Текст книги "Иридея"

– Уверен в этом. Только лишнее внимание привлечёшь. Сам слышал, командир твой только и ждёт теперь, на чём тебя поймать.

– Твоя правда, дружище! От него никогда не знаешь, чего ожидать! Как будто мы так, потехи ради расследование проводим – для дела же!

– Ты же видишь, ему некогда такой ерундой заниматься – он Иридею защищает! Осталось лишь понять от кого. В общем, хорони солдата. Всё, что мог, он нам уже сказал.

~~~~~~~~~~~~~~~~

…защиты от песка достигли совершенства. Если раньше мы были вынуждены каждый день тратить по несколько часов только на то, чтобы приводить наши города в порядок после очередной песчаной бури, то теперь мы можем больше времени уделять развитию наук и улучшению условий жизни. Города Древних песков стремительно преображаются…

…врываются в дома и убивают всех до одного, не щадя ни женщин, ни детей. Города взывают с мольбами о помощи к славным сынам Сальтатора, но наши бесстрашные солдаты просто не могут угнаться за этими чудовищными монстрами, перемещающимися по пустыне со скоростью ветра. В то время как ряды наших сынов редеют, выкашиваемые когтями и зубами ящеров, этих проклятых животных становится лишь…

…уже вторую неделю. Защитники города измождены, запасы еды подходят к концу, воды не хватает. За стенами Сальтатора до самого горизонта – орды отвратительных ящеров: в их глазах лишь одно желание – ворваться в город и разорвать нас на куски. Помочь нам…

…в городе! Они набрасываются на людей целыми сворами и в секунду расправляются с несчастными. Бежать нам некуда: ящеры повсюду. Собор забит людьми, ищущими спасения, но даже если ящерам не удастся сюда прорваться, мы обречены на голодную смерть: все запасы провизии давно исчерпаны. Нам остаётся лишь молиться святой деве Аврелии…

…у врат собора странный шум. Голоса ящеров смолкли, как будто они отступили от собора. Страшный грохот! Врата собора разнесло в щепки! Пыль медленно оседает в тишине. Страшная тишина. Снаружи нарастает гул. Ящеры идут! Ящеры идут сюда! Умрём же с честью, братья и сёстры!

Архивы Аврелианского собора

«Хроника тяжёлых дней», настоятель Медард

~~~~~~~~~~~~~~~~

Глава 26

Алёна удивлённо смотрела на Вергилия, который, похоже, был очень рад её видеть. Она даже не сразу поняла, что лежит на его спальном мешке. Осмотревшись по сторонам, она увидела пустынные улочки незнакомого города и полуразрушенные стены домов, вдоль которых высились горы песка и обломки деревянных конструкций. Рядом на своём спальном мешке лежал Ваня, глаза его были закрыты – и было непонятно, спит он или находится без сознания.

Приподнявшись, девушка толкнула Вергилия в плечо и, убедившись, что тот не свалился, как картонная декорация, осторожно спросила:

– Ты настоящий?

Вергилий улыбнулся и ласково ответил:

– Более чем! Каким я ещё могу быть?

– Лучше не спрашивай. Что с Ваней? – обеспокоенно спросила Алёна.

– Я думаю, то же, что было и с тобой. Когда я очнулся, вы оба вот так лежали. Я попытался вас разбудить, но безуспешно. Тогда я подстелил под вас спальные мешки и стал ждать: больше мне ничего не оставалось. Мне кажется, прошло минут десять или около того – и вот ты проснулась! Остаётся ждать, когда и Ваня выберется из Невообразимого лабиринта.

– А где мы теперь?

– Я хотел бы ошибаться, но боюсь, мы в одном из павших городов Древних песков.

– Павших? Их уничтожила пустыня? – предположила Алёна.

– На этот счёт бытуют разные мнения. Так или иначе, если дюнные черви нам здесь, скорее всего, не угрожают, то вот от ящеров и прочей дряни было бы неплохо спрятаться. Хотя бы до утра.

– Ящеры?

– Ага. Носятся что Шелби твоего брата! На своих двоих не убежишь, а догонят – крышка!

– А где наши лошади!? – воскликнула в отчаянии Алёна, только сейчас обратив внимание на их исчезновение.

– Этого я не знаю. Когда я очнулся, их не было. Судя по отсутствию каких бы то ни было следов, их здесь вообще не было. Не знаю, куда их закинул Невообразимый лабиринт.

– Надеюсь, в какое-нибудь более безопасное место, – грустно сказала девушка, как вдруг заметила, что её брат открыл глаза. – Ваня! Наконец-то!

Тот долго смотрел на Алёну с Вергилием, собираясь с мыслями, после чего спросил:

– Я так понимаю, мы уже не в Невообразимом лабиринте?

Алёна рассказала брату всё, что ей только что рассказал Вергилий, и Ваня, вскочив на ноги, решительно заявил:

– Надо выбираться отсюда, ребят! Не хочется оставаться тут ни секунды!

– Погоди-погоди, друг! – поспешил успокоить его Вергилий. – Уже практически ночь на дворе. Ты собрался ночью выйти в пустыню? Да до тебя даже дюнные черви добраться не успеют: первый же чёрный скорпион к праотцам отправит! А вообще, наши главные враги здесь – это ящеры. И поверь мне, если при свете дня при встрече с ними у тебя шанс выжить один на сотню, то в темноте у тебя шансов нет: они видят не хуже зверей Сумрачного леса.

– И что ты предлагаешь? Сидеть тут до рассвета?

– Надо найти какой-нибудь дом поцелее, в котором мы сможем хотя бы забаррикадироваться на ночь.

Возражений не последовало, и ребята, собрав вещи, направились куда глаза глядят. В отличие от Сумрачного леса тут было достаточно светло, да и ужасных созданий на каждом шагу не наблюдалось. Тем не менее ребята двигались медленно, постоянно озирались по сторонам и прислушивались, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох.

Оказалось, что найти уцелевший дом в этом городе было не такой простой задачей, как показалось сначала. Заметённые песком руины производили угнетающее впечатление, а налетавшие изредка порывы ветра поднимали тучи пыли и грозили запорошить песком глаза, нос и даже уши. В такие моменты ребята прижимались к стенам домов, увязая по колено в песке, и вставали плотным кругом лицами внутрь, но несущиеся потоки песка всё равно просачивались, и когда порыв ветра стихал, ребята подолгу отплёвывались и вытирали песок с лица.

Вдруг их внимание привлёк странный шелестящий звук, приближавшийся откуда-то издалека. Вергилий кивком головы указал на небольшую арку неподалёку, и ребята быстро на цыпочках добежали до неё и, укрывшись под аркой, уставились в небо в ту сторону, откуда доносился звук. Вскоре они заметили двух страшноватых существ, летевших на небольшой высоте, размахивая кожистыми, как у летучих мышей, крыльями и балансируя веерами тонких, как хлыст, хвостов, из-за чего их полёт больше походил на попытку не упасть, чем на изящное парение птиц. Монстры пристально осматривали окрестности своими мелкими чёрными глазками. Их тела были сухие и тощие, задние лапы были вытянуты назад, а передними они то и дело почёсывали свои жуткие морды. На концах пальцев блестели длинные чёрные когти.

Когда непонятные существа оказались совсем близко, ребята поспешили спрятаться под аркой, и только тут Алёна заметила длинные тени, тянувшиеся через всю улицу и выдававшие присутствие ребят. Её тревога лишь усилилась, когда она по звуку поняла, что монстры зависли над аркой. Ребята затаили дыхание. Каждому казалось, что его сердце бьётся слишком громко и отзвук каждого удара эхом разносится по пустынному городу. Лишь шелест крыльев разбавлял напряжённую тишину.

Летучие создания продолжали висеть над аркой, а ребята боялись шелохнуться. От напряжения у Алёны начало першить в горле. Наконец они услышали удаляющийся шелест крыльев и вздохнули с облегчением: опасность миновала. Осторожно выглянув из-под арки, они увидели в небе две улетающие фигуры и, подождав ещё немного, продолжили путь. Вскоре улица вывела их на широкую площадь, посреди которой стояла старая-старая церковь. Казалось, она не подверглась разрушению – лишь окна её были глухо заколочены досками, да огромный бархан навалился сбоку, словно гигантский жёлтый питон, пытающийся заглотить свою жертву.

Ребята остановились на краю площади в нерешительности: с одной стороны, было похоже, что они наконец-то нашли то, что искали; с другой стороны, чтобы подобраться к церкви, необходимо было преодолеть достаточно широкое открытое пространство, на котором они были абсолютно беззащитны. Поскольку выбора особо не было, решили двигаться к церкви.

Двигались быстро, почти бегом. Через минуту ребята были уже у врат церкви – к счастью, похоже, ничьего внимания они не привлекли. Каково же было их разочарование, когда врата оказались заперты. Вергилий громко постучал несколько раз, но изнутри не донеслось ни звука. Ничего не оставалось, кроме как продолжать путь дальше, но когда ребята обернулись, они замерли от ужаса. На противоположном краю площади – там, откуда они только что пришли, четыре здоровых ящера размером с полтора Вергилия каждый покачивались, стоя на задних лапах, и злобно таращились на ребят. Из разверстых пастей монстров капали слюни, ящеры плотоядно облизывались, предвкушая сытный ужин.

Вергилий сделал шаг вперёд, заслоняя собой Ваню с Алёной. Бежать было бессмысленно – оставалось биться до последнего. Ваня в свою очередь встал рядом со стражем, так что позади осталась только его сестра. Ящеры двинулись на ребят. Вергилий с Ваней сжали кулаки, приготовившись наподдать монстрам как следует. В этот момент сзади послышался скрип – ребята обернулись и увидели, что одна створка церковных врат приоткрылась. Это был реальный шанс на спасение, и уговаривать ребят не пришлось – они быстро заскочили в церковь, и в тот же миг монах в коричневой рясе захлопнул врата изнутри и быстро опустил массивный дубовый засов. Снаружи послышался скрежет когтей и сильные удары, но, похоже, монаха это уже не волновало – он не торопясь пододвинул к вратам большой комод, а потом водрузил на него сверху тяжёлый ящик.

В церкви стояла кромешная тьма. Свет одинокой свечи, стоявшей рядом на столе, тускло освещал высокие врата церкви – стены же её лишь угадывались по смутным очертаниям в глубине. После сухого тёплого воздуха пустынного города внутри было непривычно свежо и даже пахло сыростью.

Монах повернулся и, взяв свечу со стола, подошёл к ребятам. Лицо его – морщинистое лицо старого, уставшего от жизни человека – не выражало никаких эмоций: тёмно-серые глаза равнодушно рассматривали незваных гостей, губы беззвучно шевелились в немом шёпоте, руки его, беспрестанно дрожавшие, двигались совершенно несуразно, как будто он то собирался сопроводить жестами свою неслышную речь, то вдруг внезапно отказывался от этой идеи.

Монах подошёл к ещё не успевшей прийти в себя после неожиданного спасения Алёне и, поднеся свечу к её лицу, стал пристально смотреть ей в глаза. В ответ девушка сначала тоже посмотрела в глаза монаху, но потом в глубине его глаз она увидела что-то страшное. Она и сама не поняла, что это было: как будто какое-то ужасное-ужасное создание, худшее из всего, что она когда-либо видела и могла представить, смотрело на неё, закрадывалось к ней в самую душу и бесцеремонно шарило в каждом укромном уголке её памяти, вытаскивая на свет белый все её осознанные и скрытые страхи, взращённые на плодородной почве детской впечатлительности. Ужасное создание словно залезло в её голову своими грязными цепкими лапами и потащило наружу целый ворох давно забытых воспоминаний, одно за другим, целой вереницей. Это было такое мерзкое чувство, что Алёне инстинктивно захотелось отряхнуться, сбросить с себя кошмарное оцепенение, но она была не в силах пошевельнуться.

Потом она услышала дикий женский крик, исполненный боли и страха. Голос доносился как будто откуда-то издалека – Алёна даже не сразу поняла, что слышит его в своей голове. Женщина кричала так, словно столкнулась со смертью лицом к лицу, и смерть эта предстала в образе, помыслить который не способен человеческий разум. От этого крика Алёна ощутила настоящий пронизывающий страх, по спине её пробежали мурашки, и холод заструился по венам. Чувствуя, что у неё перехватывает дыхание, девушка поспешила отвести взгляд.

Монах ещё некоторое время смотрел на девушку, после чего невнятно пробормотал что-то и, махнув рукой, направился вглубь церкви.

– Подождите! – воскликнул Вергилий, но монах никак не отреагировал на его просьбу. – Мы хотели бы поблагодарить вас! Вы спасли нас от неминуемой гибели! Вы разрешите нам переночевать здесь?

Монах сделал еле заметный жест, и ребята последовали за ним в узкий тёмный коридор. Все шли молча. Кроме окутывающей всё тьмы и полнейшей тишины, нарушаемой лишь шарканьем ног, было что-то ещё гнетущее в этой церкви. Всех не покидало ощущение, что рядом с ними находится кто-то ещё, рассматривает с ног до головы и прикасается к ним неосязаемыми руками.

Наконец монах указал на проём в стене – заглянув, ребята увидели просторную, по аскетическим меркам, келью с четырьмя грубо отёсанными дощатыми кроватями. Окно под потолком так же, как и все окна в этой церкви, было заколочено наглухо. Ребята прошли в келью и остановились посередине. Вергилий поспешил поблагодарить монаха:

– Спасибо вам за ваше гостеприимство!

Монах опять ничего не ответил, он прошёл к стоявшему в углу небольшому столу и поставил на стол свечу, положив рядом огниво, кремень и небольшой пучок соломы. После этого он развернулся и вышел из кельи, растворившись в темноте.

Некоторое время ребята молча разглядывали помещение, в котором им предстояло провести ночь. Пламя свечи тускло освещало келью. Наконец Алёна нерешительно сказала:

– Наверно, у нас не получится оставить свечу горящей на ночь.

– Конечно, нет, – подтвердил Вергилий. – Не переживай! Мы с Ваней тебя в обиду не дадим! Да и не похож этот монах на кровожадного мясника: от ящеров спас, отдельную комнату выделил – вполне себе гостеприимный хозяин! А то, что не разговаривает – так он, может быть, немой.

После доводов Вергилия Алёне стало поспокойнее, ей даже стало стыдно за свои страхи и недоверие к монаху. Ребята быстро перекусили, доев остатки еды, попытались было сообразить, как пополнить свои запасы, но от усталости никому уже не думалось, и они, решив, что утро вечера мудренее, стали укладываться спать. Вергилий задул свечу, и всё утонуло во тьме.

Не прошло и пары минут, как откуда-то донёсся сдавленный стон. «Что это!?» – подумала Алёна, и её охватила паника. – «Я опять слышу это только в своей голове или это слышно на самом деле?» Она сжалась в комок и задрожала от страха. К счастью, комнату вновь озарил тусклый свет свечи. Вергилий стоял с тлеющим пучком соломы и задумчиво смотрел на тёмное пятно входного проёма.

– Жутковатые звуки, – наконец сказал он, и в этот же момент стон раздался вновь, заставив всех вздрогнуть. – Как думаете, нам нужно пойти посмотреть, что там происходит: может быть, кому-то нужна наша помощь? Или это не наше дело?

– Я думаю, уснуть под такой аккомпанемент мы в любом случае не сможем, – заметил Ваня. – Тут даже дверь, как видите, не предусмотрена.

– Может быть, мы просто подождём, пока всё стихнет? – робко предложила Алёна.

– А если кому-то на самом деле нужна наша помощь? – переспросил Вергилий.

Девушка тихо вздохнула и кивнула головой.

Первым в непроглядную тьму со свечой в руках ступил страж, второй пошла Алёна, её брат замкнул крадущуюся колонну. Ребята медленно шли по узкому коридору, прислушиваясь к раздававшимся время от времени стонам, которые становились всё громче и громче. Ваня периодически оглядывался назад, чувствуя, как будто кто-то идёт за ним следом, но сзади было так темно, что даже если бы кто-то на самом деле шёл всего лишь в метре от него, его уже было бы не разглядеть. Да и не очень-то хотелось кого-то там увидеть, поэтому парень торопливо отводил взгляд и старался держаться поближе к сестре.

Вдруг Вергилий остановился и погасил свечу, отодвигаясь в сторону и указывая остальным на отблеск света неподалёку: похоже, буквально через несколько шагов находился вход в ещё одну келью, в которой была зажжена свеча. Раздавшийся стон подтвердил, что звуки доносились оттуда. У Алёны замерло сердце, она почувствовала, как капелька холодного пота стекает по её спине.

Отсюда теперь можно было услышать не только стоны, но и чей-то негромкий разговор. Монах как будто пытался кого-то в чём-то убедить, разобрать было невозможно: он говорил на каком-то непонятном языке. Несколько раз он упомянул неких Аврелию и Намасэйю – похоже, это были чьи-то имена. Голос монаха был то жалким, заискивающим, то вдруг обретал твёрдость и решительность, но всё-таки это был голос человека. Голос, изредка отвечавший ему, был голосом не человеческим: низкий, хрипящий, злой – от одного этого голоса мурашки бежали по спине. Похоже, собеседника монаха разговор раздражал, хотя, что именно он говорил, тоже было непонятно.

Ребята медленно-медленно подкрались ко входу и заглянули внутрь. Их взору предстала крохотная одиночная келья: в углу на полу стояла свеча, а посередине была постелена циновка, на которой стоял на коленях полуголый монах в одном лишь исподнем и тихо бормотал что-то, время от времени нанося себе удары бичом по окровавленной спине – в эти моменты он как раз и издавал стоны, исполненные с трудом сдерживаемой боли. Кроме монаха, в келье больше не было никого. Взор монаха был направлен на силуэт девушки, вырезанный из дерева и приколоченный к противоположной стене подобно распятию. Высокая и стройная девушка с мягко очерченными губами и печальным взглядом смотрела на монаха. Кротко склонив голову, покрытую шалью, и соединив руки на уровне живота, она словно пребывала в молитвенном смирении.

Ребята так и застыли не в силах оторвать взгляд от этого неожиданного зрелища. Вдруг монах замер, и стало совсем тихо. Если и до этого стояла тишина, то теперь у ребят просто зазвенело в ушах. В этот же момент монах обернулся и увидел непрошеных гостей. Теперь ужас, который ранее испытала на себе лишь Алёна, охватил всех. Монах не смотрел ни на кого и смотрел на каждого одновременно, и в его глазах не было ничего человеческого. В них была бездна – чёрная, угольная бездна, из которой наружу рвалась уничтожающая всё на своём пути сила. Ребята почувствовали, что теряют рассудок, что вот-вот всё канет в небытие, но не могли отвести взгляд. Колющая боль пронизывала тела ребят насквозь, словно опутывая их сетями. Вергилий кое-как выдавил из себя:

– Бегите! – и оттолкнул Ваню с Алёной в сторону.

Те, воспользовавшись спавшим в тот же миг наваждением, схватили стража за руку и дёрнули его к себе, после чего все трое бросились удирать в темноту. Они просто бежали по коридору, потому что больше тут некуда было бежать. Им казалось, что обезумевший монах вот-вот настигнет их и убьёт. Крепко сжимая руки друг друга, они бежали сломя голову, пока не врезались в комод, которым были забаррикадированы врата церкви, и не упали на пол. Ваня, стиснув зубы, схватился за ушибленную ногу. Вергилий стал спешно вызывать огонь, пытаясь зажечь пучок соломы, а Алёна обхватила его за руку и прижалась к нему, пытаясь спрятаться за его могучим телом.

Наконец солома вспыхнула, и Вергилий поспешил зажечь свечу. Тусклый свет озарил центральный неф церкви. Монаха поблизости не было. Стояла спокойная тишина. И к своему удивлению, ребята отметили, что тишина была действительно спокойной – это была не та гнетущая тишина, которая с самого начала повергла их в тяжёлое ожидание чего-то страшного, а спокойная, умиротворённая тишина, дарившая чувство безопасности. Паническое оцепенение стало спадать, и Вергилий, глубоко вздохнув, сказал:

– Похоже, он не погнался за нами. Может быть, мы уже просто сходим с ума от всего того, что с нами произошло за последнее время?

– Если бы мы с ума сошли, – заметил Ваня, потирая ушиб, – то не все сразу. С ума, Вержи, поодиночке сходят.

– Это только гриппом все вместе болеют, – не могла не добавить весело Алёна. Шутка брата её здорово подбодрила.

Вергилий удивлённо посмотрел на них и заявил:

– Раз вы так развеселились, предлагаю вернуться в нашу комнату и лечь спать, а? Что вы на это скажете?

– Да легко! – бравируя, ответила Алёна. Ей действительно было уже не так страшно. – Если вы с Ваней будете болтать, пока я не усну, то я могу вообще где угодно лечь спать!

– В конце концов, чего мы так испугались-то? – спросил Ваня. – Монах молился себе, никого не трогал, ну, самобичеванием занимался – есть и такие фанатики, а мы тут заявились и ещё хотели, чтобы он нам ласковое слово сказал? По-хорошему, нам надо было бы извиниться и оставить его в покое.

– Я согласна. В любом случае идти к нему с извинениями сейчас будет уже неуместно, поэтому давайте отложим это до утра.

На том и порешили. Вернувшись в свою келью, ребята с неожиданным чувством спокойствия легли спать. Никакие страшные звуки в эту ночь их больше не пугали.

~~~~~~~~~~~~~~~~

Его лицо является мне каждую ночь, обезображенное, страшное. Он смотрит на меня не то с немым укором, не то с насмешкой, не то, видится мне, как будто с благодарностью – клянусь святой Аврелией, с благодарностью! И молчит. Он не говорит ни слова, но страх пробирает меня до костей, и я просыпаюсь в холодном поту. Ах, если бы я только мог вернуться в прошлое и исправить свою ошибку…

С того самого дня я чувствую себя не принадлежащим себе полностью, словно, прегрешив, я впустил в свою душу зло, которое невозможно искоренить, которое опутывает мою душу своими чёрными лапами-плетьми, пытаясь лишить меня воли. Стремясь искупить свой грех, я принял постриг. Я испробовал всё: строжайшие обеты, самоистязание, жесточайшие аскезы. Я стал настоятелем и помог искупить свои грехи сотням прихожан, но кто простит мой грех? Я молюсь непрестанно, потеряв счёт времени, но я чувствую, что в тот самый день со мной произошло что-то гораздо более ужасное, чем самый страшный смертный грех.

Прихожане не замечают этого. Они видят во мне праведного монаха, благословенного самой святой Аврелией. Они верят мне, верят в мою чистоту, верят в мою безгрешность и с экстатическим блаженством внимают моим проповедям, но могу ли я быть их духовным наставником, не избавившись сам от своего греха, не очистив душу?

Я знаю его имя. Намасэйа. Я слышал древние предания о нём. Я читал о нём в трактатах, что пылятся в архивах на самых дальних полках. Я не верил в него, потому что это были всего лишь суеверия наших далёких предков. Но в тот самый день он проник в мою душу. Он наполнил её страхом, от которого не спасают никакие молитвы. Страхом, что не будет мне прощения ни в этой жизни, ни после неё. Страхом, что я не смогу искупить свой грех никогда, до скончания времён. Это он, это Намасэйа повинен в моих ночных кошмарах. А иногда и среди белого дня я вдруг ловлю себя на том, что я как будто только что очнулся ото сна, и не могу вспомнить, что делал минуту назад. И мне становится по-настоящему страшно. Не творю ли я новые грехи во мраке беспамятства?

О, святая Аврелия, дай мне силы бороться с невидимым врагом! Дай мне волю владеть собой: мыслями своими и своими деяниями! Ещё истовее, ещё усерднее я буду молиться тебе! Я не дам страху овладеть мной! Я не пущу страх в душу свою! Он всего лишь плод моего воспалённого воображения, он не властен надо мной, он не существует!

Архивы Аврелианского собора

«Тот, от кого осталось лишь имя», настоятель Медард

~~~~~~~~~~~~~~~~

Глава 27

Над Изабелловым лугом занимался рассвет. Дрожащие и переливающиеся золотом лучи утренней зари боязливо выползали из-за тёмного горизонта, осторожно прокрадывались между холмами и куцыми рощицами и, осмелев, струящимся потоком заливали равнины и луга. Широкое молочное небо, с каждым мгновением терявшее свою ночную синеву, дышало прохладой и свежестью, и от его дыхания травы покрывались мельчайшими искрящимися капельками росы, от чего казалось, будто луг усыпан россыпями бриллиантов.

Лагерь спал крепким сном, спали все: и те, кто легли накануне пораньше, чтобы отоспаться перед грядущими боями; и те, кто старались по полной насладиться последним мирным вечером, гуляя и веселясь допоздна; и даже те, кто планировали всю ночь провести в подготовке к будущим сражениям. Бодрствовали лишь часовые, лениво патрулировавшие границы лагеря. Они же и встретили прибывшие практически одновременно армии Либертины и Вечных лесов.

Мисхумы прибыли с восточной стороны Изабеллового луга. Передвигались они практически бесшумно, словно боясь спугнуть утреннее безмолвие. Впереди верхом на огромном буром барматроге ехал сам старейшина Тимер с боевым рогом в руке. Барматроги отличались своей свирепостью и диким нравом и абсолютно не признавали сёдел, поэтому старейшина сидел прямо на массивном загривке зверя, положив свободную руку на его шею. Сосредоточенный взгляд Тимера скользил по спящему лагерю: он думал о том, что напади внезапно мертвецы прямо сейчас – и объединённое войско было бы разбито, не успев объединиться.

По правую руку от старейшины на крепком гнедом коне ехал его брат Шордо. Конь его – чистокровный дубовый тяжеловоз, один из тех, что обитают на западных окраинах Вечных лесов – был покрыт защитной попоной из мелких деревянных пластинок, а в хвост были вплетены длинные разноцветные ленты. Конь шёл тяжелой, но уверенной поступью, оставляя после себя вмятины от копыт в мягкой луговой земле. Жена Шордо Стерокс верхом на поднебесной чернети парила высоко в небе, кружа над мисхумами вместе с другими парящими – так называли мисхумов, с детства посвятивших себя небу и предпочитавших летающих ездовых животных передвигающимся по земле. Птица Стерокс производила сильное впечатление: от других видов чернетей, обитавших в Вечных лесах, поднебесная чернеть отличалась прежде всего своими размерами. Её широкие крылья позволяли ей быстро набирать высоту и передвигаться с огромной скоростью. Кроме того, у Стерокс был настоящий талант парящей: она сумела достичь такого взаимопонимания со своей птицей, что чернеть угадывала желания мисхуми без слов, то молниеносно устремляясь вперёд, то вдруг неожиданно входя в крутой вираж.

По левую руку от Тимера верхом на статном таящемся страусе ехала дочь старейшины Пангея. Её питомец, пытавшийся слиться с окружающей средой и потому отливавший песочно-жёлтым цветом, поблёскивал короткими искрами: ему было неуютно на открытом пространстве в окружении такого количества людей и других животных, и это искрение выдавало его волнение. Гордая осанка Пангеи, напротив, выражала абсолютную уверенность в себе: она понимала, что дальше отступать некуда, и была полна решимости защитить родные земли от любого врага.

Чуть поодаль толпой двигались все остальные. Впереди ехали наездники на таящихся страусах, пытавшихся мимикрировать подобно питомцу Пангеи, и лошадях всех мастей. В этой разношёрстной кавалерии изредка попадались могучие богатыри, сумевшие укротить барматрогов и теперь гордо восседавшие на их крепких шеях. Ещё меньше было мисхумов верхом на медведях – и в отличие от наездников на барматрогах это были преимущественно хрупкие девушки: видимо, им легче было укротить грозных животных своей лаской, чем богатырям – своей силой. Следом за кавалерией следовали пешие мисхумы. Их было не очень много, и большинство из них было одето в костюмы, сплетённые из чешуек, сброшенных таящимися страусами во время линьки – эти костюмы меняли цвет точно так же, как чешуя страусов, поэтому издалека казалось, будто по лугу просто ходят волны, как от сильного ветра.

Замыкал армию мисхумов отец Орхидеи Кимард. Вид этого огромного здоровяка, ехавшего на гигантском барматроге, внушал страх даже самим мисхумам, но его взгляд, лихорадочно скользивший по окрестностям, выдавал его тревогу. Он до последнего ждал возвращения Орхидеи дома и, не дождавшись, вынужден был выдвинуться в путь. Нагнал армию он лишь уже у самого Изабеллового луга. Кимард надеялся встретить дочь здесь: ведь она собиралась проехать прямиком на место сбора,– но и здесь её не было. От этого Кимард просто не находил себе места: вдруг с Орхидеей случилась беда? Нет, нельзя было отпускать её одну с этими незнакомцами! Не надо было слушать старейшину! Тимер-Тимер, ведь ты никогда не ошибался!

В это же время с южной стороны Изабеллового луга, со стороны Солнечной бухты прибыла либертинская армия. Она являла собой совершенную противоположность мисхумам: грохот, жужжание и прочие шумы механизмов разносились во все стороны, сообщая о приближении войска задолго до того, как оно показалось на горизонте. Теперь же, когда армия Либертины прибыла на место сбора, её шум заполонил всё вокруг.

Разбуженные солдаты лениво вылезали из палаток и, потягиваясь, удивлённо смотрели на прибывших: если вчера их удивляли виртуозные волшебники Академии, то теперь настала очередь гениальных либертинских инженеров. Всё пребывало в непрерывном движении. Под облаками парили огромные цеппелины, закрывавшие полнеба, между которыми сновали сотни разнообразных летательных аппаратов небольшого размера: велолёты, геликоптеры и другие удивительные механизмы. Разнообразие либертинской авиации поражало воображение, но то, что происходило на земле, напоминало уже настоящий хаос. Каких только причудливых механизмов здесь ни было: от простых самоходных телег с водружёнными на них тяжёлыми арбалетами до гигантских подавителей – эти укреплённые громадины на гусеничном ходу, вооружённые скоростными паровыми пушками, были предназначены для разгона бунтов и забастовок, которые частенько случались в Либертине – конечно, они производили впечатление, соответствующее своему названию.

Вызвало удивление и оружие, с которым прибыла пехота. В руках у либертинских солдат нельзя было увидеть ни меча, ни лука: они все были вооружены ружьями разного устройства и калибра. Одни отдавали предпочтение крупнокалиберным ручным пушкам с нагнетаемым давлением, которые, что называется, стреляли редко, но метко – другим больше по душе приходились высокоскоростные стреломёты.

Пока молодёжь с разинутыми ртами глазела на всё это техническое изобилие, солдаты поопытнее, которым довелось ранее воевать плечом к плечу с пехотинцами Либертины, сразу поспешили к прибывшим подводам с оружием, чтобы успеть урвать себе пушку помощнее.

В это время над Изабелловым лугом разнёсся оглушительный рёв боевого рога старейшины мисхумов, извещающий о сборе командующих армиями в ставке Максимилиана. Им предстояло договориться об общей стратегии ведения войны и спланировать согласованное передвижение войск.

Глава 28

Всё вокруг утопало во тьме. Посередине в облаке тусклого света стояла жрица Луны. Она была одета в обворожительное тёмно-красное платье. Одной рукой она слегка касалась своего округлого бедра, а в другой сжимала цепочку с кулоном в виде месяца – кулон горел ярким багрово-красным светом, словно раскалённый.