Текст книги "Нежеланный брак"

Глава 12

Поразмыслив, Бет пришла к выводу, что хотя маркиз не проявляет жестокости в обращении со слугами, это еще не значит, что он будет столь же сдержан в обращении с супругой. Она хотела бы рассказать ему, что мальчик просто боится лошадей, но не осмелилась нарушить данного ему слова.

Однако она решила, что поможет Робину, хотя бы для того, чтобы отвлечься от своих личных переживаний.

Впрочем, когда они приехали в Лондон, ей снова стало не до Робина. Она оказалась в совершенно ином, чуждом ей мире.

До сих пор она лишь дважды бывала в Лондоне. Они с тетей Эммой посетили выставку Королевской академии в Сомерсет-Хаус и осмотрели королевский дворец, однако она никогда не отваживалась прогуляться по изысканным кварталам Мейфэра. Опыт этих двух посещений убедил Бет в том, что Лондон шумен и грязен, однако оказалось, что в этом городе есть островки красоты и покоя, существующие для тех избранных, которые могут себе это позволить.

Мальборо-сквер окружали несколько великолепных особняков, некоторые из них утопали в зелени, а к другим вели ступени гранитных лестниц. В центре площади располагался великолепный сквер с фонтаном. Цветы на деревьях источали дивный аромат.

Экипаж остановился перед особняком с двумя фронтонами. Геральдические знаки над парадным входом свидетельствовали о том, что это собственность Белкрейвенов. Распахнулись двери, и целая армия слуг вышла навстречу хозяевам. Бет внезапно почувствовала себя членом семьи. Значит, на нее распространяются те же почести, что и на остальных Белкрейвенов.

Бет поежилась. У нее было ощущение, что ее с комфортом перевозят из одной тюрьмы в другую.

В доме на Мальборо-сквер Бет ни на секунду не оставляли одну. Ее измучили бесконечные поездки по магазинам, примерки платьев и ежедневные приемы. Сезон уже начался, и наследнику Белкрейвенов и его будущей супруге предстояло присутствовать на бесконечных званых вечерах и балах.

Бет ложилась спать не раньше трех-четырех часов утра, но не могла позволить себе удовольствия просыпаться за полдень, как принято было среди высшего общества. Рано утром ей приходилось брать уроки этикета, чтобы знать, как вести себя в разных ситуациях. На этом настояла герцогиня, чтобы избежать возможных оплошностей с ее стороны в общении прежде всего с нижестоящими, для которых это стало бы крушением мира.

У Бет было желание посидеть на кухне с одной из горничных и поговорить с ней об угнетенном положении женщины в современном обществе, но она понимала, что горничная придет в не меньший ужас от такого разговора, чем герцогиня.

Каждый день Бет проходил по годами отработанной схеме – утренние визиты, салон, прогулка в парке, званый обед, театр, суаре, бал или раут. Все считали своим долгом пялиться на нее; на всех приемах изо дня в день повторялись одни и те же скучные, пустые мысли. Даже такие захватывающие события, как маневры наполеоновской армии и поражение Мюрата под давлением австрийцев, преподносились в качестве слухов и были настолько поверхностными, что превращались в утомительные, нудные разглагольствования. Бет пришла к выводу, что по собственной воле никогда не станет посещать светские мероприятия.

Маркиз постоянно находился рядом, но они никогда не оставались наедине. У них не было возможности сблизиться, зато и поссориться они не могли. В результате она стала бояться его меньше и все чаще прибегала к его поддержке. Он прекрасно ориентировался в этом болоте и должен был помогать ей хотя бы для того, чтобы поддержать честь семьи де Во. Иногда по его воле ей приходилось принимать участие в общем разговоре, хотя даже о войне в высшем свете говорили между делом.

Бет не теряла надежды найти себе подругу среди новых знакомых, но пока не смогла ни с кем сойтись достаточно близко, потому что у ровесниц ее круга все интересы сводились лишь к замужеству и материнству. И Бет откровенно скучала в их обществе.

С друзьями-мужчинами ей тоже не везло. Вновь обретенные знакомые относились к ней либо с неприязненным любопытством, либо с фамильярностью, но никто из них не захотел стать для нее другом.

Бет догадывалась, что некоторым образом здесь сыграла свою роль Феба Суиннамер. Признанная красавица вместе со своей матерью переехала в Лондон и держалась так, будто ее нагло и грубо обошли. Бог знает, какие слухи она распускала, но если вдруг маркиз случайно задерживался рядом с ней, чтобы пожелать ей доброй ночи, все в гостиной замирали. Единственный раз, когда он попался на ее удочку и вынужден был оказаться с ней лицом к лицу, случился во время танца, и тогда взгляды всех присутствовавших долго не отрывались от них.

Если кто-то и следил в этот момент за выражением лица маркиза, то он мог заметить, что тот бросил на Бет взгляд, полный отчаяния, который заставил ее рассмеяться. Бет видела, что он оказался в сложной ситуации, но ей было приятно, что он ни в кого не влюблен. Она вспомнила, как маркиз с ужасом говорил о том, что едва не женился на такой тщеславной курице, как Феба. Бедная девушка…

Впрочем, Бет избавилась от жалости к ней в тот момент, когда та втянула ее в разговор, явно рассчитанный на публику.

– Мисс Армитидж, вы, наверное, страдаете из-за того, что родители вашего жениха так торопятся со свадьбой, – прошептала она, опустив ресницы. – Я бы на вашем месте… – Она покраснела. – Я лично буду настаивать на том, чтобы все проходило в те сроки, в какие положено.

Было очевидно, что она произносила заранее заученные слова. И именно в этот момент Бет перестала ее жалеть:

– Правда? Я уверена, что ваш супруг будет рад узнать, что ваше желание совершить церемонию по всем правилам преобладает над вашим желанием стать его женой.

– Я всего лишь хотела сказать, мисс Армитидж, что мне бы хотелось выйти замуж по всем правилам. – Красавица бросила на нее торжествующий взгляд.

– Очень мило с вашей стороны, – не осталась в долгу Бет. – Уверена, что герцогиня по достоинству оценит ваше мнение о том, как следует проводить обряд бракосочетания. Прошу вас, пойдите к ней и выскажите ей свое мнение.

Феба оказалась вне расписанного ею заранее сценария и растерялась, но и в такой ситуации ее безупречные черты не исказил даже намек на чувство.

– Ля! – воскликнула она с улыбкой. – Как вы меня поймали! А я-то думала, что говорить с такой образованной женщиной, как вы, сплошная скука. Впрочем, вы, наверное, не знаете, что в нашем кругу принято, чтобы между помолвкой и свадьбой проходило достаточное количество времени.

Слова «в нашем кругу» не задели Бет за живое. Она размышляла над уничижительным и вместе с тем пристойным ответом на этот выпад, когда рядом с ней вдруг возник маркиз.

– Кому как не вам, мисс Суиннамер, знать, что я никогда не подчиняюсь правилам, – произнес он многозначительно. – Я уверен, что когда-нибудь найдется мужчина, который, пленившись вашей красотой, потащит вас к алтарю с той же поспешностью, с какой я веду туда мою невесту.

Эта речь маркиза была принята с восторгом и двусмысленными шуточками у тех гостей, которые ее слышали. Миссис Суиннамер тут же оказалась поблизости, чтобы прийти на помощь любимой дочери. Она выглядела расстроенной и даже разъяренной, а Феба лишь слегка нахмурилась. Бет вдруг пришло в голову, что Феба только теперь поняла, что маркиз вовсе не ослеплен ее красотой.

– Должна признаться, мне жаль бедную дурочку, – шепнула она маркизу, когда он вел ее к столу с освежающими напитками.

– Не стоит ее жалеть, – отмахнулся он. – Она чем-то похожа на мышеловку, намазанную медом. Таких лучше обходить стороной.

– Если вы постоянно будете думать о том, как бы обойти ее стороной, то в результате когда-нибудь окажетесь в ее сладких сетях, – проворковала Бет.

– Хотите вина? – Он усадил ее за стол в тихом уголке. – Вы предпочитаете глинтвейн или оршад?

– Лучше глинтвейн.

Маркиз сделал знак лакею, стоящему в дверях.

– Если вы захотите пожаловаться кому-либо, знайте, что всему виной моя матушка. Это она навязала мне Фебу.

– Наверное, потому, что считала ее подходящей для вас женой? – спросила Бет, которая считала герцогиню более скрытной, чем та хотела казаться.

– Она считала ее наиболее приемлемой, – поправил ее маркиз. – Она честно хотела сделать все, что от нее зависело. – Появился лакей, и он передал Бет охлажденный напиток. – Должен признаться, что во всем виноват я сам. Феба решила, что у меня серьезные намерения, а я попался в ее ловушку. И дело не в том, что она красива, – пояснил он, – а в том, что она обладает отполированной, обманчивой наружностью. У меня однажды появилось желание разрушить ее безукоризненно созданный образ. Это могло бы оказаться фатальным, если бы я вовремя не остановился.

Он во второй раз говорил с ней, как с человеком, которому доверял и которого, возможно, даже любил.

– Я уверена, – заметила Бет, потягивая вино, – что однажды даже такая женщина, как Феба, проснется со спутанными волосами и на смятой простыне.

– Вы так думаете? – задумчиво протянул он. – Я часто размышлял об этом. А вдруг она найдет в себе силы отвергнуть логичный конец первой брачной ночи?

Бет похолодела. Глинтвейн попал не в то горло, и она закашлялась. Он забрал у нее из рук бокал прежде, чем его содержимое успело расплескаться на ее шелковое платье.

– Вы в порядке? – спросил он. – Не думал, что это так вас разволнует.

– Я в порядке, – ответила она, вставая со стула. – Кажется, мой партнер по танцам непозволительно тянет время. Он поставил на столик бокал и обнял ее за талию.

– Я требую права первенства, – заявил он, внимательно глядя на нее. – В чем дело? Понятно, вас беспокоит страшная перспектива брачного ложа. Снова взыграла девичья скромность? – В его голосе слышалась прежняя издевка.

– Неужели это так трудно понять?

– Понять можно, только это чертовски утомляет, – ответил он, и Бет поняла, что он употребил слово «чертовски» не случайно. – Вам придется сделать выбор, моя дорогая. Как вы хотите, чтобы с вами обращались? Как с экзотическим цветком, защищали от жестокостей этого мира, а также – и прежде всего – от назойливых поклонников? Или вы предпочтете, чтобы к вам относились как к равной?

– Лучше как к равной, – подумав, ответила Бет. – Но надеюсь, это не лишит меня права испытывать чувства, которые обычно испытывают девственницы, милорд. Разве мужчины не бывают растерянны или неуверенны в себе накануне серьезных событий в их жизни? Например, накануне дуэли?

– В этом смысле я девственник, – засмеялся маркиз. – Я имею в виду дуэли. Значит, вы представляете себе нашу первую брачную ночь в виде дуэли? Пистолеты на двадцати шагах? – Он лукаво улыбнулся. – Думаю, нам больше подошел бы кулачный бой или, по крайней мере, шпаги.

Бет смущенно покраснела, хотя знала, что у нее нет оснований обижаться.

– Я надеюсь, что наше супружеское ложе будет отмечено не борьбой, а миром, – проговорила она.

– Если вы настолько честны, насколько хотите казаться, то наше супружеское ложе будет отмечено кровью, – очень серьезно сказал он. – Кровь обычно не является производным от мирных отношений.

Если до этого момента щеки Бет заливал румянец от смущения, то теперь она побледнела как полотно. Он говорил справедливые вещи, но в его словах была жестокость и память об их прежних конфликтах.

– Простите. – Он, вздохнув, взял ее за руку. – Я не очень умею строить такие отношения с женщинами. Вы требуете не того, что я привык давать. Как бы вы ни были самостоятельны и независимы, я предпочитаю относиться к вам, как к экзотическому цветку. По крайней мере, до поры до времени. Может быть, вы сделаны из стали, но мои нервы такого напряжения не выдерживают.

Он ввел ее в бальный зал, где контрданс был в полном разгаре, и они влились в толпу танцующих гостей. Маркиз махнул рукой оркестрантам, как заправский дирижер:

– Поиграйте еще немного…

Бал в честь их помолвки подходил к концу, и Бет постепенно расслабилась, сдержанность уступила место безудержной радости, кровь закипела в жилах, последние сомнения улетучились.

Она беспечно улыбнулась и отдалась во власть легкомысленного танца.

* * *

С этого дня маркиз стал относиться к ней весьма благосклонно, но не более того. Они больше не вели доверительных разговоров, но Бет и не принуждала его к этому, для нее главное было – не провоцировать очередные конфликты.

Кроме того, Бет ужасно уставала от круговерти ежедневных приемов и светских раутов, где должна была изображать счастливую невесту, которой не терпится отправиться под венец, – разумеется, в благопристойной и изысканной манере.

Маркиз иногда проводил время в клубе или с друзьями, а у Бет не было возможности отдохнуть и расслабиться. Однажды вечером, когда пришло время ехать в театр, она вдруг, ко всеобщему изумлению и ужасу, разрыдалась. Неожиданно для себя она кинулась в объятия маркиза, просто потому, что он оказался ближе, чем другие члены семьи.

– Маман, это нужно немедленно прекратить! – заявил Люсьен, после того как усадил Бет на диван. Герцог переглянулся с женой.

– Мисс Армитидж не привыкла к такой жизни, – продолжал маркиз. – Даже для меня это большое напряжение, а ее это просто убивает. Тем более что ее постоянно окружают чужие люди. До свадьбы осталось меньше недели. Дайте ей отдохнуть. Люди поймут.

– Прошу вас… – Бет наконец перестала плакать, тронутая заботой жениха. – Мне уже гораздо лучше…

– Нет, – перебил ее маркиз. – Вы очень бледны, а под глазами у вас темные круги. Так что отправляйтесь в постель, а мы скажем всем, что вы простудились. Ведь каждый может простудиться, – заключил он с улыбкой.

Бет достала кружевной платочек и высморкалась.

– Похоже, вы правы, – хмыкнула она, вытирая слезы.

– Завтра вы примете нескольких гостей, демонстративно пошмыгаете носом и удалитесь к себе. А если вы еще к тому же для пущего правдоподобия разотрете нос, чтобы он покраснел, то сможете заработать по крайней мере дня два полного покоя и отдыха.

– Вы превосходный мастер обманывать людей, милорд. – Бет рассмеялась и почувствовала себя гораздо лучше.

– Разве я один такой? – небрежно произнес он и позвонил в колокольчик. Передав Бет на попечение горничной, маркиз с родителями отбыл в театр.

Бет лежала в своей постели и размышляла о том, что в этой жизни редкие моменты гармонии и дружелюбия почему-то рано или поздно сменяются озлобленностью.

Благодаря находчивости маркиза Бет провела два чудесных дня у себя в комнате, читая и отдыхая. К тому моменту, когда она окончательно оправилась, до свадьбы оставалось всего два дня, и герцогиня под этим предлогом сократила программу светской жизни до минимума.

К сожалению, это не освободило Бет от обязанности вместе с герцогиней следить за последними приготовлениями к торжеству и бесконечно примерять подвенечное платье, чтобы внести последние исправления. К тому же в эти дни в город начали прибывать родственники Белкрейвенов, и каждый считал своим долгом нанести визит счастливому семейству. Бет огорчало, что маркиз уклонялся от этих визитов. Она пришла к выводу, что если его отсутствие и не пробудит в ее сердце теплых чувств к нему, то по крайней мере у них не возникнут новые поводы для разногласий.

А о том, как это отразится на их будущей совместной жизни, она пока думать не хотела.

* * *

Из-за недомогания Бет у Люсьена тоже появилась возможность отдохнуть. Впрочем, развлечений ему хватало и без выходов в свет. «Компания бродяг» решила устроить прощальную пирушку для Кона и Дэра, которые в составе армии Веллингтона отправлялись на войну как раз в день свадьбы маркиза. По заведенной традиции молодежь собралась в доме Делани на Лористон-стрит. Николас и Элеонора к этому времени вернулись из поездки к родственникам в Гратингли и распахнули для друзей двери своего дома.

Люсьен бывал у них почти каждый вечер.

За три дня до свадьбы Элеонора набралась храбрости и задала ему несколько двусмысленный вопрос:

– А вы не хотите провести вечер дома, рядом с Элизабет, милорд маркиз?

– Моя невеста отдыхает, – ответил он. – Скоро наша свадьба, и ей надо набраться сил.

Элеонора нахмурилась, услышав столь равнодушный ответ, и, поцеловав мужа, отправилась к себе.

– Скажи, Люс, тебе нравится твоя невеста? – спросил Николас, когда они остались одни.

– Я не знаю, – пожал плечами Люсьен.

– Люс, ты богат, красив и по праву считаешься самым удачливым любовником Англии. Тебе даже удалось пофлиртовать с Элеонорой под самым моим носом. Как же ты можешь не знать, нравится тебе Элизабет или нет?

Люсьен с удивлением признался себе, что никогда не пробовал флиртовать с Элизабет Армитидж. Он оскорблял ее, угрожал ей и набрасывался на нее с бранью. Но никогда за ней не ухаживал. Однако об этом он не мог говорить даже с Николасом.

– А откуда мне знать? – бросил он небрежно. – Она похожа на кактус, вся в колючках, а я – напыщенный идиот, которого слишком сильно волнуют условности моего общественного положения. Я боюсь подступиться к ней настолько близко, чтобы разобраться в этом.

– Значит, все дело в интересах семьи де Во, – заключил Николас.

– Да, – кивнул Люсьен. – У де Во должен быть наследник, причем любой ценой, даже если в результате я больше уже ни на что не буду годен… – Он грустно засмеялся.

– Это вполне естественно, – усмехнулся Николас, – если речь идет о временном состоянии тела и души. Я не рассказывал тебе о том, как твои поклонники ежедневно тебя возвеличивают? Благодаря им я узнал много нового из того, что делает мужчину великим любовником.

– Так уважай своих учителей, – произнес Люсьен, давясь от смеха. – Правда, я никогда не имел при этом в виду родителей…

– Как и все мы.

При мысли о родителях, а особенно об отце, который, как выяснилось, вовсе не был ему отцом, Люсьен снова впал в мрачное расположение духа.

– Скажи, ты когда-нибудь был благодарен судьбе за то, что на тебе не лежит ответственность за продолжение рода? – спросил он.

– Поскольку мой брат не расположен вступать в брак, наверное, мне придется взять на себя его обязанности. Но я вовсе не считаю их обременительными, – усмехнулся Николас. – Однако меня не распирает от гордости. – Он рассмеялся. – Ты знаешь, Элеонора каждый раз выматывает меня до полного изнеможения, но устилает колючками подступы к дверям ее спальни.

– У Элеоноры нет колючек.

– Ты прав! – Верный муж Элеоноры от души расхохотался. – Но ты познакомился с ней, когда обстоятельства несколько охладили ее пыл. Когда-то я сказал ей: «Меня не удивляет, что родители часто пороли тебя в детстве. Удивительно другое – что это не произвело на тебя никакого впечатления».

– Тогда как же тебе удается держать ее в узде?

– В какой узде? – удивленно посмотрел на него Николас.

– Ну, чтобы она вела себя достойным образом, – пояснил Люсьен.

– Я сам никогда не был образцом хорошего поведения. – Обычно теплые карие глаза Николаса вдруг стали холодными. – Почему же я должен вынуждать кого-то ходить по струнке?

– Она твоя жена, черт побери!

– Она – Элеонора, – с уважением проговорил Николас. – Я никогда и в мыслях не допускал, что можно ограничивать свободу взрослого человека, и Господь послал мне жену, которая умеет правильно распорядиться предоставленной ей свободой. Ты собираешься держать в узде Элизабет?

Люсьен не только собирался, он уже пытался это делать. Но как он должен поступать, если невозможно предположить заранее, что выкинет в следующую минуту эта женщина, если на миг ослабить удила? Она может учинить скандал. Или завести дружбу с лакеем. Или устроить революцию. Может отдаться Тому, Дику или Гарри. Он вдруг понял, что его не волнует остальное, только это. Даже если Бет пока и невинна, то где гарантия, что она не станет изменять ему после брака? Мэри Вулстонкрофт даже и предположить не могла, куда в конце концов заведет ее учение.

– Элизабет – это не Элеонора, – изрек Люсьен.

– Нет. Но думаю, она лучше образованна.

– Да, напичкана аморальными идеями Вулстонкрофт.

– Ты читал ее?

– Нет.

– Пошли. – Николас поднялся и повел друга в библиотеку.

Войдя в комнату, Николас зажег свечи и взял с полки две книги. Это были «Права мужчины» и «Права женщины» – произведения Мэри Вулстонкрофт.

– Каждый мужчина должен прочитать это хотя бы для того, чтобы понять. – Николас прикоснулся ко второму тому. – А в твоем случае эту книгу следует прочесть особенно внимательно.

– Мне предстоит сразиться с дамой, пропагандирующей радикальный феминизм? – В голосе маркиза было столько ярости, что Николас поежился.

– Мир рухнул бы от такого противоборства, – улыбнулся Николас. – Но вы должны научиться говорить на одном языке.

– Будет лучше, если Элизабет научится говорить на моем, – пробурчал маркиз и быстро сменил тему: – Кстати, что ты думаешь о Девериле?

– У меня с ним личные счеты, – процедил Николас сквозь зубы – верный признак того, что встреться ему на пути Деверил – живым он не уйдет. – Но я не стану заниматься им. Ничего хорошего в этом нет. Это была бы просто месть.

– Месть может быть сладкой.

– Я никогда не считал ее таковой.

– Знаешь, я удивился, когда узнал, что Деверил в Англии. Я слышал, что он сбежал с Терезой Белэр, – проговорил маркиз.

– Тереза никогда не пойдет на такой постыдный шаг, как бегство, – ответил Николас и погасил лампу. – Да, Деверил был с нами, – продолжал он, выходя из библиотеки. – Очень неприятный попутчик.

Николас поморщился, а Люсьен вспомнил рассказ друга о том, как мадам Белэр его похитила. Николаса продержали несколько дней взаперти, а потом посадили на корабль, следующий к Колониальному мысу. Ему потребовалось четыре месяца, чтобы вернуться домой, и за это время многие успели смириться с его гибелью.

– Если он вернулся, значит, она прогнала его, – пожал плечами Николас. – В конце концов, он ведь никогда не был ее любовником.

Поскольку в холле, кроме них, никого не было, Люсьен осмелился задать вопрос, который давно его мучил:

– Тогда кем же он был для нее?

– Человеком, который разделял некоторые ее пристрастия, – задумчиво произнес Николас. – Мерзости притягиваются друг к другу. У него была жестокая и вдобавок буйная фантазия. Он всегда был очень жаден, а посему его весьма интересовали ее планы. Он путешествовал с ней, чтобы не упустить свою долю.

– Наверное, он достиг своей цели, – предположил Люсьен. – Он никогда не был бедным, а теперь говорят, что он вернулся неприлично богатым – причем акцент делают на слове «неприлично». Вот почему его снова приняли в обществе. Деньги способны открыть любые двери.

– Значит, богат? – Николас бросил на него тревожный взгляд. – Но ведь денег было не так уж много, да и Тереза большую их часть предполагала оставить себе.

– Может быть, он просто пускает пыль в глаза? Но он снял дом на Гросвенор-сквер. Разъезжает на великолепных лошадях – он перекупил моих гнедых у Миллхэма, и теперь я кусаю себе локти, когда вижу его упряжку. К тому же он очень жестокий наездник. Ходят слухи, что он собирается жениться, но не для того, чтобы разделить с женой свое состояние. Скорее, речь идет о том, чтобы купить себе очередную безделушку.

– Вернее, о том, что найдутся родители, которые захотят продать свою дочь такому мерзавцу, – поморщился Николас. – Интересно, Люс, откуда у него столько денег? Не удалось ли ему обставить Терезу в ее же собственной игре?

– То есть обманом выудить у Мадам часть ее барыша? – уточнил Люсьен. – Ты говоришь, что для тебя месть неприятна, а мне так она очень по вкусу.

– Справедливость, а не месть. Хотя ведь не все еще ясно. Я не понимаю, почему Деверил с таким бесстыдством кичится богатством, добытым в результате преступления?

– Я тоже, Бог свидетель. И что же нам делать?

– В настоящее время – ничего! – отрезал Николас. – Он подождет. Тебе нужно жениться, а для этого требуются немалые усилия. Я знаю это из своего опыта. И еще советую тебе ознакомиться с этими книгами.

– Ты считаешь, что это нам поможет? – спросил Люсьен, недоверчиво покосившись на книжки. – Должен признаться, я прекрасно понимаю Элизабет. Просто я ее не одобряю.

– Я всегда считал тебя разумным человеком. Мы не можем понять другого человека до конца, и рассчитывать на это – самая страшная иллюзия, какая только существует на свете. – Николас говорил очень серьезно. – Мне бы хотелось поскорее разобраться со своими делами и нанести твоей Элизабет визит. Полагаю, в результате этого она приобретет пару верных друзей.

– Я мог бы привезти ее к вам. – Люсьен почувствовал себя виноватым из-за того, что у Элизабет до сих пор не было друзей.

– Как хочешь. Но до вашей свадьбы остались считанные дни, и она наверняка предпочтет провести их в покое и уединении. Приезжайте к нам после медового месяца. Думаю, что из-за Деверила мы задержимся здесь надолго.

Они подошли к двери гостиной, и Николас остановился и посмотрел маркизу в глаза.

– Давать советы – неблагодарное занятие, и все же я сделаю это, Люсьен. Независимо от того, какие проблемы вас сейчас одолевают, разрешайте их где угодно, но только не на брачном ложе. Помни, в постели ты должен ее любить. А если тебе это сейчас не по силам, подожди, пока пройдет время и ты будешь к этому готов.