Текст книги "Корабельная медсестра"

Грэхем повернулся, Гейл увидела, что его лицо искажено каким-то сильным переживанием.

– Простите, я не знала... – попятилась к выходу Гейл. Она вышла, чувствуя, что вторглась во что-то очень личное и конфиденциальное.

Гейл раздумывала над смыслом только что увиденного в лазарете. Что может и должен, по мнению сестры Мак Манус, сделать Грэхем? Что-то такое она сказала про призрака. Что за призрак? А выражение лица Грэма напомнило ей тот момент, когда она спросила его о судьбе его давней возлюбленной. Тогда он ответил: «Она умерла» и выражение его лица было похоже на только что увиденное Гейл в офисе.

Странно, что она вспомнила об этом сейчас. Может быть то, о чем доктор говорил с сестрой Мак Манус, как-то связано с этой умершей девушкой? Вряд ли; но что бы это, ни было – оно, похоже, очень важно для Грэхема.

Эта новая тайна, на фоне непрекращающейся жары, как-то угнетающе действовала на Гейл.

Она гадала, предложит ей Грэхем прогулку по Адену, к которому они постепенно приближались, или нет. Вряд ли он захочет гулять по такой жаре. Но, может быть, Грэхем поймет, как ей хочется увидеть абсолютно все на их пути... Она позволила себе надеяться.

ГЛАВА 9

Утро застало «Юджинию» стоящей на якоре в гавани. Гейл, выбравшись на палубу, обнаружила, что жара стала еще сильнее.

Во время утреннего приема больных она время от времени украдкой поглядывала на Грэхема и ей показалось, что в лице его заметны следы внутреннего напряжения. Он был бледней обычного, и это не мог скрыть даже плотный загар. «Может быть это от жары», – думала Гейл, – «А, может, – его беспокоит это таинственное дело, которое они обсуждали с сестрой Мак Манус».

О прогулке на берег не было сказано ни слова. Гейл объясняла это себе тем, что Бретт, скорее всего, не расположен к прогулкам сегодня, да и вообще он, наверное, уже много раз видел этот высушенный солнцем город. Какая радость – тащиться туда только для того, чтобы доставить удовольствие какой-то медсестре?

Вот если бы это была девушка, к которой он неравнодушен... Гейл, должно быть, просто поддалась тогда романтическому настроению, навеянному звездами в черном небе и этой загадочной пустыней вокруг. Вот ей и померещилось в его глазах то, чего там вовсе не было.

Оказавшись, после одного из вызовов, на первой палубе, Гейл остановилась у поручней посмотреть, как катер, пришвартованный у основания наружного трапа, готовится отчалить, чтобы отвезти желающих в Аден. Многие из пассажиров катера имели с собой пляжные сумки и направлялись на местный пляж. По рассказам, это было очень неплохое место для купания – с очень чистой водой и противоакульей сеткой, делающей его безопасным.

– Доброе утро, сестра, – это был Гарри Мэтьюсон и выглядел он так, что Гейл чуть не вскрикнула. Гейл не виделась с Гарри в последние два дня. Неужели на него так подействовала жара – он выглядел совершенно опустошенным, его голос был еле слышен.

– Гарри, что с вами? По-моему, вам не следует гулять по такой жаре.

– Жара? – его губы скривились в горькой усмешке. – А что, жарко? Я и не заметил.

– В чем дело?

– Доктор Бретт смотрел вас сегодня утром?

– Я вырвался из его рук, более или менее. Тем более что у него и без меня есть чем их занять, насколько я понимаю.

Гейл была удивлена тем, с какой горечью это было сказано.

– Вы не сходите на берег? – спросил он ее после короткого молчания.

– Еще не знаю. Я как раз раздумывала, стоит ли мне отправляться туда в одиночку.

Но Гарри не слушал ее. Нахмурившись, он пристально смотрел куда-то вниз, вдоль борта корабля. Проследив за направлением его взгляда, Гейл увидела Бэрри и Грэхема, спускающихся по наружному трапу. Гейл и Гарри молча, смотрели, как катер отчаливает в свое короткое плавание к причалам.

«Как глупо», – подумала Гейл, «сегодня жизнь полна великих, захватывающих дух надежд, а завтра она оказывается слишком ужасной, чтобы стоило ее продолжать». Она почувствовала сострадание к Гарри – он должен испытывать муки ревности, и теперь она по себе знала, что это такое. Но, в ее случае, к ревности добавлялся еще страх – страх за Грэхема.

– Значит, он не пригласил вас с собой на этот раз – с иронией проговорил Гарри. Гейл понимала, что он не хотел сделать ей больно – ведь он не мог догадаться о ее чувстве к Грэхему Бретту.

– Бросьте, Гарри, доктор всего лишь хочет, чтобы она не скучала, пока вы сами не можете составлять ей компанию – весело сказала Гейл, пытаясь развеять его мрачное настроение. – В конце концов, она принадлежит вам.

– Мне? Мне? – Гарри в ярости повернулся к Гейл. Его рука опустилась в карман, и он достал оттуда кольцо с большим квадратным изумрудом. Гейл смотрела на кольцо так, будто это была змея. То самое кольцо, которое Бэрри показывала ей в своей каюте!

Гарри смотрел на него с такой сосредоточенной ненавистью, что Гейл предупредила его жест и успела схватить за руку до того, как кольцо оказалось за бортом.

– Прекратите!

– это было бы глупо, Гарри.

– Что значит ссора между влюбленными? Может, она еще попросит его обратно. – На самом деле Гейл вовсе не была в этом уверена. Наверняка произошло что-то более серьезное, чем просто обмен колкостями с матерью Гарри. Гейл ухватилась обеими руками за поручень. Она была в большой тревоге, думая о Бэрри – теперь та свободна.

Что могло случиться? Миссис Мэтьюсон тут, очевидно, ни при чем. Гейл, которая хорошо знала Бэрри, трудно было представить, что та может отказаться от состояния Мэтьюсонов ради корабельного врача.

Гарри опустил кольцо обратно в карман и возбужденно заговорил:

– Все было хорошо – мать стала расположена к Бэрри и мы все трое были вполне счастливы вместе. И вдруг Бэрри выдает мне это – как гром среди ясного неба – говорит, что хочет расторгнуть помолвку.

– Она... я надеюсь, она пояснила причину? – Гарри хрипло засмеялся.

– Вроде того. Сказала, что моя мать стала к ней добра слишком поздно, что пока она унижала Бэрри, та успела изменить свое отношение ко мне. Теперь она хочет доказать матери, что не намерена плясать под ее дудку. Вы слыхали когда-нибудь более глупое объяснение?

У Гейл кровь прилила к голове, стучало в висках. Действительно. Глупее не придумаешь.

– Мне очень жаль, Гарри, – ее голос дрожал от жалости к Гарри и к себе.

– Она, должно быть, считает меня дураком, если думает, что я не вижу настоящей причины. – Глаза Гарри, полные гнева и отчаяния, обратились к причалу, где в этот момент катер высаживал пассажиров. – Мать и раньше оказывалась права, и все же, – он запнулся, как будто его посетила какая-то неожиданная мысль. – Все же это доказывает, что Бэрри вовсе не гналась за нашими деньгами – иначе она бы не ушла.

Последнее замечание несколько сбило Гейл с толку. Получалось, что Гарри разочарован потому, что не может плохо думать о Бэрри.

– Меня это просто подкосило, – хриплый голос Гарри зазвучал опять, прежде, чем Гейл успела что-либо сказать. – Никогда раньше это не происходило таким образом; обычно было наоборот. – Его губы сложились в циничную улыбку. – Может быть, это расплата. Я имею в виду всех тех, других, которых отваживала моя мать. Но с Бэрри... – его голос задрожал. – С ней все иначе. Я никогда такого прежде не испытывал.

К своему ужасу, Гейл поняла, что он сейчас заплачет. Гарри отвернулся и Гейл дала ему время взять себя в руки. Она понятия не имела, что можно сказать в таком случае. Было бы нечестно уговаривать его, что Бэрри может к нему вернуться.

– Бедный старина Гарри. – Она взяла его под руку. – Как бы я хотела помочь. Но теперь вам поможет только время.

Он повернулся к Гейл.

– Благослови вас Бог, моя дорогая, вы уже помогли. Хотя бы тем, что дали мне выговориться. Даже когда вы молчите, от вас исходит такое сочувствие и понимание. Вы так добры ко мне. Гейл – вы замечательная девушка! – Он помолчал, задумчиво глядя на нее, затем продолжил. – Знаете что? Давайте прогуляемся вместе по Адену. Почему бы и нет? Мама хотела пойти, но она считает, что ее долг – оставаться со мной. – Он поморщился. – Давайте найдем ее и...

– Но Гарри, вы еще не получили разрешения доктора на то, чтобы сойти на берег, – запротестовала Гейл.

– Но мне никто и не запрещал. С самого Порт-Саида не было сказано ни слова про, то, что мне нельзя прогуляться по берегу. Если мне придется сидеть здесь целый день, то я, наверное, с тоски прыгну за борт на съедение акулам.

Гейл проигнорировала эту угрозу, но решила, что раз уж не в ее власти оставить его на борту, то лучше будет, если рядом с ним на берегу окажется медсестра.

Гейл пошла отпрашиваться у сестры Мак Манус, потом быстро переоделась и собрала купальные принадлежности в сумку. За это время Гарри успел найти свою мать.

Они отправились со следующим катером. Гейл немного тревожила предстоящая прогулка, но увидев, что выражение лица Гарри стало чуть менее мрачным, решила, что поступила правильно.

Вскоре они уже были на живописном базаре, где вовсю шла шумная торговля. Гейл, как и в прошлый раз, была совершенно очарована местной экзотикой.

– Совсем, как иллюстрация к Библейской истории, – воскликнула она, увидев закутанную с ног до головы в легкую ткань женщину, грациозно и неторопливо двигающуюся вдоль пестрых рядов торгующих арабов. Тем не менее, Гейл была рада выбраться из пыльной духоты города, когда Гарри нашел такси, и они поехали на пляж.

На пляже дышалось легче. Воздух здесь был свежее, а вода действительно оказалась чистой и вызывала желание немедленно в нее окунуться. Гейл разглядывала отдыхающих. Здесь было много народу с «Юджинии» и она допускала, что где-то среди них могут быть и Грэхем с Бэрри.

Гарри сразу же оказался в компании молодых пассажиров с «Юджинии» и его мрачное настроение развеялось – он громко переговаривался с ними и смеялся. Вспомнив, как ужасно он выглядел, когда она впервые его увидела сегодня, Гейл порадовалась, что согласилась на прогулку. Может быть, Гарри воспринимает все не так трагично, как ей показалось вначале. Проявив разумность, он не протестовал, когда Гейл запретила ему плавать. Она не собиралась отвечать за возможные осложнения, которые могли произойти от этого, перед доктором Бреттом.

Миссис Мэтьюсон оказалась прекрасным пловцом и Гейл понадобилось приложить изрядное усилие, чтобы обогнать ее, когда они плыли наперегонки. Но Гейл не могла полностью расслабиться – она не выпускала из виду Гарри, опасаясь за его здоровье.

– Он в порядке, сестра. Напрасно вы беспокоитесь, – улыбнулась миссис Мэтьюсон. – Если бы вы знали, как я рада, что он опять смеется. – Она вздохнула. – Я думаю, он вам сказал. Бедный мальчик. На него это ужасно подействовало.

– Вы это про мисс Харкорт? Миссис Мэтьюсон кивнула. Несмотря на то, что она выглядела озабоченной, Гейл чувствовала, что мать Гарри глубоко удовлетворена уходом Бэрри.

– Я полагаю, что скоро об этом узнает весь корабль, – продолжила миссис Мэтьюсон. – И никто не поверит, что Гарри был ею брошен. Обычно бывает наоборот. Вы увидите, все симпатии будут на стороне мисс Харкорт. Они подумают, что Гарри великодушно позволил ей говорить, что это именно она расторгла помолвку.

Гейл задумалась над этим. Интересно, кто-нибудь уже знает? Скорее всего, Бэрри рассказала пока только Грэхему и он теперь жалеет ее, поэтому и вызвался сопровождать Бэрри на берегу. Гейл попыталась утвердиться в этой мысли, но она мало ее успокаивала. В любом случае, теперь Грэхем может не ограничивать свои чувства к Бэрри только сочувствием, от которого, кстати, так недалеко до любви. Бэрри свободна.

Было уже довольно поздно, когда они ушли с пляжа. Миссис Мэтьюсон объявила, что не прочь пообедать на берегу, спешить им было некуда, и они отправились на такси в какую-то гостиницу.

Здесь, в огромном зале с кондиционированным воздухом, куда они прошли вслед за улыбчивым официантом, уже сидело несколько групп с «Юджинии». Гарри шел рядом с Гейл, держа ее под руку и занимая разговором. Он выглядел почти веселым; в нем с трудом можно было узнать того несчастного юнца с разбитым сердцем, которого Гейл встретила утром.

Вдруг сердце Гейл замерло, она встретилась взглядом с Грэхемом Бреттом, сидящим за дальним столиком к ним лицом, Бэрри сидела спиной к залу, напротив доктора, за их столиком на двоих.

Напряженный взгляд доктора перешел с Гейл на Гарри и в нем появилось явное неудовольствие.

Гейл почувствовала, как напрягся Гарри и поняла, что он тоже их увидел.

– Понимаете ли вы, сестра, что своим поведением подрываете авторитет доктора? – Грэхем Бретт стоял перед Гейл, его губы сжались в жесткую, безжалостную линию. – Я хочу поговорить с вами, сестра, – сказал он в конце вечернего приема, и вот теперь, после его заявления, Гейл пыталась заставить свои губы не дрожать, а голос звучать ровно и спокойно.

– Я об этом не подумала. Мне просто не пришло в голову посмотреть на это с такой точки зрения.

– В самом деле? Не думаете же, вы, что я поверю, будто вы не знали о том, что я не разрешал Гарри Мэтьюсону сходить на берег.

Гейл никогда не видела его таким рассерженным. Она пыталась испуганно оправдываться.

– Я... я знала, конечно. Но... но...

– Но вы не могли отказать себе в удовольствии, – его жесткий голос, как ножом, отсек ее оправдания.

Щеки Гейл вспыхнули. – Все было совсем не так. – Гейл почти плакала.

– Может быть, я и не могу заставить всех следовать моим советам, но я, во всяком случае, не позволю моему персоналу поощрять в пациентах пренебрежительное отношение к моим приказам. Если вы считаете, что на корабле не должны соблюдаться этические нормы, принятые для сухопутных больниц, то сильно ошибаетесь.

– Я очень сожалею, – выдавила из себя Гейл. Она была обескуражена тем, как сурово разговаривает с ней доктор. Ей и в голову не приходило, что, согласившись сопровождать Гарри, она, тем самым, подрывает его авторитет. Она попыталась объяснить это, хотя горло ее было сжато от волнения, а к глазам подступали слезы.

– Гарри – он все равно пошел бы. Я не думала – то есть, мне показалось, что нужно...

– Вы – член медицинского персонала на судне, – он прервал ее с ледяной суровостью в голосе. – И ваши действия должны оцениваться с этой позиции. Это серьезнее, чем вы себе представляете, сестра, и хотя мне не хотелось, бы принимать меры, я должен вас предупредить, что в дальнейшем нарушение дисциплины с вашей стороны повлечет адекватную реакцию со стороны администрации. У меня все, сестра.

Но Гейл не считала, что разговор окончен. Она вскинула голову.

– Это нечестно! – обвинила она Бретта. Голос ее окреп и набрал силу, хотя в глазах блестели слезы. – Вы меня даже не выслушали! Вы... – Он холодно посмотрел на Гейл и вышел, не говоря ни слова.

Гейл осталась стоять посреди кабинета; она закрыла лицо руками. Девушка была даже благодарна ему за то, что он вышел, не позволив ей договорить. Чувство обиды от перенесенной несправедливости могло заставить ее сказать что-нибудь, о чем она бы потом пожалела. Говорить с доктором в таком тоне считалось совершенно недопустимым.

Гейл бы многое отдала, только чтобы оказаться сейчас в своей каюте со своим унижением и обидой, но ей пора было сменить сестру Мак Манус.

Ей трудно было сосредоточиться на работе, она все время вспоминала этот ужасный разговор и то, как холодно и враждебно смотрел на нее Бретт.

Если согласиться с его точкой зрения, она действительно поступила неправильно. Гейл сидела за столом в маленьком офисе с ручкой в руках, она собралась писать дневной отчет, но невеселые мысли отвлекли ее от этого занятия. Как это она сразу не подумала, что ее прогулка с Мэтьюсонами может быть так неверно воспринята доктором? Наверное, он имеет право говорить то, что он сказал. Но зачем он был с нею так суров?

Слезы опять подступили к ее глазам. Все ее мечты теперь были разрушены. Невозможно было поверить, что та ночь, когда корабль проходил Канал под яркими звездами пустыни, ей не приснилась. Что заставило Грэхема так к ней перемениться?

Гейл решила, что это была не просто попытка поддержать свой авторитет. Разговор об авторитете послужил поводом, позволяющим выплеснуть наружу недовольство, накопившееся в результате какого-то более глубокого и личного переживания. Но какого?

Она услышала шаги и подняла голову. В дверях стояла сестра Мак Манус. Несмотря на жару, она, как всегда, выглядела свежей и аккуратной в своем сером кружевном вечернем платье.

– Вы еще не ужинали, сестра? – спросила Мак Манус.

– Я не голодна, – сказала Гейл, избегая прищуренного взгляда старшей медсестры.

– Все равно, вам надо поесть. – Сестра Мак Манус подошла к столу. – Получили взбучку от доктора, да? Не принимайте слишком близко к сердцу. Доктор Бретт очень обеспокоен в последние дни, очень. Тому есть причины личного свойства. Это не делает его мягче в обращении с персоналом.

Гейл была приятно удивлена сочувственной улыбкой, появившейся на обычно неулыбчивом лице старшей сестры. Ее немного согрела мысль о том, что та заглянула сюда специально, чтобы поддержать Гейл. Загадочное упоминание о том, что доктор обеспокоен по каким-то «личным причинам», возбудило в ней жгучее любопытство.

– Должна все же заметить, – чуть сдержаннее продолжала Мак Манус, – что, по-моему, у доктора были все основания вызвать вас на ковер. Вы не слишком мудро поступили – с учетом всех обстоятельств. Вы, разумеется знаете, что с помолвкой покончено и по кораблю поползли всякие слухи и невероятные истории?

– Именно поэтому я и сжалилась над Гарри. Я посчитала, что лучше мне быть рядом с ним. Он сказал мне, что мисс Харкорт расторгла помолвку.

Сестра Мак Манус изучающе посмотрела на Гейл и сухо заметила:

– Говорят, что это было не совсем так... – Она замолчала, и опять как-то настороженно взглянула на Гейл. – Сестра Уэст, вы понимаете – медицинскому персоналу не пристало быть замешанным в какие-то сплетни. Теперь, когда на корабле уже начались разговоры, вы должны быть осмотрительны в своих действиях – очень осмотрительны. Всегда найдутся люди, готовые болтать всякую чепуху об отношениях между пациентом и медсестрой. – Она кивнула. – Я думаю, достаточно ясно выразилась.

Но Гейл никак не могла понять, на что с таким серьезным видом намекает сестра Мак Манус. Может, она имеет в виду, что по кораблю пошел слух о том, что теперь Гейл сама пытается окрутить Гарри? Она засмеялась.

– Но сестра, мне лично Гарри кажется школьником-переростком; он скорее годится на роль младшего брата или чего-нибудь в этом роде, сказала Гейл. Вся эта нелепица начала ее раздражать.

Сестра Мак Манус задумчиво шла к двери. До того, как она успела что-нибудь ответить, Гейл быстро добавила:

– Сестра Мак Манус, вы только что упоминали, в связи с доктором Бреттом, что его что-то тревожит.

– Да, я действительно упоминала. И ему действительно кое-что не дает покоя. – Сестра Мак Манус приняла непроницаемый вид. – Но это все очень личное. Я не сомневаюсь, что в должное время он сам обо всем публично объявит. Когда примет решение. Спокойной ночи, сестра.

– Спокойной ночи, сестра, – ответила Гейл. Оказавшись опять в одиночестве Гейл всплакнула, позволяя слезам свободно скатываться по щекам. Как все перепуталось и переплелось! А все Грэхем Бретт. Если бы только ей удалось узнать, что значат все эти разговоры про загадочную «обеспокоенность» доктора.

Устоял ли он перед чарами Бэрри? Не связано ли с ней, каким-нибудь образом, тревожное состояние доктора? А, главное, почему он так неожиданно стал с Гейл резок и недружелюбен?

ГЛАВА 10

«Юджиния» вышла в море; расторгнутая помолвка широко обсуждалась на корабле. И команда, и пассажиры были заинтригованы таким поворотом событий. Как и предполагала сестра Мак Манус, скучающая публика готова была обсуждать самые невероятные причины разрыва.

Неприязнь матери Гарри к его невесте была настолько очевидна, что многие не верили в то, что Бэрри пошла на расторжение помолвки по собственной воле.

Те, кому Бэрри была не очень симпатична, уверяли, что от нее просто откупились. Другие говорили, что бедную девочку запугали. Но никто даже близко не мог предположить истинную подоплеку этого дела.

Джуди Моррис из интендантской службы была в курсе всех последних слухов и охотно делилась ими с Гейл.

– Конечно, Гарри Мэтьюсон сделал красивый жест, позволив Бэрри Харкорт представить все дело, таким образом, будто она сама его бросила. И, между прочим, Гейл, часть народа считает, что тут и ты замешана. Ну, знаешь, эта обычная глупость – человек влюбляется в свою сиделку и так далее.

– Какая чепуха, – сказала Гейл, чувствуя легкую досаду. Она вспомнила туманные предостережения сестры Мак Манус. Никто лучше самой Гейл не знал, насколько не соответствует истине предположение о том, что она заняла место Бэрри в сердце молодого Мэтьюсона. Хоть он и взял в привычку преследовать Гейл в ее свободное время, когда она выбиралась на палубу подышать воздухом, у нее не было на его счет никаких иллюзий. Он постоянно говорил о Бэрри, только о ней. В нем нарастало какое-то неистовство и это беспокоило Гейл. Она понимала, что общение с ней служит для Гарри своего рода предохранительным клапаном. Он изливал ей душу, находя в ней сочувствующего и сдержанного слушателя.

– Девушки? Зачем мне девушки? – возмущенно ответил он как-то раз, когда Гейл предположила, что ему пора заинтересоваться какой-нибудь привлекательной девушкой, которых было на борту довольно много. – Вы думаете, я позволю кому-то из них вышибить из меня дух, как это сделала она? Если я не смогу вернуть Бэрри... – Его лицо искривилось трагической гримасой. – Но еще не все потеряно; Боже мой, еще не все. Любым способом – по-честному или обманом – но я должен ее вернуть иначе я конченый человек.

Гейл поежилась – таким отчаянием повеяло от его слов. Она дотронулась до его руки в молчаливом сочувствии.

Под влиянием момента она чуть было не рассказала ему правду о Бэрри, но даже это вряд ли бы что-нибудь изменило.

– Бросьте, Гарри – не надо драматизировать, – пыталась урезонить его Гейл. – Такие мысли вам не помогут. Вам надо научиться достойно принимать неизбежное. – Голос изменил ей, потому что этот совет относился к ней точно так же, как и к Гарри.

Реакция Гарри на расторгнутую помолвку беспокоила Гейл. Его излияния, часто сопровождающиеся вспышками ярости, начинали действовать ей на нервы и она была бы не прочь избежать их, если бы не думала, что, давая ему выговориться, облегчает его душевную боль. Наверняка он не был так откровенен с матерью, по-прежнему подозревая ее в неприязни к Бэрри.

Гейл удивляло, как скромно ведет себя Бэрри в последнее время. Большую часть времени она проводила в одиночестве – читая журналы или книгу в кресле на палубе и как бы давая понять, что не нуждается в компании. Странно – ведь теперь она свободна и, будучи одной из самых привлекательных женщин на корабле, она могла бы окружить себя компанией веселых и миловидных ухажеров, в которых на борту не было недостатка.

Гейл подозревала в этом какой-то умысел. У нее было тревожное ощущение, что Бэрри просто разыгрывает какой-то спектакль – возможно, чтобы произвести впечатление на Грэхема. Если бы он увидел, что Бэрри вовсю веселится, то она не смогла бы рассчитывать больше на его сочувствие. Бэрри играла роль маленькой женщины с разбитым сердцем.

Пытаясь отвлечься от тревожных мыслей, Гейл занимала себя всевозможными делами, не связанными с работой. В свободное время она стала помогать Бренде Найт, медсестре из детского отделения, с подготовкой детского маскарада. Этот праздник занимал важное место в списке корабельных увеселений.

Обычно они с Брендой после дежурства усаживались в комнате для медсестер, которая, в отличие от их кают, была оснащена кондиционером, и принимались за шитье детских костюмов. Таким образом у Гейл оставалось меньше времени на разговоры с Гарри, чему она, в глубине души, была рада. Однако, прогуливаясь однажды вечером по палубе, он заметил свет в больших окнах медицинского офиса и, заглянув туда, открыл для себя, как Гейл проводит теперь свое свободное время.

– Привет! Что я вижу! Две самые симпатичные девушки на корабле сидят взаперти, вместо того чтобы вовсю веселиться! – Он нетвердо стоял на ногах и, со вздохом облегчения плюхнулся в кресло около стола.

– Вы что, никогда не видели, как две честные рабочие девушки выбиваются из сил, зарабатывая свой кусок хлеба? – парировала Бренда. – Посмотрите, – она подняла шитье. – Маленькая Салли Маунтфорд будет салатом. В день праздника мы прикрепим сюда настоящие салатные листья. Это Гейл придумала.

– Гейл очень умная девушка. Замечательная девушка Гейл. – Он вяло помахал рукой. – Получит первый приз, я уверен.

Гейл забеспокоилась. Только этого не хватало. Теперь он, чего доброго, начнет пить. Вряд ли это поможет ему вернуть Бэрри.

Он сидел в кресле полусонный, с отяжелевшими глазами. Гейл сказала, что он выглядит уставшим и ему пора в постель, но ее уговоры не возымели действия. Он оставался там до тех пор, пока они не закончили работу и не собрались уходить.

Гейл была бы не прочь подышать воздухом, но ей не хотелось этого делать в компании подвыпившего Гарри. Она отвела молодого человека в его каюту и оставила там, на попечение стюарда.

Теперь Гарри знал, где ее искать после работы и на следующий день появился у них опять, как только они сменились с дежурства. Он просидел с девушками целый вечер, беспрерывно куря. Присутствие его создавало какую-то напряженность и нарушало легкую дружескую атмосферу, в которой обычно проходили их вечера за шитьем. Гейл готова была терпеть это неожиданно возникшее неудобство, но что ее беспокоило – так это то, что подобные визиты определенно не помогут покончить со всякими глупыми слухами.

– Что происходит, Гейл? – спросила Бренда, когда они, окончив работу, убирали за собой в каюте, а Гарри ждал Гейл на палубе. – Наш молодой друг – он что... Похоже, он к тебе привязан, правда?

– Не в том смысле, в каком ты думаешь, – довольно резко ответила Гейл. – Единственное, чего он хочет – это говорить о Бэрри Харкорт.

– Хорошо, что мы уже почти закончили работу. Нет нужды давать лишний повод для сплетен. В такую жару пассажирам только и остается, что выдумывать от безделья всякие двусмысленные глупости, чтобы было о чем поболтать.

Гейл понимала, что Бренда таким образом тактично советует ей держаться подальше от молодого Мэтьюсона.

По настоянию Гарри она некоторое время постояла с ним на палубе. Яркие тропические звезды висели в темно-синем небе и Гейл, было, залюбовалась ими, но слова Гарри нарушили ее созерцательное настроение.

– Иногда я думаю, что мне было бы лучше там... – Его взгляд был прикован к воде, пенящейся у борта корабля.

Гейл часто задумывалась, не стоит ли поговорить с миссис Мэтьюсон о депрессии, в которую все глубже и глубже затягивало Гарри.

Расставшись с Гарри, Гейл спустилась к себе в каюту. Там стояла такая духота, что она тут же пожалела о том, что ушла с палубы так рано. Почему бы не позволить себе подышать еще минут десять – в одиночку, в тишине и покое. Гейл вернулась на свое любимое место на носу корабля. Она любила стоять здесь днем, наблюдая, как летучие рыбы, сверкая серебристыми боками, проносятся над водой на своих маленьких темно-синих крыльях в поисках спасения от какой-то невидимой опасности.

Красота тропической ночи заставила мысли Гейл обратиться к Грэхему и усилила томительную тоску в ее сердце. Такая ночь создана для любви и влюбленных, а она одинока. Одинока и боится за любимого человека. Ее сердце учащенно билось, пока она, стоя у поручня, пыталась решиться на какое-нибудь действие.

– Дышите воздухом, сестра? – Она так сосредоточенно думала о нем, что появление самого Грэхема рядом с ней, казалось естественным продолжением ее мыслей.

– Да, здесь самое лучшее место для этого. – Он облокотился на поручень рядом с Гейл и предложил ей сигарету. Она, поколебавшись, взяла ее. Руки ее дрожали, а сердце бешено колотилось, когда он достал зажигалку и дал ей прикурить.

С того самого вечера в Адене, когда доктор так резко и сурово отчитал ее, между ними установились довольно напряженные, чисто деловые отношения и встречались они с тех пор только на работе. Она не могла себе представить, зачем ему понадобилось останавливаться около нее. Некоторое время они, молча, курили. Гейл не знала, как начать разговор. Он первым нарушил молчание.

– Сестра, я хотел поговорить с вами в спокойной обстановке. Во время работы это трудно сделать; давайте поговорим сейчас.

– Чем вы на этот раз недовольны? – импульсивно спросила Гейл.

– Значит, вы сами признаете, что поступаете неправильно?

– Нет, иначе я бы не спрашивала. – Секунду они, молча, смотрели друг другу прямо в глаза, затем Грэхем, пожав плечами, отвернулся.

– Я перейду прямо к делу. Сестра, вы новичок на корабле, и не знаете, наверно, как щепетильно компания относится к любого рода скандалам, в которые замешаны члены медицинской команды – особенно, когда дело касается пассажиров. Но вы должны знать – ведь вы ознакомились с правилами – что ваши отношения с пассажирами строго регламентированы.

Гейл коротко выдохнула воздух.

– Вы сказали – «скандал». Я не понимаю вас, доктор.

– Я боюсь, что это принимает уже масштабы скандала. – Внешне он был абсолютно спокоен и сосредоточен. – Дружба с Гарри Мэтьюсоном привлекает к вам внимание. Подобные отношения создают нездоровую атмосферу на корабле и пагубно отразятся на отношении к вам администрации компании.

Гейл крепче ухватилась за поручень. Она не знала, на кого сейчас больше сердиться – на преследующего ее Гарри, на Грэхема, пытающегося призвать ее к порядку, или на саму себя.

– Я не думала, что окажусь жертвой глупых сплетен только из-за того, что пытаюсь помочь человеку, переживающему последствия тяжелого удара. Что они говорят? – поинтересовалась она с горькой иронией. – Что я пытаюсь по кусочкам собрать разбитое сердце Гарри?

Грэхем посмотрел на нее; ее голос звучал искренне. Он чуть не сказал:

– Все гораздо хуже, – но удержался. Он думал о Бэрри, как она доверилась ему, как отважно она переживает свое страдание.

– Что я могу поделать, Грэй, – говорила Бэрри. – Гарри изменился ко мне. Эта привлекательная медсестра, сестра Уэст, нашла дорогу к его сердцу. Я вижу, что он влюблен в нее. Я должна дать ему свободу, уйти с его дороги, правда, Грэй?

Его лицо застыло. Услышать такое о сестре Уэст было тяжелым ударом. А теперь слухи о том, что она повинна в разрыве между Бэрри Харкорт и Гарри.

Мэтьюсоном только усилились, и причиной тому – ее поведение.

– Вас надо понимать в том смысле, что ваши отношения с молодым Мэтьюсоном – чисто платонические? – со спокойствием, от которого у Гейл мурашки побежали по коже, наконец, спросил Грэхем.