Текст книги "Когда я впущу тебя"

Глава 20

Холодный ветер шевелил ветки деревьев, росших вдоль реки. Сегодня даже вода, ставшая мутно-коричневой, выглядела скучной и недовольной из-за того, что выпало на ее долю в этот день. Хотя я знала, что вечером все изменится. Вечером эта часть реки освещалась разноцветными светодиодными огнями театра на другом берегу и теплым янтарным светом фонарей на мосту. Обе подсветки соединялись на поверхности воды, которая ночью становилась черной, и можно было даже забыть, что живешь в захолустном городке, в который и из которого ведет только одна дорога. В такое время можно было представить, что находишься в Сиднее или Лас-Вегасе и гуляешь по берегу с возлюбленным перед тем, как предаться любовным утехам. Или что ты самый одинокий человек на земле, ждущий подходящего момента, чтобы броситься вниз с моста в спокойную, неподвижную черноту. Хотя при ярком свете дня сразу становилось понятно, кто ты. Статус людей в этом городке определялся тем, во что они были одеты, на каких машинах и по какой стороне реки они ездили. Все это, словно масляными красками по холсту, рисовало картину о каждом.

Я достала фотоаппарат и снимала, и каждый его щелчок заглушал голос у меня в голове, который повторял, что мне нужно вернуться на работу прямо сейчас. Щелк – я не выполняю свою работу, и все будут говорить, что я сама виновата, если ее потеряю. Щелк – у меня никогда не получалось жить нормальной жизнью. Щелк, щелк, щелк. И при каждом щелчке образы этих женщин бледнели в моем сознании, занимали все меньше и меньше места в сравнении с утром – точнее, всеми выходными днями.

Меня разочаровали фотографии после того, как я вечером загрузила их в компьютер. Большинство оказались блеклыми и несфокусированными, не удалось поймать ускользающую двойственную природу реки и ее подобие хамелеону, которое я ясно видела у себя в сознании. Та, вторая сторона оказалась чуть-чуть вне пределов досягаемости, запертая в воображении, она отказывалась перемещаться на экран. Я не стала их удалять, каждая из них будет напоминать мне, что нечто нематериальное находится за этим образом, что-то, чего не существует для неподготовленного взгляда, но остается для меня очень даже реальным.

* * *

– Мама, у тебя все в порядке? – Я заговорила веселым и непринужденным тоном – набросила его на себя, если так можно сказать про голос, как шелковый шарфик на шею, но мое тело оставалось напряженным в ожидании ответа. Через несколько секунд я смогу сказать, хороший ли у нее сегодня день – даже до того, как мама произнесет хоть слово. Я уже давно привыкла слушать тяжелое неровное дыхание, которое означало, что день плохой.

– У меня все хорошо, дорогая, а ты как?

Ее слова звучали кристально четко, а из-за ее нарочито небрежного тона могло показаться, что мы постоянно ведем такие разговоры. Вероятно, она принимает лекарства в правильной дозировке, и очевидно, что сегодня она не запила их слишком большим количеством виски. Обычно я, только взяв трубку, могла точно сказать, сколько стаканов она выпила. Сегодня, вероятно, был день одного стакана. Дней без стакана не бывало уже на протяжении многих лет.

Мне пришлось прикусить губу, чтобы не спросить, почему она звонит. Она была гиперчувствительной даже в хорошие дни, и если она почувствует хоть малейшее пренебрежение и недостаток внимания, то хороший день мгновенно превратится в плохой еще до того, как я успею осознать свою ошибку.

Окружающие видели ее уважаемой вдовой с дочерью, которой можно гордиться, – ну просто образец респектабельности. Но, как и большинство картинок, выставленных напоказ, это было застывшее изображение того, что когда-то представляла собой наша семья и наша жизнь. Такие снимки не показывают, что происходило даже за несколько секунд до того, как человек повесил себе на лицо фальшивую улыбку. Умело выставленный свет и густо наложенный макияж скрывали морщины, проложенные годами после утраты на когда-то молодом лице моей матери. Хочу ли я такого для себя? Нет, без этой боли я вполне могу обойтись.

– Со мной все в порядке, мама, только я сейчас занята.

Несмотря на мой веселый и бодрый тон, я услышала, как она вздохнула. В такие моменты определялось, как наш разговор пойдет дальше, было два варианта – и ни один из них мне не нравился. Агрессивный или самоубийственный? Иногда оба. Наверное, нас с ней объединяло только одно – у обеих были родители-неудачники со сломанной судьбой, которыми мы хотели бы восхищаться, но не могли. Я закрыла глаза и приготовилась к тому, что должно было последовать.

Глава 21

Элеонора

Элеонора ни разу не присела с тех пор, как Карен зашла к ней. Она перемещалась из комнаты в комнату, бросала игрушки в коробки, собирала одежду в кучи на кухонном полу. Она не чувствовала необходимость уделять все свое внимание Карен именно потому, что они были подругами, вообще в случае с Карен едва ли возникало ощущение, что она тут гостья. Лесли, помощница Элеоноры по хозяйству, работала просто фантастически, но мысль о том, что между ее визитами придется только иногда смахнуть пыль, казалась теперь слишком оптимистичной.

Карен вскипятила воду в чайнике и заварила им обеим по чашке кофе. Она передвигалась по кухне подруги так, словно была у себя дома и точно знала, где стоят чашки и лежат ложки. Ожидая, когда закипит чайник, она вымыла оставшуюся после завтрака посуду и смахнула крошки. Если бы кто-то другой взялся убираться у нее в кухне, Элеонора слетела бы с катушек, но в случае с Карен она была просто благодарна. Карен помогала так, как и всегда, без лишнего шума, этакая мамочка, которая приглядывает за подругами и всегда рядом, когда нужно, даже если они об этом не знают.

– Вынести мусор, чтобы забрали на переработку? – Карен показала на груду пластика, накопившегося за последние дни с прошлого визита Лесли.

– Да, спасибо, было бы отлично. Ключ от черного хода на диване. Или, может, на телевизоре.

И вот уже Карен сидела на диване с Ноем, который уютно устроился у нее на руке.

– Он уже такой большой, – заметила она, жестом предлагая подруге присесть и расслабиться.

Элеонора взяла в руки чашку с кофе – черным, без сахара и таким крепким, как укол кофеина прямо в вену, – и рухнула на стул.

– Это все из-за того, сколько он ест, черт побери. Сколько раз в сутки приходится его кормить! – улыбнулась Элеонора, эти слова не были жалобой. – Я чувствую себя шведским столом, с которого можно съесть все.

Карен едва заметно улыбнулась и снова стала серьезной.

– Как у тебя дела? Честно?

– Честно? Мне очень трудно, – призналась Элеонора. – Не пойми меня неправильно. Это большая радость, все прекрасно и так далее, но я чертовски вымоталась. Половину дня я чувствую, что лишилась мозгов. Спятила! Теряю вещи, все забываю… Я целую неделю не могла найти ключи, я уже заказала дубликаты. Знаешь, где я их потом нашла? В ящике с нижним бельем. Бог знает, как они туда попали. В общем, причин сомневаться в своей вменяемости у меня хватает.

– А Адам? Помогает?

Элеонора почувствовала, как изменился тон подруги. Они сейчас дойдут до причины ее появления здесь? Карен обычно не заглядывала в гости посреди недели, предварительно не отправив миллион сообщений и не согласовав графики. И без Би. Не то чтобы Карен и Элеонора не были близки, но они крайне редко собирались без третьей подруги. Би с Элеонорой порой встречались в неформальной обстановке, чтобы поболтать и поделиться последними новостями. Карен была занята на работе, Майкл уезжал в командировки в выходные, поэтому они редко виделись в будни.

– Адам это Адам. Ты его знаешь. Он делает то, что я попрошу. Нельзя сказать, что он ленив, но, кажется, он еще не заметил, как изменилась наша жизнь. Он ожидает, что Ной просто в нее встроится, и мы едва ли заметим его появление. И еще одно – он считает, что я весь день ничего не делаю, свободна и отдыхаю. Клянусь: он думает, что я тут просто сижу и попиваю кофе. – Она посмотрела на свою чашку и рассмеялась. – Обычно я этого не делаю.

Карен не улыбнулась. Теперь она нахмурила брови и смотрела только на Ноя. У Элеоноры сложилось впечатление, что подруга избегает на нее смотреть.

– Мы можем и дальше вести светскую беседу, говорить о всяких пустяках, если хочешь, – предложила Элеонора. – Или ты можешь прямо сказать мне то, ради чего пришла.

Карен скорчила гримасу.

– Это не так просто, Элс…

– Майкл?

– Нет, Адам.

Элеонора почувствовала, как у нее от этих слов все внутри сжалось. Карен не была склонна драматизировать события – она явно тщательно и долго обдумывала то, что собралась сказать, и это точно ее беспокоило.

– Выкладывай. – Элеонора постаралась, чтобы ее голос не звучал озабоченно, но дрожь в нем все равно ее выдала. – Что с Адамом?

Карен переложила Ноя на другую руку, растягивая мучительную паузу еще на несколько секунд. Когда она снова заговорила, ее голос был тихим, но слова прозвучали как удар.

– Я видела его с другой женщиной.

Хотя Элеонора в какой-то степени ожидала услышать именно это – что еще могло быть таким важным и одновременно трудным для сообщения подруге? – ей стало дурно. Элеонора молчала, и Карен продолжала говорить.

– Они были в ювелирном магазине в городе. Он положил ладонь ей на руку. Очевидно, что они… м-м-м… были вместе.

– Очевидно? – переспросила Элеонора, которой мгновенно захотелось отрицать услышанное. – Почему очевидно? Они держались за руки?

– Нет, но…

– Что «но»? – Элеонора заговорила выше на октаву. – Что там еще?

Карен покачала головой и впервые посмотрела прямо на подругу и вздохнула.

– Ничего. Больше ничего. Но они были вместе. Я просто знаю это.

– Ты просто знаешь это.

Внезапно Элеонора почувствовала, как на нее давит весь груз недосыпания, которое копилось минута за минутой последние двенадцать недель. Ей просто хотелось свернуться клубком под одеялом и не думать о том, что пыталась донести до нее Карен.

– Карен, ты никогда ничего не приукрашиваешь. Если есть что-то еще, скажи мне прямо сейчас. Речь не про какого-то бойфренда-подростка, это мой муж. Отец моих детей. Мне нужно нечто большее, чем «я знаю».

Ее лучшая подруга сидела на диване, прижав к себе ее маленького мальчика. Казалось, она хотела сказать ей гораздо больше. Почему же она сдерживается? Пытается защитить Элеонору? Если у Карен имелись убедительные доказательства, то Элеонора хотела их услышать. Она не относилась к тем людям, которые держатся за робкую надежду – ей нужны были веские основания, чтобы поверить в предательство мужа, ведь она не могла позволить себе ошибиться.

– Нет, больше ничего. Все дело в том, как они вели себя вместе. Невинного объяснения этому нет. Прости, Элс, я знаю, что сейчас тебе это совсем не нужно, у тебя и так проблем выше крыши, но я не могла не сказать тебе. Ты меня ненавидишь?

Элеонора не могла заставить себя ответить, вопрос казался нелепым. Просто пол только что ушел у нее из-под ног, а Карен беспокоилась о том, будет ли Элеонора с ней дальше разговаривать после такого сообщения.

Элеонора встала и забрала сына у нее из рук.

– Я не ненавижу тебя, Карен, я просто не знаю, что думать. Ты пришла ко мне буквально ни с чем, кроме «как они вели себя вместе». Чего ты ждешь от меня? Что мне теперь делать?

Элеонора мерила шагами комнату, машинально укачивая Ноя, хотя он не только не капризничал, а вообще не произносил ни звука.

– Не знаю. Я думала, что, может, у тебя уже есть какие-то подозрения, и моего сообщения будет достаточно, чтобы ты определилась. – Карен прикусила губу. Судя по ее виду, она уже сожалела о своем решении рассказать Элеоноре об увиденном.

– Я ничего не заподозрила. И что теперь? Я должна припереть его к стенке и сказать: «Карен видела, как ты касался руки какой-то женщины»? Давай трезво взглянем на вещи. Если он и завел роман на стороне, то просто скажет, что ты ошиблась, ты видела не его, а эта женщина – коллега по работе, и мне придется в любом случае поверить ему. Я не могу разрушить свою семью только на основании твоих подозрений.

– Значит, ты признаешь, что это возможно?

– Нет! Да, мы ругаемся, порой раздражаем друг друга, но мы с Адамом единое целое. Да и когда ему найти время для интрижки на стороне?

Даже когда она произносила эти слова, в голове всплывали воспоминания о всех тех случаях, когда Адам в последние дни поздно приходил с работы или проводил время с друзьями. Она позволила себе почувствовать боль от этих видений: ее муж касается другой женщины, целует другую женщину. Нет, она не могла позволить себе думать об этом. Не на основании того, что он стоял рядом с какой-то женщиной в ювелирном магазине.

– Прости, – вздохнула Карен. – Я должна была рассказать тебе о том, что видела, но ты права: нужно больше доказательств. Возможно, мне следовало за ним проследить, или прямо подойти к нему, или сделать что-то еще, но я запаниковала. Ты лучше меня знаешь своего мужа. Вероятно, есть совершенно невинное объяснение того, что я видела.

Элеонора мгновенно поняла, что Карен совершенно не верит своим словам. Что-то убедило ее в любовной связи Адама на стороне, хотя она отказывалась сказать, что именно. Но зачем говорить что-то, если не можешь сказать все?

– Послушай, я ценю то, что ты сообщила мне об этом. Я знаю тебя, я знаю, что ты не стала бы ничего говорить, если бы и впрямь не считала себя обязанной это сделать. Верю ли я в то, что Адам мне изменяет? Нет, на самом деле нет. Но я также верю, что ты действительно в этом убеждена настолько, чтобы сообщить мне. Поэтому я буду держать глаза открытыми и внимательнее присмотрюсь к происходящему. Но я правда ничего больше не могу сделать без доказательств.

Карен встала, определенно уловив в голосе Элеоноры намек на то, что разговор закончен.

– С тобой все будет в порядке? Я беспокоюсь из-за того, что вывалила это на тебя и сейчас сама уйду, но я догадываюсь, что Адам скоро вернется и…

«И ты не хочешь встречаться с ним лицом к лицу после того, как обвинила его в измене».

– Со мной все будет в порядке, – ответила Элеонора, стараясь, чтобы выражение ее лица соответствовало произносимым словам.

Карен поцеловала Ноя в лобик, Элеонора посадила его в детское кресло-качалку, чтобы проводить подругу.

У входной двери Карен повернулась. Она передумала и теперь расскажет Элеоноре все?

– Ты правда не замечала ничего необычного? Никаких признаков того, что кто-то побывал в твоем доме, следит за тобой и ребенком?..

– Теперь ты меня пугаешь, Карен. Нет, я не замечала, чтобы кто-то следил за мной или кем-то из моей семьи, или что Адам кого-то украдкой выпускает через черный ход, когда я возвращаюсь домой. Я рассеянная? Да. Но не настолько, чтобы пропустить такое.

– Я просто пытаюсь о тебе позаботиться, Элеонора…

– Я знаю, – резко кивнула Элеонора. – Но я теперь большая девочка, мне не нужно, чтобы ты вмешивалась. Позволь мне самой разбираться со своей семьей, хорошо?

– Конечно, – буркнула Карен себе под нос. – Я люблю тебя.

Но Элеонора уже закрыла дверь.

Глава 22

Элеонора

Элеонора прислонилась к входной двери и выдохнула. До этой секунды она боялась даже дышать. Она так устала, что глаза просто закрывались, но она не могла позволить усталости победить. Она неподвижно стояла секунду или две, прислушиваясь, не начнется ли плач, который обычно сопровождал ее уход из комнаты. Ничего не услышав, она побежала наверх, перепрыгивая через две ступеньки, пересекла лестничную площадку и ворвалась в их с Адамом спальню. Она резко раскрыла дверь, и та ударилась о стену так громко, что Элеонора сжалась от этого звука.

Она не знала, что ищет, но в любом случае времени на поиски оставалось мало. Если учесть, что до недавних пор только она одна занималась наведением порядка, у Адама просто не могло быть большого количества тайников. Но некоторых мест она не касалась, например ящиков в его прикроватной тумбочке. Она действовала быстро и суматошно, вытаскивая невинные вещи мужа: зарядка для телефона, запасная лампочка, пульт дистанционного управления для док-станции, давно отправленной на свалку. Никаких писем от тайной любовницы, никаких запасных телефонов, никакого кружевного нижнего белья или счетов за роскошный гостиничный номер. С тем же результатом она обшарила его карманы и поискала под кроватью. Ничто не давало повода заподозрить его в том, что он не любящий муж и отец. Слова Карен это тоже не опровергало, но не нашлось ничего, что она могла бы предъявить мужу.

«Что ты делаешь? – спросила она сама себя, опускаясь на пятки. – Ты на самом деле думаешь, что Адам тебе изменяет?»

Она попыталась представить, как ее муж вместе с другой женщиной подыскивают ювелирное украшение, как он нежно опускает ладонь на ее руку, когда она выбирает для себя утешительный приз. У нее в голове пронеслась еще одна мысль. Адам ее бросит? Ей стало тошно, когда она совершенно четко поняла, что даже если найдет доказательства измены Адама, она не станет их ему предъявлять. Она не сможет, потому что это заставит его сделать выбор. А если он выберет не ее?

Глава 23

Сейчас

Что вы почувствовали, когда поняли, что Элеонора и есть та жена, которую презирает Джессика?

Если честно, я была просто в замешательстве. Я не говорю, что не верю в случайные совпадения, но то, что из всех психиатров Джессика выбрала именно меня, нельзя было назвать случайностью. Это было бы уж слишком. Вначале я думала, что она пытается вынудить меня рассказать все Элеоноре, чтобы та бросила его. Но такое было просто невозможно – врачебная тайна. Это запрещено!

Но не тогда, когда вы считаете, что кто-то в опасности.

Все правильно. Вначале я гадала, не говорит ли она мне все эти ужасные вещи, чтобы не оставить мне другого выбора, кроме как рассказать Элеоноре. Я никогда не думала, что она начнет делать то, что говорила. Мне следовало бы действовать быстрее.

Что произошло после того, как вы наконец рассказали Элеоноре об увиденном?

Вы знаете, что произошло. Она мне не поверила.

Вам стало обидно?

Нет, она просто ушла в отрицание. Кроме того, я все равно не могла сообщить ей, что Джессика моя пациентка или пересказать ей наши разговоры. У меня не было других доказательств, которые я могла бы ей представить, кроме того, что я видела, как ее муж стоит рядом с девушкой в магазине.

Что вы решили предпринять?

А что я могла сделать? Мне пришлось ждать ее следующего шага. Вы утверждаете, что мне следовало сделать больше? Что это моя вина?

Я этого не говорила. Вы чувствуете, что это ваша вина?

Конечно, чувствую. Мне следовало сделать больше. Я просто не знаю, как я могла бы понять после одной встречи с ней, на что она способна. Я не имела представления о том, кто она на самом деле. А когда я пыталась их предупредить, они меня не слушали. Они мне не верили. Я сделала все, что могла. Я только хотела их защитить.

Как делали всегда.

Вот именно. Значит, вы меня и впрямь понимаете.

Глава 24

Элеонора

Элеонора лежала на диване, пристроив голову на коленях у мужа. Оба они уставились в экран телевизора, хотя если бы кто-то спросил у нее название той бессмысленной чуши, которую они смотрели, она не смогла бы ответить. Она не знала. Ее тело казалось тяжелым от усталости, которая копилась день за днем, но мозг не переставал работать с минуты пробуждения в пустой кровати в полной тишине дома.

Тишина как в могиле. Так ведь, кажется, говорят? Казалось, именно этого она ждала. Ной впервые со дня своего рождения не просыпался всю ночь, значит, она отдыхала целых девять часов, она даже не просыпалась в холодном поту среди ночи и не проверяла, дышит ли он, как бывало в прошлом, когда ребенок не просыпался каждые три часа. Было очевидно, что ей стоит уже отдохнуть. Если бы она спокойно проснулась, никуда не торопясь, и, потянувшись в сторону, наткнулась бы на сладко посапывающего рядом с ней Адама, придвинулась бы к нему поближе, подлезла бы ему под руку, как делала до появления в их жизни маленького дьяволенка, то это было бы идеальным началом дня. Вместо этого она проснулась резко и не смогла понять, что же ее разбудило. Вероятно, это Адам отправился в туалет, но когда она потянулась к его подушке, чтобы устроиться на ней, то обнаружила, что его сторона кровати холодная, а его телефона нет на прикроватной тумбочке.

Она буквально вытянула себя из кровати и приоткрыла шторы. Его машины не оказалось на подъездной дорожке. Проклятье – сейчас позднее, чем она думала? Грудь болела от веса накопившегося молока, но снаружи все еще было темно. Хотя в эти дни все время казалось, что темно, ведь зима вступала в свои права. Может, Адам повез Тоби куда-то завтракать? Они тихо выскользнули из дома, чтобы дать Элеоноре и Ною спокойно поваляться в кровати? Ведь они это заслужили. Мысль показалась настолько великолепной, что она разочаровалась, проверив время на телефоне – пять минут восьмого. Они никак не могли встать так рано и уйти. Вначале Элеонора почувствовала опустошенность, затем беспокойство. Где Адам? Вчера вечером он не упоминал, что ему надо пораньше на работу, а он никогда не поднимался до звонка будильника в семь сорок пять. Сколько раз она не могла уснуть до шести часов после кормления в два ночи и молилась, чтобы он физически почувствовал это, пробудился от глубокого сна и взял на руки Ноя, а она сама заползла бы в кровать, чтобы поспать еще полтора часа. Но Адам ни разу не открыл глаза, пока не зазвонит будильник.

Элеонора набросила халат, сунула ноги в тапочки, прошлепала по площадке на втором этаже и вниз по лестнице, одним глазом посматривая на экран видеоняни. Третья ступенька снизу издала свой фирменный стон. Элеонора все еще надеялась, несмотря на отсутствие машины на подъездной дорожке, застать Адама в кухне с накрытым на столе традиционным английским завтраком. Но в нижней части дома оказалось так же тихо, как и наверху.

С трудом сдерживая нарастающую панику, она два раза набрала номер Адама, попутно занимаясь обычными утренними делами – поджарила тост, выложила кашу для Тоби в тарелку и все это время держала телефон между плечом и ухом. Когда она сдалась и бросила трубку на кухонный стол, из динамиков видеоняни стали доноситься тихие недовольные звуки, напоминающие радиопомехи.

Адам, как обычно, перезвонил именно в тот момент, когда Ной заорал в полный голос, в панике от того, что проснулся в одиночестве и, вероятно, изголодался после целой ночи без молока. Где, черт побери, она оставила телефон? Она держала его в руке всего четыре минуты назад… Да, в кухне. Она подхватила Ноя и побежала туда, но как только добралась до трубки домашнего телефона, тот прекратил звонить. И тут же она услышала мелодию звонка мобильного наверху. К тому времени, как она ответила, личико Ноя приобрело красновато-коричневый оттенок, а Элеонора устала и рассвирепела.

– Ты где? – Она тщетно попыталась скрыть раздражение.

– Я рано проснулся и не мог больше заснуть. Подумал, что лучше сходить в спортзал, чтобы не разбудить тебя и детей.

– В спортзал?

Адам не ходил в тренажерный зал больше года, а сегодня утром вдруг превратился в мистера Мотиватора?[15]15
  Мистер Мотиватор – британский фитнес-инструктор Деррик Эррол Эванс, который проводит занятия фитнесом в прямом эфире, выпускает видеоролики о фитнесе.


[Закрыть]

– Ну, я же говорил тебе, что хочу снова начать.

Да, он это упоминал. Один раз. Элеонора тогда ответила ему, что если он хочет возобновить тренировки, то ему придется ходить в спортзал до работы – дети и так скучают по нему по вечерам. Просто она не ожидала, что он на самом деле туда пойдет.

– А тебе не пришло в голову, что если ты рано встал, то можно было бы сделать что-то из домашних дел или собрать Тоби в школу, как это сделала бы я?

Адам вздохнул, и Элеонора представила, как он потирает лицо.

– Элеонора, я не хочу ругаться. Мне просто хотелось выделить какое-то время для себя.

– Время для себя? – рассмеялась она.

– Мы это уже обсуждали. Работа не считается. Я не трачу это время на себя. У тебя есть твои пятницы. А что есть у меня?

Ей хотелось спросить, чем его не устраивает время с ней, или заметить, как было бы хорошо для разнообразия просыпаться в одной кровати. Ведь в последнее время он спускается утром вниз и находит ее отключившейся и пускающей слюни на диван. Но Ной уже охрип от крика, требуя свой завтрак, а Тоби уже чем-то громыхал в кухне. Она могла только представить, какой беспорядок он устроил там, наливая молоко в чашку с хлопьями.

– Хорошо, желаю удачного рабочего дня, дорогой. Я люблю тебя.

* * *

Во всем была виновата Карен. Если бы она не сказала, что видела Адама с какой-то девушкой, Элеонора не стала бы размышлять весь день, на самом ли деле ее муж был в тренажерном зале, и прикидывать, как ей выяснить, сказал ли он ей правду. В голову приходили разные варианты. Например, позвонить в спорткомплекс, сказать, что он потерял пропуск, и спросить, не пользовались ли им. Это было рискованно – они выдадут новый и, вероятно, сообщат ему о звонке. Или позвонить якобы из полиции с просьбой просмотреть записи с камер видеонаблюдения. И она поняла, что не просто фантазирует. Та Элеонора, которая жила в этом доме еще на прошлой неделе, не стала бы двигать и переворачивать все в доме под видом уборки, чтобы найти доказательства измены мужа. Определенно она не стала бы проводить сорок минут в интернете в поисках оборудования для прослушки телефонов – на всякий случай. Ей следовало забыть о подозрениях Карен и сосредоточиться на том, чтобы самой не разрушить свой брак.

* * *

Элеонора увидела, что Адам ожидал ссоры, когда вернулся вечером домой, но она очень устала – или просто боялась ее последствий, поэтому не сделала ему такого одолжения. Последнее, что ей хотелось, – это прямо спросить его, изменяет он ей или нет. А если он признается? Все в их жизни перевернется с ног на голову, и ей придется решать, что с этим делать. Сегодня вечером она была к этому не готова, а может, и не будет готова никогда. И все же на самом ли деле она относится к тому типу женщин, которые игнорируют связь мужа на стороне? Это слабые, бесхребетные женщины, бесхарактерные, лишенные внутренней силы. Элеонора никогда не была такой. Она испытывала ненависть и отвращение к людям, которые врут и изменяют. Если ты поступаешь так с тем, кого, как предполагается, любишь, то что ты за человек? Если они с подругами обсуждали изменяющих партнеров, она всегда первой твердо высказывалась по этому поводу – если Адам когда-нибудь ей изменит, она тут же разорвет отношения с ним. Сейчас ей было почти стыдно за ту женщину – она ничего не знала про настоящую жизнь и сложности брака. И оказывается, реальность совсем не черно-белая.

Они вымыли детей и уложили их в кровати, едва перекинувшись парой слов. Выходя из детской Ноя, Элеонора остановилась у двери в комнату Тоби и послушала разговор отца и сына о том, как прошел день в школе. Почему с Тоби было так легко, а с Ноем теперь так трудно? Да, ситуации тогда и сейчас разные, но ведь после рождения Ноя их связь с Адамом должна была укрепиться. Теперь появился их общий ребенок – тот, кого они создали вместе, без секретов, без лжи. Все должно было стать проще.

На улице стояла тишина, если не считать время от времени проезжавшие машины, которые заворачивали то к одному, то к другому соседнему дому и парковались там. Теперь, когда Адам понял, что никакого скандала не ожидается, он казался более расслабленным, и все равно Элеонора почувствовала, как он напрягся, услышав шум за окном.

– Что это? – спросила Элеонора, приподнимаясь на диване. Адам не отвел глаз от экрана телевизора.

– Что «что»?

– Ты же слышал что-то снаружи. В кустах. Я тоже это слышала.

Адам наклонился к окну и на дюйм отодвинул в сторону занавеску, выглянул в темноту.

– Там никого нет. Наверное, птица.

– Это не птица, черт побери. Ты не собираешься сходить и проверить?

Он скорчил гримасу.

– Пойти посмотреть на человека, прошедшего мимо дома? Что с тобой не так?

Слова обожгли как пощечина. Не «что с тобой?», а «что с тобой не так?». Как будто все их проблемы можно по Фрейду свести к сумасшедшей матери, а не постоянно отсутствующему, и, возможно даже, распутному мужу. «Он исчезает среди ночи, а что-то не так со мной?»

Он знает, кто там? Именно поэтому он и отказывается пойти и проверить? У Элеоноры в голове прозвучали слова Карен, причем так четко, словно подруга сидела рядом с ней: «Ты правда не замечала ничего необычного? Никаких признаков того, что кто-то побывал в твоем доме, следит за тобой и ребенком?..»

Элеоноре стало дурно от одной этой мысли. Она никого не замечала, но могла ли? Она постоянно занята, ее внимание сосредоточено на одном или другом ребенке. Заметила бы она, что кто-то идет за ней или наблюдает издалека? У Карен, вероятно, имелась веская причина, чтобы это сказать. Что ей известно?

Но шум за окном был никак не связан с этим. Вероятно, как и сказал Адам, кто-то вывел собаку или дети возвращались домой из парка. Ничего больше. Ведь если бы Адам знал, что там кто-то есть, он бы с этим разобрался. Он никогда не допустит, чтобы его семья оказалась в опасности.