Текст книги "Три факта об Элси"

– Ты отлично справлялась, – возразила Элси. – Ты была лучшей ученицей мистера Бекетта.

Я глядела в дальний угол гостиной – и на много лет назад. Прошлое полезнее настоящего. Иногда настоящее кажется совершенно незначительным и абсолютно ненужным, куда я наведываюсь только из вежливости. Когда я очнулась от раздумий, Джек ждал.

– Там была девушка, – начала я, – сидела рядом со мной и Элси, так вот она вообще не могла разобраться, что к чему. Тряслась всякий раз, когда собирала корсет.

– Ты о Кларе? – спросила Элси.

Я кивнула.

– Говорила, Бекетт вылитый ее папаша, а отца она смертельно боялась.

– И что сталось с Кларой? – спросил Джек.

– Она повесилась, – прошептала я.

– Вовсе нет! – Элси поставила чашку, которая неприятно контрастировала с неподходящим блюдцем. – С чего ты это взяла?!

Я не ответила ей и повернулась к Джеку:

– Мать Элси сказала, Клара еще покачивалась, когда ее нашли.

– Никто не вешался! – Элси нечем было стукнуть, поэтому она повысила голос. – Ты опять все путаешь! С какой стати ей вешаться?

– Из страха, – резонно ответила я. – Мистер Бекетт ее постоянно запугивал.

– Ему что-то за это было? – поинтересовался Джек.

Элси подалась вперед, пытаясь поймать мой взгляд:

– Да ты же ей помогала, Флоренс! Разве ты не помнишь? Учила ее, как собирать и растягивать корсет! В итоге она очень неплохо научилась.

Я поглядела на Элси:

– Не помню.

– Ты с ней часами возилась! Клара начала ходить с нами на танцы по субботам, а потом вышла замуж за парня, который работал в рыбном магазине, и переехала, кажется, в Уэльс.

Я начала было говорить, но удержалась.

– Постарайся вспомнить, Флоренс! Что ты тогда сделала?

– Не торопитесь, – поддержал ее Джек. – И не переживайте. Каждому случается запутаться.

Я переворачивала мысли, как карты, пытаясь разобрать их по мастям. Пальто так и лежало у меня на коленях, я чувствовала, как мнется материал под пальцами. Спустя некоторое время я призналась:

– У меня не осталось надежных воспоминаний.

– Держу пари, остались. – Джек взял меня за руки. – Скажите мне что-нибудь несомненное – то, в чем вы абсолютно уверены.

Я перестала комкать пальто и поглядела ему в глаза:

– На фабрике работал и Ронни Батлер.

– Когда вы ее видели в последний раз?

Сегодняшняя уборщица явилась в оранжевой форме. Из всех бессмысленных вопросов, которые можно задать потерявшему свою вещь человеку, этот заслуживает первого приза.

– Если бы я это знала, – съязвила я, – я бы догадалась, где искать, не правда ли?

Внешность у этой девушки необычная: маленькие глаза и маленькие уши. На шее распятие, но я очень удивлюсь, если она хоть раз переступала порог церкви.

– А как она выглядит? – спросила уборщица.

– Я ищу книгу. – Я закрыла глаза. – Она выглядит как книга, а внутри слова.

– Какого цвета?

– Не знаю. Синего или зеленого, не помню. Ни разу не замечала, какая обложка, меня интересует содержание.

– Моя мать говорит, что потерянное обязательно находится там, где меньше всего ожидаешь. Почему бы нам не посмотреть в необычных местах?

– В холодильнике, что ли? Или в бачке унитаза?

Девушка улыбнулась:

– Вот именно!

Я снова прикрыла глаза.

Книга должна быть там, где я ее оставила, – на маленьком столике у кресла. Каждый вечер я кладу ее туда, когда иду спать, а по утрам беру и читаю, пока не зайдет Элси.

– Должно быть, вчера вы положили ее куда-то еще. – Девушка пошарила рукой за диванными подушками. – Может, вы отвлеклись по рассеянности?

– Рассеянного склероза у меня еще нет, – огрызнулась я. – Голова, слава богу, варит. Это всего лишь старость.

Девушка остановилась посреди гостиной и уперлась руками в бока.

– Да найдется ваша книга, и там, где вы меньше всего ожидаете.

Видимо, это надо было понимать как «я устала искать».

– У меня уже не первая вещь пропадает. – Я села в кресло, пока девушка открывала корзинку с тряпками и щетками. – На прошлой неделе из холодильника исчезло молоко, а я знаю, оно там было, я его только тем утром открыла. А неделей ранее я нашла журнал под подушкой.

Девушка промолчала.

– Это кто-нибудь из вас, да? Наверняка вы. Я бы предпочла, чтобы вы сознались, тогда я хоть волноваться не буду.

Молчание.

– Если это будет продолжаться, мне придется поговорить с мисс Амброуз.

Девица усердно натирала тумбочку полиролью.

– Или даже с мисс Биссель.

Рука с тряпкой замерла.

– Давайте сделаем вам крепкого чая, мисс Клэйборн, и поищем еще раз.

Я знала, что упоминание мисс Биссель сделает свое дело. У меня есть устоявшиеся привычки: я читаю журнал «Радиотаймс» у окна, а книгу в кресле. Я покупаю пинту молока в понедельник, и мне хватает на пять дней. Я живу по привычкам. Когда дни становятся совсем маленькими, рутина – единственная опора, которая не дает вам развалиться.

Я слышала, как девушка наполняет чайник и шарит в выдвижном ящике.

– Положите все обратно так, как было, – крикнула я. – Я знаю, где все должно лежать!

Я слышала, как она открыла холодильник.

– Там три четверти пинты молока осталось. – Я слышала, как мой голос дрожит, хотя внутри все было твердо и напряжено. – Не думайте, что я не знаю!

Дверца холодильника все не закрывалась.

– И дверцу закройте нормально, – добавила я, – или мне придется вам у хирурга руки выпрямлять!

Дверца все не закрывалась. Через несколько минут девушка появилась на пороге гостиной.

– Вот ваша книга, мисс Клэйборн, – очень тихо сказала она.

Я взяла книгу у нее из рук. Книга была холодной.

Я заставила их сменить замки – тот еще спектакль, доложу вам. Меня два часа отговаривали, но я не поддалась.

Когда они спросили зачем, ответила коротко: «Для безопасности». Я не упомянула Ронни, но только потому, что Элси все утро объясняла, отчего этого делать не нужно.

– Я боюсь не меньше твоего, – сказала она, – но еще больше я боюсь, что он упечет нас в «Зеленый берег». Хотя бы одна из нас должна сохранять спокойную голову.

– Тебе просто все равно. Безразлично, что бы он ни делал. – Должно быть, я сбросила подушки с дивана, потому что, когда взглянула, они все были разбросаны по полу. – На меня всю жизнь всем наплевать.

– Она была моей сестрой, не забыла? Моей, а не твоей!

Элси уже кричала, а ведь она никогда не кричит. Я перестала думать о подушках, поглядела на подругу – и тут меня затрясло. Элси обняла меня, и я почувствовала себя меньше, будто съежилась от ее доброты.

– Элси, давай уйдем отсюда, – прошептала я в ее кардиган. От него пахло шерстью и ободрением. – Давай уедем туда, где он нас не найдет!

Мы стояли в обнимку. Наша бежевая жизнь казалась камерой предварительного заключения. Комнатой ожидания.

– Куда же мы поедем, Флоренс? – спросила Элси. – Нам некуда бежать.

– Тогда что нам делать? – на этот раз закричала я. В маленькой гостиной стало тесно от моего крика.

Элси отступила и взяла меня за плечи:

– Будем вести себя как обычно и стоять на своем. Не дадим ему победить в этой игре.

– Боюсь, я не сумею в нее играть.

Пальцы Элси на моих плечах сжались сильнее.

– Не показывай ему свой страх! Не дай порадоваться!

– Но мне страшно, – возразила я. – И мне все равно, кто об этом знает!

Элси глядела мне в глаза:

– Флоренс, почему Ронни тебе пакостит? Что ты от меня утаила?

Я начала отвечать, но слова превратились в мысль и исчезли.

Пришел Джек, и мы вместе ждали слесаря. Когда он был рядом, мне становилось легче, даже в тишине. Джек задернул шторы и включил лампу, потом поставил передо мной чашку чая. Время от времени он посматривал на меня и напоминал пить чай.

– Слесарь скоро придет, – говорил он. – Ждать уже недолго.

– Мне бы вашего спокойствия, Джек, – сказала Элси.

Я поглядела на него:

– Это все армия. Старые солдаты всегда спокойны.

Он оглянулся:

– Наверное. Хотя и у меня были срывы.

– Ну, вы хоть вернулись с войны.

– Едва не остался там.

Мы с Элси отчетливо расслышали жирную точку.

– На танцах всегда бросалось в глаза, – начала я, – насколько не хватало мужчин. Мы с Элси вечно танцевали друг с дружкой.

Это было правдой. Как и ее отец, молодые люди пропадали на войне и вместо того, чтобы выбирать между фокстротом и танго, были высечены в холодном камне в парковом мемориале под музыку жизни других людей. Многие ли останавливались, чтобы прочесть их имена?

Как-то раз мы с Элси шли через парк – это было вскоре после войны – и в угасающем свете дня остановились перед мемориальной стелой.

– Как думаешь, они были храбрецами? – спросила я.

– Храбрость предполагает наличие выбора, – отозвалась Элси. – То есть у тебя была возможность повернуться и убежать, но ты решил иначе.

Я читала имена. Их было так много, что пришлось запрокинуть голову, чтобы разглядеть людей на самом верху.

– А у них вряд ли был выбор, – продолжала Элси.

– Вряд ли, – согласилась я, подсчитывая их возраст.

– Храбрецы – просто слово, которым мы их называем, чтобы нам было легче.

После войны в жизни каждого появились дыры. Пустоты зияли вокруг еще долго после войны – там, где должны были быть мужчины. Мы старались закрыть эти дыры, перестроиться и жить дальше, изменившись, но пустота всегда оказывалась рядом, не давая себя забыть. Это было особенно, до боли очевидно, в субботние вечера, когда зал заполнялся женщинами, танцевавшими друг с дружкой, искавшими хоть какого партнера в мире, под который каждый должен был подстраиваться. Они не знали, что и в старости, обворованные войной, оставшиеся без мужей, будут снова искать пару, тщетно ища в этом смысл.

– Вы танцевали вместе? – переспросил Джек.

– Да. Элси любила фокстрот, а я предпочитала танго. Потому что в танго существуют свои правила, а фокстрот может перейти бог знает в какой сумбур.

– Потому-то и весело! – Элси выпрямилась на стуле. Солнечный луч из окна упал на ее лицо и нашел на нем все морщины. – Но ты не всегда со мной танцевала – иногда вдруг отказывалась без всяких объяснений.

Джек постучал тростью по ковру:

– Я тоже отплясывал фокстрот, пока не вмешалось вот это.

– Иной танец и пропустить не грех, – сказала я.

Пришел слесарь. Элси говорит, я засы́пала его вопросами. Джек налил еще чашку чая и попытался увести меня от двери, но я разгадала его намерения, я не полоумная. Есть вещи, которые я желаю знать: откуда новый замок, сколько к нему ключей, оставит ли мастер у себя дубликат. Слесарь вскоре перестал отвечать, а когда пил чай, то смотрел на газетную страницу, не читая.

– Не очень-то он мне понравился, – подытожила я, как только за ним закрылась дверь.

Джек смотрел, как слесарь спускается с крыльца.

– Бумаги он заполнил правильно, я проверил.

– Он вас услышит, – предупредила Элси.

– Мне все равно, пусть слышит! К тому же он намусорил!

Ничего слесарь не намусорил, просто я не знала, к чему придраться, но Джек все равно немного подмел и завел разговор о том, что настоящих мастеров уже не осталось. С этим, в виде исключения, согласились все.

Потом мы втроем сидели и смотрели на ключ, лежавший посередине обеденного стола, не подозревая о громадных проблемах, которые он вызвал.

Без пятнадцати пришла мисс Амброуз. Она разглядывала новый замок добрых несколько минут и наконец спросила:

– Ну, теперь вы довольны? Столько хлопот, чтобы только вас успокоить, а ведь никто и не проникал в вашу квартиру.

Я не сводила глаз с батареи отопления.

– Учтите, это не улучшит вашу ситуацию. Надеюсь, больше вы ничего не потребуете?

Слова изогнулись в вопрос, но я решила не отвечать. Джек тоже рассматривал свои руки.

Мисс Амброуз ушла. Я подняла глаза от батареи, едва щелкнул замок.

– Все равно это ничего не изменит, черт бы вас побрал! – крикнула я.

Элси закрыла лицо ладонями.

– Знаете, ведь Ронни умелец, – вспомнила я. – В молодости он вскрывал любой замок, у него к этому талант. Если сейчас не получится, он сделает себе дубликат нового ключа.

– Каким образом? – спросила Элси, не убирая рук. – Оригинал-то ему с неба не свалится.

– Мисс Амброуз все ключи держит у себя в кабинете, в настенном шкафчике, – пояснила я.

Джек нахмурился:

– Вот как?

– Рядом со шкафами, где папки.

Он выпрямился:

– А в папках что?

– Мы.

Мы сидели в общей гостиной, не сводя глаз с кабинета мисс Амброуз.

– Я еще никогда не была преступницей, – призналась я.

Элси огляделась по сторонам:

– Старайся сидеть нормально, Флоренс.

– Я нормально сижу!

Я знала, что это не так. Я сидела на самом краешке сиденья, и костяшки пальцев были белыми. Слышно было, как дождь стучит по стеклянным дверям, словно просясь в дом. Под таким дождем ничего не разберешь и почти невозможно отыскать дорогу.

– Может, она там целый день проторчит! – проворчала я. – И у нас не будет шанса.

Я поправила диванную подушку и снова уставилась на кабинет. Мисс Амброуз сидела за письменным столом и пялилась в стенку, будто в ней был замурован ответ на все вопросы бытия.

– Рано или поздно ей придется выйти, – возразила Элси. – Живой же человек.

В гостиной было пусто – только миссис Ханимен дремала у решетки, по которой мисс Амброуз пыталась пустить плющ на стену. Никто не знал, зачем это нужно, кроме разве что самой мисс Амброуз. Джек ждал на стуле у доски объявлений. Мы рассеянно поглядывали на телеэкран. Показывали передачу о садоводстве: какой-то человек стоял в патио в чистых резиновых сапогах и объяснял, как сажать семена.

Джек показал своей палкой на экран:

– В нашем возрасте сажать семена – большой оптимизм.

Я снова стиснула пальцы до белых костяшек.

– Сейчас кончится, – сказала Элси. – А дальше будет про старинные вещи. Антиквариат все любят.

– Да, если бы я была раздвижным столом, ко мне бы чаще подходили! – съязвила я, и все уставились на меня.

Даже миссис Ханимен.

Мисс Амброуз

Мисс Амброуз косилась на общую гостиную: генерал Джек основательно излагает свое мнение, а Флоренс Клэйборн уже минут двадцать не сводит с нее глаз. Вот и Джек к ней присоединился, повернувшись на стуле и нахмурившись.

Мисс Амброуз вынула записную книжку. Она тоже вела записи, не доверяя Хэнди Саймону. К тому же есть вещи, которые не опишешь словами. Антею Амброуз беспокоило смутное ощущение, что все идет не совсем так, как должно.

– Простите, можно вас побеспокоить?

От звука этого голоса карандаш выскользнул из пальцев мисс Амброуз, и она зашарила по полу, пытаясь его подобрать.

– Мистер Прайс? Конечно. Чем могу помочь?

Габриэль Прайс не отвечал, пока она не подобрала карандаш, не села прямо на стуле и не убрала волосок с верхней губы.

– Боюсь, дело деликатное. – Он мельком взглянул на стеклянную перегородку. – Разрешите поговорить с вами приватно?

После секундного колебания Антея Амброуз ответила:

– Конечно.

Габриэль Прайс обернулся и закрыл дверь кабинета.

Мисс Амброуз показалось, что гостиная исчезла – щелчок замка словно отправил ее на другой край океана, хотя на самом деле их разделяла лишь стеклянная дверь. На экране телевизора сменялись изображения старинной мебели, миссис Ханимен мирно дремала в углу, Джек махал своей тростью непонятно кому. Даже дождь стих, и от этой тишины мир словно превратился в искусную, тщательно проработанную пьесу, написанную и разыгрываемую для ее развлечения, но в которой Антее Амброуз навсегда уготовано место в зале.

– Мисс Амброуз!

– Простите, задумалась. О чем вы хотите поговорить?

– Вон о той высокой женщине. – Прайс кивнул на гостиную. – Простите, никак не запомню всех по именам.

– Мисс Клэйборн?

Прайс кивнул:

– Да, наверное. – Он проверил, плотно ли закрыта дверь. – Видите ли, по-моему, у нее проблемы.

– Какие?

– С верхним этажом. – Прайс постучал пальцем по виску. – Шарики за ролики заходят.

– То есть?

Прайс вздохнул и положил ладони на стол:

– По-моему, она не совсем за себя отвечает.

– Вот как? – Мисс Амброуз невольно взглянула на свою записную книжку. – Что навело вас на такую мысль?

– Ну, вы знаете, я зря жаловаться не буду…

– Нет, конечно нет!

– Но она уже некоторое время, как бы это помягче сказать… подглядывает за людьми.

– За кем конкретно?

– В частности, за мной, – признался Прайс. – В бинокль.

Мисс Амброуз даже отпрянула.

– Я не собирался об этом сообщать – не хочу, чтобы у Флоренс были неприятности, к тому же я вовсе не возражаю, чтобы за мной подглядывали… – Прайс засмеялся, но мисс Амброуз показалось, что улыбка не поднялась выше рта, так и не достигнув глаз. – Но я все же решил рассказать, ведь рано или поздно старики совсем сдают…

– Это правда, – нахмурилась мисс Амброуз.

– Вот, теперь я переложил эту заботу на вас, – подытожил он.

Мисс Амброуз ожидала, что на этом Прайс и откланяется, но он остался стоять – с этой недоулыбкой на губах и неискренне-пристальным взглядом. Наконец замок снова щелкнул, впуская внешний мир, Прайс скрылся из виду, и Антея Амброуз почувствовала, что снова может дышать.

Ей нужно было подумать, но мысли разбегались от стука трости Джека, похрапывания миссис Ханимен и голоса Флоренс Клэйборн, высказывавшей свое очередное мнение, поэтому мисс Амброуз, прихватив записную книжку, карандаш и на всякий случай помаду, вышла пройтись.

Флоренс

– Ушла, – констатировала я.

Элси проводила взглядом ретировавшуюся мисс Амброуз:

– Да.

Джек занял позицию в коридоре.

Кабинет напоминал распродажу на барахолке: все выставлено напоказ. Ящики не задвинуты до конца, шкафы чуть приоткрыты, личные вещи рассыпаны по столу, будто на прилавке в магазине.

– Откуда начнем? – Я подняла степлер. Его челюсть отвисла, обнажив ряд серебристых зубов.

– Не понимаю, как ей работается в такой обстановке, – не выдержала Элси. – Разве ей не мешает беспорядок?

Я рассматривала целую коллекцию колпачков для ручек и скрепок, высыпавшихся из пластмассовой коробки в углу стола.

– Может, это отражает состояние ее ума?

– Напряженную умственную деятельность, что ли?

– Полный кавардак! – отозвалась я, и Элси засмеялась.

Через стекло был виден верх фуражки Джека, проплывавшей туда-сюда по коридору. Элси тоже посмотрела на него.

– Давай-ка живей, – подогнала она.

Мы приступили к обыску. Странно, но, оказывается, искать среди беспорядка труднее: никогда не знаешь, насколько человек привык к собственному бардаку. Может оказаться очень важным и тонким моментом, где именно мусор лежит на полу и на сколько дюймов должен быть приоткрыт выдвижной ящик. Приходилось действовать осторожно. Однако, несмотря на все усилия, нам удалось найти только с полдюжины чеков из супермаркета и прошлогоднюю фотографию с рождественского корпоратива.

– Скажи, мисс Биссель прелестно выглядит? – похвалила я. – Костюм эльфа просто создан для нее.

– Флоренс, не отвлекайся, постарайся сосредоточиться.

– Только очень жаль, что она здесь не улыбается…

– Флоренс! Ты не забыла, мы ищем доказательства, способные помешать отправить тебя в «Зеленый берег»? У нас очень мало времени!

Я положила фотографию.

– Вон шкафы, о которых я говорила. – Я оглядела дальнюю стену. – Там обязательно должно что-то быть.

Металлические шкафы занимали весь угол комнаты – огромные серебристые монстры, таких уже нигде не держат. Ящики можно выдвигать только по одному, иначе все сооружение рухнет вперед и раздавит.

А еще ящики были заперты.

– Самое интересное всегда под замком, – сообщила я. Мы огляделись. В комнате было столько укромных местечек спрятать ключ, что от мысли о поиске опускались руки.

– Представь, что ты – мисс Амброуз, – начала Элси. – Что бы ты сделала?

– Прибралась бы немного!

Элси закрыла лицо руками.

– С ключом! – простонала она.

– С ключом? – Мне пришлось ждать, пока глаза вспомнят. – Ключ может быть где угодно.

– Я бы его под столешницей скотчем закрепил, – сообщил Джек, появляясь на пороге.

Я начала ощупывать столешницу.

Элси приподняла брови:

– Откуда вы знаете такие тонкости?

– Война – источник бесценного опыта. – И Джек подмигнул нам обеим.

Элси взяла у меня ключ и пошла к металлическим шкафам:

– Посмотрим, подойдет ли.

Ключ подошел. Первый ящик застонал, выдвигаясь и словно пробуждаясь от глубокого сна. В нем были все мы в картонных папках: ряды безмолвных людей с замолчавшим прошлым, которое только и ждет, чтобы его выслушали.

– Будем читать о себе? – из-за картонного вкладыша с буквой «К» я вытянула свою папку.

– Нет, не будем. – Элси затолкала мою папку обратно. – Мы ни о ком читать не будем, кроме Ронни, даже о себе. Мы и так о себе все знаем, зачем еще читать?

– Приятно ж вспомнить!

Я закрыла верхний ящик и потянула на себя второй.

– «П». Габриэль Прайс.

Я вытащила его личное дело, и мы начали читать.

– Девяносто семь?!

Дата рождения нас ошарашила.

– Разве Ронни не ровесник Бэрил?

Наверное, виной тому неожиданность, но глаза Элси покраснели при имени сестры. Я думаю, умершим нужно, чтобы о них говорили – хотя бы когда к слову придется. Иногда после нас остается только имя, и если люди боятся его произносить или слышать, мы в конце концов истончаемся и истаиваем вовсе, потому что о нас никто больше не говорит.

– Обычно люди преуменьшают свой возраст, – неуверенно предположила я.

Элси открыла папку, и оттуда выпала газетная вырезка.

– Я же знала, что где-то слышала это имя! – не удержалась я. – Я вам говорила!

Герой в одиночку спасает жертву ограбления (97 лет).

Восемнадцатилетний Дэн Картер вчера героически задержал преступника, средь бела дня ограбившего 97-летнего пенсионера Габриэля Прайса (на фотографии ниже).

Мистер Прайс получал свою пенсию, когда его сбили с ног, толкнув на тротуар. Его крики привлекли внимание мистера Картера, который поспешил на помощь пострадавшему и удерживал нападавшего до приезда полиции. Сообщение об этом появилось в национальной прессе, и у мистера Картера даже взяли интервью для Би-би-си. «На моем месте всякий поступил бы так же», – сказал смелый юноша.

Комментарий мистера Прайса получить не удалось.

– А я считаю, не всякий бы так поступил, – заметила я. – Был этот заголовок в одной из моих старых газет, и по радио тоже целая программа была про добрые поступки.

Кроме этого, в личном деле мало что нашлось. Уведомление от врача о повышенном холестерине, письмо стоматолога об установке имплантов, краткая справка из социальной службы о невозможности самостоятельного проживания и трудностях с самообслуживанием.

– А на вид он вполне способен о себе позаботиться, – не выдержала я.

Мы принялись читать дальше.

– Ронни Батлер родился не в Уитби, – твердо сказала Элси.

– Нет. Но, возможно, там родился Габриэль Прайс, если таковой вообще существовал.

Мы вглядывались в фотографию на газетной вырезке, сделанную несколько недель назад. Несмотря на зернистость, сомнений быть не могло: со страницы на нас смотрел Ронни.

– Просто чудо, что его никто не узнал, – удивилась Элси. – Ведь это было во всех газетах!

Я пристально смотрела на фотографию.

– А может, и узнали, – сказала я.

19:10

Смешная штука эти фотографии: поймают мгновение вашей жизни, и вам уже никогда не вырваться. На моем столике в углу лишь одна фотография. У меня мало снимков – никто как-то не удосуживался фотографировать, но этот – школьный. Мы стоим в ряд и смотрим в объектив фотоаппарата – и в будущее. Я с одного края, а Элси – с другого. Всякий раз, завидев какую-нибудь старую фотографию, я невольно ищу там себя.

«Вот я! Смотрите, я!»

И радуюсь, будто встретив старого друга.

Мы в школьной форме и говорим «сы-ы-ыр» – все, кроме маленькой Эйлин Эверест. Она будто знала, что у нее нет будущего, в которое можно заглянуть: в семь лет ее сбил трамвай на приморском бульваре в Лландидно. Я часто смотрю на Эйлин, томящуюся между деревяшкой и стеклом, следящую, как мы взрослеем без нее. Она всегда была не от мира сего – даже здесь стоит, будто чужая. В классе всегда есть ребенок, не похожий на других, маленькая душа, жмущаяся на краю спортплощадки, не зная, куда встать. Таких детей замечаешь за милю. Вот и Эйлин Эверест была такой, да к тому же еще и болезненной – плохо с дыханием. Поэтому ее и отправили в Лландидно – поправлять здоровье. Помню, мы стояли на лестнице у ратуши, прячась за пальто наших мам, беседовавших о том, что делать с Эйлин. Я хотела рассказать о городке Уитби и предложить: «Почему бы вам не поехать туда?», но промолчала. Никто никогда не заговаривал с Эйлин Эверест – с ней просто не общались, и все.

В тот день я видела ее в последний раз.

Рядом с фотографией стоит телефон, хотя я им не пользуюсь по многу недель. Если нужно дать кому-то мой номер, мне приходится искать клочок бумаги, где он записан.

«Все наши жильцы имеют доступ к телефону», – хвастается мисс Биссель, водя экскурсии по нашему комплексу. Сейчас у меня нет доступа к телефону. Ну, оттуда, где я лежу. Я никогда не пользовалась телефоном, даже когда у меня был к нему доступ, и мне все равно, что они навыдумывали!

«Если вы, Флоренс, и впредь будете пользоваться телефоном не по назначению, – объявила мисс Амброуз, – нам придется у вас его снять».

Ничего я не использую не по назначению! Я не вызывала такси. К чему мне полдюжины машин, да еще на разные адреса? За пиццу мисс Амброуз пришлось платить из собственных денег, потому что посыльный в красном фартуке не желал уходить. Я знаю – это Ронни, это он звонил со своим мягким, шепчущим голосом. Опять выдает себя за другого!

«И нечего на меня глядеть!» – отрезала я, но мисс Амброуз не сводила с меня глаз. Она смотрела только на меня, даже когда ее взгляд блуждал по комнате.

«Зачем совершать бессмысленные действия?» – удивлялась она.

Я сообщила мисс Амброуз, что в жизни не пробовала пиццы и не собираюсь начинать, но она не ответила. Проблема «Вишневого дерева» в том, что здесь порой о тебе забывают, а ты ждешь ответа.

Другой проблемой «Вишневого дерева» я считаю то, что здесь нет ни единого вишневого деревца. Я не раз заговаривала об этом с мисс Биссель, но она ничего не желает слушать.

«Одно-то где-нибудь точно есть», – отмахивается она. Но в том-то и дело, что вишнями здесь и не пахнет! Это просто название местности, как Вудлендс, Оук-корт, Пайн Лодж[9]9
  В переводе «лесистый край», «дубовый двор», «сосновый приют».


[Закрыть]. Городишки часто называют в честь деревьев, как и психиатрические лечебницы – дебри, полные забытых людей, ожидающих, когда же их отыщут. В последний раз, когда я говорила об этом с мисс Биссель, она сказала, что мы сами можем вырастить вишню и даже устроить торжественную церемонию посадки – пригласить какую-нибудь знаменитость подержать лопату, и тому подобное. Чепуха, конечно. Ничего из этого не выйдет. Нельзя же назвать какую-то вещь как заблагорассудится в расчете, что в это она и превратится! Всем понятно, что суть осталась прежней, но меняется отношение людей, а ведь в конечном счете только это и важно. В нынешнее время если что-то как-то называется, то необязательно это оно самое и есть.

Взять хоть общую гостиную: какая же это гостиная? Сейчас там яблоку негде упасть, но собрались-то не гости, а здешние жильцы! Расселись на диванах и переживают вместе с героями мыльной оперы. Кто-нибудь непременно потеряет пульт, и мисс Амброуз придется выйти из своей стеклянной башни и шарить между диванных подушек и за подлокотниками, пока тот не найдется. Постепенно все станут задремывать, разбредаться, затеют путаные споры о несуществующих вещах, и никто не заметит моего отсутствия, потому что я не бываю в общей гостиной.

Элси постоянно убеждает меня выходить к людям.

«Может, тебе даже понравится, если попробуешь!»

Элси всегда легко сходилась с людьми. Когда на фабрике появлялась новенькая, ее так и тянуло к Элси через весь цех, как железо к магниту. Я так не умею. Сами посудите, нельзя же надеть другое пальто и стать другим человеком! Я оставляла общение для Элси, довольствуясь объедками чужих разговоров. Проблема в том, что я так долго простояла с краю, что когда наконец уйду, вряд ли в целом мире это кто-нибудь заметит.

Искренне жалею, что у меня сейчас не включен газ.

Флоренс

Вторник. По вторникам у нас «Здоровые сердца». У Фитнес-Пита футболка с надписью «Просто сделай это» и талант растянуть час до бесконечности. Я незаметно ушла к себе в квартиру, прежде чем меня кто-нибудь хватится. От мыслей закладывало уши, и я не сразу обратила внимание, что мисс Амброуз повторяет мое имя и странной рысцой бежит за мной по дорожке.

– Я решила пропустить, – крикнула я ей. – Мне уже мало что дозволено делать, но пока я еще вправе что-нибудь пропустить!

– Флоренс, можно вас на два слова?

Я изменила выражение лица, прежде чем обернулась.

Мисс Амброуз наконец догнала меня.

– Давайте зайдем к вам, – она кивнула через двор. – И минуточку поболтаем.

– А давайте прямо сейчас и начнем, – предложила я. – И минуточка закончится, прежде чем мы дойдем до квартиры.

– Дело в том… – голос мисс Амброуз замедлился вместе с ее шагом, – что на вас поступила жалоба.

Я начала старательно разглядывать крыши. На водосточном желобе над общей гостиной сидела птица и следила за нами мраморными глазками. Черная, но не дрозд.

– Даже не то чтобы жалоба, собственно говоря… Скорее, замечание.

Птица была гораздо крупнее дрозда. И даже больше голубя. Она переступила лапками, устраиваясь поудобнее, прислушиваясь к нашему разговору и выбивая клювом дробь своего любопытства. Как же мы тебя назовем? Больше, Чем Голубь.

– Хотя замечание тоже не совсем верное слово… Озабоченность! Да, вот именно: некто выразил озабоченность. – Мисс Амброуз кивнула своему выбору.

Я нахмурилась, глядя на птицу:

– Какой конкретно некто?

Мисс Амброуз кашлянула:

– Хм, мистер Прайс, если честно.

– Мистер Прайс? – Птица сорвалась с крыши и улетела в небо. Я так и слышала птичий смех, раскатившийся по двору. – И что же озаботило мистера Прайса?

Я поднесла ключ к замочной скважине, надеясь, что мисс Амброуз не заметит, как у меня дрожит рука.

– Вообще-то вы, – ответила она.

– Я? – Я тщетно вспоминала, как должно выглядеть мое нормальное лицо. – Почему это я стала объектом его забот?

Мисс Амброуз вздрогнула, будто подвернув ногу.

– Он сказал, что вы за ним следите, Флоренс.

– Я много за чем слежу. – Ключ замер в воздухе. – За новостями, за прогнозом погоды, за тем, как мир живет.

– Это пожалуйста. – Мисс Амброуз сделала паузу, глядя на ключ. – Но не в бинокль же.

Ключ упал на пол.

– В бинокль?! Он сказал, что я слежу за ним в бинокль? У меня даже бинокля нет! Я понятия не имею, как обращаться с биноклем!

Мисс Амброуз улыбнулась мне, как собаке, не сумевшей поймать мячик.

– Может быть, войдем? – предложила она, кивая на входную дверь.

– В жизни не слышала подобной чепухи! – Я стягивала пальто и никак не могла с ним справиться.

Мисс Амброуз прошла в гостиную.

– Это клевета! – Я наконец освободилась от рукавов. – Я хочу поговорить с мисс Биссель. Позвоните и попросите ее к телефону!

Когда я вошла в комнату, мисс Амброуз стояла, не отпуская дверную ручку и слегка приоткрыв рот.

Я посмотрела, на что она уставилась.