Текст книги "«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны"

Глава XXVI

О, будь конец всему концом, все кончить Могли б мы разом.

Шекспир. Макбет

Главные правила при несении морской службы – энергия и быстрота в исполнении самых, казалось бы, незначительных операций. Корабль с большой командой, подобно силачу, любит щегольнуть своей силой, так как в этом один из главных секретов его мощи. В морском деле, среди непрестанной борьбы со свирепыми и переменчивыми ветрами, когда человеку приходится, напрягая все силы, покорять коварную стихию, то тихую и ласковую, то бурную и грозную, это правило приобретает первостепенную важность. Там, где, как говорится, «промедление смерти подобно», самое это понятие перестает существовать, и все юноши, мечтающие стать лихими моряками, должны прежде всего усвоить ту истину, что, хотя спешка до добра не доводит, всякое дело нужно делать проворно и в то же время четко. Самое слово «медлительность» совершенно изъято из словаря моряка. Командир «Кокетки» давно усвоил эти простые правила и со всей строгостью применял их на своем судне. Поэтому, когда он, предоставив свою каюту гостям, вышел на палубу, то увидел, что приготовления, которые он приказал начать, как только вернулся на борт крейсера, близятся к концу. Поскольку приготовления эти непосредственно связаны с событиями, о которых нам предстоит рассказать, мы опишем их подробно.

Как только Ладлоу отдал приказ вахтенному офицеру, раздался свист боцманской дудки, вызывавшей команду наверх. Матросы, выбежав на палубу, спустили на воду шлюпки, стоявшие в рострах[73]73
  Ростры – на военных парусниках того времени платформа на стойках между грот-и фок-мачтами. В рострах устанавливались большие судовые шлюпки и укладывался запасной рангоут.


[Закрыть], и вставили весла в уключины.

Спустить шлюпки, висевшие на шлюпбалках было, разумеется, гораздо легче, и это заняло еще меньше времени. Как только все шлюпки, кроме одной, помещавшейся на корме, были спущены, раздалась команда: «Поднять брам-реи!» Реи были подняты, а тем временем все другие работы шли своим чередом, и не прошло и минуты, как верхние паруса взлетели на мачты. Затем раздался обычный возглас: «Всех наверх, с якоря сниматься!» – и быстрые команды младших офицеров: «На шпиль!», «Пошел шпиль!»[74]74
  Команды, по которым матросы начинают вращать шпиль – вертикальный вал, служащий для «выхаживания», то есть подъема якорей.


[Закрыть]. На крейсере и на торговом судне снятие с якоря – маневр разной трудности и быстроты. На «купце» десяток матросов налегает на скрипучий, неподатливый брамшпиль, а ворчливый кок с превеликим трудом укладывает канат, причем обычно ему больше мешает, чем помогает какой-нибудь проказник мальчишка, состоящий на побегушках у хозяина. А ведь настоящий, четко работающий шпиль не терпит задержки. Вертящийся барабан всегда наготове, а исправные младшие офицеры не отходят от бухт, следя за тем, чтобы толстый якорный канат не загромоздил палубу.

Ладлоу появился в ту минуту, когда этот маневр подходил к концу. Быстро проходя по шканцам, он встретил хлопотливого старшего офицера.

– Все готово к отплытию, сэр, – сказал этот незаменимый во всяком деле человек.

– Поставить марселя.

Паруса были мгновенно поставлены, и едва лишь матросы успели их поставить, как они туго натянулись на реях.

– Куда прикажете взять курс, сэр? – почтительно осведомился старший офицер.

– В открытый океан.

Реи на фок-мачте были обрасоплены по ветру, и капитану доложили об этом.

– Доложите, когда якорь будет поднят, канат – в бухте, а команда – отпущена вниз.

Реи мигом повернулись в указанную сторону. Через несколько минут мистер Луфф подошел и сказал:

– Все готово, капитан!

Ладлоу словно пробудился от сна. До сих пор он отдавал приказания машинально, едва ли сознавая их смысл. Теперь энергия снова вернулась к нему, настала пора собрать офицеров и отдать распоряжения, не совсем обычные, а потому требовавшие сосредоточенности и предусмотрительности. Ладлоу приказал вызвать гребцов к шлюпкам и раздать людям оружие. Когда почти половина матросов приготовилась сесть в шлюпки, на каждую был назначен офицер, которому капитан подробно объяснил задачу.

Старший офицер на капитанском вельботе с гребцами и еще с полдюжиной матросов получил приказ: обмотав тряпками весла, плыть прямо к бухте, войти в нее и ждать сигнала от лейтенанта, а если бригантина попытается удрать, ему было строжайше приказано любой ценой взять ее на абордаж. Пылкий молодой офицер, едва получил этот приказ, приказал гребцам отваливать и направил вельбот на юг, держась мыса, о котором мы так часто упоминали.

Лейтенанту было поручено командовать баркасом, Ладлоу приказал ему тотчас плыть на этой большой и тяжелой шлюпке с многочисленной командой ко входу в бухту и подать оттуда сигнал вельботу, а потом спешить к нему на подмогу, предварительно убедившись, что «Морская волшебница» не может ускользнуть, как в прошлый раз, через какой-нибудь скрытый ход. Два катера под командованием второго лейтенанта должны были идти к широкому проливу между загнутой крючком оконечностью мыса и длинным, узким островом, который тянется к востоку от Нью-Йоркской гавани более чем на сорок лиг, защищая все побережье Коннектикута от океанских штормов. Ладлоу знал, что, хотя суда с глубокой осадкой вынуждены прижиматься к самому мысу, чтобы выйти в открытое море, такая легкая бригантина, как «Морская волшебница», вполне может пройти гораздо севернее. Поэтому катера были посланы к проливу, чтобы как можно прочнее его блокировать и, если представится возможность, взять бригантину на абордаж. Наконец, ялик должен был все время держаться между входом в бухту и протокой, репетовать[75]75
  Репетовать – повторять сигналы командующего для судов, с которых они по дальности расстояния или по другой причине трудно различимы.


[Закрыть] все сигналы и вести наблюдение.

Пока офицеры получали все эти указания, крейсер под командой Триселя двигался по направлению к мысу. Невдалеке от его оконечности катера и ялик отвалили от крейсера, гребцы налегли на весла, а вслед за ними отвалил и баркас, после чего шлюпки разошлись в разные стороны.

Если читатель хорошо помнит место действия, описанное нами выше, он поймет, на чем основывался расчет Ладлоу. Послав баркас к протоке, он надеялся окружить бригантину со всех сторон; она не может уйти ни через вход в бухту, ни через протоку до тех пор, пока он будет держать крейсер в виду берега. Три шлюпки, посланные на север, должны были, по его замыслу, следить за бригантиной, а если представится благоприятная возможность, попытаться напасть на нее врасплох.

Когда баркас отвалил, крейсер был медленно приведен к ветру, фор-марсель взят на гитовы, и судно остановилось, ожидая, пока шлюпки доберутся до назначенных мест. На крейсере теперь осталась лишь половина команды, и на борту не было ни одного офицера, кроме капитана и Триселя. Вскоре после того как судно легло в дрейф и команду просвистали вниз, или, иными словами, матросам позволили располагать собой как им вздумается, предоставив им возможность прикорнуть в награду за то, что ночью им не дали выспаться, Трисель подошел к своему начальнику, который стоял, осматривая бухту поверх уложенных в бортовые гнезда коек.

– Темная ночь, спокойное море и сильные руки благоприятствуют тем, которые отправились на лодках! – сказал он. – Матросы исполнены храбрости и надежд. Эх, молодость, молодость!.. Но взять эту бригантину на абордаж, по моему глупому разумению, совсем не так легко, для этого мало будет просто вскарабкаться к ней на палубу. Я был на передовой шлюпке, которая брала на абордаж одного испанца близ острова Мона еще в прошлую войну, и, хотя мы пошли в дело как на прогулку, не один из наших свалился за борт с проломленным черепом. А знаете, капитан, мне кажется, фор-брам-стеньга лучше стоит с тех пор, как в последний раз вытянули такелаж.

– Он держится превосходно! – рассеянно отвечал Ладлоу. – Если считаете нужным, подтяните еще.

– Как прикажете, сэр, мне ведь все равно. По мне, пусть даже мачта хоть вовсе набок съедет, как шляпа на голове у деревенского франта; однако когда такелаж стоит по всей форме, лучше всего оставить его как есть. Старший офицер говорит, что нужно подтянуть топенанты грота-рея, а вот когда реи подняты до отказа, тут уже ничего не поделаешь, и я готов из собственного кармана возместить ее величеству разницу между износом шкотов в том положении, как они поставлены теперь и как того хотел лейтенант, хотя карман мой часто бывает пуст, как приходская церковь, когда священник увлекается травлей лисиц. Однажды я зашел в Церковь, когда служил пастор – заядлый охотник, а один безбожник из соседних помещиков как раз напал с гончими на след лисы неподалеку от церкви, так что все было слышно! На этого болтуна шум травли производил такое же впечатление, как порыв ветра на наше судно; короче говоря, он привелся к ветру, и хотя продолжал что-то бормотать, я не разобрал ни слова; мысли его были в поле все время, пока охотники не скрылись из виду. Но это еще не самое худшее, потому что, когда он снова принялся за свое дело, ветер перевернул страницы в его книжке, и он давай шпарить венчание прямо с середины. Я не большой дока по этой части, но послушать сведущих людей, так просто счастье, что он не перевенчал половину молодых парней в приходе с их бабушками!

– Надеюсь, такой союз был бы приятен семьям, – заметил Ладлоу, опуская руку, которой поддерживал голову, и подпирая ее другой.

– Ну, на этот счет я ничего не могу сказать, потому как причетник вернул священника на правильный курс, прежде чем беда совершилась бесповоротно. А тут как-то между мной и лейтенантом был небольшой спор, капитан Ладлоу, насчет размещения груза. Он полагает, что груз у нас слишком смещен к носу от того места, которое он называет «центром тяжести», – послушать его, так будь груз ближе к корме, контрабандисту бы от нас никак не уйти; а я говорю, пусть кто угодно меряет ватерлинию…

– Поднять фонарь! – прервал разговорчивого офицера Ладлоу. – Видите сигнал с баркаса?

Трисель замолчал и тоже устремил глаза на бухту. В той стороне отчетливо три раза появился и исчез огонек.

– До сих пор все идет хорошо, – заметил капитан, в первый раз оборачиваясь к своему помощнику. – Значит, они уже у входа в бухту и путь свободен. Сдается мне, Трисель, что теперь удача нам обеспечена. Оглядите внимательно горизонт в подзорную трубу, а потом мы подойдем поближе к этой хваленой бригантине.

Оба поднесли к глазам подзорные трубы и несколько минут внимательно наблюдали. Оглядев весь горизонт – от берега Нью-Джерси до Лонг-Айленда, они убедились, что за мысом нет ничего заслуживающего внимания. Сделать это было нетрудно, так как на востоке небо прояснилось. Теперь они были уверены, что «Морская волшебница» не ушла через протоку, пока на крейсере готовились к нападению.

– Прекрасно, – повторил Ладлоу. – Теперь ему не миновать встречи с нами… Зажгите «треугольник».

На гафеле «Кокетки» были подняты три фонаря, расположенные треугольником, – приказ шлюпкам, вошедшим в бухту, действовать. Баркас тотчас откликнулся – над прибрежными деревьями и кустами взвилась маленькая ракета. На борту «Кокетки» все напряженно прислушивались, ожидая, что вот-вот какой-нибудь шум возвестит о начале схватки. Один раз Ладлоу и Триселю показалось, что они слышат в ночной тишине крики «ура»; потом они снова услышали или им только почудился грозный окрик, приказывающий контрабандистам сдаться. И снова потянулись тревожные минуты ожидания. Весь борт крейсера со стороны берега был усеян любопытными лицами, хотя из уважения к капитану все держались на почтительном расстоянии от юта, куда он поднялся, чтобы удобней было наблюдать.

– Пора бы, кажется, услышать звуки мушкетов или же увидеть сигналы победы! – сказал как бы про себе Ладлоу, не подозревая, что он говорит вслух.

– Вы не позабыли, надеюсь, указать, каким должен быть сигнал поражения? – произнес чей-то голос вблизи Ладлоу.

– А-а, господин Сидрифт! Я не желал бы, чтобы вы присутствовали при этом зрелище.

– Мне так часто приходилось наблюдать подобные сцены, что это уже не удивляет меня.

– Как, однако, вы уверены в том, кому поручена теперь ваша бригантина! Да я и сам готов поверить в вашу мощь, если бригантина и на этот раз ускользнет от моих шлюпок.

– Взгляните, вот доказательства! – возразил Сидрифт, указывая на три огонька, появившиеся в устье прохода, над которым в то же время заблестели еще несколько огоньков.

– Это сигналы неудачи! – вскричал Ладлоу. – Увалить судно под ветер и обрасопить реи! Выбрать шкоты до места! Живо, ребята! Трисель, надо спешить к устью залива. Мошенникам снова улыбнулось счастье!..

Ладлоу сказал все это глубоко раздосадованный, но властно, как подобает капитану, и по-морскому живо. А молодой моряк с бригантины, неподвижно стоявший рядом с ним, не вымолвил ни слова. С его губ не сорвалось ни одного торжествующего возгласа, он никак не обнаружил ни радости, ни удивления. Казалось, уверенность в своем судне освобождала его от опасений.

– Вы глядите на это чудо, любезный Сидрифт, как на самое обыкновенное дело, – заметил Ладлоу, когда крейсер двинулся с оконечности мыса. – Счастье еще не изменило вам; но с трех сторон бригантину окружает земля, а с четвертой – шлюпки и крейсер, и я еще не отчаялся одержать верх над вашей бронзовой богиней!

– Повелительница бригантины никогда не дремлет, – отозвался контрабандист, вздохнув с облегчением после того, как ему столь долго приходилось подавлять свои чувства.

– Можете говорить что угодно. Не скрою, таможенные чиновники ее величества назначили такой высокий приз за «Морскую волшебницу», что это заставило меня взяться за дело, которое мне вовсе не по душе. Сдайте бригантину, и я клянусь вам честью офицера, что команда будет без обыска отпущена на берег. Если угодно, оставьте ее с голой палубой и пустым трюмом, только отдайте это быстроходное судно в наши руки.

– Повелительница бригантины рассудила иначе. Она надела мантию цвета морских глубин и, поверьте, несмотря на все ваши ухищрения, поведет свою верную команду туда, где лот не достанет дна, хоть бы тут собрался весь флот королевы Анны!

– Смотрите, как бы вашим товарищам не пришлось пожалеть о таком упорстве! Но сейчас не время для пустых слов. Меня призывает долг службы.

Сидрифт понял намек и скрепя сердце удалился в отведенную ему каюту. В это время луна поднялась из-за горизонта и осветила залив своим мягким светом. Не оставалось никакого сомнения, что бригантина все еще стоит в бухте. Ободренный этим Ладлоу всецело отдался своему долгу, подавив на время даже личные свои чувства. Надежда снова воскресла в нем.

Спустя немного времени «Кокетка» достигла устья прохода, ведущего в бухту, и здесь остановилась. На реи и марсы были посланы матросы, чтобы осмотреть водную поверхность бухты. К ним присоединились два-три мичмана.

– Ничего не видно в бухте! – сказал капитан Ладлоу, посмотрев туда в бинокль. – Горы на берегу Джерси отбрасывают тень, и это мешает видеть, а севернее такелаж судна так легко принять за деревья острова Статен. Эй, на крюйс-марсе!

На этот окрик громко отозвался мичман.

– Что вы видите за мысом?

– Ничего. Наш вельбот идет вдоль берега, а баркас стоит у входа в бухту; а вон и ялик, он выгребает против течения, мимо Роумера; однако нет никаких следов катера до самого Кони.

– Взгляните чуть западнее и хорошенько следите за выходом из бухты Раритан. Видите вы там что-нибудь?

– Ага! Вижу какую-то точку на воде с подветренного борта.

– Что это?

– Если глаза не обманывают меня, сэр, это шлюпка. Она примерно в трех кабельтовых от нас и гребет к крейсеру.

Ладлоу взглянул в бинокль в указанном направлении. Вглядевшись раз-другой, он нашел наконец то, что искал, и, так как луна теперь светила ярче, ему без труда удалось разглядеть, что это такое. Без сомнения, это была шлюпка, которая, судя по всему, намеревалась вступить в переговоры с крейсером.

У моряка глаза острые, и на море он быстро соображает, что к чему. Ладлоу сразу увидел, что это не его шлюпка. Взяв рупор, капитан окликнул шлюпку, как это принято на море.

Ответ, отнесенный ветром, долетел едва слышно, но чувствовалось, что человек в шлюпке обладает удивительно сильным голосом и отлично умеет им пользоваться.

«Эй, на крейсере!» и «Парламентер с бригантины!» – только эти слова и можно было расслышать.

С минуту молодого капитана волновали самые разнородные чувства, он сделал несколько шагов взад и вперед по мостику. Потом решительно скомандовал спустить на воду последнюю еще оставшуюся шлюпку.

– Спустить кормовые паруса! – сказал он, когда шлюпка уже качалась на воде. – Раздать оружие! Нам надо быть настороже.

Дав Триселю приказание не сниматься с дрейфа, Ладлоу шепотом сделал важные распоряжения на случай предательства и спустился в шлюпку. Через несколько минут четырехвесельная шлюпка с крейсера и шлюпка с бригантины подошли так близко друг к другу, что могли свободно начать переговоры. Капитан крейсера приказал морякам табанить[76]76
  Табанить – грести в обратную сторону, чтобы остановить шлюпку или дать ей задний ход.


[Закрыть] и, подняв подзорную трубу, еще пристальнее и внимательнее осмотрел людей, которые его ожидали. Незнакомая шлюпка была легкая и плясала на волнах, как ореховая скорлупка, едва касаясь поверхности воды, а на банках сидели четыре здоровенных гребца, готовые в любое мгновение изо всех сил налечь на весла. На корме стоял человек, не узнать которого было невозможно…

Увидев его неподвижную решительную фигуру, его скрещенные на груди руки, его красивую и мужественную осанку, его своеобразную одежду, Ладлоу сразу узнал моряка в индийском шарфе. Он махнул рукой, и шлюпка подплыла ближе.

– Чего хотите вы от королевского крейсера? – спросил капитан, когда они достаточно сблизились.

– Доверия! – последовал спокойный ответ. – Приблизьтесь еще, капитан Ладлоу, я безоружен! Не беседовать же нам так, чтобы весь залив слышал это.

Рассудив, что шлюпке с военного судна не пристало выказывать нерешительность, Ладлоу скомандовал гребцам подойти к контрабандистам так, чтобы до их шлюпки можно было дотянуться веслом.

– Ну вот, я исполнил ваше желание, сэр. Я оставил свое судно и прибыл вести переговоры на самой маленькой из моих шлюпок.

– Незачем вспоминать, куда делись остальные, – заметил Румпель, и на его твердом лице мелькнула едва уловимая усмешка. – Вы неутомимо охотитесь за нами, сэр, и не даете бригантине передышки. Но дело опять не выгорело!

– В том деянии, что мы сделали сегодня ночью, я вижу начало успеха.

– Понимаю. Вы намекаете на Сидрифта, попавшего, по несчастью, в ваши руки. Если ему будет нанесено хоть одно оскорбление, мы сумеем отомстить.

– Ваши слова звучат несколько странно, принимая во внимание ваше положение осужденного, но мы извиняем их из уважения к мотивам, которые руководят вами… Ваша бригантина, мэтр Румпель, лишилась многого в лице Бороздящего Океаны, и, может быть, вы теперь более расположены внять голосу благоразумия. Я слушаю.

– Я намерен только предложить вам выкуп, который королева Анна, если она любит свою казну, не пожелает отвергнуть. Но из уважения к ее величеству я сначала выслушаю ее королевскую волю.

– В таком случае, позвольте мне как моряку, знающему свое дело, охарактеризовать положение обеих сторон. Я уверен, что «Морская волшебница», хоть она и скрыта сейчас в тени гор и ей благоприятствует дальность расстояния и слабая освещенность, стоит в заливе. Выход надежно охраняется; вы сами видите, что крейсер подстерегает ее у мыса. Мои шлюпки размещены так, что все пути к тайному бегству через северный пролив отрезаны; короче говоря, все выходы для вас закрыты. Как только рассветет, мы увидим, где бригантина, и начнем действовать.

– Ни на одной карте все мели и рифы не обозначены более ясно, чем в вашей речи! И чтобы избежать всех этих опасностей…

– …сдайте бригантину и уходите. Хотя вы и вне закона, мы удовольствуемся тем, что отберем у вас это замечательное судно, используемое вами во зло, в надежде, что, лишившись средства творить зло, вы вернетесь на праведный путь…

– …благодаря молитвам святых отцов, которые просят бога ниспослать нам раскаяние! А теперь, капитан Ладлоу, выслушайте мое предложение. В ваших руках человек, который пользуется большой любовью среди подданных леди в зеленой мантии; в наших – бригантина, которая наносит немалый ущерб владычеству королевы Анны в водах этого полушария. Если вы отпустите пленника на свободу, мы обещаем покинуть эти берега навсегда.

– Право, только сумасшедший может согласиться на такой договор! Вы предлагаете мне отпустить главного злодея, а взамен не получить никаких гарантий, кроме слова его подчиненного! Нет, мастер Румпель, положительно успехи вскружили вам голову. Я сделал свое предложение лишь потому, что жалел этого несчастного и благородного человека и… возможно, у меня были на то еще другие причины, но не злоупотребляйте моим добросердечием. Если нам придется применить силу, чтобы захватить ваше судно, закон может расценить ваше упорство очень сурово. От поступков, которые наше милосердное законодательство сейчас карает так мягко, всего один шаг до преступления!

– Я уверен был в вашей похвале. Право, я становлюсь ребенком, как только речь заходит о моем корабле! Однако пора кончить наш разговор. О сдаче бригантины не может быть и речи. Что вы думаете о кругленькой сумме денег, которая пойдет в вашу пользу в случае, если мы нарушим слово?

– Вы просите невозможного. Бригантина – или ничего!

– Скорее жизнь отдам, чем бригантину! Вы думаете, что мы окружены со всех сторон и что вам не остается сделать ничего большего, как с наступлением рассвета забросить крючья на наше судно? В таком случае эти честные матросы могут разуверить вас в неосновательности этих надежд. Нам случалось проскальзывать сквозь более плотные преграды, что выстраивал нам ваш флот. Ваши ядра не испортили красоты «Волшебницы». Но скажите, в каком преступлении можете вы обвинить Сидрифта и за что вы захватили его?

– Для нас достаточно одного имени Бороздящего Океаны, – отвечал, смеясь, Ладлоу. – Хотя прямых признаков, указывающих на какое-либо преступление, нет, но его можно свободно арестовать, так как он находится вне покровительства закона…

– Вот вам хваленая справедливость истинных пиратов, захвативших власть в свои руки! Вы осуждаете человека в его отсутствие, человека, который молчит. Но если вы думаете безнаказанно совершать насилие, то знайте: существуют люди, которые чувствуют живой интерес к судьбе этого молодого человека.

– Не теряйте времени на напрасные угрозы! – нетерпеливо возразил Ладлоу. – Если вы принимаете мои условия, то говорите это сейчас. Если нет, то ответственность за последствия лежит на вас!

– Пусть последствия падут на меня. Хотя мы и не можем прийти к соглашению, но это не мешает нам расстаться друзьями. Протянем друг другу руки, как подобает храбрым морякам; нет нужды рвать друг другу глотку.

С этими словами Румпель дружелюбно протянул руку. Ладлоу колебался. Однако слова контрабандиста звучали так искренно, манеры его настолько отличали его от прочих собратий по ремеслу, что молодой человек устыдился своего недоверия. Притом он боялся обвинения в неучтивости. Все это заставило его принять, хотя и крайне неохотно, протянутую руку. Контрабандист воспользовался этим, чтобы притянуть свою лодку к самой шлюпке Ладлоу, и затем, к величайшему изумлению всех присутствующих, перескочил к Ладлоу и сел к нему лицом к лицу.

– Есть дела, которые не могут обсуждаться во всеуслышание! – заметил он тихо. – Скажите откровенно, капитан Ладлоу, знает ли ваш пленник, что его судьбою интересуются?

– Недостатка в утешениях нет, господин Румпель, так как его утешает прекраснейшая женщина…

– А, понимаю! Вы говорите об Алиде?

– К несчастью, вы правы. Эта экзальтированная девушка, кажется, только и живет в его присутствии. Она презирает мнение других и потому не побоялась ступить на палубу моего судна.

При этих словах с лица Румпеля сбежали последние следы беспокойства.

– Человек, на долю которого выпало такое счастье, может на миг забыть даже бригантину! – воскликнул он со своей обычной беспечностью. – Ну, а что олдермен?

– У него больше благоразумия, чем у его племянницы, потому что он не отпустил ее одну.

– Достаточно. Капитан Ладлоу, что бы ни случилось, мы расстаемся друзьями. Не бойтесь, сэр, еще раз пожать руку человеку, объявленному вне закона; это честная рука, у многих пэров и князей руки далеко не так чисты. Не обижайте этого веселого и легкомысленного юношу; ему не хватает зрелого благоразумия, но сердце у него золотое. Ради него я готов пожертвовать жизнью, но бригантину нужно спасти любой ценой. Прощайте.

Несмотря на всю его бодрость, голос отважного моряка дрогнул от волнения. Крепко пожав руку Ладлоу, он прыгнул в свою шлюпку легко и уверенно как человек, для которого океан – родной дом.

– Прощайте, – повторил он, делая своим людям знак грести в сторону мели, куда не мог пройти крейсер. – Мы, вероятно, еще увидимся. До скорой встречи! Прощайте!

– Без сомнения, мы встретимся на рассвете.

– Напрасно вы надеетесь на это, храбрый капитан. Наша повелительница прикроет бригантину своей мантией, и мы пройдем у вас под самым носом. Примите мои добрые пожелания; попутных вам ветров, счастливой высадки на берег и приятного отдыха дома! Не обижайте юношу, и пусть вашему флагу сопутствует удача во всем, кроме преследования моей бригантины.

Матросы в обеих шлюпках дружно налегли на весла, и вскоре они были уже так далеко друг от друга, что не смогли бы услышать и самый громкий крик.