Текст книги "Алиф-невидимка"

Алиф пришел в некоторое замешательство. Все эти годы он «отписывал» свою браваду. Ведь он, Абдулла, Новый Квартал и все остальные были по большому счету хакерами, а не революционерами. При всей его ненависти к Государству, от одной мысли о реальном физическом столкновении ему становилось не по себе. Все его усилия являлись некой реализацией страха, анонимным кукишем под нос тем, с кем ему никогда не придется столкнуться лицом к лицу. Он всегда считал, что Государство расправляется с людьми вроде него просто потому, что может это сделать, а не оттого, что видит в них реальную угрозу. Разветвленная, поглощающая львиную долю энергии разведывательная сеть убедила его в том, что он глубоко заблуждался. Это было правительство, смертельно боявшееся собственного народа.

Где-то там притаился Рука, постоянно рыскающая математическая сущность, миллионами запускавший червей в цифровой Город. Алиф сразу узнал, что именно они разносили. В них была «вшита» Тин Сари, готовая к внедрению на жесткие диски диссидентов, подобно паразитной ДНК.

Алиф сделал паузу, чтобы по достоинству оценить искусство и мастерство, с которыми создавался Рука. Сравнение с хищной системой не подходило – с тем же успехом можно назвать пирамиды набором камней. Он функционировал как единый, централизованный интегрированный пакет прикладных программ. Обычные протоколы по обнаружению пакетных данных заменили на нечто куда более динамичное: на программу, которая могла засекать и адаптироваться к пользовательской модели каждой индивидуальной жертвы, исключая ложные тревоги, часто возникавшие, когда подобные параметры поиска использовались с отрицательным пороговым элементом. В разработке и оформлении явно прослеживались черты отдельной сильной личности: написавший программу был изобретателен и очень скрупулезен, его ум совмещал в себе ортодоксальное мышление и инновации. Было очевидно, что он понимал не только физический, но и метафорический потенциал машин: он интуитивно включил в программы некоторые основные элементы, которые Алиф использовал для построения своей башни.

«Именно так он и залез в мою машину, – сказал Алиф. – Он говорил на языке, непонятном ни одному из моих брандмауэров. На языке, который я сам тогда еще не понимал».

«Да, – ответила Фарухуаз. – Но у тебя есть то, чего нет у него. Что он жаждет заполучить».

«У меня есть “Альф Яум”».

«У тебя есть я».

Алиф взглянул на лежавший внизу цифровой массив, своего рода равнину. Легче ударить отсюда, сверху, поскольку двоичный мир пока что оставался плоским. Он отстранился от него, в ушах у него звучала музыка сфер. Башня слегка подрагивала у него под ногами.

«Действуй, – произнесла Фарухуаз. – Сровняй их с землей».

Алиф ввел серию исполнительных команд. Равнина тотчас же расцветилась огоньками активности. Тревога следовала за тревогой, в то время как антивирусы и брандмауэры ринулись минимизировать ущерб, пытаясь отключить некритичные функции, чтобы блокировать продвижение Алифа, ставя нечто вроде огневого заслона между ним и наиболее важными и чувствительными кодовыми блоками Государства. Алиф рассмеялся, Фарухуаз тоже. Сейчас все стало так просто. Он стоял наверху. Находившийся внизу заслон представлял собой круг с размытыми краями, детский рисунок карандашом на бумаге, лишенный всякой глубины. Алиф смело нанес удар в самое сердце интрасети Государства.

Рука словно восстал ото сна. Он с грохотом поднялся на ноги, источая запах ионизированного воздуха и сухих металлических остовов и демонстрируя новый уровень функциональности, который не далось засечь Алифу. Он чуть откатился назад, перенастраиваясь. Вырвавшись за пределы интрасети Государства, Рука обрушился на основание башни Алифа, срезая целые слои кодов с помощью зеркального протокола, которого Алиф раньше никогда не видел.

«Раздави его», – прошептала Фарухуаз.

«Я не знаю как!»

Алифа охватил приступ паники, когда его творение начало содрогаться. В отчаянии он начал усложнять операцию переключения кодов, меняя статус данных, которые атаковал Рука, быстрее, чем тот мог атаковать. Содрогание начало стихать. Алиф перевел дух. Охватившая его паника, порожденная адреналином, которому некуда выплеснуться, быстро сменилась жгучей, всеразрушающей яростью. Рука отнял у него любовь, свободу, даже имя! Однако сейчас все это значило для него гораздо меньше по сравнению с единственной целью – уничтожить отнявшего. Это казалось соизмеримой жертвой.

Алиф включил электронного зверя. У него были слабые стороны. Они есть в любой системе. Его зверь менял сам себя и свои методы, пока не находил эти уязвимые места: ошибки, которые Алиф видел не как ограничения объема вычислений, а как недостаток воображения. Его программа была лучше, выше по уровню; она работала на околосознательном уровне, не связанная никакой двойственностью. Башня приподнялась. Она впилась корнями в самое нутро Руки, внедряя туда базовую инфраструктуру зверя с многовалентными операторами, которые Рука не мог обработать. Рука повернул назад, издав электронный вопль, отступая за огневой заслон интрасети.

Воодушевленный успехом, Алиф было бросился в погоню, как вдруг обнаружил, что поле боя уменьшилось в размерах, причем уменьшилось весьма подозрительно. Высота вызвала у него эйфорию. Руки Фарухуаз обнимали его за спину, ее покрытая никабом голова покоилась на его плече. Она едва слышно уговаривала его, но он не мог дышать: высота, ее руки, недостаток кислорода в насыщенной электричеством атмосфере – все это как-то сразу навалилось на него. Он вдруг увидел неясные световые пятна. Он мотнул головой, чтобы сбросить наваждение, но вместо этого пятна слились в нечто, что охватило весь горизонт, выгибаясь вверх в сторону какого-то невероятного ядра – не лица с глазами, носом и ртом, а ярко светящуюся массу, каким-то ужасным образом походившую на некий облик.

На Алифа вдруг нахлынуло воспоминание. Он плавал в тесном бассейне, голышом и свернувшись калачиком. Разум его был притуплен, словно он еще не сформировался; он не ведал различия между своим телом и окружавшим его соленым миром. Внезапно бассейн со всех сторон осветился этим ядром, этим обликом: время начало свой бег, и он осознал, что живет.

Облик становился все ярче. При виде его Алиф съежился, охваченный странным, дотоле неведомым чувством.

«Куда ты идешь?» – спросил облик.

Алиф словно лишился дара речи. Он совершил непоправимую ошибку. Код оказался нестабильным. У него кружилась голова, когда он поднимался вверх, уже не уверенный в том, что может контролировать созданное им. Он осознал, что в своем стремлении к инновациям он пожертвовал целостностью своих знаний. Основание башни размывалось, когда данные не могли корректно воспроизвестись, что приводило к недостоверности и разрывам в их изначальном ДНК. Башня долго не продержится. Он приближался к некоему потолку, когда сверхадаптивные свойства его системы кодирования уже не смогут компенсировать присущую ей нестабильность. Если сказать знанию, что оно сможет стать всем, чем пожелает, существует риск того, что оно выродится в полное невежество.

«Ты провела меня», – дрожа всем телом, сказал Алиф Фарухуаз.

Та не ответила, а лишь наклонила голову, отчего раздался звон крохотных колокольчиков на оторочке ее никаба. Она стала фикцией. Алиф в отчаянии пытался зацепиться за что-нибудь реальное, за что-то, что помогло бы ему вспомнить землю, превратившуюся в лежавший внизу малюсенький пятачок. Он попытался думать об Интисар. Но та тоже превратилась в идола, сотканного из пепла. Он увидел свою жизнь, отравленную ее неопределенностью и капризным отношением: сначала к их призрачной женитьбе, потом к этой странной книге. В обоих случаях ее цель была окутана покровом совершенно бессмысленной таинственности.

Он ошибочно принимал эту таинственность за некую избранность, за свидетельство того, что его посвятили в какую-то высшую истину, которую не дано понять другим. При вознесении на такую высоту его самомнение оказалось мишурой. Он не прятался, поскольку считал себя лучше всех, а начал скрываться потому, что испугался. В этом не было вины Интисар: все началось с его имени, с псевдонима, за которым он спрятался, одной-единственной черточки, казавшейся столь же прямой и несокрушимой, как башня, взмывавшая вверх вокруг него. С имени, без которого у него бы недостало смелости приблизиться к ней. И тем не менее он во всем винил Интисар.

Он вдруг подумал, что, возможно, не любит ее.

Облик приближался. Излучаемый им свет проникал прямо в мозг Алифа, несмотря на то что тот зажмурил глаза. И тогда юноша завопил, охваченный новым приступом паники.

«Куда ты идешь?!» – повторил облик.

В тот же момент башня начала с треском рушиться.

Алиф услышал, как с треском распахнулась дверь в кабинет шейха. В воздухе запахло паленым мясом. Он чуть не задохнулся от этой вони и отпрянул от клавиатуры: она раскалилась докрасна, а на подушечках его пальцев образовались волдыри, как от ожогов. Монитор представлял собой расплавленную массу, которая еще потрескивала и сверкала голубоватыми электрическими искрами. Боль пронзила защитный слой адреналина. Алиф застонал и свернулся в комочек, оберегая поврежденные руки. В дверях послышались голоса. Запах сгоревшей кожи сменился другим – смесью пота, звериной шкуры и крови. К столу прохромала какая-то непонятная мохнатая тень, принимавшая то шакалий, то человеческий облик, и тут же уставилась на Алифа, заглянув ему прямо в глаза.

– Ну ты натворил дел, маленький брат, – задыхаясь, произнесло существо. Из уголка рта у него стекала какая-то жидкость.

Алиф повернулся и зарылся лицом в мохнатое плечо.

– Я все так запутал, и теперь плохо стало всем сразу, – прошептал юноша. – Дина была права, и шейх был прав… И ты тоже оказался прав.

– Как правило, я всегда бываю прав. – Существо закашлялось, и Алиф почувствовал, как его лохматая грудь затряслась у него под щекой.

Алиф поднял голову и посмотрел на своего друга:

– Тебя ранили.

Викрам бережно поглаживал одну конечность, которая заканчивалась звериной лапой, а может, и ладонью, и сгибалась под неестественным углом. По его шкуре стекала кровь.

– Их там сбежалось огромное количество, – сообщил он. – И они уже проникают внутрь.

За Викрамом показался шейх Биляль, за ним следовали американка и Дина. Алиф машинально потянулся к Дине. Она остановилась и не стала даже дотрагиваться до его руки, хотя ее пальцы зависли в воздухе всего в дюйме от его ладони.

– Храни нас Боже! Ради всего святого, скажи мне, что произошло в этой комнате? – Шейх Биляль с опаской осматривал бурлящие останки монитора на своем столе. – Ты что же, решил устроить тут пожар? Здесь не обошлось без огня.

– Без адского огня, – уточнил Викрам и рассмеялся, но его смех закончился приступом кашля. – Мальчик неудачно развлекался с весьма опасными вещами. А что до запаха – так это сера, без сомнений. – И он снова расхохотался над своей собственной шуткой.

– У нас нет времени на пустые разговоры. Мы должны вывести отсюда женщин. Одному Богу известно, что с ними может произойти, если их тоже арестуют.

– Я гражданка США, – дрожащим голосом напомнила американка. – Я покажу им свой паспорт. Они не имеют никакого права допрашивать меня без представителя из моего посольства…

Алиф не сводил глаз с Дины. Один вид ее фигуры, облаченной в черное, вытягивал страх из его груди. Она смотрела прямо на него, и глаза ее напоминали два огненных солнечных кольца вокруг ярких и таких мужественных зрачков. В этих глазах не было и намека на слезы.

– Я не допущу, чтобы с тобой произошло хоть что-то неприятное, – пообещал он.

– Конечно. Не допустишь, потому что ты сдашься им добровольно, – вмешался в их разговор шейх. – Ты спокойно объяснишь властям, что вынудил этих девушек помогать себе, и они не имеют отношения ни к каким темным делишкам, в которые ты успел втянуться сам.

Алиф разжал кулаки и поморщился.

– Где они сейчас? – поинтересовался он.

– Они прошли внешние двери, – сообщил шейх Биляль. – Я закрыл на засов двери в молитвенный зал, чтобы выиграть еще немного времени. Я подумал, что если девушек спрятать в подвале, может быть…

– Какая глупая мысль, – нахмурился Викрам. – Там их найдут в течение первого же часа. Нет, лучше я заберу их с собой.

– Заберешь? Куда?! – завизжала побледневшая американка.

– В Пустой Квартал, – устало вздохнул Викрам. – В страну, где живет мой народ.

– О чем ты говоришь? о чем таком он говорит, может мне кто-нибудь пояснить?!

– А там будет безопасно? – спокойно осведомилась Дина, но Викрам многозначительно покачал головой:

– Говорят, что только святые могут войти туда и не помешаться при этом. И конечно, очень трудно бывает протолкнуть туда ваши тела, слепленные из грязи. Это очень непросто. – Он поморщился. Из уголка его рта вытекла очередная порция жидкости и брызгами упала на колено Алифа. – Но это лучше, чем если бы вы оставались здесь.

Алиф стал искать источник кровотечения на шкуре Викрама. Ему показалось, что он заметил рану между ребрами, которая раскрывалась и закрывалась при вдохе и выдохе, как отвратительная маленькая звериная пасть.

– А ты… достаточно здоров, чтобы увести их туда? – спросил он.

Викрам чуть поник головой, но быстро воспрянул духом и заметил:

– При лучших обстоятельствах это могло бы стоить мне жизни. Сегодня это обойдется мне куда дороже.

– Нет! – решительно произнесла Дина. – Не надо!

– Не визжи так пронзительно на меня, сестренка, – раздражительно фыркнул Викрам. – Дай мне самому выбрать, какой подвиг я совершу напоследок, чтобы ангелам было что записать на финальной странице моего жизнеописания.

Вдали, со стороны молитвенного зала, уже доносились сердитые голоса ворвавшихся в мечеть.

– Мне нужно пять минут, – попросил Алиф. – Всего пять минут наедине с Диной.

Викрам встал на ноги.

– Тебе повезет, если ты туда попадешь, – сообщил он и заковылял к двери. Шейх Биляль жестом пригласил новообращенную следовать за ним.

– Я буду ждать тебя там, снаружи, – обратился он к Алифу. Попробуй планировать свои дальнейшие действия с максимальной осторожностью. Салам алейкум.

Когда дверь за ним закрылась, Алиф встал перед Диной на колени.

– В моей голове удивительный свет, – признался он. – Так много хочется сказать, но все так ярко, что мне трудно думать и сосредотачиваться. Помоги мне, пожалуйста. Ты единственная, кто знает, что надо делать. Просто… просто сделай так, чтобы не было слишком ярко…

Дина колебалась. Потом она встала на колени рядом и накрыла его голову тканью своего никаба.

* * *

Темнота успокоила воспаленные и слезившиеся глаза Алифа. Через несколько секунд они привыкли к мраку, облегчая невыносимую головную боль. Ему и в голову не приходило, что за мир она создала для себя. В изнанку ее длинного одеяния были вшиты лоскуты из яркого шелка: узорчатые, украшенные бисером и усыпанные блестками; они нависали над ним, словно свод шатра, поддерживаемого ее неприкрытой, перевязанной рукой. Они лежали на полу лицом друг к другу. Он прижался лбом к изгибу ее шеи, вдыхая аромат ее волос. Она наблюдала за ним. Она не была красавицей, никоим образом не подходя под стандарты журналов, спрятанных у него дома под кроватью, и совсем не похожа на Интисар. Насколько он помнил, у нее был довольно большой нос. Кожа у нее была не по-модному темной, из чего Алиф заключил, что она и не думала пользоваться осветляющими тональными кремами, которыми травили себя так много девушек. Конечно, нет. У нее оставалась гордость.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

– О том, что ты есть все хорошее в этом мире, – ответил он.

Она покраснела. У нее были нежные, выразительные губы и гладкая смуглая кожа. Он со стыдом признался себе, что самая красивая и привлекательная часть ее лица всегда находилась у него перед глазами. Зеленые неподведенные глаза на фоне смуглой кожи теперь казались еще более прелестными.

Нет, не красавица, но такое лицо нескоро забудешь.

– Я изменил тебе, – прошептал он. – Прости меня.

– Прощаю.

Ее дивные губы чуть изогнулись кверху. Он хотел поцеловать ее, но сдержался. Он не прикоснется к ней, пока она сама этого не позволит, пока он не поговорит с ее отцом и не сделает все, как положено. А теперь он должен был расстаться с ней и идти.

– Постарайся остаться в живых, – прошептала она.

– Ты тоже. Я вернусь за тобой.

– Повтори.

– Я вернусь.

* * *

Шейх Биляль ждал в коридоре. Лицо его выглядело туча тучей. Викрам, словно огромная собака, лежал у его ног, тяжело дыша, мокрый от пота и покрытый пятнами запекшейся крови. Он неуверенно поднялся, когда Алиф и Дина вышли из комнаты.

– Пойди подожди вон там, сестрица, – сказал Викрам Дине. – И успокой другую сестру. У нее небольшая истерика.

Американка стояла в дальнем конце коридора, прислонившись к стене, и тихонько хныкала. Дина бросила на Алифа испытывающий взгляд, прежде чем повернулась и отправилась делать то, что ей сказали. Алиф смотрел ей вслед, при этом у него как-то странно перехватило горло.

– Если ты ее когда-нибудь обидишь, я вернусь и стану ходить за тобой по пятам, – обратился Викрам к Алифу. – Береги ее как зеницу ока. Она, возможно, прошла обряд обрезания, так что ты должен быть очень терпелив и осторожен, когда возляжешь с ней.

– Да простит нас всех Аллах! – Шейх Биляль в ужасе уставился на Викрама. – Уж в этом-то мире веди себя прилично!

– Я просто говорю ему то, что он должен знать, – угрюмо ответил Викрам.

Алиф обнял его за широкие, с размытыми очертаниями плечи, менявшиеся от животного к человеку и к тени, что говорило о терзавшей его боли.

– Спасибо, – пробормотал он, смущенный таким скомканным и неловким проявлением чувств.

Викрам хлопнул его по спине здоровой лапой.

– Не вешай нос, братишка, – произнес он. – Думаю, в этой жизни нам не суждено встретиться вновь.

Алиф сухо кивнул, надеясь, что губы у него не дрожат.

– Тогда увидимся в другой жизни.

– Все в руках Аллаха.

Викрам захромал по коридору в сторону Дины и американки, которая смотрела на него, ломая руки, словно ожидая поезда, который, вполне возможно, так и не придет. Алиф отвернулся, чувствуя, что может как-то испортить то, что должно произойти, если увидит это. Он вознес немую молитву, чтобы у Дины все было хорошо. Немного подумав, он помолился и за новообращенную, цинично рассудив, что ей молитвы гораздо нужнее.

– Я сейчас открою дверь, – сказал шейх Биляль, также стараясь не смотреть на то, что происходило в конце коридора. – На твоем месте я бы вынул руки из карманов. Этим людям ничегошеньки не будет, если они сразу же тебя пристрелят. Ну, во имя Аллаха.

Он поднял рассохшуюся деревянную балку с двери, отделявшей молитвенный зал от классов и других комнат.

– Подождите! – крикнул Алиф. – А как же вы? Они ведь не станут стрелять в имама Аль Баширы, да?

– Будет прелюбопытно это узнать, – фыркнул шейх Биляль.

Алиф вынул руки из карманов и вытер их о брюки. Деревянная дверь открылась, за ней в два ряда стоял полицейский спецназ в полной экипировке. Спецназовцы начали в едином ритме стучать дубинками по пластиковым щитам. Алиф едва не хихикнул, но вовремя совладал с собой. Его нервы, напряженные и вымотанные до предела, не смогли адекватно отреагировать страхом. Он оглянулся: Викрам и девушки исчезли. Единственным свидетельством их «ухода» был тонкий кровавый след с несколькими размытыми пятнами, похожими на отпечатки лап огромной собаки, которые внезапно обрывались в метре у каменной стены в дальнем конце коридора.

Повернувшись к полицейским, Алиф снова засунул руки в карманы.

– Привет, – сказал он по-английски.

Спецназовцы расступились, и к нему подбежали три агента службы безопасности. Алиф услышал крик шейха Биляля. Не успел он оглянуться в сторону старика, как на его голову обрушилась дубинка. Жгучая боль мгновенно разлилась от макушки до шеи. Алифа вырвало, он хрипло застонал.

– Ничтожный мозгляк заблевал мне туфли! – воскликнул низкий и странно знакомый голос. Алиф вспомнил, что он принадлежал одному из тех, кто гнался за ним от университета.

– Тупой придурок. Надо бы тебя заставить все слизать. Жрать тебе не придется очень даже долго.

– Д-д… п-п-п…

– Что-что?

– Да пошел ты…

Алиф выплюнул изо рта остатки желчи. Затем он вдруг словно ослеп. Ему на голову натянули черный мешок, и окружающий мир превратился в плоскую пустоту.

Глава одиннадцатая

Очнулся Алиф в темноте. Часто поморгав, он так ничего и не понял: он не мог различить ни контуров каких-либо предметов, ни объема помещения, где он находился, ни какого-либо источника света. Проведя рукой по лицу, он обнаружил, что черный мешок исчез. Окружавшая его тьма была более глубокой. На какое-то мгновение Алифу показалось, что его похоронили заживо. Он отчаянно закричал и замахал руками. Руки касались только воздуха, а его крик отозвался эхом на некотором расстоянии, отразившись скорее всего от стены. Значит, он не в гробу. Неужели он ослеп? Он с силой потер глаза и увидел цветные пятна. Это несколько ободрило его, но ненадолго. Алиф понял, что не знает, что именно должен ощущать слепой: видел ли он пятна в темноте или же у него отсутствовало всякое зрительное восприятие? Этот вопрос занимал его несколько мучительных минут. Затем вернулся страх, «отдохнувший и посвежевший», и впрыснул ему в кровь свежую дозу адреналина.

Ощущение контакта с воздухом чувствительных частей тела подсказало ему, что он лежит голышом. Алиф провел руками по груди и животу и с облегчением обнаружил отсутствие повреждений. Голову саднило, и в результате болезненного ощупывания выяснилось, что в месте, куда его ударили дубинкой, кожа была рассечена. Рану не обрабатывали: малейшее прикосновение к ней вызывало жгучую боль. В волосах он нащупал сгустки запекшейся крови. Он поднялся на ноги и осторожно двинулся вперед, вытянув перед собой руки, пока не наткнулся на холодную стену. Он прошел вдоль нее, считая углы, пока наконец не нащупал петлю и некое металлическое пространство, что могло представлять собой дверь. Удары по железной поверхности и крики не дали никакого результата. Прислонившись спиной к холодному металлу, он сполз на пол и дал волю громким рыданиям, которые отнимали у него последние силы.

Когда слез уже не осталось, он свернулся калачиком на полу лицом к двери. Легкое дуновение воздуха коснулось его лица. Это означало, что в месте стыка двери с полом имелся зазор, крохотный, но все же выход во внешний мир. Как он ни старался, но света разглядеть не смог. Или за дверью тоже было темно, или он действительно ослеп. Мысль об этом грозила новой истерикой. Алиф захотел к Дине, в священный сумрак ее никаба, столь непохожий на леденящее душу полное отсутствие света. Тот сумрак напоминал предрассветный час, уготованный Аллахом для молитвы. Алифу хотелось вдохнуть лимонный аромат ее волос и увидеть звездочки, сверкавшие на изнанке ее никаба. Он подумал о том, чем она рисковала, и его охватила тревога: Алиф знал, что ее обостренная приверженность следовать правилам поведения не позволит ей быть с кем-то другим после того, как она показала ему лицо. Он просто обязан вернуться к ней. Алиф снова забарабанил в дверь.

Ответа не последовало. Когда руки вконец устали, он прекратил свои бесплодные попытки и перебрался в противоположную часть комнаты, с растущей тревогой убедившись в том, что создал себе еще одну проблему в дополнение к разбитой голове и обожженным пальцам.

– Я обречен, – объявил он равнодушному воздуху и вздрогнул от звука собственного голоса.

Алиф вдруг ощутил желание облегчить пузырь. Идя на ощупь вдоль стены, он остановился у первого же угла. Несколько мгновений Алиф колебался, прежде чем он облегчился, дрожа от стыда. Все прочитанные им в Интернете истории о тюрьмах в восточной пустыне казались лишь умозрительными заключениями, подстегивавшими его ненависть к правительству, а не реальными случаями из реальной жизни. Они представляли собой часть выдуманного мира, в котором он жил. Но это помещение никоим образом не являлось выдумкой, в нем отсутствовало воплощенное зло, в борьбе с которым он мог проявить свою храбрость. В нем присутствовало лишь душное черное безмолвие, обострявшее его мысли до степени полного отчаяния.

Он отошел от угла, надеясь, что запомнит его, чтобы потом не наступить в отходы своей жизнедеятельности. Воздух вокруг него становился каким-то неприятно теплым. Значит, сейчас день? Алифу казалось, что лучше всего постараться поспать. Он на ощупь добрался до двери и лег, вытянувшись вдоль нее. Легкое дуновение воздуха снаружи было чуть прохладнее и свежее, чем душный и спертый воздух в глубине помещения. Закрыв глаза, Алиф глубоко вдыхал тянувший из-под двери ветерок, приказав себе расслабиться.

Быстрота, с которой он терял чувство времени, напугала его. Проснувшись, он не смог определить, сколько он проспал – несколько минут или несколько часов. Добравшись до угла, из которого в нараставшей жаре начало исходить зловоние, он снова справил малую нужду и подумал, не сможет ли периодичность его позывов хоть как-то подсказать ему, сколько он здесь находится. Алиф начал ощущать жажду. Он снова постарался заснуть, но безуспешно. Лежа без сна, он мысленно писал коды, постукивая по двери в такт ударам по клавиатуре, чтобы легкий шум не позволил ему потерять чувство реальности. В какой-то момент он снова задремал.

Он проснулся от какого-то странного, непонятного звука. Сначала он подумал, что это шумит пар, пробивающийся сквозь вентиляционное отверстие или из спрятанной над потолком трубы. На мгновение Алифа охватил ужас от мысли, что его травят газом. Однако звук был ритмичным и в то же время неравномерным, прерывавшимся через некие казавшиеся естественными промежутки времени. Напряженно прислушиваясь, Алиф с ужасом понял, что именно он слышит.

Это был смех.

Он лихорадочно пытался определить его источник, но вязкая мгла сводила на нет все его попытки и лишала его уверенности в чем-либо. Доведенный до ужаса, Алиф тяжело задышал, прислонившись спиной к двери и прижав колени к груди. Смех делался громче. В нем слышалось что-то неуловимо знакомое. Алифа вдруг осенила безумная надежда.

– Викрам? – прошептал он.

Смех прекратился.

– Нет, – ответил шипящий, бездушный и бестелесный голос. – Не Викрам. Тебе не спастись. Викрам мертв. Мертвее не бывает.

– Кто ты? – с трудом прохрипел Алиф.

В другом конце комнаты произошло движение, послышалось сухое шуршание ткани.

– Ты не узнаешь меня? – спросил приблизившийся голос. – После всего, что мы вместе создали, Алиф.

Он услышал звон колокольчиков. По его ступне скользнуло что-то гладкое, похожее на шелк. В голове у него застучало.

– Фарухуаз?! – выдохнул он.

Смех раздался снова. Алиф плотно закрыл уши ладонями.

– Ты не существуешь, – произнес он. – я тебя выдумал, чтобы ты помогла мне закончить с кодами. Ты фантазия, ты у меня в голове.

– Я очень даже существую, – ответил голос откуда-то изнутри его черепной коробки. – И я действительно у тебя в голове.

Алиф придавил пальцами глаза, пока снова не увидел цветные пятна.

– Ты мог бы достигнуть очень многого, – продолжал голос, – если бы позволил мне сделать это. Ты был так близок к успеху. Еще несколько минут, и ты бы преодолел небесный покров. Все видимое и невидимое предстало бы перед тобой как на ладони.

– Произошла ошибка, – сказал Алиф, еще плотнее прижимаясь к двери. – Ничего бы не вышло. Код был слишком нестабилен.

– Ты боишься своей собственной мощи.

Алиф почувствовал, как рука скользнула между его голыми коленями. Он рывком отстранился.

– Ничего бы не вышло, – повторил он. – Все стало рушиться у меня на глазах. И у тебя тоже. У информации не было целостности, движущего принципа. Все уже почти рассыпалось на части еще до того, как сгорел компьютер.

– Трус, – ответил голос. – Дешевка. У тебя духу не хватило довести дело до конца.

Алиф старался увернуться от назойливых пальцев Фарухуаз. Он то и дело содрогался от отвращения.

– Прекрати, – прохрипел он. – Перестань, пожалуйста.

– Что, к тому же и не мужчина? Так, поросенок какой-то.

Алиф наугад ударил в черную пустоту. Его руки наткнулись на ткань, звенящие колокольчики и что-то отвратительно липкое и вязкое, похожее на слизь. Он закричал и ударил сильнее, загнав липкую тварь подальше в темноту. Его вдруг осенило прочесть вслух символ веры. Тварь завизжала. Ободренный успехом, Алиф громогласно декламировал все суры, которые только помнил, свидетельствующие о единстве Аллаха, Его неделимости и коварстве Иблиса. Визг перешел в какой-то оглушительный свист, эхом отдававшийся в комнате, пока не слился со звоном в ушах Алифа.

Алиф задыхался. Комната вдруг наполнилась светом, настолько ярким, что его череп тотчас стянули тугие обручи боли. Он согнулся пополам, с хриплым стоном закрыв лицо руками.

– Уже несешь чепуху? Это не говорит о твоей силе духа. Встань.

Это был не голос Фарухуаз. Алиф украдкой посмотрел на говорившего. На пороге стоял мужчина в столь ослепительно-белоснежном одеянии, что Алифа как будто хлестнули по глазам. Он был высокого роста, с тщательно ухоженной бородкой; его гордая осанка внушала какое-то подсознательное уважение. У Алифа все плыло перед глазами, он не мог определить возраст мужчины, поскольку его глаза начинали слезиться, если он открывал их дольше, чем на пару-тройку секунд.

– Встань. Я хочу посмотреть тебе в глаза.

Алиф с трудом поднялся на ноги. Комната, как он увидел, представляла собой бетонную коробку с выкрашенными дешевой белой краской стенами, на которых виднелись размытые грязные следы пальцев, крови и чего-то похуже. В одном из углов находился сток – совсем не в том, с сожалением понял Алиф, который он использовал как писсуар.

Мужчина в белоснежном одеянии окинул его критическим взглядом.

– Ты выглядишь моложе, чем я ожидал. Разумеется, мне известна дата твоего рождения, и тем не менее я рассчитывал увидеть куда более зрелого молодого человека. Но ты даже не возмужал как следует.

Алиф вспомнил, что стоит нагишом, и залился краской, попытавшись отвернуться и прикрыть свой стыд. Находиться в подобном виде было не по-мужски.

– Не стоит беспокоиться, – сказала фигура в белом. – Это стандартная процедура. Очень эффективная – полная изоляция, никакого освещения, никакой одежды. Теперь нам даже и прикасаться нечасто приходится к таким, как ты. Однако некоторые исламисты проходят психологический тренинг, причем довольно суровый. Весьма жесткие ребята. Но у любого мужчины есть свой предел.

Алиф недоуменно смотрел на него, часто моргая.

– И у любой женщины тоже, – продолжал гость, проведя рукой по стене и растерев беловатую пыль между пальцами. – Но ведь Аллах создал женщину чрезвычайно уязвимой, не так ли? Это же несправедливо. Ты не согласен с этим?