Текст книги "«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны"

– Ночью в бухте плавали какие-то лодки. Видимо, захваченные в плен люди капитана Ладлоу были вовремя освобождены.

– Мне неизвестно, где они… Шлюпка исчезла, и я здесь совсем один.

– Значит, вы хотите сказать, капитан, что Алида Барбери не бежала прошлой ночью из дома своего опекуна, чтобы искать убежища на вашем судне?

– Бежала?! – в ужасе воскликнул молодой человек. – Алида Барбери бежала из дома своего опекуна?

– Капитан Ладлоу, мне сейчас не до шуток. Дайте слово джентльмена, что вам ничего не известно об исчезновении моей племянницы!

Вместо ответа моряк ударил себя с силою по лбу и пробормотал какие-то слова, которые в присутствии как дам, так и почтенных олдерменов произносить было совершенно нежелательно. Когда первый порыв отчаяния прошел, он бросился в кресло и посмотрел вокруг себя с совершенно растерянным видом.

Для олдермена вся эта сцена носила крайне загадочный характер. Вместо того чтобы разъясниться, дело все более и более запутывалось. Несколько минут оба собеседника смотрели друг на друга.

– Не буду отрицать, капитан Ладлоу, что в первую минуту я подумал о вас, как о виновнике бегства Алиды. Молодежь ведь так легкомысленна! Теперь я вижу, что ошибся. Что же касается Алиды, то я знаю теперь о ней столько же, сколько и вы. Сегодня рано утром ваше судно отправилось в город. Может быть, она отправилась на нем?

– Нет, нет, это невозможно! Я знаю это наверняка!

– Но неужели эта несчастная… эта очаровательная… эта бесстыдная девушка навсегда потеряна для нас? – не в силах совладать с душевной мукой, воскликнул молодой моряк. – Сгинь, корыстолюбец! Вот до какого безумства довела жажда золота такую чистую – о, если бы я мог сказать чистую и невинную, – девушку!..

И, пока возлюбленный бурно изливал свое отчаяние в столь несдержанных выражениях, опекун прелестной беглянки вовсе растерялся от удивления. Хотя красавица Барбери всегда вела себя так безупречно и сдержанно, что даже поклонники оставались в неведении относительно ее чувств, наблюдательный олдермен давно подозревал, что пылкий, открытый и мужественный командир «Кокетки» занимал в сердце девушки больше места, чем флегматичный и нерешительный патрон Киндерхука. Поэтому, когда стало ясно, что Алида исчезла, олдермен вполне резонно решил, что она избрала простейший способ разрушить все его планы, поощрявшие домогательства богатого патрона, и бросилась в объятия молодого моряка. Законы колонии не чинили помех подобным бракам – и когда Ладлоу появился в «Сладкой прохладе», бюргер был твердо убежден, что видит перед собой человека, который уже стал или, вне всякого сомнения, вскоре станет его племянником. Но горе безутешного юноши не могло быть притворным. Олдермен был совершенно сбит с толку, не понимая, что же случилось с его племянницей. Им владело скорее удивление, нежели душевная мука; он подпер рукой массивный подбородок и погрузился в размышления.

– Неизвестность и тайны! – пробормотал он после долгого молчания. – Не может быть, чтобы упрямая девчонка играла в прятки со своими друзьями! В ней чересчур сильна нормандская кровь и фамильные черты де Барбери, как говорит глупый старый Франсуа, чтобы пуститься на такие шалости. Что она скрылась – это несомненно, – продолжал он, вновь осматривая пустые ящики туалета и открывая дверцы шкафов, – и драгоценности исчезли вместе с нею… Нет гитары… Нет лютни, что я выписал для нее из-за океана, отличной голландской лютни, которая обошлась в сотню гульденов… И все только что купленные… гм… обновки тоже исчезли. И бриллианты моей покойной сестры, которые я велел Алиде взять с собой для надежности на то время, пока нас не будет дома, – их я тоже не вижу… Франсуа! Франсуа! Ты был верным слугой Этьена де Барбери, скажи, что сталось с твоей госпожой?

– Ах, мосье, – горестно отозвался камердинер, на чьем лице было написано неподдельное страдание, – она не сказать бедному Франсуа! Лучше мосье спросить капитана, он, может быть, знать…

Бюргер бросил на Ладлоу быстрый испытующий взгляд и отрицательно покачал головой, тем самым выражая свое доверие молодому человеку.

– Идите попросите сюда господина ван Стаатса Киндерхука! – приказал олдермен.

– Подождите! – вскричал Ладлоу и, обратившись к олдермену, прибавил: – Надеюсь, что дядя извинит заблуждение своей племянницы и не покинет ее на произвол судьбы.

– Я не привык оставлять без внимания даже незначительные вещи. Но вы говорите загадками. Если вам известно, где скрывается Алида, укажите мне это место, и я приму соответствующие меры.

Ладлоу густо покраснел. Откинув свою гордость, он заметил с горькой улыбкой:

– Бесполезно притворяться более. Очевидно, она сделала более достойный выбор, чем тот, на который мы раньше с вами надеялись. Она нашла друга более подходящего, чем господин ван Стаатс Киндерхук или скромный капитан казенного судна.

– Крейсеры и фермы! Что это значит? Молодая девушка не здесь. Затем, вы уже подтвердили, ее нет и на борту «Кокетки». Остается только…

– Бригантина! – вырвалось со стоном у капитана Ладлоу.

– Бриганти-ина! – протянул олдермен. – Но что моя племянница имеет общего с бригантиной? Алида де Барбери не занимается торговлей.

– Господин олдермен, кто не хочет запятнать себя пороком, тот не должен общаться с порочными людьми. Прошлой ночью у нее во флигеле я встретил одного человека, наружность и манеры которого могли бы соблазнить, кажется, даже ангела. О женщина, женщина, вся ты соткана из тщеславия, и воображение – твой злейший враг!

– Женщина и тщеславие! – словно эхо отозвался изумленный бюргер. – Моя племянница, наследница Этьена Мариа де Барбери, предмет поклонения стольких уважаемых людей, бежала с морским бродягой, если считать верными ваши суждения о бригантине!.. Это невероятно!

– Глаза влюбленного, сэр, зорче глаз опекуна или, если угодно, более ревнивы. Как бы мне хотелось, чтобы мои подозрения не оправдались!.. Но если Алида не на бригантине, то где же она?

Олдермен уже начал соглашаться с Ладлоу. И вправду, если красавица Барбери не поддалась очарованию своенравного взора и пленительной улыбки контрабандиста, если ее не смутило таинственное и неотразимое обаяние этого человека, если она не была им околдована, то что же с ней произошло и куда она скрылась?

Такие мысли явились теперь олдермену, подобно тому как недавно они терзали Ладлоу. Предположения постепенно переходили в уверенность. Но истина не вспыхнула в голове расчетливого и осторожного купца так же молниеносно, как в голове ревнивого влюбленного. Бюргер взвешивал все обстоятельства встречи контрабандиста с племянницей, вспоминал, как вел себя гость и что он говорил, строил общие и весьма смутные догадки относительно того, сколь сильно может воздействовать на женскую впечатлительность новизна в сочетании с романтикой; долго размышлял о некоторых важных фактах, известных лишь ему одному, и наконец пришел к тому же заключению, до которого ранее чутьем подхлестнутой ревности дошел его молодой собеседник.

– Женщины и капризы! – пробормотал бюргер, выходя из задумчивости. – Их честолюбивые помыслы так же изменчивы, как доходы от китобойного промысла или удача охотника. В этом деле не обойтись без вашей помощи, капитан Ладлоу. Еще не все упущено, ибо, если принять ваши предположения о том, что это за бригантина, на ней вряд ли есть священник, и вполне вероятно, что моя племянница, осознав свое заблуждение, наградит того, кто был ей настолько предан.

– Я всегда готов быть полезен мадемуазель де Барбери, – поспешно, но все же несколько отчужденно ответил молодой моряк. – А о награде успеем поговорить после успешного завершения дела.

– Чем меньше шума мы подымем по поводу этой семейной неурядицы, тем лучше. Поэтому разумнее будет держать в тайне наши подозрения относительно бригантины до получения более точных сведений.

Капитан поклонился в знак согласия.

– А теперь, достигнув предварительного соглашения, пойдем и поищем патрона Киндерхука, который имеет право на наше доверие.

С этими словами олдермен, сопровождаемый моряком, побрел из павильона Алиды. Лицо почтенного коммерсанта выражало теперь скорее скуку и досаду, чем действительное огорчение.

Глава XIV

– Я ветер свой тебе дарю. – Сестра, благодарю. – Возьми себе и мой. – Прочие – и так со мной.

Шекспир. Макбет

Облако над устьем Раритона стояло неподвижно. Ветер все еще дул с моря. Бригантина в бухте и королевский крейсер в море по-прежнему стояли на якорях, словно и не собирались двигаться с места.

Наступил час, когда безошибочно можно было предвидеть, какая в течение дня будет погода, и не оставалось ни малейшей надежды на то, что ветер переменится и бригантина, воспользовавшись отливом, сможет пройти по протоке в открытое море.

Окна «Сладкой прохлады» были распахнуты, что указывало на присутствие владельца виллы. В доме и в саду слуги занимались обычными делами – однако по тому, как они время от времени перешептывались между собой и даже собирались кучками в укромных уголках, было ясно, что и они удивлены необъяснимым исчезновением молодой хозяйки. В остальном все окрест было тихо и спокойно.

Под сенью прибрежного дуба, где редко бывали люди, стояло три человека. По-видимому, они ожидали известий с бригантины. Место было выбрано ими с таким расчетом, чтобы оставаться незамеченными для всех, кто может пройти вверх или вниз по Шрусбери.

– Скромность должна быть девизом торговца, – говорил между тем олдермен. – Купец должен скрывать свои торговые дела, скрывать, как он совершает сделки, скрывать свое отношение к другим купцам, и превыше всего он должен скрывать свои замыслы и намерения. Благоразумному купцу, желающему навести порядок в собственном доме, так же мало пристало призывать на помощь властей предержащих, как и выбалтывать на базаре секреты своих торговых операций. Я с радостью принимаю помощь двух таких достойных людей, как капитан Корнелий Ладлоу и господин Олофф ван Стаатс, ибо знаю, что уж они-то не распустят ненужных сплетен об этом пустячном происшествии… Ага, негр уже переговорил с контрабандистом – если правильно предположение капитана Ладлоу относительно характера этого судна – и покидает бригантину.

Спутники олдермена не проронили ни слова. В равной степени заинтересованные в скорейшем получении известия с бригантины, они молча следили за продвижением ялика с их посыльным. Однако, вместо того чтобы грести к месту, где его ожидали, негр, отлично знавший, что ялик необходим для переправы через протоку на материк, направился к устью реки, то есть в противоположном направлении.

– Возмутительное неповиновение! – негодовал олдермен. – Этот негодяй бросает нас на бесплодном островке, где мы отрезаны от материка и лишены сведений о состоянии рынка и всего необходимого, словно заблудшие в пустыне!

– К нам едет человек для переговоров, – произнес Ладлоу, чей наметанный глаз первым не только заметил шлюпку, отвалившую от борта бригантины, но и определил взятое ею направление.

Капитан не ошибся. Гребной катер, ныряя в волнах, быстро приближался к месту, где сидели олдермен и его друзья.

Когда он приблизился к берегу настолько, что можно было переговариваться, весла разом поднялись и шлюпка остановилась как вкопанная. На ней поднялся уже знакомый нам моряк в индийском шарфе и стал подозрительно смотреть в кусты, находящиеся позади дуба. Должно быть, результаты осмотра были удовлетворительны, так как он отдал приказ своим людям пододвинуть шлюпку ближе к берегу.

– Какое вы еще имеете дело к бригантине? – спросил он сурово. – У нас нечего продавать, – разве что красоту бригантины, но она непродажна.

– Любезный незнакомец, – ответил олдермен, делая ударение на последнем слове, – никто из нас не расположен вести торговлю, осуждаемую властями. Мы только желаем переговорить с командиром вашего корабля по важному делу частного порядка.

– Зачем же тогда с вами офицер? Я вижу здесь какого-то человека, одетого в королевскую ливрею. Не любим мы королевских слуг и вовсе не желаем заводить дурные знакомства.

Взбешенный холодной самонадеянностью человека, который столь бесцеремонно обошелся с ним вчера, Ладлоу чуть не прокусил губу, сдерживая себя, но тут же, не совладав с профессиональной гордостью и, возможно, по привычке командовать, высокомерно произнес:

– Мундир представителя королевской власти должен напоминать вам о том, что его носит человек, уполномоченный защищать ее права. Я требую сообщить мне название и род промысла бригантины!

– Что касается ее промысла, то он, с этим трудно спорить, несколько сомнителен и даже двусмысленнен. Но веселые моряки, плавающие на ней, не обращают внимания на то, что говорят злые языки об их возлюбленной. Что же касается имени, то мы отвечаем на любой оклик, если только к нам обращаются от чистого сердца. Назовите бригантину хоть «Честность», если пожелаете, раз ее нет в судовом регистре.

– Есть основание подозревать ваше судно в противозаконных действиях. Именем королевы я требую допуска к судовым документам и досмотра груза. В противном случае я буду вынужден прибегнуть к помощи пушек. На стоящем поблизости крейсере только ждут моих приказаний.

– Для того чтобы прочесть наши судовые документы, капитан Ладлоу, не надо знать грамоты. Они начертаны легким килем бригантины на морской пене, и тот, кто погонится по нашему следу, может убедиться в их подлинности. Что касается желания осмотреть наш груз, то, когда вас в следующий раз пригласят в форт на бал, внимательно осмотрите воротнички, манжеты, отвороты и корсаж госпожи губернаторши или же полюбопытствуйте насчет юбок с фижмами на жене и дочерях судьи адмиралтейства! Мы не торговцы молочным товаром, чтобы вынуждать офицера-досмотрщика рисковать целостью своих ног среди ящиков и бочек с маслом.

– У вашей бригантины должно быть название! Именем королевы я требую сообщить его мне.

– Посмотрите на изящные контуры бригантины. Не правда ли, похожа она на Венеру? Неудивительно, что ее прозвали…

– «Морской волшебницей»! – добавил Ладлоу, заметив, что контрабандист замялся.

– Вы мастер отгадывать, господин Ладлоу.

– Удивление и изумление, патрон! – вскричал Миндерт встревоженным тоном. – Вот открытие, способное привести в замешательство честного купца больше, чем неблагодарное поведение полусотни племянниц.

– Так это знаменитое судно Бороздящего Океаны?!

– Господин моряк! Не расстраивайте наших планов! – продолжал олдермен. – Мы явились сюда не по поручению властей, не для того, чтобы расследовать ваши прошлые дела, и вам нет нужды говорить о них. Еще меньше намерены мы поощрять жажду к противозаконной наживе и вступать в какие-либо сделки, запрещенные законом. Мы лишь хотим на несколько минут встретиться со знаменитым флибустьером, если он действительно командует вашим судном, и обсудить с ним одно дело, в котором мы все трое заинтересованы. Королевский офицер по долгу службы обязан задать вам вопросы, на которые вы вольны ответить, как вам захочется. И так как крейсер ее величества находится на достаточно далеком расстоянии, то трудно предполагать, что вы поступите иначе. К тому же вряд ли господин офицер намерен предпринять какие-либо другие действия. Переговоры и вежливость! Капитан Ладлоу, мы должны проявить учтивость, иначе этот человек оставит нас здесь и нам придется добираться до «Сладкой прохлады» вплавь, так ничего и не выяснив. Вспомните наше условие. Если вы не будете его выполнять, я отказываюсь продолжать переговоры.

Ладлоу прикусил губу и умолк. Обладатель индийского шарфа, или, как его уже неоднократно называли, Том Румпель, вновь внимательно осмотрел окрестности, после чего шлюпка пристала кормой к берегу.

– Садитесь, – предложил матрос капитану «Кокетки», который не стал дожидаться вторичного приглашения. – Садитесь, драгоценный заложник – верная гарантия перемирия. Бороздящий – не враг хорошего общества, и я воздал должное слуге королевы, пригласив его первым занять место согласно его положению и званию.

– Послушайте, любезный, благодаря обману вы временно можете считать себя победителем, но помните, что «Кокетка»…

– …вполне безобидное судно, которое я досконально изучил от трюмов и до верхушки мачт, – хладнокровно перебил Румпель. – Но давайте займемся делом, которое касается Бороздящего!

Оставив свою дерзкую манеру поведения, моряк сразу стал серьезным и, повернувшись к своим людям, приказал им грести к бригантине.

Уже упоминалось, что подвиги «Морской волшебницы» и отвага ее капитана были в те времена предметом восхищения, удивления и негодования. Любители чудес с удовольствием слушали поразительные рассказы о приключениях бригантины; те же, кто неоднократно терпел неудачу в попытках захватить дерзких контрабандистов, краснели при одном упоминании о ней; но все одинаково дивились сообразительности и мастерству, с каким капитан «Морской волшебницы» управлял судном. Поэтому неудивительно, что Ладлоу и ван Стаатс приближались к легкой и изящной бригантине с чувством любопытства, которое возрастало при каждом взмахе весел. В те времена морская профессия была особенно на виду, и моряки отличались от остальной части человечества своими привычками и взглядами; естественно потому, что соразмерность и грациозность корпуса, исключительная пропорциональность и изящество рангоута и такелажа вызывали в капитане Ладлоу чувство восхищения сродни тому, какое испытывает человек, признавая неоспоримое превосходство своего соперника. Украшения же благородного судна свидетельствовали о вкусе и вызывали не меньшее удивление, чем его формы и оснастка.

Во все времена моряки любили снабжать свои плавучие дома украшениями, которые хотя и согласовывались с водной стихией, но в какой-то мере повторяли архитектурные орнаменты, известные на суше. Набожность, суеверия и народные обычаи накладывали свой отпечаток на эти орнаменты, которые и поныне еще сохранились в различных странах мира и придают столь своеобразный облик их судам. На одном судне румпель руля вырезался в виде отвратительного чудовища, на другом – на кат-балках[43]43
  Кат-балки – толстые квадратные брусья, выдающиеся за борт в носовой части судна; служат для уборки якорей.


[Закрыть] виднелись выпученные глаза и высунутые языки, форштевень[44]44
  Форштевень – носовой вертикальный или несколько наклонный брус, продолжающий киль вверх.


[Закрыть] третьего украшала фигура святого покровителя или всемилостивой Девы Марии, четвертый был изукрашен аллегорическими эмблемами и государственными гербами. Не все эти произведения моряцкого искусства можно было признать удачными, но постепенно понимание изящества избавляет от грубости даже эту отрасль человеческого трудолюбия и подымает ее до уровня, который не оскорбляет утонченные вкусы нашего времени. Бригантина, о которой мы рассказываем, хотя и была построена в те отдаленные времена, могла бы составить гордость судостроительного искусства нашего времени.

Как уже говорилось, изящно выполненный, невысокий и темный корпус знаменитого судна-контрабандиста был так хорошо уравновешен, что корабль летел по водной поверхности подобно морской птице. Так как медная обшивка в те времена была еще неизвестна, подводная часть судна была окрашена в синий цвет, который мог соперничать с цветом океанских глубин. Надводная часть корпуса бригантины была черна как смоль и искусно оживлена двумя бледно-желтыми полосками, которые с математической точностью были проведены параллельно ее палубе и сходились вместе у подзора. Скатанные брезентовые койки[45]45
  Койки на парусных военных судах были брезентовыми, подвешивающимися, как гамаки, в жилых помещениях судна. На день койки вместе с постельными принадлежностями скатывались и укладывались в специальные коечные сетки на верху фальшборта. Во время боя служили прикрытием от мушкетных пуль.


[Закрыть] скрывали тех, кто находился на палубе, в то время как закрытый фальшборт придавал бригантине вид судна, способного к военным действиям. Ладлоу с любопытством разглядывал корпус, тщетно стараясь отыскать какие-либо свидетельства мощи его огневого вооружения. Если даже у бригантины имелись орудийные порты, они были так тщательно замаскированы, что острый глаз Ладлоу не мог их обнаружить. Даже хранящиеся под стеклом модели военных судов не могли бы соперничать с бригантиной в четкости линий, такелажа и рангоута. Ни один конец здесь не болтался и не провисал; паруса были словно выутюжены ретивой хозяйкой, мачты и реи были полны изящества и придавали бригантине призрачную легкость и быстроту.

Когда катер приблизился, стала видна ее носовая часть. Капитан Ладлоу первым заметил под бушпритом название, которое можно было принять за аллегорический намек на название судна. На носу красовалась сделанная с большим искусством фигура женщины. Она легко опиралась одним коленом на выступ волнореза, держа другую ногу на весу, напоминая воздушную позу знаменитого «Летящего Меркурия», изваянного Джованни да Болонья[46]46
  Джованни да Болонья (1529–1608) – итальянский скульптор. Его «Летящий Меркурий» хранится в Национальном музее во Флоренции.


[Закрыть]. Легкое ее одеяние было цвета морской волны, словно впитало в себя цвет окружающей стихии. Лицо – темно-бронзового оттенка, который с незапамятных времен принят для статуй, дабы придать им сверхъестественное выражение. Пышные волосы развевались во все стороны, глаза казались живыми и сверкали, словно у колдуньи; многозначительная коварная улыбка играла на губах. Встретив взгляд этой фигуры, молодой моряк вздрогнул, словно перед ним было одухотворенное создание.

– Обман и мистификация! – пробормотал олдермен, заметив странную фигуру. – Эта недвижимая персона украдет что угодно без малейшего угрызения совести. Патрон, у вас молодое зрение, – что такое эта негодница держит на своей голове?

– Кажется, это открытая книга, страницы которой исписаны красными буквами. Уж, наверно, это не свод законов, за это я ручаюсь. Должно быть, это список барышей, полученных от ее разбойничьих экскурсий. Право, эта фигура может смутить всякого честного человека.

– Не желаете ли прочесть девиз волшебницы? – спросил обладатель индийского шарфа, внимание которого было больше поглощено состоянием оснастки бригантины, чем фигурой, привлекшей взгляды его спутников. – Ночная сырость натянула бом-кливер-леер, ребята. Утлегарь вот-вот начнет воротить нас от соленой воды, словно привередливая сухопутная крыса! Выровняйте снасть, не то нам достанется от волшебницы – ведь она не терпит беспорядка… А вот сейчас, джентльмены, вы отчетливо можете разглядеть, что написано в книге.

Румпель переложил руль, и шлюпка послушно подошла к только что описанному изваянию. Выведенные красной краской буквы были теперь ясно видны, и, пока олдермен пристраивал на нос очки, его друзья прочли следующее:

«Я не даю и не беру С тем, чтоб платить или взимать проценты, – Но, чтоб помочь в нужде особой другу, Нарушу правило. «Венецианский купец».

– Улыбка и бесстыдство! – вскричал Миндерт, прочитав Шекспирову цитату. – Никто не пожелает подружиться с тобою и приписывать такие чувства уважаемым коммерсантам, будь они из Венеции или из Амстердама. Давайте причаливать к бригантине, друг мой, пока дурные языки не принялись злословить о причинах нашего визита.

– Не спеша мы вернее достигнем цели. Не хотите ли взглянуть еще на одну страницу из книги волшебницы? Женщину трудно понять с первого слова.

С помощью трости пальмового дерева, которую он держал в руках, моряк перевернул металлический лист, укрепленный на искусно замаскированных петлях, открыв новую страницу, с другим текстом.

– Что там еще, патрон? – спросил бюргер, не скрывая своего презрения к откровениям волшебницы. – Безрассудство и стихи! Они неисправимы, эти женщины! Если провидение лишит их дара речи, они отыщут иной способ, чтобы поболтать!

 
Сестры, мчимся чередой
Над землей и над водой.
Пусть замкнет волшебный круг
Трижды каждая из нас:
Трижды по три – девять раз[47]47
  Шекспир. «Макбет».


[Закрыть].
 

– Чистейшая ерунда! – продолжал бюргер. – Легко сказать – трижды и еще трижды увеличить свой достаток! Ведь как хорошо должна идти торговля, чтобы хоть удвоить капитал, и с каким риском это связано, какого требует терпения!

– У нас есть и другие страницы, – сказал Румпель. – Но дело не ждет. Много полезного можно узнать из книги волшебницы, если есть свободное время и желание. В штилевую погоду я часто заглядываю в книгу и почти никогда не встречал одного и того же изречения! Вот и мои люди могут подтвердить это.

Матросы, сидевшие на веслах с открытыми, хоть и суровыми лицами, молча кивнули. Затем Румпель отвернул лодку от носа бригантины, и морская волшебница снова осталась в одиночестве парить над родной стихией.

Прибытие посетителей на бригантину не вызвало никакого волнения среди ее матросов. Моряк в индийском шарфе, сразу превратившийся в любезного джентльмена, при входе на палубу сердечно приветствовал гостей, как будто только теперь увидал их. Затем он попросил позволения оставить их на минуту с целью сделать кое-какие распоряжения и исчез в одном из люков. Этим наши друзья и воспользовались, чтобы бросить беглый взгляд на окружавшую их обстановку. Не подлежало сомнению, что даже олдермен ван Беверут впервые так далеко проник в тайны красавицы бригантины. Но наилучшим образом воспользовался представившейся возможностью Ладлоу, о чём можно было судить по быстрым пытливым взглядам, которые скользили по всему, что могло заинтересовать моряка.

Удивительная чистота царила кругом. Палуба была настелена столь тщательно, что казалось, будто она сделана искусной рукой краснодеревщика, а не грубым инструментом плотника, как на большинстве кораблей; отделка фальшбортов, поручней и всего прочего, доступного взору, была изящной и прочной; медь использовалась экономно, со вкусом и лишь там, где она была совершенно необходима; внутренние переборки были выкрашены нежной бледно-желтой краской. Боевое вооружение отсутствовало или, по крайней мере, его не было видно; и те полтора-два десятка суровых с виду моряков, которые молча и задумчиво расхаживали по палубе со скрещенными на груди руками, не были похожи на людей, которые находят удовольствие в насилиях и грабежах. Все они без единого исключения были немолодые люди с обветренными лицами, головы многих уже тронула седина. Ладлоу успел рассмотреть все это до возвращения Румпеля, который и не выказывал намерения скрыть от гостей достоинства бригантины.

Когда Румпель возвратился, Ладлоу не скрыл от него своего восторга перед тем, что он здесь увидел.

– Наша «Волшебница» не скупится на удобства для своих людей, – сказал моряк, заметив любопытные взгляды королевского офицера. – Вы увидите, что каюты Бороздящего под стать адмиральским; а команда размещается позади фок-мачты. Не желаете ли спуститься и взглянуть?

Гости приняли предложение, и, к изумлению своему, капитан Ладлоу увидел, что, помимо помещения, заставленного большими водонепроницаемыми рундуками[48]48
  Рундуки – лари, в те времена деревянные, служащие для хранения личных вещей команды, а иногда и койками.


[Закрыть], вся остальная часть бригантины была отведена под жилье для ее офицеров и матросов.

– Нас называют контрабандистами, – с усмешкой промолвил Румпель, – а попробовали бы эти господа побывать здесь? Едва ли удалось бы им уличить нас в мошенничестве. Вот здесь – железный балласт, чтобы наша госпожа твердо держалась на ногах, а тут – ямайский ром с водой и старые испанские вина, чтобы веселить сердца и охлаждать глотки моих парней. Больше тут ничего нет. За той переборкой – провиантская и такелажная кладовая, а рундуки, что перед вами, пусты. Взгляните, один из них открыт. Он сделан со вкусом, словно ящик дамского столика. Здесь не место для крепкой голландской водки или грубых товаров табачных торговцев. Клянусь жизнью! Кто хочет проследить, какие грузы возит «Морская волшебница», тот должен внимательно присмотреться к разодетой в атлас красотке или к священнику в его пышном одеянии. Церковь и ее унылые пастыри возрыдают, если нашему доброму судну будет причинен вред.

– Следует положить конец дерзкому нарушению законов, – сказал Ладлоу. – И это произойдет скорее, чем вы предполагаете!

– Каждое утро я заглядываю в книгу волшебницы, ибо у нас такой порядок, и, если она намерена сыграть с нами злую шутку, она, по крайней мере, честно предупреждает об этом. Ее девизы часто меняются, но всегда сбываются. Трудно угнаться за туманом, гонимым ветром, и тому, кто хочет подольше побыть в нашем обществе, самому следует не отставать от ветра, капитан Ладлоу!

– Мало ли перехватали вашей братии! Ветер, благоприятный для легкого судна, недостаточен для тяжелого? Поживем – увидим, что может сделать крепкая мачта, солидный корпус, здоровые руки.

– Да спасет меня волшебница с зорким глазом и злобной улыбкой! Мне случалось видеть, как она головой зарывалась в море и сверкающая вода, словно золотые звезды, стекала с ее волос, но никогда еще не прочел я в ее книге слова неправды. Она и кое-кто на борту отлично понимают друг друга. И поверьте, волшебница слишком хорошо знает океанские пути-дороги, чтобы лечь на неправильный курс… Но мы разболтались, словно пустословные речники! Желаете ли вы видеть Бороздящего Океаны?

– Это цель нашего визита, – ответил Ладлоу, сердце которого неистово забилось при упоминании имени грозного авантюриста. – Если это не вы сами, то ведите нас к нему.

– Говорите потише! Если дама под бушпритом услышит подобные слова, я не ручаюсь за ее снисходительность. Принять меня за него!.. – повторил обладатель индийского шарфа, громко рассмеявшись. – Океан всегда больше моря, а залив больше бухты. Впрочем, у вас будет возможность самому решить, кто из нас кто, доблестный капитан, а пока следуйте за мной.

С этими словами моряк в индийской шали повел гостей в кормовую часть бригантины.