Текст книги "Проблемы жизни"

«Я»

«Медитация имеет для меня величайшее значение. Более двадцати пяти лет я регулярно медитирую два раза в день. Вначале это было очень трудно, мне никак не удавалось контролировать свои мысли, и они все время уходили в сторону; но постепенно я стал выключать все, что мне мешало. Все больше времени и силы я отдавал достижению конечной цели, я был у разных учителей и следовал указаниям нескольких, отличных друг от друга систем медитации; но я никогда не был полностью удовлетворен ни одной из них, – хотя слово „удовлетворен“, может быть, и не совсем точно. Все они подводят к определенной точке, в зависимости от системы, и я обнаружил, что становлюсь просто результатом системы, который так далек от моей конечной цели. Но после всех этих экспериментов я научился полностью владеть своими мыслями; мои эмоции также целиком находятся под контролем. Я упражнялся в глубоком дыхании, чтобы успокоить тело и ум; я повторял священное слово, постился в течение многих дней; в моральном отношении все было на высоте, а земные дела меня не привлекают. Но несмотря на все эти годы борьбы и усилий, упражнений и отречений, у меня нет душевного спокойствия, того блаженства, о котором говорят Великие. В редких случаях бывали светлые моменты глубокого экстаза, когда интуиция сулит высокие переживания; но я, кажется, не способен постичь иллюзорность собственного ума и постоянно оказываюсь у нее в плену. На меня опускается облако мрачного отчаяния, и я ощущаю все возрастающую скорбь».

Мы сидели на берегу широкой реки, совсем близко к воде. Город был наверху, на некотором расстоянии от нас. На другом берегу мальчик пел песню. Позади нас садилось солнце, тяжелые тени легли на воду. Был тихий, прекрасный вечер. Вереница облаков тянулась к востоку; казалось, что глубокая река не имеет течения. Он совсем не замечал этой разлитой повсюду красоты и был целиком поглощен своей проблемой. Мы сидели молча, а он закрыл глаза. Его строгое лицо оставалось спокойным, но внутри продолжалась интенсивная борьба. Стая птиц уселась у кромки воды; их крик донесся до другого берега, так как оттуда прилетела еще одна стая и присоединилась к первой. Безмолвие, в котором нет времени, окутало землю.

– В течение всех этих лет прекращали ли вы когда-нибудь стремиться к конечной цели? Разве не наша воля, не усилие создают «я», и может ли процесс времени вести к вечному?

«Я никогда сознательно не прекращал стремление к тому, чего жаждало мое сердце и все мое существо. Я не смел делать остановки; если бы я остановился, то был бы отброшен назад, это было бы вырождение. В природе всех вещей заложено стремление к высшему, и если бы не проявлялась воля, не прилагалось усилие, то наступил бы застой. Не будь у меня стремления к цели, я никогда не смог бы выйти за пределы, возвыситься над самим собой».

– Может ли «я» когда-нибудь освободить себя от собственного рабства и иллюзий? Не должно ли «я» исчезнуть, чтобы получило бытие то, что не имеет имени? А это постоянное стремление к конечной цели, каким бы оно ни было страстным, – разве не усиливает «я»? Вы боретесь во имя конечной цели, другой человек домогается земных благ; ваше усилие, может быть, более возвышенно, но не является ли оно все еще желанием приобрести выгоду?

«Я преодолел все страсти, все желания, кроме этого одного стремления, которое есть нечто большее, чем желание. Это – единственное, во имя чего я живу».

– В таком случае вы должны умереть и для этого желания, подобно тому, как умерли для других стремлений и желаний. В течение всех этих лет борьбы и постоянного игнорирования, исключения всяких желаний вы укрепились в этом единственном стремлении, но оно все еще продолжает оставаться внутри поля «я». А вы стремитесь пережить неизреченное – именно в этом ваше желание, не правда ли?

«Да, конечно. Переступив тень сомнений, я хочу познать конечную цель, я хочу иметь непосредственное переживание Бога».

– Переживающий всегда обусловлен тем, что он переживает. Если тот, кто имеет переживание, осознает, что он есть переживающий, тогда переживание оказывается результатом его собственных желаний, спроецированных изнутри. Если вы знаете, что переживаете Бога, тогда этот Бог есть проекция ваших надежд и иллюзий. Нет свободы для переживающего «я», так как он постоянно в плену собственных переживаний; он создает время и никогда не может переживать вечное.

«Не хотите ли вы сказать, что то, что я старательно создавал с большими усилиями и с помощью мудрого выбора, – что все это надо разрушить? И я сам должен быть инструментом разрушения?»

– Может ли «я» в позитивном смысле стать отрицающим само себя? Если бы это произошло, то его мотивом, его намерением было бы приобрести то, что не может быть предметом обладания. Какова бы ни была его деятельность, сколь возвышенной бы ни была его цель, любое усилие со стороны «я» продолжает оставаться в поле его собственных воспоминаний, особенностей и проекций, независимо от того, будут ли они сознательными или подсознательными. «Я» может разделить себя на органическое, основное «я», и «не-я», или трансцендентное, абстрактно-умозрительное «я»; это дуалистическое разделение есть иллюзия, в которой ум запутывается. Каковы бы ни были движения ума, движения нашего «я», оно никогда не может освободить само себя. Оно может подниматься с одного уровня на другой, переходить от неразумного к более осмысленному выбору, но его движения всегда останутся в пределах сферы собственной деятельности.

«Вы, кажется, исключаете всякую надежду. Что же тогда делать?»

– Вы должны быть полностью открытым, без груза прошлого или соблазна надеяться на будущее, что совсем не означает отчаяния. Если же вы в отчаянии, то нет пустоты, нет открытости. Вы ничего не можете «делать». Вы можете и должны быть спокойным, без какой-либо надежды, тоски или желания; но вы не можете устанавливать тишину, безмолвие, подавляя всякий шум, потому что в самом усилии существует шум. Безмолвие – это не противоположность шуму.

«Но что я должен делать в моем теперешнем состоянии?»

– Позвольте заметить, что вы настолько страстно стремитесь достичь успеха, так нетерпеливо ждете получения позитивных указаний, что просто-напросто не слушаете.

Вечерняя звезда отражалась в тихих водах реки.

На следующий день, рано утром, он пришел опять. Солнце только что показалось над верхушками деревьев, а над рекой еще стоял туман. Тяжело нагруженная дровами лодка с белыми парусами медленно плыла вниз по реке; все, кроме рулевого, спали в разных ее частях. Было совсем тихо, и обычная человеческая деятельность вдоль реки еще не началась.

«Несмотря на мое внешнее нетерпение и беспокойство, внутренне я, по-видимому, бдителен и с живым вниманием воспринимал все, что вы вчера говорили; потому что когда я сегодня утром проснулся, было определенное чувство свободы и ясности, которые приходят с пониманием. Я провел обычную утреннюю медитацию за час до восхода солнца, и я не вполне уверен, что не нахожусь в плену каких-то расширяющих иллюзий. Можно продолжить беседу с того, на чем мы вчера остановились?»

– Мы не можем начать в точности с того, на чем мы расстались; но к нашей проблеме можно подойти заново. Ум, внешний и внутренний, находится в постоянной деятельности, получая впечатления; захваченный воспоминаниями и реакциями, он является центром скоплений различных желаний и конфликтов. Он действует в пределах поля времени, а в этом поле существуют противоречия, противодействия воли или желания в форме усилия. Эта психологическая активность «я», «меня», «моего» должна прекратиться, так как подобная деятельность способствует появлению проблем и является причиной различных волнений и расстройств. Но любое усилие, предпринятое с целью остановить эту деятельность, приводит лишь к еще большей активности и возбуждению ума.

«Верно, я сам это замечал. Чем больше человек старается сделать свой ум безмолвным, тем больше это вызывает сопротивление. Тогда человек направляет свои усилия с целью преодолеть это сопротивление; в результате получается порочный круг, который нельзя разорвать».

– Если вы понимаете порочность этого круга и осознаете, что не можете его разорвать, то с этим осознанием цензор, наблюдающий перестает существовать.

«Это, по-видимому, труднее всего осуществить. Я имею в виду подавление наблюдающего. Я старался, но до сих пор ни разу не смог добиться успеха. Как это сделать?»

– Но вы продолжаете думать в терминах «я» и «не-я». Разве вы не поддерживаете в своем уме этот дуализм благодаря словам, благодаря постоянному воспроизведению опыта и привычек? По сути дела, мыслящий и его мысль – это не два различных процесса, но мы сами создаем их, чтобы достичь желаемой цели. Цензор появляется вместе с желанием. Наша проблема состоит не в том, чтобы найти способ подавить цензора, наша проблема – это понять желание.

«Но ведь должна же быть сущность, которая обладает способностью понимания; должно быть состояние, отличное от состояния неведения!»

– Сущность, которая говорит: «я понимаю», продолжает оставаться в поле ума; она по-прежнему наблюдающий, цензор, не так ли?

«Конечно, это так; но я не вижу, каким образом можно вырвать этого наблюдающего с корнем. И возможно ли это?»

– Давайте посмотрим. Мы говорим, что необходимо понять желание. Желание может себя распределять и распределяет по шкале: удовольствие, страдание, мудрость, неведение; одно желание противостоит другому, более выгодное – менее выгодному, и т.д. Хотя по разным причинам оно может себя разделять, фактически желание – это неделимый процесс, не так ли?

«Это нелегко понять. Я так привык противопоставлять одно желание другому, подавлять и преображать их, что до сих пор не могу полностью осознать желание как единое, как целостный процесс. Но теперь, когда вы на это указали, я начинаю чувствовать, что это так».

– Желание может разбиться на множество противоречащих и враждующих стремлений, но, тем не менее, оно остается желанием. Это множество стремлений образует «я» с его памятью, заботами, страстями и так далее; но вся деятельность этого «я» происходит в пределах поля желания; «я» не имеет другого поля проявления. Ведь это так, не правда ли?

«Пожалуйста, продолжайте. Я слушаю вас всем моим существом, стараясь выйти за пределы слов, глубоко, не делая усилий».

– Наша проблема, следовательно, состоит в следующем: возможно ли, чтобы проявления желания завершились естественно, свободно, без принуждения в какой бы то ни было форме? Только в этом случае ум может быть бдительным. Если вы сумеете осознать это как факт, разве тогда не прекратятся проявления желаний?

«Они прекратятся, но на очень короткое время. А потом снова начнется обычная деятельность желания. Но как же можно его остановить?.. Спрашивая вас, я сам вижу абсурдность своего вопроса!»

– Вы видите, насколько мы жадны; мы всегда хотим всё больше и больше. Требование прекратить проявления «я» становится новой формой его деятельности; но она совсем не нова, это лишь другая форма желания. Только когда ум спонтанно приходит в состояние покоя, может явиться другое, то, что вне сферы ума.

ПРИРОДА ЖЕЛАНИЯ

Был тихий вечер; много лодок с белыми парусами плыли по озеру. На далеком расстоянии высился покрытый снегом пик, словно его подвесили с неба. Вечерний бриз с северо-востока еще не начался, но в направлении к северу на воде появилась рябь, и часть лодок стали вытаскивать на берег. Вода была глубокой синевы, небо совершенно чистое. Озеро было огромное, но в солнечные дни можно было видеть города, расположенные на другом берегу. В небольшом заливе, уединенном и забытом, куда мы пришли, было совсем тихо; сюда не заходили туристы, а пароход, который курсировал вокруг озера, никогда здесь не останавливался. Недалеко расположилась рыбачья деревушка; ожидалась ясная погода, поэтому небольшие лодки с фонарями, вероятно, будут рыбачить ночью. В этот полный очарования вечер рыбаки готовили свои сети и лодки. Долины скрыла глубокая тень, а горы еще продолжали удерживать солнце.

Некоторое время мы шли пешком, потом уселись около дорожки. Ему хотелось поговорить об интересующей его теме.

«Насколько я могу припомнить, у меня всегда были нескончаемые конфликты, большей частью внутренние, хотя иногда они прорывались и вовне. Но внешние конфликты особенно меня не беспокоят, так как я научился приспосабливаться к обстоятельствам. Однако процесс приспособления был довольно мучительным, ибо меня нелегко убедить или подчинить. Жизнь была трудной, но я хорошо работал и создал для себя благоприятные условия. Но проблема моя не в этом. То, что я не могу понять, – это внутренний конфликт, которым я не в состоянии управлять. Часто просыпаюсь в середине ночи от бурных сновидений. Мне кажется, что у меня не бывает ни минуты отдыха от конфликта; он таится глубоко, сопутствуя повседневной деятельности, и нередко врывается в сферу более сокровенных отношений».

– Что вы имеете в виду, говоря о конфликте? Какова его природа?

«Внешне я довольно занятой человек; работа моя требует сосредоточенности и внимания. Когда ум занят работой, я забываю о внутренних конфликтах; но как только в работе появляются свободные промежутки, конфликты снова со мной. Эти конфликты бывают различного рода и протекают на разных уровнях. Я хочу преуспевать в работе, занимать высшие места, иметь достаточное количество денег и все прочее. Я знаю, что всего этого могу добиться. А на другом уровне сознания я вижу всю нелепость своих честолюбивых устремлений. Я люблю все лучшее, что дает жизнь, но в то же время хочу вести простой, почти аскетический образ жизни. Я ненавижу множество людей, однако же хочу забывать и прощать. Я мог бы продолжать и дальше, но уверен, что вы в состоянии понять природу моих конфликтов. Внутренне я миролюбив, но легко поддаюсь вспышкам гнева. У меня прекрасное здоровье; может быть, в этом несчастье, по крайней мере для меня. Внешне а произвожу впечатление спокойного и устойчивого человека, но внутренне конфликты приводят меня в смятение и волнуют. Мне уже за тридцать, и мне на самом деле хотелось бы вырваться из смятения, порождаемого моими желаниями. Видите ли, еще одна из моих трудностей состоит в том, что я не могу говорить об этом с кем-нибудь другим. Вот сейчас, впервые за много лет, я чуть-чуть раскрыл себя. Я не склонен таить секреты, но не терплю говорить о самом себе и не решился пойти к психологу. Теперь, когда вы все это знаете, скажите, пожалуйста, возможно ли мне обрести внутреннюю ясность?»

– Вместо того, чтобы усилием покончить с конфликтом, посмотрим, можем ли мы понять этот комплекс, желаний. Проблема наша – это понять природу желания, а не просто преодолеть конфликт; ведь именно желание является причиной конфликта. Ассоциации и воспоминания стимулируют желание; память – это часть желания. Накопление приятного и неприятного питает желание и приводит к созданию противоречащих и враждующих между собой желаний. Ум отождествляет себя с приятным, противопоставляя его неприятному; делая отбор между страданием и удовольствием, ум расчленяет желание и делит его на разные категории, в зависимости от цели и ценности.

«Хотя существует множество желаний, враждующих между собой и противоречащих друг другу, все они составляют единое. Так ли это?»

– Это так, не правда ли? Понимание этого поистине чрезвычайно важно; в противном случае конфликт между противоположными желаниями будет продолжаться бесконечно. Двойственность желания, которая создана умом, – это иллюзия. В желании нет никакой двойственности, есть просто различные типы желания. Двойственность существует лишь между временем и вечностью. Рассмотрим нереальность двойственности желания. Само желание разделяет себя на «хочу» и «не хочу»; но если избегать одного и следовать другому, это все еще остается желанием. Не существует какой-либо возможности избежать конфликта с помощью противоположного, ибо само желание рождает свою противоположность.

«Я понимаю в общих чертах, что сказанное вами – факт. Но ведь остается фактом и то, что меня продолжают раздирать многочисленные желания».

– То, что все желания суть одно и то же – факт, который мы не можем изменить, показать так, чтобы он соответствовал тому, что нам удобно и что нам нравится; мы не можем использовать его в качестве инструмента для освобождения себя от конфликта желаний. Но если мы понимаем его истину, тогда этот факт способен освободить ум от иллюзии. Вот почему мы должны осознать желание, которое разбивает себя на отдельные и враждующие части. Мы есть эти противоречивые и враждующие желания, мы – это взятый в целом пучок желаний, каждое из которых тянет в свою сторону.

«Хорошо, но что же мы можем с этим поделать?»

– Если мы с самого начала не уловим проблеска желания, как чего-то единого, тогда все, что мы будем делать или от чего воздержимся, – все это будет иметь весьма малое значение, так как желание создает новое желание, и наш ум окажется втянутым в этот конфликт. Свобода от конфликта приходит тогда, когда прекращается желание, которое создает «я» с его воспоминаниями и способностью различать.

«Когда вы говорите, что конфликт перестает существовать лишь с прекращением желания, не означает ли это конец активной жизни человека?»

– Может быть, означает, а возможно, и нет. Было бы глупо с нашей стороны рассуждать по поводу того, каков будет характер жизни, лишенной желаний.

«Вы, конечно, не имеете в виду, что должны прекратиться желания органического характера?»

– Желания органического характера приняли форму и получили развитие с помощью психологических желаний; а мы говорим именно о психологических желаниях.

«Можно ли нам более глубоко рассмотреть характер действия этих внутренних желаний?»

– Желания бывают явные и глубоко запрятанные, сознаваемые и скрытые. Скрытые желания имеют гораздо большее значение, чем явные; но мы не может изучить более глубокие желания, если не поняли и не укротили поверхностные желания. Это не означает, что сознаваемые нами желания мы должны подавить, облагородить или переделать по какому-то образцу; но они должны быть в поле наблюдения, и их надо утихомирить. Когда успокоится поверхностное возбуждение, создастся возможность выхода наружу более глубоко скрытых желаний, мотивов и намерений.

«Каким образом можно успокоить поверхностное возбуждение? Я понимаю необходимость того, о чем вы говорите, но совсем не вижу, как подойти к проблеме, как с этим экспериментировать».

– Экспериментирующий и то, с чем он экспериментирует, неотделимы друг от друга. Эту истину надо понять. Вы, экспериментирующий над своими желаниями, не являетесь сущностью отдельной от этих желаний, не правда ли? «Я», которое говорит «я должен подавить это желание и следовать за тем», само есть следствие всей совокупности желаний, разве не так?

«Можно чувствовать, что это так, но по-настоящему это понять – дело совсем другое».

– Если эту истину осознавать сразу же, по мере того, как возникает каждое желание, тогда существует свобода от иллюзии, что экспериментирующий является отдельной сущностью, не связанной с желанием. До тех пор пока «я» упорно прилагает усилия, чтобы освободить себя от желания, от этого только усиливается желание в другом направлении и, таким образом, увековечивает конфликт. Если существует осознание этого факта от момента к моменту, воля цензора прекращается; а когда переживающий есть само переживание, вы обнаруживаете, что желания, с его многочисленными разнообразными конфликтами, больше нет.

«Поможет ли все это создать более тихую и более полную жизнь?»

– Конечно, не сразу. Несомненно, возникнет большее беспокойство и потребуется более глубокое регулирование; но чем глубже и шире человек проникает в эту сложную проблему желания и конфликта, тем проще она становится.

ЦЕЛЬ ЖИЗНИ

Дорога начиналась перед домом и спускалась к морю, делая зигзаги мимо разных лавок, больших жилых домов, гаражей, храмов и покрытого пылью заброшенного сада. Около моря она перешла в широкое оживленное шоссе с такси, дребезжащими автобусами и прочим шумом современного города. От шоссе отходила улица – тихая, защищенная от солнца аллея, обсаженная огромными дождевыми деревьями; но утром и вечером по ней мчались машины к фешенебельному клубу, с его красивым парком и площадкой для игры в гольф. Когда я шел по этой аллее, мне встретились нищие разных типов, лежавшие прямо на тротуаре; они не были назойливыми и даже не протягивали руки к проходившим. Положив голову на консервною банку, лежала девочка около десяти лет, с широко раскрытыми глазами; она была грязная, с непричесанными волосами, но она улыбнулась в ответ на мою улыбку. Несколько дальше маленькая девочка, едва ли старше трех лет, вышла вперед с протянутой рукой и очаровательной улыбкой. Мать наблюдала за ней, стоя позади находившегося рядом дерева. Я взял протянутую руку девочки, мы прошли вместе несколько шагов и вернулись к матери. Так как у меня не было монет, я вернулся сюда на следующий день; но девочка не пожелала взять монету, она хотела играть; мы начали играть, а монету отдали матери. Всякий раз, когда я проходил по этой аллее, маленькая девочка была там, с застенчивой улыбкой и яркими глазами.

Против входа в фешенебельный клуб, прямо на земле, сидел нищий; он был покрыт грязным джутовым мешком, а его спутанные волосы были полны пыли. В отдельные дни, когда я проходил мимо, он лежал, положив голову на пыль и прикрыв мешком голое тело; в другие дни он сидел совершенно безмолвно, глядя перед собой невидящим взором, а над ним возвышалось огромное дождевое дерево. Однажды вечером в клубе был праздник; все было освещено, и блестящие автомобили, наполненные смеющимися людьми, проезжали по аллее, давая сигналы. Из клуба доносилась легкая музыка, громкая и заполнявшая воздух. У входа стояло много полисменов: там собралась большая толпа, чтобы посмотреть на изящно одетых и упитанных людей, подъезжавших на собственных машинах. Нищий повернулся к ним спиной. Кто-то предложил ему еды, другой дал сигарету, но нищий молча отказался от того и другого, не сделав ни одного движения. Он медленно умирал, день за днем, а люди проходили мимо.

На фоне темнеющего неба эти большие дождевые деревья казались мощными, их очертания были причудливы. У них были очень мелкие листочки, но ветви казались крупными; среди города, переполненного людьми, шумом и страданиями, деревья сохраняли величественный и уединенный облик. А рядом было море, всегда в движении, не знающее отдыха, бесконечное. На нем маячили белые паруса, эти пятна среди бесконечности; месяц оставлял серебряную дорожку на танцующих волнах. Богатая красота земли, далекие звезды и бессмертное человечество. Неизмеримая безбрежность, казалось, покрыла все.

У собеседника был моложавый вид; он пришел с другого конца страны, проделав утомительное путешествие. Он дал обет не вступать в брак, пока не найдет смысла и цели жизни. У него был решительный и напористый характер. Работая в одном из учреждений, он взял отпуск на некоторое время, чтобы постараться найти ответ на свои поиски. Он обладал деловым и способным к рассуждениям умом, но был так увлечен своими собственными и заимствованными у других ответами, что едва мог слушать. Он говорил не очень быстро и бесконечно цитировал отдельные мысли, в которых философы и учителя говорили о цели жизни. Вид у него был измученный, выражающий глубокое беспокойство.

«Если я не узнаю цели жизни, мое существование не будет иметь смысла, а все мои действия приведут к краху. Я зарабатываю на жизнь как раз столько, чтобы сводить концы с концами; но я страдаю, а впереди меня ожидает смерть. Вот он, путь жизни, а какова цель всего этого? Я не знаю. Я был у знающих людей, у разных гуру, одни из них говорят одно, другие – другое. Что скажете вы?»

– Вы задаете этот вопрос для того, чтобы сравнить то, что я скажу, с тем, что было сказано другими?

«Да, тогда я смогу выбрать, а выбор мой будет зависеть от того, что я буду считать верным».

– Вы думаете, что понимание того, что такое истина, – это вопрос личного знания и зависит от выбора? С помощью выбора вы хотите раскрыть, что такое истина?

«А как же иначе можно найти реальное, если не с помощью распознавания и выбора? Я постараюсь слушать вас очень внимательно, и если то, что вы скажете, мне понравится, я отброшу то, что говорили другие, и буду строить свою жизнь в соответствии с целью, которую поставите вы, Я говорю совершенно серьезно о своем желании выяснить истинную цель жизни».

– Сэр, прежде чем идти дальше, не будет ли важно задать себе вопрос о том, сможете ли вы отыскать истину? Я говорю об этом с полным уважением к вам, без тени умаления. Является ли истина результатом мнений, имеет ли она отношение к тому, что нам нравится, что дает удовлетворение? Вы говорите, что примете то, что вас привлечет; это означает, что вы не интересуетесь истиной, но ищете то, что доставит вам наибольшее удовлетворение. Вы готовы подвергнуться страданию, принуждению, лишь бы приобрести то, что в своем завершении даст вам удовлетворение. Вы ищете наслаждение, а не истину. Истина – это нечто, стоящее за пределами того, что нравится или не нравится, разве не так? Началом всех поисков должно быть смирение.

«Вот именно поэтому я и пришел к вам, сэр. Я ищу совершенно серьезно. Я ищу учителей, которые сказали бы мне, что такое истина, и я буду следовать за ними со смирением и в духе покаяния».

– Следовать за кем-либо – значит отвергать смирение. Вы готовы следовать за другим, так как хотите добиться успеха, достичь цели. Честолюбивый человек, каким бы тонким и скрытым ни было его честолюбие, никогда не бывает смиренным. Следовать авторитету, возводя его в руководящий принцип, – значит губить проницательность, понимание. Стремление к идеалу отрицает смирение, так как идеал – это прославление «я», эго. Как может быть смиренным человек, который разными способами подчеркивает собственную значимость? Без смирения реальность никогда не может прийти.

«Но я пришел сюда специально для того, чтобы выяснить, в чем заключается истинная цель жизни».

– Разрешите вам сказать, что вы как раз захвачены идеей, и она становится навязчивой. Это то, по отношению к чему необходимо постоянно быть настороже. Стремясь узнать истинную цель жизни, вы прочли многих философов, побывали у многих учителей. Одни из них говорят одно, иные – другое; а вы хотите знать истину. Но что же вы хотите – знать истину того, что они говорят, или истину ваших собственных исследований?

«На ваш вопрос, так прямо поставленный, я затрудняюсь дать ответ. Существуют люди, которые изучили и пережили больше, чем я; с моей стороны было бы абсурдным отбросить то, о чем они говорят и что может помочь мне раскрыть значение жизни. Но каждый из них говорит, основываясь на своем опыте и понимании, и они часто противоречат друг другу. Марксисты говорят одно, а последователи религий – совсем другое. Прошу вас помочь мне найти истину во всем этом».

– Это не легко – видеть ложное как ложное, видеть истинное в ложном и истинное как истинное. Для того чтобы иметь ясное понимание, вы должны быть свободны от желания, так как желание искажает и обусловливает ум. Вы так полны горячего желания найти истинное значение жизни, что ваше рвение становится препятствием на пути понимания ваших собственных поисков. Вы хотите знать истину того, о чем вы читали, о чем говорили ваши учителя, не так ли?

«Да, совершенно верно».

– Для этого вам надо быть в состоянии выяснить для самого себя, что истинно во всех этих утверждениях. Ваш ум должен быть способным смотреть прямо; если он этого не сможет сделать, он потеряется в джунглях идей, мнений и верований. Если ваш ум не обладает способностью увидеть то, что является истинным, вы уподобляетесь гонимому ветром листку. Вот почему важны не выводы и утверждения других, кто бы они ни были, а важно самому иметь внутреннее проникновение в то, что является истинным. Разве не это – самое существенное?

«Я думаю, да. Но каким образом мне обрести этот дар?»

– Понимание – это не дар, уготовленный для немногих; оно приходит к тем, кто серьезно ищет самопознания. Сравнительная оценка разных мнений не приводит к пониманию; сравнение – это одна из форм ухода от основной задачи, точно так же, как суждение есть бегство от понимания. Для того чтобы проявилась истина, ум должен быть свободен от сравнений и оценок. Когда ум сравнивает, оценивает, он не бывает спокоен, он загружен, занят. Занятый ум не способен к ясному и простому пониманию.

«Не означает ли это, что я должен откинуть все ценности, которые накопил, и все знания, которые собрал?»

– Не должен ли ум для раскрытия истины быть свободным? Приносят ли свободу знания, информация, выводы и опыт, как собственные, так и принадлежащие другим, весь обширный, накопленный годами груз памяти? Существует ли свобода, если остается цензор, который судит, обвиняет, сравнивает? Ум никогда не бывает тихим, если он постоянно приобретает и рассчитывает; а не должен ли ум быть безмолвным для того, чтобы проявилась истина?

«Я понимаю это. Но не требуете ли вы слишком многого от простого и несведущего ума вроде моего?»

– Разве ум ваш – простой и несведущий? Если бы вы в действительности были таким, было бы чудесно приступить к истинному исследованию; но, к сожалению, вы не такой. Мудрость и истина приходят к тому, кто чистосердечно говорит: «я не знаю, я несведущ». Простые, невинные, а не те, кто обременен знаниями, увидят свет, ибо они обладают смирением.

«Я хочу только одного: знать истинную цель жизни, а вы обрушиваете на меня целую кучу понятий, которые выше моего понимания. Можете ли вы сказать простыми словами, в чем истинное назначение жизни?»

– Сэр, для того, чтобы пойти далеко, вы должны начать с того, что совсем близко от вас... Вы хотите неизмеримого, но не видите того, что рядом с вами. Вы хотите знать смысл жизни. Жизнь не имеет ни начала, ни конца; она есть и смерть, и жизнь; она – зеленый листок, и увядший, гонимый ветром лист; она – любовь и ее безмерная красота; она – скорбь одиночества и блаженство уединения. Ее нельзя измерить, ум не в состоянии ее раскрыть.