, зубастого хищника северных лесов, вплетены остро заточенные куски железа, оставляющие при ударе глубокие рваные борозды. Страшное оружие в умелых руках, требующее сноровки и осторожности при использовании. Джарах владел им достаточно умело, за что когда-то в клане и получил прозвище Плеть.

Пока десятник тренировался, из-за ближайшей кибитки выглянул старший приказчик Фабио. В его руке виднелся длинный ивовый прут. Скорчив озорное лицо, он принялся осторожно подкрадываться, предполагая огреть гибким «оружием» джараха по спине. По-стариковски высоко поднимая колени, вашуйец старался не издавать звуков и искренне считал, что достаточно незаметен. Это была давнишняя забава приятелей. Если старому вашуйцу удавалось провернуть задуманное, что случалось крайне редко, Фабио впоследствии мог долго смаковать победу, радостно собирая морщинки вокруг глаз и кривя одеревеневшее лицо в довольной ухмылке.

Не в этот раз – десятник оказался слишком взвинчен предстоящим сходом глав цехов, чтобы позволить себе быть невнимательным. Боковым зрением приметив долговязую фигуру и поползновения советника негоцианта, он в нужный момент точным ударом хлыста перебил ивовый прут почти у основания, оставив в руке Фабио лишь жалкий огрызок.

Напряжение сыграло злую шутку – слегка перестарался. Отпрянув от неожиданности, старик попятился, запнулся и, потеряв равновесие, шлепнулся на тощий зад, очумело вращая глазами:

– Ну вы даете, господин десятник! Чуть руки не лишился. Вот бы мне так научиться!

– Зачем? – Десятник помог ему подняться и дотронулся пальцем до высокого лба приятеля: – Твои умения – здесь. Не каждому дано собственным разумом столь искусно владеть.

– А за жизнь драться как прикажете? Умными словечками врагов увещевать, пока у них ум за разум не зайдет?

– Так тоже годится! – рассмеялся джарах, пряча плеть в рукав, под специальный ремешок. – Но умению владеть оружием мало обучиться, постоянная практика нужна. А ты с книжкой поваляться горазд. Из пистоли своей давно тренировался стрелять?

– Пороха всего ничего осталось после каменоломни той проклятой! – развел руками и нахмурил густые брови Фабио. – Пока в окрестности Данастской академии не попадем, разжиться вряд ли получится. Я где ни пытался сторговать, все бесполезно! За их цену я целую пушку купить могу. Но зачем она мне, без пороха-то? Говорят, с запада редко стали караваны приходить, в этом все дело.

– Да уж. Как бы нам твоя экономия боком не вышла… Но силища-то какая в оружии вашем! Изобрели ведь умники, земляки твои. Если такими пару сотен солдат вооружить… Только представлю – и дух захватывает, какие дела провернуть смогли бы!

– Да уж говорил вам сотню раз, не меньше: не мы придумали, – сморщил нос Фабио. – Технология из Гаттейского союза пришла, мы только доработали. Да что толку! Для приготовления взрывной смеси ингредиенты особые нужны, в точных пропорциях. От гаттейцев в последнее время вообще ни слуху ни духу, видать, крепко жмут твари Шуйтара их кланы. А на запад, я так понимаю, мы не скоро попадем, да и доведется ли побывать там вообще…

– Сейчас одному многоглазому Невзре известно, что на западе творится, – сплюнул Лаен, невольно вспоминая родные края. – К западу от гор Мальки и до самых топей теперь сплошная вотчина княжны Юлии… Будь моя воля и сила, гнал бы потаскуху до самого Травяного моря… да там и утопил. Как раз с помощью ваших пистолей такое вполне себе можно было бы провернуть. Ладно, что уж там… лучше скажи мне, Фабио, что там с советом?

– Все что нужно, уже сделано. Как только преподобный Мэтью проведет службу во здравие Единого Отражения, собираемся в кибитке негоцианта. – Фабио многозначительно помолчал. – Вы готовы? Полный круг будет, представители всех цехов. А как община изберет негоцианта – его первые решения в основу порядка лягут. Смута грядет, вот чего я опасаюсь. Люди за судьбу переживают, жалованье-то больше некому платить. Вас обсуждают. Прямо с того момента, как негоциантом назвались и перстень предъявили.

– И что говорят? – спросил Лаен, еще не зная, хочет ли он услышать ответ.

– По-разному, – уклонился от прямого ответа вашуйец. – Кто одобряет, кто говорит, ну, что опыта у главы соглядатаев маловато. Что жизни вы не видели толком. Поймите, господин Лаен, вы для большинства – настоящая загадка! С одной стороны, работы черновой не чураетесь, обыденной, караванной. Община это оценила давно. И словом, и делом всегда подбодрите, не обидите, как иногда Алонсо или преподобный. С другой стороны – недавно вы у нас, никто ничего толком о вас не знает, кроме того, что сами сказывали. Переживают люди, как поведете себя, если так случится, что негоциантом станете.

– Друг мой Фабио. – Лаен посмотрел в слезящиеся стариковские глаза и выдал, как на душе лежало: – Поверь, я сам не знаю, нечего людям сказать. Может, пока не поздно, отступиться?

– Даже не думайте об этом! – замахал руками Фабио. – Поймите наконец, если не вы – будет такой раздрай, что про дела наши торговые забыть можно будет надолго! Каждый собственную выгоду искать начнет, уже голоса раздаются, чтобы порядки Фекта Стелайского изменить. Робкие, правда. Но, как говорится, лиха беда начало. Как только народ слабину почувствует и каждый начнет на себя одеяло тащить – всем мало не покажется!

– Да, наверное, ты прав как всегда, – вынужденно согласился Лаен и, склонив голову, оглядел себя. – Пойду сапоги пока вычищу от мха и накидку свежую достану, а то как бродяга, право слово.

– Хорошее дело! – Старик деловито потер сухие ладони. – А я тогда харчей принесу. Негоже на голодный желудок важные вопросы решать. И помните… народ крепкую руку любит, и предсказуемость, чтобы никаких двусмысленностей. Сказанное на совете огромную ценность иметь будет.

– Я учту твои слова, – вздохнул джарах, понимая, что ввязывается в такую авантюру, из которой обратного хода уже не будет. Чтобы разрядить обстановку, он наигранно грубо добавил: – Тащи мне снедь, писарь, да поживее тут!

Не ожидавший такого от старого товарища, Фабио выпучил глаза.

Казалось, что прошло не несколько часов, а целые века. Наконец вокруг кибитки негоцианта кольцом расположились парни Калача, отсекая неуместное любопытство местных. Переодевшись в чистое, будто на собственную казнь, десятник собрался с духом, поднялся по приставной лесенке и решительно прошел внутрь.

Всегда казавшееся просторным помещение оказалось наглухо забито народом, словно сельская церквушка в день приезда архиерея. Главы цехов и те, кто понаглее, стояли в первых рядах у стен. Помощники негоцианта расселись по обе стороны стола, но одно место пустовало. Прекрасно зная каждого из них, будто близкого родственника, Лаен тем не менее сейчас по-новому вглядывался в сосредоточенные и серьезные лица.

Место напротив входа, во главе стола, занимала скорбящая вдова, госпожа Тавия. Ее узкие плечи покрывала траурного цвета шаль, черные как смоль волосы на южный манер были собраны на затылке в тугой хвост. На смуглом лице застыла маска печали и отрешенности. Едва подкрашенные губы складывались в тугую линию, и лишь напряженный взгляд темных миндалевидных глаз выдавал нешуточное волнение.

В знак сочувствия ее утрате джарах низко склонил голову. Девушка благодарно взмахнула ресницами.

Справа от вдовы, поджав нескладные ноги под лавку, деловито водил пальцем по желтым листам толстой книги Фабио Ранье. Старый вашуйец вроде был одним из первых, кто поддержал покойного Фекта в его начинаниях, когда судьба скрестила их дороги. Обладая исключительными знаниями и умениями в торговых делах, старик считался доверенным человеком негоцианта и одним из влиятельнейших членов общины каравана. Лаена привлекала в нем неистребимая тяга к познанию и способность подвергать сомнениям привычные вещи.

Их взгляды встретились, и Фабио едва заметно ободряюще качнул подбородком.

С вашуйцем делил скамью капитан Вортан Авинсо, заняв своим массивным телом ее большую половину. На удивление, всегда отменно вычищенный плащ Калача был неподобающе измят, как, впрочем, и изможденная обильными возлияниями физиономия. Лаен готов был биться об заклад, что капитан полночи провел за карточным столом и, судя по хмурому взгляду, остался в проигрыше. На его пальцах явно не хватало изделий из драгоценного металла, джарах был склонен подмечать такие вещи. Это могло означать лишь одно: подпитываемые обстоятельствами и переживаниями, страсти и пороки Калача начинали брать над ним верх. Сегодня-завтра вполне может последовать попытка карточного реванша. А если опять проиграет? Наверное, именно об этом предупреждал старый вашуйец, когда говорил о грядущем раздрае.

Бывший гвардеец не удостоил джараха даже взглядом. Вздутые вены на шее и покрасневшие глаза подсказывали, что капитан хочет побыстрее оказаться на свежем воздухе.

Напротив страдающего от похмелья капитана по-медвежьи восседал преподобный Мэтью. Просторная роба скрывала грузное тело, делая его похожим на огромный валун. Прямо из него вырастала лысая голова, украшенная старыми рубцами шрамов и торчащими в стороны мясистыми ушами. Увидев вошедшего десятника соглядатаев, факельщик растянул толстые губы в улыбке, напоминающей оскал опытного дознавателя при виде старого подопечного. Толстые пальцы монаха неторопливо перебирали звенья цепи, которая вела к висевшей на поясе палице-жаровне.

Хоть сквозь его одежду и просматривались тугие повязки, Мэтью явно шел на поправку.

Свободное место находилось как раз подле монаха, и джараху ничего не оставалось, как занять именно его. Демонстративно отложив свои записи в сторону, старший приказчик неуклюже поднялся, взглядом пресек перешептывания у стен и возвысил голос:

– С позволения ее светлости госпожи Тавии, – нескладно согнувшись, он отвесил глубокий поклон в сторону вдовы, – капитана цеха наемников Вортана Авинсо, несущего истинную веру преподобного Мэтью, командующего дозорными Лаена Тарка и прочих глав цехов каравана я начну наше общинное собрание. Выражаю также свое почтение присутствующим на совете представителям уважаемых торговцев, мастеровых, возничих, ловчих и всех прочих.

Народ отозвался одобрительным гулом.

– Благодарю вас, сударь, – тихо произнесла Тавия. – Ни для кого не секрет, по какой причине созван совет общины. Учитывая крайнюю степень важности обстоятельств, предлагаю сразу перейти к обсуждению вопроса… преемственности.

– Как пожелаете, госпожа, – вновь поклонился Фабио. – Уважаемое собрание, как всем известно, его светлость негоциант Фект, да осветится священным пламенем его путь в обитель Воритара, являлся воистину почитаемым и прозорливым правителем, успешно ведущим свои дела во многих провинциях Аламийской империи. Но волей обстоятельств и козней нечестивых врагов нет его более с нами!

– Осиротели! – всхлипнул голос за спиной десятника. Люди зашумели.

– Попрошу тишины! – строго оглядел присутствующих Фабио. – Иначе выгоню. Так вот, на чем я остановился?.. Пришло время кому-то из здесь присутствующих уважаемых общиной людей возглавить правое дело покойного и вести нас всех вперед, к белому свету и земному благополучию.

Он замолчал, переводя дыхание. Люди вдоль стен снова осмелели и загомонили. Проникшись важностью события и понимая, что лучшего момента может и не представиться, каждый хотел высказаться и опередить соседа, вынести на суд накопившиеся проблемы или просто привлечь внимание к собственному мнению…

Бордоволицый Авинсо с размаху грохнул кулаком по столу – и мгновенно наступила тишина. Благодарно кивнув капитану, что случалось нечасто, Фабио продолжил:

– Прошу уважаемых присутствующих высказываться по данному вопросу в порядке установленных правил. Госпожа Тавия? – Передав слово вдове, Фабио опустился на место.

– Много говорить я не в силах, прошу прощения, – она промокнула глаза платочком, – но хочу сообщить собранию про один важный факт, который в первую очередь должен стать известен каждому в этих стенах. Перед смертью, – ее голос постепенно обретал силу, – мой покойный муж советовался с главой соглядатаев, всем нам известным Лаеном Тарком. Чувствуя себя не лучшим образом, он передал этому достойному господину символ своей непререкаемой власти и могущества, а вместе с ним – ответственность за наши жизни и судьбы. Мое мнение целиком и полностью совпадает с дальновидным решением его светлости. Если мой погибший муж доверял этому господину, значит, и я готова целиком и полностью уповать на его милость… Мне больше нечего добавить.

– Благодарю вас, госпожа Тавия! – Вскочивший на ноги вашуйец вновь обратился к собранию: – Со своей стороны, я могу лишь подтвердить данный факт и доподлинно знаю, что у преподобного Мэтью на этот счет есть свои доводы. Прошу вас, святой отец!

– Сыны и дщери Воритара! – Вставая, монах ощутимо пихнул стол объемистым пузом. – Скорбь в наших сердцах вопиет и плачет по убиенной невинной жертве, что стала добычей созданий Шуйтара. Крепитесь и молитесь, дабы огненный взор Воритара вновь осветил путь для агнцев его!

Мэтью патетично воздел руки. Люди всхлипывали и буравили взглядом пол. С удовлетворением обведя их взглядом, монах продолжил:

– В ту бесовскую ночь, когда кознями Иллокия, принца обмана и лжи, мы сбились с пути, а Лаен Тарк принимал решения, я был облагодетельствован кратким разговором с его светлостью. И внимая словам правителя нашего, уяснил для себя, что прозорливый взгляд его направлен был в будущее, кое нам не дано видеть. Впоследствии я лишь убедился в правильности этого решения. Заверяю вас, дети мои, что перстень негоцианта уже обрел своего нового владельца, указаниям коего мы без раздумий следовать должны, отчаянно веря в спасителя нашего, Воритара всемогущего!

Не веря своим ушам, десятник слушал монолог монаха и искренне недоумевал. Какой разговор? Да Фект лыка не вязал, когда Мэтью был у него!.. К чему тогда вся эта ложь? Чего добивается преподобный? Может, новых преференций, что были невозможны с предыдущим негоциантом? Как бы там ни было, во всем этом следовало разобраться. Что-то подозрительно много людей в последнее время стремилось сделать десятника негоциантом, что не могло не настораживать.

– Благодарю вас, преподобный Мэтью, – поблагодарил монаха Фабио, дождавшись, когда тот опустится на скамью. – Со своей стороны, я знаю господина Лаена Тарка как серьезного человека, предпочитающего мудрые действия опрометчивым поступкам. Невзирая на то, что волос его еще не коснулась благородная седина, а время, проведенное с нами, не так продолжительно, прошу заметить, – он поднял указательный палец вверх, привлекая внимание, – что помимо последнего прискорбного случая, когда караван попал в ловкую западню баронессы, господин Лаен берег наши жизни лучше всех своих предшественников. Именно поэтому я тоже поддерживаю последнюю волю его светлости негоцианта Фекта Стелайского!

Ощущая себя словно в густом тумане, Лаен слушал одобрительные возгласы в свою честь. Что, черт побери, здесь происходит?! Идя на совет, он до последнего не верил, что все обернется подобным образом. Где-то в глубине души считал, что, посовещавшись, цеховики изберут себе негоцианта, а он присягнет ему и все будет как прежде. Но уже трое наиболее влиятельных людей общины однозначно высказались в его поддержку! Как такое могло произойти?

Отчаянно колотящееся сердце подсказывало, что он оказался совершенно не готов к такому развитию событий.

В очередной раз призвав к порядку, Фабио передал слово Авинсо. Глава цеха охраны выглядел крайне растерянным. С неким удовлетворением десятник отметил про себя, что Калач тоже не мог поверить в происходящее.

Вортан медленно поднялся и начал свою речь не торопясь, тщательно взвешивая каждое свое слово:

– Я приветствую собрание и благодарен за возможность высказаться. Наше солдатское дело – исполнять приказы, и, конечно, имеет большое значение, от кого они исходят. Негоциант Фект никогда не лез на рожон, чем сохранил немало жизней моих ребят. Даже не представляю, кто смог бы продолжить его дело… Я прошу собрание позволить мне воздержаться от участия в выборе…

– Означает ли это, господин капитан, что вы планируете покинуть караван? – осведомился Фабио, строго взглянув на Авинсо.

– Нет, – быстро выдохнул Вортан, и десятник догадался, что зажатый в угол капитан позорному бегству предпочтет временное отступление. – Но с негоциантом, избранным уважаемым собранием, нам предстоит решить немало вопросов… касаемо… э-э-э… жалованья и содержания моего цеха… потери слишком большие.

– Вас услышали, капитан! – кратким наклоном головы поблагодарил его Фабио. – И, наконец, уважаемому собранию хотелось бы узнать мнение остальных цехов. Сударь Ярок, прошу вас.

Вперед вышел крепкий мужчина с красной шеей и рыжими, стриженными под горшок волосами. Это был глава возниц, самого многочисленного цеха общины. Он имел право вещать от имени всех остальных.

– Прошу простить, коли что не так, красиво говорить не обучен… Посоветовались вчера с ребятами, что и как… разное услышал. Одни вот говорят, что скобы железные совсем покупать перестали, ремни рвутся, а замены нет вовсе, приходится латать, а когда? Правильно – ночью, при лучине, а получается-то оно как – тягловоз дернул и на́ тебе…

– Ярок, давай ближе к делу! – рявкнул Фабио.

– А… ну так я и хотел подойти к этому, – насупился старший возничий. – Ребята уверены, что дела господин Лаен поправить сможет. За него большинство наших. И вот еще, касаемо упряжи…

– Я вас понял, сударь! – прервал его Фабио и возвысил голос: – Итак, уважаемое собрание! Совет высказался! Вы присутствовали и все слышали собственными ушами. Поддержит ли мнение совета община каравана? Четверо при одном воздержавшемся! Готовы ли цеха присягнуть на верность нашему новому негоцианту, господину Лаену Тарку, мужественному и бесстрашному сыну Западных баронств и будущему защитнику ваших душ?

– Да! Да! Присягаем! Присягаем! – закричали вокруг. Поднялся гвалт и шум, аж деревянные стены заходили ходуном.

С трудом успокоив собравшихся, Фабио повернулся к Лаену и согнул спину в поклоне:

– Ваша светлость! – И уже шепотом прибавил: – Оденьте на палец перстень!

Мутным взглядом десятник обвел присутствующих. Он сейчас видел мир словно сквозь толщу воды. А мысли метались, сталкиваясь в противоречивых предположениях. Множество глаз были обращены на него: одни откровенно пялились, другие заискивающе улыбались, третьи смотрели так, будто перед их взором явил свое присутствие сам Воритар…

Внезапно на джараха снизошло вселенское безразличие. Он понял, что стал негоциантом лишь потому, что других устраивающих всех кандидатур попросту не было. Преподобного не столько чтили за веру, сколько боялись сказать поперек, опасаясь навлечь его гнев и расправу. Вортана недолюбливали за спесивость и вообще за то, что капитану было плевать на всех, кроме себя. Фабио был самым сообразительным, но до сих пор не снискал должного уважения, будучи по натуре слишком мягким и воспитанным. Госпожа Тавия, хоть и была женой негоцианта, являлась, по сути, беженкой из так не любимого всеми халифата.

Кто тогда остается?

Правильно, оставался лишь десятник дозорных. Безликая, всех устраивающая фигура, даже можно сказать – пешка, которой, судя по всему, каждый хотел манипулировать по своему усмотрению. Вон у глав цехов уже глаза горят: мечтают небось поскорее взвалить на него все свои нужды и заботы…

Ну, тут они точно просчитались. Община сама не ведает, кого избрала собственным правителем!

Они смели предположить, что им легко управлять?! Тем, кто собственноручно убил сестру, ставшую ведьмой?! Тем, кто не помнит, что творил в самое страшное для аламийцев время после Ритуала?! Тем, у кого в голове живет мертвая дочь Мальки, способная призывать на помощь сущность Шуйтара?! Эти люди глубоко заблуждаются, считая его пешкой в затеянной ими игре. Он еще не знает всех ее правил, но непременно найдет в себе силы переписать их под себя!..

Поймав себя на мысли, что пауза затянулась, Лаен продемонстрировал собранию перстень негоцианта и решительно надел его на палец.

– Благодарю, что доверили мне самое сокровенное: свои собственные жизни. Клянусь следовать целям покойного Фекта Стелайского, защищать вверенные мне души и преумножать достигнутое своими предшественниками. – Перстень реагировал мягкой вспышкой на каждую произнесенную им фразу, словно впитывая в себя слова клятвы. – А сейчас прошу остаться старшего приказчика и госпожу Тавию. Остальных я приму позже.

Следуя словам негоцианта, народ потянулся к выходу. Расталкивая людей, первым кибитку покинул Вортан, не удостоив Лаена даже взглядом. Преподобный, напротив, перед тем как удалиться, пафосно пожелал удачи, пообещав провести службу в честь нового негоцианта, как только немного восстановит здоровье.

Подождав, пока дверь кибитки захлопнется за последним человеком, новоиспеченный негоциант устало навалился на столешницу всем телом.