Текст книги "Клан дракона. Книга 1. Вступление"

Глава 9, в которой меня приводят в порядок, а затем я имею совершенно неожиданный, но очень душевный разговор с господином Киртуликом

– Любопытно, Хозяин, весьма любопытно, – голос господина Киртулика доносился словно бы откуда-то издалека.

– Сто раз уже говорил – не Хозяин! – прорычал в ответ Мизраел.

– Прости, Хозяин, больше не буду, – ехидно сказал начальник стражи. Но тут хозяин замка так зашипел, что даже я ощутил жгучее желание куда-нибудь уползти и спрятаться. Кажется, это проняло и Киртулика.

– Извини, Мизраел, – тихо сказал он. – Привычку, отшлифованную столетиями, так просто не извести. Более того, едва ли возможно извести вовсе. Если из цельного камня высечь статую, то ее уже никак нельзя будет вернуть обратно в камень. Можно лишь сломать, но тогда не останется ничего. С характером тех, кто живет очень долгое время, точно такая же история – и ты не хуже меня это знаешь.

– Извините, – прохрипел я со своей лежанки, – вы не могли бы спорить где-нибудь в другом месте? У меня и без того голова раскалывается.

– Пациент прав, – около разговаривающих драконов показался третий. Круглые очки на носу в довершение с совершенно седой растрепанной шевелюрой придавали ему сходство с полярной совой, – брысь отсюда. Все новости подождут. Все безотлагательные новости подождут тем более!

– Но у нас важный разговор к принцу, – возмущенно сказал Киртулик. Мизраел же, не споря, развернулся и пошел к двери.

– Распоряжаться будешь в своей сторожке, старый солдафон, – спокойно сказал доктор, – здесь командую я. И если я говорю, что ты должен прямо сейчас закрыть дверь с той стороны, значит, ты должен сделать именно это.

Дорого бы я сейчас дал, чтобы увидеть лицо Киртулика. Впрочем, более чем слышимого скрежета его зубов мне хватило с лихвой.

– Когда мы сможем поговорить с ним? – процедил он.

– Через два часа. Он примет лекарства, отдохнет, отойдет, и тогда вы сможете с ним поговорить.

Через несколько секунд хлопнула дверь. Доктор же обернулся ко мне.

– Приветствую тебя, принц, – он коротко поклонился мне, – меня зовут господин Алвас, рад с тобой познакомиться, жаль, что при таких печальных обстоятельствах. Впрочем, думается мне, при других нам познакомиться было и не суждено. Ладно, неважно. Попробуй пошевелиться и скажи, где болит.

Лежа на животе, я попытался было двинуться, но спина отозвалась такой болью, что, с трудом подавив желание взвыть, я прошептал:

– Все болит. Спина, шея, голова – кажется, у меня не тело, а сплошной синяк.

– Да, это я и так вижу, но мне важна была именно твоя реакция. Что ж, потерпи немного, – с этими словами он принялся бережно ощупывать мою голову, потихоньку продвигаясь к шее, затем по хребту спины до самого копчика.

– Кости вроде бы целы. Зато кожа и мышцы, – он поцокал языком, – до чего же вы, люди, хрупкие и нежные существа. Дракону такой удар был бы, что семечку щелкнуть. Ну ладно, сейчас придется немного потерпеть.

Он ушел, вероятно, в кладовку и через минуту вышел с банкой, в которой была какая-то желтая пахучая мазь.

– Немного будет печь, ты уж потерпи, – снова сказал он, зачерпывая мазь и щедро намазывая ею мою спину. Первые несколько минут ничего не происходило, затем по спине побежало приятное тело. Еще через минуту тепло стало уже не таким приятным, а еще через пару минут я был свято уверен, что это какая-то горчичная мазь, причем особо концентрированная.

– Да вы с ума сошли? – завопил я, когда жжение стало совсем невыносимым. – Это дракону оно «немного печет», а у меня от такого сейчас вся кожа слезет!

– Терпи, – сурово сказал господин Алвас, – тебя же быстро надо поставить на ноги; а не бывает такого, чтобы и быстро, и безболезненно! В следующий раз будешь ответственнее относиться к своему здоровью. От того, что ты на рожон полез, как видишь, хорошо не стало никому. Головой иногда тоже думать надо.

– То есть, по-вашему, мне надо было просто сдаться, – я от злости умудрился даже забыть про жжение в спине.

– Это был бы самый разумный вариант, – наставительно сказал врач, – ты человек. Ты в этом не виноват, такова твоя природа. Но против дракона тебе нечего противопоставить, ты и сам это должен понимать.

– Зачем тогда Киртулику вообще понадобилась эта проверка, – разъяренно спросил я, – лишний раз унизить?

– Об этом ты у него уже сам спросишь, – ответил Алвас, усаживаясь в кресло около меня, – могу лишь сказать, что как начальник стражи, дело свое он знает крепко. Все старожилы этого замка, живущие здесь больше, чем триста лет, не раз обязаны ему своей жизнью. Да и не из тех он, кто станет использовать служебное положение для таких сомнительных развлечений. Как собеседник он, конечно, не самый приятный тип, но если уж он устроил эту проверку – тому имеется веская причина, которая даже Мизраела должна была убедить. Он, как ты наверняка уже заметил, очень тебе благоволит. Ладно, прогрето достаточно, – с этими словами он взял другую банку, мазь в которой была уже серая, и начал активно наносить ее поверх слоя желтой мази – ощущение жжения мгновенно спало, кожу лишь слегка пощипывало.

– Вы это осуждаете? – спросил я, не сумев сдержать вздоха облегчения.

– Трудно сказать, – пожал плечами Алвас, задумчиво теребя воротник своего белого халата, – господин Мизраел заботится о нас уже очень и очень долгое время. И как бы странны и необычны порой не были его решения, в конечном счете, они всегда шли нам только на пользу. Однако конкретно сейчас я не вижу в этом поступке логики. На первый взгляд, от этого никому не хорошо. Посуди сам: во-первых, ты, ощущающий себя среди драконов существом второго сорта. Да, мальчик мой, я прекрасно это вижу, но уж прости меня, я слишком стар для того, чтобы щадить чьи-то чувства касательно тех сфер, в плане которых распоряжается природа. Никаких выгод от этого не видно и Меридии: она вынуждена будет идти за тебя замуж, нравится ей это или нет. Если вы не полюбите друг друга, то всю свою жизнь оба будете несчастны. Если же это все-таки случится, то будет еще хуже: ты умрешь гораздо раньше, чем она, а я крайне сомневаюсь в том, чтобы она после этого привязалась к кому-то другому. Золото, оно такое… Ни уж тем более никаких выгод я не вижу от этого и Мизраелу, которой носится с тобой, как с писаной торбой и рычит на все свое семейство, заставляя относиться к тебе с уважением. Впрочем, сейчас уже рычит гораздо меньше, вынужден признать, ты даже представить себе не можешь, какие тут разыгрывались эмоциональные баталии всего за неделю до твоего приезда.

– Извините, а при чем здесь золото? – цепко ухватился я за это слово, прозвучавшее в довольно странном контексте.

– Золото? – попытался изобразить изумление Алвас, при этом его глаза панически забегали туда-сюда. – Какое золото, не понимаю, о чем ты.

– Когда вы говорили о Меридии, то сказали, что «Золото, оно такое…», – настойчиво повторил я, – вы точно не в качестве валюты имели его в виду. О каком конкретно золоте вы говорили, и как оно связано с Меридией?

– Наверное, я оговорился, юноша, – испуганно сказал врач. – Ты просто меня не так понял, вот и…

– Да нет, я понял все правильно, – сказал я, выкладывая единственный козырь, что имелся у меня на руках, с намерением выяснить, что это значит, – как и то, какая во мне Сирень, не так ли?

На доктора было жалко смотреть: из почтенного и равнодушного он превратился в запуганного и чуть ли не забитого.

– Дитрих, прошу вас, сжальтесь над стариком, – умоляюще прошептал он, – если Мизраел узнает об этом разговоре, он мне голову оторвет.

– Тогда давайте вы расскажете мне об этом, никто про этот разговор не узнает, я вам даю в том свое слово. А если откажетесь, то после вашего лечения, в процессе которого вы мне чуть всю шкуру на спине не сожгли, – на этом моменте я сделал сердитое лицо, – я пойду прямо к Мизраелу и задам этот вопрос ему. И, уж поверьте мне, он обязательно узнает, с чьей подачи мне вздумалось завести этот разговор.

– Ну, ты истинный носитель Сирени, Дитрих, – хмуро сказал Алвас, – такой же интриган, каким и Гиордом был. Весь замок во главе с Мизраелом больше сотни лет под его дудку плясал.

– Это не тот ответ, на который я рассчитываю, – спокойно ответил я…

Доктор глубоко вздохнул. После чего произнес:

– Скажи, Дитрих, мог бы ты довериться мне не только, как лекарю тел, но и душ?

– Вы уж меня, конечно, извините, – сдержанно ответил я, – но по первому впечатлению вы с таким заявлением создаете самый настоящий образ «сапожника без сапог».

Впервые за все время нашей беседы лицо Алваса перекосило от злости. Было видно, что ему очень хочется прямо сейчас свернуть мне шею за такую наглость. Но он все же нашел в себе силы погасить гнев и прошептать:

– Верно ведь говорят, правдивая критика ранит больнее всего. Ну да речь не об этом. Можешь ли ты поверить моему богатому и колоссальному опыту длиной не в одну сотню лет и проявить терпение? Ведь Мизраел готовит для тебя величайшую честь, которой когда-либо удостаивался человек. Пусть шанс и ничтожно мал – он все равно готов попробовать. Беда в том, что для прохождения этого пути человек не должен всего этого знать. Ты должен пройти этот путь по наитию, слушая лишь голос своей души. Если ты узнаешь обо всем этом сейчас и узнаешь, что потерял – то будешь проклинать меня еще больше, поверь. Судьба никого не оставляет без награды – тебя за твою храбрость и жертвенность ждет такой подарок, какого ты и представить себе не можешь. Нужно лишь потерпеть совсем чуть-чуть. Можешь ты мне поверить?

Я молчал. Аметистовое тепло говорило мне, что сейчас не прозвучало ни одного слова лжи. Да и отец всегда учил прислушиваться к советам старых людей: они пожили, они знают. Но как же тяжело устоять! Как будто ты стоишь перед столом, а на нем блюдо, накрытое тканью. И пахнет оно и вкусно, и незнакомо, и достаточно лишь протянуть руку – и ты узнаешь, что там! Однако в этот момент во мне проснулось далекое эхо сдержанности, которым меня в свое время одарил малахит, хоть я и не смог сразу это расшифровать. Может, действительно стоит потерпеть? Ведь кто умеет ждать, дождется большего.

– Как бы с таким отношением всю свою жизнь не прождать, – недовольно проворчал внутренний голос. Но все же уступил моей воле.

– И сколько мне придется ждать? – спросил я.

– На этот вопрос у меня нет точного ответа. Ибо он таков: когда ты сам будешь к этому готов. А это может случиться уже через неделю. Или через две. Или через месяц. Или через год. Но до такого, думаю, не дойдет. Два месяца – вот самое большое ожидание. После этого ты точно все узнаешь. Давай договоримся так: если за два месяца эта тема ни разу не поднимется, ты снова придешь ко мне, тогда я отвечу на любые твои вопросы безо всякой утайки.

– Ну, хорошо, – сказал я минуту спустя, – вы меня убедили. Некоторые блюда и в самом деле нужно есть не раньше, чем они будут готовы полностью.

– Разумный выбор, – одобрительно кивнул доктор, – ну а теперь прими это снадобье – и у тебя есть еще полтора часа, прежде чем придет Киртулик и примется по косточкам разбирать все, что сегодня произошло.

Я принял из рук Алваса стакан и не спеша выпил его содержимое, оказавшееся каким-то травяным чаем с очень экзотическим вкусом. И уже через несколько секунд меня потянуло в сладкую дрему.

Это было очень странное ощущение. Я не уснул – было отчетливо слышно, как Алвас ходит по палате, что-то про себя бормоча и время от времени звеня склянками. И в то же время я был словно отрешен от всего этого. Казалось, это все происходит не со мной, а как будто я читаю очень странную книжку, в которой герои вдруг сошли со страниц, на которых они были описаны, и начали действовать самым что ни на есть реальным образом. И в то же время я чувствовал, что мое тело отдыхает. Наблюдая за ощущениями словно со стороны, я с интересом смотрел, как мозг переваривает полученную информацию и убирает большую ее часть куда-то глубоко, туда, где она будет забыта, как ненужная. Наблюдал, как серая мазь, ровным слоем покрывшая всю мою спину, пузырится и потихоньку впитывается в кожу и мышечную ткань. С интересом увидел, как остатки завтрака завершают свой путь… впрочем, это уже лишнее.

В какой-то момент мое умиротворенное состояние все же было прервано: вернулся господин Киртулик, желавший со мной поговорить. Алвас аккуратно поднял мою голову и снова напоил каким-то снадобьем. Несмотря на то, что оно не имело совершенно никакого вкуса, я от него мгновенно, если так можно выразиться, протрезвел. Разум обрел ясность и четкость, и вот я готов к полноценной беседе. Ощупав мою спину, доктор нашел мое состояние удовлетворительным и разрешил покинуть постель. Сам же он спешно собрался и ушел куда-то по своим делам. Я осторожно поднялся – спина чувствовала себя превосходно. Да уж, как бы жестоко эта мазь не обошлась с моей несчастной шкурой, дело свое она сделала. Господин Киртулик, сидевший на стуле неподалеку, терпеливо дождался, пока я натяну рубаху и куртку, после чего начал.

– Приношу извинения, принц, за свою назойливость. Мне известно, что вам сейчас положен отдых, так как на вечер запланировано еще одно, должен заметить, очень утомительное мероприятие. Однако не в моих привычках откладывать дела в долгий ящик: как существу, прожившему достаточно долгий срок, мне известно, как мало у нас на самом деле времени и как бережно следует к нему относиться. Поэтому по итогам проведенной проверки я желаю сразу расставить точки над «i».

Он замолчал. И внезапно улыбнулся. И эта улыбка меня поразила: мне казалось, что это суровое, вечно всем недовольное лицо вообще не умеет улыбаться.

– Ты показался мне очень способным еще в первый день нашей встречи, – продолжал начальник драконьей стражи, – и именно поэтому я поставил тебя в такие несправедливые условия в этой проверке: я прекрасно понимал, что, как иллюзионисту, на песке тебе не будет от него спасения. Это кажется жестоким, но с другой стороны, это условия, максимально приближенные к реальности. Наши враги не будут благородно вызывать тебя на честный поединок: они нанесут удар исподтишка в самое уязвимое место. И того, что я увидел, достаточно, чтобы понять: даже при самых неблагоприятных обстоятельствах ты сумеешь если не ускользнуть от недругов, то хотя бы достаточно долго продержаться, чтобы мы успели прийти на помощь. Для человека ты показал незаурядный ум и умение принимать решение даже при самых сложных условиях. Это – законный повод для гордости. Ну а насчет твоей отчаянной попытки обзавестись крыльями… – он печально улыбнулся.

– Осуждаете? – настороженно спросил я, повторно обескураженный уже его похвалами: в моем понимании он являл собой типичный образ того, кто будет раздавать пинки и сыпать критическими насмешками без остановки. Такие просто от природы физически неспособны выдавить из себя хоть какую-то похвалу.

– Дитрих, ты серьезно считаешь меня эдаким злыднем, только и умеющим, что распекать за нерадивость, зачастую выдуманную? Ах, знал бы ты, сколько драконов прошло обучение под моей рукой – да и палкой, чего уж греха таить. В того, кто живет в десять раз больше людей, вколачивать знания нужно в десять раз дольше и сильнее. Но все равно я каждый день вижу в глазах моих учеников жадный блеск, неистовую жажду полета, и, уж можешь мне поверить, я помню и разделяю восторг каждого, кто после моего обучения смог покорить небо – ну да на примере с Меридией ты и сам это вчера видел. Так что тот факт, что тебя позвало небо, – он опустил голову, отведя взгляд, и тихо сказал, – я не имею права осуждать его в ком бы то ни было.

– На самом деле я не знаю, что меня дернуло поступить именно так. Потому что в действительности я очень боюсь высоты, – тихо проворчал я.

– Но ведь все же она тебя позвала, не так ли? – взгляд господина Киртулика пронизывал меня насквозь. – Ничто не мешало тебе спрятаться на трибунах и там перевести дух, верно? Ведь все равно ты – почти ничего не умея, почти не имея шансов на успех – ты все равно попытался. И, я полагаю, ты сам знаешь, почему?

Естественно, знаю. Чертов начальник стражи смотрит мне в душу, выворачивая ее наизнанку. У меня за две недели было достаточно времени, чтобы обдумать все, что произошло со мной по прибытии сюда. Да, полет на Ариадне изначально меня не сильно впечатлил: времени, чтобы впечатлиться, мне элементарно не дали. Однако я раз за разом проигрывал момент, когда Ариадна теряет сознание, мы невыносимо долгие пять секунд падаем вниз… а в следующую секунду драконья лапа заботливо ловит меня, спасая от неизбежного падения в море. И вот эти завершающие моменты полета проступают в моей памяти все ярче и ярче… лазурные драконы, гордые, стремительные, сильные, единым росчерком пересекают небо одного цвета с собой… Да, когда-нибудь я хотел бы покорить свой страх высоты и взмыть в небо бесконечно свободным и безгранично счастливым.

– Скажите, господин Киртулик, – я обхватил колени руками, пытаясь справиться с навалившимися на меня завистью и отчаянием, – что будет лучше: прожить свою жизнь, тихо мерцая для тех немногих, кому ты даришь свет и тепло? Или вспыхнуть на бесконечно долгий и яркий миг, пытаясь привлечь к себе внимание тех, кто куда больше, старше и значительнее тебя?

Вместо ответа дракон покачал головой. После чего – немыслимо – подошел ко мне и положил руку на плечо. Затем, едва заметно улыбнувшись, сказал:

– Как ты решишь, так и будет правильно, принц. Могу лишь сказать, что, вспыхивая, ты очень сильно рискуешь. Ведь те, старшие и значительные, не факт, что заметят тебя, а, заметив, не факт, что впечатлятся твоим поступком. Но если тебе все же повезет, то как знать: вдруг они дадут тебе второй шанс…

* * *

– Что ты сказал? – яростно спросил Мизраел, выходя из-за своего стола и подходя к Алвасу, в испуге павшему перед хозяином замка на колени.

– Я виноват, – запинаясь, шептал врач, не смея поднять взгляд на господина. – Я оговорился насчет Золота, что является одним из доминантных Цветов госпожи Меридии. Для него это ничего не должно было значить, но, помилуйте, откуда мне было знать, что он не только раскрыл в себе доминантный Цвет, но еще и умудрился охарактеризовать его?

В ярости Мизраел отвернулся и подошел к окну. Разумеется, ему и в голову бы не пришло поднять на старика руку, но очень многие обитатели замка, пробывшие с ним слишком долго, еще помнят, каким Хозяин Лазурных может быть в гневе. Что поделать, ради выживания рода порой приходилось совершать всякое. Он не искал себе оправдания, но даже сейчас, спустя даже не годы – столетия – он до сих пор не видел иного выхода из многих тупиков, куда не посчастливилось попасть ему и тем, кто вверил ему свои жизни.

– Значит, всего два месяца, – тихо сказал он. – Да встань ты с колен, – рыкнул он в сторону Алваса, который поспешил подняться на ноги, – я рассчитывал еще год только наблюдать за ним. Да, он хорош, он талантлив, умен… Но, Святой Белый Дракон, он ведь так молод! Да если мы обратим принца сейчас – его крылья просто не выдержат. Он должен изначально пожить среди нас, должен узнать о нас больше – и раскрыться нам, в свою очередь. Он должен лучше понять самого себя и напитать свой характер нужными для равновесия Цветами. Да уж, в этом плане, конечно, Сирень – не самый удачный цвет. Ее носители, как правило, жаждут впитать как можно больше чужих тайн, стараясь при этом выдать как можно меньше своих собственных. Что ж, ладно.

Он закрыл глаза и опустил голову на несколько секунд. После чего вернулся за свой стол и, сложив на нем руки, опустил на них голову. Ровно две минуты спустя в его кабинет вошли Киртулик и Карнекир.

– Как принц? – не поднимая головы, спросил Мизраел начальника стражи.

– Неплохо. Старый скляночник знает свое дело, – усмехнулся Киртулик. Алвас гневно на него посмотрел, но начальник стражи, как ни в чем не бывало, продолжил: – У меня для вас другая неожиданная новость. Вы, конечно, видели, что он пытался учудить на испытании.

– Да, для его уровня это было впечатляюще, – кивнул Мизраел. – Я бы даже рискнул высказать некоторые предположения, но нам не может до такой степени повезти.

– Может, Мизраел, может, – Киртулик чуть не подпрыгивал от радости. – Он до смерти боится высоты, он сам мне в этом признался. И, тем не менее, она позвала его. Я сам прочитал это в его глазах так же четко, как всегда читал в глазах каждого из своих учеников. Ошибки быть не может.

– В самом деле? – Мизраел снова покинул свой стол и принялся мерить комнату шагами. – Надеюсь, тебе хватило ума не распекать его в этот момент?

– Обижаете, Хозяин, – сказал Киртулик, язвительно сделав акцент на столь ненавистном Мизраелу слове. – Не я ли последние две сотни лет обучал весь знатный молодняк как этого замка, так и всех городов, что нам подчиняются? Мне ли не знать, когда в сердце юнца надо посадить крохотную искру надежды, которая в один прекрасный день разгорится ярким пламенем и унесет своего хозяина в небо?

– Ну что ж, это хорошо. Это очень хорошо, – Мизраел незаметно для себя самого потер руки. – От этого уже можно отталкиваться и попробовать уложиться в два месяца. Тогда сделаем вот как. Раз уж он создал себе крылья один раз – без труда сделает это и еще. А раз так удачно все для нас складывается – тебе, Кирт, я поручаю тренировать его. Скажи ему, что я нашел его «крылышки» перспективными и хочу, чтобы он овладел ими как можно лучше. Пусть учится управляться с крыльями – когда мы все же попробуем осуществить свою задумку, ему будет гораздо легче приноровиться.

– Как скажешь, Мизраел, – хмыкнул Киртулик. – Не жалко отдавать мне его на растерзание? Я же не посмотрю, что принц и человек – душу из него выну.

– Вот и хорошо, – кивнул Мизраел. – Как вынешь – наполнишь толком и положишь, где взял. Ему это только на пользу пойдет. Но все же не переусердствуй. Ему надо сохранять товарный вид, сам понимаешь. Карнекир, – тем временем обернулся он к юноше, до того стоявшему за его спиной и молча слушающему беседу, – тебе же новое поручение – организуй ему досуг в свободное время от тренировок, так, чтобы он и думать забыл про эти цвета. Я уж не знаю, откуда он узнал про свою Сирень, но факт остается фактом: уже дважды он был в шаге от этого запретного – пока – для него знания. Третьей ошибки его Сирень нам не простит…