Текст книги "Ты найдешь – я расправлюсь"

Глава 6

1

– Мистер Доусон, не так ли?

Я очнулся от своих кошмарных размышлений, чуть не выронив из рук камеру, и поднял глаза.

Передо мной стояла Джун Чалмерс. Она была в льняном сером костюме и красной шляпке с белым гусиным пером.

Я поднялся на ноги.

– Совершенно верно, миссис Чалмерс.

– Вы ищете моего мужа?

– Мне хотелось повидаться с ним до его отъезда.

– Он скоро подойдет.

Она села в кресло рядом со мной и закинула ногу на ногу, продемонстрировав мне свои колени.

– Пожалуйста, садитесь, мистер Доусон, я хочу с вами поговорить.

– Взять вам что-нибудь выпить?

Она отрицательно покачала головой:

– Нет, спасибо. Я только что пообедала. Мы хотим успеть на трехчасовой самолет. Мистер Чалмерс сейчас собирает вещи. Он любит заниматься этим сам.

Я сел и посмотрел на нее.

– Мистер Доусон, у меня мало времени, – сказала она. – Пожалуйста, не поймите меня неправильно и не подумайте, что я настроена против Хелен, но я хочу поговорить с вами о ней. Мой муж – очень жестокий и грубый человек, но, как и многие такие люди, отличается некоторой сентиментальностью. Все его чувства, вся его любовь были направлены на дочь. Может, вам трудно будет в это поверить, но он ее боготворил.

Я сидел неподвижно и не мог понять, куда она клонит. Я помнил, что Хелен говорила о своем отце и с какой горечью. По ее словам, он совершенно ею не интересовался, думал только о себе и о том, как найти себе еще одну женщину для развлечения. То, что сейчас говорила Джун Чалмерс, с этим не очень согласовывалось.

– Я слышал, что он не производит такого впечатления, – осторожно заметил я. – Большинство людей думали, что у него не было времени на дочь.

– Я знаю. Он действительно производит такое впечатление, но на самом деле он был от нее без ума. Он очень боялся ее избаловать и отпускал на ее содержание весьма скромную сумму.

Я устроился поглубже в кресле. Нельзя сказать, что все это меня особенно заинтересовало.

– Полагаю, вы озабочены тем, чтобы вернуться в Нью-Йорк и занять новую должность? – резко спросила она.

Эти слова заставили меня насторожиться.

– Да.

– Ваша работа много для вас значит?

– Ну конечно…

– Мой супруг очень высокого мнения о вас, – продолжила она. – Он рассказал мне, чего хочет от вас. Он уверен, что Хелен была убита. Эта навязчивая идея время от времени им овладевает, и никто не может убедить его в обратном. Полицию и судью удовлетворяет версия о несчастном случае. Полагаю, вы тоже так думаете. – Она испытующе посмотрела на меня.

Для этого не было никаких причин, но мне казалось, что она встревожена. Может быть, из-за ее фальшивой улыбки. В ней было какое-то напряжение, которое я скорее чувствовал, чем видел.

– Не знаю, – сказал я. – Это как раз то, с чем я собираюсь разобраться.

– Да, и именно об этом я и хотела с вами поговорить, мистер Доусон. Я хочу предостеречь вас от того, чтобы вы слишком глубоко залезали в это дело. Мой супруг был без ума от Хелен. Не в моих правилах дурно говорить о человеке, который уже никак не может себя защитить, но в данном случае у меня нет другого выбора. Не было ничего, на что бы она не пошла ради денег, абсолютно ничего. Она жила только ради денег. Мой супруг отпускал на ее содержание всего шестьдесят долларов в неделю. Мне достоверно известно, что, живя в Нью-Йорке, она еженедельно тратила от двухсот до трехсот долларов. Она не испытывала абсолютно никаких угрызений совести из-за того, как добывала эти деньги. Возможно, она была самой сластолюбивой, распущенной, аморальной и отталкивающей женщиной, которую мне приходилось встречать.

Неприязненная интонация ее голоса заставила меня вздрогнуть.

– Я знаю, что говорить так очень нехорошо, – продолжала Джун, – но это правда. Если вы займетесь ее прошлым, то сами все поймете. Это была не первая ее беременность: подобные неприятности не очень ее беспокоили. Она знала, что в таких случаях делать и к кому обращаться. Она общалась со всякими выродками и уголовниками. Ей просто суждено было так погибнуть!

Я медленно и глубоко вздохнул.

– И все-таки вы не думаете, что она была убита? – спросил я.

– Я не знаю. – Джун пристально посмотрела на меня. – Мне только известно, что полиция удовлетворена версией о несчастном случае. Чем она вам не нравится?

– Ваш супруг просил меня провести расследование.

– Если вы станете этим заниматься, вам откроется множество неприглядных фактов. Думаю, в Риме она вела себя так же, как и в Нью-Йорке. Шервин твердо убежден, что Хелен была порядочной девушкой. Если вы разобьете его иллюзии относительно Хелен, он вам этого не простит.

– Откуда вам известно так много о Хелен Чалмерс? – спросил я.

– Я не слепа и не глупа. Мы знакомы несколько лет. Я видела ее мужчин. Она вела себя предосудительно.

Более чем предосудительно. Я знал это, но не сказал.

– Я оказался в затруднительном положении, – произнес я. – Мистер Чалмерс предупредил меня, что, если я не открою факты, он не даст мне новую должность. А теперь вы говорите, что, если я их открою, он все равно мне ее не даст. Так что же делать?

– Не рассказывайте ему ни о чем, мистер Доусон. Скрывайте то, что узнаете. Через некоторое время мой муж отойдет от шока, вызванного ее смертью.

– Значит, вы предлагаете, чтобы я сидел на месте и ничего не делал?

На какой-то момент улыбка соскользнула с ее лица, и в глазах появился страх.

– Конечно, вы должны будете убедить моего мужа, что сделали все возможное, мистер Доусон. – Она подалась вперед и положила свою руку на мою. – Пожалуйста, не проверяйте, как Хелен проводила время в Риме. Мне надо жить с моим мужем. Я знаю, как он отреагирует, если узнает правду о Хелен. Именно я убедила его отпустить ее в Рим, и я окажусь первой виновницей.

Я сидел лицом к залу для приема приезжающих и увидел, как Чалмерс вышел из лифта и прошел к регистрационной стойке. Я убрал свою руку и встал.

– Здесь мистер Чалмерс.

Джун резко повернулась к подходившему Чалмерсу.

– Привет, Доусон, ты хотел меня видеть? – спросил он. – У нас мало времени.

До этого я хотел рассказать ему о пропавшей пленке и о преследовавшем меня «рено», но теперь, после разговора с Джун Чалмерс, решил немного повременить и поразмыслить над тем, что она сказала, до того как раскрывать все карты. Я почувствовал замешательство, не зная, как теперь объяснить, зачем я здесь.

Меня выручила Джун.

– Мистер Доусон принес кинокамеру Хелен, – произнесла она.

На мгновение я удивился, откуда она знает, чья это кинокамера, но, взглянув на футляр, увидел на ней инициалы Хелен. Такая находчивость Джун, помимо всего прочего, показала, что она гораздо умнее, чем это мне представлялось сначала.

Чалмерс посмотрел на камеру.

– Мне она не нужна. Мне не нужны ее вещи, – отрезал он. – Избавься от них.

Я сказал, что так и сделаю.

– Ничего не нашел на вилле?

Я поймал тревожный взгляд Джун и отрицательно покачал головой:

– Ничего полезного.

Он что-то пробурчал.

– Что ж, жду результатов. Мы должны быстро отыскать этого подонка. Я надеюсь услышать что-то к тому времени, когда вернусь в Нью-Йорк… Понимаешь?

Я сказал, что понимаю.

Он вытащил из кармана ключ от французского замка.

– Мне его дали полицейские. Это ключ от ее квартиры в Риме. Будет лучше, если ты соберешь ее вещи и продашь. Не хочу ничего получать обратно.

Я взял ключ.

– Нам пора идти, Шервин, – прервала наш разговор Джун.

Он посмотрел на свои часы на цепочке.

– Да. О'кей. Оставляю это на тебя, Доусон. Тебе надо только найти этого подонка и сообщить мне об этом.

Он кивнул мне и направился к выходу из бара в регистрационный зал. Джун бросила на меня многозначительный взгляд и последовала за ним.

Я проводил их, и они сели в «роллс-ройс».

– Я хочу знать, что ты планируешь делать, – сказал Чалмерс через открытое окошко машины. – Не стесняйся тратить деньги. Ты получишь столько, сколько будет нужно. Чем скорее ты это раскроешь, тем скорее приступишь к работе в иностранном отделе.

Я пообещал, что сделаю все возможное.

Когда «роллс-ройс» отъезжал, Джун Чалмерс взглянула на меня через заднее стекло. В ее глазах все еще было беспокойство.

2

Я приехал в Рим около шести часов.

В дороге я искал глазами «рено», но его не было. Оставив «линкольн» на стоянке, я поднялся по лестнице, которая вела прямо к моей квартире.

Я вошел в гостиную, сделал себе виски с содовой и набрал номер Карлотти.

Через некоторое время он снял трубку.

– Это Доусон, – сказал я. – Только что приехал.

– Да? А синьор Чалмерс вернулся в Нью-Йорк?

– Совершенно верно. Кажется, судья удовлетворен версией о несчастном случае.

– Мне об этом ничего не известно, – произнес Карлотти. – Дознание будет идти до понедельника.

– Чалмерс с ним говорил. Он также говорил с вашим начальником.

– Мне и об этом ничего не известно.

В разговоре возникла пауза, затем я продолжил:

– Вы могли бы кое-что для меня сделать. Мне нужна информация о регистрационном номере одной машины.

– Конечно. Дайте мне номер, и я вам перезвоню.

Я назвал ему номер «рено».

– Не заставлю вас долго ждать.

Я положил трубку и устроился поудобнее в кресле.

Минут через десять зазвонил телефон.

– Вы уверены, что не ошиблись с номером этой машины? – спросил Карлотти.

– Не думаю, что мог ошибиться… а что?

– Такого номера не зарегистрировано.

– Понимаю. – Я не хотел усиливать его любопытство. – Прошу прощения, лейтенант. Если подумать, то, пожалуй, я мог и ошибиться.

– У вас были какие-то причины, чтобы об этом спрашивать? Возможно, это имеет какое-то отношение к смерти синьорины Чалмерс?

Я невесело усмехнулся:

– Какой-то парень слишком близко ко мне ехал. Я подумал, что надо бы о нем узнать.

Последовала небольшая пауза, потом Карлотти сказал:

– Спрашивайте меня без колебаний, если вам будет нужна какая-нибудь помощь. Для этого я здесь и сижу.

Я поблагодарил его и повесил трубку. Дело принимало все более серьезный оборот.

Хотя попытки Джун Чалмерс убедить меня, что Шервин изменит свое отношение ко мне, если я расскажу ему правду о дочери, были небезуспешными, я понимал, что, предлагая мне прекратить расследование, она думала вовсе не обо мне, а о себе самой. Она опасалась чего-то, что, будучи предано огласке, может ей повредить.

Я понимал также, что, если перестану заниматься расследованием, Чалмерсу станет об этом известно и он наймет кого-нибудь другого.

Кроме того, я знал что если Карлотти станет искать убийцу Хелен, никто, включая Чалмерса, его не остановит.

Я заставил себя подняться с кресла и подошел к телефону, чтобы позвонить Максвеллу.

Телефонистка сказала, что в офисе никто не снимает трубку, и я попросил ее соединить меня с отелем, в котором остановился Максвелл. Клерк сказал, что его нет в номере, и я положил трубку.

Кажется, надо было продолжать расследование. Я решил съездить на квартиру к Хелен.

Чтобы доехать до дома Хелен, мне понадобилось двадцать минут. Я занес чемоданы, которые вывез с виллы, в автоматический лифт и поднялся к ее квартире.

Вытащив ключ, я посмотрел на часы. Было без двадцати восемь. Я открыл дверь и вошел в прихожую.

Сильный запах духов Хелен подействовал на меня, как привидение. Казалось, с того момента, когда мы с ней здесь беседовали о наших планах поехать в Сорренто, прошло всего несколько часов.

Стоя в дверях гостиной, я посмотрел на стол, на котором раньше стояли коробки с пленкой, но теперь их там не было. Конечно, вероятность того, что Хелен забыла взять их в Сорренто, была очень небольшой. То, что пленок не было на столе, лишний раз подтверждало, что их украли с виллы.

Я вошел в комнату и осмотрелся. После секундного колебания я прошел к столу и, усевшись за него, стал открывать ящики. Там были обычные для письменного стола вещи: тетради, промокательная бумага, чернила и тому подобное. Я все это просмотрел, но там не было ни одной личной бумаги, ни одного счета, письма или ежедневника. Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что кто-то мог меня опередить и забрать из стола все бумаги с какими-то записями.

С этими тревожными мыслями я прошел в спальню. До тех пор, пока я не осмотрел все эти шкафы и тумбы, я не представлял, сколько у Хелен было дорогой одежды. Чалмерс велел мне избавиться от всех ее вещей, но, глядя на эти дюжины платьев, кофт, туфель, три ящика нижнего белья и ящик мелких украшений, я понял, что без посторонней помощи мне здесь не обойтись. Я решил позвонить Джине.

Мне повезло: она была дома и сказала, что собирается ужинать.

– Ты не можешь приехать прямо сейчас? – Я назвал ей адрес. – Тут есть для тебя работенка. Возьми такси. Когда мы закончим, я отвезу тебя поужинать.

Она согласилась.

Повесив трубку, я заметил на стене, рядом с аппаратом, нацарапанный карандашом номер. Он был едва виден, и я смог его разобрать, только включив настольную лампу. Это был римский номер.

Мне показалось, что Хелен не стала бы записывать его на стене, если бы он не был для нее важен и не требовался довольно часто. Сделав над собой усилие, я снял трубку и набрал номер, тут же пожалев об этом порыве. Судя по всему, это мог быть номер X, и я не хотел, чтобы он раньше времени начал подозревать, что я его ищу. Я уже хотел положить трубку, когда услышал щелчок на линии. Моя барабанная перепонка едва не лопнула от голоса, который прорычал в трубку на итальянском:

– Что вам нужно?

Это был самый грубый, развязный голос, который мне когда-либо приходилось слышать по телефону.

Я отодвинул трубку от уха и прислушался. Можно было уловить легкие звуки музыки: какой-то голосистый тенор пел «Е lucevan le stelle», может быть, по радио.

Мужчина, который снял трубку, прокричал:

– Алло? Кто это?

У него был неестественно громкий голос.

Я постучал по микрофону телефонной трубки, чтобы привлечь внимание.

Потом послышался женский голос:

– Кто это, Карло? Что ты так кричишь? – Она говорила с сильным американским акцентом.

– Никто не отвечает, – ответил он по-английски и бросил трубку.

Я стоял, смотря в окно. Карло… и эта американка. У Хелен в Риме было много друзей. Карло мог оказаться просто ее приятелем, но телефонный номер на стене меня озадачивал. Конечно, он мог сказать Хелен свой номер по телефону, и она, за неимением рядом блокнота, записала его на стене, но мне почему-то в это не верилось.

Я записал номер на листке бумаги и положил листок себе в карман. В это время раздался звонок у входной двери.

Я впустил Джину в квартиру.

– Прежде чем мы поговорим, – сказал я, – посмотри на все эти вещи. Чалмерс хочет, чтобы я их продал, а деньги отдал благотворителям. Но здесь что-то многовато работы. Товара хватит на целый магазин.

Я провел ее в спальню и встал сзади, пока она осматривала шкафы и тумбы.

– Распродать все это будет совсем не сложно, Эд, – сказала она мне. – Я знаю одну женщину, которая занимается подержанной одеждой. Она назначит цену и все это заберет.

Я вздохнул с облегчением.

– Очень хорошо. Я надеялся, что найдется какой-нибудь выход. Пускай назначает какую угодно цену, лишь бы нам не возиться больше с этой квартирой.

– Должно быть, синьорина Чалмерс тратила много денег, – сказала Джина, осматривая одежду. – Кое-что тут никогда не надевалось, а куплено все в самых дорогих магазинах Рима.

– Ну, ей на это деньги давал не Чалмерс, – заметил я. – Полагаю, ее кто-то финансировал.

Джина пожала плечами и закрыла дверцу шкафа.

– Она все это получила не за просто так, – сказала Джина. – И я ей не завидую.

– Пойдем в другую комнату. Я хочу с тобой поговорить.

Она прошла за мной в гостиную и села в кресло.

– Эд, почему она звонила, называясь миссис Дуглас Шерард? – спросила Джина.

Если бы на меня вдруг упала стена комнаты, я был бы меньше потрясен.

– Что? Что ты сказала? – проговорил я, уставясь на нее.

– Я спрашиваю, почему она назвалась миссис Дуглас Шерард. Наверное, мне не следовало этим интересоваться. Извините.

– Откуда тебе известно, что она себя так называла?

– Я узнала ее голос, когда она звонила перед вашим отпуском.

Мне следовало догадаться, что Джина могла бы узнать голос Хелен. Они дважды говорили по телефону, когда Хелен впервые приехала в Рим, а у Джины отличная память на голоса.

Я подошел к бару.

– Выпьешь, Джина? – спросил я, стараясь говорить спокойно.

– Я бы выпила шампанского.

Я достал бутылку шампанского и бутылку виски, налил себе более крепкого напитка, а Джине – шампанского.

Я знал Джину четыре года. Одно время мне казалось, что я в нее влюблен. Работая с ней день за днем и большую часть времени проводя с нею наедине, трудно было избежать соблазна с ней сблизиться. Но я удерживался от этого шага, стремясь, чтобы наши отношения остались более или менее деловыми.

Я видел многих журналистов, работавших в Риме, которые слишком близко сошлись со своими секретаршами. Рано или поздно эти девочки совсем отбивались от рук или приходил какой-нибудь большой человек и замечал, что происходит, и начинались разные неприятности. Поэтому я держался с Джиной достаточно строго. Тем не менее что-то невыразимое нас связывало, и я знал, что всегда могу полностью положиться на Джину.

Я решил, что допью виски и расскажу ей все без утайки. Зная, в какое дерьмо я вляпался, я чувствовал, что нуждаюсь в чьем-то непредвзятом совете.

– Как насчет того, чтобы ты стала моей матерью-исповедницей, Джина? – спросил я, садясь напротив нее. – У меня на сердце много того, чем я хотел бы с кем-то поделиться.

– Если я что-то могу сделать…

Ее прервал звонок у входной двери. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга.

– Ну, кто бы это мог быть? – произнес я, поднимаясь на ноги.

– Может, это швейцар решил узнать, что здесь происходит, – сказала Джина.

– Да, может быть.

Я вышел из комнаты в прихожую. Когда я подошел к двери, раздался еще один звонок.

Я открыл дверь.

В коридоре стоял лейтенант Карлотти. За ним был другой детектив.

– Добрый вечер, – проговорил Карлотти. – Можно войти?

3

Увидев его, я впервые почувствовал, что ощущает преступник, когда за ним вдруг приходит полиция. Сердце мое, казалось, на несколько мгновений остановилось, а затем начало так колотиться, что мне стало трудно дышать.

На пороге гостиной появилась Джина.

– Добрый вечер, лейтенант, – сказала она. Ее мягкий голос подействовал на меня успокаивающе.

Карлотти повернулся к ней. Я посторонился.

– Входите, лейтенант.

Карлотти шагнул вперед.

– Сержант Анони, – представил он своего напарника, который прошел за ним в прихожую.

Я направился в гостиную. К этому моменту я немного пришел в себя.

– Как неожиданно, лейтенант, – сказал я. – Вы знали, что я здесь?

– Я проезжал мимо, увидел, что в окнах горит свет, и очень удивился. Все сложилось удачно. Мне надо с вами поговорить.

Анони, невысокий, плотного телосложения, стоял, прислонившись к стене у двери. Казалось, он не испытывает никакого интереса к происходящему.

– Что ж, садитесь, – произнес я, кивнув Карлотти на кресло. – Мы только что немного выпили. Присоединитесь к нам?

– Нет, спасибо.

Он обошел комнату, держа руки в карманах. Подойдя к окну, он выглянул наружу, потом повернулся, подошел к тому месту, где я стоял, и сел рядом со мной. Я тоже сел. Джина устроилась на подлокотнике кресла.

– Я так понимаю, что вы сегодня утром забрали у лейтенанта Гранди кинокамеру синьорины Чалмерс? – спросил Карлотти.

Удивленный, я ответил:

– Да, совершенно верно. Гранди сказал, что она вам больше не нужна.

– Я так думал, но продолжал о ней размышлять. – Карлотти достал пачку сигарет и закурил, прекрасно зная, что сперва надо было предложить сигарету мне и Джине. – Я чувствую, что немного поспешил избавиться от камеры. Вы не возражаете против того, чтобы ее вернуть?

– Нет, конечно. Я привезу ее вам завтра утром. Идет?

– Здесь ее нет?

– Она у меня дома.

– А не будет неудобным, если мы ее заберем сегодня вечером?

– Что ж, пожалуйста. – Я закурил сигарету и наполнил свой стакан. Мне надо было выпить. – Отчего такой внезапный интерес к камере, лейтенант?

– Мне вдруг показалось странным, что в ней не было пленки.

– Поздновато это пришло вам в голову, а?

Он пожал плечами:

– Сначала я подумал, что синьорина забыла зарядить пленку, но потом поговорил с экспертами. Счетчик на камере показывал, что отснято двенадцать футов, следовательно, можно предположить, что пленка была, но потом ее вытащили. У вас нет никаких соображений по поводу того, кто мог вытащить пленку?

– Нет, если не считать самой синьорины.

– Очевидно, пленку вытащили, не освободив от захвата. Синьорина вряд ли бы так сделала, правда ведь?

– Конечно. – Я откинулся назад в кресле. – Мне казалось, что с этим делом все ясно, лейтенант. А теперь, похоже, у вас появились сомнения.

– У меня все время были сомнения, – сказал Карлотти. – Синьорина купила десять коробок с пленкой. Они исчезли. Пленка из камеры тоже исчезла. Я осмотрел эту квартиру сегодня утром. Здесь не осталось никаких личных бумаг с какими-нибудь записями. Если учесть, что синьорина прожила здесь около тринадцати недель, кажется очень странным, что не осталось ни писем, ни счетов, ни ежедневника; это странно, если, конечно, кто-то уже здесь не побывал и не забрал все бумаги.

– Я сам это заметил, – произнес я, ставя стакан на стол. – Хотя, конечно, перед отъездом она могла все убрать.

– Это возможно, но маловероятно. Вы сюда приехали, чтобы освободить квартиру?

– Да. Чалмерс велел мне избавиться от всех ее вещей.

Карлотти посмотрел на свои безукоризненные ногти, а потом взглянул прямо на меня.

– Простите, что помешал вашим занятиям, но вынужден попросить вас на время их прервать. Я хочу опечатать квартиру до окончания дознания.

Я не мог с этим не согласиться, хотя теперь уже почти точно знал, что у него на уме.

– В чем дело, лейтенант?

– Это обычный порядок, – снисходительно заметил Карлотти. – Возможно, после дознания будет проведено новое расследование.

– Но со слов Чалмерса я понял, что судья согласился вынести вердикт о смерти в результате несчастного случая?

Карлотти улыбнулся:

– Возможно, обнаружатся новые обстоятельства, которые прольют свет на это дело.

– Чалмерсу это не понравится.

– К сожалению.

Было ясно, что он больше не испытывает страха перед Чалмерсом.

– Вы говорили с вашим начальником? – спросил я. – Полагаю, Чалмерс перемолвился с ним словечком.

Карлотти стряхнул пепел на ковер.

– Мой начальник со мной согласен. То, что синьорина погибла в результате несчастного случая, по-прежнему не исключается, но пропажа пленок, этот американец, которого видели в Сорренто, исчезновение из квартиры личных бумаг – все это заставляет сделать вывод, что есть основания для проведения тщательного расследования. – Он выпустил в мою сторону струю дыма. – Меня озадачивает еще одно обстоятельство. Я слышал от банковского служащего синьорины, что ее содержание составляло шестьдесят долларов в неделю. Когда она приехала в Рим, у нее были только небольшой чемоданчик и сумка. Возможно, вы уже увидели содержимое шкафов и тумб в соседней комнате. Удивительно, откуда взялись деньги на все это.

Было ясно, что он только начинает копаться в прошлом Хелен, и я вспомнил испуганный взгляд Джун, когда она умоляла меня этим не заниматься.

– Насколько я понимаю, вы озабочены несколькими проблемами, – произнес я по возможности спокойно.

– Может быть, мы сейчас проедем к вам домой и заберем кинокамеру? – спросил Карлотти, поднимаясь на ноги. – И у меня не будет необходимости встречаться с вами еще раз.

– О'кей. – Я встал. – Поехали с нами, Джина. Я отдам камеру лейтенанту, и после мы с тобой поужинаем.

Я отдал ему ключ, а он передал его Анони.

Мы вышли в коридор. Анони с нами не было, он остался в квартире.

Когда мы втроем вошли в лифт, Карлотти сказал:

– Этот номер машины, которым вы интересовались… Он не имеет никакого отношения к синьорине?

– Я уже вам говорил: этот парень чуть меня не зацепил. Он не остановился. Я думал, что запомнил его номер правильно, но, наверное, это было не так.

Я почувствовал его взгляд. Мы молча дошли до моей машины и сели в нее.

– Вы не можете дать мне имена каких-нибудь друзей синьорины? – вдруг спросил Карлотти.

– К сожалению, не могу. Я же вам уже говорил: мы были едва знакомы.

– Но вы с ней разговаривали?

Его вкрадчивый тон заставил меня насторожиться.

– Конечно, но она ничего мне не рассказывала о своей жизни в Риме. Кроме того, она дочь моего босса, и мне не приходило в голову о чем-нибудь ее расспрашивать.

– А вы не ужинали с ней в ресторане «Треви» около четырех недель назад?

Я почувствовал себя так, будто кто-то нанес мне сильный удар под дых. Как много ему известно? Кто-то мог нас видеть. Я знал, что лучше его не обманывать.

– Полагаю, что ужинал, если подумать. Мне случалось с ней встречаться, и в тот раз, собираясь поужинать, я пригласил ее.

– Понимаю, – сказал Карлотти, немного помолчав.

Я доехал до улицы, где жил, и остановил машину у своего отдельного входа.

– Это был единственный раз, когда вы брали ее с собой? – спросил Карлотти.

Я задумался. Мы два раза ходили в кино и два или три раза вместе ужинали. Чтобы выиграть время, я спросил:

– Так ли это важно?

Я открыл дверцу машины и вышел. Карлотти вылез за мной на тротуар.

Настойчиво, но без особой надежды в голосе он повторил свой вопрос.

– Насколько я могу вспомнить, мы ужинали вместе один раз. – Я заглянул в машину. – Я на секундочку, – сказал я Джине. – Подожди меня.

Карлотти поднялся за мной по винтовой лестнице. Он тяжело дышал, и я чувствовал на своем затылке его взгляд.

Мы направились по коридору, который вел прямо в мою квартиру. Я прошел полпути, когда увидел, что дверь приоткрыта, и остановился как вкопанный.

– Привет… это интересно, – произнес я.

– Вы закрывали ее перед уходом? – спросил Карлотти, подходя ко мне.

– Конечно.

Мы вместе подошли к двери.

– О, проклятье! Похоже, здесь были взломщики, – сказал я и показал на сломанный замок. Я сделал движение, чтобы войти в прихожую, но Карлотти оттащил меня назад.

– Пожалуйста… дайте мне зайти первым, – резко сказал он и, осторожно ступая, вошел в прихожую и распахнул дверь в гостиную. Я следовал за ним по пятам.

Все лампы были включены. Мы стояли в дверях и смотрели на комнату, которая выглядела так, будто по ней пронесся ураган. Шкафы стояли открытыми, два кресла были перевернуты, все ящики из столов вынуты, а мои бумаги валялись на полу.

Карлотти осторожно прошел в спальню. Потом я услышал, как он идет по коридору в ванную.

Я подошел к столу и заглянул в нижний ящик, в который положил кинокамеру. Замок был сломан, и камеры, конечно, не было.