Текст книги "Ты будешь одинок в своей могиле"

Глава восьмая

1

Я вернулся в Оркид-Сити в сумерках и сразу поехал в офис.

Паула была еще там. Когда я ввалился, она оторвала взгляд от заваленного бумагами стола, по лицу моей помощницы было видно, что она давно ждала новостей и теперь у нее упал камень с души.

– Что нового? – спросила Паула. – И как твоя голова?

– Голове не помешала бы капля виски, – ответил я, опускаясь в мягкое кресло напротив ее стола. – Будь хорошей девочкой, плесни мне немного. Дела ни к черту, но есть перспектива. По крайней мере, я теперь знаю, кто убил Бенни. Это сделал парень, которого зовут Ли Тайлер. Он либо здесь, в городе, либо вернулся в Сан-Франциско. Я оставил там Кермана его стеречь.

– Тайлер? – переспросила Паула.

Она открыла специальный ящик в столе и извлекла оттуда на свет бутылку «Хейга», стакан и графин с водой.

– А кто этот Тайлер и при чем здесь он?

– Это муж Аниты, – ответил я, взяв бутылку. – Я его пока не нашел, но ищу. Может причинить некоторые неприятности: он отлично умеет обращаться с оружием. Запиши на память. Если я нарою что-нибудь важное, это поможет Мифлину распутать всю паутину. Но не говори ему ничего до тех пор, пока ничего не случилось.

Паула поглядела на меня с недоумением.

– Ну-ну, не волнуйся, – сказал я, подливая виски. – Это только предосторожность. Возьми-ка записную книжку.

– Вик… – начала она, но я жестом велел ей молчать.

– Нужно все быстро записать. Нет времени.

Паула положила перед собой блокнот и взяла карандаш.

– Диктуй, – сказала она с отстраненным выражением лица. – Я готова.

– Итак, Сан-Франциско, – начал я. – Около двух лет назад, в начале июня… – Я посмотрел на карандаш, порхавший над страницей, и убедился, что не слишком быстро диктую. – Стриптизерша, называвшая себя Анита Брода, приехала из Голливуда. Ее номер оказался слишком вольным для голливудских ночных клубов, и за ней начала охотиться полиция нравов. Она ходит по Фриско, ищет ангажемента, но никто не решается ее взять. В конце концов она является к Нику Недику, владельцу третьесортного клуба на углу Бэйшор-бульвара и Третьей. Недик решается попробовать и дает Аните недельный испытательный срок. Она имеет успех, да такой, что через пару недель ее имя высвечивают лампочками на фасаде клуба. Обычно номера в заведении Недика держатся в программе не больше одной-двух недель, но на Аниту посетители ломятся, и она получает постоянный контракт. В течение восемнадцати месяцев она приносит заведению доход больше всех других артистов. Затем у нее появляется другой номер, не столь успешный, но достаточно хороший, чтобы получить второй постоянный контракт. Она выступает с парнем по имени Ли Тайлер: он исполняет номер с меткой стрельбой. А до Аниты он выступал с девушкой, которую зовут Гэйл Болас.

Паула вскинула голову, заморгала и спросила:

– Та самая?

– Ага, та самая. Вернемся к событиям. Ты тут еще не такое услышишь, держись.

– Диктуй.

– Тайлер и Анита влюбляются друг в друга. Тайлер решает уйти из шоу-бизнеса и покупает долю в фотоателье, которое специализируется на театральных снимках. Владельца ателье зовут Луис. Кроме фотографий, он занимается еще шантажом. Тайлер, возможно, тоже в этом замешан. Ателье много денег не приносит, и приятели, по всей видимости, зарабатывают отнюдь не только фотографией.

Я сделал паузу, чтобы Паула смогла записать, и продолжил:

– Восьмого ноября Тайлер женится на Аните. Гэйл Болас бросает шоу-бизнес. А через месяц Анита бросает Тайлера. Возможно, молодожены не поладили, не знаю. Так или иначе, она находит работу в качестве манекенщицы в магазине роскошных платьев Саймона на Девятнадцатой авеню. И там она знакомится с Серфом. А он, как ты знаешь, пару лет назад потерял жену – она погибла в автомобильной аварии. У Серфа на руках больная дочь, и радостей в жизни немного. Анита сплела паутину, и богач в нее попался: предложил Аните выйти за него замуж. Анита обсудила это предложение с Тайлером. Тот смекнул, какие преимущества может принести ему брак Аниты с миллионером. Он и посоветовал Аните выйти за Серфа. Пообещал не мешать при условии, что будет иметь долю с тех денег, которые Анита вытянет из Серфа, а вытянуть она собралась немало. Анита выходит за Серфа. Двоемужие, разумеется. И поселяется у него в «Санта-Розе». Я занимался расследованием в отношении Аниты, но подозрения Серфа, что она страдает клептоманией, ничем не подтвердились. Прежде чем улететь из Фриско, я поговорил с людьми, которые знали Аниту и работали вместе с ней. Никто никогда не подозревал ее в этой страсти. Поэтому я абсолютно убежден, что чемодан с украденными вещами был подброшен Аните, чтобы дискредитировать ее в глазах Серфа. И единственная, кто мог это сделать, – Натали, дочь Серфа, которая потеряла бы половину имения, если бы Анита осталась жива. Но не будем пока о Натали: у меня еще не было возможности как следует ею заняться. Я доволен тем, что любовник Аниты Барклай оказался ни при чем. Серф ей наскучил, а может быть, не удовлетворял ее в постели, и она связалась с Барклаем ради развлечения и удовольствия. Это на нее похоже. Я совершенно уверен, что Барклай не причастен к убийству, хотя остается вопрос, каким образом одежда Даны попала к нему в дом. Думаю, вещи подбросил туда убийца, чтобы направить нас по ложному пути. Но это только гипотеза.

Паула сделал паузу и спросила:

– А что случилось с Бенни, Вик?

– Да, теперь про Бенни. Он понятия не имел, что Луис был связан с Анитой. Пришел в магазин и угодил в западню. Там оказался Тайлер, он вытащил пистолет, как только услышал, что Бенни расспрашивает об Аните. Анита ведь говорила Тайлеру, что за ней следят люди из «Юниверсал сервисес». Тайлер был на взводе. Он ездил в Оркид-Сити, надеясь повидаться с Анитой накануне убийства Даны, но не нашел жену. После возвращения во Фриско он сильно психовал и, когда подвернулся Бенни, потерял голову и убил его. Потом полетел сюда десятичасовым самолетом. Может быть, он решил, что безопаснее всего заставить замолчать Аниту. Не знаю. Важно, что он был здесь, когда Аниту убили. Кто убил – он или кто-то другой, – мне еще предстоит выяснить. Но я уверен, что это именно он ударил меня по голове, когда я обнаружил мертвую Аниту. Возможно, он забрал ее тело. Это первые фрагменты пазла, которые складываются в какую-то картину, но ее нельзя назвать полной. Надо еще массу всего отыскать, прежде чем все сойдется. – Я допил виски, встал и принялся шагать по кабинету. – Если удастся выяснить, почему убили Дану, – продолжал я диктовать, – и почему Анита Серф оставила у нее в квартире бриллиантовое ожерелье, то мы, скорей всего, получим ответы и на другие вопросы. Думаю, это два главных фрагмента нашего пазла. Стоит их найти, и остальные кусочки встанут на свои места. Хотелось бы также понять, почему Анита так испугалась, когда я обнаружил ее в «Этуаль», и зачем она там пряталась. И почему ее убили? И куда исчезло ее тело? В общем, остается масса вопросов.

– А Гэйл Болас? – спросила Паула, положив карандаш. – Как она сюда вписывается?

– Не знаю, – ответил я, присаживаясь на край ее стола. – Возможно, она как-то связана с Тайлером. После того как меня оглушили, она появилась в моем доме. На случайность или совпадение это не похоже. Надо выяснить. – Я достал сигареты и закурил. – И вот еще что. Думаю, Цезарь Миллз тоже как-то причастен ко всем этим событиям. Пусть даже это догадка, но надо бы съездить в Фэрвью, где он живет, и проверить. Может быть, я только напрасно потеряю время, но по крайней мере успокоюсь.

– Нельзя терять время, – сказала Паула. – Брендон поднял бурю вокруг убийства Лидбеттера. Он хочет с тобой встретиться. Они сравнили пулю, которой убили Лидбеттера, с той, которой была убита Дана. В общем, осторожнее, Вик. Брендон рвет и мечет.

– Ладно, – сказал я, нахмурившись. – Пока попробую заняться Тайлером. Но и о Миллзе надо позаботиться. Проблема в том, что я не могу носиться по всему городу в поисках Тайлера. Может быть, он здесь, а может – в Сан-Франциско. Понадобится несколько недель, чтобы его выследить. – Я помолчал, раздумывая, а потом взял телефонную трубку. – Финнеган – старый друг Даны. Он предлагал помощь. Думаю, он сможет найти Тайлера. Он водит знакомства с разными типами в городе.

Я набрал номер Финнегана, подождал и, услышав рокочущий голос, сказал:

– Пэт, ты можешь кое-чем помочь. Надо найти парня по имени Ли Тайлер. Он может быть в Оркид-Сити, а может, уже уехал. Он первоклассный стрелок, выступал в шоу, шантажист и, возможно, убийца. Я заплатил бы пару сотен долларов тому, кто подскажет, как его найти.

– Отлично, мистер Маллой, – ответил Финнеган. – Я поспрашиваю. Если он тут, я его найду. А как он выглядит?

– У меня есть кое-что получше описания, – ответил я. – Я по пути заеду к тебе и оставлю фотографию этого парня. Дело срочное, Пэт. Он причастен к убийству Даны.

– Оставьте фото, – сказал Финнеган сразу посерьезневшим голосом. – Если его можно найти, я найду.

Я поблагодарил и повесил трубку.

– Так, о Тайлере позаботились, – сказал я, слезая со стола. – Теперь, пока ждем результатов, повидаюсь-ка я с Миллзом. Отпечатай эти записи, Паула, и положи в сейф. И вот еще что: отвези бриллиантовое ожерелье Серфу и получи с него расписку. Надо было это раньше сделать. Если Брендон прознает и обнаружит ожерелье здесь, нам не оправдаться. А в руках Серфа оно перестанет быть вещественным доказательством.

Паула пообещала все сделать.

– Ну тогда пока, – сказал я. – Если я попаду в беду, передай все Мифлину.

И прежде чем она успела что-либо возразить, я вышел из кабинета и сбежал по ступенькам.

2

Бичвуд-авеню – проспект длиной в три мили, с двусторонним движением. Он обрамлен двумя аллеями, где растут магнолии. Дорога поднималась серпантином на холм со стороны Фэрвью, а потом спускалась в долину – к хайвею на Сан-Франциско и Лос-Анджелес. Здесь было тихо и спокойно: по обеим сторонам проспекта выстроились роскошные дома с белыми колоннами, балконами и величественными портиками.

Дом, где жил Цезарь Миллз, прятался за белой оштукатуренной оградой. Проезжая мимо, я разглядел при лунном свете хромовые цифры «235» на двухметровых воротах. С дороги здания не было видно – просматривалась только крыша, крытая зеленой черепицей. Примерно через двести метров дорога оканчивалась тупиком у какого-то шикарного поместья. Там я и припарковался, выключил габаритные огни и вышел.

Ночь была жаркая, но тихая и спокойная. Пахло цветами, которые росли в садах за оградами и на магнолиях. Отличное уединенное местечко для влюбленных или взломщиков.

Не торопясь, как человек, решивший прогуляться перед сном, я дошел до нужного мне дома. Было десять минут одиннадцатого. У меня ныли ступни, чувствовалась усталость, да и жара досаждала. Мне казалось, что я зря сюда приехал и что тут нечего делать. Искать надо Ли Тайлера, а еще лучше лечь спать, чтобы как следует приготовиться к завтрашнему дню.

У ворот дома 235 я огляделся. Никого не было. Я отодвинул засов, толкнул створку и вошел в небольшой ухоженный садик, хорошо освещенный луной. Дом оказался в полтора этажа, с трубами над каждым крылом и шестью деревянными колоннами, которые поддерживали крышу веранды. На крыше виднелись три мансардных окошка. На веранду выходило четыре окна в пол, сквозь них пробивался свет.

«Похоже, Цезарь Миллз дома. Раз уж приехал, надо на него посмотреть», – решил я.

Я прошел по садовой дорожке к веранде и заглянул в ближайшее высокое окно.

Сразу было видно, что Миллз живет со вкусом. В комнате все было продумано для комфорта, на который не жалели денег. Китайские ковры на паркетном полу. Два больших мягких дивана, четыре кресла и еще софа. Ореховый стол с бутылками и стаканами у стены. Лампы с пергаментными абажурами лили мягкий свет на полированные полы и на ковры. Отличная комната, обставленная с большим вкусом. В такой комнате всякий поселится с удовольствием.

Цезарь Миллз сидел в кресле с сигаретой во рту. Он пил виски со льдом из высокого стакана. На нем был синий шелковый халат и белая шелковая пижама. На босых ногах – шлепанцы. Миллз читал журнал, и по его скучающему лицу было видно, что это занятие не доставляло ему большого удовольствия.

Стоит ли подождать? Очень хотелось забраться в дом и осмотреть его, но рисковать не следовало, тем более если в доме находится хозяин. Однако он, возможно, скоро отправится спать, рассудил я и решил подождать полчасика и посмотреть, что будет дальше.

Я нашел место в тени, уселся на край ограды большой клумбы с петуньями и стал ждать. С этой точки я отлично видел Миллза и все, что происходило в комнате, а Миллз меня не видел.

Прошло двадцать минут. Я знал точно, потому что все время поглядывал на часы: я мечтал поскорее поехать домой и завалиться спать. Не очень радостно было смотреть за Миллзом, отдыхающим в кресле в то время, как сам я сидел на камне. К тому же у меня болели голова и спина. Но меня вела интуиция, и я упорно шел за ней. Поэтому я ждал.

Спустя некоторое время Миллз отбросил журнал и встал.

Я надеялся, что он собрался закрыть дом на ночь, но вместо этого он подошел к бутылкам на ореховом столике и налил себе еще порцию. Когда я увидел, как виски льется в стакан, у меня дыхание перехватило от зависти. Было жарко, я устал, и мне как раз не хватало глотка этого напитка.

Миллз снова уселся в кресло и склонил голову набок, словно прислушиваясь. Я тоже стал слушать.

Тишину ночи нарушил шум мотора: кто-то подъехал. Миллз поставил стакан, подошел к большому зеркалу над камином, оглядел себя и замер в ожидании.

Машина остановилась около садовых ворот, хлопнула дверца, скрипнул засов.

Я вскочил и отступил в самую глубокую тень, которую отбрасывал дом. Ворота отворились, послышался шорох шагов по дорожке. Быстрые, легкие шаги: это определенно была женщина.

Я ждал, прижавшись к стене и вглядываясь из темноты в ярко освещенную часть сада. Женщина направлялась к дому. На ней были коричневые хлопковые слаксы и яблочно-зеленая спортивная рубашка навыпуск. Голова непокрытая, в руке сумочка в тон слаксам.

Она прошла так близко от меня, что я уловил запах ее духов. Лунный свет осветил ее острый профиль. На губах играла невеселая усмешка.

Она быстро проследовала через веранду в комнату. Когда она оказалась вне поля зрения, я вынул платок и вытер лицо и руки. Усталость как будто смыло волной. Голова больше не болела. Я был очень доволен собой. Как приятно, когда слушаешь интуицию и оказываешься прав.

Девушка в коричневых хлопковых слаксах и яблочно-зеленой спортивной рубашке была, разумеется, Натали Серф.

3

Стояла тишина. Где-то в отдалении можно было расслышать звук океанского прибоя, бьющегося о скалы Восточного пляжа. Этот отдаленный звук, не громче шепота, хорошо различался в окружающей тишине.

Прячась в тени и ожидая, что же произойдет дальше, я пытался вспомнить информацию, которую сообщила мне Паула насчет Натали Серф. Два года назад девушка вместе с матерью попала в автомобильную аварию. Мать Натали погибла, а сама она осталась калекой.

Ее лечили и наблюдали все сколько-нибудь стоящие доктора в округе, но никто не сумел помочь. Серф выбросил сотни тысяч долларов, однако Натали так и не смогла встать на ноги.

Похоже, медицинская наука проглядела главного чудотворца – Цезаря Миллза. То, перед чем оказались бессильны лучшие медики в стране, преодолел он: Натали прекрасно двигалась и, наверное, могла бы принять участие в спортивных соревнованиях по быстрой ходьбе.

Я услышал, как трутень произнес своим скрипучим голосом:

– А ты не сказала, что приедешь. Я тебя не ждал. Почему ты не позвонила?

Пока он говорил, я пододвинулся к окошку поближе, чтобы заглянуть в комнату.

Миллз стоял в дверном проеме, он только что вошел. Лицо недовольное, взгляд напряженный.

– Я что, потревожила тебя? – вежливо поинтересовалась Натали.

Она сидела на подлокотнике одного из мягких диванов, сложив тонкие ручки на сумочке. Лицо у нее было встревоженное.

– Я собирался спать.

– Вот как? Но ведь еще рано. Ты поэтому такой мрачный?

Он вошел в комнату и затворил за собой дверь.

– Дело не в этом. Мне не нравится, когда ты вторгаешься сюда вот так. Может, у меня гость какой-нибудь или еще кто.

Он взял оставленный на столе стакан. Натали наблюдала за ним. Лицо у нее сделалось безразличным, как у манекена в витрине.

– Значит, мне надо спрашивать разрешения, чтобы приехать в собственный дом? – тихо спросила она. Слова были враждебные, но тон вопроса такой, будто она и правда просила разрешения. – В следующий раз буду знать.

Миллзу эта реплика не понравилась, но он ничего не ответил, а снова уселся в кресло.

Повисла долгая, очень долгая пауза.

– Выпить не предложишь? – спросила Натали весело.

Миллз даже не взглянул на нее.

– Это твой дом. Твои напитки. Пей на здоровье.

Девушка встала и подошла к столику. Наполнила стакан на три дюйма, бросила в него кубик льда. Ее узкая спина оставалась прямой, руки не тряслись, но зато дрожали губы.

– В чем дело, Цезарь? – спросила она, не поворачиваясь к нему.

Натали по-прежнему старалась сохранять легкий и непринужденный тон, но получалось неубедительно.

– Как долго это будет продолжаться? – спросил он в ответ.

Она быстро обернулась:

– Что будет продолжаться?

– Ты знаешь что… – Он обвел комнату широким жестом. – Как долго я буду торчать у ворот, изображая лакея? Как долго буду пробираться тайком в твою спальню, избегая Франклина, который знает, что происходит на самом деле, но прикидывается, что не знает?

– Но как же быть? – спросила она хмуро.

– Можем пожениться. Сколько раз повторять? Можем жить тут. У тебя есть собственные деньги. Серф не сумеет их отобрать.

Миллз осушил стакан и резким движением поставил его на каминную полку.

– Можем пожениться, – повторил он.

– Нет, не можем.

– Можем! Скажи отцу правду. Ему же все равно. Может, он и переживал поначалу, сразу после аварии, но не теперь. А я живу так целых два года и не могу к этому привыкнуть. В общем, не обманывай себя: твоему отцу нет до нас дела, понимаешь?

– Нет, есть, – резко возразила она.

Миллз встал и, засунув руки в карманы халата и склонив голову чуть набок, оглядел ее с чуть заметной усмешкой на бледных губах.

– А я тебе говорю: нет.

Они говорили негромко, но чувствовалось напряжение: и Миллз, и Натали сдерживались, потому что, по-видимому, привыкли не давать выхода своим темпераментам. Обоим было что терять, и оба не хотели, чтобы ситуация вышла из-под контроля.

– И я объясню почему, – продолжал Миллз. – Посмотри, как он с тобой обращается. Как часто он заходит тебя навестить? Дважды в день. – Миллз смолк и, сделав нетерпеливый жест, сказал: – Я знаю, что ты думаешь.

– И что же?

– Ты думаешь: он заходит к тебе дважды в день, потому что больше не может выдержать. У тебя есть нелепая идея: его будто бы мучит совесть. Ты думаешь, что каждый раз, когда он приходит к тебе в комнату и видит тебя в инвалидном кресле или в постели, да еще с этим обиженным выражением – «все меня бросили», – какое ты умеешь напускать на свое стервозное личико… ты думаешь, что это колет его прямо в сердце. Так ведь?

– К чему эти грубости? – спросила Натали, и я увидел, как сжались кулачки у нее за спиной.

– Так ты думаешь? – повторил Миллз.

– Да! Я знаю, что его мучит совесть! – крикнула она вдруг громко и резко. – Знаю, что у него нет сил меня видеть, и я очень этому рада. Слышишь? Рада!

– Пора тебе перестать обманывать саму себя, – заметил Миллз тоном ниже. Он вел себя очень самоуверенно. – Пора посмотреть в лицо жизни, детка. Ты перестала для него что-либо значить, как только он женился на своей блондинке.

– Не надо об этом говорить! – вскрикнула она. – Хватит, Цезарь! И не называй меня деткой. Это вульгарно и невыносимо!

– Если мы не поговорим об этом сейчас, то мы больше вообще ни о чем говорить не будем, – сказал он.

Миллз прошел через всю комнату, взял с дальнего стола серебряную коробочку и вынул из нее сигарету.

– Но как хочешь, – закончил он.

– Что ты имеешь в виду?

– Очень простую вещь. Завтра я сдаю свои красивые сапоги и фуражку. Хватит стоять за твоими воротами. Хватит пробираться к тебе в комнату через черный ход. Вот это я имею в виду.

Натали вдруг захохотала. Смех у нее был крайне неприятный.

– И ты, значит, все это бросишь?

– Если ты про дом и прочее добро, то да, детка. – Он закурил и выпустил дым через ноздри. – Или мы женимся, или я ухожу.

– Но я не могу выйти за тебя, Цезарь, – сказала Натали. – По крайней мере, пока отец жив. Не могу.

– Ты думаешь, к тому времени, когда он умрет, найдутся желающие на тебе жениться?

– Почему нельзя оставить все, как раньше? У тебя есть все, что ты хочешь. И даже свобода. Я ведь не мешаюсь в твои дела.

Миллз подошел к девушке, схватил за запястье и притянул к себе.

– Не хочу больше быть твоим лакеем в спальне, – сказал он.

Натали дала ему пощечину. Удар ее ладони по тугой загорелой щеке прозвучал громко, как пистолетный выстрел.

Некоторое время они смотрели друг на друга, потом Миллз отпустил Натали и отошел от нее с усмешкой.

Натали опустилась на диван – почти упала, словно ее вдруг покинули силы.

– Прости, я не хотела, – сказала она.

– Ну, ты же не думаешь, что я обиделся, – ответил Миллз со смехом. – Я задел тебя за живое, детка. Рано или поздно все должно было кончиться. Что ж, я думаю, это и есть финал. С меня хватит.

– Пожалуйста, не говори так. Ты сам не понимаешь, что говоришь. Ты разозлился. Я пойду. Завтра поговорим.

– Завтра тебе не с кем будет говорить. Я ухожу.

Миллз швырнул окурок мимо камина. Натали перевела взгляд на тлеющий окурок, ее губы были плотно сжаты. Увидев, что она смотрит на окурок, Миллз прижал его ногой и раздавил.

– Вот так, – сказал он спокойно.

– Цезарь, пожалуйста…

– Вот так, – повторил он. – Вот так с нами будет.

Повисла долгая напряженная пауза. Затем Натали сказала:

– Тебе будет не хватать этого дома и денег. Тебе будет не хватать всего, что я для тебя делала.

– Детка, до чего же ты любишь обманывать саму себя. Мне не будет хватать этого дома и твоих денег? Но это же не единственный в мире дом, и ты не единственная богатая девушка. Так чего мне не будет хватать?

– Давай не будем продолжать, Цезарь, – сказала она, сжимая кулаки и выпрямляясь.

– Больше и не будем. Я найду другую девушку, такую же хорошую и такую же богатую. Завтра же найду. Это несложно. Город просто кишит такими, как ты, девушками, которым нужен мускулистый парень для забавы. Которым нравится покупать своему парню костюмы и пускать его в свой дом. А потом подзывать щелчком пальцев, когда захочется с ним переспать. А знаешь, почему они этого хотят? Или лучше не углубляться? – Он рассмеялся. – Богатые, избалованные девушки попросту не могут придумать ничего лучше, как купить красивого парня. В общем, детка, ты не первая и не последняя. Если хочешь удержать меня, давай поженимся. Выходи за меня, и я запущу лапы в твои деньги. И это единственная причина, по которой я на тебе женюсь.

– Ты сказал, что я не первая? – спросила она, прикрыв глаза и с отрешенным выражением лица.

Натали откинулась на спинку кресла, и было видно, что лицо у нее сразу осунулось и стало серым.

– Ну да, сказал. Разумеется, ты не первая и не последняя.

– Нет, – сказала она тихо. – Я могу стать у тебя последней.

– Не рассчитывай на это, детка. Не рассчитывай. – Миллз допил виски, зевнул и пригладил волосы. – Ну что, пора баиньки. Надоело все это. А ты лучше поезжай домой.

Она открыла глаза и спросила холодно, но с дрожью в голосе:

– А завтра?

– А завтра я съезжаю отсюда к черту.

Она медленно поднялась:

– Ты действительно уезжаешь?

– Да что с тобой такое? – спросил Миллз. – Я не ясно выразился, что ли? С меня хватит. Я ухожу. Сматываю удочки. Сваливаю. Освобождаю площадь. Машу тебе ручкой. Понятно или нет? Отрясаю прах этой любви со своих ног. Собираюсь забыть, как ты выглядишь, как живешь, что говоришь. И это будет долгий и прекрасный праздник, детка.

Натали стояла неподвижно, сдерживая себя.

– А Аните ты тоже так говорил? – спросила она.

Миллз взглянул на Натали испытующе и засмеялся.

– А ты не дура. Так ты про нее знаешь? Ну что ж, это длилось недолго, и ничего в ней особенного не было. Ей не хватало твоего молодого энтузиазма. – Он снова приложился к стакану виски. – А не попробовать ли тебе закрутить с Франклином? – спросил он и снова засмеялся. – Он, правда, староват, но зато наверняка очень пылкий.

Натали на секунду повернулась к парню спиной и быстро сунула руку в сумочку. Рука вынырнула с автоматическим кольтом 25-го калибра. Никелевая пластина на пистолете блеснула, отразив свет лампы, и отсветы пробежали по потолку.

Послышался щелчок – это она сняла пистолет с предохранителя. Миллз повернулся как раз в тот момент, когда Натали наставила на него оружие.

– Ты не уйдешь, Цезарь, – тихо сказала она.

Теперь она стояла ко мне спиной. Я не видел выражения ее лица, зато хорошо видел лицо Миллза. Самоуверенная улыбка соскользнула с него, как рыба с прилавка торговца. Он стоял неподвижно, не дыша, с широко открытыми глазами.

– А ну-ка убери пушку, – прошептал он непослушными губами. – Не дай бог, выстрелит.

– Обязательно выстрелит, – сказала Натали и немного отступила к окну. – Да, Цезарь, так и будет. Лучше не двигайся. Я знаю, как обращаться с этой штукой. Дочь миллионера может себе многое позволить. Например, научиться стрелять. Я хорошо стреляю, Цезарь.

– Но послушай, детка…

– Я тебя просила: не называй меня деткой. Молчи и не двигайся. Теперь моя очередь говорить.

Она находилась теперь у самого окна, в каком-нибудь метре от меня. Я даже чувствовал запах ее волос.

Сам я застыл и оставался неподвижен, как труп. Было неясно, насколько быстро она способна действовать. Одно неосторожное движение – и она, обернувшись, всадит в меня пулю. А расстояние такое, что промахнуться трудно. От этой мысли меня прошиб пот.

– Я знала, что это должно случиться рано или поздно, – сказала Натали. – И что рано или поздно мне придется это сделать. Ты не тот человек, Цезарь, с которым можно заключать сделки. Но ты красив и силен, и иногда с тобой весело. Но не всегда. С тобой не всегда весело. Время от времени в тебе просыпается подлый, злобный, грязный и мелкий эгоист. И не думай, что тебе удавалось меня обманывать. Нет, не удавалось. Я знала об Аните. Я видела вас вместе. Ну и свинья же ты, Цезарь, красивая свинья. Да, мне хотелось продолжать наши отношения. Но я знала, что рано или поздно тебе надоест и ты найдешь другую. И я знала, что найти другую тебе ничего не стоит. И я знала, что ты будешь рассказывать обо мне своей новой шлюхе. Ты не сможешь удержаться и не рассказать, Цезарь. Ты и со мной так поступал. Думаешь, приятно было лежать с тобой рядом и слушать про других твоих баб? И понимать, что когда-нибудь ты будешь так же обсуждать с кем-то меня? Но нет, Цезарь, тебе не придется никому никогда про меня рассказывать.

– Ты сумасшедшая, – сорвалось у Миллза.

– Нет, я не сумасшедшая. Если бы я разрешила тебе уйти отсюда, то я была бы сумасшедшая, но ты отсюда не уйдешь. Утром тебя найдут, потом начнется расследование, установят, что убийца – женщина, но не смогут доискаться, кто именно. Их ведь было так много! Да, Цезарь? Целые полки! И каждой из них когда-нибудь хотелось тебя застрелить. Нет, не думаю, что меня заподозрят. В этом гребаном городе всем известно, что я не могу ходить. Тогда как же я могла сюда приехать и застрелить тебя? Подумать могут, это ведь мой дом. Но стоит им поговорить с доктором Маккинли, и он им скажет: нет, она не может ходить. Не признает же он, что я водила его за нос столько времени. Правда, есть еще верный Франклин. Он-то знает, что я приезжаю сюда на свидания с тобой. Но он будет очень рад узнать, что тебя застрелили, ему это даже очень понравится, Цезарь. Он тебя терпеть не может, и он меня не выдаст.

Миллз пробормотал непослушными побелевшими губами:

– Опусти пушку, дурочка. Не целься в меня! Опусти ее!

– Прощай, Цезарь, – сказала Натали и прицелилась ему в голову. – Теперь ты будешь одинок. Ты и не понимаешь, что это значит. Но ты будешь одинок. Ты будешь одинок в своей могиле, когда умрешь, Цезарь.

– Не стреляй! – крикнул он и выставил вперед руки.

Миллз знал, что Натали выстрелит, и понимал, что ничего не может с этим сделать.

Но в этот момент я двинул ее кулаком по локтю. Грохнул выстрел. Рука Натали онемела от удара и выронила пистолет.

Натали развернулась и вцепилась в меня. Ее ногти скользнули по моему лицу, я схватил девушку, но она вывернулась и выбежала в сад.

Я позволил Натали убежать, только проводил взглядом ее силуэт, удалявшийся по залитой лунным светом садовой дорожке к воротам и далее к машине.

4

– Привет, приятель, – сказал Миллз. – Значит, иногда ты являешься вовремя.

Он внезапно опустился на диван, – видно, ноги не держали. Капельки пота покрывали его лицо.

– Выпить хочешь? Я-то очень хочу, – предложил он.

Я вошел в комнату, вытирая платком кровь на шее. Одна царапина кровоточила, другие особенно не беспокоили.

– Что, разволновался?

Я присел на ручку дивана – на то самое место, где только что сидела Натали.

– Да, ближе к смерти ты никогда не будешь.

– Это верно, – подтвердил Миллз.

Он пытался налить виски в стакан, но руки дрожали так, что напиток проливался на ковер.

– Давай-ка я налью, – сказал я, забирая у него бутылку.

Миллз откинулся в кресле. Пот по-прежнему лил с него градом. Помнится, Олаф Крюгер говорил, что если в бою с Миллзом один раз сделать точный удар, то ему сразу поплохеет. Можно сказать, Натали сделала хороший удар.

Я налил до краев два стакана, один передал Миллзу, а из второго промочил свою пересохшую глотку. Это был мой лучший глоток виски за последние двое суток.

Миллз справился со своей порцией в три глотка, словно пил воду. Осушив стакан, он попросил еще:

– Налей столько же. О боже! Эта сучка так меня перепугала. Если бы не ты, она бы меня убила…

– Да, все к тому и шло, – заметил я, наливая ему второй стакан. – Удивительно, как ты остался жив. Если бы мне не нужно было с тобой поговорить, я бы дал ей тебя застрелить.

Он попытался улыбнуться.

– Ты теперь мне друг, – сказал он. – Я твой должник. Ну я и влип! Она сумасшедшая. Ты понимаешь? Это все равно что на гремучую змею наступить. Я уже думал, все кончено. Слышал, что она говорила? «Ты будешь одинок в своей могиле». Отлично сказано, особенно когда отправляешь человека на тот свет. Вот по этой фразе и видно, что она чокнутая.

Я передал ему второй стакан – такой же полный, как и первый, – и сказал: