Текст книги "На хвосте Техас"

Будучи по большей части ничем не занятым в рабочее время, Митч поневоле все чаще и чаще становился объектом изучения для явно страдающего бессонницей Стейнхопфа, любопытство которого с каждым разом становилось все ненасытнее. Психиатр не знал никакого удержу, от него нельзя было отвязаться. Как-то ночью Митч, разозлившись на него, заявил, что должен пойти поесть, тогда Стейнхопф сказал, что он тоже голоден, и трусцой засеменил бок о бок с ним в ночную закусочную отеля...

После этого они вместе ели каждую ночь. Психиатр запихивал в себя без разбору все, что перед ним ни ставили, и вежливо продолжал задавать самые интимные вопросы, а ответы Митча комментировал так, что они то занимали его, то пугали, а то и возмущали до глубины души.

– Игра в кости – это своего рода заменитель, – услышал он однажды от доктора. – Этакое компенсирующее средство. Вас страшит, над вами довлеет импотенция отца. Он так и не нашел, чем ее восполнить, а вам вот повезло.

– Ох, полноте, док! – рассмеялся Митч. – Я мог бы завести гарем.

– Ну и что? Вполне возможно. Но этот страх в вас все равно присутствует. Человеком, уверенным в своей мужской силе, никогда не верховодит жена, как это делает с вами ваша Тидди.

– Это вовсе не так! Я стараюсь следовать доводам рассудка. Она приносит в семью большую часть денег, а значит, вправе ими и распоряжаться.

– Но она ведь всегда зарабатывала больше, не так ли? В этом плане у вас ничего не изменилось. А деньги для нее, очевидно, не представляют никакой ценности – это нечто такое, чем можно швыряться. Как тогда это вяжется с ее стремлением не считать вас за мужчину?

– Проклятие! Я битый час вам толкую, что это не так! Я люблю мою жену! И хочу сделать все, чтобы порадовать ее, сделать счастливой.

– Так и должно быть, – вкрадчиво промурлыкал Стейнхопф. – Конечно, при условии, что и она тоже делает все, чтобы порадовать вас, сделать счастливым.

– Но...

– Понимаю! Поверьте мне, я понимаю! – мягко прервал его доктор. – И прошу вас принять неприемлемое. Вы знаете вашу жену, как никто другой. Между вами нечто особенное, то, что принадлежит лишь вам двоим – неприятности, пережитые вместе, сокровенные слова, интим, тепло и восторги – словом, все то, что является драгоценным и уникальным для каждого брака, каким неудачным он ни был бы на самом деле. Говорят, муж всегда последний, кто узнает печальную правду о своей жене.

Конечно, так оно и есть. А как же может быть иначе? Ведь он к ней ближе всех. Но вдумайтесь, Митч, именно эта близость как правило, и ослепляет мужа, мешает ему быть объективным. Один пациент однажды заявил мне с великой горечью, что я не в состоянии понять, каково это быть негром. Я только и мог, что возразить: он тоже не представляет, каково быть белым.

Митч нахмурился. Ему показалось, будто доктор сказал о чем-то весьма неприличном.

Между тем Стейнхопф мягко продолжал: – Помимо вашей, Митч, крайне субъективной точки зрения, огромную роль играют и обстоятельства детства. Вы росли в условиях, которые нормальными, увы, не назовешь, а поэтому и ваша нынешняя жизнь не шокирует вас в той степени, как должна была бы. Ваша жена не так уж сильно отличается от вашей матери. Она тоже, по-видимому, страдала отсутствием материнских инстинктов, но зато с избытком была наделена сексуальностью. Тидди по сравнению с ней...

Митч вскочил и бросился к выходу. Доктор догнал его и засеменил рядом, обещая, что они еще вернутся к этой теме, объясняя, что это непременно надо сделать, ибо остается еще много недосказанного.

В тот момент Митч думал иначе. Он был по горло сыт и этой беседой со Стейнхопфом. И все же они вернулись к той теме, и не раз, причем по настоянию самого Митча. Неудивительно, ведь он все с большей тревогой начинал задумываться о себе и Тидди.

Митч по-прежнему любил ее или считал, что любит, но их отношения стремительно ухудшались. Чем больше он видел Тидди, тем сильнее в ней разочаровывался.

А видел Митч ее теперь много, почти постоянно. И она затаскивала его в кровать сразу же, едва он переступал порог дома. Но ее в общем-то нормальные требования, предъявляемые к нему, как к мужчине, неожиданно стали для Митча источником отчаяния и отвращения из-за формы, в которую Тидди их облекала. Она не умела спокойно, обстоятельно и откровенно разговаривать на самые простые житейские темы. И почему только он не замечал этого раньше? То, что прежде Митч принимал за ум, было вопиющим невежеством – Тидди, как попугай, повторяла то, что слышала от других.

Оказалось, что у нее напрочь отсутствует чувство юмора.

Подшучивать над Тидди или просто смеяться в ее присутствии было опасно, так как это легко могло привести ее в безумную ярость.

– Тебе лучше не раздражать меня. С муженьками, которые подшучивают над своими женушками, случаются очень плохие веши, – предупреждала она.

Тидди не уделяла никакого внимания маленькому Сэму и злилась, когда Митч занимался с ребенком. От мужа она требовала только одного – секса, желая его вновь и вновь. А когда он уже больше не мог удовлетворять ее, начинала хныкать и дуться, впрочем не скрывая при этом, что в общем-то довольна, хотя была бы не прочь и еще...

Вот почему разговоры Митча с доктором Стейнхопфом возобновились. Более того, он во всех деталях описал ему всю историю его взаимоотношений с Тидди с самого начала.

– По-моему, я был принят за другого малого, – попытался Митч пошутить. – Возможно, того, с кем она была обручена до меня. В нашу первую брачную ночь Тидди плакала и бормотала во сне, что получила письмо от генерала и известие от других людей, что этот парень убит.

Стейнхопф заявил, что он сильно сомневается в существовании какого-то другого малого, как, впрочем, и генерала. Все это – сексуальная фантазия. А генерал – воплощение некоего властного начала, пытающегося ее разрушить.

– Вы хотите сказать, – нахмурился Митч, – что она невменяема?

– Мой дорогой Митч, пожалуйста, не произносите этого слова в моем присутствии. Скажем так, Тидди не вполне нормальна в этом смысле, как это неправильно принято понимать.

– Бедняжка! – вырвалось у изумленного Митча. – У меня это не укладывается в голове...

Стейнхопф пожал плечами:

– Должен вам сказать, Тидди – типичный случай отнюдь не редкого душевного расстройства среди американских женщин. Примеров этому, пусть не столь ярких, вы можете найти вокруг себя сколько угодно. Их корни в доминирующей роли матери в семье и обожаемом, но забитом, покорном отце. Кроме того, в тяге к пенису соседского подростка, а возможно, и в детских играх в одиночестве, взаперти. Добавьте к этому зарабатываемые Тидди деньги, которые, как это ни печально, дают ей ощущение превосходства над вами, ну и потребности, нормальные для всякой женщины. Вот это все в самом общем плане, что представляет собой ваша жена. Однако, чтобы сделать окончательный вывод и быть вам более полезным, я должен был бы понаблюдать ее довольно продолжительное время, но такое вряд ли возможно.

– Ну... – Митч смешался. – Если вопрос упирается в деньги...

– Всегда, – веско прервал его психиатр, – в той или иной степени необходимо вознаграждение. Бесплатным бывает только сыр в мышеловке. То, что дается даром, как я убедился, соответственно и расценивается. Но уверяю вас, проблема не в этом. Скажем, я мог бы брать пять долларов вместо моей обычной ставки в сто, да дело в том, что ваша жена не пожелает меня видеть. Она наверняка очень рассердится даже от одного намека на то, что у нее проблемы с психикой, может выкинуть какую-нибудь глупость. – Стейнхопф немного помолчал и наконец заключил: – Ее образ жизни – сексуальная извращенность. И совместное сосуществование с ней возможно только такое. У нее нет желания ничего менять. И эта тенденция к деградации (еще одна деликатная пауза) в дальнейшем будет только усугубляться.

Митч почувствовал, что покраснел. Доктор извиняюще простер к нему руки.

– Разве вам мало имеющихся доказательств, Митч? Женщина с явно ограниченным менталитетом, которая тем не менее много зарабатывает, особые условия труда... по ночам, сексуальная ненасытность и в связи с этим непомерные постоянные требования к вам...

– Благодарю вас, док, – холодно остановил его Митч. – Премного вам благодарен.

– Пожалуйста, ради вас...

Митч повернулся спиной к нему, да так и оставался сидеть. Однако он не мог забыть сказанного Стейнхопфом, и постепенно в его душу закрались подозрения. Митч всячески убеждал себя, что с его стороны очень дурно думать так о матери его ребенка. Сама мысль об этом была ему ненавистна, но в конце концов убедил себя, что ради Тидди и чтобы покончить со всеми своими сомнениями, он должен узнать правду.

Митч отгуливал выходные по графику в те дни недели, на которые они и приходились. Тидди же свои копила и брала на те пять дней месяца, когда у нее была менструация. Таким образом, ему не составило труда за ней проследить, поскольку она не опасалась слежки, и довести до места, хотя сам при этом был готов от стыда провалиться сквозь землю.

Он знал, куда она направилась не потому, что сам там бывал, а по слухам, и при этом далеко не лестным, но все же до конца упорно отказывался в это поверить. Ему казалось, что наверняка должно быть какое-то иное, вполне невинное объяснение, почему Тидди туда зашла.

Он прождал ее снаружи не один час, однако так и не дождался. Тогда снова пошел за нею на следующий день, все еще упорно отказываясь поверить в страшную правду. И на этот раз зашел внутрь.

Это заведение, судя по всему, содержали хорошо. Прямо за дверью на несколько футов тянулся сводчатый тоннель, на конце которого маячила обезьяноподобная фигура с обрезанной бейсбольной битой под мышкой.

– Здесь не распивают. У нас нет грубых развлечений, – привычно отбарабанил этот тип, окидывая Митча быстрым наметанным взглядом. – О'кей, добро пожаловать! – И посторонился, давая ему пройти.

В прихожей за столом, который преграждал, но не блокировал лестницу на второй этаж, сидел вежливый толстячок в опрятном шерстяном костюме.

– Здесь не распивают. У нас нет грубых развлечений, – скороговоркой выпалил он и улыбнулся. – Чем могу быть вам полезен, сэр?

Митч объяснил. Мужчина смешался.

– Думаю, сэр, вы, должно быть, имеете в виду Нидди? Что ж, можете ее увидеть, почему бы и нет? О, пожалуйста, не надо. – Он сделал негодующий жест, когда Митч полез за бумажником. – Вы должны сами отблагодарить молодую леди.

Митч уселся на стул рядом с еще тремя клиентами. Все они тайком поглядывали друг на друга, пряча глаза. По мере того как им дозволяли подняться по лестнице, в помещение впускались другие мужчины, которых встречали одними и теми же словами: «Здесь не распивают! У нас нет грубых развлечений».

Наконец толстячок за столом улыбнулся и кивнул Митчу. Тот устремился к лестнице, напутствуемый объяснениями, что Нидди находится за первой дверью справа.

– Привилегированный номер, сэр! И особая, весьма своеобразная молодая леди.

– Благодарю вас! – буркнул Митч, посмеявшись про себя, что ему светит обслуживание по высшему разряду.

Внешний вид Митча разительно отличался от вида здешних обычных посетителей, поэтому его конечно же хотели заполучить в число постоянных клиентов.

Наверху лестницы Митч остановился, чтобы перевести дух и умерить биение сердца. Затем открыл занавешенную муслином дверь справа и вошел.

Он с трудом дышал – каждый вдох давался с большим трудом. Нервозно придержал дверь, чтобы она закрылась без единого звука и, заставив себя наконец взглянуть на кровать, чуть не вскрикнул от облегчения.

Молодая женщина лежала на животе, уткнув голову в руки, как в подушку. При слабом освещении ее обнаженное тело казалось вырезанным из слоновой кости, прекрасное, но смутно очерченное в полумраке.

Лица женщины Митч не видел, но ее черные как смоль кудри, ниспадающие на плечи, даже при самом пылком воображении никак нельзя было принять за волосы Тидди.

На лбу Митча выступили крупные капли пота. Видит Бог, он испытывал чувство огромного облегчения, но совершенно не знал, что ему теперь делать.

Очевидно, не то, чего ожидал от него содержатель этого заведения. Но как быть? Что подумает или даже, может, сделает эта молодая женщина, если помнить того вышибалу внизу с бейсбольной битой?

Митч не знал, какую выбрать линию поведения. Конечно, он в деталях был наслышан о подобных заведениях, но бывать в них самому ему не доводилось. Он понятия не имел, как себя вести, тем более что оказался здесь с совсем иной целью:

В поисках зацепки – какой-нибудь уловки, которая помогла бы ему выйти из затруднительного положения, Митч обвел глазами комнату.

На туалетном столике без зеркала стояли белый фаянсовый кувшин для воды и такой же тазик. На удобном расстоянии от них находилась небольшая картонная коробка с дезинфицирующим средством пурпурного цвета – так называемым «средством от змеиного укуса» – быстрорастворимыми кристаллами марганцовки. Следы от нее сплошь покрывали тазик и полотенца, которыми до половины была заполнена корзинка возле туалетного столика. Бросилась ему в глаза и еще одна примечательная вещь – большой белый ночной горшок, тоже с разводами от марганцовки.

И это приличное заведение? Место, полезное для общества и отвечающее всем условиям санитарии?

Губы Митча исказились в нервной усмешке. В этот момент молодая женщина перекатилась на кровати, села и уставилась на него.

В целом эта юная леди была весьма и весьма привлекательной, и только ее носик слегка портили веснушки. Митч отказывался поверить, что черный парик с хвостом завитых волос может так изменить внешность.

У него перехватило дыхание. Он не знал, как воспринимать увиденное – как комедию или трагедию. Эмоции раздирали его на грани ужаса и смешного. Затем наступил срыв – защитная реакция организма, направленная на то, чтобы дать выход чувствам, клокотавшим внутри, не дать им разорвать грудь. Он захохотал.

Митч хохотал так, словно его жизнь зависела от того, удастся ли ему высмеяться до конца.

Тидди вскочила на ноги и запустила в него ночным горшком.

Глава 10

Майор ждал, изучая посетителя взглядом, в котором читалась злоба и что-то еще. Зависть? Нездоровое любопытство? Митч все еще лихорадочно пытался проникнуть в душу и мозги этого человека, когда тот вновь заговорил:

– Очень и очень отличный молодой человек Сэмюель. Я весьма огорчен тем, что ему нельзя будет остаться у нас.

– Но почему же нельзя? – поинтересовался Митч.

– О, неужели вам не ясно, мистер Корлей? У нас здесь школа для избранных, как вам известно. Иметь учащегося, чья мать, уф... уф... ну, вы сами должны понимать, что это невозможно.

– Однако семестр заканчивается менее чем через три месяца. А раз так, то почему же ему нельзя остаться здесь хотя бы на это время?

Рот майора беззвучно зашевелился. Он явно не находил слов, чтобы объяснить то, что ему казалось таким очевидным. Наконец что-то беспомощно пролепетал, однако это не произвело на посетителя никакого впечатления.

– Но ведь никто не знает об этом письме, майор, ну, то, что вы его получили? Это же факт, не так ли? И если даже когда-либо в связи с этим возникнет вопрос – а такое маловероятно, то нет никаких доказательств, что письмо побывало в ваших руках.

– Но... но знаете ли, мистер Корлей! Мне-то известно, что я получил это письмо, и мой долг ясно мне диктует, в чем состоят мои обязанности!

Митч ответил, что ему все представляется в ином свете и он уверен, если майор хорошенько подумает, то он тоже посмотрит на это другими глазами. Его первейший долг – воспитывать кадетов, а вовсе не наказывать за грехи их родителей.

– Вы нормальный человек, майор, я это вижу невооруженным глазом. И готов держать пари, что ничто человеческое вам не чуждо. Угадал? – Митч чарующе улыбнулся. – Мужчина, пусть даже столь сильно преданный долгу, как вы, все же может позволить себе немного урвать от жизни. Все мы живем один раз. Есть, конечно, определенные правила, которыми нельзя пренебрегать, но не будете же вы подставлять другого, такого же нормального мужчину только из-за того, что он когда-то по молодости совершил ошибку?

Майор кашлянул. Его распухшая плоть заколыхалась внутри униформы.

– Как вы изволили заметить, мистер Корлей... уф, уф. Такие грешки случаются даже с самыми лучшими парнями. О да! Хм, уф! Была одна девчонка на Филиппинах... – Тут он в тревоге спохватился. – Но сейчас, мистер Корлей, я на самом деле не вижу...

– Никто не знает об этом письме, – ровным голосом продолжал увещевать Митч. – Никто, кроме нас с вами. И на свете нет такой причины, чтобы узнали.

– Но... что вы тогда предлагаете?

– Я не смогу поместить Сэма в другую школу в конце учебного года. И если он будет вынужден покинуть ваше заведение сейчас, у него просто пропадет целый семестр напряженной учебы. Я тут на днях перечел абзац договора относительно стоимости обучения в вашей школе. Точную цифру не помню, но думаю, если вы не нарушите Сэму семестр, то с меня причитается еще около двух тысяч долларов.

Майор в растерянности уставился на него и, как в бреду, услышал слова Митча, что тому пора уходить. Майор пожал протянутую руку и тотчас же отдернул свою, ощутив в ней пачку купюр.

Вот так легко и изящно была улажена неприятная история. Сбитый с толку майор поспешно, насколько это позволяли его хилые ноги, вскочил и, чувствуя себя в некотором роде благодетелем, попытался найти слова, приличествующие тем, с которыми один знающий жизнь мужчина обращается к другому столь же искушенному в ней человеку.

– Мы должны увидеться снова, мистер Корлей! Два таких малых, как мы, кхе! И, уф, позвольте мне повторить, что мы счастливы иметь в числе наших учащихся такого мальчика, как Сэмюель. Надеемся видеть его в наших стенах и на следующий год!

– Очень мило с вашей стороны, – улыбнулся Митч, хотя думал совсем по-другому. «Черт меня подери, если Сэм окажется здесь на будущий год. Только не здесь и не с таким типом, как ты!» И лишь спускаясь по ступеням административного корпуса, слегка изменил свое мнение в лучшую сторону.

Митч привык давать взятки. Майор же был явным новичком в этом деле. Неискушенный бедолага оказался в лапах подлинного профессионала и был одурачен, обведен вокруг пальца, ни минуты не сомневаясь, что поступает так по собственной воле и даже совершает благородный поступок, нарушая строгие правила элитного учебного заведения. Или же... Кто знает? Возможно, и у майора есть своя Немезида, вынуждающая его делать такие вещи? Может, настойчивый и злобный кредитор, или болезнь, превратившая его жизнь в жалкое существование, или женщина, сгубившая беднягу в тот самый момент, когда он вообразил, что с ней покончено...

Вот и Митч тоже! Он знал, что должен объясниться с Рыжей начистоту, коли Тидди вновь вошла в его жизнь. Однако боялся ее потерять. И если Рыжая даже примет страшную правду, то все равно останется еще Сэм, который нуждается в защите от собственной матери. Как можно сказать подростку или позволить, чтобы он узнал, что его мать шлюха и ненавидит его со дня рождения? Как мальчик воспримет такое? Ведь это может принести ему непоправимую моральную травму.

Естественно, Митч мог бы развестись с Тидди, не добившись этим ровным счетом ничего. Разведенная, она наделает ничуть не меньше вреда, чем сейчас. Развод вытащит грязь наружу, разрушив все, что он пытался сохранить.

Вздохнув, Митч загнал эту проблему подальше, на самые задворки сознания, и, придав лицу бодрое выражение, отправился к поджидавшим его Рыжей и Сэму. Они все вместе пошли прогуляться вдоль озера на территории школы, пробыли там довольно долго, беседуя, пуская голыши по воде. Затем, оставив Сэма, Митч и Рыжая покатили обратно в Хьюстон.

Рыжая пребывала в легкой депрессии, как случалось всегда, когда они покидали Сэма. Митч предложил ей где-нибудь выпить и пообедать, но она заявила, что не голодна. Он попытался обнять ее одной рукой, заведомо зная, что из этого ничего не выйдет, но никакого другого способа заставить Рыжую покончить с хандрой не видел. Она воспользовалась случаем и перевела разговор на другую тему, заявив, что Сэм, вероятно, догадывается об их истинных взаимоотношениях.

Покачав головой, Митч уточнил:

– Думаешь, он подозревает, что ты не настоящая его тетка?

– Ну да. Но...

– Это еще не значит, что он подозревает что-либо еще. Нет, полагаю, это, скорее всего, его желание. Он ведь любит тебя. Вот ему и хочется, чтобы ты была его матерью.

Рыжая надолго умолкла, затем тихо, но откровенно призналась, что действительно хотела бы стать ему матерью.

– Послушай, Митч. Давай поженимся, пока не поздно. У нас же есть свыше ста тысяч долларов, не так ли? Этого нам вполне хватит, чтобы... чтобы...

– Для чего? – поинтересовался Митч. – Ведь мы же ничего другого не умеем, кроме того, чем промышляем сейчас.

– Ну... ну, можем и научиться. Неужели не сможем? Мой Бог, другие же могут, притом, что у них нет ста тысяч!

– Мы не другие люди. Мы так долго жили и живем на широкую ногу, что теперь слишком поздно менять привычки и начинать все заново. Как мне представляется, да и тебе тоже, мы уже близки к тому – я про деньги, – чтобы скоро вообще отойти от дел. Причем сделать это с комфортом. Достаточный капитал даст возможность оглядеться без спешки, подыскать солидный бизнес, а не бросаться куда попало очертя голову.

– Но четверть миллиона, дорогой! Неужели нам и в самом деле нужно именно столько?

– Помнишь, мы сошлись на этой сумме? Решили, что нам понадобится именно столько и ни центом меньше!

Рыжая упрямо возразила, что они могли бы пересчитать все заново, – на свете нет такой причины, которая могла бы помешать им зарегистрировать брак прямо сейчас, если... если, конечно, он не передумал взять ее в жены.

– Как ты можешь говорить такое?! – воскликнул Митч. – О Боже, какая чушь!

– Ну, тогда прости. На самом деле я вовсе не имела это в виду.

– Я так и подумал.

– Но... но что нам мешает пожениться, дорогой? Объясни, пожалуйста!

– Конечно, мы можем пожениться, – ответил Митч. – Только не перебивай меня, Рыжая! Потерпи минуту и выслушай! Ну, поженимся, а что потом? Начнем дергать Сэма из школы?

– Почему бы и нет? Разве мы не хотим этого?

– Но для этого должно быть хоть какое-то жилье, где бы он мог навещать нас. И доход, причем легальный, чтобы дом содержать. Или ты думаешь, нам удастся его содержать, обыгрывая ближайших соседей в кости?

– О, конечно нет, глупый! Но...

– Что – но? Уж не собираешься ли ты заявиться в школу и сообщить Сэму, что мы вскоре поженимся? Не вижу, чего ты этим добьешься. Однако, если так хочешь...

Рыжая резко его оборвала, сказав, что он настолько толковый малый, что должен сам себе повесить медаль на грудь. Затем, спустя секунду или две, рассмеялась и потрепала Митча по щеке.

– Извини, дорогой! Ты, конечно, прав. Просто, если кто-то чего-то хочет очень сильно...

– Мы оба хотим этого, и как можно скорей, – тепло отозвался Митч. – Кто знает – может, ждать осталось совсем недолго. Хьюстон – славный город. Возможно, тут нам что-то обломится.

– Жду не дождусь!

– Думаю, нам не мешало бы немного подготовить Сэма к хорошим новостям, которые его ожидают, – продолжал развивать свою мысль Митч, предполагая благоприятное стечение обстоятельств. – Может, следует намекнуть разок-другой, что ты на самом деле не доводишься ему теткой, а являешься дальней родственницей?

Рыжая согласилась, так и надо сделать. Для Сэма это было бы шоком, если бы они прямо в лоб объявили ему о своем браке.

– Я думаю, Митч, – она обернулась к нему с сияющими глазами, – надо, чтобы он присутствовал на нашем обручении. Лучшего гостя не придумаешь!

– Восхитительно! – поддержал ее Митч, наслаждаясь счастьем Рыжей и ненавидя себя за притворство. – Как и ты, не могу этого дождаться!

Они вернулись в отель поздним вечером. Несмотря на страшную усталость, Митч спал плохо, а утром, под предлогом встречи с финансовым консультантом, поехал в деловую часть города.

В банке он обнаружил, что не слишком ошибался насчет суммы, хранящейся в его сейфе. Там осталось только три тысячи долларов, три тысячи вместо ста двадцати пяти тысяч, которые должны были бы быть при его образе жизни. Он взял шесть пятисотдолларовых купюр, купил у банковского кассира на эту сумму чеки и послал их по почте Тидди.

Прошло уже больше месяца, с тех пор как Митч последний раз отправил ей деньги. Правда, тогда он написал, что посылает гораздо большую сумму, чем она обычно самым наглым образом требовала, но в расчете, что ей ее хватит на шесть недель. Таким образом он надеялся получить передышку и избавиться на какое-то время от вечного страха опоздать с переводом денег. Теперь же понял, что свалял дурака.

Тидди все равно обрушилась на Сэма. А сделав это безо всякого предупреждения, тем самым дала мужу понять, что платежи должны поступать в срок. Он сам подсказал ей, что может платить намного больше, ну так вот пусть теперь и платит.

Уже на пути обратно Митч вдруг с ужасом подумал, что следующий раз посылать Тидди деньги придется уже через две недели. По ее понятиям, он ей остался должен, а раз так, то... Но если не рассчитывать на чудо, то он просто не сможет найти нужную сумму так скоро.

Увидев впереди придорожный ресторан, Митч свернул к нему. Попивая кофе мелкими глотками, он лихорадочно производил в уме подсчеты.

Пять тысяч долларов он выложил за номер в отеле. Еще на три тысячи его накрыли в Зирсдейлском загородном клубе. Плюс взятка в две тысячи майору в школе Сэма. Вместе с тремя тысячами, посланными Тидди, это составило тринадцать тысяч долларов. Невероятно! Израсходовать тринадцать тысяч за неполных три дня!

Митч был опасно близок к тому, что вскоре окажется вообще без средств, необходимых для большой игры. Даже без тех пяти тысяч, в которые ему влетел этот чертов отель, он все еще был на плаву. Но следующие восемь – оплошность в клубе, взятка майору и деньги для Тидди поставили его на край пропасти. Непредвиденные расходы? Этому нет оправдания. Человек его профессии должен всегда предчувствовать беды, которые могут на него свалиться, и просчитывать на несколько ходов вперед.

Ну а сейчас... Интересно, сколько у него осталось налички? Митч потянулся за бумажником, но почти сразу же решительно положил его обратно в карман. Лучше не знать точной суммы. Сколько бы там ни было денег, их должно ему хватить. Должно – и все тут!

Так было всегда, так будет и на этот раз.

Подъезжая к отелю, Митч внезапно беспричинно развеселился. Это была веселость фаталиста, который уже пережил самое худшее из того, что могло случиться. В вестибюле он наткнулся на Таркелсона, который приветствовал его новостью, что Уинфилд Лорд уже поселился в отеле и нагрянет к нему следующей ночью во всеоружии, горя желанием сыграть в кости. Митч сказал, что пойдет на это при некотором сотрудничестве Таркелсона. Менеджер более чем охотно согласился посодействовать старому другу.

А посему чувство веселости все усиливалось. Зайдя в лифт, Митч постарался убедить себя, что маятник наконец-то качнулся в другую сторону. Ему непременно должно повезти в Хьюстоне. От будущего надлежало ждать только хорошего.

Плохое начало – хороший конец. Все то плохое, что ему грозило, уже позади.

К тому же – надо ли говорить об этом лишний раз? – их апартаменты в отеле были выше всяких похвал. Полностью изолированные, с воздухоочистителями и кондиционерами, звуконепроницаемые. Просто монумент роскоши, полностью отгороженный от внешнего мира, куда извне даже звук не может проникнуть.

Вот поэтому-то Митч и не получил никакого предостережения. Даже самого малейшего. Он просто вошел в свой пентхаус и обнаружил там поджидающего его Джека Зирсдейла.