Текст книги "Соперницы"

Глава 21

Кухонные рабы Саль-д'Ор устроили забастовку. Все они отказывались даже под страхом смертной казни нести еду Филиппу, который не вставал с постели уже два дня. Амбруаз не мог осуждать их за это. Они всегда недолюбливали молодого хозяина, считая его виновным во всех своих бедах. Вот и сейчас они были абсолютно уверены, что именно он притащил с собой малярию из Нового Орлеана.

Амбруаз поднял руку, и все притихли.

– Тихо, тихо, раскудахтались тут, – пытался урезонить он женщин. Но не тут-то было.

Толстая негритянка среднего возраста вышла вперед и уперла руки в бока.

– А не цыкай на нас. Ишь, нашелся тут тоже. Я тебе говорю, никто из нас мимо этого дьявола и близко не пройдет. – Остальные одобрительно загомонили. – А может, у него и вовсе не малярия, а чего похуже. Ну, там, холера какая-нибудь.

– Успокойтесь, говорю вам, – воскликнул Амбруаз, – нет у него никакой малярии! Уж я-то всякого навидался.

– А что же тогда?

– Ну, – Амбруаз замялся, – не буду я вам говорить, черт с вами, давайте сюда поднос, я сам отнесу его.

Амбруаз взял поднос и внимательно изучил его. Роза, сорванная еще утром, начала увядать, сливки загустели, но кофе все еще оставался горячим. На подносе, помимо кофе, лежали булочки, яйцо всмятку и стоял стакан с хинином. Эту горькую мутную жидкость прописал Филиппу доктор Прадо как лекарство от малярии.

Амбруаз отнес завтрак в большой дом. Он трижды постучал в дверь комнаты Филиппа, но ему никто не ответил; тогда Амбруаз открыл дверь и вошел. В комнате было душно и воняло, словно в хлеву. Все ставни были плотно закрыты, а молодой Дювалон лежал под простыней, потный, с липкими, спутавшимися волосами. Он не спал, но находился в горячечном бреду, вперившись безумным взглядом в потолок.

– Нет, братцы, – пробормотал Амбруаз, – это не малярия. Надо срочно сказать герцогу.

Герцог сидел в библиотеке, заполняя бухгалтерские книги, когда Амбруаз сообщил ему о состоянии Филиппа. Он немедленно отправил Амбруаза на поиски доктора Прадо, а сам, взволнованный до предела, рванул в комнату сына, изменив своей привычке закрывать дверь на ключ.

Опасения герцога по поводу сына не были беспочвенными. Состояние Филиппа ухудшилось за последние два дня, а жар не спадал. Он жаловался на боли в мышцах и суставах, плохо ел, терял в весе по паре килограммов каждый день. Доктор Прадо говорил, что это лишь болотная лихорадка и волноваться не о чем. Филипп добросовестно пил горькую дрянь, заливая ее изрядными дозами виски, но ему становилось все хуже и хуже. Герцог казнил себя за то, что не послал в Новый Орлеан за настоящим доктором, ведь Прадо всю свою жизнь был доктором для рабов, а это еще хуже ветеринара – коновал, одним словом.

Еще на пороге комнаты герцог почувствовал чудовищную вонь. Он подошел к постели сына, откинул простыню и увидел, что Филипп сходил под себя. Дювалон вызвал двух рабов и приказал им обмыть сына и сменить простыни до прихода доктора.

Вскоре появился и доктор, маленький нервный человечек, помешанный на эпидемиях, микстурках собственного приготовления и костоправстве. Герцог никогда не любил его, но доктор неплохо справлялся со своими обязанностями и за работу брал умеренно.

– Месье Дювалон, – радостно сказал Прадо вместо приветствия, – представляете, еще трое рабов заболели малярией, не избежать эпидемии, помяните мое сло…

– К черту рабов, я куплю столько, сколько потребуется, речь идет о моем сыне. Ему все хуже и хуже, ваши микстуры не действуют.

Прадо распорядился, чтобы открыли окна и проветрили комнату. Он измерил температуру больного, поцокал языком, принял задумчивый вид, затем велел раздеть Филиппа догола. Осмотрев больного, он улыбнулся.

– Это была не болотная лихорадка. Видите это пятно на его пенисе?

– Ну?! – нетерпеливо воскликнул герцог.

– У него сифилис. А поскольку болезнь проявилась, мы изменим лечение и очень быстро поставим его на ноги.

– Где ты подцепил эту дрянь? – раздраженно спросил герцог у сына.

– Я… я не знаю, папа, правда. – Но глаза Филиппа говорили об обратном.

Доктор Прадо извлек из своего кожаного саквояжа бутылочку с ртутным раствором, достал ложку и налил маслянистую жидкость до краев.

– Это ужасная гадость, молодой человек, – сказал доктор, поднося ложку с раствором ко рту Филиппа, – но пить ее придется, да еще и по два раза в день. – Дювалон-младший нехотя проглотил жидкость. Лицо его скривилось, а доктор продолжал: – И учтите, пока лечение не закончено, вам запрещены всяческие половые контакты. Слышите меня, всяческие.

– Это серьезно, сын, – жестко сказал герцог, – никаких рабынь, и даже о Лилиан на время забудь, заразный раб будет стоить при продаже треть от стоимости в лучшем случае. – Филипп жалобно взглянул на отца. – Я сказал свое последнее слово, сын. Точка!

– Проклятый америкашка, – пробурчал Филипп, отворачиваясь к стенке.

Герцог удивленно вскинул брови, но не стал расспрашивать сына, при чем здесь их сосед.

* * *

Анриетта направлялась на кухню, чтобы обсудить с Амбруазом меню на неделю, когда заметила, что дверь в библиотеку открыта. Она застыла в удивлении, муж никогда не оставлял дверь открытой. Библиотека была его кельей, куда доступ был запрещен всем, даже ей. Именно здесь он хранил все бумаги, ценности и деньги. Где-то среди книжных полок был спрятан сейф. Анриетта просунула голову в дверной проем и позвала мужа по имени. Не услышав ответа, она вошла, оглядевшись предварительно по сторонам, чтобы никто не заметил ее. Она осмотрела дверь и обнаружила, что ключ торчит в замочной скважине изнутри. Замечательно, она сможет поискать сейф.

Сердце бешено колотилось в груди Анриетты, ей было очень страшно, ведь, если муж поймает ее на месте преступления, ей несдобровать. Но, решив, что риск того стоит, она закрыла дверь, повернула ключ и спрятала его в карман.

Анриетта редко бывала в библиотеке, ведь книги ей были не нужны, все, что она читала, это Библию, катехизис и требник.

Она нервно осмотрела комнату, напряжение нарастало, Александр мог вернуться в любую минуту. Плотные шторы закрывали окно, и единственным источником света в комнате была лампа на рабочем столе герцога. Стояла такая тишина, что Анриетта слышала биение своего сердца и тиканье больших напольных часов.

Она на цыпочках подошла к столу, присела на краешек стула и начала один за другим выдвигать ящики. Во всех лежали папки, аккуратно помеченные герцогом. Все они касались делопроизводства плантации. Анриетта разочарованно вздохнула, у нее не было времени проглядывать бумаги мужа, да и что ей это даст? Анриетта решила рассмотреть поближе высоченные книжные полки в надежде найти там сейф. Резонно подумав, что сейф должен располагаться в пределах досягаемости, она начала со второй полки снизу. Она стала методично доставать по пять-шесть книг, изучая стенки книжных шкафов. Впрочем, что толку, даже если она обнаружит сейф? Ведь комбинацию замка она все равно не знает. А герцог, учитывая его пунктуальность и осмотрительность, наверняка помнит цифры на память.

Анриетта просмотрела уже две полки, как вдруг услышала голоса за дверью. Она застыла, в ужасе глядя на дверь. Ручка повернулась, но дверь не открылась, ведь она заперла ее изнутри. Раздались проклятия, и Анриетта узнала голос мужа.

– Должно быть, я запер по привычке дверь. Но где же ключ?

– Может, обронили по пути или в комнате Филиппа. – Она узнала второй голос, он принадлежал их доктору.

– Я никогда ничего не теряю, – нервно возразил герцог. – Подождите здесь, я поднимусь к себе в комнату и принесу запасной ключ.

Когда шаги за дверью стихли, Анриетта вскочила на ноги и кинулась к двери, доставая из кармана ключ. Но от волнения ее ладони вспотели, и непослушный металл выскользнул из пальцев, упав на персидский ковер. Она опустилась на колени, пытаясь разглядеть тусклый медный ключ на цветных узорах ковра, но тщетно. Тогда она стала шарить по ковру руками в надежде наткнуться на ключ. Одновременно она думала, как быстро Александр вернется.

Вот он поднимается по лестнице на второй этаж.

Сердце бедной женщины вырывалось из груди от страха. Она удвоила усилия, но ключ упрямо не желал попадаться. Она развернулась и начала искать в другом направлении. Нечаянно она толкнула ногой деревянный постамент, на котором красовался бюст какого-то греческого императора. Александр считал, что он похож на него. Бюст опасно зашатался, грозя упасть на пол. Анриетта с трудом удержала его.

Вот герцог заходит в свою комнату.

Анриетта разглядела какой-то металлический предмет в сложном орнаменте ковра. Она обрадовалась, но, подобрав его, поняла, что это заколка для волос. Не иначе как Вербена Шевро обронила ее здесь, когда ублажала Александра. Стерва!

Вот Дювалон достал из секретера запасной ключ и вышел из комнаты.

Анриетта совсем было отчаялась, когда ее пальцы нащупали ключ. Она сжала его так сильно, что бороздки прорезали ее кожу.

Вот Александр спускается по лестнице.

Анриетта спешно поднялась и засеменила к двери, выходящей на веранду, молясь, чтобы этот ключ подходил к обеим дверям.

Вот герцог уже у двери в библиотеку.

Она воткнула ключ в замочную скважину, и два замка повернулись одновременно. И одновременно одна дверь открылась, а другая закрылась за спиной Анриетты. Она была спасена!

На веранде Анриетта отдышалась, прижавшись к нагревшемуся за день деревянному столбу, подпирающему второй этаж веранды.

Вдруг кто-то подошел к ней сзади. Анриетта подпрыгнула от испуга, но, обернувшись, увидела, что это всего лишь один из домашних рабов.

– Ой, простите, мадам Анриетта, я не хотел вас напугать.

– Что ты хотел?

– Там Лилиан из поместья Вильнев, она спрашивала, где ей найти герцога.

Анриетта хотела уже сказать, что это ее не касается, но вспомнила слова Алисы: «Мама, ты не можешь вечно прятаться от жизни», – и переменила решение.

– Проводи ее ко мне в комнату.

– Слушаюсь, мадам.

Десять минут спустя дверь в комнату Анриетты открылась и Лилиан вошла. Мадам Дювалон подняла взгляд на женщину и обомлела.

– Твои волосы, Лилиан. Они… я никогда тебя раньше не видела с распущенными волосами.

Анриетта не отрывала взгляда от рабыни. Она только сейчас поняла, насколько эта молодая женщина красива.

– Мой муж сейчас занят, – сказала она после длительной паузы, – но я надеюсь, что смогу тебе помочь. Что я могу для тебя сделать?

– Мне нужно разрешение на проезд в Новый Орлеан, мадам.

Анриетта отметила, что Лилиан не указала причину, но она не стала спрашивать.

– Конечно, Лилиан, когда ты хочешь поехать? – Анриетте было приятно помогать этой женщине, она даже сама не знала почему.

– В ближайшую субботу, мадам. И если возможно, я бы хотела задержаться там на день. Обратный билет очень трудно купить в тот же день.

– Хорошо, но где ты там остановишься?

– О, не волнуйтесь, мадам, у меня есть друг в Новом Орлеане.

Анриетта села за письменный стол, достала лист бумаги с гербом Дювалонов, чернильницу и ручку с золотым пером. Она написала разрешение для Лилиан, размашисто расписалась и, растопив на бумаге сургуч, поставила печать герцога. Вся эта процедура ужасно понравилась ей. Она решила, что непременно следует обременять себя делами почаще.

– Спасибо, мадам, вы очень помогли мне, – с чувством сказала Лилиан.

– Если тебе нужно что-нибудь еще, то не стесняйся, говори. Я помогу, чем смогу.

– Вообще-то у меня есть еще одна просьба, мадам, – неуверенно сказала Лилиан.

– Не бойся, говори.

Лилиан долго колебалась, прежде чем сказать.

– Мадам, – наконец решилась она, – если нас с Азби продадут, вы можете сделать так, чтобы нас продали вместе?

– Я обещаю, что сделаю все от меня зависящее.

– Спасибо вам огромное, мадам Анриетта.

– Я люблю твоего сына, Лилиан, он хороший мальчик.

Рабыня смотрела на Анриетту и не верила своим ушам. Ее переполняли эмоции, она не знала, что сказать.

– Иди и ничего не бойся, – сказала мадам Дювалон напоследок.

Когда дверь за Лилиан закрылась, Анриетта еще долго сидела, думая о том, как страшно расставаться со своим ребенком навсегда. Она понимала Лилиан, ведь и ее дочь вскоре покинет родимое гнездо, упорхнув со своим любимым в далекие края. Она очень надеялась, что жизнь разлучит их с Алисой не навсегда.

С собора Святого Луи разносился колокольный перезвон. Стояла невыносимая жара, но людей на центральной площади Нового Орлеана все равно было много. Все старались спрятаться в тень деревьев или домов, укрываясь от солнца, но это мало спасало, одежда намокала от пота.

Лилиан пересекала площадь прямо по центру, не боясь палящих лучей солнца. Она сшила свободное платье, неспособное скрыть всех прелестей ее идеальной фигуры. На солнце ее волосы, ниспадая свободными прядями на плечи, горели огнем. Она специально вымыла их и намазала лавандовым маслом, спрыснув настоем цветов магнолии. Постепенно все взгляды на площади обратились к ней. Мужчины смотрели на нее с нескрываемым вожделением, а женщины – с негодованием и даже с ненавистью. Одна из таких женщин из ревности попросила постового проверить документы рабыни. Но когда Лилиан предъявила ему подписанную Анриеттой бумагу, он извинился, потупив взор.

Лилиан отправилась прямиком на Бей-роуд. На этот раз она без труда нашла дом жреца. Сегодня был день ее расплаты, но она ждала его с нетерпением. Она полностью доверяла королю Жаку, ведь глаза не беспокоили ее больше, а Филипп лежал больной у себя в комнате. Ах, если бы только колдун смог помочь обрести ее Азби свободу.

Когда Лилиан подошла к дому, она удивилась, не увидев никакой очереди. Тетушка Лолли рассказывала ей о том, что к нему люди приходили толпами, стоя в очередях по нескольку дней, чтобы обрести долгожданное исцеление. Но сейчас, как и в первый ее приезд, здесь не было ни души.

Дверь перед Лилиан чудесным образом открылась, и она вошла внутрь. На этот раз она прошла прямо в широкие двустворчатые двери на первом этаже. Как и в прошлый раз, сочный голос короля Жака велел ей войти. За дверями она увидела спальню. На каждой поверхности, будь то комод или стол, стояли десятки свечей, освещающих темное помещение. Несмотря на такое количество ргня, в комнате было свежо, как у водопада. Жрец стоял посреди комнаты и смотрел на Лилиан с улыбкой. На нем не было одежды, он был совершенно наг. Лилиан шокировала такая встреча, но она не могла не залюбоваться его мощным торсом. Его угольного цвета кожа лоснилась от ароматического масла. А его невероятных размеров мужское достоинство сперва напугало женщину, но затем возбудило в ней не изведанное доселе желание. По сравнению с рыхлым бледным коротышкой Филиппом Жак был настоящим исполином, волшебным джинном из сказок.

– Я ждал тебя, Лилиан.

– А если бы зашел кто-то другой?

– Нет, я знал, что ты придешь сегодня и нас никто не посмеет беспокоить. Мне кажется, я знаю тебя всю свою жизнь, просто встретились мы недавно.

– Но я вас не знаю. Про вас многое рассказывают. Говорят, например, что вы сенегальский принц.

Жрец рассмеялся:

– Ну хоть тут не соврали. Мой отец был королем Бамбарасов, одной из коренных народностей Сенегала. Мне было восемь, когда меня похитили испанские работорговцы. Меня продали на Санто-Доминго. Мой хозяин был добр ко мне, он обучил меня испанскому, английскому и французскому языкам. Незадолго до своей смерти, а мне тогда исполнилось восемнадцать, он сделал мне самый роскошный подарок в моей жизни, он подарил мне свободу. После этого я стал пиратом и вскоре попал сюда, в Новый Орлеан.

– А как же вы стали колдуном?

– Колдуном нельзя стать. С силой Вуду рождаются. Мой отец научил меня видеть магию вокруг, он научил предсказывать судьбу по листьям деревьев, научил творить магию на следах животных. Когда я скитался по островам Вест-Индии, меня взял под опеку местный колдун Вуду. Он научил меня заклинаниям и заговорам. Он также научил меня варить зелья. А колдуном я стал тогда, когда почувствовал, что могу помогать людям, и решился на это.

– Говорят, люди готовы отдать последние деньги за ваше колдовство.

– Я никогда не беру больше, чем человек может себе позволить, будь то кувшин дикого меда или килограмм золота. Детка, религия – самое большое шоу в этом мире. Вуду, католик, индус, мусульманин – разницы нет. Люди хотят чуда за свои деньги. Просто исцеления им мало, им подавай представление со всеми африканскими атрибутами. Старая женщина попросит о том, чтобы боль отпустила ее, городской чиновник о том, чтобы его не поймали на взятке, портовая шлюха о том, чтобы не забеременеть, а ты пришла просить, чтобы твой Азби стал свободным.

Жак подошел к Лилиан и дотронулся рукой до ее волос.

– Ты прибрала волосы специально для меня.

– Да. – Лилиан почувствовала жар желания во всем теле. Колдун возбуждал ее близостью своего обнаженного тела. От него веяло теплом и мощью.

– И ты сшила это платье специально для меня.

– Да, – прошептала Лилиан, глядя ему в глаза.

– Сними его.

Лилиан скинула платье. Ее обнаженное тело светилось, отблески огня от свечей плясали на ее шелковистой коже. Колдун наклонился и поцеловал ее волосы.

– Твоя сила в волосах, Лилиан, береги их. Люди будут завидовать тебе.

– Но почему?

– Потому что у тебя есть сила. – Он поцеловал Лилиан в губы, и у нее перехватило дыхание. – Посмотри мне в глаза, Лилиан и скажи, что ты там видишь?

– Я вижу танцующих людей. Играют барабаны, все поют.

– Что еще?

– Я вижу себя во главе танца.

– Это танец любви, Лилиан, и сегодня я научу тебя ему. Ты пришла не отдавать. Нет. Сегодня я дам тебе власть богини любви Вуду – Фреды Эрзили. – Жак отступил на шаг и окинул Лилиан взглядом. – Ты прекрасна. Твоя красота принесла тебе много страданий в жизни, но она принесет тебе и много радости.

Колдун достал бутылку с каким-то зельем, откупорил ее и сделал глоток. Затем он протянул бутылку женщине. Лилиан выпила напиток и почувствовала, как горячая волна охватывает ее, унося на вершину блаженства.

Колдун подошел к Лилиан, взял ее голову в свои огромные ладони, нежно поднял ее лицо и поцеловал в губы.

– Верь мне, Лилиан, я не причиню тебе зла, я никогда не причиню тебе зла.

Она провела ладонью по его мощному торсу, вдоль позвоночника вниз, и почувствовала, как его орудие поднимается вверх, упираясь ей в живот. Лилиан горела желанием, она еще никогда не испытывала ничего подобного. Жак поднял ее на руки и отнес на кровать. Пламя свечей плясало в его желтых глазах, и Лилиан не могла оторвать от него взгляда. Он начал умело ласкать ее тело, а она подавалась ему навстречу, испытывая не изведанное доселе наслаждение. Когда она была готова, он медленно вошел в нее, и началась ночь любви. Первая в жизни Лилиан, но далеко не последняя.

Глава 22

Свечи растаяли наполовину, а ужин подходил к концу. Весь день тетушка Лолли с ног сбивалась, стараясь угодить Джулии Таффарел, приехавшей в гости в Виктуар. Джулия, сидевшая напротив Теофила, слышала, как старая негритянка гоняла слуг в соседней комнате, где сервировали блюда.

– Вермилион, ну налей же мисс Джулии кофе, ты что, не видишь, что ее чашка почти пуста. Либертина, возьми ведерко из-под шампанского, сходи в погреб и наколи еще льда, здесь осталась одна вода. И кто-нибудь, сбегайте на кухню и принесите еще десерта.

– Тетушка Лолли очень волнуется, – объяснил Теофил, когда все рабы вышли из столовой. – Ты первая гостья в Виктуаре за последние… даже и не припомню сколько лет.

– Дедушка, ты разве не помнишь, – вмешалась в разговор Флер, – в прошлом октябре у нас ужинал представитель фирмы по продаже фермерского оборудования. – Девочка обернулась к Джулии. – Ужасные манеры, мисс Таффарел, совершенно невоспитанный человек. Представляете, он чавкал весь ужин, а в конце рыгнул.

– Флер уделяет особое внимание манерам, – пояснил Теофил.

– Все правильно, девочка, – сказала Джулия, – настоящая леди должна иметь хорошее воспитание. – После таких слов Флер выглядела очень довольной собой.

Джулия продолжила разговор с Теофилом.

– Согласись, Тео, без этих нянь-негритянок сложно представить свое детство в наших креольских семьях. Для меня Катон был всем – матерью, сестрой, другом.

– Так вы же совсем сталая для няни-неглитянки, – беспардонно заявила Бланш.

Джулия рассмеялась:

– Верно подмечено. Теперь Катон и Оттилия – моя семья. Я подарила им свободу много лет назад, но они предпочли остаться со мной, за что я им очень благодарна.

– Я тоже много думал о том, чтобы дать тетушке Лолли свободу, она ее, несомненно, заслужила.

Минутой позже тетушка Лолли появилась в дверях, неся очередной поднос со своим изысканным десертом – ванильным муссом с протертой малиной. Первую тарелку она поставила перед Бланш, которая тут же набросилась на вкуснятину.

Теофил наблюдал за негритянкой, задумавшись. Неожиданно он обратился к ней:

– Лолли, как ты смотришь на то, чтобы я дал тебе свободу?

– Месье Теофил, – Лолли в ужасе смотрела на хозяина, – вам не понравился ужин?

– Да нет, отчего же? Нам всем понравился, просто мне казалось…

– Ах нет, месье не убивайте меня. Зачем мне свобода, что я буду с ней делать? Вы что, хотите избавиться от толстухи Лолли?

– Да ни за что на свете! – воскликнул Теофил через смех. – Это твой дом, всегда им был и всегда останется. Никто не даст тебе свободу, если ты сама этого не хочешь.

– Так, значит, я могу остаться?

– Ну конечно, Лолли.

– Ну и слава Богу. – Тетушка Лолли перекрестилась. Она обошла всех за столом, подавая десерт. – Если вам нужно еще что-нибудь, вы только позовите, а уж я побеспокоюсь обо всем. И не пугайте меня больше разговорами о свободе. – Негритянка вышла из комнаты, гордо подняв голову.

– Вот уж не думала, что из-за меня тут что-то такое начнется, – сказала Джулия Теофилу.

– Да ну что ты, Джулия. Просто тетушка Лолли, как и большинство рабов, боится свободы. Ведь все они боятся перемен. – Он обернулся к Денису и спросил у внука: – Денис, вы готовы показать нам вашу пьесу?

– Да, дедушка, – ответил парнишка. – Мы и сегодня репетировали, даже Бланш знает свои слова.

Джулия с грустью наблюдала, с какой любовью Теофил смотрит на своих внучат. Все правильно, так и должно быть. Вся семья в сборе, хороший обед, домашние представления. Она бросила взгляд на Тео, он смотрел на нее поверх чашки кофе, поднесенной к губам. Интересно, о чем он думает, может, о том же, что и она? О том, что они могли бы быть мужем и женой, о том, что это могли бы быть их внуки…

Денис прервал ее раздумья, неуклюже встав из-за стола.

– Мисс Джулия, дедушка, прошу нас извинить, но мы пойдем готовить представление. Приходите минут через пять.

Когда дети ушли, Теофил налил себе и Джулии коньяк в пузатые бокалы.

– Что скажешь о моих внуках?

– Чудесные ребята. Ты хорошо ладишь с ними, Тео.

– Лолли очень здорово помогает мне, Джулия. Она их любит, словно они ее родные. Знаешь, я все-таки решил съездить к своему адвокату и подписать бумаги, дающие Лолли свободу. На тот случай, если что-нибудь случится со мной. Конечно, я оставлю ей достаточно денег, чтобы она жила безбедно. Не могу себе представить, чтобы наша тетушка Лолли оказалась в нужде.

– Это правильное решение, Тео.

– Пожалуй, пора идти на премьеру. Детям не терпится продемонстрировать свои таланты.

Теофил помог Джулии выбраться из-за стола, и вместе они вышли из комнаты.

– Я смотрю, ты не забросил плотницкое дело, – заметила Джулия.

– Да, я получаю от этого истинное удовольствие. Это успокаивает меня. Учу Дениса, и из него получится хороший плотник, если он научится быть более терпеливым. По правде сказать, они все умеют что-нибудь делать. Флер великолепно шьет, а Бланш уже сейчас неплохо готовит.

– Расскажи мне о пьесе, которую написал Денис.

– Вообще это сюрприз, поэтому я не должен тебе ничего говорить. Но название скажу: «Путешествие в полночь».

– Какое недетское название.

– Мне тоже кажется, что пьеса вполне взрослая. Но я не был ни на одной репетиции и сценария не читал, поэтому и сам толком не знаю, что нас ждет.

Они как раз дошли до клуба. Тео помог Джулии занять удобное место перед сценой и сел рядом. На сцену вышла Бланш.

– Желаем плиятного плосмотла, – торжественно сказала она и исчезла за кулисами.

– Да у них все как в настоящем театре, – удивилась Джулия.

Ударил гонг, и Денис объявил важным голосом:

– «Путешествие в полночь».

Поднялся занавес, и зрители услышали звуки ветра, воспроизводимые Флер и Бланш. Масляные лампы высветили знакомый Джулии пейзаж. Полотно изображало аллею с магнолиями по обочинам в практически идеальной перспективе. Джулия нервно поерзала в кресле и глянула на Теофила.

– Хорошие декорации, правда? – спросил он, не понимая состояния гостьи. – Денис сам рисовал.

Что-то внутри Джулии подсказывало ей уйти, не смотреть дальше, но она осталась.

Из-за кулис появились две куклы: мужчина и женщина в бальных одеждах.

Женщина: Жду не дождусь бала у герцога.

Мужчина: Да, говорят, он перещеголял сам себя в этом году.

Женщина: Какой замечательный человек этот герцог.

Мужчина: Просто эталон вкуса.

Теофил наклонился к Джулии, чтобы прошептать ей на ушко:

– Мой внук неплохой сатирик.

Над декорациями всплыла желтая луна.

Женщина: Вот невезение, колесо слетело с оси нашей кареты.

Мужчина: Прекрасная ночь для прогулки, дорогая.

Женщина: А ты разве не боишься привидения?

Мужчина: Глупости. Никаких привидений не существует.

У Джулии перехватило дыхание. Она опустила голову и стала массировать виски. Теофил заметил ее состояние.

– Тебе нехорошо?

– Нет, нет, ничего, просто голова болит.

В этот момент на сцене появилась кукла-привидение, завыв, точно баньши.[9]9
  Кельтское мифологическое существо, привидение, завывания которого под окнами дома предвещают обитателю этого дома смерть.


[Закрыть] Две другие куклы заголосили, и Джулия тоже вскрикнула.

– Джулия, что с тобой? – забеспокоился Теофил.

Не в силах оторвать взгляда от страшной куклы, Джулия нашла руку Теофила, чтобы чувствовать поддержку. Она стала вставать с кресла, но колени ее подогнулись, и она почти упала в объятия Бошемэна.

– Прости, Тео, – пробормотала она бледнея. – Я себя нехорошо чувствую.

Теофил поднял ее на руки и понес к дверям. Когда они оказались на свежем воздухе, Джулия попросила опустить ее и позвать Катона.

– Может, мне отвезти тебя домой? – спросил Теофил взволнованно.

– Нет, нет, это просто слабость. Должно быть, я заболела чем-нибудь. Не переживай за меня. Позови Катона, он отвезет меня домой. И извинись перед внуками, нехорошо получилось.

Когда Теофил усадил Джулию в карету, они попрощались, и он закрыл дверь. Катон стегнул лошадь вожжами, и карета покатила по дороге по направлению к аллее.

Джулия сидела на заднем сиденье, закрыв лицо ладонями. Все тщетно, думала она. Ее мечта о новой жизни с Тео была просто иллюзией. Все кончено. Она не может более надеяться, будто что-то изменится в ее жизни. Она только сейчас поняла, что решение, принятое ею десятилетия назад, запечатало навсегда ее судьбу. Она была безумной Джулией Таффарел, затворницей Пристани Магнолий, притчей во языцех, таковой она и останется. Таковой она и умрет.

* * *

Лилиан смотрела на ящерицу. Пресмыкающееся выбралось из своего убежища среди подгнивших половых досок и вскарабкалось на подоконник. Длиной ящерица была около полуметра и какой-то очень яркой окраски. Она повернула голову к Лилиан и не мигая смотрела на женщину.

Лилиан потянулась, сладко зевнула и улыбнулась своим мыслям. Она еще никогда так хорошо не чувствовала себя после секса. Эта ночь разбудила в ней что-то спящее доселе, словно птица в клетке в ожидании, когда же ее освободят. Они любили друг друга долго и страстно, меняя позы и перемещаясь по дому в танце любви. Ближе к рассвету они, насытившись, угомонились. Жак приготовил ей похлебку из черепахового мяса, она сварила кофе, и они перекусили. Затем Жак поднял ее на руки и отнес в спальню, где уложил на невероятных размеров кровать, и они снова отдались на волю страсти, заснув лишь с первыми петухами.

Лилиан потрогала свои волосы. Она была уверена, что их длина выросла за ночь минимум на пару сантиметров. И еще она чувствовала силу, заключенную в них, как и говорил колдун. Она посмотрела на своего любовника, не веря в счастье, свалившееся ей на голову нежданно-негаданно. Колдун спал, мирно посапывая. Лилиан тихонько встала, чтобы не разбудить его, и отправилась на поиски кухни. Поскольку комнат в доме было много и в каждой было по две, а то и три двери, то заблудиться там было проще простого. Помыкавшись по коридорам, Лилиан наконец-то нашла то, что искала. Она пошевелила тлевшие угли в печке и добавила дров. На плиту она поставила турку, а в духовку – лепешки, которые тут же и сделала, найдя муку и яйца на полках. Лилиан подошла к окну и распахнула жалюзи, впустив в дом свежий воздух из сада. Кофе томился на краю плиты, и, пока лепешки доходили в духовке, Лилиан очистила пару апельсинов и уложила их на тарелку.

Пока Лилиан работала, ее не покидала мысль о том, что она еще никогда в жизни не чувствовала себя так странно. Быть может, она влюбилась в Жака? Она улыбалась, вспоминая прошлую ночь. Ей было очень, очень хорошо, уютно и спокойно. Первый раз в жизни она смотрела в будущее с оптимизмом.

Кофе сварился, и лепешки подрумянились. Лилиан присела, чтобы поесть. Она не хотела будить Жака, он, наверное, сильно устал за ночь. Лилиан заметила миску с маслом, которое почти растаяло, но, судя по запаху, еще не прогоркло. Она стала макать лепешки в масло. Толстая жаба, не иначе как один из жильцов сада Жака, сидела на ступеньках и лениво смотрела по сторонам. Лилиан отломила от лепешки маленький кусочек и кинула ей. Та, не долго думая, выстрелила языком и отправила лакомство в рот.

– Я вижу, ты уже познакомилась с папашей Джо.

Лилиан обернулась. На пороге кухни стоял голый Жак и улыбался.

– Я учуял запах кофе, а это всегда поднимает меня из постели.

Лилиан встала из-за стола и подошла к нему. Жак обнял ее за талию, поцеловал в шею и сел на стул. Лилиан налила ему кофе и положила на тарелку лепешек.

– Я едва нашла кухню, – сказала она с улыбкой. – Кто пристроил все эти комнаты?

– По большей части я.

– Мне нравится твой дом, Жак. Но мне все-таки интересно, почему такой богатый человек, как ты, живет в районе трущоб, а не перебирается в фешенебельный дом где-нибудь в центре?

– Всегда живи в простом доме, Лилиан. Ты можешь покрыть золотом все стулья и повесить люстры везде, – Жак посмотрел на потолок, – хоть на кухне, если тебе того хочется. Но твоя входная дверь всегда должна быть непритязательной. Бедные никогда не переступят порог особняка в поисках исцеления, а богатые будут презирать тебя за попытку вторгнуться в их мирок.

В комнату влетел белый попугай с желтым хохолком. Похлопав крыльями под потолком, он опустился на плечо колдуну и скосил один красный глаз на Лилиан.