Текст книги "Жуга. Осенний лис"

На лестнице послышался топот и перезвон железа: стража спешила на помощь, заслышав шум. Кришан осклабился в усмешке.

– Бросай нож, смерд! – процедил он сквозь зубы. – Брось, и, может, граф простит тебя.

– Не нужно мне прощения, – угрюмо сказал травник, тяжело дыша. – Отдай браслет! Ты сам не знаешь, какие силы спустил с цепи.

– Не смей мне указывать, падаль!

Лицо травника исказилось яростью.

– Ну и сволочь же ты! – сказал он в сердцах. – Кровопийца поганый… Сдохни вместе со своим графом!

Он плюнул ему под ноги и коротко выкрикнул, будто ругаясь.

Кришан взревел и ударил. Клинок ушёл в пустоту и звякнул о камень – травник бросился в сторону и помчался вниз, прыгая через ступеньки. Оруженосец издал торжествующий клич и бросился вдогон.

Двор был ловушкой, прочной и надёжной. Травник это знал – ещё днём он приметил, что ворота теперь постоянно закрыты, а мост поднят. Он бежал к окну, на ходу надевая рукавицы. Протиснулся наружу, нащупал в темноте верёвку и скользнул по ней вниз, ударяясь о стену. Рукавицы его задымились.

– Ко мне! – кричал Кришан кому-то наверху. – Держите его, не дайте ему уйти!

Кто-то высунулся в окно, ругаясь в темноту. Блеснул сабельный клинок, перерубая верёвку, и травник рухнул с высоты, по уши зарывшись в сугроб.

– Ублюдки! – взревел оруженосец. – Что вы натворили? Теперь нам его не достать! Скорее за ним! Опускайте мост! Скорее!

К тому времени, когда конный отряд бросился в погоню, травник был уже далеко.

* * *

– Не верю!!!

Граф метался в комнате, как зверь в загоне. Всё, что попадалось ему под горячую руку, летело на пол, звеня и разбиваясь.

– Не верю, не могу поверить! – рявкнул он, в который раз останавливаясь перед Кришаном. – Чтобы какой-то сопляк, паршивый смерд, букашник, колдунишка водил вас за нос двое суток! Как он здесь оказался?! Он что, теперь ещё и невидимка? Кто сбросил ему верёвку? Почему ты упустил его?

Кришан угрюмо тронул вспухшую губу.

– Шёл снег, мой господин, – сказал он. – Собаки не смогли взять след. Я думаю, он вскорости объявится в какой-нибудь деревне – должен же он есть! Я послал гонцов в Сигишоару, Снагов и Курэу-де-Арджеш. Мои люди узнают, не видел ли кто его. Перевалы перекрыты, Аргес подо льдом. Деваться ему некуда: с такой приметной волоснёй ему не удастся скрываться долго.

– У тебя, я смотрю, на всё найдётся объяснение! – прорычал граф и уселся в кресло. Посмотрел в камин, потёр живот и поморщился. – Подай вина, – велел он. Кришан кивнул, взял с полки кувшин и наполнил графский кубок.

Граф покосился на браслет, мерцавший на запястье оруженосца, и хмыкнул:

– Зачем ты нацепил эту хреновину?

Кришан поднял руку.

– Не так всё просто, – сказал он. – Я никак не могу понять, почему он мигает. Есть у меня одна мысль, и если это сработает, то…

– То что?.. Ну, договаривай!

– Не стоит пока об этом говорить, – уклончиво ответил Кришан. – Вдруг я не прав? Уверен я пока в одном – сюда эта рыжая тварь полезла именно за ним.

– Неужто?

– Он сам так сказал, мой граф. – Кришан поднял голову. – Я прочешу весь лес. Я сам убью его. – Он облизал разбитые губы. – Он дорого заплатит мне.

– Ну ладно, – кивнул граф Цепеш. – Возьми два десятка стражников – больше, я думаю, не понадобится. Не найдёте в лесу – ищите в деревнях. Собак не кормите, пускай будут злее. А сейчас иди и кликни кого-нибудь… Пусть принесут закусить.

Он глотнул из кубка и с проклятием выплюнул вино на пол.

– Дьявольщина! Что это такое?!

– Что случилось, господин? – Кришан обернулся на пороге.

– Попробуй! – граф протянул ему кубок.

Кришан пригубил напиток и содрогнулся, почувствовав солёный привкус.

В бокале была кровь.

* * *

Всё повторялось.

Он шёл сквозь лес, как уже было много раз за эти дни и ночи, шёл в никуда, петляя, сдваивая след, пока погоня не отстала, а в лесу не воцарилась прежняя тишина. Усталость брала своё – травника шатало. Он брёл всё медленней, едва не засыпая на ходу, и наконец настал миг, когда он почувствовал, что не в силах больше сделать ни шагу. Остановившись, сбросил с плеч котомку. Огляделся окрест.

Поспешное бегство завело его в самую глубь чащобы. Сквозь голые ветви дубов светила луна. Вокруг было тихо, и травник, поколебавшись, решил заночевать прямо здесь – в конце концов, это место было не хуже любого другого. Он отыскал большую старую ель и влез под её широкие лапы, где не было снега, лишь палая хвоя и шишки с корой. Достал из мешка кресало и трут, запалил костерок из сухих веток и, перекусив горбушкой хлеба, улёгся отдохнуть. В холодном забытьи он продремал остаток ночи, иногда просыпаясь в тревоге, но нет – всё было спокойно, и, встав на следующее утро, он двинулся дальше.

И здесь, посреди глухого леса, вдруг повстречал людей.

Их было трое. Травник замер, крепче стиснув посох. На графских слуг они не тянули: три мужика, по виду крестьяне из местных, может, разве что немного более оборванные и заросшие, чем другие. Двое были с топорами, один с рогатиной.

– Ты, парень, здесь откуда? – хмуро, с подозрением спросил тот, что с рогатиной – высокий плечистый бородач. Шагнул вперёд. – Чего тебе надо в лесу?

– А вы сами кто будете? – вопросом на вопрос ответил травник.

– Ты, рыжий, брось мне тут хитрить. Тоже мне, лис выискался… Я первый спросил. Кто ты?

Драться не хотелось. Травник уже понял, что негаданно набрёл если и не на лихих людей, то уж точно на беглых крестьян, и решил не перечить.

– Странник я.

– Гм! Странник… Что ж ты тут делаешь тогда?

– Бежал я. Из графской темницы.

– Будет заливать-то! – усмехнулся вожак. – Чем докажешь?

Тот молча показал запястья. Троица переглянулась.

– Цепи не только у графа есть, – хрипло сказал второй и поправил за поясом топор. – Да и шапка на тебе уж больно знакомая – как раз в таких вот и расхаживают графские приспешники.

– Шапку я украл, – признался рыжий, – и это всё, что я могу сказать о ней. Не хотите – не верьте. Я устал спорить. Хотите драться, так давайте, а нет, так пропустите.

– Ишь ты, прыткий! – Предводитель усмехнулся в бороду. – Куда идёшь?

– Куда глаза глядят. А как дойду, там видно будет.

– Ну-ну. Как зовёшься?

Странник поколебался.

– Лисом назвал, Лисом зови и дальше, – сказал он.

– Ну что ж… пошли… Лис. Расскажешь, что и как, а там решим, что с тобою делать.

– Ладно, – кивнул странник, опуская посох. – Будь по-вашему. Пойду.

Дорогой разговорились. Старший из троих, высокий кареглазый мужик с рогатиной, звался Шандор. Два других были братья-близнецы Габор и Тамаш. Их легко было различить – левое ухо у Тамаша было разодрано надвое плетью, он носил, прикрывая шрам, длинные волосы и всё время молчал. Габор нехотя рассказал, как однажды с их сестрой решили поразвлечься графские молодчики. Тамаш выскочил на двор, заслышав сестрин крик, расшвырял двоих-троих, одного бухнул в колодец – тот так и не выплыл, да остальные навалились скопом и чуть не забили парня плетьми. Досталось и Габору тоже. Сестру всё равно снасильничали, парней же повязали и бросили в сарай, намереваясь увезти назавтра в замок. А ночью те распутали верёвки и ушли в леса. Терять им было нечего: обоим за содеянное так и так маячил кол.

– Вот и молчит он с тех пор, – вздохнул Габор. – Всё понимает, а сказать ничего не может… А ты, говоришь, из темницы удрал? Расскажи.

– Расскажу как придём.

– Промышляешь чем? – спросил Шандор.

– Травник я.

– Ишь ты! А не врёшь?

– Чего мне врать? – пожал плечами тот.

– А вот, к примеру взять, у Дюлы вчера живот скрутило. Съел видать не того. Кишки расклеились. Ты б смог помочь?

– Попробую…

Помянули брата Леонарда.

– Как же, знаю, – кивнул Шандор. – Добрый человек, хоть малость и чудной. Шёл летом по делам своим монашьим, да прихворнул. Всё лето пролежал, а когда на поправку пошёл, зима и нагрянула. Он и решил пока тут пожить. Благо местные не забывают старика, помогают чем могут.

– А ты сам откуда будешь?

– Я из Местякэна, а вон они, – он кивнул на братьев, – из Верешмарта. Остальные кто откуда. Много нас тут таких, без дома, без земли. Многих этот Цепеш по миру пустил.

– А чем живёте? Грабите кого?

– Всякое бывает.

За деревьями замерцал костерок, и вскоре все четверо вышли на поляну. На взгорке у развесистой берёзы темнел провал землянки. Человек семь или восемь сидели вкруг костра, где жарился на вертеле, роняя капли жира, большой кабаний бок. Слышались голоса.

– …Вот я и говорю, – продолжал кто-то рассказывать. – Были мы с братом богатыри, каких поискать. Пошли мы как-то в лес. Глядь – навстречу нам медведь. Бурый такой, с зубами. Как заревёт! Ну, брат шапку наземь и ну с ним бороться. С медведем, значит. А во мне как будто два сердца. Одно говорит: «Силу покажи!» Другое кричит: «Беги!» Ну, думаю, послушаю того, что «беги» кричит. А через день дай, думаю, посмотрю, чем там дело кончилось, в лесу.

– Ну и что?

– От брата одни царвули остались.

– А от медведя? – ахнул кто-то.

– Ни волоска!

Дружный хохот сотряс поляну и смолк при появлении Шандора и близнецов. Половина сидящих вскочила, похватав оружие, но тут же уселась обратно. Кто-то повернул жаркое над костром и ругнулся, обжёгшись.

– Это кто там с тобой, Шандор? – окликнули их.

– Так, один лис забежал, – усмехнулся тот. – А вы опять сторожей не выставили?

– Да ладно тебе, – махнул рукою говоривший – высокий чернявый парнишка лет восемнадцати, который, похоже, и рассказывал потешную басню. – Садись лучше. Лайош с Иштваном сегодня вишь какого кабанчика на рогатину взяли.

– Уж не у Дароша ли на дворе взяли-то?

Все рассмеялись. Парнишка залился багрянцем:

– Ну что ты… Ты малость этого… того… Хватил!

– Ладно, мы тоже не с пустыми руками, – сказал Габор, полез в мешок и вынул большой пузатый мех с вином, появление которого было встречено шумным одобрением. Травнику тоже освободили место у костра, он сел, глотнул терпкого кисловатого вина и передал мех дальше по кругу.

– Ну, рассказывай, – потребовал Шандор.

– Погоди, – поднял травник руку. – Где там этот ваш… Дюла?

– Лежит, где ж ему ещё быть! – развёл руками паренёк-насмешник. – Ежели не в кустах, то, стало быть, в землянке.

Все снова засмеялись, один лишь Шандор остался серьёзен.

– Помолчи, Тодораш, – сказал он и кивнул Габору: – Принеси воды. – Повернулся к страннику: – А ты не так прост, Лисёнок… Ладно. Выкладывай, за что в темницу угодил.

«Всё повторяется…» – опять подумалось страннику. Он вздохнул и в который уже раз начал свой рассказ.

* * *

Прошло два дня. Жизнь в разбойничьем убежище тянулась размеренно и неторопливо. Охотились, промышляли иным способом, больше воровством, чем грабежом. В котелке бывало пусто, но бывало и густо. Странник незаметно для себя расслабился, растеряв всегдашнюю настороженность, и расплата не замедлила прийти.

Они ехали молча – четырнадцать всадников, скользили в мягких сумерках между дерев, будто тени. Не ржали лошади, не звякала сбруя. Здесь, в глухом лесу, никто их не ждал.

Вдалеке послышались голоса, и предводитель поднял руку. Повинуясь молчаливому сигналу, все остановились. Всадник покосился на браслет у себя на запястье, где мерными красными сполохами вспыхивал и гас плоский камень, и удовлетворенно кивнул.

– Так я и думал, – пробормотал он и показал браслет всаднику, что ехал рядом. – Взгляните, господин граф, я был прав. Этот пёс где-то рядом. Эй, вы! – тихо окликнул он остальных. – Не отставать. Скоро позабавимся. Помнится, здесь водилась шайка Шандора Косого. Уж не с ними ли он снюхался?

– Тем лучше, – отозвался граф. – Давно пора было ими заняться. Накроем всех разом.

Они двинулись дальше, и вскоре впереди замаячил огонь.

– Ну так и есть, – кивнул Кришан. – За мной, ребята!

Отточенная сталь зашелестела, покидая ножны.

…Всадники налетели внезапно, как вихрь, разметали костёр. Небольшая поляна наполнилась свистом, гиканьем и разноголосыми криками. Мелькали тени в круге света, блестели клинки. Кто-то яростно рубился посреди поляны. Другой – большой, высокий – схватил рогатину наперевес и с криком бросился в атаку, выбив всадника из седла, но и сам упал с разбитой головой. Кто успел, скрылся в лесу. Через пять минут всё было кончено. На истоптанном снегу осталось лежать семь неподвижных тел. Травника средь них не оказалось.

– Чёрт! – выругался Кришан, перевернув кверху лицом последний труп. – Опять удрал. – Он покосился на браслет и покрутился вкруг себя. – Ну, ничего. Теперь он от нас не уйдёт. Эй, вы! По коням!

– Йожефа и Хубера убили, господин Кришан!

– Чёрт с ними.

– И Фалош ранен. Как бы кровью не истёк…

Кришан обернулся. Глаза его холодно блеснули в свете луны.

– Добей, – коротко приказал он и двинулся вперёд.

* * *

Два дня, два пеших перехода травник потратил на то, чтобы добраться до пещеры брата Леонарда – единственного места, где он мог бы получить совет и помощь. Погоня шла по пятам, не было никакого смысла идти в деревню к Збыху – он лишь навлёк бы на кузнеца графский гнев. Верёвка, посох – вот и всё, что он успел спасти. Мешок остался в разбойничьем лагере.

Он вышел к холмам и вдруг остановился, почуяв неладное. Здесь снова пахло дымом, но теперь дым был злобный – кислый тревожный запах разорённого жилья. Травник поднялся по крутой тропе и замер.

Козья шкура валялась на земле, засыпанная снегом. Очаг, стол, кровать были изрублены в щепки, горшки, корчаги перебиты. В потухшем очаге чернели обгорелые страницы.

Травник почувствовал, как в сердце что-то обрывается, и слезы боли и гнева невольно навернулись на глаза.

– Брат Леонард… – окликнул он и, не получив ответа, крикнул громче: – Брат Леонард!

– Не шуми, приятель!

Травник обернулся, вскидывая посох, и отступил в глубь пещеры.

Два стражника стояли, загораживая выход.

– А прав был Кришан-то, – ухмыльнулся один и сплюнул. – Припёрся, голубок. Ну что, сам бросишь дубину или силком отнять?

– А ты попробуй, – процедил травник сквозь зубы.

Стражник снова плюнул и потянул из ножен саблю.

– Кончаем его, – сказал он своему приятелю и шагнул вперёд.

Посох в руках травника негромко щёлкнул и ощетинился двумя лезвиями. Сжатые губы тронула злая усмешка.

– Ну, – сказал он, – кто первый?

И швырнул в лицо стражнику моток верёвки.

* * *

– Вот он!

Травник бросил обшаривать карманы убитых стражников и поднял голову. У входа в пещеру стояли Габор, Тодораш и Шандор. Голова последнего была обвязана тряпицей, по которой расплылось бурое пятно высохшей крови.

– А, это вы. – Странник вытер руки и кивнул, вставая. Поднял посох. – Что же раньше не явились? Или следом шли?

– Я ж говорил! – Тодораш злобно ощерился и схватился за нож. – Он! Он навёл на нас облаву! У, графский прихвостень…

– Не кипятись. – Шандор поднял руку. – Я видел, как он дрался, да и ты, кстати, тоже видел… Кто ты, Лис?

– Нет времени рассказывать, – угрюмо буркнул тот.

– Зачем они тебя преследуют?

– Я дважды убегал – такого не прощают.

– Вот как? Понятно…

– Ну, что же вы стоите? Бегите, прячьтесь. – Травник усмехнулся. – Сегодня даже граф и тот выбрался из замка.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Уходите.

Шандор помолчал.

– Мы можем помочь?

– Опомнись, Шандор! – вскричал Тодораш. – Нас всего семеро осталось, а ты…

– Заткнись. – Габор сказал это негромко, но Тодораш умолк мгновенно. – Твой брат сидит в тюрьме за то, что ты сбежал в леса, а ты… Как байки травить, так первый.

– Что Тамаш? – спросил травник.

– Нет больше Тамаша.

– Вот как… – Травник нахмурился. Смерил взглядом всех троих. – Что, вы и впрямь хотите мне помочь?

– Нам тоже некуда бежать. В лесах теперь покоя не дадут. Куда идти? Бродяжить? По нынешним годам бродяга всё равно что мертвец. Что ты задумал?

С минуту травник размышлял.

– Вас семеро, – сказал он наконец. – Навряд ли в замке осталось больше десятка человек. Сможете туда попасть?

– Не знаю. – Габор пожал плечами. – А зачем?

– Пролезем, – уверенно сказал Шандор. – Я когда-то пролезал.

– Через окно? – улыбнулся травник.

– Через окно.

– Собирайте всех, – продолжал странник. – Да пошлите, вон, хотя бы его, – кивнул он на Тодороша, – в Хунендоару. Пусть разыщет там кузнеца Збыха. Возьми у него молоток и самое лучшее зубило. А лучше – два молотка и два зубила.

– Так, может, уж сразу три? – предложил Тодораш.

– Нет, три, пожалуй, будет хуже, – усмехнулся травник. – Если спросит, кто, мол, просит и зачем, скажи, чтоб вспомнил Тёплый Стан.

– Тёплый Стан?

– Да. Беги прямо сейчас. Освободите пленников и уходите.

– А как же… погоня? – спросил Шандор. – Ты-то как?

Губы травника сжались, словно от боли.

– Я как-нибудь сам разберусь.

Шандор покачал головой. Посмотрел травнику в глаза.

– Ох, темнишь ты, Лис, – сказал он. – Видано ли дело, чтоб один против двух десятков. Граф наездник хоть куда, и остальных не пальцем делали. Что толку в замок лезть, коли они потом вернутся?

– Я справлюсь, – упрямо повторил тот.

– Да ты даже уследить не сможешь за ними! Тут не то что двух, сорока глаз не хватит!

– Сорока? Гм… – Травник усмехнулся с хитрецой и покосился наверх. – Что ж, это идея. Спасибо, Шандор. А теперь идите. Идите, а то будет поздно.

Шандор молча кивнул и первым отправился вниз по тропе. Остальные поспешили вослед. Травник остался один. Он огляделся, выволок убитых стражников, вошёл в пещеру и принялся собирать рассыпанные травы. Замер вдруг.

– Всё повторяется, – пробормотал он и облизал пересохшие губы. – Как будто время вспять пошло… Как будто снова деда Вазаха убили…

Он подобрал два стебля белены, сухой корень адамовой головы, растеребил головку чеснока. Пошарил по углам, набрал ещё штук пять разных листьев и, уже спускаясь вниз по склону, заслышал вдалеке знакомый хриплый рёв трубы.

Шла дикая охота.

* * *

Уже темнело, когда на поляну с камнями снова вышли двое.

С севера к поляне вышел человек.

С юга – волк.

Они стояли молча, не сближаясь. Наконец травник шагнул вперёд.

«Ты снова звал меня, – возник в его голове знакомый голос вожака. – Чего ты хочешь, Одиночка?»

Странник поднял взгляд.

– Мне нужна помощь, – сказал он. – Я приготовил всё, но чувствую, что одному мне не справиться.

«Моё время на исходе, – был ответ. – Сегодня последняя ночь. Чем я могу помочь?»

– Убей, – сказал травник. – Хотя б двоих. Хоть одного.

Вожак долго молчал.

– Так ты поможешь мне?

«Хорошо, – последовал ответ. – Я буду там».

И он исчез.

Странник поднял взор и замер так. Остатков колдовского зрения хватило, чтоб увидеть: силы были здесь – зависли в воздухе над каменным столом тяжёлым дымным облаком, крест-накрест скованные болью. Ни подступа к ним, ни ключа к заклятию у травника не было да и быть не могло – доверенные камню в вечное хранение, они были недосягаемы, и требовалась недюжинная сила, чтоб сломать Печать.

Утратив дар владения словом, поэт становится калекой – слепым, глухим созданием, безразличным к миру и к себе. А кем становится колдун?

Травник дважды глубоко вздохнул, собираясь с силами, и шагнул к камню. Взор его замер. По вискам заструился пот.

Иногда совсем не обязательно разбивать цепи для того, чтоб стать свободным…

Тихонько, словно нитку из клубка, он вытягивал обратно тонкий жгут колдовского огня. Тугая, спутанная мощь противилась разрыву, корчилась, ходила ходуном. Снег плавился с шипением и треском. Парень закусил губу от боли. Всё повторяется… Как в графской темнице хрустели суставы, срывая с руки ненавистное телу железо, так и сейчас корчилась в муках душа – пленённое пламя костра средь кирпичной печи. Только не было для неё спасительного яда. Да и не помог бы он ничем.

Травник не знал, сколько всё это длилось, лишь почувствовал внезапно, как тёмные лепестки старого заклятия свернулись сами в себя и каменный алтарь пред ним погас, опустошённый. Странник утёр пот со лба и долго молчал, слушая, как потрескивает остывающий камень, затем сунул руку в карман, нашарил там два гладких, отполированных ветром орешка и прошёлся взглядом по макушкам деревьев.

Сорока сидела на суку, любопытная, как всегда, смотрела вниз, на человека, ожидая, чем всё кончится. Травник с хрустом раздавил в руке орехи и цокнул языком. Сорока встрепенулась. Травник улыбнулся.

– Ну, иди сюда, – негромко сказал он. – Иди, не бойся…

Сорока слетела и уселась на камень. Наклонила недоверчиво иссиня-чёрную голову, покосилась на орех. Медленно, прыжками подобравшись ближе, схватила с ладони белое лущёное ядрышко и проглотила в один момент.

– Вот и славно… – кивнул травник, разжевал и проглотил второе. – А теперь – лети.

Птица вспорхнула и пропала меж деревьев.

Травник постоял некоторое время, молча глядя на старые камни.

– Прости, брат Леонард, – прошептал он. – Не получилось из меня раба.

Он повернулся и скрылся в лесу.

* * *

– Не отставать! – прикрикнул граф Цепеш. – Где он, Кришан?

– Где-то здесь, мой граф. Эй, вы, смотреть в оба!

– Вон он!

За кустами мелькнула рыжая голова, и кавалькада с топотом и свистом бросилась в погоню.

– Вперёд, вперёд! – погонял их оруженосец. – Ищите лучше! Первый, кто его найдёт, получит сто талеров, слышите?

Всадники рассеялись, прочёсывая кусты и отдаляясь друг от друга. Один из них, Михай, вдруг заприметил тень, скользнувшую за деревьями, и ринулся в погоню. Рыжая шевелюра мелькала впереди, то справа, то слева, и Михай уже уверился, что награда у него в кармане, как вдруг конь споткнулся, и тяжёлая колода на верёвке, описав дугу, страшным ударом выбила всадника из седла.

Роняя снег с ветвей, сорока взлетела и исчезла средь ветвей.

* * *

Имре сразу увидел его. Всё, как описывал господин граф – рыжий, в полушубке и хромает. Он пустил коня рысью, на ходу выхватывая саблю, и в этот миг его шею захлестнула петля. Высокая лесина разогнулась, как спущенный лук, вырвав всадника из седла, и вознесла его в темнеющее небо. Перед глазами Имре промелькнул белый сорочий бок – это было последнее, что он увидел перед тем, как навсегда погрузился во тьму.

* * *

Ференц был не силён в рукопашной, но как наездник мог потягаться с кем угодно и потому слегка опешил, когда его лошадь встала как вкопанная и попятилась, храпя и роняя клочья пены с трясущихся губ.

– Ты что, Гвеждинка? – Он похлопал её по шее, успокаивая. – Ну, ну… Что там?

Он поднял взор и осёкся, заметив впереди пронзительный блеск волчьих глаз. Матёрый белый зверь явился будто ниоткуда. Ференц отшатнулся и зашарил рукой в поисках оружия.

Волк подобрался и прыгнул бесшумно, словно призрак. Клыки его сомкнулись.

…И повсюду в лесу, подгоняемые жаждой наживы, гнались за призрачной тенью графские холуи. Гнались и гибли, натыкаясь на отравленные колья, попадая в смертельные петли ловушек, сгорая заживо в страшном, неведомо откуда льющемся огне…

Никто их больше не видел.

* * *

Кришан и два его приспешника, увлёкшись погоней, не заметили, как старый граф остался далеко позади. К тому времени, когда след привёл их на поляну, ту самую, где несколько недель назад началась вся эта кутерьма, уже взошла луна.

Посреди поляны, в самом центре каменного круга стоял рыжеволосый ведун. Стоял, сжимая посох, и смотрел на них, молчаливый, неподвижный. Ветер подхватывал и трепал его длинные, схваченные тесёмкой волосы.

– Вот он! – крикнул один из солдат.

– Сам вижу! – огрызнулся Кришан и спешился. Вынул из ножен саблю. – Вы, двое, – заходите с той стороны. – Он указал, откуда именно. – Не дайте ему уйти!

И двинулся вперёд.

Травник стоял не шевелясь, и только челюсти его лениво двигались, что-то пережёвывая. Почему-то эти мерные коровьи движения ещё больше взбесили Кришана.

– Ну что ж, смерд, – хрипло сказал он, – вот мы и встретились. Пришла пора платить.

Травник не ответил, и Кришан вдруг почувствовал непередаваемое отвращение к этому паршивому бродяге. Он сделал знак рукой:

– Возьми его, Дьёрдь!

Солдат шагнул вперёд.

И в этот момент травник плюнул.

Мокрый ком зеленоватой жвачки шлёпнул стражнику в глаза. Тот взревел от ярости, а в следующий миг внезапно выронил клинок и схватился за лицо. Опустился на колени, грабастая пальцами снег, поспешно приложил его к глазам. Как видно, стало ещё хуже – стражник снова взвыл, теперь уже от боли, пал ничком и закатался, как безумный.

Второй, хоть и опешил на мгновение, спохватился и пошёл в атаку. Посох странника взметнулся со щелчком, отводя удар, два лезвия замкнули круг, и стражник рухнул с рассечённым горлом, орошая кровью снег.

Странник медленно повернул голову к оруженосцу. Глаза его блеснули.

– Ты прав, Кришан, – сказал он и шагнул навстречу. – Настало время платить.

Сабля свистнула, нацелясь травнику в ноги, и ударилась о посох – странник прыгнул, оказавшись на вершине камня, с молниеносной быстротой метнулся вниз, и, прежде чем Кришан успел повторить свой удар, посох с гулом рассёк воздух. Оруженосец вскинул саблю, защищаясь. Он не припоминал, чтоб посох у странника окован был железом, но сейчас было именно так. Он отступал под бешеным натиском ведуна, и постепенно в его сердце впервые в жизни закрался страх. Он чуть не потерял саблю, когда травник хитрым способом отбил очередной его удар. Такого с ним ещё не случалось. Он понял, что погибает, и, в яростной надежде убыстряя темп, с криком бросился вперёд. Посох в руках странника завертелся смертоносной мельницей, вырывая саблю из руки, и через миг один из клинков до основания вошёл Кришану в сердце. Оруженосец вскинул руки, раскрыл рот, будто собираясь сказать, но лишь вдохнул с тяжёлым хрипом и бесформенной грудой осел на снег.

Воцарилась тишина. Ослеплённый стражник хрипел и корчился на снегу. Травник склонился над убитым и стащил с его руки браслет. Перебрал по одной все подвески.

Крест в круге – громовое колесо… Его не было.

Так вот что оборвал граф Цепеш! Травник хмыкнул. Ну конечно! Всё повторяется, всё сковано в кольцо и движется по кругу, и можно было сразу догадаться, чувствуя, как возвращаются к началу все события прошедших дней…

Всё просто. Если ты – враг самому себе, то ты же и враг своего врага. Круг замыкается, и что такое ненависть, как не обратная сторона любви? Две стороны одной монеты.

А он? Чему он служит? Грани между чем и чем?

Он покосился на стражника, уткнувшегося в снег и тихо подвывавшего от боли – глаза его сейчас жгло как огнём. Травник поднял посох – отточенные лезвия блеснули – и направился к нему.

«Не впусти зла к себе в сердце», – вспомнились ему слова брата Леонарда. Он вздохнул.

Посох в его руках поднялся…

…и опустился.

* * *

Граф ехал через лес. Один.

Все охотники исчезли, словно унесённые незримым вихрем. Лошадь еле плелась, глубоко проваливаясь в тяжёлый липкий снег. Что-то шевельнулось впереди. Граф натянул поводья и прищурился, всматриваясь в темноту.

– Кришан? – спросил он неуверенно.

– Кришан мёртв, – послышалось в ответ. Кусты раздвинулись, и травник вышел на поляну.

– Ты… – ошарашенно пролепетал граф.

– Твоя охота закончилась.

Граф спешился и обнажил саблю. Травник не двинулся.

– А ты и сейчас истекаешь злобой, – сказал он, помедлив. – Прав был брат Леонард: убийца – не тот, кто убивает, а тот, кому нравится убивать. Ты променял своё честное право любить и защищать на жалкую радость причинять боль другому.

– Кончай болтать, – сказал угрюмо Цепеш. – Бери клинок и бейся как мужчина, если утверждаешь, что чего-то стоишь.

Странник покачал головой:

– Я не стану тебя убивать. Ты сам выбрал судьбу хуже смерти. Одно твоё имя забудут ещё при жизни, а другое проклянут, и страх будет сопровождать тебя везде. У многих совесть надо подгонять, а страх – овчарка совести. Прощай. Возвращайся в свой замок. Твоя свора уже бежит за тобой по пятам. Слышишь?

Граф против воли напряг слух и вдруг различил далеко-далеко заливистый жестокий лай идущих по следу собак, и был этот лай так страшен, что клинок выпал из ослабевших пальцев.

Травник прислушался и кивнул.

– Круг замкнулся, – сказал он. – Рвите тишину. Я не воин.

Он перевёл взор на графа.

– А теперь – беги.

И граф побежал.

* * *

Трое стояли на вершине холма, глядя на далёкий замок. Дым ещё курился над ним. Стаей вились, каркая, вороны.

– Все разбежались, – сказал один из троих – высокий широкоплечий бородач с обвязанной тряпицей головой. – Уже сейчас замок пуст. С ним остался только Игорь – он служил ещё его отцу, тоже Владу.

– По крайней мере, он будет не один. – Его собеседник кивнул рыжей головой. – Иначе это было бы уж слишком страшное наказание.

– А если новый хозяин…

– Здесь никогда не будет нового хозяина. Скажи, Шандор… вы нашли, где похоронили брата Леонарда?

– Да, – кивнул бородач. – Он ничего им не сказал.

Странник потупил голову.

– Почему не я, а он? – прошептал он. – К чему такая жертва?

Шандор пожал плечами:

– Кто знает, Лис, кто знает… Каждый получает своё.

Странник долго молчал, глядя на замок. На миг ему послышался далёкий, еле различимый лай, будто свора призрачных гончих шла по следу графской души. Он помотал головой, и наваждение сгинуло.

– А что же ты? – подал голос третий. – Что выпало тебе?

– Мне? – обернулся тот. – Мне – дорога.

– Опять уходишь?

Странник кивнул:

– Так заведено, Збых… Всё повторяется. Мне много чего ещё надо узнать и понять.

– Ну что ж… тогда прощай.

– Прощай. Передавай поклон Ружене. И знаешь что… – Он помолчал. – Зови меня Жуга.