Текст книги "Ты будешь одинок в своей могиле"

– Слушай, Вик, – говорил мне Керман, – а ведь смотри какая штука. Ты ничего не узнаешь о человеке, пока он не умрет. Я, например, понятия не имел, что у Эда есть жена и двое детей. Он про них никогда не рассказывал. И что мать у него жива, не говорил. Он вообще не похож был на семейного человека, скажи? Ну, я имею в виду, как он кобелировал.

– Да заткнись ты! – прикрикнул я на него. – Для чего нам сейчас говорить про его семью?

Керман вытащил носовой платок и промокнул лицо.

– Ну да, незачем, – согласился он. Потом, подумав, попробовал сменить тему: – Хорошо бы тут малость прохладнее стало. Можно тепловой удар заработать. Все не так. Вот вчера вечером…

– И про погоду не надо, – сказал я.

– Ладно.

Последовало молчание, и пока мы ехали по Маркет-стрит, я припоминал все, что происходило этим утром у меня дома.

Приезжала Паула. Она рассказала, что Брендон уже повидался с ней и допросил по поводу Бенни. Она сообщила ему то же, что и я: Бенни уехал в Сан-Франциско на выходные. Дел у него там не было. Просто поехал на экскурсию. Он это любил, добавила Паула. Я говорил капитану примерно то же. Брендон нам, конечно, не верил, но поделать ничего не мог, поскольку убийство Бенни произошло вообще не на его участке.

Пока мы беседовали с Паулой, явился Джек Керман. Мы поговорили о Бенни, а потом Керман сообщил мне, что у Барклая алиби неуязвимое, как подводная лодка. Барклай, как он и говорил, действительно проводил время с Китти Хитченс и вышел из ее квартиры не раньше половины четвертого на следующий день после убийства Даны. Так что версию с Барклаем можно забыть.

Затем я рассказал Пауле и Керману про Аниту Серф. После этого они прошлись по моим комнатам с таким видом, что я понял: они мне не верят. И действительно, поверить было сложно: никаких следов пребывания Аниты в моем доме не осталось. Но они оба помнили, что у меня была желтая подушка. И исчезновение подушки в конце концов убедило их в том, что мне ничего не привиделось. А еще их убедила рана на моем затылке.

Пауле не хотелось ехать в Сан-Франциско, а я сказал, что поеду. Около часа дня я позвонил в аэропорт Оркид-Сити и заказал аэротакси.

Полет не способствовал улучшению моего состояния, а кроме того, я продолжал думать о Бенни. Мы были знакомы около четырех лет. Работали вместе и вместе играли. Он был парень безответственный, даже ненормальный, но мне он нравился. И было грустно, что его больше нет.

Керман заметил, что доказательств, подтверждающих связь убийства Эда с убийством Даны, Лидбеттера и Аниты, нет. Да, доказательств не было, но я даже не сомневался: эти убийства были связаны. Керман выдвинул идею, что Эд увлекся азартными играми, много выиграл, а потом кто-то его ограбил, убил, забрал весь выигрыш, а труп выкинул в залив.

Керман не очень-то держался за эту версию, но напоминал мне, что Эд был парень неуемный и запросто мог попасть в такую заваруху.

Я же оставался при своем мнении. Эд был на задании. Может, ему и не хватало тормозов, но только не на работе. А в тот день он работал. Он приехал во Фриско около половины пятого вчера днем. А в час ночи копы выудили его тело из Индиан-бэйсин. При этом врачи говорят, что к тому моменту он был мертв уже около четырех часов. Если так, значит его убили около девяти вечера, всего через четыре с половиной часа после того, как он приехал в город. Этого времени достаточно, чтобы начать расследование частной жизни Аниты Серф. Но совершенно недостаточно для того, чтобы отправиться играть. Мы все следовали такому правилу: сначала работа, потом игра, и Эд не был исключением.

Может быть, за ним кто-то следил во Фриско? Если Эда убили около девяти вечера, то убийца вполне мог успеть на самолет и прилететь в Оркид-Сити. И там застрелить Аниту.

«Где доказательства?» Керман спрашивал меня с таким видом, как будто это пустые фантазии. Может, и фантазии. Доказательств у меня не было, но интуиция подсказывала, что я прав, а я всегда полагался на нее, особенно в тех случаях, когда не было доказательств, как сейчас.

Такси привезло нас на Третью улицу и остановилось возле полицейского управления.

– Разговаривать с ними буду я, – сказал я Керману.

Мы поднялись по истертым ступенькам и спросили у идущего со смены копа, где тут дежурный лейтенант. Коп оказался вежливым и, хотя собирался отдыхать, изменил маршрут и отвел нас к дежурному.

Я представился дежурному и сказал, зачем мы приехали. Тот сразу велел патрульному отвести меня и Кермана в убойный отдел. Патрульный провел нас по лестнице и потом по коридору до маленькой комнаты, занимаемой отделом.

Там стояло четыре стула и два письменных стола. Окно было зарешечено, стены и даже потолок выкрашены желтой краской. Пахло потом, грязью и рвотой, как пахнет почти во всех полицейских участках.

Мы сели и стали молча ждать. Прошло минут пять, затем дверь открылась, и вошли двое в штатском.

Один – здоровый, с квадратным лицом, тяжелым взглядом, плотно сжатыми губами, большими ступнями (в общем, типичный коп) – пригласил нас сесть на стулья с прямыми спинками, а вошедшему с ним парню велел сесть за другой стол.

– Меня зовут Данниган, – представился он так, как будто гордился этим обстоятельством. – Начальник следственной бригады по району. Вы родственники покойного?

Было странно говорить о Бенни как о покойнике, мне сделалось не по себе.

– Нет, – ответил я, – мы не родственники, просто друзья.

Я назвался, представил Кермана, и у Даннигана явно испортилось настроение. Значит, Брендон ему о нас рассказывал.

– Надо его опознать, – сказал он. – Запишите вон там ваши фамилии и адреса, и я проведу вас в морг.

Мы перешли к столу, за которым сидел второй полицейский в штатском, взяли у него пару бланков и заполнили.

Затем мы отправились вслед за Данниганом: по коридору, вниз по лестнице, во двор и через него к кирпичной пристройке.

В морге на длинном мраморном столе лежали три тела, накрытые простынями. Служитель в белом халате отдернул простыню с трупа, лежавшего посередине.

– Это он? – спросил Данниган.

Да, это был Бенни.

– Да, – ответил я.

Коп посмотрел на Кермана. Лицо у того было цвета рыбьих внутренностей.

– А вы что скажете?

Керман только кивнул.

Служитель накрыл лицо Бенни простыней.

– Ничего, не переживайте, – утешил нас Данниган. – Все скоро там будем. Вашего приятеля ударили мешком с песком по затылку. Воды он уже не почувствовал. Ну, пойдем отсюда.

Когда мы вышли во двор, у меня снова заболела голова.

5

Коридорный в гостинице, мрачный тип лет тридцати трех, провел нас по лестнице и дальше по полутемному коридору. Форма этому высокому парню была явно мала. Он шел какой-то танцующей походкой, выпячивая зад: то ли штаны узкие, то ли он таким уродился – я никак не мог понять. Впрочем, это не имело значения.

Коридорный открыл дверь и прошел в комнату первым, следом за ним мы с Керманом. Две кровати, столик из плетеного бамбука, кресло такого вида, будто в него как-то раз присел слон, ковер, на котором когда-то был ворс (только ковер давным-давно потерял его вместе с самоуважением, и вот теперь местами зияла тканая основа: у самой кровати, у окна и возле кресла – там, где по нему ходили чаще всего). Над одной из кроватей висела цветная репродукция: симпатичная девушка на приставной лестнице. У подножия лестницы был изображен пес: он смотрел на девушку и скалился. Девушка притворялась, что стесняется, но у нее не очень получалось. Над второй кроватью была другая репродукция с той же девушкой. На этот раз она стояла на стуле, задрав платье до самой шеи, и снизу на нее таращился не собачий, а мышиный самец.

– Душевая вон там, – показал пальцем коридорный. Он подошел к окну, раздвинул жалюзи и открыл ставни. – Тут все работает, надо только правильно обращаться. Будьте осторожны с душем. Он немного староват, так что поаккуратнее с ним. – Коридорный возвел свои крысиные глазки к потолку, а потом оглядел нас с головы до ног. – Больше ничего не надо? – В его голосе чувствовались ожидание и надежда.

– А что у вас еще есть? – спросил Керман, переходя из ванной в комнату.

– Алкоголь, женщины, дурь, – предложил коридорный. – Если заплатите, могу достать. Знаю одну блондинку, она явится через три минуты.

Мы сошлись на алкоголе.

Когда парень удалился, Керман спросил:

– Слушай, нам обязательно было останавливаться в таком клоповнике? Не хватило денег на что-нибудь поприличнее?

Я подошел к окну и выглянул наружу. Керман встал рядом, и я показал ему здание на другой стороне улицы, прямо напротив нашей гостиницы. Нижние этажи занимали явно бедняцкие квартиры. На первом располагалось фотоателье. Крупные черные буквы «Луис» выступали на желтом фоне.

– Вот, посмотри, – сказал я. – Отсюда Эд начал свое расследование. Погоди-ка, тебе будет интересно.

Я открыл чемодан и вытащил со дна фотографию Аниты Серф, которую взял в спальне Барклая.

– Ты ведь этого еще не видел? – И я рассказал Керману о том, как заполучил снимок. – Эд сказал, что, как только приедет сюда, займется этой карточкой. Я сделал для него копию перед отлетом. – Я перевернул фотографию и показал Керману штамп с фамилией и адресом. – Вот почему мы здесь, – заключил я, кивнув в сторону фотоателье.

– Заведение так себе, – заметил Керман.

Я забрал у него снимок и спрятал в чемодан.

Потом сел на кровать. Голова болела ужасно, хотелось выпить. Где носит этого коридорного?

Инспектор Данниган задал нам целую кучу вопросов, а что мы могли ответить? Только то, что Эд приехал сюда на выходные на экскурсию и мы понятия не имеем, как он оказался в Индиан-бэйсин. Вот и все.

Мне было жаль Даннигана. Он. безусловно, хотел найти убийцу. Но мы ничем не могли ему помочь: иначе нам пришлось бы выдать Серфа. Поэтому, сидя в желтой комнате, мы лгали инспектору в лицо. Он долго рассказывал, что обыскал все гостиницы, и это меня беспокоило. Рано или поздно он обнаружит, что Эд остановился в том же шалмане, что и мы сейчас, а это выведет его на фотоателье напротив. Впрочем, я сомневался, что так получится. Некоторые копы бросают дело на полпути, и возможно, он был именно из таких.

– Ну, что будем делать? – спросил Керман.

Он осторожно сел в кресло: оно выдержало, но еле-еле.

– Сегодня вечером ничего, – ответил я. – Все уже закрыто. А завтра утром возьмемся за дело. Надо выяснить в подробностях, что делал Эд. Где-то он допустил ошибку и раскрыл свои карты, это надо отследить. Самый быстрый способ, Джек, такой: я в точности повторяю то, что делал Эд, а ты меня страхуешь. Завтра утром я пойду в это фотоателье и покажу фотографию Аниты хозяину, Луису. Что будет дальше, я не знаю, но что-нибудь да будет. А твоя задача – следовать за мной как тень, но так, чтобы тебя не замечали. Если я нарвусь на проблемы, ты должен появиться и вытащить меня. Я попру напролом, как будто Эд тут никогда не бывал. Может, для меня это тоже кончится утоплением, но тогда ты должен оказаться рядом и выловить меня. Понял?

Керман пригладил свои щегольские усики и ответил, что все понял.

– Я предложил бы сделать наоборот, – заметил он. – Ты – телохранитель, а я сыщик. Но пусть будет по-твоему.

В дверь постучали, и вошел коридорный. Он принес две бутылки виски, имбирную газировку и стаканы. Все это он поставил на бамбуковый столик.

Керман оглядел принесенное и спросил:

– А третий стакан для кого?

Коридорный ухмыльнулся:

– А вдруг вы один разобьете? Или, может, захотите кого-нибудь угостить? Третий стакан всегда пригодится, мистер. Сколько выпивки прошло мимо меня, потому что не было третьего стакана.

– Ладно, давайте все выпьем, – предложил я. – Наливай по полной, Джек!

Я спросил у коридорного, как его зовут.

– Картер, – ответил он.

Картер вытащил мятую сигарету из подкладки своей фуражки, сунул в рот и закурил.

– Ты давно здесь работаешь? – спросил я, полулежа на кровати и глядя поверх его головы на картинку: девушка на лестнице. (Интересно, что этот пес там видит такое, чего не видно мне, и что заставляет его так скалиться?)

– Десять лет, – ответил парень. – Когда я сюда попал, это было неплохое место. Но война все испортила. Война вообще все испортила.

Керман протянул ему полный до краев стакан. Картер понюхал, пригубил и прополоскал зубы.

– Ну что, верно я говорил насчет третьего стакана? – спросил он, когда наконец сделал глоток.

Я выложил на ладонь четыре таблетки аспирина и намочил их из стакана. Коридорный смотрел на это с интересом.

– Хочешь немного заработать? – спросил я его.

– Каким образом?

– Придется напрячь память.

Он снова отхлебнул, снова прополоскал зубы и сделал глоток.

– А что мне там напрягать?

Я вынул из бумажника фото Эда Бенни и протянул Картеру:

– Видел когда-нибудь этого парня?

Он не взял фотографию в руки, а наклонился и посмотрел. Швы на его штанах натянулись, но не разошлись.

Картер выпрямился, разом допил свой виски, поставил стакан на столик и направился к дверям.

– Пока, ребята, – сказал он, взявшись за дверную ручку. – Отлично все начиналось, но в конце вы меня, конечно, надурили. Копы угощают выпивкой! Это в обмен на что, спрашивается? Я должен кого-то выдать? Нет, не на того напали. Ничего я вам не скажу. Я с копами не разговариваю.

Керман поднялся из кресла, взял коридорного сзади за шею и усадил на кровать рядом со мной.

– А что, мы похожи на копов? – спросил он со злостью. – А не сломать ли ему шею, этому уроду?

– Так вы не легавые?

Я достал двадцатидолларовую банкноту и положил перед ним на кровати.

– А мы что, ведем себя как легавые?

У него в глазах появился жадный блеск.

– Ну, я бы не сказал, – ответил Картер, облизывая губы. – Они тут уже были сегодня днем. Много чего спрашивали. И фотографию этого парня показывали. Фото из морга.

– Так он жил здесь?

Рука коридорного потянулась к банкноте.

– Ну да, жил. Наш управляющий не любит, когда тут появляется полиция. Поэтому он им сказал, что не знает этого парня.

Я взял банкноту и передал ему.

– Дай ему еще выпить, – попросил я Кермана. – Разве не видишь: у него жажда.

– А вы никому не скажете? – спросил Картер с беспокойством. – А то меня ведь выгонят отсюда…

– Ты меня удивляешь, – сказал Керман. – А то я уже подумал, что тебя только одна вещь на свете интересует. Вот эта. – И он сунул в руку коридорному еще один полный стакан.

– Послушай, Картер, – сказал я, когда он снова начал свою процедуру отхлебывания и полоскания зубов. – Этот человек – наш друг. Кто-то огрел его по голове и выбросил в Индиан-бэйсин. И мы пытаемся узнать, как и почему это случилось. Ты что-нибудь знаешь?

Коридорный покачал головой:

– Нет, ничего. Он въехал в гостиницу вчера в пять дня. Занял номер вон за этой стеной. Почти сразу вышел на улицу. И все, больше я его не видел.

– А вещи он оставил тут?

Картера прищурился:

– Оставил. Но их забрал управляющий. Ему положено. Парень ведь не заплатил за номер.

– Тащи их сюда! – приказал я.

Коридорный вытаращился на меня в недоумении.

– Не могу, – сказал он. – Если начальство увидит…

– Давай тащи, а то я сам поговорю с твоим управляющим.

– Сейчас?

– Да! Сейчас!

Он поставил на столик недопитый стакан виски и, поразмыслив о чем-то, направился к двери.

– А мне за это что-нибудь причитается? Или за все про все двадцать баксов?

– Еще десятку получишь.

Как только он вышел, Керман сказал:

– Смотри-ка, нам повезло. Только как ты догадался, что Эд останавливался здесь?

– А для чего, по-твоему, мы здесь остановились? Ну-ка, плесни мне еще. У меня от разговоров с этой крысой голова разболелась.

Пока он наливал, я снова открыл чемодан и достал фотографию Аниты. Положил ее на кровать лицом вниз.

– Думаешь, он ее узнает? – спросил Керман.

– Посмотрим. Он же сказал, что десять лет здесь работает.

Головная боль стихала, но еще ощущалась.

Я выпил еще две таблетки аспирина вместе с виски.

– Ты слишком много глотаешь этой дряни, – покачал головой Керман. – И виски тоже хватит хлестать. Тебе к врачу надо.

Коридорный вернулся с чемоданом и положил его на кровать. Крысиная мордочка выражала озабоченность.

– Но я должен потом отнести его назад, – сказал Картер. – А то мне мало не покажется…

Я полез в чемодан. Собственно, я и не ожидал найти там ничего особенного, и так оно и вышло. Обычный чемодан человека, который побросал туда все, что может пригодиться на выходных.

Вот только одной вещи там не было. Фотографии Аниты. Я уложил вещи обратно, закрыл и поставил чемодан на пол.

– Все в порядке, – сказал я. – Тащи его назад. – Я вынул десятидолларовую купюру и положил на кровать. – Можешь взять, но только держи рот на замке. Ты понял?

Парень подобрал купюру и схватил чемодан.

– Больше ничего не нужно? – спросил он вдруг, словно ему не хотелось нас покидать.

Я повернул фотографию Аниты лицом вверх и пододвинул к нему поближе:

– А вот эту леди ты никогда не видел?

Картер сунул купюру в карман, поставил на пол чемодан и взял фото. Подержал его на расстоянии вытянутой руки, рассматривая.

– Похожа на Аниту Гэй, – сказал он, весело взглянув на меня. – Это она, что ли? Ни фига себе. Сколько лет прошло. Ну да, Анита Гэй.

– Давай колись, – сказал я. – Кто эта Анита Гэй? Чем занимается? Где ее найти?

– Где найти, не знаю, – с сожалением ответил он и положил фото на кровать. – Я ее давным-давно не видел. Она тут работала в клубе «Брасс-рейл». Это надо было видеть. А перчатки с меховой оторочкой!.. Парни так и падали.

– Что за «Брасс-рейл»?

– Вы что, не знаете «Брасс-рейл»? – удивился коридорный. – Ну, это большое заведение с пивом и варьете на Бэйшор-бульваре. Я туда перестал ходить с тех пор, как Анита ушла. А она не вернется, нет?

Я вспомнил лицо в крови и огромную дыру во лбу.

– Нет, – ответил я. – Не вернется.

Глава седьмая

1

Наутро я вышел из гостиницы около одиннадцати. Ночь выдалась жаркая, спал я плохо, а когда сумел заснуть с помощью аспирина и виски, то проспал уже почти до десяти.

Керман не стал меня будить, считая отдых лучшим лечебным средством для того, кто получил по голове мешком с песком. Однако мне в это не верилось: башка по-прежнему трещала, состояние было паршивое.

Выпив побольше крепкого черного кофе и забросив в организм еще пару таблеток аспирина, я принял горячий душ и только после этого почувствовал, что готов приступить к работе.

К фотографу я решил наведаться попозже. Лучше попытаться разузнать про Аниту в «Брасс-рейл», а уже потом побеспокоить мистера Луиса.

Керман удивился и спросил, не трушу ли я встретиться с этим Луисом?

– Нет, не трушу, – ответил я. – Просто хочу побольше узнать, прежде чем кто-то вышвырнет мой труп в Индиан-бэйсин. Это фотоателье – место непростое, а я прислушиваюсь к своей интуиции.

Керман тоже очень уважал мою интуицию, особенно на скачках, так что он согласился, что сначала надо сходить в «Брасс-рейл».

Он вышел из гостиницы прежде меня. Я не боялся, что он потеряет меня из виду. Керман отлично умел следовать за людьми, оставаясь невидимым, к тому же я не собирался создавать ему трудности.

Выйдя из гостиницы, я спросил у полицейского, где тут «Брасс-рейл»? Тот ответил:

– На углу Бэйшор-бульвара и Третьей, идти минут десять.

Пока он это объяснял, я рассматривал фотоателье на другой стороне улицы. В окошке над дверью горел свет, но больше ничего разглядеть не удавалось, разве что сотни глянцевых фотографий в витринах и на двери.

Я поблагодарил полицейского и отметил про себя, что в Сан-Франциско у полиции манеры получше, чем в Оркид-Сити. У нас коп, если спросить его, как пройти, в лучшем случае пошлет совсем не туда, куда вам надо, чтобы вы его больше никогда не беспокоили, а то еще притянет за оскорбление.

Клуб «Брасс-рейл» оказался обычным низкосортным заведением, каких полно в любом большом городе, где население не слишком разборчиво по части развлечений. Хозяину не помешало бы покрасить заново фасад и протереть загвазданные латунные перила. Внутрь вели три двойные распашные двери, отдельно на улице стояла касса, а в витрине красовалась куча фотографий в рамках – просто не оставалось свободного уголка.

Над козырьком кассы метровыми буквами из потускневшего хрома было написано: «Брасс-рейл». Ночью эта надпись подсвечивалась лампочками и выглядела наверняка привлекательнее, чем днем, как и само здание, поскольку в темноте нельзя разглядеть, насколько все обветшало. Еще одна утыканная лампочками надпись пониже гласила: «50 высоких загорелых великолепных девчонок».

Я прошелся вдоль витрины, рассматривая фотографии, и заключил, что ничего особенного в здешнем варьете не было. Ничего такого, что могло бы поставить на уши этот или любой другой город. Там выступали самые обыкновенные комики – лица непроницаемые, глаза бегают, костюмы кричащие. На такого посмотришь – и сразу понимаешь, какую шутку он сейчас отмочит. Девчонки тоже так себе. Свои прелести они не прятали. Стринги и деланые улыбки. На одной, впрочем, была шляпа, но это выглядело прямо-таки перебором в одежде. Пятьдесят высоких загорелых великолепных девчонок были действительно высокими, загорелыми, но весьма потрепанными.

Пока я все это разглядывал, отворилась дверь, и на солнышко вышел паренек, лицом похожий на хорька. На парне был неопрятный пиджак из верблюжьей шерсти, сдвинутая набекрень фетровая шляпа и ботинки якобы из акульей кожи, которые он явно ни разу не чистил с тех самых пор, как купил (то есть довольно давно, если судить по трещинам).

– Послушайте, а кто здесь главный? – спросил я. – Кто у вас менеджер?

Он оглядел меня, отхаркнулся и сплюнул прямо на тротуар.

– Приезжий? – спросил он хрипло.

«Видимо, охрип, пытаясь завоевать здешнюю публику старыми шуточками», – решил я.

– Да, приезжий, – подтвердил я и повторил свой вопрос.

– Тебе нужен Ник Недик, – ответил наконец артист, и лицо его при этом перекосилось.

Затем из парня вылился целый поток ругательств – казалось, что прорвало трубу. Похоже, он был не очень высокого мнения о руководителе. Истощив свой словесный запас, парень сказал:

– Вверх по лестнице, вторая дверь направо после круглого лобби. И когда повстречаетесь с ним, плюньте ему на манжеты.

С этими словами парень направился прочь от меня по улице, тяжело ступая и склонив голову вперед так, словно мозг его был слишком тяжел и не позволял ему выпрямиться.

Я недоуменно проводил его взглядом: интересно, что его так корчит?

Неподалеку торчал Керман: стоял, прислонившись к фонарному столбу, и делал вид, что читает газету. Он очень хорошо вписался в окружающую обстановку. Вообще, когда Джек изображал бездельника, у него это отлично получалось. Стоять на тротуаре и не привлекать к себе внимания очень трудно, но Керман мог проделывать это часами.

Я толкнул дверь и вошел в фойе. Пожилой чернокожий работник в рубашке с короткими рукавами и в фартуке протирал латунные перила. Тер их так, словно руки у него были очень нежные, а взгляд его бессмысленно блуждал, переходя с предмета на предмет. Судя по тому, что он не обратил на меня никакого внимания, я превратился в невидимку.

На верхней площадке лестницы оказалась еще одна дверь, которая вела в еще одно фойе, круглое. Как и указал мой собеседник в поношенных ботинках, справа обнаружилась дверь с табличкой «Контора».

Я постучал, толкнул дверь и вошел. Кабинет был маленький, захламленный и душный. Письменный стол, два железных шкафа для хранения документов, масса глянцевых фотографий на стенах – вроде тех, что красовались в витрине. Человек в рубашке с короткими рукавами сидел за столом и молотил по клавишам пишущей машинки. Молотил двумя пальцами, но очень быстро. У него была кудрявая черная шевелюра, густая щетина и такой цвет лица, какой бывает у жабы на брюхе.

А в углу у окна я увидел девушку. Раздетую: ее платье лежало на одном из железных шкафов. Белье на девушке было не очень чистое, чулки рваные. Она изогнулась в совершенно фантастической, узлом завязанной гимнастической позе: тело выгнуто назад, словно спина сломана, ноги свисают с плеч, а руки уперты в пол. Я уставился на нее, а она медленно перекувырнулась вперед, встав на ноги, но все еще сохраняя свою позу, а затем сделала еще один кувырок и опять встала на руки, чтобы начать все заново.

– Почему ты на меня не смотришь? – спросила она у кучерявого человека. – Откуда ты можешь знать, хорошо ли я работаю, если даже не смотришь?

Мужчина продолжал стучать по клавишам с таким остервенением, словно от этого зависела его жизнь. Он не поднял голову даже для того, чтобы узнать, кто пришел. Девушка продолжала кувыркаться и доставать этого типа вопросами. Тот не реагировал.

Я же не мог оторвать от девушки взгляда. Зрелище было пусть и не очень изысканное, но совершенно необыкновенное. Наверное, если бы фигурка у нее была потоньше и белье почище, то и номер смотрелся бы получше. Но поскольку денег за просмотр с меня не брали, хорошо было и так. Вот бы Керману показать. Он без ума от женщин-змей, и эта девушка увлекла бы его даже больше, чем меня. Да, много ты потерял, Джек!

Однако нам надоедает все, что слишком часто повторяется. Быстро исчезла новизна и в этом номере. Не исчезало только желание вертеться у самой девушки. Похоже, она могла целый день так кувыркаться и просить кучерявого на нее взглянуть. А кучерявый, похоже, тоже был готов сидеть тут целый день и, не поднимая головы, стучать по клавишам.

В общем, насмотревшись, я похлопал его по плечу. Но даже после этого он не перестал стучать и не взглянул на меня, а только буркнул:

– Шоваугодно?

– Мне надо поговорить с Ником Недиком.

Тут он поднял голову, впрочем продолжая печатать.

– Вон туда, – кивнул он в направлении двери на противоположной стене и снова опустил глаза на свою машинку.

Девушка проделала очередное сальто и жалобно сказала:

– И зачем твоя мать терпела столько боли, когда рожала тебя с глазами? Почему ты ими не пользуешься? Почему не посмотришь на меня?

Мне стало жаль ее, и я сказал:

– Ты отлично работаешь, детка! Поразительно! Никогда такого не видел!

Ее напряженная мордочка показалась между ног. Она оглядела меня, а потом открыла рот и вылила на меня ушат отборной брани. Некоторые из слов, которые она произнесла, я раньше даже не слышал, и это были очень нехорошие слова.

Мужчина за машинкой вдруг залился тонким смехом, но при этом все равно не перестал печатать.

Я не обиделся на эту ругань. То, что девушка вытворяла, было ужасно забавно, а мужик, от которого зависело, дадут ли ей работу, на нее даже не смотрел. Девушка, может быть, годами упражнялась, чтобы вот так завязываться узлом. И может быть, она была голодна. Может, ей нечем было платить за жилье. Ей, скорее всего, не хватило бы духу так обложить этого кучерявого. Он и ударить может. И наверняка ударит – такая у него рожа. В общем, я подождал, пока девушка выговорится, улыбнулся, показывая, что не держу на нее зла, и постучал в ту дверь, за которой должен был находиться мистер Недик.

2

Внутренний кабинет был размером побольше. Там стоял не один стол, а два и имелось целых четыре железных шкафа. Ну и, конечно, фотографий на стенах висело еще больше.

За столом у двери сидела пожилая женщина с грустным взглядом. Под глазами мешки, лицо худое, желтоватое, со следами былой, очень давно увядшей красоты. Теперь ее можно было назвать просто милой. Она возилась с пачками театральных билетов – что именно она делала, я рассматривать не стал.

А напротив двери, за другим столом, сидел какой-то мужчина. Поначалу я увидел только его жирные пальцы, поскольку он читал газету, полностью ею закрывшись. На мизинце поблескивало большое бриллиантовое кольцо. Бриллиант был желтый, как банан. Наверняка получил в качестве платы за долг, подумал я. А может быть, нашел? Во всяком случае, это был не тот камень, который захочешь купить, если ты в здравом уме.

Женщина встретила меня робкой улыбкой. Зубы у нее были фальшивые, как ресницы у хористки, но не такие привлекательные, и я разглядывать их не стал. Этими зубами приходится есть ей, а не мне.

– Я к мистеру Недику, – сказал я, приложив руку к шляпе. – Моя фамилия Маллой. Хотел бы с ним переговорить.

– Ну, не знаю, – ответила женщина, робко поглядев в сторону мужчины с газетой. – Мистер Недик сейчас занят. Не знаю, как быть…

– Тогда не беспокойтесь, – решил я. – Мы с мистером Недиком поладим и без вас. Правда ведь, мистер Недик?

Я подошел к его столу и присел.

Над газетой появилось круглое, как мяч, лицо. Маленькие прищуренные глазки оглядели меня, и газета полетела на пол.

– Правда, правда, молодой человек, – ответил он.

Я сразу понял, в чем его проблема. Ему когда-то кто-то наплел, что он вылитый Сидни Гринстрит[10]10
  Сидни Хьюз Гринстрит (1879–1954) – английский актер, создавший в голливудских фильмах 1940-х гг. образ немолодого элегантного и хитроумного негодяя.


[Закрыть]. Ну да, действительно похож. Но ведь он еще и одевался, как Сидни, и говорил, как Сидни, и это было чересчур.

– Парень, который печатает там на машинке, сказал, что я могу войти, – объяснил я. – Надеюсь, не побеспокоил?

Толстяк рассмеялся, как Сидни Гринстрит. Он, похоже, был доволен произведенным на меня впечатлением.

– Ничего, ничего. И что вам нужно, мистер Маллой?

Я протянул визитку с логотипом «Юниверсал сервисес».

– Ага, Оркид-Сити.

Он постучал карточкой по краю стола и улыбнулся пожилой даме, которая ловила каждое его слово, и продолжил:

– Округ миллионеров, мистер Маллой? Живете там?

– Я там работаю, – ответил я. – Пытаюсь разузнать об одной молодой женщине. Вы ее наверняка помните: Анита Гэй.

Недик прикрыл глаза, и на круглом лице обозначилось движение мысли.

– А что вы хотели бы узнать, мистер Маллой? – спросил он после довольно долгой паузы.

– Хоть что-нибудь, – ответил я, доставая портсигар и протягивая ему. – Я не слишком разборчив. Пытаюсь восстановить ее жизненный путь. Хотелось бы вас послушать. Все, что вы скажете, может пойти на пользу.

Помедлив, он вытащил из портсигара сигарету. Я дал ему прикурить и закурил сам.

– Ну, не знаю, – медленно произнес он. – Я тут занят немного. Нет, вряд ли смогу уделить вам время.

– Я заплачу, – сказал я. – Я же не прошу вас уделить мне время даром.

Он снова засмеялся, на этот раз не так убедительно.

– Вот это по-деловому, мистер Маллой. Мне нравится, когда бизнесмены не юлят. Думаю, вы можете идти, мисс Фендакер, – обратился он к худой женщине. – Скажите там Джулиусу, что в ближайшие полчаса я буду занят.

Мы помолчали, наблюдая, как мисс Фендакер поспешно хватает плащ и шляпку и выходит из кабинета. Судя по ее движениям, она была из тех, кто все делает суетливо. Глядя на нее, можно было подумать, что дом загорелся.

Когда она выходила, я успел посмотреть в открывшуюся дверь, как там акробатка. Девушка все еще кувыркалась. Джулиус перестал стучать по клавишам машинки и теперь перечитывал напечатанное, положив ноги на стол. Дверь затворилась, скрыв эту сцену, и я остался с глазу на глаз с Недиком.