Текст книги "Все схвачено"

9

Он без ошибок и довольно быстро проделал обратный путь – план был и впрямь точен и прост даже для Легата, не привычного к подземельям, – и выбрался из знакомого люка. В Столице был вечер. Можно было сразу позвонить Командиру, но Легат не стал. Командир по телефону – быстр и краток. Командир при встрече один на один – тоже немногословен и нетерпелив к чужому многословию. Но! Во-первых, Легат давно научился быть лаконичным и точным. Во-вторых, в личной беседе Командир дает собеседнику возможность быть достаточно подробным (ему, Командиру, достаточно) и сам бежит обычной телефонной скороговорки, позволяет себе легкую вольность в терминах и даже велеречивость. Если у него вдруг случилось лишнее время для собеседника. А вообще-то он, когда ему надо, – отличный переговорщик, и на слова не скупится. Поскольку поход Легата был прямо благословлен Командиром, то – стоит полагать! – результаты этого похода тому небезынтересны.

Правда, есть на этот – как и на любой другой! – случай добрая поговорка: блажен кто верует – тепло ему на свете. Покойный отец Легата именно так частенько остужал излишне темпераментного сына.

Ну, да что там гадать: будет день – будет и пища. Тоже отцовская поговорка.

Поймал частника, потому что вчерашним утром взял с собой в поход толику денег. Зачем – не знал. На всякий пожарный. Выходить из дома без энной суммы давно разучился. Пригодилось. Частник довез его до дома быстро и без обязательных разговоров о ценах на бензин, о бессмысленной дороговизне гаражных мест в так называемом «проекте» столичных чиновников «Гараж для всех» etcetera, etcetera.

Молча доехали.

Поднялся в квартиру. Жена, ясное дело, отсутствовала, бессменно, денно и нощно руководя своим нехилым театром, поэтому Легат сначала позвонил женам своих подельников, наврал им складно, потом – заму Диггера сообщил о необходимости визита на совещание к Городскому Голове, потом съел имевшийся в холодильнике одинокий йогурт и лег спать. И спал легко и без снов, что с ним бывало редко.

А утром встал в обычные восемь часов, проделал все необходимые утренние процедуры, включая завтрак, состоящий из куска немолодого сыра и куска полежавшего свое хлеба, спустился к машине, которая уже ждала, и отбыл в Службу, куда прибыл в 10.00.

Время столичное, недешевое.

Всего день его не было в Службе! Но есть же выражение: день как жизнь. Гипербола, конечно! Жизнь какой была, такой осталась. В целом.

И все же не совсем такой. В частности.

Поздоровался с помощницей, которая тут же выложила ему информацию о том, кто вчера его хотел. В смысле – по телефону. Хотели многие, но многим сам Бог ждать велел. Легата интересовали единицы. Точнее – одна единица.

– Оса не звонила? – небрежно поинтересовался.

– Госпожа Оса не звонила, – виновато сказала помощница.

– Я пока на месте, – сообщил он очевидное, но это очевидное входило в будничный ритуал общения начальника с секретарем.

И отбыл в кабинет. Сел за стол, посмотрел на график дня, составленный помощницей. Пустоват был график, что радовало. В три часа пополудни – встреча с Лидером профсоюзов Державы, отличным мужиком, огромным, веселым, всегда жизнерадостным, а чего б не радоваться, если у человека кулак – с голову первоклассника! Коня на скаку остановит. Ударом в лобешник…

В четыре явятся гонимая прима-балерина и ее энергичная тетя. Гонимая – в том смысле, что плач Ярославны – ее роль по жизни: здесь – не довесили, там – не додали и т. д.

В пять – совещание на стороне. Конкретно – в Департаменте культуры и изящных искусств, будут делить гранты. Рутина!

И – все.

То есть, конечно, сейчас оживут телефоны и начнется обычный для любого дня трудно управляемый бардак, который хочешь – не хочешь, а заполнит день, но мы, то есть Легат, его опередим.

Легат снял трубку спецсвязи, набрал четырехзначный номер Командира. Ответила, как водится, одна из его помощниц (служебный уровень Командира позволяет не реагировать лично даже на первую связь), радостно поздоровалась (она хорошо относилась к Легату) и сказала:

– Сейчас попробую соединить…

И секунд через двадцать в трубке возник Командир.

– Был? – коротко спросил он.

Дурак бы не понял, но Легат – не дурак.

– А то! – сказал он.

– И что? – спросил Командир вроде бы не заинтересованно, даже лениво.

Была у него такая манера скрывать интерес к информации, возникающей извне. Кстати, сие – одно из правил переговоров, а Командир, как уже отмечалось, переговорщиком был от Бога.

– Не по телефону, – сказал Легат.

– Линия не прослушивается, – привычно отбил Командир.

– А то ты веришь! – тоже привычно вернул мячик Легат. – Обвал в горах! Землетрясение в пустыне. Отложи все, я через десять минут у тебя буду.

– Отложи все, отложи все… – ворчал Командир, вроде бы изучая график сегодняшних встреч и совещаний, вроде бы идя навстречу коллеге, вернувшемуся из краткой, но трудной и важной командировки. – Ладно. Хорошо. Давай – мухой!

Что и требовалось доказать.

Легат вынул из внутреннего кармана единственное, что ему удалось спереть из папки, которую он смотрел там, в семидесятом. А именно – фотку Гумбольдта. Остальное, как уже говорилось, к делу не пришьешь.

Вышел из кабинета, бросил помощнице:

– Я – к Командиру. Когда вернусь – не знаю.

И – вниз, из подъезда в машину, чтобы быстрей, мигалку включить, разгоняя сиреной нечастые в это время авто, выскочили на Набережную, на счастье – не забитую пробкой, прошли по осевой, ушли перед Большим мостом направо, вверх, еще раз направо и сразу – в Белые ворота Крепости, охрана номера знала, пустила без разговоров, уже помедленнее (Крепость все-таки! Скорость ограничена) и без ми галки докатились до Церковной площади, где, помимо древних храмов, пушек и колоколов на постаментах, имел место четырнадцатый корпус Службы.

Пешком сюда, конечно, короче и приятнее, но – дольше…

Показал удостоверение службисту на входе, поднялся на четвертый этаж: вот они – покои Командира. И казенная табличка о том – на двери в приемную.

Вошел. Поздоровался и дружески поцеловался с помощницей, которая к нему хорошо относилась (была и другая, которая не очень хорошо относилась, почему – Легат не знал), спросил:

– Один?

– Ждет, – сказала помощница, улыбаясь. – Вы надолго?

– Как фишка ляжет, – сказал Легат и был прав: фишка могла лечь по-разному.

При хорошем раскладе – надолго. А Легату позарез нужен был именно хороший расклад, потому что информационная лавина, нежданно свалившаяся на него, ему одному была не по зубам, он это прекрасно сознавал, чего стесняться-то. Зато Командир, может, и не был гением-аналитиком, чтоб все сразу понять и объяснить, но он уж точно был гением-тактиком, чтоб принять нужные – начальные! – решения и замастырить план на ближайшую перспективу. План – для Легата, естественно. Тут иллюзий не возникало: никого к Легату на подмогу добавлять не следовало. Рано! Опять-таки отцовское присловье: еще курица в гнезде, яйца в жопе, а ты уже цыплят на продажу нести собрался… О цыплятах и думать пока нечего. Как и о яйцах. С курицей бы чуток разобраться! А кого считать курицей? Во-первых, Контору из семидесятого года. Во-вторых, не исключено, Контору из десятого года, век нынешний. Ну, и Службу, ясен пень, а тут Командир – в первых рядах на боевом коне. Но – краем леса, в темноте и на цыпочках. И не дай Бог – шумнешь: ветка хрустнет или башкой в дерево врежешься!.. Тут-то все и набегут…

Кто – все, Легат не уточнял. Все – и точка! Слово и без объяснений жутковатое. Представьте себе, как на вашу маленькую, но дорогую для вас… что?.. ну, делянку, допустим… как на нее несутся все.

Атас! Одно слово…

– Привет, – сказал Командир, не вставая. А чего вставать, если все – свои и вообще – подчиненные. – Садись. Что ты там нарыл? Нашел вход в метро?

– Привет, – сказал Легат, усаживаясь на кресло у приставного столика. – Вход нашел. И вошел в него.

Командир явно заинтересовался, сел ровно, руки на стол выложил.

– Куда вошел? Кто с тобой был? Что там – за входом? Короче, не тяни резину, давай с самого начала. Типа иду я, навстречу – она. Галопом.

– Можно и галопом, – согласился Легат. – Но стремно. Там, за воротами, особо не расскачешься. Там, Командир, родная вотчина Конторы. Только мы вошли, как за нами пришли, извини за говенную рифму.

– Какая в жопу Контора? – В голосе Командира проклюнулось раздражение. Он любил четкие, последовательные и короткие отчеты. – Начинай с начала. С кем пошел. Откуда пошел. И так далее. Давай, Легат, не тяни кота за хвост.

– Короче – так. Я созвонился со знакомым диггером, назовем его, к примеру, Диггер, который, в свою очередь, созвонился с другим диггером, назовем его, к примеру, Бур…

– Имена реальные или клички?

– Какая тебе разница? Ну, реальные…

– То-то. Потом?

– На следующее утро, то есть вчера, мы встретились втроем в кабаке у Ресторатора, который около Старого Храма, ты знаешь. Выпили чуть-чуть…

– Ну, ясное дело!.. – осуждающе сказал Командир.

Он в очередной раз находился в состоянии типа «я бросаю пить».

– На дорожку, – объяснил Легат, – чтоб легко шлось.

– И что, легко шлось?

– Если бы!.. Дорогу к воротам знал только Бур, он там раньше ходил где-то рядом. А точный маршрут ему объяснил какой-то Варяг, который сам добирался до ворот. Точнее, не сам, а с Гумбольдтом. А Гумбольдт, в свою очередь, этот маршрут чуть ли не наизусть знал. Он, по словам моих ребят, вообще – легенда диггеров.

– А где он сейчас? Действительно умер? Или все-таки уехал из Столицы? – заинтересованно спросил Командир.

– Не знаю. И ребята не знают. То ли умер, то ли уехал. А то ли просто исчез.

– Как исчез?

– А как исчезают? Бесследно…

– Так умер или исчез?

– В принципе это здесь – синонимы. Умер, значит, исчез. Исчез, значит, умер. Хотя там, где я был, некие начальники просто-таки уверены, что Гумбольдт жив и живет здесь. То есть в нашем времени. Хотя и не отрицают, что жив и привязан к семидесятому году какой-то личной связью. Какой – не объяснили. Может, любовь…

– Ты можешь не ерничать и не путать меня?

– Я не ерничаю и не путаю. Гумбольдт в среде диггеров – фигура почти мифическая. Все о нем знают, все его типа видели, чуть ли не водку вместе пили, но кто он, где он, зачем и почему – темна вода. Был человек и – нет человека. А миф остался…

– Не нравится мне этот миф, – задумчиво сказал Командир. – Я вообще к мифам отношусь подозрительно. Умер, шмумер…

– Не шмумер. Судя по всему, это тот тип, который мне на Площади всучил сигареты с орлом и ключ.

– Да брось! То есть купил тебя дешево? А ты и рад… Ладно, давай дальше. Дошли вы, значит, до ворот и?

– Дошли. Хотя это отдельное воспоминание – не из приятных. Ползать на пузе по камням при свете фонарика… знаешь ли… Но дошли. И ворота были точно такие, как ты видел. Грязно-красный орел с левым уклоном…

– Ну и?.. Из тебя рассказчик, как из меня балерина. Все. Не тормози больше!

– Как скажешь. Я пока – в прологе. А он скоро закончится. Короче, открыли мы ворота… И вошли. А там – причал. И река. Хотя потом оказалось, что тоннель.

– Какой причал? Это же метро…

– Может, раньше было метро. Правительственное. Для узкого круга. Потому что причал, судя по всему, прежде был перроном. И к этому перрону подкатывали вагоны метро… – один или два, короткий перрон. Да и пассажиров-то, наверно, немного было. А потом в тоннель прорвалась Река, и перрон стал причалом…

– Ну?! – Командир уже орал.

– Пошли ко дну, – в меру остроумно срифмовал Легат. Но тут же посерьезнел: – Короче, пока мы там стояли с открытыми варежками, к нам подплыла моторка, а в ней был мужик, который предложил вывести нас на божий свет. Он сказал, что тоннель выходит в Реку, а там – пристань. Мы, ясное дело, согласились, потому что ползти на пузе назад не хотелось. Ты бы как поступил?

– Так же, так же. Дальше давай.

– Даю. Он вывез нас в Реку напротив Центропарка, там действительно пристань была. Мы вылезли из лодки, а нас уже ждали.

– Кто ждал? Акын из тебя… – хотел выматериться, но не стал: ситуацией владел Легат. Какой-никакой, а все ж акын – он.

Но тут в песню акына ворвался звонок прямого телефона. То есть звонила помощница, которая не очень любила Легата.

Командир легко матюкнулся и снял трубку:

– Да?

Прямые телефоны ужасны тем, что голос собеседника на том конце провода слышен в радиусе пяти метров.

– Вам звонит Генерал. Из Конторы.

– Скажите, что у меня селекторное совещание, прерваться не в силах, – с ходу сочинил Командир. Он был с помощницами вежлив и не позволял себе «тыкать» им. Только на «вы». – Я позже перезвоню. Напомните…

Повесил трубку.

– Кто вас ждал?

– Однако, звонок – к месту. Прямо мистика какая-то!.. Нас как раз ждали конторские ребятишки в штатском, а старшим у них был капитан, который так и представился.

– Откуда Контора взялась?

– Не от верблюда же. С площади имени Друга Детей, как и положено. Нас очень вежливо попросили сесть в автобус… старенький такой автобус, совсем «из раньше»… и отвезли на вышеназванную площадь. Для чего? Ну, скажем, для доверительной беседы. А откуда взялись? Ну, это просто. Они тоннель и причал пасут денно и нощно. Этот лодочник, Хароном его зовут, на пристани и живет. И звоночек у него есть. Как кто в тоннель из дверей с орлом вылезет на причал, так звонок и звенит. Полагаю, звонок – фигура речи и легенда. Тем более что когда я вчера уходил – они как раз меняли систему на какую-то новую, специально разработанную… А Харон по звонку споро рулит в тоннель, чтоб подобрать незваных гостей, спасти их от тяжкой доли переть обратно под землей в кромешной тьме, ну и, кстати, передать в руки стражей порядка… А на деле, если честно, иначе. Такие гости, как мы, в смысле – незваные, нежданные, там, как я понял позже, вообще не бывают. Мы – первые. Потому что у нас ключ от ворот был. У тех, кто этим путем идет, должен быть ключ. И наша Контора их Контору должна как-то поставить в известность о внеплановом переходе. Хотя в тамошней Конторе уверены, что Гумбольдт ходит туда-сюда постоянно. Тоже внепланово. И неловленно… Может, он сигнализацию научился блокировать?

– Подожди. – Легат впервые в жизни видел пусть немного, но все же растерянного Командира. – К этой пристани, насколько я понимаю, можно добраться на автомобиле, на метро, на троллейбусе, черт-те на чем! Сел и приехал. Что за кретины путешествуют туда под землей? Это что, любимая игра диггеров? Кто первый доберется до причала у Центропарка…

– Во-первых, не игра, как я понимаю. Во-вторых, уж никак не диггеров, если не считать много раз помянутого нами Гумбольдта. Это, Командир, игра Конторы. И не той Конторы, из которой тебе только что Генерал звонил, а другой.

– Какой другой? Контора одна.

– Это верно. Но люди – разные. И время разное. К воротам с орлом мы добрались в наше время, а вышли из них, не поверишь, сорок лет назад. И автобус поэтому нас вез не старенький, а новенький, склепанный на знаменитом в свое время автобусном заводе у притока Большой Реки. И памятник Другу Детей там по-прежнему стоит на площади. И портреты в Конторе изображают кого? Да незабвенного Бровастого вождя. И беседу я имел в кабинете аж самого Главы Конторы – с ним и имел. И кто бы это был, как думаешь? Не стану мучить. Это был интеллигентнейший человек, известный даже тебе, сопливому в то время детенышу, гроза всех диссидентов Страны, короче, Очкарик… А теперь, если хочешь, вызови карету «скорой помощи» из ближайшего дурдома и сдай меня туда – для опытов. Только думаю я, что не вызовешь. Потому что у меня есть конкретное поручение лично от Очкарика.

– Какое? – Командир выглядел, скажем так, не слишком адекватно.

– Вообще-то какое-то странное: найти Гумбольдта. И убедить вернуться и продолжить работу. Но это, как я понимаю, поручение для прикрытия. Потому что они явно смирились с его исчезновением. Ну, не хочет он на Контору пахать! Устал… Поэтому надо срочно заменить его. У них, похоже, все встало. А заменить может только наша нынешняя Контора. Между двумя Конторами – соглашение о дружбе, блин, и взаимопомощи…

– Кем заменить?

– Кем-кем… Мной!

Командир был малость растерян, что ему не свойственно. Потому что не понимал, что происходит. С одной стороны, Легат – давний соратник, уже два десятка лет хорошо знакомы, не раз работали вместе в достойных и не очень местах, сам этого соратника в Службу позвал, то есть проверенный человек, не врун, к дурацким розыгрышам не тяготеет, в подлянках не замечен, выпито вместе – море. Ну, пусть небольшое. Море-озеро. С другой стороны, как оказалось, – стопроцентно помешанный, с ума сдвинутый, даром что фантастические книжки в свое время писал, на фантастике и заклинился, несет явный бред о путешествии во времени через метро, о разговоре с Очкариком, который давно в иной мир отошел, о сумасшедшей необходимости найти Гумбольдта или замену ему, чтоб, значит, связывать год семидесятый прошлого столетия с десятым нынешнего. Мост через сорок лет…

Но опять же – свой парень, до сих пор если и подвирал, то только по работе и по мелочам…

– У тебя хоть какие-то доказательства есть? – с кислой надеждой спросил Командир.

– Разве что какие-то… – ответил Легат, полез в карман и достал оттуда сложенную вдвое толстую бумажку. Вроде фотокарточка. Разложил на столе у Командира, расправил ладошкой. – Вот.

– Что вот?

– Фотография Гумбольдта. Свежая. Год назад снимали. Там… – и показал в сторону комнаты отдыха при кабинете Командира.

Имея в виду Столицу самого конца шестидесятых.

Командир спонтанно оглянулся: дверь в комнату была приоткрыта. Командир был там как раз перед приходом Легата. Никаких Гумбольдтов не видел… Он взглянул на фотографию. Плохо, наскоро щелкнутая фотка. Не очень резкая, света маловато. Но снимали на улице: вон, машина сзади, вернее – темный ее контур. Лицо, лицо… Черт, а ведь знакомо! Но это не тот человек, с которым он когда-то дошел до ворот с орлом. Или есть что-то общее? Черт его знает! Сравнить бы с какой-нибудь другой его фоткой?..

– Только одну дали? – спросил он Легату.

– Ни одной не дали. Я сам спер, пока досье просматривал.

– А что в досье?

– Да ничего! Несколько фоток и какие-то мутные донесения. Непонятные. Ни о чем.

– Он тебя развел и они тебя развели. Дубль-пусто, – уверенно сказал Командир.

– Согласен, – не спорил Легат, потому что эта мысль уже пришла к нему в башку и там окопалась, – а что я мог сделать? Стучать кулаком по столу? Орать? Грозить, что пожалуюсь Бровастому?.. Вот что б ты выбрал? Смолчать и уйти в будущее, а потом вернуться? Или плюнуть на ребят, которые остались, и жить в будущем… то есть в настоящем, в наши дни – припеваючи?.. Еще вариантик был: и самому остаться. И загреметь в какой-нибудь Сиблаг лет на десять. Причем втроем… Выбирай!

Командир не отвечал и смотрел на Легата странно – замороженно: будто, например, он, Легат, постарел на сорок лет. Или это вообще не Легат, а инфузория-туфелька. С микроскопом в ложноножках.

– Ты чего? – на всякий случай спросил Легат.

– Ничего, – сказал Командир и разморозил взгляд. – Жалко мне тебя…

– С чего бы? – удивился Легат.

– С того бы. Попал ты, брат, и я с тобой попал.

Что-то он понимал, выходит, чего Легат пока не дотумкал.

– Куда мы попали? Что ты несешь?

– Вероятно, себя… – странно ответил Командир. Возможно – цитатой, но Легат ее не помнил. – Ты такое выражение слыхал: заложник ситуации? Слыхал… – сам себе ответил. – Так вот мы – типичные заложники ситуации, которую тебе навязали, а ты ее через сорок лет протащил и не надорвался. Ты обязан или найти Гумбольдта, что возможно в принципе, но маловероятно. Особенно если он умер. Второй вариант: ты сам становишься им. Но что значит быть Гумбольдтом? Уметь ходить под землей? Полагаю, этого мало. Что он делал? Какого хера он ползал оттуда сюда и наоборот? Что он носил? Информацию? Контрабанду? Людей переправлял? Наркоту? Что еще? Придумывай. Ты же у нас фантаст!

– Не знаю, – пригорюнился Легат. – Судя по той фигне, что я прочел в папке в Конторе, информацию. Но какую-то хилую… Может, мне не все показали?

– Легат, ты мне – друг, но ты сам влез в это говно. Я тебе даже помочь толком не могу: Контора – не в моей компетенции, ты отлично знаешь. А те, в чьей она компетенции, меня не очень-то любят. Как быть, а?.. – не дожидаясь ответа, снял трубку первой спецсвязи, полистал красный телефонный справочник, нашел, нажал четыре кнопки. Какие – Легат не видел, да и по фигу ему это было.

– Это Командир из Службы. Я могу переговорить с Директором?.. – послушал ответ, добавил: – Спасибо. Жду… – подержал вынужденную паузу, продолжил: – Добрый день, господин Директор. Спасибо, что уделили внимание… Да, есть дело. Или – может быть есть. Зависит от вашего ответа… Вопрос?.. Да простой вопрос. Вам говорит что-нибудь такое имя: Гумбольдт?.. Откуда я знаю?.. От моего сотрудника, как ни странно… Он?.. Он вчера ночью вернулся из… как бы поточнее… ну, о-очень дальнего путешествия… Нет, не из Антарктиды. Из нашей родной Столицы. А дальность измеряется не в километрах, а в годах… Сколько? Да ровно сорок. Сорок годков… Нет, я его никуда не посылал, разве что к черту. Все, что с ним произошло – его инициатива. Да, я о ней знал, но не счел нужным препятствовать, потому что никакой крамолы не видел. И сейчас не вижу – крамолы, крамолы… Если вам или вашим людям любопытно его послушать, он может быть у вас в любое время… Хорошо, прямо сейчас. Фигурально выражаясь, конечно. Ему понадобится минут десять, чтобы доехать из Крепости до Конторы… Да, он будет… Нет, докладывать наверх мне пока не о чем, но о самом факте я не сказать не могу… И снова спасибо, господин Директор… – осторожно, как стеклянную, положил на телефон трубку.

Сказал, не улыбаясь:

– Проще всего мне было бы дать тебе очередной отпуск и посмотреть: разрулишь сам ситуацию или просрешь. Это был бы хороший вариант. Но, как видно, неверный. Поэтому ты сейчас мухой летишь на соответствующую Площадь, подъезд второй, там тебя встретят и, вполне допускаю, будут грубы.

– Командир, чего ты несешь? Я – старый, битый-перебитый Колобок. Я и от бабушки ушел, и от дедушки…

– Боюсь, что от волка так просто не уйти… Ладно, не ссы, Легат. Родина тебя не забудет – раз, а два – не бросит. Ты ж Колобок не с улицы, тебя ж в спецпечке пекли. Наши сказки плохо не кончаются. Кто сказал?

– Ты и сказал.

– А ты согласился. Езжай. Там ждать не любят. И оттуда – сюда. Тоже мухой.

– А если – в узилище?

– Это вряд ли. Он мне перезвонить обещал. И знаешь что? Он ничему не удивился. Даже вопросов не задавал. Вообще!

– Что-то мне все это не нравится.

– Поздно плакать, Легат… Да, кстати, ключ и коробка с орлом – где?

– Здесь. – Легат достал из кармана ключ и смятую коробку с остатками сигарет.

– Оставь мне… Ты ворота запер, когда прошел… – поискал слово, – сюда прошел?

– Запер. Но отдать ключи не могу.

– А это нас не колышит, – сообщил Командир, открывая сейф. – Это – вещественные доказательства.

– Не могу, – вздохнул Легат. – Мне либо повеситься придется, либо через три дня максимум вернуться в прошлое. Это ультиматум, Командир. А без ключей – никак. Прости. Ну что, пока?

– Не на войну идешь. – Командир подошел, приобнял, похлопал ладонью по спине. – Оттуда – прямо ко мне, – повторил он. – Я Директору, как ты слышал, молчать не клялся. Более того, я обязан сообщить Главе о твоем… скажем так, приключении. Все это дело как-то странно пованивает, мне кажется. И Генерал этот… Если тебя до… – он подумал секунду, – до шести вечера не отпустят и ты мне не перезвонишь, я подымаю хипеж. А отпустят – позвони сразу и – сюда. Надо будет отметить…

– Что отметить? – спросил Легат, с легким ужасом думая о предстоящем питии, которое всегда – не нормировано.

– Связь времен, Легат, связь времен… Ладно, лети. А то посадят… – и сам своей шутке засмеялся. Как-то невесело, правда… И вдруг вспомнил: – Да, Генерал-то мне зачем звонил? Неужто по твою душу? Но как он узнал?..

– Почему ты думаешь, что он звонил из-за… ну, из-за этих дел, с Гумбольдтом? Может, он по другому делу звонил? Или просто-так…

– Конторские просто так нам не звонят, да и вообще никому просто так не звонят. А других дел с ними у меня нет. Ну, никуда не деться, Легат, твой ход – как к гадалке ни ходи…