Текст книги "Клан дракона. Книга 1. Вступление"

Глава 2, в которой я иду к Мизраелу, в ходе беседы с которым происходит непоправимое

– Что планируете делать, принц? – участливо спросил кто-то. Я с удивлением узнал в этом голосе Карнекира – казалось, он будил меня не сегодня утром, но несколько месяцев назад.

– Отведи меня к Мизраелу, – выдохнул я.

Тень тревоги на мгновение мелькнула в его глазах, но тут же угасла, сменившись привычной доброжелательностью.

– Как пожелаете. Следуйте за мной.

Стоит отметить, что шли мы все же медленнее обычного. Причем со стороны Карнекира это выглядело исключительно как забота обо мне – мало ли как сильно я утомился после тренировки…

Я шел, меня просто разрывало от необходимости сделать выбор. Казалось, что, какие бы я не предпринимал до того действия, все они в любом случае свелись бы к этому моменту: я иду разговаривать с Мизраелом для того, чтобы… что?

А мы все шли и шли. Вот мы вошли в замок. До завтрака еще целый час. Несколько раз я набирался смелости спуститься и на завтрак, но присутствовать там мне было не по себе: драконы завтракали настолько плотно, что я удивлялся, как их только не разрывает от такого количества еды. И, что не менее важно, где они столько мяса берут? Это же, по самым скромным подсчетам, у них по одной корове должно уходить не то, что в день – на один только завтрак. И то не факт, что хватит. Кроме того, меня не покидало ощущение, что в человеческом облике драконы завтракают исключительно в моем обществе. Когда же меня нет, им, очевидно, гораздо проще заглотить такой объем пищи в обличье дракона.

От раздумий меня отвлек тот факт, что мы идем мимо Гиордома Таинственного. Который раз он цепляет мой взгляд – интересно, по какой причине? В замке полно портретов других драконов самых разных расцветок, так почему именно этот лиловый ящер с темно-желтым брюхом так бросается мне в глаза?

– Скажи мне, Карнекир, – сказал я, останавливаясь возле портрета. – Что ты можешь рассказать мне об этом драконе?

– Гиордом Таинственный? – спросил Карнекир, приближаясь ко мне. – О, это был очень противоречивый дракон. Ему доставляло огромное удовольствие морочить другим голову и разыгрывать их. Не подумай чего дурного, Дитрих, он никогда не был провокатором конфликтов, его розыгрыши никогда не были жестокими или унизительными. Но для него было просто верхом наслаждения сплести свою паутину розыгрыша, а потом в кульминационный момент обвести всех вокруг пальца – казалось, только для того, чтобы показать: вот какой я умный и находчивый, вот как я умею. Он в некоторой степени оставался ребенком – что в высшей степени странно, учитывая, что ему было больше тысячи лет. С другой стороны – многие старые драконы по-своему оберегают свой разум от безумия, которое при такой долгой жизни рано или поздно поражает даже самые закаленные умы. У Мизраела… скажем так, тоже есть свои необычные способы развлечься. Только, ради всего святого, не говори ему, что я про это упоминал, он же с меня шкуру за это спустит.

– Свежо предание, – хмыкнул я, по-прежнему разглядывая Гиордома и силясь понять, почему он мне так знаком? Может, он мне снился? Да нет, на яркие сны у меня хорошая память, такого красавца я бы запомнил. Но тогда почему он никак не отпускает мой взгляд?

– Не понял? – вопросительно изогнул бровь Карнекир.

– Каждый второй обитатель этого замка жалуется на то, что Мизраел может надрать ему шкуру. Тем не менее, все ходят живые и здоровые; совершенно не похоже, чтобы у кого-то из них был побитый вид.

– Это сейчас, как детки у него пошли, он стал гораздо сдержаннее и спокойнее. А раньше, бывало, попадешь под его горячую лапу – так и свет белый невзлюбишь. Особенно тот же Гиордом – ему с его шуточками от Мизраела перепадало чуть ли не больше, чем ото всех, вместе взятых – даром, что Кайтири все время за него заступалась. А Гиордому, казалось, до этого не было никакого дела: отлежится пару дней, приведет шкуру в порядок – и давай снова у Мизраела на нервах играть.

– Кайтири – это, прошу прощения, кто? – уточнил я.

– Супруга Гиордома. Если мне не изменяет память, она была троюродной племянницей Мизраела. И она же была матерью Карнеллы.

– То есть Гвинелла и Мизраел – кровные родственники? – с удивлением спросил я.

– В вашем понимании – да. Но для драконов такое дальнее смешение наоборот полезно. Не говоря уже о том, что если королевский дракон пожелает породниться с другим королевским или хотя бы знатным драконом, выбор у него будет очень невелик.

– Странно, – вернулся я к изначальной теме разговора, – если Гиордом был такой занозой в мозгу у Мизраела – почему по всему замку висит столько его портретов? На каждом этаже минимум по два, а то и по три.

– А об этом ты узнаешь, когда придет время, – Карнекир вздохнул, на мгновение в его глазах отразилась бездна. – Сейчас ты еще не готов для этой истории. Идем дальше, Дитрих, мы же шли к Мизраелу, ты не забыл? Или передумал?

Нет, я не забыл, куда мы шли. Однако я так для себя и не решил: что я буду ему говорить? Просить оставить меня в покое? Попроситься домой? Или вообще не идти, а стерпеть и завтра так же идти на тренировку к Киртулику?

Нет. Я не могу отсюда уйти. Благо возвращаться к отцу, под чьим носом моим именем (даром, что без моего ведома) чуть не совершили бунт, было бы, мягко говоря, неразумно. А больше мне некуда идти.

За всеми этими рассуждениями я не заметил, как оказался возле большой лакированной двери.

– Тебе сюда, – прошептал Карнекир, кивнув на дверь. Я взялся было за ручку, как вдруг что-то остановило меня. А в следующий момент со мной заговорил мой внутренний голос:

– Ну, неужели ты при первых трудностях просто возьмешь и сдашься? Ты сейчас совсем не похож на того себя, который руководил постройкой ВТП. Где твои решительность, настойчивость?

– Но то был мой мир – устало подумал я в ответ – там все было просто и понятно: делай это, отдавай приказы этим, плати этим – и все будет, как надо. В этом же мире мне неизвестно ничего. И да, черт возьми, мне страшно!

– А как же Меридия? – напомнил внутренний голос. – Как ты видишь себя ее супругом, если не хочешь даже попытаться встать рядом с ней на один уровень? Тогда уж, в самом деле, смирись с тем, что ты всего лишь дорогая фарфоровая кукла.

Я отпустил ручку двери. Моя интуиция кругом была права – мне некуда деваться. Я должен играть по правилам этой игры – того требует мой долг. И если я хочу в будущем хоть как-то влиять на свою судьбу – мне придется учиться дальше. Но только я сделал шаг назад, как властный голос окликнул меня:

– Нет, Дитрих, заходи, раз уж пришел, – после чего дверь передо мной распахнулась…

Мизраел сидел за большим дубовым столом, возле которого стояло несколько кресел для посетителей, а по бокам – два роскошных фиолетовых дивана. Перед ним лежала стопка бумаг, которую он безо всякого энтузиазма разбирал, время от времени прикладывая руку к одной из них и оставляя огненный оттиск.

– Прошения из Триниагоса и окружающих его селений, – с улыбкой пояснил он, указав на кипу бумаг. – Примерно раз в неделю руки доходят разобрать. По большому счету – ничего такого, с чем они не могли бы справиться и сами, но порой попадается что-то действительно серьезное, требующее нашего внимания. Хотя чаще всего непогода, неурожай, овод скоту докучает и тому подобная ерунда.

Я удивленно взметнул брови, но мнение свое оставил при себе. Если овод докучает скоту – то, по крайней мере, на моей практике, это совсем не ерунда. А самая настоящая катастрофа, которая однажды в итоге половину Тискулатуса оставила без мяса. Недаром фермеры через меня смогли-таки надавить на Университет, чтобы он хотя бы летом присылал практикантов-целителей, которые бы присматривали за скотом в самое уязвимое время – с середины последнего месяца весны и первый месяц лета. Тем более что драконы этим самым скотом кормятся – так неужели такая халатность по отношению к собственной пище? Впрочем, вряд ли… они, наверное, иными способами от него защищаются…

– Ну, или если у кого есть настроение уделить время вопросу – мы никому не запрещаем этим заниматься, – продолжал тем временем дракон. – Все-таки вопрос престижа, который надо поддерживать… Ну да это все неважно…

Он отодвинул бумаги и пристально на меня посмотрел:

– Я чувствовал в тебе решимость, но ты умудрился растерять ее по пути, – сказал он, изучающе оглядывая меня.

– Да, – тихо ответил я, – умудрился. Так получилось. Я, наверное, пойду, – вежливо поклонившись, я повернулся… и увидел господина Киртулика, входящего вслед за мной и закрывающего дверь.

– Твоя выдержка достойна уважения, принц, но сейчас ты уже не можешь уйти, – спокойно сказал он.

– Почему? – безразлично спросил я.

– Потому что, пока я летал вслед за своим молодняком, клацая зубами возле хвостов самых ленивых, то понял, что тянуть с этим больше нельзя. Особенно после того, что случилось на площадке, – ответил начальник стражи.

– А что там случилось? – спросил Мизраел, до того с интересом слушавший нас.

– В нем пробудилась Лазурь, – прошептал драконий наставник.

Что произошло дальше, мне было трудно описать. В комнате сразу потемнело на несколько тонов. Мельком взглянув на лицо Мизраела, я увидел нечто такое, отчего мне мгновенно расхотелось на него смотреть. Словно в каком-то полусне я подошел к одному из диванов и сел на него, закрыв глаза.

– Как это случилось? – звенящим от гнева голосом спросил Мизраел.

– Один из сопляков на тренировке распустил нюни, что слишком сильно впечатлило принца. Моя вина, недоглядел.

– Ах, твоя вина?! – взревел Мизраел, после чего я явственно услышал, как кого-то бьют кулаком в висок. – А его стычка с Карделом и реакция на нее для тебя, значит, тайной остались? Ты что, забыл, как он отреагировал на аметист, и чем это для него чревато?!

Голоса становились то громче, то тише. Какое странное состояние. Я как будто слышу лишь то, что мне хочется слышать. Внезапно я понял, что источник этого состояния – моя собственная магическая сила. И любопытство, испытанное мной при прикосновении к мрамору, вспыхнуло с утроенной силой, меня потянуло куда-то далеко-далеко…

И остановило. Меня остановило янтарное тепло, не позволяя сознанию провалиться в свободный полет.

– Так, ну теперь еще и Серебро. Ты прав, скрывать от него это дальше опасно для него же самого. Чтобы это контролировать, он должен узнать об этом сейчас.

– Ты же понимаешь, Мизраел, – прохрипел его собеседник, – что после этого ему заказан путь к тому, чего мы так для него хотели? Ты понимаешь, что он возненавидит тебя за это?

– Я знаю, – устало ответил первый голос, – но я не могу рисковать его жизнью. Он не возненавидит меня сильнее, чем я возненавижу себя сам, если первый человек, так доверившийся нам за последние сотни лет, умрет.

Я по-прежнему лежал на диване, раскинув руки и запрокинув голову, до сих пор не осознавая, проснулся я или же все это какой-то очень странный дикий сон.

– Принц, – ласково позвал меня кто-то, – Дитрих. Посмотри на меня.

Я с огромным трудом открыл глаза. Мизраел с тоской смотрел на меня, протягивая руку.

– Мы, правда, хотели, как лучше. Но скрывать правду дальше становится опасно для твоей жизни. Идем со мной. Сейчас ты узнаешь все. Я даю тебе в том свое слово.

– Не… надо, – прошептал я. – Я… не хочу вас… ненавидеть. Вы… не виноваты в том, что я… всего лишь слабый человек.

– Дитрих! Святой Белый Дракон, что с тобой? – прекрасный мелодичный голос разрезал тишину. Ради этого голоса я заставил себя снова открыть глаза и увидел перед собой лицо Меридии.

– Что с ним, – требовательно спросила она, обернувшись, – почему ему так плохо?! Да сделайте же что-нибудь!

– Сейчас он может помочь себе только сам, доченька, – печально сказал Мизраел. – В нем пробудилась столь гибельная для него… Лазурь.

– ЧТО?! Но как это возможно?! Да с его количеством Сирени это убьет его!

Сквозь пелену слез я увидел, как она кинулась на господина Киртулика, молотя его кулаками по груди.

– Вы же обещали, что с ним все будет хорошо! Как вы могли меня обмануть?!

– Я виноват, принцесса, – печально опустив голову и не делая никаких попыток защититься, сказал господин Киртулик, – не уследил. Не предугадал, что в нем так сильно сострадание. Не предвидел, как губительно в этом месте оно окажется для его характера. Мне нет прощения.

– Ме… Меридия, – выдавил я из себя. Я не знал, что со мной происходит, не знал, останусь ли я в здравом уме, не знал даже, останусь ли жив, но я точно знал, что не могу отпустить ее просто так. После ее полета между нами появилась какая-то искра… и если уж ей суждено погаснуть, пусть она вспыхнет последний раз, – подойди… пожалуйста.

Меридия кинулась было ко мне, но ее внезапно жестко остановил господин Киртулик.

– Девочка моя, ты ему сейчас только хуже сделаешь. Не надо.

– Отпустите меня! – прорычала она. – Вы уже сделали все, что могли!

– И я своей вины не отрицаю. Но ты сейчас только добьешь его!

– Отпусти ее, Киртулик, – сказал Мизраел, – мы окончательно испортили все, что могли, но если есть хоть один маленький шанс, что он УЖЕ успел ощутить все семь Цветов…

В следующий момент на мою грудь ласково легли чьи-то руки.

– Да, Дитрих, – прошептала Меридия, – ты звал?

– Да, – я уже ощущал наплыв силы, которую всем сердцем ненавидел – и в то же время которой больше всего мечтал овладеть, – пожалуйста… прости меня.

– Проклятье, да за что?! – закричала она, тряся меня за грудки. – За что ты просишь у меня прощения? Да я сама пыталась выжить тебя отсюда всеми способами, а потом ты одним лишь своим взглядом дал мне силы взлететь! Так в чем ты передо мной сейчас виноват?!

– Прости за то, – шептал я, чувствуя конец, – что увидела меня… таким…

И в этот момент лавина, до того сдерживаемая, прорвалась, выпуская наружу почти всю жизнь сдерживаемую силу… силу доверия… силу любви… То, что я, как всякий прилежный принц, всегда отодвигал на второй план, не позволяя отдаться чувствам, подавляя их, отрицая их, считая той досадной помехой, что лишь мешает исполнять свой долг перед народом Тискулатуса. И я делал это так долго, что любая открытость, любое движение чувств стали для меня горьким ядом, обжигая душу и заставляя исходить кровавыми слезами. И теперь эта сила, вырвав из заточения ту боль, что Киртулик назвал Лазурью, сплетаясь в единый смертельный поток, обрушилась на меня, заставляя задыхаться и испытывать страдания, о существовании которых я даже не догадывался. Здесь остатки силы воли мне отказали, я, изогнувшись дугой, пронзительно закричал.

– НЕСИТЕ ЕГО В ЗАЛ КАМНЕЙ!!! – взревел Мизраел, – НЕМЕДЛЕННО!!!

Глава 3, в которой меня спасает от небытия уже знакомый мне дракон, после чего я сближаюсь как с Меридией, так и со всем Лазурным кланом

И здесь я отключился. Внезапно стало все равно, что будет дальше. Я не знаю, какие силы игрались сейчас со мной и почему они так контрастно отразили все то, что раньше было привычным и смешивалось, оставляя в качестве отката лишь непонятную грусть. Ясно мне было одно – с такими психическими увечьями я больше не жилец. Как же обидно! Все закончилось, толком не успев даже начаться. Я ощутил, что куда-то падаю… страшно поначалу, все-таки высота… А потом понимаю, что там забвение и пустота, что там нет ничего… и что я просто перестану существовать, если упаду туда окончательно. Что ж, так даже лучше. Если мою душу будет и дальше терзать эта боль… боль от того, что я каждый миг времени буду чувствовать, от чего отказался, каждую секунду своей жизни осознавать, что больше никому не смогу открыться… каждую частичку своей маленькой вечности я буду один, никому не верящий, никому не нужный, никчемный… Нет, это слишком больно, слишком невыносимо! Лучше уж забытье…

И тут меня бережно подхватила чья-то большая лапа, удерживая от падения в пустоту. Я рискнул посмотреть – и с удивлением узнал в нем того самого лилового дракона с темно-желтым брюхом, которым столько раз любовался.

– Гиордом Таинственный, – пораженно прошептал я, смотря прямо в лукавую морду того, кто в последний момент спас меня.

– Он самый, Дитрих, он самый, – ласково отозвался дракон, осторожно сжимая меня в лапах и возносясь вверх. – Ты что же, туда хотел? Там, знаешь ли, мало приятного.

Только сейчас, отойдя от шока, я увидел, как пропасть мрака, ранее обещавшая покой и забвение, сейчас сердито перебирала щупальцами, пытаясь достать до нас.

– Я… я не знаю, почему это случилось, – виновато вздохнул я.

– Да уж я догадываюсь, – печально хмыкнул Гиордом, – Мизраел как был изумрудным болваном, так им и остался. Захотелось им, видите ли, дракона из тебя сделать и при этом скрыть от тебя все то, что тебе жизненно необходимо знать.

– А что, это возможно? – прошептал я.

– Теперь – возможно, – кивнул Гиордом. – Ты все-таки хорошо сопротивлялся падению, я боялся, что не успею, ан нет, успел. Эх, маленький принц, ну кто заливает в себя вслед за Лазурью столько Золота? Нельзя нам, Янтарно-Сиреневым, такое делать, ну никак нельзя. Это для нас губительно.

Он возносился все выше и выше. Тьма отступала, на смену ей пришла серость; то тут, то там непонятные существа сновали туда-сюда, наверное, в поисках пищи, но от дракона, ярко полыхавшего фиолетовыми и желтыми цветами, испуганно шарахались в разные стороны.

– Ты думаешь, я жителей лазурного замка с Мизраелом во главе своими шуточками от хорошей жизни доводил? Как бы не так! Цвета моего характера утвердились во время ритуального полета. И Золоту места среди них не нашлось почти совсем. Так, крохи… единицы две, может три… ну да тебе это ни о чем не говорит… не суть. Я вел себя так, потому что начни я вести себя по-другому – пришло бы Золото. А, шепну я тебе по секрету, Янтарь его даже больше Сирени не жалует. И потому малейшее раскрытие, малейшее проявление эмоций – и сразу приходит боль. А вместе с болью всегда приходит Лазурь. Что из этого получается – сам прекрасно видишь.

Мы возносились все выше и выше. Это сколько же я падал, пребывая без сознания? И сколько мчался ко мне Гиордом? И как он вообще узнал, что меня надо спасать?

– Ты думаешь, мне собственную жену жалко не было? – говорил он мне тем временем дальше. – Да Кайтири, моя родная, ненаглядная Кайтири была для меня больше, чем жизнью! Но я был для нее тем же самым, вот в чем беда! – почти прокричал он, – раскройся я ей до конца – и тем самым убил бы себя, и ее вслед за собой – тоже! Потому мне приходилось морочить ее, ускользать от нее, делать все, чтобы дистанция между нами в один момент не стала слишком маленькой, что погубило бы нас обоих. И потому заклинаю тебя, Дитрих – пока тебе не исполнилось двадцать пять, пока Мизраел не претворил свой план и не сделал тебя драконом – да, да, теперь, когда ты пережил такое, это для тебя только вопрос времени – поработай над своим характером. Поверь, загадочность выглядит привлекательно только со стороны – мир же того, кто носит эту самую загадочность, хрупок и ненадежен. Нет ничего хуже, чем всю жизнь бегать от любимой, потому что иначе нельзя. Нет ничего хуже, нежели подобному бешеному псу бросаться на всякого, кто приблизится к тебе ближе, чем можно. А для тех… – он шумно выдохнул, собираясь с силами, – а для тех, кто не понял простого намека, еще и преподать куда более жестокий урок, который в будущем в зародыше убьет любое желание сближаться. Я прошел через все это. И только мне была ведома ненависть, которую я тогда к себе за это испытывал.

– А здесь… – я все-таки нашел в себе силы прервать его поток горечи, которую ему так никому и не удалось излить при жизни, – а сейчас ты нашел Кайтири?

– Я ее ищу, – уверенно сказал Гиордом, – я уже очень долго ее ищу. Я знаю, что она на меня обижена, и ни за что не посмею поставить ей это в укор. Но я обязательно ее увижу.

– А ты… пробовал использовать… «Ниточку»? – осторожно спросил я.

Немая пауза. После которой Гиордом с чувством дал себе затрещину, естественно, не удержав меня при этом оставшейся лапой. Однако не успел я испугаться, как уже оказался на его спине.

– Вот знал ведь, что не зря лечу сюда, сломя голову, – довольно сказал он, выходя из бочки, – как обидно! Столько лет ищу – а такое простое решение мне и в голову не пришло. Хотя где взять вещь-то, по которой накладывать «Ниточку»?

– Ты же сам сказал, что был ей дороже всего на свете. Так примени ее на себя.

Снова пауза.

– Эх, ладно уж, пожалею свою голову, не буду второй раз себя бить, а то ведь, в самом деле, выроню тебя ненароком. А сейчас держись крепче!

В этот момент я заметил, что колодец, по которому мы поднимаемся вверх, стремительно сужается. И заканчивается он отверстием, которое, кажется, запечатано материей из чистого света.

– Сейчас будет чуть больно, – прошептал он, – потерпи. Так надо.

И как только он касается светового барьера, совершая прорыв, меня на мгновение как будто раздробило на части, чтобы потом собрать воедино. Это было не больно, но чуточку страшно.

И – о чудо – я узнаю эти земли. Это же мой родной Тискулатус.

– Нас ведь не видят, потому что мы умерли, верно? – спросил я, когда мы пролетели прямо над людной площадью.

– Нас не видят, потому что я умер, – поправил меня дракон. – Тебе еще умирать рановато, слишком много тебе нужно сделать.

Стрелой мы промчались через океан, почти повторив путь, который мне довелось проделать с Ариадной. Когда замок лазурных драконов показался вдали, Гиордом остановился.

– Дальше сам, юный принц. И еще, – он ласково взял меня в свои лапы и осторожно тронул щеку языком, – если совсем тяжко будет – зови. Уж как-нибудь помогу советом.

– Подожди, – попросил я, – расскажи, как ты умер?

– Нет уж, – лукаво улыбнувшись, покачал головой дракон, – из собственных уст это прозвучит слишком хвастливо. Спросишь у Мизраела.

– Но я хочу узнать сейчас, – возмутился я. – Зачем ты меня дразнишь?

– А чтобы пробудить в тебе интерес к жизни, – хитро ответил дракон. – Вот тебе будет интересно – и ты сам пожелаешь очнуться. А там, глядишь, и наладится все. Что ж, прощай, принц, рад был с тобой познакомиться. И не в службу, а в дружбу – передай Карнелле, что я очень сожалею о том, что все так получилось. И Гвинелле передай, – он глубоко вздохнул, – что я люблю ее и всегда буду за ней присматривать. А Мизраелу скажи, что он как бы Изумрудным болваном, так им и остался. И ты это, – совсем тихо добавил он, отпуская меня и начиная пропадать, – будь осторожен и больше не подвергай себя такой опасности. Души, знаешь ли, не такие легкие, как тебе кажется на первый взгляд. Вот ошибка, вторая, третья… и, в конце концов, она падает вниз. А второй раз я могу и не успеть поймать тебя перед самым падением в Кошмар…

* * *

Судорожный кашель. Кажется, я прихожу в себя. Мои ладони ласково греют два камня. Сжав руки в кулаки и поднеся их к себе, я увидел, что это были янтарь и аметист, что так полюбились мне в самый первый день в этом месте. Внезапно сбоку что-то громыхнуло, потом кто-то как будто упал на пол, но быстро вскочил и оказался возле меня.

– Очнулся. Белый всемогущий, ты очнулся! – и меня кто-то обнял, обильно поливая слезами. Я с радостью узнал копну серебристых волос.

– Дитрих, дорогой мой, родной мой, как ты? – взволнованно спросила Меридия.

– Задыхаюсь в твоих жарких объятиях, – нашел в себе силы хмыкнуть я.

– Дурак, – она обиженно отстранилась и ударила меня кулачком по груди. Но уже через секунду принялась ласково гладить и дуть на то место, по которому ударила: – Ой, извини, извини, я не хотела, – виновато запричитала она.

– Да все в порядке, – прошептал я, с удивлением ощущая, как ее нежные касания, в самом деле, убирают боль и придают силы, – может, кого-то из старших надо позвать?

– Подождут! – презрительно сказала она, – вон до чего довели тебя за все это время. Хотя и я лапу приложила, чего уж отрицать, – она понуро опустила голову.

– Скажи, принцесса, – прошептал я, чувствуя, как ее волосы щекочут мне лицо, – неужели теперь тебе действительно не все равно, что со мной будет? Ну… – я замялся, – ну не могла ты так быстро изменить свое мнение. Что же случилось?

– Дурак, – снова всхлипнула она, – как же с тобой трудно. Да любому дракону я бы крылья оборвала за такой глупый вопрос. Но ты же совсем другой, человек… такой легкий, такой ранимый, такой… непохожий на нас. Я же уже сказала – ты дал мне силы взлететь. Это может быть только Знак Избранника. Нет уж, я хоть и маленькая еще, но уже далеко не дура. Мне теперь от тебя никуда не деться.

– Но нужен ли я тебе такой? – прошептал я. – Там, в кабинете Мизраела, я попытался сказать тебе, что чувствую… что на меня давит, что гложет – и чем это кончилось? Я чуть не провалился в Кошмар…

– Что ты сказал? – она мгновенно вскинула голову, – откуда ты это узнал?

– Я же только что сказал – я туда чуть не упал.

– Но не упал же? И все равно, откуда название узнал? Только не выдумывай, что эта черная масса сама тебе представилась.

– Нет, конечно. Мне помогли. Даже больше – меня спасли, – сказал я, с благодарностью ощущая аметистовое тепло в своей груди.

– Правда, – она наклонилась ко мне так близко, что между нами осталось едва ли больше нескольких дюймов, – и кто же?

– Догадайся сама, моя серебряно-золотая, – с улыбкой сказал я, поднимая руку и ласково поглаживая ее по волосам, – кто мог почувствовать, что маленькому, заигравшемуся янтарно-сиреневому принцу нужна помощь?

Как же это было восхитительно. Я чувствовал ее горячее сладковатое дыхание. Она так внимательно на меня смотрела. Я непроизвольно потянулся к ее губам…

– Гиордом, – внезапно сказал голос сзади. Меридия поспешно поднялась и отпрыгнула от меня. Я ощутил досаду. Как же не вовремя…

– Бабушка, – с укором сказала она Карнелле, – как тебе не стыдно подслушивать?

– Ну не могла же я прервать нежные излияния принца, – хмыкнула она, – бережно храни их в своем сердце, внученька, видеть таким ты его будешь ох как нечасто. Значит, все-таки Гиордом подсобил тебе. Неудивительно – вы с ним не просто одного поля ягода, вы, можно сказать, на одном кустике росли. И как же это было?

– Он поймал и удержал меня перед самым падением в Кошмар, – прошептал я. – Когда эти две ужасные силы почти разорвали меня, когда мне стало все равно, что со мной случится, лишь бы избавиться от этой боли – он схватил меня и вдохнул новые силы. И он унес меня оттуда, помог вернуться. И… он просил вам передать, – тут я запнулся.

– Правда? – со злой ядовитой улыбкой спросила Карнелла. – Странно, что он вообще про нас еще помнит.

И в этот момент аметистовое-янтарное тепло вспыхнуло, превращаясь в куда более горячее чувство… меня пронзили гнев и осознание собственной правоты, кажется, такой искоркой меня наделил камень гранат, когда я прикоснулся к нему.

– Ну и напрасно вы так думаете, – сердито сказал я, поднимаясь на ноги и не замечая, как левый мой глаз вспыхнул Янтарем, а другой – Сиренью. – Вы же видели, что со мной произошло? И вы сами сказали, как мы с ним похожи! И вот что с ним случилось бы, измени он свое поведение! И, в отличие от меня, ему помочь было некому! И он до сих пор раскаивается! Он до сих пор где-то там, ищет Кайтири, чтобы найти ее и попросить прощения за все, что совершил!

Но увидев, как Карнелла отшатнулась от меня, я поспешно успокоил себя и прошептал:

– Он просил передать, что просит прощения… что он очень сожалеет обо всех тех вещах, что вам пришлось из-за него пережить.

В этот момент аметистовое тепло тихо шепнуло мне, что в Зале камней новые гости. Я обернулся и увидел возле дверей Гвинеллу, которая, прижав ладони ко рту, смотрела на меня так, будто вместо меня увидела самого Гиордома во плоти, восставшего из мертвых.

– И для вас у него была весточка, Гвинелла, – я опустил голову и, не сдерживая слез, прошептал, – он просил передать, что он очень любит вас… и что он всегда будет рядом, всегда будет присматривать за вами…

– Дитрих, – прошептала Меридия, подходя ко мне и беря за руку, – пожалуйста, не плачь. Тебе же больно.

– Не имеет значения, – ответил я, – уже не смертельно.

– А мне он передал что-нибудь? – спросил Мизраел, заходя в Зал камней.

– Да, – с улыбкой ответил я, – он просил передать… что вы как были изумрудным…

– Достаточно, – сердито выдохнув, властно прервал меня Мизраел. – Да, теперь я вижу, что это и в самом деле был Гиордом. А то уж больно он на себя не похож со всеми этими высказываниями. Ладно, я вижу, что ты в порядке, принц, это самое главное, – он подошел и искренне обнял меня, вогнав в самый настоящий ступор. – Уже за одно только это Гиордому можно простить его шуточки, хотя, чего скрывать, мы ему все давным-давно простили. Идем же, принц, сегодня ты отдохнешь, а завтра узнаешь все. Я даю тебе в том мое слово.