Текст книги "Гробница"

Глава 43
Открытые ворота

Струи дождя хлестали по ветровому стеклу, и стеклоочистители еле справлялись с работой. Чарльз Матер глядел на дорогу поверх рулевого колеса; все его тело было напряжено, тупая боль в колене усиливалась с каждой минутой.

Он был уверен, что почти добрался – въезд в Ниф должен быть где-то рядом. К несчастью, из-за сильного дождя невозможно было разглядеть дорогу дальше, чем на несколько метров вперед. Он мысленно выругался, проклиная беспокойную ночь, чувствуя, что начинает сердиться на неудачно складывающиеся обстоятельства. Гроза, начавшаяся около часа тому назад, бушевала с прежней силой. Тяжелые, черные тучи наползали одна на другую, словно желая раздавить нижние облака своей массой; меж ними не было видно ни одного просвета. От раскатов грома, казалось, дрожали самые кости. Молния осветила дорогу; в ее призрачном серебристом сиянье обыкновенный пейзаж за окном автомобиля показался фантастическим ландшафтом. Всего секунду спустя раздался оглушительный удар грома, от которого вздрогнула земля, словно грозя развалиться на части.

Было гораздо безопаснее – да и благоразумнее – притормозить у обочины и подождать, пока утихнет гроза, но Матер даже не сбавил скорости, увидев зигзаг молнии, блеснувшей где-то поблизости, и почувствовав тяжкое движенье земли, последовавшее за громовым ударом. Он слишком беспокоился за Лайама Холлорана. Дело не заладилось с самого начала, как только он впервые приехал в это загородное поместье. Откровенное признание президента «Магмы», сделанное нынче вечером, усилило тревогу Матера. Сам Снайф согласился отозвать своего агента, хотя лично он не считал, что Холлорану угрожает какая-либо опасность. Управляющего больше всего озадачило и рассердило поведение верхушки «Магмы». Ненадежные сведения, предоставленные корпорацией, могли поставить под угрозу всю операцию. В «Ахиллесовом Щите» существовал специальный термин для подобных ситуаций: «негативный фактор». Это означало, что тщательно продуманный план мог провалиться из-за заведомой дезинформации. К сожалению, такое случалось нередко, поэтому в каждом договоре, заключенном «Щитом» со своим клиентом, был предусмотрен особый пункт, предоставляющий право расторжения контракта, если клиент не выполнял своих обязательств по предоставлению «Ахиллесову Щиту» полной, своевременной и достоверной информации. Поскольку «Магма» с самого начала пыталась скрыть от партнера важнейшие сведения, она потеряла репутацию заслуживающего доверия клиента.

Матер был полностью согласен со своим коллегой, но туманные намеки Сэра Виктора Пенлока встревожили его больше, чем любая угроза.

Феликс Клин не являлся служащим «Магмы». Отнюдь. Он «сам» был «Магмой». Много лет назад он прибрал к рукам эту фирму, тогда еще не столь широко известную, но перспективную и быстро развивающуюся. Фирма занималась научными исследованиями в энергетической и сырьевой областях, а также поисками и разработкой месторождений полезных ископаемых. Клин приобрел пятьдесят два процента всех акций компании через разные компании, раскинувшие сеть своих контор по всему свету. Принадлежность корпорации «Магма» частному лицу держалась в строгом секрете, ибо доверие к фирме, владелец которой – так называемый «мистик», в крупнейших финансовых домах Сити было бы сразу подорвано, и ни один серьезный финансовый консультант не порекомендовал бы вложить в это предприятие ни пенни: в те времена деловые люди не отличались широтой взглядов и развитым чувством юмора. Если бы руководство «Щита» с самого начала получило точную информацию о роли, которую играл Клин в корпорации «Магма», то, несомненно, оно предприняло бы гораздо более серьезные меры для обеспечения безопасности своего клиента; вряд ли дело ограничилось бы лишь усовершенствованием технических средств охраны и увеличением штата личной охраны. Благодаря глупому, ненужному обману «Ахиллесов Щит» оказался в незавидном положении играющего вслепую с весьма серьезным противником.

Но более всего Чарльза Матера встревожил весьма прозрачный полунамек-полудогадка Сэра Виктора о том, что Клин мог иметь какое-то отношение к внезапной смерти вице-президента «Магмы». Квинн-Риц умер от сердечного приступа, вне всякого сомнения. Однако это был уже не первый случай внезапной, необъяснимой смерти от остановки сердца в кругу сотрудников компании «Магма» и близких к ней лиц. Несколько человек, вступавшие в спор с медиумом или чем-то не угодившие этому непредсказуемому, самовлюбленному эгоисту, погибли при весьма странных, можно даже сказать настораживающих, обстоятельствах. Если быть точным, то вице-президент стал четвертой жертвой острой сердечной недостаточности. До него столь же неожиданная смерть унесла одного важного сотрудника корпорации, члена Совета директоров, который постоянно протестовал против проектов дальнейшего развития корпорации, выдвигаемых (хоть и не прямо, а через других лиц) самим Клином. Вторым в списке скоропостижно скончавшихся стал служащий конкурирующей с «Магмой» компании, чьи дотошные поиски почти привели к разгадке истинной роли Клина в корпорации. Третьим был магнат средств связи, начавший кампанию по сбиванию биржевого курса акций корпорации, очевидно, затем, чтобы вступить во владение этой компанией. Этот человек давно страдал какой-то болезнью сердца, но когда его обнаружили утром в постели умершим от обширного коронарного тромбоза, на лице уже успевшего остыть трупа застыла гримаса ужаса. Медицинская экспертиза предположила, что ночной кошмар поразил его, доведя и без того слабое сердце до критической точки, за которой последовала смерть. А теперь и Сэр Виктор, и сам Матер видели искаженные страхом черты мертвого лица Квинн-Рица, словно перед смертью этого человека мучили ужасные бредовые галлюцинации.

За последние три года были и другие случаи скоропостижной смерти; однако президент «Магмы» признался Матеру, что сам он начал испытывать необъяснимый, безотчетный страх перед таинственной силой Клина, страх, растущий с каждым месяцем. Хотя неопровержимых доказательств и явных улик у него не было, Сэр Виктор считал, что за это время произошло слишком много таких «несчастных случаев», чтобы можно было считать их чистой случайностью.

Почему же все-таки именно Квинн-Риц, спросил у Сэра Виктора Матер. Какие счеты сводил Клин с вице-президентом своей компании?

Президент корпорации ответил ему, что Клин давно подозревал Квинн-Рица в предательстве. По мнению медиума, именно он выдавал вновь открытые, но еще толком не исследованные месторождения полезных ископаемых конкурирующей фирме. Президент вспомнил, что Клин неоднократно заводил с ним разговор на эту тему, считая Квинн-Рица виновником всех неудач, постигших «Магму» за последнее время; однако в конце концов он обвинил своего личного секретаря, Кору Редмайл – заявление было сделано в узком кругу главнейших лиц корпорации. Однако Сэр Виктор давно привык к необъяснимым колебаниям, к парадоксальным противоречиям в настроениях Клина; он знал, что настоящий глава «Магмы» очень скрытен, осторожен и коварен. Клин вполне мог сделать это ложное признание для того, чтобы усыпить всякие подозрения в душе намеченной жертвы, а также в кругу приближенных к нему лиц. Во всяком случае, смерть Квинн-Рица последовала слишком быстро за последним закрытым совещанием, где Клин указал на Кору Редмайл как на главную и исключительную преступницу, и было бы наивно считать ее трагической случайностью. Тем не менее, за отсутствием улик проверить догадки Сэра Виктора не представлялось никакой возможности. В распоряжении президента «Магмы» и сотрудника «Ахиллесова Щита» были только туманные, неподтвержденные гипотезы и смутные предчувствия надвигающейся беды.

Но и этого оказалось вполне достаточно для Чарльза Матера. С самого начала операции его не покидало ощущение, что события развиваются слишком стремительно и непредсказуемо, и что они дальше будут развиваться совсем не так, как этого ожидают. Зверское убийство Дитера Штура добавило к его тревожным раздумьям изрядную долю горечи, так как пытки, даже с явными признаками садистского извращения, обыкновенно означали, что палачи хотели любыми средствами вытянуть из жертвы важные сведения. Какую же информацию хотели получить убийцы Штура? Очевидно, ту, которая касалась договора «Щита» и «Магмы» об охране жизни Феликса Клина. Действия бандитов были чересчур уж наглыми, однако там, где дело касается очень большой денежной суммы, похитители людей нередко идут напролом. Однако у Матера не было полной уверенности в том, что его агентам придется столкнуться именно с похитителями. Не исключена возможность того, что до сих пор еще не выявленная преступная шайка хотела убить Феликса Клина. Одному Богу известно, какие враги могут быть у этого странного человека.

Из здания «Магмы» Матер отправился прямо к Джеральду Снайфу. Он рекомендовал Управляющему немедленно расторгнуть контракт с «Магмой». После разговора со Снайфом прошло уже несколько часов, однако Матер чувствовал, что его нервное напряжение никак не проходит, скорее наоборот, тревога все возрастает.

Матер включил вентиляцию в кабине, чтобы очистить сильно запотевшее от его дыхания ветровое стекло. Несколько минут ему пришлось вести машину почти вслепую – сквозь пелену хлынувшего с новой силой дождя и мутное стекло он едва мог разглядеть дорогу. Сбавив скорость до самого нижнего предела, он нажал на другую кнопку, и стекло у водительского сиденья опустилось; в окно ворвался влажный ветер, пахнущий грозовой свежестью. Он высунул голову, оглядываясь кругом; струйки дождя стекали по его лицу и волосам. Чуть впереди, с левой стороны, стояла стена, полускрытая густо разросшимся кустарником; справа от дороги тянулся темный лес. Матер быстро спрятался обратно в кабину, вытирая мокрое лицо носовым платком. Блеснувший позади свет отразился в зеркале заднего обзора. Затем огни стали медленно приближаться. Фары автомобиля! Матер заметил, что они мигнули раз, другой… Он с облегчением вздохнул, когда огни погасли – и через секунду вспыхнули в третий раз.

Он дважды нажал на тормоза, таким образом давая понять другому водителю, что сигнал принят. Затем свернул на обочину и остановил машину, поджидая, когда его нагонит другой автомобиль. Из патрульной «Гранады» вылез человек и быстро зашагал к машине Матера.

– Мы не ждали вас, сэр, – негромко произнес агент, когда Матер опустил стекло, наклонившись к прикрытому от дождя щитком окну. Его голос лишь чуть перекрывал шум ливня. – И очень удивились, когда разглядели ваш номер.

– Я несколько раз пытался связаться с вами по радио, – ответил Матер. – Связь прервалась из-за грозы. Никогда еще не видел ничего подобного! Нам пришлось поддерживать контакт с второй патрульной машиной только визуальным путем, после очередного объезда вокруг поместья. Назначали определенное время и место встречи, ждали друг друга. Но что же все-таки случилось, господин Матер? Что привело вас сюда?

– Мы убираемся отсюда. В самое ближайшее время.

– Черт, да вы шутите!

– Боюсь, что нет. А у вас ничего особенного не происходило?

– Нет. Разве что эта проклятая гроза. Видимость в пределах двадцати метров. – Где въезд в поместье?

– Ворота как раз впереди, совсем рядом. Вы почти добрались до них.

– Поезжайте за мной. Я хочу, чтобы вы свернули с дороги.

Оперативник пожал плечами, повернулся и побежал к «Гранаде». Матер завел мотор и медленно двинулся вперед, вглядываясь во мглу за окном, чтобы случайно не проехать мимо ворот. Наконец в густых зарослях кустарника показался просвет, и он свернул туда, направляясь прямо к железным воротам. Неподалеку от них должен быть… Да, действительно, вот и он – громоздкий темный силуэт, возвышающийся над неровными верхушками кустов и деревьев, очевидно, был домиком сторожа. В окнах не горело ни огонька. Погоди, лежебока, скоро тебе придется вылезти из постели – если, конечно, ты сидишь дома.

Матер включил фары своей машины на полную мощность, одновременно нажимая на кнопку гудка.

Молния ярко сверкнула, залив неровным, дрожащим светом сторожку у ворот. Матер прищурил глаза. Что за темные фигуры шевелились у крыльца? Может быть, они просто почудились ему?

Патрульная «Гранада» остановилась позади машины Матера, и Плановик потянулся за своей тростью, открыв дверцу. Двое мужчин догнали его у ворот.

– Есть там кто-нибудь? – спросил Матер, указывая концом трости на темное двухэтажное здание.

– Там должен быть привратник, – ответил один из агентов, – он отворяет и запирает ворота. Хотя мы ни разу никого не видали ни в доме, ни у ворот.

Матер легонько толкнул одну створку – она со скрипом приоткрылась.

Трое мужчин переглянулись.

– Что-то здесь не так, – сказал Матер.

– Может, сторож оплошал?

Матер покачал головой.

– Я пойду взгляну. А вы разыщите вторую машину, предупредите остальных и немедленно возвращайтесь сюда.

– Но нам не дозволено пересекать…

– Забудьте об этом. Вы отправитесь следом, как только вернетесь обратно. Фил, вы нужны мне, пересядете в мою машину.

– Хорошо, сэр.

– Не лучше ли сперва дождаться другой патрульной машины? – озабоченно спросил второй агент.

Матер помедлил с ответом, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Так поезжайте и привезите их сюда! – отрывисто приказал он. – Фил, откройте ворота.

Прихрамывая, он пошел к своему автомобилю; один из агентов остался у ворот, распахивая настежь обе створки, а другой сел за руль «Гранады» и, дав задний ход, выехал обратно на проселок.

Матер неуклюже забрался в кабину, тяжело опустился на водительское кресло. Одежда его промокла насквозь. Он старался не думать о той ужасной боли в раненной ноге, которая будет мучить его завтра. Он въехал в ворота и притормозил, подождав, пока его подчиненный не усядется на заднее кресло.

– Боже, что там творится возле дома?

Матер посмотрел вперед, куда указывал его товарищ. Неясные фигурки скользили сквозь туман, двигаясь бесшумно под дождем.

– Собаки, – сказал оперативник. – Должно быть, это сторожевые псы. Странно, они до сих пор не попадались мне на глаза.

– Вы можете сосчитать их?

– Вряд ли. Очень сильный дождь. Я едва вижу собравшуюся стаю. Ах, черт возьми, вон еще звери – они лежат на земле.

Матер не стал более терять ни секунды. Он резко нажал на педаль акселератора, и машина рванулась вперед. Очень скоро она нырнула под сомкнувшиеся ветви деревьев, нависшие над дорогой.

Глава 44
Жертва

Холлорана ошеломила происшедшая с его клиентом перемена.

Из теней, отбрасываемых каменными статуями, выходил скрюченный старик, старик с сухой, потрескавшейся, чешуйчатой кожей; неровные, морщинистые складки мертвой ткани свисали вниз, маленькие хлопьеобразные чешуйки отпадали в такт его шаркающей медлительной походке. Поверх воспаленных язв, где в глубоких трещинах кожи показывалась темно-красная плоть, блестела какая-то мазь. Волосы низко спадали на лоб; меж черными прядями просвечивала мутновато-белая кожа. Руки Клина показались Холлорану сплошной раной – кожа с них почти полностью сошла. Клин хрипло, тяжело дышал, словно те несколько шагов, которые он сделал, дались ему немалым трудом.

Он остановился перед Холлораном, пошатываясь; кривая усмешка на его обезображенном лице была похожа на мертвый оскал гниющего черепа.

– Жутко, да? – спросил он все тем же высокомерным, чуть ироничным тоном. – Однако в конце концов это поправимо. Еще не поздно, Холлоран. Может быть, мне будет гораздо хуже, чем обычно, но теперь я по крайней мере знаю, в чем причина моего недомогания.

Отвратительное, ужасное лицо приблизилось к лицу Холлорана, и теперь он мог рассмотреть мельчайшие детали; налитые кровью глаза, не мигая, глядели из-под воспаленных век. Даад крепко натягивал свою гарроту, так что Холлоран не мог отшатнуться прочь от этого мерзкого и страшного чудовища, что стояло напротив него и обдавало его нестерпимым смрадом – тот же самый запах исходил от старика, которого Холлоран обнаружил в сторожке.

– Ты отнял у меня моего заместителя, моего двойника, – прошипел Клин, – ты разорвал связь и нарушил равновесие. Я меняю кожу лишь один-единственный раз в году – это одно из условий договора, такой ценой я расплачиваюсь за свое бессмертие. Как змея, ты видишь, Холлоран. Бел-Мардук сделал меня похожим на змия.

Он хрипло, протяжно вздохнул – и задержал дыхание, очевидно, почувствовав боль где-то внутри своего тела. Из глубокой трещины на его уродливом лице начала медленно сочиться темная кровь, смешанная с маслянистым гелем.

– Это может пройти, – наконец, выдавил из себя Клин. – Еще не поздно остановить распад. Вы сами увидите, Холлоран. Вы примете участие в обряде. Он отвернулся и заковылял по мокрому, грязному полу, опираясь на руку Кайеда; Кора и Палузинский пропустили вперед шаркающую фигуру – Холлоран заметил, что Палузинский отступил на шаг, когда Клин проходил мимо него, словно медиум был прокаженным. Кора застыла на месте, словно зачарованная. Умащенная кожа Клина поблескивала в лучах свеч.

Наконец он добрался до черной каменной плиты, лежащей на полу в другом конце комнаты, и, ухватившись за ее край, сделал несколько последних шагов без помощи своего слуги-араба. Обойдя вокруг каменной плиты, Клин повернулся лицом ко всем остальным и махнул им рукой, чтобы они подошли ближе.

Палузинский повел Кору вперед. Одного движения пальцев Даада, слегка натянувшего удавку, было достаточно, чтобы Холлоран послушно двинулся к черному камню, похожему на алтарь. Под конвоем араба он прошел мимо арок – по-видимому, здесь был сквозной проход в боковые коридоры – и его глаза забегали по сторонам в поисках какого-нибудь орудия, с помощью которого он смог бы освободиться от гарроты, сжимающей его горло. Но под арками царил непроглядный мрак, в котором ему удалось разглядеть лишь каменные плиты, испещренные клинописью и непонятными значками, которые он раньше замечал в росписи стен и убранстве некоторых комнат Нифа.

Наконец его взгляд упал на тучное тело, распростертое на черной каменной плите – они остановились в нескольких шагах от этой пародии на храмовый алтарь. Маленькие, глубоко посаженные глазки Монка глядели прямо на Холлорана, а его толстые пальцы судорожно подергивались, словно он хотел встать со своего каменного ложа. Глаза бывшего телохранителя Клина сверкали от гнева, но в них не было заметно страдания и боли.

Холлоран удивился тому, что американец до сих пор еще не лишился чувств. Он взглянул на Кору – девушка сдвинула брови; ее взгляд стал более осмысленным.

– Ты видишь его, Монк? – хрипота придавала гортанному голосу Клина еще более зловещие интонации. – Это сделал он, он превратил тебя в бесполезную, неподвижную груду костей и мяса. Как же должно тебе хотеться убить его! К сожалению, мой друг, ты не можешь этого сделать. Ты не можешь даже пальцем шевельнуть. Однако ты еще понадобишься мне.

Монк метнул в сторону Клина быстрый взгляд из-под нахмуренных бровей, и его лицо исказилось от страха.

– Еще одно впрыскивание, Азиль, – приказал Клин своему слуге. – Я не хочу, чтобы он умер от боли. Он должен погибнуть от ножа.

Араб бесшумно выскользнул из комнаты.

– Необходимо точно рассчитать дозу, – произнес Клин, касаясь тела Монка своими изъязвленными руками – с них сошла уже почти вся кожа, местами обнажив живую плоть. – Чтобы он не почувствовал шока от удара ножом, но в то же время не покинул нас раньше времени, погрузившись в слишком глубокий сон. К счастью, Азиль неплохо разбирается в этих вещах. Холлоран почувствовал, как его охватывает гнев. – Вы сделали Кору наркоманкой, – сказал он.

– Ах, нет, все совсем не так, – ответил ему Клин. – Она стала бы совершенно бесполезной для меня, если бы пристрастилась к наркотикам. Я уже сказал вам – Азиль эксперт в делах подобного рода. Кора зависит от «меня», а не от наркотиков. Когда араб вернулся, вновь заняв свое место по правую руку Клина, пальцы его сжимали шприц. Склонившись над неподвижным телом, он пригладил волосы на руке Монка и ввел иглу в вену, впрыснув американцу половину содержимого шприца – желтоватой поблескивающей жидкости.

Через несколько секунд остекленевшие глаза Монка неподвижно уставились в потолок, а рот чуть приоткрылся.

– Что вы собираетесь делать с ним? – сердито спросил Холлоран.

Клин глубоко вздохнул и схватился за край каменной плиты, чтобы не потерять равновесие. Он снова попытался усмехнуться в лицо Холлорану; его кроваво-красные, потрескавшиеся губы разжались, обнажив желтые, испорченные зубы.

– Я собираюсь его поглотить, – ответил он.

Даже после всего, что он увидел в эту ужасную ночь, Холлоран почувствовал отвращение и страх.

Явно наслаждаясь эффектом, который произвели его слова, Клин медленно покачал головой:

– Нет. Не его плоть – ею позже полакомится Палузинский. Мне нужно нечто более важное, Холлоран, – но не материальное, не вещественное. Бесплотное. То, что освободится в момент его смерти, – в глубине темных глаз Клина блеснул странный, жутковатый свет. – Та незримая энергия, в которой заключена основа его существования. Его душа, Холлоран. Теперь вы поняли это?

Холлоран опять почувствовал, как ослабло натяжение тончайшей, но прочной петли на его горле. Очевидно, внимание Даада сейчас было чем-то отвлечено.

– Если бы я это понял и принял, я превратился бы в сумасшедшего, подобно вам, – сказал он Клину.

Клин выпрямился и уставился на оперативника своими огромными, неподвижными, немигающими глазами. Монк, распростертый на черном камне меж ними, тихо, невнятно стонал – то ли от удовольствия, то ли от страха.

– Я до сих пор не смог разгадать вас, – медленно произнес Клин, не сводя глаз с Холлорана. – Мои духовные силы ослабевают, когда вы находитесь рядом со мной. В чем же тут дело, Холлоран? Что вы из себя представляете…

– Я всего лишь наемный телохранитель, не более того.

Клин продолжал буравить Холлорана взором.

– Но вы представляете опасность для меня.

– Нет. Я здесь лишь для того, чтобы отвести от вас любую опасность, которая будет вам угрожать, – Холлоран напряг мышцы рук, собираясь с силами для борьбы, которой, похоже, было не миновать. – Скажите мне, Клин, объясните мне, наконец, что здесь происходит? Что все это значит?

– Я уже объяснял вам, и не один раз.

– Я хочу узнать гораздо больше. Каким образом вы можете… – он запнулся, не в силах подобрать слова – до того нелепым, бредовым ему представлялось все, что он слышал и видел.

– Овладеть чьей-либо душой? – закончил за него Клин. – Впитать в себя ее живительную силу? – он рассмеялся, и смех его был похож на приступ кашля. – Этот секрет достался мне, и я берегу его.

Глаза Клина закрылись – сомкнулись воспаленные, покрасневшие веки, и на лице медиума появилась блаженная улыбка.

– Я почерпнул это знание из старинных записей, оставленных самим Господином. Они были надежно спрятаны от людей и покоились там же, где и Его тело. Целая груда испещренных клинописью таблиц лежало над останками, очевидно, чтобы поддерживать Его в долгом, мучительном ожидании. Он привел меня туда, в эту потаенную гробницу, много лет тому назад. В те времена я был еще зеленым невеждой, пустой раковиной, ждущей, когда внутри нее не появится прекрасная жемчужина. Я обнаружил эти древние таблицы в одиночной комнате, в склепе, расположенном глубоко под самым нижним слоем могил Королевской Усыпальницы в Уре. С величайшей осторожностью я вынес все записи и постепенно, строку за строкой, расшифровал их. Я – единственный, кто прочитал все, что там было написано. Как только я сложил таблицы вместе, мне показалось, что знаках, их покрывающих, заключена какая-то древняя, таинственная и могучая сила. Они повествовали об удивительной мощи человеческого разума, о том, как некоторые естественные способности могут развиваться, если их направить в определенное русло, о колоссальном потенциале, заложенном в человеке, о возможности «творить»!

Он пошатнулся; его глаза все еще оставались закрытыми. Кайед нерешительно протянул руку, чтобы поддержать своего господина, но было видно, что араб боится прикоснуться к Клину.

Клин снова заговорил; теперь его голос стал более низким и звучным:

– Они учили порочным наслаждениям, учили искать и видеть величие в извращении и разложении. Как вы, наверное, уже догадались, я стал способным учеником; я впитывал в себя знания с той жадностью, с которой раскаленные пески пустыни поглощают влагу. Они научили меня жестокости, открыв ту власть, которую имеет страх над сердцами людей, и обучили искусству распознавать зло повсюду, под любой личиной, чтобы в конце концов использовать это зло в своих собственных целях. Из этих же источников я узнал, каким образом я могу избегнуть перерождения, в то же время сохраняя телесные и душевные силы, и как можно перенести свои собственные болезни и немощи на другой человеческий организм. Древние письмена повествовали о таинственной связи меж мозгом человека и скрытыми в земной коре источниками энергии. Я наслаждался этой древней мудростью, как самыми изысканными яствами!

Глаза Клина вдруг широко раскрылись; теперь они казались двумя темными маслинами, поблескивающими в глазницах.

– Цена, которую нужно платить за все это, не слишком высока, – прошептал он. – Вражда и раздоры повсюду, где только они смогут вспыхнуть. Жестокость – там, где ее поощряют. И семена зла – везде, где только они смогут прорасти; а научить людей злу – несложная задача, тут сразу найдется много талантливых учеников. Я научился сеять эти семена повсюду, чтобы они в свою очередь принесли плоды. Ибо это – «Его» путь, а я – «Его» апостол!

Клин поднял руки на уровень груди, ладонями вверх; пальцы его были скрючены наподобие когтей хищной птицы. Он дрожал всем телом – это могло быть признаком приближающегося коллапса. Однако у него хватило сил гордо выпрямиться и оглядеть своих молчаливых слушателей; рот Клина приоткрылся в усмешке, а глаза возбужденно блестели.

– Но есть и другая сторона в соглашении, заключенном меж мной и Бел-Мардуком, – Клин ссутулился, и взгляд его потух, словно он полностью ушел в себя. – Я обречен быть вечным хранителем Бел-Мардука, обязан поддерживать жизнь в его телесной оболочке.

Холлоран содрогнулся. Та тварь, в которую сейчас превратился Клин, не имела ничего общего с клиентом, которого он был обязан охранять. Неузнаваемо изменились голос, лицо и все тело Клина – если, конечно, перед ним действительно был Клин. Холлоран почувствовал, что слабеет.

– Вы увидите, – произнесла та тварь, что стояла перед ним. – Вы узнаете, каким образом мы дышим в одно дыхание.

Клин повернулся и, пошатываясь, побрел прочь; казалось, силы вот-вот оставят его, но Кайед не торопился протягивать ему руку, чтобы поддержать его. Клин неуклюже доковылял до алькова позади алтаря. Все оцепенело наблюдали за его действиями.

Клин шагнул вперед, и тень поглотила его.

Холлоран услышал звук открываемой дверцы.

Клин появился из алькова, обеими руками прижимая к груди какую-то ношу. Пламя свечей осветило его фигуру…