Текст книги "Кошки-мышки"

Глава 79

Париж, Франция

Хотя полиция стала бы оспаривать это, но теперь было вполне очевидно, что мистер Смит полностью взял Париж под свой контроль. Он завоевал город сразу же, в один день, и только он сам знал, зачем ему это понадобилось. Новости о его зловещем присутствии в столице распространились моментально. Сначала по бульвару Сан-Мишель, а затем и по улице Вожирар. Правда, такой ход событий никак не устраивал шестое полицейское управление, считавшееся самым престижным. Именно на его территории и объявился мистер Смит.

Соблазнительные витрины роскошных магазинов на Сан-Мишель манили одинаково и французов, и иноземных гостей. Поблизости находился Люксембургский сад. Только не здесь, не в этой обители богатства и покоя должен был действовать проклятый убийца.

Служащие дорогих магазинов первыми оставили прилавки и все как один бросились на улицу Вожирар к дому номер 11. Им не терпелось посмотреть если не на самого Смита, то хотя бы на его «работу». А вдруг еще и удастся краем глаза взглянуть на настоящего Чужого?

И посетители, и владельцы покинули модные салоны и кафетерии. Хотя многие и не смогли дойти до улицы Вожирар, они по крайней мере имели возможность издали любоваться на скопище бело-черных полицейских машин и даже один армейский автобус. Над местом жуткого происшествия летали голуби, которые тоже, казалось, заразились всеобщим любопытством.

По другую сторону Сан-Мишель находилась знаменитая Сорбонна с ее зловещего вида часовней с огромными часами и большой открытой мощеной террасой. Второй автобус, набитый солдатами, припарковался на площади. Студенты и абитуриенты тоже толпились на рю Шампольон, желая поглазеть на происходящее. Улочка называлась в честь всемирно известного египтолога Жана-Франсуа Шампольона, первым проникшего в тайну египетских иероглифов. Ключ к расшифровке дало ему изучение знаменитого камня Розетты.

Подъехавший на рю Шампольон полицейский инспектор Рене Фольк при виде столь внушительной толпы лишь грустно покачал головой. Инспектор прекрасно понимал, какие картины сможет нарисовать больное воображение обывателей, раздувающих слухи о мистере Смите. Страх перед неизвестным, а особенно ужас перед внезапной насильственной смертью обладали особой притягательной силой для собравшихся здесь. Мистер Смит завоевал всеобщее внимание тем, что его действия отличались абсолютной непредсказуемостью. Он действительно смахивал на Чужого. Не много людей могли бы приписать сотворенное им человеческому существу.

Инспектор принялся оглядываться с самым равнодушным видом. На углу висело электронное рекламное табло: сегодня оно превозносило услуги «Тур де Франс» и успехи какого-то нового объединения художников. «Просто безумие какое-то», – подумал Рене и цинично улыбнулся.

Он заметил уличного художника, стоящего рядом со своими меловыми асфальтовыми шедеврами. Этому служителю искусства было наплевать на съехавшуюся со всего города полицию. То же самое относилось и к бездомной нищенке, спокойно моющей свою нехитрую посуду в общественном фонтане.

«Мир вам обоим», – подумал инспектор. Эти двое, по его оценке, успешно прошли тест Фолька на полную нормальность в отличие от других.

Когда он поднялся по серой каменной лестнице к синей крашеной двери, его так и подмывало броситься к толпе зевак на улице Вожирар и заорать на них: «Шли бы все отсюда! Возвращайтесь к своим мелким делишкам и еще более никчемным обязанностям. Или ступайте в кино. Происходящее здесь не имеет к вам ни малейшего отношения. Смит выбирает лишь интересные и заслуживающие внимания жертвы, так что вам бояться нечего».

Этим утром поступила информация об исчезновении одного из лучших молодых хирургов города. Если к этому причастен мистер Смит, то через пару дней медика обнаружат мертвым и расчлененным. По крайней мере раньше все жертвы убийцы разделяли именно такую участь. Во всех действиях мистера Смита это был единственный повторяющийся раз за разом элемент: убийство и расчленение тела.

Войдя в роскошную квартиру пропавшего хирурга, Фольк кивнул знакомым полицейским и младшему инспектору. Великолепные комнаты были обставлены антикварной мебелью, на стенах висели дорогие картины, а широкие окна выходили на Сорбонну.

У прилежного ученика получилась плохая перемена. Да, дела у Абеля Санта складывались хуже некуда.

– Есть что-нибудь? Следы борьбы, например? – с надеждой в голосе спросил Рене.

– Никаких признаков. А этот богатенький словно растворился. Смит, видимо, забрал его с собой, – отозвался один из полицейских.

– Наверное, он уволок докторишку в свою летающую тарелку, – съязвил его напарник, рыжий длинноволосый юноша в ультрамодных темных очках.

Инспектор резко обернулся:

– А ну выметайтесь отсюда! Лучше составьте компанию идиотам, собравшимся на улице. И голубям. Я был бы рад, если бы Чужой погрузил в свою тарелку вас обоих. Жаль только, что подобные примитивы его не интересуют.

Высказавшись и выдворив полицейских за дверь, инспектор приступил к осмотру квартиры. Рене необходимо было сосредоточиться, чтобы из всей бестолковщины извлечь хоть одно рациональное зерно. Требовалось к тому же написать рапорт о случившемся. Вся Франция, да и вся Европа с нетерпением ожидали новостей.

Глава 80

Штаб-квартира ФБР в Вашингтоне расположена на Пенсильвания-авеню между Девятой и Десятой улицами. Я проторчал там с четырех до семи часов, принимая участие в бесконечном обсуждении за «круглым столом». Кроме меня и Крейга, там собралось с полдюжины агентов. В конференц-зале Центра стратегических операций шла бурная дискуссия о нападении на дом Кросса.

К семи часам выяснилось, что Алекс благополучно перенес первую операцию. Все присутствующие приободрились. Я сказал Кайлу, что хотел бы вернуться в госпиталь Святого Антония.

– Мне надо повидаться с Кроссом, – пояснил я. – Это очень важно. Даже если он не способен разговаривать. Мне вообще наплевать, в каком он состоянии. Просто нужно его видеть.

Через двадцать минут лифт уже поднимал меня на шестой этаж госпиталя. Здесь было гораздо тише, чем во всей остальной части здания. Этот мрачный этаж сейчас казался немного страшноватым. Особенно если учитывать все обстоятельства, которые привели меня сюда.

Почти в самом центре полутемного коридора находилась отдельная послеоперационная палата. Я сразу понял, что опоздал: у Кросса уже находился посетитель.

Детектив Джон Сэмпсон, как часовой, стоял у кровати своего друга. Сэмпсон – настоящий верзила. В нем не меньше шести футов и шести дюймов. Но сейчас он выглядел не лучшим образом. Казалось, еще немного – и стресс в совокупности с измождением дадут о себе знать, и этот великан рухнет как подкошенный.

Наконец Джон повернул голову в мою сторону, едва заметно кивнул и снова обратил все свое внимание на Кросса. В глазах Сэмпсона я заметил смесь грусти и гнева. Я почувствовал, что он знает о цели моего визита и уже представляет, чем наша встреча может закончиться.

От тела Алекса отходило такое количество проводов и капельниц, что смотреть становилось даже неприятно. Я знал, что Кроссу лишь немногим больше сорока. Выглядел детектив гораздо моложе своего возраста, и, пожалуй, это была единственная приятная новость.

Я изучил графики и заключения врачей, прикрепленные к его кровати. У Алекса была повреждена артерия, и, как следствие, он потерял много крови. Кроме того, отчет врачей гласил, что у Кросса наблюдаются также коллапс легкого, многочисленные ушибы, гематомы, разрывы тканей. Повреждение левого запястья.

Заражение крови. Все это, вместе взятое, автоматически ставило его в разряд, который медики шутливо называют «подготовить к списанию».

Алекс Кросс был в сознании, и я долго смотрел в его выразительные карие глаза. Какие тайны хранят они? Что ему известно? Видел ли он лицо нападавшего, помнит ли его? «Кто сделал это с тобой? Конечно же, не Сонеджи. Кто осмелился войти в твою спальню?»

Кросс не мог разговаривать, а я ничего не мог прочесть в его глазах. Мне даже показалось, что он не узнал своего друга Сэмпсона, не говоря уж обо мне. Грустно и печально.

В госпитале к доктору Кроссу относились с исключительным вниманием и делали все возможное для его выздоровления. Кисть была надежно «упакована» в эластичный пластический каркас, обмотана и подвешена на трапеции. Детективу выделили лучшую кровать с автоматическим изменением положения тела. Кроме того, он получал кислород через специальную трубку, надетую на штуцер в стене. Монитор постоянно показывал частоту пульса, температуру тела, кровяное давление и данные ЭКГ.

– Почему бы вам не уйти отсюда и не дать ему возможность как следует отдохнуть? – через несколько минут подал голос Сэмпсон. – Оставьте нас обоих в покое. Вы здесь ничем ему не поможете. Пожалуйста, уходите.

Я кивнул, все еще продолжая смотреть Кроссу в глаза. К сожалению, он тоже пока ничем не мог быть мне полезен.

Я повернулся и вышел из палаты, оставив их наедине друг с другом. Теперь я размышлял над тем, суждено ли мне будет еще раз встретиться с Кроссом. Я сильно сомневался в этом, поскольку уже давно перестал верить в чудеса.

Глава 81

Ночью я никак не мог выкинуть из головы мистера Смита, к которому я, правда, уже привык. А теперь там еще поселился и Кросс со своим семейством. Мне постоянно мерещились разные эпизоды моих посещений госпиталя. Я без конца вспоминал во всех подробностях и мелочах дом Алекса. Кто же так нагло мог проникнуть туда? Кого взял себе в помощники Гэри Сонеджи? Скорее всего именно эту теорию и следовало разрабатывать дальше.

Вспышки памяти стали смешиваться в мозгу, и это выводило меня из себя. Мне совсем не понравилось такое состояние, и я стал уже сомневаться, буду ли я способен вести два таких ответственных дела одновременно. Сколько же для этого потребуется сил и энергии! Сейчас я чувствовал себя так, словно нахожусь на грани нервного срыва.

Всего двадцать четыре часа отделяли меня от ада. Сутками раньше мне пришлось срочно вылететь из Лондона в Америку. Я приземлился в Национальном аэропорту столицы и сразу же отправился в Квонтико. Затем меня снова вызвали в Вашингтон, где я работал почти до десяти над загадкой Кросса.

И, чтобы уж совсем доконать мой организм, когда я, усталый и измученный, доплелся до своего номера в вашингтонской гостинице «Хилтон и Тауэрс», на меня накатила бессонница. Мой мозг лихорадочно прокручивал события прошедшего дня, наотрез отказываясь отдыхать.

Мне не понравились рабочие гипотезы, которые выдвигались на совещании в штаб-квартире тем вечером. Следователи застряли в обычной рутине. Они напоминали мне слабоумных учеников, которые в поисках ответа начинают изучать потолок класса. А вообще эти полицейские ищейки вполне соответствуют язвительному определению здравомыслия, которое предложил Эйнштейн (я впервые услышал его, еще когда учился в Гарварде): «Бесконечное повторение одного и того же процесса в надежде получить другой результат».

Я продолжал в мыслях взбегать на второй этаж дома Кросса, туда, где на Алекса было совершено нападение. Я что-то искал. Что же? Я видел стены, заляпанные кровью, занавески, простыни и ковер у кровати. Что же я упустил? Чего не заметил?

И при этом мне никак не удавалось заснуть.

Тогда я решил заняться работой. Она действовала на меня как успокоительное лекарство. Как противоядие. Я уже начал вести дневник записей, сделал несколько набросков места преступления. Пришлось вставать с постели и приниматься писать дальше. Мой переносной компьютер «Пауэрбук» всегда находился поблизости, постоянно готовый к работе. Правда, самочувствие было не самым лучшим: в животе бурчало, виски ломило. Я чувствовал, что начинаю сходить с ума.

Устроившись поудобнее, я напечатал следующее: «Мог ли Гэри Сонеджи каким-то образом остаться в живых? Не следует ничего исключать, даже самые абсурдные предположения и теории.

Потребовать эксгумации тела Сонеджи при крайней необходимости.

Перечитать книгу Кросса «И пришел паук».

Посетить Лортонскую тюрьму, где находился в заключении Сонеджи».

Через час напряженной работы я отставил компьютер в сторону. Было два часа ночи. В голове гудело так, словно я мучился тяжелейшей простудой. Но заснуть я все равно не мог и печально подумал: мне всего тридцать три, а я уже чувствую себя дряхлым стариком.

Перед мысленным взором снова предстала спальня Кросса. Никто даже не может себе вообразить, что это такое: жить с подобным образом в мозгу и днем и ночью. Я увидел Алекса Кросса таким, каким застал его в госпитале. Потом мне начали вспоминаться жертвы мистера Смита, его «учебные пособия», как он сам любил шутливо называть их.

Ужасные сцены убийств продолжали кружиться передо мной, как на сумасшедшем колесе обозрения. И все они неизменно приводили меня в одно и то же место.

Я видел уже совсем другую спальню. Ту самую. Квартира в Кембридже, штат Массачусетс, где мы жили вместе с Изабеллой.

Ясно и отчетливо, словно все случилось вчера, я видел, как бегу по узкому коридору в ту роковую ночь. Я помнил, как тревожно забилось сердце. Оно словно подступило к горлу, душа меня и колотясь, стараясь разорвать мое тело на части. Я не забыл ни единого своего шага, ни самой последней мелочи на своем пути в эту спальню.

Когда я увидел Изабеллу, мне показалось, будто я сплю и вижу кошмарный сон.

Изабелла лежала на нашей кровати, и я знал, что она мертва. Никто не смог бы выжить после того, что здесь произошло. И никто не выжил – ни она, ни я.

Изабеллу жестоко убили, когда ей только исполнилось двадцать три года. Она ушла из жизни в самом расцвете лет. Она могла бы стать женой, матерью и антропологом, о чем всегда так мечтала. В ту минуту я не мог сдержать себя. Я наклонился и обнял то, что осталось от Изабеллы. Только то, что осталось.

Как же можно забыть все это? Как можно заставить себя стереть из памяти ту ужасную ночь?

Ответ достаточно прост: этого сделать нельзя.

Глава 82

Я снова встал на охотничью тропу, пожалуй, самую одинокую на этой планете. Правда, после смерти Изабеллы вот уже четыре года охота на преступников более или менее поддерживает во мне интерес к жизни.

Как только я проснулся утром, то первым делом позвонил в госпиталь Святого Антония. Алекс Кросс был жив, но находился в коме. Состояние его оценивалось как крайне тяжелое. Я подумал о том, оставался ли с ним на ночь его верный друг Сэмпсон? Наверное, да.

Уже в девять часов я снова был в доме Кросса. Мне предстояло вновь осмотреть место преступления, на этот раз более внимательно. Сейчас каждая мелочь, каждая деталь представляла собой огромную ценность. На первой стадии расследования мне надо было хотя бы систематизировать и привести в порядок все то, что мне стало известно. Правда, пока я знал очень мало. Я невольно вспомнил девиз, который частенько повторяют в Квонтико: «Все правды, полуправды и, возможно, не только это».

Какой-то дьявольский упырь, предположительно вылезший из могилы, совершил нападение на известного полицейского и его семью у них в доме. При этом известно, что упырь предупреждал о своем возвращении доктора Кросса заранее. Он добавил, что никто и ничто не сможет остановить его или помешать тому, что должно произойти. Это была заключительная стадия его мести.

Однако по какой-то причине нападавший не смог довести задуманное до конца. Никто из семейства Кроссов, включая самого Алекса, не был убит. Вот тут-то и заключается самая ошеломляющая и сбивающая с толку деталь мозаики. Здесь, видимо, и содержится ключ к разгадке тайны!

Около одиннадцати утра я уже был готов обследовать подвал в доме Кроссов. Я попросил городскую полицию и сотрудников ФБР не соваться туда, пока я лично не закончу осмотр всего дома. Сбор данных и информации был для меня исключительным процессом, вмешиваться в который я не позволял никому.

Итак, нападавший (нападавшая?) прятался в подвале, пока наверху и во дворе полным ходом шла пирушка.

У самой двери в подвал остался отпечаток подошвы большого размера. Однако по нему трудно было что-либо сказать. Было даже похоже на то, что преступник оставил этот след умышленно.

Одна деталь поразила меня. Гэри Сонеджи запирали в подвале, когда он был еще мальчиком. Он оставался там один и не принимал участия в жизни семьи. И в подвале он подвергался избиениям. В таком же подземелье, как и в доме Кросса.

Преступник явно прятался в подвале. И это не могло быть простым совпадением.

Знал ли он точные слова предупреждения Сонеджи? Эта возможность чертовски тревожила меня. Мне не хотелось останавливаться на какой-то одной теории или делать преждевременные выводы. Мне просто было необходимо собрать как можно больше информации. Возможно, здесь сказывались плоды моей учебы. Несостоявшийся медик, я все же предпочитал подходить к расследованию с точки зрения ученого.

Сначала нужно собрать все данные. Это первое, что необходимо сделать.

В подвале стояла полная тишина, и я мог легко сосредоточиться на обстановке. Я попытался представить себе, как нападавший проник сюда во время вечеринки и что он делал потом, когда в доме все заснули, включая самого Алекса.

Нападавший был самым настоящим трусом.

Он не находился в состоянии неуправляемого гнева. Его действия отличались методичностью.

То, что произошло, никак не подходило под разряд «преступление, совершенное в состоянии аффекта».

Преступник сначала совершил нападение на обоих детей, но не убил ни одного из них. Затем он жестоко избил бабушку Алекса, но тоже не стал доводить дело до конца, пощадив ее. Почему? Видимо, подразумевалось, что погибнуть должен был только Алекс Кросс, но и этого не произошло.

Что же помешало злоумышленнику выполнить обещание Сонеджи? И где он находится сейчас?

Уехал ли он из Вашингтона или, может быть, продолжает вести наблюдение за домом Кросса? Или следит за госпиталем Святого Антония, где возле палаты Алекса постоянно дежурят полицейские?

Проходя мимо старинной угольной печи, я заметил, что ее дверца была слегка приоткрыта. Распахнув ее пошире и держа в руке носовой платок, я заглянул внутрь. Поначалу я ничего не смог рассмотреть из-за темноты, и мне пришлось воспользоваться фонариком. В печи находился пепел светло-серого цвета, словно тут недавно был сожжен какой-то предмет, скорее всего бумажный. Это могли быть газеты или, например, журнал.

«Кому понадобилось разводить огонь в середине лета?» – недоумевал я.

На рабочем столе неподалеку я увидел небольшой совок и с его помощью решил проверить содержимое печи.

Я взял его в руку и провел им по колосникам.

Что-то звякнуло. Характерный звук соприкосновения металла с металлом.

Тогда я набрал в совок пепла, захватив вместе с ним какой-то предмет. Находка представляла собой что-то увесистое. Хотя пока я не питал особых надежд. Я просто собирал данные. Сейчас мне пригодилось бы все, что угодно. Даже содержимое старой печи. Высыпав пепел на рабочий стол горкой, я аккуратно принялся исследовать его.

Уже через пару секунд я смотрел на то, обо что звякнул мой совок. «Да! – сказал я тогда самому себе. – Ну вот, кажется, кое-что есть. Первая улика».

Передо мной лежал полицейский жетон Алекса Кросса, обгоревший и обугленный.

Кому-то было необходимо, чтобы этот жетон нашелся.

«Нападавший затеял с нами игру! – мелькнула в голове мысль. – Игру в кошки-мышки».

Глава 83

Иль-де-Франс

При обычных обстоятельствах доктор Абель Сант был спокойным и собранным человеком. В медицинских кругах его хорошо знали как образованного, весьма эрудированного и на редкость приземленного человека. К тому же он прославился своим обходительным отношением к пациентам и вообще слыл добрым малым.

Сейчас он безуспешно пытался отвлечься и думать о чем-то другом, кроме как о собственном теле и о том, где он находится. Но врач и понятия не имел, куда его поместили, поэтому сейчас сгодилась бы любая формулировка вроде «в одном местечке во Вселенной».

Он уже пробыл здесь несколько часов и успел вспомнить мельчайшие подробности своего приятного, почти идиллического детства в Ренне. Потом промелькнули годы учебы в Сорбонне. Он мысленно поиграл и в гольф, и в теннис, а затем заново пережил свои любовные отношения с Региной Бекер, которые продолжались вот уже семь лет. Милая, родная Регина. Доктору хотелось находиться в любом другом месте, существовать где угодно, но только не здесь. Он согласился бы отправиться в прошлое или даже перенестись в неизвестное будущее, но только не оставаться в настоящем. Ему вспомнился «Английский пациент». Причем сразу и книга, и фильм. Сейчас он был настоящим графом Олмэйзи, не так ли? Только его муки были страшнее и ужаснее обожженной плоти графа. Сант находился в плену у мистера Смита.

Сейчас он постоянно вспоминал Регину. Только в эти минуты он осознал, как сильно любит ее, почти неистово. Какой же он был дурак, что не женился на ней! Это следовало сделать уже давно, несколько лет назад. Каким же он был все это время надменным ублюдком. Настоящим засранцем!

Как сильно хотелось жить именно сейчас! Снова увидеть Регину, быть вместе с ней. Жизнь теперь казалась драгоценнейшим даром, особенно если принимать во внимание те нечеловеческие условия, в которых оказался несчастный Абель.

Нет, такой ход мыслей его совершенно не устраивал. Это расслабляло, и доктор начинал впадать в уныние. Он возвращался к реальности, а этого делать было никак нельзя. Нет! Лучше мысленно путешествовать где-нибудь в другом месте. Только не быть здесь!

Однако раздумья сами по себе вновь привели его в эту крошечную комнатку, микроскопический кубик на планете, где он находится в плену и где его никто и никогда не отыщет. Ни местная полиция, ни Интерпол, ни вся французская армия. И не помогут тут ни англичане, ни американцы, ни израильтяне.

Доктор Сант с легкостью представил, какая паника, смешанная с гневом, царит сейчас в Париже, да и по всей стране. «Знаменитый врач и учитель похищен!» Что-нибудь вроде этого наверняка уже появилось на первой полосе «Монд». Или даже так: «НОВЫЙ УЖАС МИСТЕРА СМИТА В ПАРИЖЕ».

И этот ужас происходит здесь, в неизвестном месте. Доктор был уверен, что десятки тысяч полицейских, а также солдаты уже начали поиски. Разумеется, с каждым часом его шансы на выживание значительно уменьшаются. Это он хорошо знал, поскольку сам неоднократно читал в газетах о подобных похищениях людей мистером Смитом. Он знал, что происходит с его жертвами.

«Но почему он выбрал меня?» Сант устал от своего мучительного монолога, но зловещие мысли продолжали одолевать его.

Ему становилось невыносимо находиться в этом тесном помещении в немыслимой позе: он почти что висел тут, связанный, вверх ногами. Ни секунды больше!

Это невозможно дольше терпеть!

Ни секунды!

Ни секунды!

Он уже не может свободно дышать!

Он умрет прямо здесь.

Здесь, в этом проклятом кухонном лифте! Втиснутый сюда, между двумя этажами, в Богом забытом доме где-то в дебрях Иль-де-Франс, в предместьях Парижа.

Мистер Смит затолкал его сюда, как мешок с грязным тряпьем, а потом куда-то пропал. И одному Господу известно, когда этот убийца намерен вернуться. Санту казалось, что прошло уже несколько часов. Но теперь он не мог бы поручиться уже ни за что.

Оглушительная боль накатывала волнами, а потом отступала. Болели шея, плечи и грудь. Боль оказалась невероятной. Ее просто невозможно было стерпеть. Ощущение создавалось такое, будто доктору прессами придают кубическую форму. И если он раньше никогда не страдал клаустрофобией, то она развилась в нем сейчас.

Но и это еще было не самое худшее. Нет, совсем не это. Самое ужасное заключалось в том, что доктор знал именно то, о чем хотела бы узнать не только вся Франция, но и целый мир.

Он видел мистера Смита и смог бы теперь узнать его из миллионов людей. Он слышал его голос. Судя по всему, мистер Смит был философом, возможно, профессором или студентом университета.

Правда, Сант видел мистера Смита, когда висел вверх ногами, но тем не менее некоторое время ему пришлось разглядывать холодные глаза, нос и губы своего похитителя.

И мистер Смит знал об этом.

Следовательно, у доктора не оставалось ни малейшей надежды на пощаду.

– Будь ты проклят, Смит. Чтоб ты горел в аду! Я знаю все твои грязные тайны. Теперь мне известно все. Ты действительно какой-то ненормальный пришелец! Ты не человек! Ты не можешь быть человеком!