Текст книги "Звездный танец"

– Судя по вашим словам, вы игрались с подслушивающей аппаратурой,

– весело сказал Том. – Знаете, Силвермен, я знал, что вы все время подслу– шивали. Я не возражал. Я знал, как сильно это должно было вас грызть.

Лицо дипломата стало ярко-красным, что просто необыкновенно в невесомости; его ступни должны были быть такими же красными.

– Нет, – рассудительно сказала Линда, – я думаю, что он скорее следил за комнатой Рауля и Гарри.

Силвермен стал бледнее, чем в начале разговора. Его зрачки сузились от ненависти: глаза разъяренного быка.

– Ладно, оставьте эту тему, – резко сказал Билл. – Вы тоже, господин посол. Поберегите свое собственное время – ведь, как вы сказали, вся Земля ждет.

– Да, Шелдон, – с нажимом сказал Де Ла Торре. – Позвольте господину Армстеду говорить.

Силвермен кивнул. Губы у него были белые.

– Говорите же.

Я ослабил хватку на велосипедном тренажере и развел руками.

– Сначала скажите мне, что произошло, с вашей точки зрения. Что вы видели и слышали?

Отвечать взялся Чен. Лицо его было как маска, почти восковое.

– Вы начали танец. Музыка становилась все более странной. Ваш танец стал радикально отличаться от компьютерного образца, при этом вам явно отвечали другими узорами, из которых компьютер не мог ничего извлечь.

Скорость ваших движений сильно возрастала со временем и увеличилась настолько, что я бы не поверил, если бы не видел своими собственными глазами. Темп музыки возрастал соответственно. Слышались приглушенное бормотание, восклицания, ничего понятного. Чужие объединились и образовали единый объект в центре оболочки. Объект испустил некоторое ко– личество субстанции, которая, как нам сообщили, была органическим веществом. Вы все закричали.

Мы пробовали связаться с вами, но безуспешно. Господин Штайн тоже не отвечал на наши вызовы, но он очень эффективно отыскал вас пятерых, свя– зал вместе и отбуксировал всех обратно к шаттлу за один раз.

Я представил себе груз, который мы пятеро, массой более трех сотен килограммов, должны были представлять, когда Гарри включил реактивные двигатели, и проникся новым уважением к его рукам и плечам. Грубые мускулы были обычно такими лишними в космосе, но если бы на месте Гарри оказался кто-то другой, его мышцы могли бы разорваться от такого страшного напряжения

– Когда открылся шлюз, он втащил вас всех внутрь, пристегнул к сиденьям и сказал единственное слово: «Поехали». Потом он очень тщательно уложил музыкальный инструмент господина Бриндла и… просто сел и уставился в никуда. Мы уже отказались от попыток заговорить с ним, когда вы проснулись.

– Хорошо, – сказал я. – Давайте я проясню самые острые вопросы. Во– первых, как вы наверняка догадались, мы установили телепатическую связь с чужими.

– Представляют ли они угрозу для нас? – прервала Д мирова. – Они причинили вам вред?

– Нет. И еще раз нет.

– Но вы кричали как люди, которые вот-вот умрут. И Шера Драммон перед смертью определенно утверждала…

– Что чужие агрессивны и вызывающи, что они хотят Землю в качестве территории для размножения, я знаю, – согласился я. – Ошибка перевода, незначительная и, оглядываясь назад, практически неизбежная. Шера была в космосе всего несколько месяцев; она сама сказала тогда, что понимает при– мерно одну концепцию из трех.

– Каков же правильный перевод? – спросил Чен.

– Земля уже является их территорией для размножения, – сказал я. – Так же, как и Титан. Так же, как много мест за пределами этой системы.

– Что вы хотите сказать? – рявкнул Силвермен.

– То, что заставило нас потерять сознание, было последнее послание чужих. Оно было оглушительно простым, поверьте, особенно если учесть, как много оно объяснило. Это можно сказать одним словом. Все, что они на самом деле сделали, это сказали нам свое коллективное имя. Дмирова нахмурилась. – И это имя? – Звездный сеятель.

Наступило ошеломленное молчание. Я думаю, что Чен понял первым, и, возможно, Билл ненамного отстал от него.

– Это их имя, – продолжал я, – их занятие, их способ реализации себя.

Звезды – их фермы. Их жизненный срок составляет миллиарды лет, и они проводят жизнь достаточно похоже на нас, стараясь заниматься воспроизводством добрую часть времени. Они засевают звезды органической жизнью. Они засеяли нашу Солнечную систему, засеяли давным-давно. Они

– создатели нашей расы, наш очень отдаленный предок.

– Нелепо! – взорвался Силвермен. – Они ничем не похожи на нас, ни в малейшей степени!

– Во многом ли вы похожи на амебу? – спросил я. – Или на растение, или на рыбу, или на амфибию, или на любого из ваших эволюционных предшественников? Чужие находятся по крайней мере на одну или две, а возможно, и на три эволюционных ступени выше нас. Удивительно, что они вообще могут сделать себя доступными нашему пониманию. Я думаю, что следующая за ними эволюционная ступень совсем не имеет физического су– ществования в пространстве и времени.

Силвермен заткнулся. Де Ла Торре и Сонг перекрестились. Чен очень широко открыл глаза.

– Представьте себе планету Земля как одну невообразимых размеров матку, – продолжал я спокойно, – плодовитую и непрерывно беременную.

Идеально рассчитанную, чтобы быть домом для максимума видов органической жизни, управляемых разновидностью супер-ДНК, чтобы постоянно расти и тасовать все более сложные формы жизни в миллиардах различных комбинаций, в поиске одной комбинации достаточно сложной, чтобы выжить за пределами матки, и достаточно любопытной, чтобы попробовать это сделать.

У меня однажды чуть было не появился брат. Он был рожден мертвым. К этому времени он был на три недели переношен; он оставался в матке и после того времени, когда ему следовало родиться, бог весть из-за какой мелкой биологической ошибки. Его выделения превысили способность плаценты впитывать их и удалять прочь; плацента начала отмирать и разлагаться вокруг него, отравленная его выделениями. Его система жизнеобеспечения разрушилась и он умер. Еще немного, и он убил бы свою мать.

Представьте себе нашу расу как некоторую форму, одиночный организм с мелким недостатком в генетическом кодировании. Слишком прочная оболочка отдельных клеток: так что к тому моменту, когда этот организм стал достаточно сложным, чтобы иметь объединенное всепланетное сознание, каждая отдельная клетка все еще продолжает функционировать только как индивидуальное существо. Плотная клеточная оболочка препятствует инфор– мационному обмену, позволяет организму формировать лишь самое рудиментарное приближение к центральной нервной системе – сеть, которая передает только боль, страдания и совместные кошмары. Новости и массовые развлечения.

Но этот организм еще не погиб. Он колеблется на грани рождения, стремится жить, даже чувствуя, что умирает. У него может не получиться.

Находясь на грани вымирания, Человек тянется к звездам. Сейчас, меньше чем через столетие после того, как первый человек покинул поверхность Земли в управляемом полете, мы собрались здесь на орбите Сатурна, чтобы решить, будет ли судьба нашей расы продолжена или оборвана.

Наша матка уже почти заполнена ядовитыми отходами. Вопрос, который стоит перед нами, таков: намерены мы или нет преодолеть невротическую зависимость от планет – прежде, чем мы будем уничтожены?

– Что за вздор? – рявкнул Силвермен. – Очередная порция вашего идиотского трепа по поводу Homo caelestis? Это, что ли, по-вашему, следующая эволюционная ступень? Мак-Джилликади был прав, это Богом проклятый эволюционный тупик! С той скоростью, с которой вы развиваетесь, вы еще лет пятьдесят не сможете сами обеспечивать свое суще– ствование. Если Земля и Луна завтра взорвутся, упаси Господь, то вы, оставшись в космосе, умрете через два-три года. Вы паразитируете на тех, кто ниже вас в эволюционном отношении, Армстед, к тому же вы паразиты в изгнании. Вы не можете жить в вашей новой среде без клеточных оболочек из стали и противоударного пластика, абсолютно необходимых вам искусственных продуктов, которые производятся только там, в матке, которую вы покинули!

– Я был неправ, – Том сказал мягко. – Мы – не эволюционный тупик.

Я не видел тогда целой картины.

– Что вы упустили?! – вскричал Силвермен.

– Теперь нужно сменить аналогию, – заговорила Линда. – Эта не подходит для дальнейшего изложения. – Ее теплый контральто был уравно– вешенным и успокаивающим. Я видел, как Силвермен расслабился, когда волшебство Линды начало действовать на него. – Подумайте о нас теперь не как о «шестерняшках», даже не как о разновидности зародыша с шестью личностями. Подумайте о Земле не как о матке, но как о яичнике – а о нас шестерых как об одной яйцеклетке. Мы вместе несем только половину генов для нового вида.

Внушающий самый благоговейный трепет и самый чудесный момент всего творения – это миг сингамии, миг, в который два существа соединяются, чтобы образовать нечто бесконечно большее, чем сумма или даже продукт их составляющих частей: миг зачатия. Это – перекресток, с филогенезом позади и онтогенезом впереди, и это тот самый перекресток, на котором мы находимся сейчас.

– Что служит сперматозоидом для вашей яйцеклетки? – спросил Чен. – Рой чужих, надо полагать?

– О нет, – сказала Норри. – Они скорее представляют собой нечто вроде сверхразума инь/янь, женско/мужского, который производит сингамию в ответ на собственные потребности. Снова сменим аналогию: подумайте о них как о пчелах, которых они так напоминают, опылителях гигантского нераздельнополого цветка, который мы называем Солнечной системой. Этот цветок – гермафродит, содержащий сам в себе и пестик, и тычинки.

Назовите Землю пестиком, если хотите, а мы, Звездные танцоры, являемся его объединенными рыльцем и семяпочкой.

– А тычинки? – настаивал Чен. – Пыльца?

– Тычинкой является Титан, – просто сказала Норри. – Эта красная органическая материя, которую испустила оболочка чужих, была некоторой частью его пыльцы.

Снова ошеломленное молчание. – Можете ли вы объяснить нам его природу? – спросил наконец Де Ла Торре. – Я признаюсь, что не понял.

Теперь заговорил Рауль, сдергивая очки с переносицы и позволяя резинке возвращать их обратно.

– Это вещество, по сути, представляет собой что-то вроде суперрастения.

Чужие выращивали его в верхних слоях атмосферы Титана в течение тыся– челетий, окрасив планетоид в красный цвет. При контакте с человеческим телом происходит некоторое обоюдное взаимодействие, которое нельзя опи– сать. Энергия другого… другого уровня вливается в обе действующие стороны. Происходит сингамия и начинается совершенный метаболизм.

– Совершенный метаболизм? – неуверенно повторил Де Ла Торре.

– Это вещество представляет собой совершенное симбиотическое дополнение к человеческому организму.

– Но… но… Но как?..

– Вы надеваете это, как вторую кожу, и живете нагими в космосе, – просто сказал Рауль. – Оно входит в тело через рот и ноздри, распространяет миллион микроусиков по всему телу и выходит через отверстие заднего прохода, смыкаясь с самим собой. Оно покрывает вас внутри и снаружи, становится частью вас в общем метаболической балансе.

Чен Тен Ли выглядел так, словно получил обухом по голове.

– Совершенный симбиот… – выдохнул он.

– Вплоть до микроэлементов, – согласился Рауль. – Все было запланировано таким образом миллиард лет назад. Это – наша Вторая Половина.

– Как это делается? – прошептал Чен.

– Нужно всего лишь войти в облако этого вещества и снять шлем.

Выходящий воздух служит для него химической командой вызова: оно вхо– дит внутрь, распространяется и размножается. С момента, когда оно впервые входит в контакт с обнаженной кожей, и до момента полного поглощения и впитывания, завершенного синтеза, проходит секунды три. Через полторы секунды после этого вы перестаете быть человеком, навсегда. – Он вздрогнул. – Теперь вы понимаете, почему мы закричали?

– Нет! – вскрикнул Силвермен. – Нет, я не понимаю! В этом всем нет ни капли смысла! Значит, эта красная фигня – живой скафандр, биологически приспособленное нечто, как вы сказали. Вы даете ему углекислый газ, оно дает вам кислород, вы даете ему дерьмо, оно дает вам клубничный джем.

Просто замечательно; вы всего лишь избавились от всех потребностей, кроме топлива и средств проведения досуга. Очень милые ребята, эти чужие. Каким образом это делает вас нелюдьми? Эта фигня захватывает контроль над вашим разумом или как?

– Оно не имеет собственного «разума», – ответил Рауль. – О, это в высшей степени сложный организм для растения, у него более чем раститель– ная способность осознавать. У него, как у вьюна, имеются некоторые весьма непростые тропизмы, но его нельзя назвать ощущающим. Оно вроде как устанавливает партнерство с нервной тканью, но редко подбирается хотя бы так близко к предсознанию, как рефлексы. Оно только выполняет свою функцию, в соответствии с биологической запрограммированностью.

– Что же тогда делает вас нелюдьми?

Мой голос звучал странно, даже для меня самого.

– Вы не понимаете, – сказал я. – Вы не знаете. Мы никогда не умрем, Силвермен. Мы больше никогда не будем испытывать голод или жажду, ни– когда не будем нуждаться в каком-либо месте, чтобы избавляться от наших выделений. Мы никогда больше не будем бояться жары или холода, никогда не будем бояться вакуума, Силвермен; мы больше никогда не будем ничего бояться. Мы приобретем мгновенный и полный контроль над нашей автономной нервной системой, получим доступ к клавиатуре ощущений самого гипоталамуса. Мы достигнем симфизиса, телепатической общности, станем единым разумом в шести бессмертных телах, бесконечно грезящих и никогда не спящих. По отдельности и вместе мы станем не более похожи на человека, чем человек похож на шимпанзе. Мне не стыдно признаться вам в том, что мы все шестеро испачкали наши «подгузники» там, в космосе. Мне до сих пор немного страшно.

– Но вы готовы… – мягко сказал Чен.

– Нет еще, – сказала Линда за всех нас. – Но скоро будем. По крайней мере это мы знаем.

– Все эти телепатические штучки, – спросил Силвермен. – Это все «единый разум», точно?

– О, это не зависит от чужих, – уверила его Линда. – Они показали нам, как добраться до этого уровня, но способность к этому всегда присутствовала в каждом человеческом существе. Каждый святой, который когда-либо спускался с гор просветленный, говорил: «Мы все едино». И каждый раз люди принимали это за метафору. Симбиот помогает нам немного, но…

– Каким образом он помогает? – перебил ее Силвермен.

– Ну, в основном он устраняет отвлекающие факторы. Я хочу сказать, у многих людей бывают вспышки телепатических способностей, но существует так много отвлекающего «шума». Тем, кто живет на планете, конечно, гораздо хуже, но даже в Студии мы чувствовали и голод, и жажду, и раз– дражение, и усталость, и скуку, и утомление, и злость, и страх. «Тварь у нас в головах», – назвали мы это. Наша животная часть, препятствующая прогрессу ангела: Симбиот освобождает вас от всех животных потребностей.

Вы можете испытывать их, если вам захочется, но никогда больше вы не будете подвержены произволу их власти. Симбиот действует также и в качестве некоторого усилителя телепатических «волн», но он помогает гораздо больше тем, что улучшает «отношение сигнала к шуму» в самом источнике этих «волн».

– Что я хочу спросить, – сказал Силвермен, – если бы я, упаси Господи, мог позволить этому грибку заразить меня, стал бы я хоть немного теле– патом? А также бессмертным и не испытывающим потребности посещать ванную комнату?

– Нет, сэр, – сказала Линда вежливо, но твердо. – Если бы вы уже были немного телепатом до того, как вступить в симбиотическое партнерство, вы бы стали значительно более сильным телепатом. Если бы в этот момент вы оказались в поле полностью функционирующего телепата, вы бы стали телепатом в превосходной степени.

– Но если взять среднего человека с улицы и поместить его в симбиотический скафандр…

– …вы получили бы среднего бессмертного, который никогда не испытывал бы потребности посещать ванную комнату и был бы в большей степени эмпатически восприимчив, чем до того, -закончил я.

– Эмпатия, сочувствие – это что-то вроде младшего брата телепатии, – сказала Линда.

– Скорее похоже на зачаточную стадию телепатии, – исправил я.

– Но два средних парня в симбиотических скафандрах не будут обязательно способны читать мысли друг друга?

– Только после того, как они поработают долго и интенсивно, чтобы научиться, – ответил я. – Но они практически наверняка этим займутся. В космосе очень одиноко.

Он замолчал, и наступила пауза, пока остальные дипломаты разбирались в своих мнениях и эмоциях. Это заняло некоторое время.

У меня было в чем разбираться и самому. Мной по-прежнему владела та же самая внутренняя уверенность, которую я чувствовал со времени своего пробуждения в Лимузине; я испытывал почти пророческое чувство неизбежности, однако времени почти не оставалось. «Что, если ты умрешь?»

– шептал животный голос у меня в черепе.

Так же как и в момент встречи с чужими, я чувствовал себя по-настоящему живым.

– Господин Армстед, – сказал Де Ла Торре, качая головой и слегка хмурясь, – мне кажется, вы говорите, что всем человеческим нуждам при– ходит конец?

– О нет, – торопливо сказал я. – Мне очень жаль, если мы случайно создали такое впечатление. Симбиот не может жить в земной среде.

Атмосфера, гравитация и тому подобное уничтожили бы его. Нет, симбиот не принесет Рай на Землю. Этого ничто не может сделать. Магомет должен пойти к горе – и многие откажутся.

– Возможно, – мягко предложил Чен, – земные ученые смогли бы генетически изменить дар чужих?

– Нет, – категорически ответил Гарри. – Не существует способа дать услышать симфонию и показать закат солнца зародышу, который настаивает, что останется в матке. Облако симбиота над Титаном принадлежит каждому человеку по праву рождения, но сначала они должны заслужить его тем, что согласятся родиться.

– А чтобы сделать это, – согласился Рауль, – они должны будут оторваться от Земли навсегда.

– В этой концепции есть привлекательная симметрия, – задумчиво сказал Чен.

– Черт возьми, да, – сказал Рауль. – Нам следовало ожидать чего-то подобного. Вся эта история с адаптацией в невесомости, которая возможна, но необратима… смотрите, в момент вашего рождения за один миг произошло потрясающее чудо. Минуту назад вы были, по сути, рыбой, с рыбьей двухкла– панной системой кровообращения, паразитировали на матке. Затем мгновенно щелкнул переключатель. Хоп-ля, и вы превратились в млекопитающее, в самостоятельное существо с четырехклапанным сердцем.

Вы совершили огромный и необратимый физиологический скачок на новую ступень эволюции. Он сопровождался болью, травмой и потоком данных, поступающих от органов чувств, о которых вы и не подозревали. Почти сразу же целая куча бесконечно более развитых существ, находящихся в том же самом затруднительном положении, начинает пытаться обучить вас общению. «Привлекательная»? Да эта чертова симметрия просто сногс– шибательна! Ну теперь-то вы начинаете понимать, почему мы кричали? Мы находимся в самом разгаре этого процесса – а все младенцы кричат.

– Я не понимаю, – пожаловалась Дмирова. – Вы будете способны жить нагими в космосе, но как вы сможете перемещаться куда бы то ни было?

– Давление света? – предположил Чен.

– Симбиот может разворачиваться в световой парус, – согласился я, – но есть и другие силы, которыми мы сможем воспользоваться, чтобы по– пасть, куда захотим.

– Векторы гравитации?

– Нет. Ничего из того, что люди могли бы обнаружить или измерить.

– Абсурд, – фыркнула Дмирова.

– Как чужие попали сюда? – мягко спросил я, и она покраснела.

– Из-за чего мне так трудно поверить вашему рассказу, – сказал Чен, – так это из-за фактора невероятности. Очень многое из того, что привело к вашему прибытию сюда, было чистой случайностью.

– Доктор Чен, – прервал я его, – знакомы ли вы с пословицей, которая говорит: «Судьба дает нам пинок, а летим мы сами»?

– Но тысячи вещей могли сложиться вместе совсем по-другому и не дать совершиться ничему из этого.

– Сорок пять вещей сложилось, чтобы это все произошло. Супервещей.

Или вы думаете, что чужие случайно появились в этой системе в тот самый момент, когда Шера Драммон начала работать на Скайфэке? Что они случайно переместились к Сатурну, когда она прибыла танцевать на Скайфэк? Что они случайно оказались рядом со Скайфэком в тот момент, когда Шера должна была вернуться на Землю навсегда, в момент крушения планов? И прежде всего что все это путешествие к Сатурну случайно оказалось возможным? Что касается меня, мне непонятно, что они делали там, в направлении Нептуна, в первый раз, когда они появились. – Я обдумал эту мысль. – Придется отправиться посмотреть.

– Вы не понимаете, – резко сказал Чен, затем овладел собой. – Общественность не знает, но шесть лет назад наша планета чуть было не по– гибла в ядерной катастрофе. Случайность и удача спасли нас – никакие чужие не пришли нам на помощь. Заговорил Гарри:

– Знаете, что делает беременная крольчиха, если условия не благоприятны для рождения? Впитывает зародыши обратно в матку. Просто обращает процесс, заново использует ингредиенты и делает новую попытку, когда условия становятся лучше.

– Не понимаю.

– Вы когда-нибудь слышали об Атлантиде?

Лицо Чена приобрело цвет пенковой трубки, а остальные – кто замер с открытым ртом, у кого перехватило дыхание.

– Процесс идет циклами, – сказал я, – как родовые схватки, нарастающие к пику. Они происходят с интервалом минимум четыре-пять тысяч лет – столько времени назад были построены Пирамиды – и с максимальным интервалом в двадцать тысяч лет.

– Иногда схватки становятся довольно тяжелыми, – добавил Гарри. – Когда-то между Марсом и Юпитером была планета.

– Боже мой, – выдохнула Дмирова по-русски. – Пояс астероидов…

– А Венера наготове на тот случай, если наша раса окончательно потерпит неудачу, – согласился я. – Всего лишь уменьшить атмосферу, засеять во– дорослями и ждать. О Господи, ну у них и терпение должно быть.

Еще раз возникло продолжительное и ошеломленное молчание. Теперь они верили, они все, или начинали верить. Следовательно, им нужно было перераспределить в другом порядке буквально все, что они когда-либо знали, заново перестроить все существование в свете новой информации и попытаться определить, в связи со всей этой путаницей, кто же, собственно, есть они сами. Они много лет существовали исходя из аксиом, глубоко укоренившихся во времени, которые теперь надлежало пересмотреть, то, что они вообще оказались способны воспринять информацию и думать, явно говорило, что каждый из них обладал сильным и гибким умом. Вертхеймер сделал хороший выбор; ни один не был сломлен, не стал отрицать правды. И не впал в каталепсию, как мы. Конечно, они не находились при этом вовне, в открытом космосе, серьезно обдумывая, не снять ли р-костюм. Но, с другой стороны, на них лежала ответственность, которой не было на нас; они представляли планету.

– Значит, вы намерены, – медленно произнес Силвермен, – сделать это?

Шесть голосов ответили хором:

– Да.

– Без промедления, – добавил я.

– И вы уверены, что все, что вы сообщили нам, правда? Что чужие ни в чем не солгали, ничего не скрыли? – Силвермен осторожно отодвигался от остальных дипломатов.

– Мы уверены, – сказал я, снова напрягая тело.

– Но куда вы отправитесь? – вскричал Де Ла Торре. – Что вы будете делать?

– То, что делают все новорожденные. Мы будем исследовать нашу детскую. Солнечную систему.

Силвермен внезапно оттолкнулся от стенки и перелетел к пустой четвертой стенке.

– Мне очень жаль, – сказал он печально. – Ничего такого вы не сделаете. В руке у него была маленькая «беретта».

В другой руке у него был калькулятор. По крайней мере этот предмет выглядел как калькулятор. Но я с самого начала знал, что это, и боялся его больше, чем пистолета.

– Это, – сказал Силвермен, подтверждая мое предположение, – передатчик с коротким диапазоном. Если кто-то внезапно приблизится ко мне, я использую его, чтобы включить радиоуправляемые заряды, которые я разместил здесь во время полета. Они повредят компьютер корабля.

– Шелдон, – вскричал Де Ла Торре, – вы с ума сошли? Компьютер управляет жизнеобеспечением.

– Я бы не хотел разрушать его, – спокойно сказал Силвермен. – Но я полон решимости сделать так, чтобы информация, которую мы услышали, принадлежала исключительно Соединенным Штатам Америки – или никому.

Я внимательно наблюдал за дипломатами и солдатами, не проявят ли они признаков самоубийственной храбрости, и немного расслабился. Среди них не было идиотов того типа, которые бросаются с голыми руками на вооруженного; их общей реакцией было сильное отвращение. Отвращение к предательству Силвермена и отвращение к себе за то, что не ожидали этого.

Внимательнее всего я смотрел на Чен Тен Ли, который в отличие от остальных предвидел это и еще тогда обещал убить Силвермена собственными руками, но он был совершенно расслаблен, и в уголках его губ зарождалась легкая насмешливая улыбка. Интересно.

– Господин Силвермен, – сказала Сьюзен Па Сонг, – вы это не обдумали.

– Полковник, – ответил он иронически, – добрую часть года мне больше и заниматься-то было нечем.

– Однако вы кое-что упустили из виду, – настаивала она.

– Умоляю вас меня просветить.

– Если мы все сейчас на вас набросимся, – сказала она ровно, – вы, возможно, убьете двоих или троих, прежде чем будете подавлены. Если мы этого не сделаем, вы наверняка убьете нас всех. Или вы собираетесь держать нас под прицелом в течение двух лет?

– Если вы броситесь на меня, – пообещал Силвермен, – я уничтожу компьютер, и вы все равно все умрете.

– Значит, либо мы умрем и вы вернетесь на Землю со своим секретом, либо мы умрем все. – Она оперлась руками о стенку по обе стороны от себя.

– Нет, не так, – торопливо сказал Силвермен. – Я не собираюсь убивать вас всех. В этом нет необходимости. Я оставлю вас в этой комнате. Мой скафандр – так случилось – находится в соседнем помещении. Я надену его и дам команду компьютеру убрать воздух из всех помещений, смежных с этим. Я, конечно, отключу здешний терминал. Воздушное давление и предохранительные шлюзы не дадут вам открыть двери в вакуум: тюрьма с защитой от дурака. Я буду следить за вами, и пока буду видеть, что вы не предпринимаете попыток бежать, я дам возможность пищевой, воздушной и водной системам функционировать здесь. У меня есть необходимые ленты с программами, чтобы доставить нас обратно к Земле, где с вами будут обращаться как с военнопленными, согласно международным соглашениям.

– Какой войны?

– Той, которая только что началась и закончилась. Вы слышали? Америка победила.

– Шелдон, Шелдон, – увещевал Де Ла Торре, – чего вы надеетесь добиться этой безумной уловкой?

– Вы шутите? – фыркнул Силвермен. – Самая большая часть капиталовложений в эксплуатацию космоса – это системы жизнеобеспечения. Эта луна, полная грибка, представляет собой бесплатный билет во всю Солнечную систему – плюс бессмертие вдобавок! И это будет принадлежать Соединенным Штатам, я вам обещаю. – Он повернулся к Ли и Дмировой и сделал, с предельной искренностью, наиболее сумасшедшее заявление, которое я когда-либо слышал в своей жизни:

– Я не намерен позволить вам экспортировать ваш безбожный образ жизни на звезды.

Чен самым настоящим образом громко расхохотался, и я присоединился к нему.

– Ты – из этих канадских социалистов, а, Армстед? – рявкнул Силвермен.

– Вот что достает вас больше всего, правда, Силвермен? – усмехнулся я.

– Homo caelestis в симбиозе не имеет никаких желаний, никаких по– требностей: нет ничего, что вы могли бы продать ему! И он существует в группе – ну прямо природный коммунист. Люди без личных интересов пуга– ют вас до смерти, верно?

– Псевдофилософское дерьмо, – рявкнул Силвермен. – Я намерен завладеть самой потрясающей военной силой этого века.

– О Господи Боже мой, – с отвращением протянул Рауль. – Да здравствует Силвермен, Джон Вейн космических путей. Вы на самом деле представляете себе солдат в симбиотических скафандрах? Этакую космическую пехоту.

– Мне нравится эта идея, – Силвермен ухмыльнулся. – Мне кажется, что нагого человека с симбиотом не сможет засечь большинство устройств обнаружения. Никаких металлов, низкое отражение – и если этот симбиоз совершенен, то не будет выделяться теплоты. Что за диверсант! Не нужны никакие припасы, никакое обеспечение… Богом клянусь, мы сможем использовать пехоту, чтобы наложить запрет на Титан.

– Силвермен, – сказал я мягко, – вы – имбецил. Представьте на миг, что вы можете принудить среднего солдата позволить тому, что вы называете грибком, забраться ему в нос и пробраться вниз по горлу. Прекрасно. Вы получаете в высшей степени мобильного пехотинца. У него нет никаких нужд или потребностей, он знает, что будет бессмертен, если сможет избежать того, чтобы его убили, и обладает максимальными эмпатическими способнос– тями. Чем вы его собираетесь удерживать от дезертирства?! Лояльность по отношению к стране, которую он больше не увидит? Родственники в Хобокене, живущие в гравитационном поле, которое убило бы его?

– Лазерные лучи в случае необходимости, – начал он.

– Помните, с какой скоростью мы танцевали в конце? Пойдите спросите компьютер, могли бы мы танцевать вокруг лазерного луча – даже управляе– мого компьютером. Вы сами сказали, что нас было бы чертовски трудно отследить.

– Ваша военная тайна ничего не стоит, Силвермен, – сказал Том.

– Лучшие умы, чем я, будут работать над практическими деталями, – настаивал Силвермен. – Я безошибочно определяю военную важность, когда вижу ее. Командующий Кокс, – сказал он внезапно, – вы – американец. Вы со мной?

– На борту есть еще три американца, – уклонился от ответа Кокс. Том, Гарри и Рауль напряглись.

– Ага. У одного беременная жена – канадка, двое – извращенцы, и все трое находятся под влиянием этих чужих существ. Вы со мной?

Билл, казалось, серьезно обдумывал вопрос.

– Да. Вы правы. Мне больно это признавать, но только Соединенным Штатам можно доверить такую огромную власть.

Силвермен внимательно изучал его.

– Нет, – решил он, – нет, командующий, боюсь, что я не верю вам. Вы присягали на верность Объединенным Нациям. Если бы вы сказали «нет» или ответили двусмысленно, то через несколько дней я мог бы поверить вашему «да». Но сейчас вы лжете. – Он с сожалением покачал головой. – Ладно, леди и джентльмены, вот как мы поступим дальше. Никто не будет двигаться, пока я не дам разрешения. Затем по моей команде вы по одному будете перемещаться вон к той стенке, где находятся танцоры, самой дальней от передней двери. Тогда я выйду через эту дверь и…