Текст книги "Целуй девочек"

Глава 72

Прыжок. Рывок. Кувырок вперед через голову! У меня были сильные ушибы и синяки после аварии и падения, но, судя по всему, кости остались целы. Деловые ребята из «Скорой помощи» осмотрели меня на месте происшествия и хотели отвезти в ближайшую больницу для обследования, но у меня на вечер были другие планы.

Джентльмен вырвался на свободу. Он реквизировал машину, направлявшуюся на север. Машину нашли. Но без доктора Рудольфа. Он остался вне досягаемости. Пока, во всяком случае.

Прибыв на место происшествия, Кейт сразу взвилась. Тоже стала требовать, чтобы я отправился в местную больницу. Агент ФБР Косгроув был уже там. Мы пошумели, поспорили, но в конце концов оба вылетели последним местным рейсом «Эйр-Вест» из Монтрея. Обратно в Л-А.

С Кайлом Крейгом я уже переговорил дважды. Команда ФБР устроила засаду у квартиры Рудольфа, но никто на самом деле не верил, что он туда вернется. Теперь проводили обыск. Мне хотелось быть там, с ними. Не терпелось увидеть своими глазами, как он живет.

Во время перелета Кейт продолжала выказывать озабоченность моим состоянием здоровья. Она уже выработала особую манеру поведения, свойственную сиделкам, – была чуткой, нежной, даже на «ты» перешла, но при этом на удивление непреклонной, принимая во внимание такого упрямого пациента, как я.

Разговаривая со мной, она ладонью слегка придерживала мне голову под подбородком. Тон был настойчивым.

– Алекс, ты должен лечь в больницу, как только мы вернемся в Лос-Анджелес. Я говорю абсолютно серьезно. Ты меня знаешь, я к неприятностям привыкла относиться с юмором, но тут другое дело. Ты отправишься в больницу сразу с аэродрома. Эй! Ты хотя бы меня слушаешь?

– Я слушаю тебя, Кейт. И даже согласен с тобой. В принципе.

– Это не ответ, Алекс. Это чушь собачья. Я понимал, что Кейт права, но сегодня вечером времени на клиническое обследование не было. След доктора Уилла Рудольфа еще не простыл, и поэтому мы могли бы в ближайшие несколько часов выследить его и сцапать. Шанс невелик, но к утру он станет еще меньше. Тогда следы Джентльмена остынут безнадежно.

– У тебя может быть внутреннее кровотечение, о котором ты даже не подозреваешь. – Кейт продолжала гнуть свою линию. – Ты можешь умереть прямо здесь, в самолете, не сходя с кресла.

– У меня, конечно, жуткие синяки и кровоподтеки по всему телу, ушибы и все кругом болит. Правый бок, которым я приложился, в страшных ссадинах. Но при всем этом у меня имеется непреодолимое желание увидеть его нору прежде, чем ее разберут по частям. Я должен видеть, как живет эта сволочь.

– Более полумиллиона в год? Можешь мне поверить, живет он прекрасно, – снова взялась за меня Кейт. – А вот у тебя, напротив, все далеко не так распрекрасно. Когда люди прикладываются, это плохо для них кончается.

– Очень даже ошибаешься. Черные люди научились этому приему в целях выживания. Прикладываемся к земле и тут же вскакиваем.

Но Кейт моей шутке не рассмеялась. Сложив руки на груди, она уставилась в маленький иллюминатор. За последние несколько часов она разозлилась на меня во второй раз. А это может означать, что я ей не безразличен.

Она знала, что права, и не собиралась сдаваться. И мне нравилось, что она проявляет обо мне заботу. Мы были на самом деле друзьями. Невероятное явление для мужчины и женщины в девяностых годах. Мы с Кейт Мактирнан стали друзьями в тяжелые для нас обоих времена. А теперь трудились над составлением списка наших совместных испытаний. Недурной списочек получался.

– Знаешь, я рад, что мы с тобой приятели, – сказал я наконец, заговорщицки понизив голос. Я не боялся говорить ей всякие забавные глупости, не стеснялся дурачиться почти так же, как со своими детьми.

Отвечая мне, она от окна не отвернулась. Все еще злилась. Ну что ж, ее право. Я заслужил, наверное, ее гнев.

– Если бы ты действительно был моим другом, черт побери, то послушался бы меня, раз я так беспокоюсь и нервничаю. Несколько часов назад ты попал в автомобильную катастрофу. И пролетел ярдов тридцать по очень крутому склону оврага, приятель.

– Сначала я ударился о дерево. Тогда она повернулась и ткнула мне пальцем в сердце, как кол вогнала.

– Вот именно. Послушай, Алекс, я очень беспокоюсь о тебе, упрямая ты черная задница! Беспокоюсь так, что у меня живот подводит.

– Таких приятных вещей мне давным-давно никто не говорил. Однажды, когда в меня стреляли, Сэмпсон проявил искреннюю заботу. Но длилась она примерно минуты полторы.

Ее карие глаза смотрели на меня в упор сердито и строго.

– Я позволила тебе помочь мне в Северной Каролине. Позволила себя гипнотизировать, Господь тому свидетель. Почему ты не даешь мне помочь тебе здесь? Разреши, Алекс.

– Этому мне еще надо научиться. – Я не кривил душой. – Настоящим полицейским приходится обтяпывать нелегкие дела. И мы терпеть не можем, когда нам помогают. Мы ужасно уверены в себе. И в большинстве случаев нас такое положение вещей устраивает.

– Ах, прекратите нести эту психологическую чушь, доктор! Все это пустые оправдания, они показывают вас не с лучшей стороны.

– А я и есть теперь не с лучшей стороны. Как-никак пережил ужасную катастрофу.

Вот так мы перебранивались во время полета в Лос-Анджелес. Но под конец пути я задремал, положив голову на плечо Кейт. Никаких осложнений. Никакого лишнего багажа. Очень, ну просто очень приятно.

Глава 73

К несчастью, в Калифорнии еще не стемнело, что для всех участников дела не сулило ничего хорошего. Когда мы прибыли в номер Рудольфа в пентхаусе гостиницы «Беверли-Комсток», повсюду суетились люди из полицейского управления Л-А. Из ФБР представителей тоже хватало. Короче, полицейский базар.

Красно-синие сигнальные мигалки заметны были за несколько кварталов. Местная полиция справедливо заимела зуб на фэбээровцев за то, что они так долго держали их в неведении. Ситуация неприятная, вздорная и нервозная. ФБР не впервые столкнулось с местной полицией. На моей памяти такое и в Вашингтоне случалось. И не раз.

Пресса тоже была тут как тут и в полном объеме. Газеты, местное телевидение, радио, даже несколько кинопродюсеров. Я не слишком радовался тому, что многие репортеры узнали меня и Кейт в лицо.

Они бросились к. нам, когда мы пробирались сквозь строй полицейских и заграждения.

– Кейт, всего несколько минут!

– Несколько слов, прошу вас!

– Доктор Кросс, скажите, Рудольф это Джентльмен-Ловелас?

– Что случилось в Биг-Сер?

– Это квартира убийцы?

– Пока никаких комментариев, – отвечал я на все вопросы, стараясь не поднимать головы и глаз.

– Я тоже ничего сказать не могу, – добавила Кейт.

Полиция и ФБР впустили нас в квартиру Джентльмена. Оперативники мельтешили во всех комнатах дорогого номера. Мне показалось, что лос-анджелесские сыщики выглядят несколько дороднее, пижонистой и богаче, чем легавые в других городах.

Комнаты имели несколько пустынный, почти нежилой вид. Мебель по большей части кожаная, но с большим количеством хромированной и мраморной отделки. Никаких округлостей, сплошные углы. Живопись на стенах современная и весьма невыразительная. Что-то под Джексона Поллока и Марка Ротко[21]21
  Поллок Джексон, Ротко Марк – американские художники


[Закрыть]. И вообще апартаменты походили на музей, только с огромным количеством зеркал и сияющих поверхностей.

Было несколько деталей, вероятно, характерных для Джентльмена.

Я все подмечал. Отмечал. Запоминал.

Буфет в столовой был забит столовым серебром, английским фарфором, настоящей керамикой, дорогими полотняными салфетками. Джентльмен знал толк в сервировке.

На письменном столе лежала стопка гербовой писчей бумаги и конверты с изящным серебристым орнаментом. Всегда и во всем джентльмен.

На кухонном столе я заметил «Карманную винную энциклопедию» Хью Джонсона.

Среди десятка дорогих костюмов висели два смокинга. Шкаф был очень небольшой, узкий и такой аккуратный, что тошнило смотреть. Не шкаф, а храм одежды.

Наш загадочный, загадочный Джентльмен.

Я подошел к Кейт после примерно часовой экскурсии по жилью Джентльмена. Рапорты местной полиции я уже читал. Поговорил с большинством оперативников. Пока что им ничего не удалось обнаружить. Нам всем это казалось совершенно невероятным.

Из центра Лос-Анджелеса привезли самое новомодное лазерное устройство. Рудольф должен был оставить хоть какие-то следы. Но он их не оставил! И в этом до сей поры он более всего походил на Казанову.

– Как ты? – спросил я Кейт. – Мне, наверное, на целый час пришлось предоставить тебя самой себе.

Мы стояли у окна, выходившего на бульвар Уилшайр, а также на лос-анджелесский «Кантри-клаб». Темное пятно площадки для гольфа обрамлял свет множества автомобильных фар и освещенных окон жилых домов. Чуть дальше по улице бросалась в глаза реклама, изображавшая обнаженную модель на кушетке. На вид девочке было лет четырнадцать. «Наваждение», кричала реклама. «Только для муж чин».

– У меня открылось второе или даже третье дыхание, Алекс, – сказала Кейт. – Все ужасы этого мира сразу. Хоть что-нибудь нашли?

Я покачал головой, глядя на наше отражение в темном стекле.

– С ума сойти можно. Рудольф тоже совершает «безупречные» преступления. Криминалисты могут в конечном итоге найти волокна его одежды на каком-нибудь из мест преступлений, но при всем том Рудольф невероятно осторожен. Мне кажется, он знаком с системой судебной экспертизы.

– Об этом теперь немало пишут, большинство врачей отлично усваивает любую техническую информацию.

Я согласился с этим замечанием полностью, потому что и сам уже об этом думал. У Кейт все задатки настоящего детектива. Выглядела она усталой. «Интересно, – подумал я, – как выгляжу я сам? Если так же, как себя чувствую, то дело плохо».

– Даже не говори мне об этом. – Я изобразил улыбку. – В больницу я теперь не поеду. Но и здесь, как мне кажется, делать больше нечего. Мы его упустили, будь все трижды проклято. Мы упустили их обоих.

Глава 74

Из номера Уилла Рудольфа мы вышли только в начале третьего ночи. По нашему времени это пять утра. Я был совсем без сил. Кейт тоже. Мы сами себя называли «братьями по синякам». Обоим досталось.

Слабость, измождение, возможно, внутренние травмы – всего хватало. Я не мог припомнить, чтобы когда-то чувствовал себя ужаснее, да и не желал этого вспоминать. Добравшись до «Холидей-Инн» в Сансет, мы ввалились в первую из наших комнат.

– Ну, как себя чувствуешь? Сказать по правде, ты мне не слишком нравишься. – Кейт снова, как, впрочем, и следовало ожидать, влезла в шкуру больничной сиделки. Кроме того, она была прирожденным оратором. На лбу у нее появлялись морщинки, и вид сразу становился чрезвычайно серьезный, умудренный и устрашающе профессиональный.

– Еще не умер. Но смертельно устал. – Я со стоном опустился на край удобной мягкой постели. – Задницу в конторе отсидел.

– Какой же ты упрямый, Алекс. Вечно строишь из себя крутого столичного сыщика. Ну что ж, тогда я сама тебя осмотрю. И не пытайся мне помешать, иначе сломаю тебе руку и глазом не моргну.

Из одной из своих дорожных сумок Кейт достала стетоскоп и сфигмоманометр. Никакие мои «нет», «не стоит» и даже «ни в коем случае» не помогли бы.

Но все же я вздохнул и попытался:

– Прямо сейчас и тем более здесь никаких осмотров не желаю. – Я изо всех сил старался произнести эти слова как можно решительнее, насколько это вообще было возможно, учитывая обстоятельства.

– Это мы все уже слышали. И видели тоже. – Кейт закатила глаза, нахмурилась… а потом улыбнулась. Нет, даже рассмеялась. Доктор улыбается, у доктора тонкое чувство юмора. Только представьте себе. – Снимайте рубашку, следователь Кросс, – приказала Кейт. – Настал мой час. Час ночи, если точнее.

Я стал стягивать рубашку через голову и взвыл. Даже такое простое дело вызвало жуткую боль. Вероятно, я и вправду здорово покалечился.

– Вы просто неотразимы, мужчина хоть куда, – с язвительной ухмылкой произнесла доктор Мактирнан. – Посмотрите на него, даже рубашку снять не способен.

Она близко подвинулась ко мне – ближе некуда – и принялась с помощью стетоскопа выслушивать. А мне никакого аппарата не надо было, чтобы слышать, как бьется ее сердце рядом с моим. И это было очень приятно.

Кейт помяла мне лопатку, заставила подвигать взад-вперед рукой, и я снова почувствовал боль. Может быть, я приложился сильнее, чем представлял. Но скорее всего она, осматривая меня, не слишком нежничала.

Затем она ощупала мой живот и ребра. У меня искры из глаз посыпались, но я не проронил ни звука.

– Больно? – спрашивала она таким тоном, каким врачи всегда разговаривают с пациентами. Сугубо профессиональным.

– Нет. Может быть. Немного. Довольно-таки. О-о! Тут не слишком. О-о!

– Чтоб здоровеньким остаться, лучше в пропасть не бросаться, – объявила она и поосторожнее надавила мне на ребра.

– Это не входило в мои планы. – Единственное, что я мог сказать в свое оправдание.

– А что входило?

– Прежде всего я думал, что он знает, где Наоми, и поэтому не хотел его упустить. Главная моя задача была найти Наоми. Была и остается.

Кейт обеими руками ощупывала мою грудную клетку. Давила при этом, но не слишком. Спросила, больно ли дышать.

– По правде говоря, мне все это даже нравится, – сказал я. – У тебя очень приятное прикосновение.

– Понятно. А теперь штаны, Алекс. Подштанники можешь оставить, если тебе так спокойнее. – В речи снова зазвучала привычная певучесть выговора.

– Подштанники? – переспросил я с улыбкой.

– Трусики из магазина «Джентльмен Куортерли», если тебе так больше нравится. Короче то, что там сегодня на тебе надето. Позволь мне осмотреть твои прелести, Алекс. Хочу увидеть немного плоти.

– Не обязательно при этом так откровенно радоваться. – У меня внезапно усталость как рукой сняло. Мне и вправду доставляли удовольствие прикосновения Кейт. Удовольствие, пожалуй, не то слово. Искры из глаз продолжали сыпаться, но уже совсем другого свойства.

Штаны я снял, но до носков дотянуться не смог. Никоим образом.

– М-м-м, неплохо, совсем неплохо, – высказала она свое мнение о чем-то ведомом лишь ей одной.

Мне стало жарко, нестерпимо душно в этом гостиничном номере. Учитывая обстоятельства, конечно.

Кейт осторожно ощупывала мои бедра, затем крестец. Попросила поднять по очереди ноги, лежа на постели, а сама при этом крепко сжимала бедренные суставы. Потом прошлась легкими движениями пальцев по ногам, от паха до ступней. Мне это тоже очень понравилось.

– Много ссадин, – сказала она. – Жаль, что у меня нет бацитрациновой мази. Это антибиотик.

– Я как раз тоже об этом подумал. Наконец Кейт покончила со всеми прощупываниями и простукиваниями и отошла от меня. Нахмурилась, поморщилась, покусала верхнюю губу. У нее был сосредоточенный вид светила медицины. Ни дать ни взять – главный хирург.

– Кровяное давление слегка повышено, но переломов, по-моему, нет, – объявила она. – Правда, мне не слишком нравится покраснение в области живота и левого бедра. Завтра почувствуешь сильную боль и онемение, так что все равно придется поехать в Седрас-Синай и сделать рентген. Договорились?

Честно говоря, после осмотра и заключения, что я не умру немедленно, этой же ночью, я почувствовал себя гораздо лучше.

– Договорились. Иначе наша программа будет не до конца выполнена. Спасибо за труд, доктор. Спасибо, Кейт.

– Не за что. Почла за честь. – Она наконец улыбнулась. – Знаешь, ты немного смахиваешь на Мохаммеда Али. Великого.

– Это мне уже говорили. В его лучшие годы, – отшутился я. – И порхаю по рингу как бабочка.

– Не сомневаюсь. А я жалю, как пчела. – Она подмигнула мне и снова сморщила нос. Очень милая привычка.

Кейт тоже прилегла на кровать. И я остался лежать рядом. Близко, но не настолько, чтобы дотронуться. Между нами оставалось расстояние как минимум в целый фут. Странно. Но приятно. Я уже скучал по ее прикосновениям.

Несколько минут мы лежали молча. Потом я взглянул на нее. Даже более чем взглянул – посмотрел внимательно. Она была одета в черную юбку, черные колготки и красную блузу. Синяки у нее на лице почти сошли. Я попытался представить себе, как обстоит дело с синяками на теле, и у меня перехватило дыхание.

– Я не Снежная королева, – тихо сказала она. – Вполне нормальная женщина, можешь мне поверить. Веселая, живая, немного сумасбродная. Во всяком случае, была такой месяц назад.

Я удивился. Неужели она думает, что я считаю ее холодной недотрогой? Она лежала рядом. Теплая, близкая.

– Ты прекрасна, Кейт. По правде говоря, ты мне страсть как нравишься. – Слава Богу, сказал. Хотя и не все, что на самом деле чувствовал.

Мы поцеловались. Нежно, мимолетно. Но казалось, что именно так надо. Мне было приятно ощущать прикосновение ее губ. Мы поцеловались снова, как будто в доказательство того, что первый поцелуй не был ошибкой, или наоборот.

Мне казалось, что я способен целовать Кейт всю ночь напролет, но мы осторожно отодвинулись друг от друга. Вероятно, это было сверх того, что мы могли в тот момент вынести.

– Ты восхищен моей выдержкой? – с улыбкой спросила Кейт.

– И да, и нет.

Я снова натянул шерстяную рубашку. Это потребовало некоторых усилий и вызвало жуткую боль. Завтра, пожалуй, и правда пойду на рентген. Кейт заплакала и уткнулась лицом в подушку. Я повернулся к ней и обнял за плечи.

– Эй! Ты что?

– Прости. Нервы сдали, – прошептала она, стараясь взять себя в руки. – Я просто… Я знаю, по мне этого не скажешь, но я не в себе, Алекс. Совсем чокнулась. Столько ужасов навидалась. Это дело такое же жуткое, как твое последнее? С похищением ребенка в Вашингтоне?

Я нежно прижимал ее к себе. Я и вправду никогда не видел ее такой беззащитной. И никогда еще она так откровенно не признавалась в своей слабости. Между нами сразу рухнула невидимая стена.

Я зашептал ей на ухо:

– Это дело такое же страшное, как любое другое. Но для меня страшнее, потому что оно касается Наоми и тебя. Я хочу добраться до него больше, чем тогда до Гэри Сонеджи. Обоих монстров желаю заполучить.

– Когда я была совсем маленькой девочкой и жила с родителями… – тоже шепотом сказала Кейт. – Я тогда только училась говорить. Месяца четыре мне было… – Она улыбнулась собственной ошибке. – Нет, конечно, года два. Мне хотелось, чтобы меня обнимали, когда я мерзла. И. тогда я объединяла два слова и просила: «Обнигрей меня». И это означало: «Обними меня и согрей». Друга можно об этом попросить?

– Друга нужно об этом просить, – шепнул я в ответ.

Мы лежали, обнявшись, поверх одеял, целовались еще некоторое время, а потом заснули.

Я проснулся первым. На гостиничном будильнике было одиннадцать минут шестого утра.

– Ты не спишь, Кейт? – шепотом спросил я.

– М-м-м. Теперь уже не сплю.

– Мы возвращаемся в номер Джентльмена. Но сначала я позвонил дежурному агенту ФБР и сообщил, где искать и что именно.

Глава 75

Былой безукоризненный порядок в номере доктора Уилла Рудольфа исчез как не бывало. Трехкомнатные апартаменты превратились в настоящую криминалистическую лабораторию. Мы с Кейт прибыли на место в начале седьмого. Меня терзали догадки.

– Тебе что, во сне Джентльмен снился? – допытывалась Кейт. – Осенило?

– Угу. Обрабатывал информацию. И обработал наконец.

Человек пять фэбээровцев и полицейских из лос-анджелесского управления были по-прежнему на месте. Где-то по радио вопила группа «Пирл Джэм» – гвоздь сезона. Солиста, казалось, терзали дикие боли. Широкоэкранный телевизор доктора Рудольфа «Мицубиси» работал, но с выключенным звуком. Один из криминалистов поедал с засаленного обрывка бумаги бутерброд с яйцом.

Я отправился на поиски агента по имени Фил Бектон, специалиста-психолога, состоявшего на службе у ФБР. Очень крупного специалиста. Его вызвали из Сиэтла и поручили собрать всю имевшуюся в наличии информацию о Рудольфе, а затем сопоставить ее с известными данными по делам других психопатов. Такой специалист – если он и впрямь знаток своего дела – ценится на вес золота в подобных расследованиях. Кайл Крейг говорил, что Бектон свое дело «знает туго». Раньше он преподавал общественные науки в Стэнфорде.

– Ты уже проснулся? Готов приступить? – спросил он, когда я наконец отыскал его в спальне хозяина квартиры. Ростом он был примерно шесть футов четыре дюйма и еще дюйма на три стояла дыбом рыжая жесткая шевелюра. По всей комнате валялись пластиковые пакеты и бумажные конверты с уликами. На носу у Бектона восседала одна пара очков, а на цепочке на шее висела другая.

– Не уверен, что проснулся окончательно, – признался я Бектону. – Познакомься, это доктор Мактирнан.

– Рад встрече. – Бектон пожимал Кейт руку, внимательно разглядывая ее. Она тоже была для него объектом изучения. У этого человека профессия в крови. Как будто родился с ней вместе. – Смотри туда, – сказал он, указывая пальцем в другой конец комнаты. Фэбээровцы уже успели разобрать гардероб Джентльмена. – Ты оказался совершенно прав. Мы за этим тощим шкафом доктора Рудольфа Гесса[22]22
  Гесс Рудольф – один из главных нацистских преступников


[Закрыть] обнаружили фальшстенку. Там еще фута полтора свободного пространства.

«Гардероб Джентльмена слишком уж узок, – вот какая мысль посетила меня во время странного состояния полузабытья. – Именно там должен быть тайник. Шкаф конечно же храм, но не дорогой одежды».

– Так вот где он хранит свои сувениры! – весьма кстати догадался я.

– Точно. Там стоит небольшой морозильник. А в нем его коллекция. – Бектон указал на запечатанные пакеты. – Ступни Санни Озавы. Чьи-то пальцы. Два уха с разными сережками – от двух жертв.

– Что еще вы обнаружили в этой коллекции? – спросил я Фила Бектона. Смотреть на ступни, уши и пальцы я не торопился. Его трофеи от охоты на молодых лос-анджелесских женщин.

– Тебе, наверное, уже известно из протоколов осмотра мест преступления, что он еще любит коллекционировать нижнее белье, надетое на них в тот момент: трусики, лифчики, колготки, есть женская майка с надписью «Соня и Скромница» – до сих пор пахнет духами «Опиум». Фотографии, несколько локонов рыжих волос. Такой, видишь ли, аккуратист. Каждая вещь в отдельном полиэтиленовом пакете. Пронумеровал их. От одного до тридцати одного.

– Этакие пакеты для бутербродов, – пробормотал я, – чтобы запахи сохранить.

Бектон кивнул и тупо ухмыльнулся, словно накурившийся до одури подросток. Кейт смотрела на нас, как на слегка тронутых. Какими мы, впрочем, и были в той ситуации.

– Хочу тебе еще кое-что показать. Думаю, тебе понравится. Пошли ко мне в кабинет.

На простом деревянном столе рядом с кроватью тоже лежали трофеи и сувениры Джентльмена. Большинство вещей уже было промаркировано. Чтобы поймать убийцу-аккуратиста, требуется не меньшая аккуратность.

– Роскошная штука. – Фил Бектон вытряс из одного конверта размером пять на семь дюймов фотографию.

На снимке был изображен молодой человек лет двадцати с небольшим. Состояние фотографии и одежда мужчины позволяли предположить, что сделана она была несколько лет назад. Лет восемь – десять, быстро сообразил я.

У меня на затылке волосы встали дыбом. Я прокашлялся.

– И кто это может быть?

– Вам знаком этот человек, доктор Мактирнан? – Фил Бектон повернулся к Кейт. – Доводилось его видеть раньше?

– Я… н-не знаю, – пробормотала Кейт. И судорожно сглотнула.

В спальне Джентльмена воцарилась тишина. За окном наступавшее утро окрашивало улицы Лос-Анджелеса огненно-красным светом.

Бектон достал из нагрудного кармана металлический пинцет и протянул мне.

– Переверни и все узнаешь. Как фотокарточки знаменитых бейсболистов, которые в детстве собирают. Мы, во всяком случае, собирали в Портленде.

Я подумал, что Бектону доводилось в жизни собирать не только фотокарточки бейсболистов. И осторожно перевернул фотографию.

Надпись была сделана аккуратным почерком. Мне вспомнилось, как надписывала все фотографии в нашем доме мама Нана. «Иногда люди забываются, Алекс. Даже те, что сфотографированы с тобой вместе, – говорила она. – Сейчас ты мне не веришь, но пройдет время, и сам убедишься».

Едва ли Уилл Рудольф мог забыть человека, изображенного на снимке, но тем не менее надпись сделал. У меня даже голова закружилась. Наконец-то в нашем безнадежном деле появилась зацепка. И теперь я держал ее криминалистическим пинцетом у самого своего носа.

«Доктор Вик Сакс», – было написано на обратной стороне снимка.

Доктор, подумал я. Снова доктор. Это же надо!

«Дарем, штат Северная Каролина», – продолжалась надпись.

Значит, он из Университетского треугольника. С Юга.

«Казанова», – закончил надпись Рудольф.