Текст книги "Все схвачено"

Хотя на фига ему Мужик? Он уже вышел на Директора!

И еще: в чем заключается главная цель? Скажут позже? А если терпеть невмочь? Предположить самому? Была такая собственная идейка: с него потребуется заменить Гумбольдта. Более того, они зверски хотят именно этого: чтобы он Гумбольдта заменил. Вопрос: зачем? И какую роль в прошлом играл Гумбольдт?.. Неплохо зная искусство театра (благодаря жене с ее чисто театральной жизнью), он понимал: ввод нового актера на роль, которую прежний актер играл хорошо, дело сложное и неблагодарное. И требует таланта – раз, амбициозности – два и времени – три. Все это имеется, товарищ? Тогда вот вам карт-бланш на роль, много лет игранную Гумбольдтом. Справитесь, товарищ? Ждите ответа, ждите ответа…

Времени вот только нет!

– Ладно, – сказал Легат в трубку, – будем считать, что я пока к вам не пристаю.

– Да я не против, – отозвался Генерал. – Вам бы не киксануть ненароком… Кстати, пора и пообедать. Вы как?

– Пока никак. Спасибо за приглашение. Сами заводите и сами же отрываете от дела…

– Ну, извините, – засмеялся.

И отключился.

А он, оказывается, еще и бильярдист! Сколько скрытых достоинств…

Сосредоточился, просмотрел, стараясь бегло, остальные документы, имевшиеся в первой папке. Никаких особых открытий. Документальное подтверждение того, что он уже знал или понял. Или догадывался.

13

В остальных двух он обнаружил ровно четыре интересных лично ему, как он посчитал, документа. Первый: краткий отчет Гумбольдта о встрече с Мужиком. Второй: информация о сыне Мужика. Третий – тоже краткий: отчет о второй (так озаглавлено) встрече Гумбольдта с Очкариком. И везде были не очень-то и скрытые Гумбольдтом наводки на оных клиентов, легко распознанные Легатом. И наконец, четвертый: перечень событий в Стране с 1967 по 1969 год, к которым (так было обозначено в сноске к документу) имел отношение лично Гумбольдт. Какое – не указано. Похоже было, что последний документ не был оригиналом, написанным, к примеру, самим Гумбольдтом или его куратором. Скорее, это был блицсписок со многих оригиналов, сделанный, не исключено, специально для Легата.

Информация о сыне была лаконичной. Имя – Пахарь (папа – Мужик, сынок – Пахарь, экое голимое славянофильство…). Студент первого курса Университета. Факультет – математический. Учится ровно, без троек. Второй разряд по альпинистскому спорту. Не женат. Место жительства – квартира родителей. Адрес… Оп-па! Еще один сосед Легата по проспекту Одноглазого Фельдмаршала! Фигурально выражаясь, естественно… Хотя почему фигурально? Буквально! Дом, в котором жил в те годы юный Легат с родителями, буквально – соседний тому, в котором живут Пахарь и его папаша, чуть дальше от Центра. Ну, мамаша – тоже, наверно, с ними… А с другой стороны – гумбольдтовский дом, чуть ближе к Центру.

Квартирки, конечно, сравнивать бессмысленно. Скорее всего Пахарь обитает в такой же, в какой Легат живет сейчас, купив ее в середине девяностых у наследников бывшего министра сельского хозяйства… Или энергетики?.. Легат подзабыл уже, да это и не важно. Важно другое. Если Легат в родной район ломанется в надежде подловить Пахаря, то не исключено, что он может наткнуться на самого себя – из тех былинных лет.

Фантасты уверяют, что так называемый парадокс путешественника во времени (то есть встреча с самим собой – прежним) приводит к большим катаклизмам. Одно утешало: что написано пером, то не имеет ничего общего с реальной жизнью. Тем более в фантастике…

По большому счету, подумал Легат, встреть он себя самого – узнает ли вообще? В подсказку сердца материалист Легат верил слабо…

Проехали. Вариант знакомства с сыном – сначала, а с папой – потом, вполне возможен. Только опять же – зачем? Выше Очкарика – только Генеральный, а он Легату нужен? Бог знает… Подробности разработаем на местности. Хотя по-любому невредно узнать – кто такой Мужик в партийно-правительственной иерархии тех лет? И вообще, в иерархии ли он? Известно – старый товарищ Очкарика. Сие о профессиональной принадлежности «фигуранта» не говорит ничего. Искать придется…

Он знал, конечно (из книг и фильмов про наших славных разведчиков типа шпионов), что все подробности, красиво именуемые легендой, разрабатываются как раз до начала операции. Но он-то не шпион! Он – любитель в служебном отпуске по служебной же необходимости. Сейчас. А вообще – профессиональный переговорщик, имеющий немалый опыт. Из таких ситуаций выруливал – мама, не горюй! А что его ждет? Да та же работенка: встречи, разговоры (читай: переговоры), знакомства с ходу и на лету, дружба навек, прощание – до встречи, а на самом деле – навсегда.

Рифма: навсегда – звезда. Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома. Песня про Легата…

Хотя утешать себя – дело бессмысленное и непродуктивное!

Значит, поехали дальше.

Документ на трех страницах. Набран на компьютере. От первого лица. Лицо, судя по всему, – Гумбольдт.

Пошел текст:

«Я встретился с Мужиком 17.09.1967 г. в гостинице „Столица“, что напротив Конного Двора, в комнате № 367. Время начала встречи я не отметил точно, но она началась где-то после 18.00, потому что, когда я входил в здание, часы на Главной Башне пробили шесть раз.

Напоминаю, что встречу помог организовать Пахарь, сын Мужика. Я не стал прибегать к использованию легенды о моем «сыне» – коллеге Пахаря по альпинистскому спорту (иными словами, меня самого в молодости), поскольку вариант этот показался мне весьма рискованным. Я предпочел встретиться с Пахарем как диггер, то есть профессионал, изучающий т. н. «подземную Столицу». Для города диггерство – terra incognita, я по крайней мере знаю в этом времени еще только двоих любителей. К сожалению, это занятие здесь не является легальным… Я объяснил Пахарю, что обратился к нему по рекомендации его тренера. Это было правдой, потому что я к тому сроку успел познакомиться и даже подружиться с тренером, это оказалось просто. Он, кстати, тоже весьма заинтересовался идеей путешествий под землей, но – только теоретически. Мотивировал свой отказ от прямого участия в подземных экспедициях своим возрастом и травмой ноги. Я попросил его рекомендовать мне кого-то из его учеников (диггерство и альпинизм на самом деле имеют много технических общностей), и он рекомендовал мне Пахаря, сообщив при этом, что лучше б я его уговорил, поскольку его отец много может, и помощь его будет полезна новому делу. Я дважды встречался с Пахарем, и он в самом деле заинтересовался, попросил испытать его. Мы сходили с ним под землю дважды. Первый раз – в районе Университетских гор, второй – в центре Столицы. Он знал, что это нелегальный поход, могли и арестовать…»

Дальше Гумбольдт пишет о том, как с помощью Пахаря создавалась первая диггерская команда, как подбиралась экипировка (напомнил, что это было время тотального дефицита всего, а уж оборудования для диггерских походов и вообще не существовало, использовали что-то из альпинистского), как проходили тренировки. Все это делалось под наблюдением Конторы, спортсменов тоже они проверяли…

А тут папаша, узнав о новом увлечении сына, захотел повидаться с демоном-искусителем. Видимо, они встретились, но в предоставленных Легату документах о встречах во множественном числе ничего не было. Допустим, документ, отобранный Легатом, повествовал о второй встрече. Но первая-то была наверняка!.. А может, они все оговорили в первую встречу? Черт его знает!

И кстати, занятие, как сам Гумбольдт замечает, абсолютно преступное для тех годов. Кто это под нашей Столицей без нашего ведома шарит?.. Контора упоминается, значит, папа помог в легализации команды?..

Суки конторские! Это вам, господин Легат, полезно, а это – бесполезно, не обессудьте, тайна сия велика есть! Как в старой песне из старого фильма: мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает…

Легата для дела выбрали, для Легата информацию отобрали, мощно просеяв. Изучай, что выбрали, и не возникай зря…

Тот отрывок, который Легат прочитал, явно был лишь частью всего документа. Легат опять и уже привычно отматерил Генерала и принялся читать следующий, выбранный им документ: пересказ разговора с Мужиком. Документ сей в варианте, предложенном Легату, именовался так: «Распечатка записи второй встречи с Мужиком» и начинался он явно с середины этой встречи. А то и с финала. Легату предоставили только ту часть, которая впрямую касалась его интересов.

Начиналась сия часть загадочно:

«После такой вот рваной и непоследовательной беседы с криком и оскорблениями Мужик вдруг успокоился и спросил меня:

– Ну, допустим, я тебе поверю. Хотя все это – бред собачий!.. Но на кой хрен нам все это нужно?

– А на тот хрен, что вы всегда загодя будете знать, как вам поступать в той или иной ситуации. Более того, мы готовы задолго до того, как ситуация просто проявится, предупредить вас о ней и порекомендовать программу действий. Даже не поэтапно – пошагово.

– А зачем нам все это нужно? Как я тебя понял, что уже случилось, то непременно случится. Вывод: делай, как делаешь, а что будет, все равно будет. Так, Гумбольдт?

– Вроде бы и так, вроде бы и так… А о теории вероятности вы слыхали?

– Что-то слыхал…

– «Что-то…» Представьте себе ручеек. Течет он, как течет, и притечет, куда притечет. То есть вы можете заранее сказать, что через пару, допустим, километров этот ручеек вольется в речку, а та через полста километров – в другую речку, а та – в море… И так далее. То есть вы – листик, к примеру… или там щепочка… и плывете вы строго по течению означенного ручейка, уверенно полагая, что когда-то вплывете в море. Никаких ассоциаций с переходом социализма в коммунизм! Я – только о ручейке… И вот я, Гумбольдт, пришел к вам… или уж приплыл против течения… и сообщил, что до моря с вами случится то-то и то-то. И чтоб попасть в море тогда-то и тогда-то и чтоб вас, щепочку то есть, волна не захлестнула и не вынесла, к примеру, на скалы, вы должны по пути делать то-то и то-то. Я это знаю, поскольку для меня все это уже случилось. Вы понимаете?

– Пока все понятно. Я – щепочка, ты – Гумбольдт. Валяй дальше.

– А дальше – больше. Строительство будущего состоит из больших дел, средних, малых и вообще незаметных. Я знаю сегодня только результат. И сообщил его вам. И путь в общих чертах обрисовал: где бурно, где мели… А вариантов для достижения оного результата – немерено. Если вернуться к этой щепочке… Она может неожиданно попасть в водоворот, также неожиданно возникший. Ну, выберется она из него, пусть, но время потеряет… Или к берегу ручья придет мальчик, которого я не видал и предположить его появление не могу, и выловит эту щепочку, и выстругает из нее кораблик. И опять пустит в реку. Но это будет уже не щепочка, и моря этот кораблик достигнет гораздо позже… И так далее, количество сущностей близко к бесконечности. А вам надо пройти только тот путь, который вы уже прошли, о чем из нас двоих точно знаю лишь я. И нам это надо, потому что мы не хотим никаких коррекций нашего настоящего. Ну, и нашего прошлого, естественно. Они взаимосвязаны накрепко. И только я могу корректировать эту связь в режиме нон-стоп.

– Ладно, поверил… А почему б тебе не принести мне какой-нибудь учебник новейшей истории… есть же у вас там какой-нибудь Институт современной истории?.. и мы будем точно следовать событиям.

– А в некий день у Очкарика случится, к примеру, насморк, и он не сможет быть там-то в такое-то время. И кого-то куда-то, к примеру, не изберут. А изберут не того. А в учебнике про насморк вряд ли будет написано. Здоровье вождей было и есть секретом государства. Это просто пример навскидку. Придумайте лучше.

– Говно пример! Насморк Секретаря – пусть нашего, перспективного, мы на него, как говорится, ставим, и – судьба Истории… Рядом не лежит!.. И у нас проколов нет: кого надо, того и избирают.

– Лежит. Я не помню, издавался ли в данное время такой американский фантаст – Рэй Бредбери?

– Конечно! Отличный фантаст.

– Читали его рассказ «И грянул гром»?

– Это где кто-то на бабочку в прошлом наступил, а в будущем не того президента выбрали?

– В общих чертах – верно. Так вот, ни один учебник, ни одно фактографическое исследование, ни один историк эту бабочку в упор не увидит. Как вы понимаете, рассказ – притча. Бабочка – лишь символ ошибки в процессе. Пусть мельчайшей, копеечной, но последствия… Поэтому я и должен вести вас, как слепых. По камушкам.

– По каким камушкам?

– Это к слову. Анекдот такой был. Может, и уже есть. Идет Христос по воде аки по суху, а за ним так же идут его апостолы. Хорошо идут. Только апостол Павел то и дело проваливается под воду, выныривает, его вытягивают, запускают, а он – опять. Ну, Христос и говорит тихонько Петру, идущему сразу за ним: «Передай по цепочке: пусть этот Павел не выеживается, а идет как все – по камушкам…» Аналогия понятна?

– Чего ж непонятного – понятна… Ладно, Гумбольдт, ты меня заинтриговал, удалось. Сколько ты здесь будешь?

– Сколько надо. День, два, три…

– А эффект бабочки, пока ты здесь кукуешь?

– Этот эффект – красивая метафора. Ничего за три дня не случится… А, кстати, в чем причина такого интереса к моему… э-э… наличию?

– Причина проста: постараюсь завтра-послезавтра устроить тебе встречу с Очкариком.

– Это хорошо. Очкарик, на наш взгляд, именно тот человек, который должен стать номером один. Рано или поздно.

– Окстись, Гумбольдт! У нас номер один – Бровастый. Жив, здоров и уходить в отставку не собирается. У нас, знаешь ли, в отставку сами не уходят. У нас в отставку отправляют.

– Или выносят, – добавил Гумбольдт. – Вопрос терминологии… Я свое сказал и за базар отвечаю. Спасибо за понимание, Мужик. Где меня искать – знаете.

Голос Гумбольдта:

«Конец записи».

Соответственно – конец документа.

То есть разговор восстановлен по записи на диктофон, который Гумбольдт принес из своего времени. И Мужику о том скорее всего не сообщил.

И все. Точка! Кто такой Мужик – ни слова. Судя по его напористости и апломбу – из сильных мира того. А кто – ждите ответа…

Впрочем, к вышесказанному не относящийся, но полезный вывод напрашивается: Мужик в оговоренные два-три дня устроил Гумбольдту встречу с Очкариком. У Легата на все про все лежит в папочке сиротливый документ: «Запись второй встречи с Очкариком. Красная Река. Санаторий 4-го Управления». Ни даты, ни времени второй встречи. Первую почему-то скрывают… Только примечание перед текстом: «Расшифровка диктофонной записи». Судя по всему, опять работа Гумбольдта…

Кстати, а как же в то несмешное время работали соответствующие службы? Никому не ведомый тип проходит на территорию правительственного (или партийного?) заведения и спокойно проносит с собой диктофон, купленный, ясное дело, в отдаленном будущем. Крохотный и емкий. Говоря термином Гумбольдта: «эффект бабочки». Почему его не обыскали или, как специфически выражаются, не об шмонали? Причем – уже дважды, что задокументировано. А то и трижды или четырежды, что в принципе логично, но документы отсутствуют… Сейчас бы к чину, равному по рангу Очкарику, никто даже с мобильным телефоном не вошел бы, в приемной оставил бы. Секретарша Легата так и поступает, говорит: будьте добры, оставьте у меня ваш мобильник, я его сохраню в целости. И никто не пикнет. А тут!..

Вот вам милые гримасы тоталитаризма.

Но – к делу.

Итак, вторая встреча.

Легкий щелчок – включен диктофон.

Пошел текст.

«– Я посмотрел вашу записку. Она убеждает. И Мужик в принципе согласен на ваши, конечно, предложения, вы ж не в одиночку эту кашу заварили…

– Не в одиночку.

– Контора?

– Повыше – тоже в курсе. Но тех, кто в курсе – по пальцам на одной руке…

– И вы, конечно, большой палец, да?

– Дай бог, мизинец.

– Зачем вам нужен именно я? Я всего лишь – один из. Что дальше – неясно. Можно было связаться с любым повыше. Да хоть даже с Генеральным…

– Контора… ну, в смысле, Контора моего времени, считает, что наиболее перспективный кандидат на партнерство – это вы, а никакой не Генеральный. Его достоинства вы лучше нас знаете… Хотя мы, конечно, лучше знаем результаты его деятельности…

– Почему я перспективный?

– Потому что так утверждает История, которая для нас с вами может начаться прямо сегодня. А для меня лично она уже состоялась.

– И кто я в вашей Истории?

– А вам это надо?

– Что именно?

– Жить и знать, что будет завтра, через неделю, через год, через десять лет?

– Не знаю… А чем плохо – знать?

– Одним плохо. Жить, зная будущее до дня, – надоест быстро. И вы – хотите вы этого или нет – подсознательно начнете корректировать Историю, которая, повторяю еще раз, уже написана. И любая, пусть и копеечная коррекция, нарушит ее ход. И мы станем другими, а не теми, кем уже стали. Сказано: выдерни побег – убьешь лес. Это вам надо?

– Толково говорите… Значит, информация – по капле?

– Это как с болезнью, товарищ Председатель. Показано – по капле микстуры в день, а вы всю бутылку – разом? Что будет? Сразу выздоровеете или?..

– Опять толково… Вы мне нравитесь, Гумбольдт. И вроде не врете, а правда ваша не обидна, а убедительна… Как работать будем?

– В ручном режиме.

– Это как?

– Мы определили и составили перечень событий на ближайшие годы, которые должны в максимальной степени контролировать. Тех событий, которые в той или иной степени не просто касаются, а всего лишь могут касаться вас. Вашей деятельности. Вашей бездеятельности – ведь не всегда и не всюду вас привлекают к принятию решений или тем более к руководству процессами. Вы сегодня – фигура средней величины, не обижайтесь. Мы делаем ставку на вас, потому что знаем, что было. И знаем, какую роль в этом «было» играли вы… Вам Мужик говорил об «эффекте бабочки»?

– Говорил… Да и вы упоминали. Я нашел книжку этого писателя и прочел. Сказка, конечно…

– Продолжайте цитату: но в ней намек, добру молодцу… что?

– Не наглейте, Гумбольдт. Я классику читал.

– Не сомневаюсь. Так вот надо, чтобы никаких бабочек на вашем пути не попадалось.

– Ваша забота?

– Я ж не семи пядей… Общая. Наша. Моих коллег. И ваша. Ваша, кстати, – в куда большей степени. Мы лишь планируем, а вы – осуществляете.

– И все же, что будет?

– А что положено, то и будет. Если не прогадим дело.

– Кто в первую очередь? Вы или я? То есть мы?

– Зря поправились: именно вы, а никакие не мы. Ваши «мы» – исполнители. Мы лично – планировщики или прогнозисты, скажем так. А вы лично – руководитель Проекта.

– Занятно… Как проект назовем?

– А чего тут думать? Проект «Родина», товарищ Председатель. Подойдет?

– Вполне, Гумбольдт, вполне… Да, кстати, а как вас здесь позиционировать?

– Не надо меня никак позиционировать. Есть вы, есть я – вот и вся позиция. Извините за дурную рифму…»

Что-то, наверно, было и дальше, но Легату это «что-то» не предъявили. Да он уж и не заводился, понимал: вся представленная информация – лишь быстрая почеркушка общей картинки, которая, видимо, представляет собой коллекцию толстых папок, хранящихся где-нибудь в подвалах – где в Конторе хранилище документов, если оно вообще в этом здании, а не на никому не ведомой стороне…

Они не хотят грузить Легата информацией, которую по каким-то неведомым причинам считают лишней. Причем самое главное Легату сообщили: смысл случайно рожденной операции. Смысл, который, если честно, довольно бессмыслен. В чем он? В некоем сомнении, что прошлое – это не константа, что его теоретически можно изменить. Иначе: не однажды помянутый «эффект бабочки». Но пока Гумбольдт не открыл ход на сорок лет назад, никто ни о каких бабочках не волновался. И прошлое оставалось прошлым, которое в соответствующих учебниках истории подробно описано. И в тоннах мемуаров. А почему сейчас заволновались?.. Или точнее, почему заволновались, когда Гумбольдт нашел тоннель? Им нужен Легат, понимающий Общее, но не загруженный частностями. Вспомнилась поговорка: поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что… Очень подходит к случаю!..

Звонить Генералу?

А на фига?

Читаем последнюю бумажку и что? Да, пожалуй, и все…

Последняя бумажка была буквально одной бумажкой. Список событий, к которым был причастен Гумбольдт с 1967 по 1969 год. В 1970-м Гумбольдт уже исчез. Впрочем, если быть точным, он исчез раньше. В конце шестьдесят девятого. Просто месяца назвать никто в Конторе не может, поскольку, как понимал Легат, Гумбольдт уходил в прошлое и возвращался в сегодня, когда сам хотел. Когда считал нужным. Ему доверяли, потому что он был один. Его переходы лишь фиксировали. Сменщика не существовало. Прокол Конторы? В какой-то степени – да. Излишнее доверие агенту, что вообще-то не типично для Конторы. А в какой-то степени не прокол, а политика. Меньше посвященных – меньше утечек. А один посвященный, выходит, – совсем утечек нет. Да, те конторские, кто Гумбольдта вел, знали оочень много. Но они знали – что. Что было, что должно быть, что будет… А как – это один Гумбольдт знал. И Легату такая постановка вопроса была по душе и одновременно по разуму. Но посвящать кого-либо в свои приоритеты он не собирался.

Взял последний, интересующий его документ. Хотя «документ» – слишком громкое слово: всего один листок. «Список событий». Прочитал. Зря интересовался. Перечисление наиболее значимых политически событий в мире и участие в них родной Страны и лично Очкарика. От объявления Страной Пирамид морской блокады единственного южного порта Страны Пятикнижия до войны в Южной Стране вьетов. Включая назначение Очкарика Председателем Конторы. Все, как по учебнику истории. Правда, комментарии Гумбольдта от мая до декабря шестьдесят седьмого все грустнее и даже отчаяннее. От «все по плану» до «будь оно все проклято».

Наверно, можно понять.

Хотя сам-то на что идешь?..

Легат снял трубку и набрал Генерала. Уж и номер наизусть запомнил.

– Как настроение, господин Генерал?

– Логичнее об этом вас спросить, – действительно логично ответил Генерал.

– А что? – удивился Легат. – Вы волнуетесь за меня? Как трогательно. Не волнуйтесь, Генерал, у меня все тип-топ. Что получил, то изучил, пардон за глагольную рифму. Если вы не против, я завтра с утречка уйду к ребятам.

– Не против, – излишне легко согласился Генерал. Рад был, видимо, что Легат так быстро купился на предложение Конторы. – А надолго?

– Как пойдет. Но не думаю, что надолго. Так, обговорим, перетрем всяко-разно с вашими тамошними коллегами. Подумаем, как мне выйти на Председателя – вместо Гумбольдта.

– Да, кстати, Гумбольдта вот-вот возьмут.

– Экая точность сроков, однако: вот-вот… Ну, возьмете, и – что?

– Вежливо пригласим погостить…

– Хорошая формулировка – погостить… Электрошок, дыба, ядовитые змеи?..

– Легат, дорогой, мы ж не в Средневековье – раз. И два – Гумбольдт нам нужен, как, впрочем, и вам.

– А поговорить не даете…

– Вернетесь – говорите сколько хотите.

– А если он завязал?

– С чем, простите?

– С сотрудничеством. Хочет на заслуженный отдых.

– Отдых надо заслужить. Если успеешь. А у Гумбольдта, как и у вас, дел – вагон. Вот мы его и начнем уговаривать. Вежливо, Легат, вежливо.

– Чего его уговаривать? Поймет, увидит, что работа опять пошла, сам проситься станет.

– С чего бы это?

– А вы повнимательней его документы прочитайте… ну, хотя бы те, что у меня лежат. Он там, хороший человек, как на ладошке. Он игрок, Генерал. Просто очень устал. Надоело. Он же один этот воз тащил. А сейчас я вроде бы присоединился. Думаю, что мои ребята, которые в тамошней Конторе кукуют, тоже не откажутся… А Гумбольдт – хороший человек, поверьте бывшему инженеру человеческих душ. Сущность-то свою куда он денет? Вылезет – не остановишь. Не трогайте его…

– Поживем-увидим… С женой хотя бы попрощайтесь. Что вы ей соврете?

– Почему совру? Командировка у меня. Спец. Хочет – пусть проверяет у Командира. Я его предупрежу… Но уж и вас прошу слезно: объясните ему, что я не беглец с государственного поста, а жертва фискальных органов. То есть вас персонально.

– Объясню, – засмеялся Генерал. – До встречи, Легат. Вас подвезти?

– Машину у меня пока не отобрали. Ваше дело – чтоб и дальше не отбирали.

– А вы игрок, Легат, – с явным уважением прозвучал голос.

– Я даже в «дурака» не умею. Чему и научился чуть-чуть, так это игре с людьми. Или в людей – как нравится… До встречи, Генерал. Да, кабинетик и помощника пока не забирайте, ладно? Вдруг да пригодятся еще… – и аккуратно уложил трубку.

Потом вызвал означенного помощника, терпеливо сидящего в приемной, отдал ему папки с документами. Попрощался.

Сел в машину и поехал домой. Встать завтра собирался рано.