Текст книги "История русской рок-музыки в эпоху потрясений и перемен"

Болтать по-русски я уже научилась, но кириллица все еще давалась мне с трудом, и прочесть сценарий самостоятельно я была не в состоянии. Друзья переводили мне уже опубликованные комментарии.

– Журнал «Эфир» считает, что с точки зрения жанра фильм будет представлять собой фантастическую сказку с элементами комедии, – читал мне вслух Большой Миша. – А Инна Ткаченко из газеты «Коммерсант Daily» пишет, что «“Урод” – отличный пример российского комедийного мистификаторства, доказывающий: нет ничего смешнее страшного. Урод появляется на свет в провинциальном роддоме в возрасте “примерно тридцати лет” и начинает свое путешествие по жизни. Он обладает уникальным даром принимать образ любого, кто привлечет его интерес, – от графа Монте-Кристо до Арнольда Шварценеггера и Иисуса Христа. За ним, естественно, охотится маньяк из КГБ. Урод, как положено, влюбляется, но не прежде, чем прочтет откровения “Камасутры”. Нет ничего забавнее борьбы добра со злом».

– Вау! – произнесла я после некоторого молчания, пытаясь переварить услышанное. – Звучит, как полное безумие.

– Ну, для тебя ничего сложного, – меланхолично заметил Миша. – Ты сама ведь, по сути, безумна.

Мне досталась роль возлюбленной Урода, американки по имени Джейн. Самого урода играл Никита Высоцкий, сын знаменитого Владимира Высоцкого. Великий бард умер в 1980 году, но и спустя десятилетие никто не смог обогнать его по количеству продаваемых пластинок. «Маньяка из КГБ» играл великолепный Алексей Золотницкий. Просматривая уже готовый фильм, я поняла, что Золотницкий – один из лучших актеров, которых я когда-либо видела на экране. Он умудрялся быть одновременно страшным и смешным – карикатура, но ужасно похожая на людей вокруг. Это было просто невероятно!

Снимали мы в Москве и в Сочи. Сочи был прекрасен, и я без труда представляла стекающиеся сюда летом толпы туристов. В Москве же зима выдалась невероятно суровой. Жуткий холод – чуть ли не самое яркое воспоминание об этих съемках. Многие съемочные дни были натурными, и после каждой сцены я неслась в автобус согреться. Уже буквально через пять минут пребывания на воздухе я переставала чувствовать свое тело. Спотыкаясь и чертыхаясь, неслась к теплому автобусу на ногах-ледышках. Как пущенный с огромной скоростью футбольный мяч я влетала в автобус, меня тут же укутывали в теплые одеяла, растирали кисти и ступни и отпаивали горячим чаем, готовя таким образом к очередному выходу в чудовищную стужу.

Самой смешной в процессе съемок оказалась сцена, где мы с Уродом взбегаем вверх по длинной лестнице и в какой-то момент останавливаемся для поцелуя. Все знали, что от сигарет меня буквально тошнит, а Никита, как, впрочем, и все остальные на площадке, курил беспрерывно. Ощущение у меня было такое, будто я целу´ю пепельницу, но вся съемочная группа требовала дубля за дублем и валилась на пол от смеха, видя мои гримасы отвращения при каждом поцелуе. Когда же я переставала морщиться, то и сама не могла удержаться от смеха.

Во время сцены в баре Урод превращается в Шварценеггера и должен пронести меня на руках по лестнице вниз. Гримеры и костюмеры сделали из Никиты настоящего культуриста, но на самом-то деле под накладными мышцами крылось тощее тело. Я жутко боялась, изо всех сил вцепилась в него и молила Бога, чтобы Никита не споткнулся и мы не покатились вместе по лестнице.

Многие русские слова из сценария я не понимала, но Роман велел мне не сильно по этому поводу беспокоиться и говорить то, что я знаю, – он все исправит на озвучке.

– О’кей, – говорю я, кивая, – я готова.

– Отлично, – отвечает он, направляясь к камере. – Дай нам час.

На этих съемках я поняла, что главная составляющая времени актера при кинопроизводстве – бесконечное ожидание. Каждое утро мне на лицо накладывали толстенную и тяжеленую, весом, наверное, с килограмм, маску грима, и затем шесть-семь часов я сидела в этой высыхающей у меня на лице маске! Уже на клипах я поняла, что съемки – это всегда ожидание то одного, то другого, но в кино ожидание это растягивалось до бесконечности. Самое трудное состояло в том, что в этом гриме я не могла есть – боялась, что он размажется и расплывется. Иногда, когда казалось, что от голода я теряю сознание, я запихивала в себя крутое яйцо. К концу съемок я похудела почти на три кило!

Сцены с Алексеем выглядели слишком реально, и были моменты, когда мне на самом деле становилось не по себе и я начинала думать: может, он и есть настоящий агент КГБ, прикидывающийся актером, который прикидывается агентом КГБ? Лицо Золотницкого искажали жуткие, почти потусторонние гримасы.

Ну а самой драматичной стала финальная сцена, когда Урод уходит и идет пешком по морской глади. В море под поверхностью воды была каменная стена, к которой подвезли Никиту, и он шел буквально по воде. Во время этой сцены я должна была плакать, но, не будучи профессиональной актрисой, я понятия не имела, как выдавить из себя слезы. Со всех сторон мне советовали думать о чем-то грустном или болезненном. Я стояла на берегу, перебирая детские воспоминания об умерших домашних животных, о травмах на занятиях гимнастикой, но все без толку. Жутко нервничая, я изо всех сил напрягала мозг, чтобы вспомнить хоть что-нибудь подходящее, и вдруг услышала голос Романа.

– Давай! – скомандовал он мне.

Я в отчаянии смотрела на идущего по воде Никиту и вдруг вместо Никиты увидела, что по воде идет Виктор. У меня перехватило дыхание, по щекам полились соленые слезы. Виктор был там, я чувствовала его, и было так страшно, так грустно, что он остается недостижим.

– Я люблю тебя, дурак! – закричала я и услышала за спиной восторженные возгласы всей съемочной группы.

Все были впечатлены, но я еще несколько дней не могла отойти от этой сцены. Ничто из всего процесса съемок, ни один эпизод фантастического мистического фильма не был для меня так реален, как уходящая к горизонту фигура моего лучшего друга. Кто знал, что жизнь кроет в себе больше магии и волшебства, чем любое самое навороченное кино?

Вернувшись в Москву, мы погрузились в студийную работу по озвучиванию. Режиссер и звукооператоры восхищались моей способностью с идеальной точностью подгонять слова под движение губ на экране, хотя во время съемок слова произносились нередко совершенно другие. Дни напролет во время съемок видеоклипов не прошли даром – я стала королевой пения под фонограмму. И когда я еще монтировала свои клипы сама, ничто не расстраивало меня больше, чем несовпадение звука с изображением.

Последней на озвучивании была сцена безудержного секса с Уродом, после того как он зачитывает мне фрагмент из «Камасутры». Режиссер, смущаясь, пытался подобрать слова, чтобы объяснить мне, чего, собственно, он от меня хочет.

– Роман, – оборвала я его. – Я прекрасно знаю, чего ты хочешь.

Я видела Мег Райан в фильме «Когда Гарри встретил Салли» и просто попыталась сделать то же самое[304]304
  В фильме режиссера Роба Райнера по сценарию Норы Эфрон «Когда Гарри встретил Салли» (When Harry Met Sally, 1989) есть ставшая хрестоматийной сцена в ресторане, когда Салли (Мег Райан) пытается убедить своего друга Гарри (Билли Кристалл), что мужчина не в состоянии распознать, когда женщина имитирует оргазм. В подтверждение своих слов она тут же, за столом, под изумленными взглядами остальных посетителей ресторана изображает полноценный оргазм. На что сидящая за соседним столиком пожилая женщина говорит официанту: «Принесите мне то же, что у нее».


[Закрыть]. Обошлись одним дублем, и, когда я выходила из студии, остальные сидели, потеряв дар речи.

В фильм вошли и две мои песни, которые я написала когда-то с Борисом, – Baby Baby Bala Bala и Modern World.

Премьера прошла 4 апреля 1993 года в кинотеатре «Октябрь» на Новом Арбате. До премьеры я фильм не видела и, когда свет погас, тихонечко пробралась в зал и устроилась на заднем ряду, где Тимур приберег для меня местечко. Когда в самом начале в титрах появилось мое имя, по залу прокатился одобрительный шум. То же самое повторилось, и когда я впервые появилась на экране. А мое появление в длинном, плотно облегающем фигуру красном платье с открытым верхом и вовсе приветствовали таким криком и свистом, будто в кинотеатре начался пожар. Никто никогда в России не видел меня в таком виде, и публике это явно понравилось.

Меня удивило, каким оживленным смехом зал встретил сцену, где я спаиваю молодого чернокожего парня до такого состояния, что он просто валится на пол.

– Почему они так смеются? – шепотом спрашиваю у Тимура. – Неужели это так смешно?

Лишь потом я сообразила, насколько непривычными для русских были в то время черные лица. Сам вид чернокожего человека казался забавен.

Работа над этим эксцентричным, чудаковатым фильмом стала для меня новым, прежде неиспытанным опытом. Я была благодарна судьбе за предоставленную мне возможность и польщена, когда газета «Московская правда» написала, что я не такая уж плохая актриса. Но в то же время фильм заставил меня понять, насколько я предана своей главной любви – музыке.

Перед выходом фильма в прокат я отправилась в еще один тур: Санкт-Петербург, Уфа и Тверь, где в ожидании концерта мы с Галаниным, Рушаном Аюповым, Игорем Козиным и Славой Кузиным играли за кулисами в «Монополию».

А спустя некоторое время после выхода фильма вдруг появились слухи, что на самом деле я не американка. Там есть сцена, где я говорю с Уродом по-английски с русским акцентом. Акцент этот я приобрела совершенно неосознанно, пытаясь облегчить русским понимание моего английского. С моим музыкальным слухом мне не составляло особого труда чуть-чуть адаптировать свой английский под русское ухо, и делала я это ненамеренно.

– То есть они думают, что я ненастоящая американка?! И как мне теперь себя чувствовать – польщенной или оскорбленной?

– По крайней мере они не считают тебя чернокожей… – с присущим ему сарказмом ответил Большой Миша.

Что мне оставалось, кроме как рассмеяться?

– Пусть думают, что хотят! – в конце концов сказала я. – Да и кто мы на самом деле?

Свои московские концерты того времени я чуть ли не всякий раз играла с музыкантами разных групп. Постоянным оставался только Саша. Гитарист, которого мы приглашали чаще всего, был прекрасен, но слишком много пил. Моей энергии едва хватало на борьбу с этим недугом у Саши, а двое – это уже явный перебор. Чаще всего группа состояла из бас-гитариста и вокалиста Сергея Галанина, гитариста из «Лиги блюза» Игоря Кожина и улыбчивого клавишника из «Бригады С» Рушана Аюпова. Игорь играл четко и надежно, к концертам был всегда готов, никогда не нервничал и проблем группе не доставлял. А Сергей – один из самых ярких басистов и вокалистов на московской сцене. Он напоминал мне знаменитых западных музыкальных рулевых: Пита Таунсенда из The Who, Ричи Самбору из Bon Jovi или Джимми Пейджа из Led Zeppelin – сидя на корме лодки, крепко сжимая в руках руль и не выпуская изо рта сигарету, они уверенно направляют свой музыкальный корабль в нужное русло. Галанин был неоценимым приобретением для группы. До этого у меня никогда не было второго вокалиста, и мне нравилось, соприкасаясь головой с Сережиной пышной курчавой гривой, петь вместе с ним в один микрофон – будто пою вместе с соколом.

Последние два года жизнь моя превратилась в безостановочный марафон концертов и съемок. Времени остановиться и задуматься о том, куда все это движется, просто не оставалось. И вдруг, проснувшись рано утром, я со всей ясностью осознала, что человек, живущий с алкоголиком, и сам живет как алкоголик. И хотя запои у Саши случались всего три-четыре раза в год, когда они случались, жизнь переворачивалась вверх тормашками. Иногда, когда выпивка заканчивалась, он, как зверь на охоту, выползал из дома в два-три часа ночи в поисках спиртного. Однажды я проснулась рано утром, в доме его не было. Я была убеждена, что с ним случилось что-то ужасное в каком-нибудь темном переулке или подворотне. Открыла входную дверь и увидела, что он лежит на бетонном полу лестничной площадки, а рядом валяются ключи от нашей квартиры. Меня охватил ужас – кто угодно мог взять ключи и проникнуть в квартиру.

– Саша, – произнесла я прямо в распухшее от пьянства лицо. – Я так жить больше не хочу.

Решение было очень трудным: так многое в нем мне нравилось, и во многом он сделал мою жизнь лучше. Но я начала понимать, что не могу ни спасти его, ни вести дальше борьбу с его демонами, потому что в глубине души он не хотел, чтобы я вела эту борьбу. Я боролась с огнем слишком долго, чтобы понять, что победит все равно огонь.

Несколько дней я обдумывала, как преподнести ему новость. Он ведь был хороший парень, только с серьезной проблемой. Наконец, усевшись на диван в гостиной, я приготовилась начать разговор.

– Я решил бросить пить, – вдруг сказал он, прежде чем я успела открыть рот.

Я была потрясена.

– Ты решил обратиться к врачу? – растерянно пробормотала я.

– Не нужны мне никакие врачи, – ответил Саша. – Я сам брошу.

Я посмотрела на него скептически. Не думала я, что это возможно, но в то же время, зная о его упрямстве, понимала, что в данном случае это качество может оказаться полезным.

Следующие три года он не прикасался к спиртному.

Мы переехали в квартиру на Ленинском проспекте. Тимур сумел кого-то очаровать и добился для меня разрешения купить квартиру в Москве. Иностранцы тогда еще не могли владеть недвижимостью в России, но Тимур сумел разыскать в районной администрации мою поклонницу, которая согласилась утвердить сделку.

– Ты, если бы захотел, мог бы руководить страной, – сказала я, крепко обнимая его в знак благодарности. – У тебя все получается!

Через пару месяцев, после полного ремонта, я уже наслаждалась новой, с иголочки отделанной квартирой на одном из последних этажей высотного дома. В квартире были две спальни, ванная комната и европейского стиля кухня. Теперь в Москве можно было сделать так называемый евроремонт – если, конечно, на это находились деньги.

В России была еще масса вещей, которые мне не нравились, – загрязненный воздух, бесцеремонная толпа, пробки на улицах, постоянный сигаретный дым, – но в своей новой квартире я каждый день слышала звон церковных колоколов. В этом была какая-то магия. Колокольный звон привносил в мою жизнь духовное измерение, проникал в самую глубь моего естества, пробирал до костей. Под его звуки я чувствовала вдохновение, смирение, безопасность – это одно из лучших моих воспоминаний о жизни в Москве. Теперь в моем доме в Лос-Анджелесе висит музыкальная подвеска «Ветерок», и ее мелодичные переливы напоминают мне о тех, московских, колоколах.

В новой квартире у каждого была своя спальня. Распорядок жизни у нас был настолько разный, что иначе мы бы, наверное, не смогли ужиться. Саша работал ночью, сочиняя музыку для моего нового альбома, а затем большую часть дня спал. Я же ложилась в полночь или в час ночи, посмотрев новости по CNN, – для меня было большой радостью установить американский новостной канал на домашнем телевизоре. Просыпалась я часов в десять, и в одиннадцать водитель отвозил меня на встречи. В салоне его машины всегда работало отопление – он знал, какая я мерзлячка. Зимой в три-четыре часа, когда я добиралась домой, уже начинало темнеть. Я шла по мерцающему под уличными фонарями снегу, и мне казалось, что шагаю я по Луне. За все эти годы я никак не могла привыкнуть к столь раннему наступлению темноты. Взбегала по лестнице, надеясь, что Саша не застудил квартиру. В некоторых случаях я боролась с огнем, но когда все было хорошо, я была ему более чем благодарна.

«Частная вечеринка» была одной из самых модных и самых крутых музыкальных передач на российском телевидении. Выбранная в качестве ведущего звезда приглашала на нее своих друзей – все пели, шутили, подсмеивались друг над другом, создавали веселую расслабленную атмосферу. Я ужасно воодушевилась, когда и меня попросили провести свою частную вечеринку! Передача была очень популярна, и я надеялась через нее продвинуть свою кампанию «Не надо мусорить!» и рассказать о «Гринписе». К тому же это была прекрасная возможность пригласить кого-нибудь из старой банды ленинградских пиратов.

Часовую программу снимали в темном клубе с небольшой сценой. Разговоры и выступления перемежались моими клипами и уличным опросом, в котором я спрашивала москвичей, мусорят ли они и как вообще относятся к борьбе с мусором.

Был там и момент, когда я подхожу к двум лениво подпирающим стену дворникам.

– Почему не работаете?

– Да ты что, девчонка! Она еще спрашивает! Да после твоих телевизионных штучек улицы стали идеально чистыми, почти стерильными! – говорит один.

– Если так продолжится, то мы и работу потеряем! – вторит ему другой.

Конечно, сценку эту мы поставили, но мне хотелось думать, что так могло бы быть и на самом деле.

На интервью я пригласила некоторых своих старых друзей, и каждый из них исполнил по песне. Леша Вишня вспоминал, как у него в домашней студии записывали мою песню Feeling, Миша Борзыкин из «Телевизора» рассказал о своем новом альбоме и о том, как легко продавать музыку сегодня по сравнению с временами андеграунда начала – середины восьмидесятых. Витя Сологуб напомнил, что я в России вот уже целое десятилетие. Слава Бутусов признался, что любит читать в ванной. Я исполнила дуэтом с Галаниным его песню «Мама».

«Чайф» в тот день добраться до Москвы не смог, но мы пустили в эфир видеообращение Шахрина. В футболке с надписью Greenpeace он пообещал, что День Земли 22 апреля посвятит экологии и в мою честь займется уборкой улиц.

– Привет из Свердловска! – закончил Владимир свое видеообращение.

– А чего это ты обращаешься ко мне через камеру? – говорю я ему, появляясь в кадре.

Обращение мы снимали вместе, накануне его отъезда из Москвы, и мне показалось, что так, с моим появлением, будет смешнее.

Больше всего мне понравилась встреча с Курёхиным. Зал, как только он вошел, заполнился энергией и светом. Я поняла, как мне его не хватает.

– Спасибо, Джоанна, что пригласила нас на эту вечеринку, – сказал он, обнимая меня. – Здесь так здорово, столько огоньков, света, девчонок красивых много, шампанское. – На его лице, как всегда, играла лукавая улыбка. – Я так редко появляюсь на вечеринках, мне так приятно, спасибо большое! Опять-таки, Витьку Сологуба увидел.

Сидевший рядом Витя кивнул и тоже заулыбался.

– Какое первое русское слово ты выучила? – спросил он у меня.

– Ты знаешь, Курёхин был мой учитель, – ответила я.

Сергей засмеялся.

– Ну да, мы тогда учили всех иностранцев русскому языку, и, естественно, все начиналось с мата.

– Да, девяносто процентов моих слов – от тебя, – подхватила я. – Но спасибо тебе, иногда такие слова нужны.

– Благодаря этим словам ты, наконец, выбилась в люди, стала певицей. – Аудитория в клубе взорвалась смехом. – Давай, Джоанка, выпьем за твое здоровье, спасибо, что ты нас пригласила.

Сейчас, когда много лет спустя я пересматриваю этот диалог, у меня ноет сердце. Я вспоминаю, как Сергей зажег мое сердце и осветил мою жизнь. Он был просто стихия природы.

Лучшей частью программы стали специально подготовленные скетчи. Я считаю, что способность подсмеиваться над собой, когда ты знаменит, – важнейшее условие сохранения нормальности. При всей моей стальной внешности, при моих непроницаемых темных очках я никогда не чувствовала себя достойной такого обожания. И шутливые скетчи дали мне возможность проявить свою простую, смешливую, дурашливую натуру.

Один из таких скетчей мы сделали с журналистом «Московского комсомольца» Артуром Гаспаряном. Он был влиятельной фигурой в шоу-бизнесе, одним из основателей печально известного хит-парада «Звуковая дорожка». Если вы были по вкусу Артуру, то дела у вас складывались хорошо. Мне повезло.

В нашей с ним сценке мы стояли у входа в клуб, и он рассыпался в похвалах в мой адрес.

– Ты привнесла новую, необычную струю в мир русского рока, ты обогатила его своей музыкой, своей оригинальностью. Ты прекрасная певица, Джоанна! – захлебывался он от избытка чувств.

После этого съемка как бы закончилась, хотя на самом деле камера продолжала работать. И тут я со словами благодарности вручаю Артуру увесистую пачку денег.

– И это что, всё?! – сдуваясь, как лопнувший воздушный шарик, разочарованно протягивает он. – Джоанна, ну я же очень хорошо о тебе сказал. Нет, это несерьезно!

– Прости, но это все, что у меня есть, – оправдываюсь я.

– Ну разве это деньги по нашим-то временам? – продолжает сокрушаться он. – Тут на «Макдоналдс» едва хватит!

Я убегаю, а он поворачивается к камере и говорит:

– Нет, подождите, вы камеру не выключайте. Я хочу сказать, что вообще-то непонятно, что Джоанна делает на нашей сцене, и было бы значительно лучше, если бы она здесь вообще не пела, а осталась у себя в Лос-Анджелесе.

Еще в одной сценке я пытаюсь объяснить маленькому мальчику, почему важно не мусорить. Показываю ему человека, разбрасывающего мусор. Человек поворачивается, и мы видим Колю Арутюнова, вокалиста из группы «Лига блюза».

Еще в клубе я интервьюирую Марио – расспрашиваю о роли в рекламном ролике, где его с головы до ног обливают красной краской. И в тот момент, когда он сокрушенно признается, что это был худший день в его жизни, ему на голову выливают ведро молока.

Одним из лучших, на мой взгляд, стало поставленное интервью со мной и Федором Бондарчуком. Мы оба в темных очках, и, когда меня спрашивают, почему я все время в темных очках, я отвечаю, что у меня на самом деле косоглазие.

– Знаешь, Джоанна, у нас с тобой много общего, – вмешивается в разговор Бондарчук. – В том числе глаза. – Он поднимает очки и показывает устремленные в разные стороны глаза.

На заключительных титрах программы слышно, как мы болтаем, якобы считая, что микрофоны уже отключены.

– Ну что, съемка закончена? Курить хочется жутко! У кого есть сигареты?

– Водка! – во весь голос кричит Марио.

– Да, точно, Марио, давай выпьем! – говорю я.

– У меня со вчерашнего поезда осталась колбаса. Кто хочет? – предлагает Галанин.

– Слышь, Джоанна, а мусор куда бросать? – врезается голос Тимура.

– Да швыряй на пол! – небрежно отвечаю я.

Ну и в самом конце вновь появляется мое лицо во весь экран:

– Это была шутка! Это была шутка!

В 1989 году, с целью сбора средств на защиту живой природы и к намечающемуся открытию офиса «Гринписа» в Москве, был выпущен сборник Greenpeace Breakthrough с участием 25 самых известных в мире групп. Питер Габриэл, INXS, R.E.M., Dire Straits и другие согласились дать свои записи. А пару лет спустя у меня появилась идея сделать сборник лучших российских групп, средства от продажи которого пойдут в фонд этой организации. Я всегда помнила слова Виктора о том, что у российской молодежи должны быть свои герои, свои образцы для подражания, и мне хотелось следовать этому его завету.

Для российских музыкантов жертвовать своим гонораром для благотворительности было делом непривычным, но мои аргументы на них подействовали, и очень скоро я с гордостью изучала список участников: Кинчев, Сукачёв, Макаревич, Гребенщиков, Шахрин и Шевчук. С добродушным лидером ДДТ я не была близко знакома, но его «Актриса Весна» крепко запала мне в душу. Эта песня, написанная в ночь рождения сына Шевчука, сломала мне душу и собрала ее заново[305]305
  Вскоре после рождения сына жена Юрия Шевчука скончалась от рака. Умершей жене Шевчук посвятил альбом «Актриса Весна» (1992).


[Закрыть]. Он сразу согласился принять участие в нашей кампании.

Каждый дал для альбома по песне, а я представила новую – Boom Boom, которую написала еще с Борисом и Курёхиным. На подпевках у меня была группа «Моральный кодекс». Так как все остальные песни в альбоме были хорошо известны, я решила: будет здорово включить в нее что-то новое для привлечения внимания. Саша спродюсировал запись. Получилось так чисто и так мощно, что я попросила его аранжировать битловскую Come Together, чтобы спеть ее дуэтом с Борисом. И тут он просто превзошел себя! С первых же аккордов наша версия захватывает, и мне, честно говоря, она нравится даже больше, чем оригинал. Между куплетами появляются завораживающие соло скрипки и виолончели, а фортепианное соло на проигрыше и по сей день остается для меня любимым соло в любой песне. Получилось просто гениально! И не включить эту запись в альбом было нельзя.

По мере вестернизации России музыкальные компании теперь стали интересоваться, есть ли у меня права на выпуск песни The Beatles. Я знала, что права на весь битловский каталог находятся в руках у Майкла Джексона, и связалась со своим дерматологом в Беверли-Хиллз, доктором Арнольдом Кляйном. Он не только лечил Джексона, но и был его близким другом. Медсестра из клиники Кляйна Дебби была той самой женщиной, которая родила двух старших детей звезды[306]306
  Дебби Роу (р. 1958) работала в клинике калифорнийского дерматолога Арнольда Кляйна, где Джексон лечился от витилиго, болезни, связанной с исчезновением пигментов кожи. После развода с Лизой Мари Пресли Джексон опасался, что у него никогда не будет детей. Роу, знавшая Джексона с 1986 года, предложила стать матерью его детей. В ноябре 1996 года они поженились, в феврале 1997-го она родила мальчика Майкла Джозефа Джексона, а в апреле 1998-го – девочку Пэрис Джексон. Позднее Роу утверждала, что сексуальных отношений с Майклом Джексоном у нее не было. Считается, что брак этот был сугубо функциональным: Роу нужны были деньги, а Джексону – дети. В октябре 1999 года супруги развелись, и все права на детей перешли Джексону.


[Закрыть].

– Можешь спросить Майкла о правах? – умоляла я Арни. Через некоторое время пришел ответ: раз речь идет об эксклюзивном российском релизе в фонд «Гринписа», то Майкл не возражает.

Еще в студии, работая над последними штрихами к записи Come Together, я понимала, что к этой песне нужно делать видео. С Бондарчуком к этому времени мы уже были большими друзьями, я позвонила Федору и спросила, сможет ли он сделать клип достаточно быстро, к выходу в свет альбома.

– Для тебя – все что угодно, – ответил он. Более того, согласился работать бесплатно.

Пригласила я и Гарика Сукачёва. Знала я его уже достаточно хорошо и ценила великолепные актерские данные. Он играл на гитаре с маской на лице, через которую проглядывали кошачьи глаза, извивался вокруг инструмента, пока не превращался в животное. Он также терзал и виолончель – в настоящем пиратском облачении: длинный вышитый сюртук, рубашка с бахромой и пиратская шляпа.

– Ну ты огонь! – не удержалась я от комплимента, увидев его.

– Зверюга! – прорычал он, подмигивая.

Саша тоже появился в клипе – за фортепиано во время проигрыша. И еще мы наняли скрипача и скрипачку – оба в черном.

Через день или два мы все встретились в студии с Федором. Борис пришел весь в черном, в кожаной безрукавке и в черных круглых очках-«авиаторах». Снимали на черно-белую пленку. Съемки продолжались всю ночь, мы пели песню в самых разных позах по отношению друг к другу. Камеру Бондарчук укрепил на каком-то специальном приспособлении, что позволяло ей двигаться и вращаться во все стороны, в результате чего возникало ощущение, будто это мы с Борисом все время крутимся.

В заключительном кадре мы, все трое – Гарик, Борис и я, – сидим в майках Greenpeace.

Ночь эта была долгой, очень долгой, но мы и не заметили, как пролетело время. Каким-то чудом Федор сумел уже к следующему вечеру смонтировать клип. И смонтировать так, что каждый участник выглядел в клипе главным. Он блестящий мастер-рассказчик, даже если история у него абстрактная.

Никогда не забуду, с какой гордостью я передавала кассету с клипом в «Программу “А”». Динамичный, богатый, дерзкий клип в сочетании с титром Greenpeace в конце – получилась настоящая мощь.

11 июня «Московский комсомолец» писал: «Ребята оттянулись на полную катушку и сделали серьезную и колоритную заявку на попадание с этим шедевром во все топы».

Целый день улыбка не сходила у меня с лица. Все, кажется, наконец стало складываться: Comе together, right now, over me[307]307
  «Соберемся вместе, прямо сейчас, вокруг меня!» (англ.) – cтрочка из песни The Beatles – Come Together.


[Закрыть].

Счастливы ли вы? Вопрос на миллион долларов. Впервые мне на самом деле нравилось, кто я и чем я занимаюсь. Альбом Greenpeace Rocks вышел в прекрасном оформлении и был встречен на ура. Фотографы Георгий Молитван и Александр Шишкин сделали простые черно-белые фотографии лидеров всех групп, а оформил обложку художник Юрий Боксер. На обороте мы поместили подробную информацию о «Гринписе» и его бескомпромиссной, но мирной борьбе за сохранение нашей планеты.

Ксюша[308]308
  Ксения Стриж (наст. фамилия Волынцева; р. 1967) – актриса, радио– и телеведущая, диджей.


[Закрыть], у которой в то время была своя программа на ТВ, пригласила меня поговорить о загрязнении воды и воздуха в стране.

– Мы хотим, чтобы люди обращались в «Гринпис» за информацией о том, что происходит, – сказала я. – Знание – сила. Я хочу побудить людей самих искать факты и понимать, что эти факты означают для их жизни.

Ксюша также пустила в эфир рекламный ролик «Один день с рокерами Greenpeace», специально подготовленный к концерту-презентации альбома в ДК Горбунова.

19 июня «Горбушка» гудела. Зал был забит до отказа, с двух балконов люди чуть ли не сваливались вниз, а в партер они набились, как сельди в бочку. Концерт снимали для «Программы “А”» и транслировали в прямом эфире по «Радио 101». Все доходы от продажи билетов шли в фонд московского отделения «Гринписа». На заднике сцены, за спиной аккомпанировавшей всем солистам «Бригады С», был развернут огромный стяг со словами GREENPEACE ROCKS.

– Для меня это не просто очередная тусовка, – говорил в телекамеру за кулисами Александр Ф. Скляр. – Это важная акция. Конечно, она ничего не изменит. Но мы все ничего не можем изменить в нашей жизни.

– Да, мы сомневаемся в чистоте некоторых продуктов, – отвечал другому журналисту Воронов. – Но тем не менее будем бороться, чтобы нас окончательно не отравили.

Я стояла рядом, слушала обоих и сияла от счастья.

Фаны весь концерт провели на ногах, подпевая и бурно выражая свой восторг. Они размахивали флагами, пластинками Greenpeace Rocks и даже моими черно-белыми фотографиями. На сцене мы все помогали друг другу – эта атмосфера дружбы и братства напомнила мне Ленинградский рок-клуб 80-х, когда все были на одной сцене, объединенные общей любовью к музыке.

– Я так рада, что все вы пришли сюда сегодня! – прокричала я со сцены после своей первой песни. – Вы любите «Гринпис»?

Толпа ответила дружным «Да!»

– Давай вместе со мной: Грин-пис!!!

Я вскинула руки вверх, и весь зал последовал моему примеру. Наша общая энергия наполнила воздух электричеством. Чувство было непередаваемое!

– Земля – наш дом! Не надо мусорить! – продолжила я общение с залом после того, как мы с Галаниным спели Turn Away. Лицо у меня пылало, голова кружилась. Тысячи голосов в зале слились в один.

После меня на сцену вышел Сергей Воронов – блюзмен-хиппи в белой куртке, ковбойской шляпе и с кольцом в ухе. Под слайд-гитару он спел свою Walking in the Diamond Rain с английским текстом. Скляр исполнил акустическую версию своей «Пьяной песни». Таким, каким он был в тот вечер, я никогда его раньше не видела, – прекрасный бард из далекого замка, рассказывающий под музыку свои истории. Андрей Макаревич с улыбкой на мальчишеском лице спел несколько старых классических хитов – «Марионеток» вместе с ним пел весь зал. Гарик Сукачёв преобразил «Битника» Цоя, а трогательная баллада Юрия Шевчука заставила замереть весь зал.

В заключение концерта «Бригада С» с Сашей на барабанах заиграла Come Together. Я вышла в мужской рубашке бирюзового цвета и в цветастой шляпе-цилиндре. Чувство было такое, будто я парю над сценой.

– Я хочу, чтобы вся Земля была в таких же цветах, как моя шляпа! – этими словами я завершила песню. Толпа встретила их ревом восторга.

«Программа “А”» сыграла огромную роль в успехе всего проекта. Она дала мне платформу, на которой я получила возможность говорить об экологии и сделать это понятие близким и понятным широкому кругу россиян. Все, что мы делали вместе с «Гринписом», было совершенно новым для России, и я знала, что для успеха наши цели и задачи нужно сделать максимально ясными и понятными. Именно в эфире «Программы “А”» я объясняла принцип нашей совместной работы, говорила о необходимости жертвовать своими временем и энергией и о творческом сотрудничестве. Нам даже позволили пустить в эфир рекламный ролик «Гринписа». Ролик был мощным и устрашающим: мать отправляет ребенка на улицу гулять в… скафандре – чтобы уберечь от загрязненного воздуха.