Текст книги "Ледяная земля"

Глава 11

Неожиданное прибытие судна Слагора, «Волчьего клыка», сделало жизнь на Скоргхийле тяжелее.

Теперь спать приходилось в еще большей тесноте: команды двух кораблей втиснулись в хижину, не предназначенную для стольких людей. А где толпа, там и драки. Скандианцы не привыкли долго бездействовать и поэтому заполняли время пьянством и азартными играми, и, естественно, это приводило к ссорам. Когда в перебранке участвовали матросы одного корабля, споры почти сразу же решались миром и забывались. Но если распри возникали между моряками из разных команд, они быстро теряли самообладание, и зачастую, прежде чем Эрак успевал вступиться, в ход шло оружие.

Уилл, к своему изумлению, заметил, что Слагор никогда не пользуется своим авторитетом, чтобы пресечь ругань. Чем больше он наблюдал за капитаном «Волчьего клыка», тем больше убеждался, что власти у него не было почти никакой и скандианцы его практически не уважали. Даже люди из его собственной команды работали с ним только ради денег, они не были преданы своему капитану.

Конечно, работы у Уилла и Ивэнлин прибавилось: нужно было готовить в два раза больше еды, прислуживать большему количеству людей, убирать больше грязи. Но их, по крайней мере, не лишили жилья. Места в пристройке было слишком мало, чтобы кто-нибудь из этих огромных скандианцев всерьез задумался о том, чтобы поселиться вместе с Уиллом и Ивэнлин. Ну, хоть какое-то утешение, раз уж попал в руки разбойников, думал юноша.

Но жизнь пленникам отравляли не только постоянные стычки и тяжкий труд. Известие о таинственной клятве Валл совершенно потрясло принцессу. Теперь ее жизнь была в опасности, и малейшая ошибка, любое неосторожное слово могли стоить ей головы. Ивэнлин умоляла Уилла быть осмотрительнее, обращаться с ней как с равной, так, как прежде, когда он еще не знал, кто она на самом деле. Стоит ему оказать ей знак внимания, проявить уважение – и возникнут подозрения. А тогда ей конец.

Уилл, естественно, уверял девушку, что сохранит ее секрет. Он приучил себя в мыслях называть ее Ивэнлин, а не Кассандрой. Но чем больше он избегал называть принцессу ее настоящим именем, тем чаще оно цеплялось к языку. Он жил в постоянном страхе, что невольно предаст подругу.

Все их раздоры, что были вызваны скукой и разочарованием, растаяли как дым перед лицом настоящей грозной опасности. Они снова стали соратниками и друзьями, и их решимость поддерживать друг друга и помогать во всем окрепла, как в те страшные дни в Кельтике.

Конечно, теперь и речи не могло быть о выкупе. Ивэнлин не могла отдать себя в руки человеку, который поклялся убить всю ее семью. Эта мысль, а также врожденное отвращение к рабскому труду делали ее жизнь на Скоргхийле почти невыносимой. Единственным источником радости был Уилл – все тот же неунывающий, жизнерадостный Уилл, который умел ее приободрить. Девушка видела, что он незаметно берет на себя всю самую черную работу, и была ему благодарна. Стоило Ивэнлин подумать о том, как она обращалась с ним всего несколько дней назад, и ее охватывал стыд. Но когда она попыталась извиниться – ей хватило честности признать свою неправоту, – юноша со смехом отмахнулся.

– Мы все немножко свихнулись от тесноты, – сказал он. – И чем скорее мы выберемся отсюда, тем лучше.

Уилл все еще планировал сбежать, и Ивэнлин поняла, что ей надо к нему присоединиться. Она была уверена, что он что-то замышляет, но Уилл пока не обдумал свои замыслы как следует, а потому не спешил делиться ими.

А пока что подошел к концу ужин, и их дожидался огромный мешок деревянных тарелок, ложек и кружек, которые надо было отнести на берег и помыть водой с морским песком. Ивэнлин со вздохом начала подбирать приборы. Она совсем выбилась из сил, и мысль о том, что придется лезть по колено в холодную воду и, скрючившись, отскребать с посуды жир, была для нее нестерпима.

– Я сам этим займусь, – тихо сказал Уилл. Он посмотрел, не следит ли кто за ними, а затем взял из рук девушки тяжелый мешок.

– Нет, – запротестовала она. – Это несправедливо…

– Мне все равно надо кое-что проверить. А это отличный предлог. Да и у тебя выдались тяжелые деньки. Пойди отдохни. – Он широко улыбнулся. – Если тебе от этого станет легче, то скажу, что завтра посуды не убавится. И послезавтра. Вот и помоешь, пока я буду бить баклуши.

Ивэнлин устало улыбнулась юноше и дотронулась до его руки. Мысль о том, чтобы просто растянуться на жесткой койке и ничего не делать, показалась ей сказкой.

– Спасибо, – просто сказала она.

Улыбка юноши стала еще шире, и девушка поняла: он по-настоящему рад, что их отношения снова налаживаются.

– Хорошо хоть едят наши гости от души, – весело заметил он. – Ничего не надо собирать с тарелок.

Уилл перебросил гремящий мешок через плечо и пошел к пляжу. Улыбаясь, Ивэнлин наклонилась и вошла в пристройку.

Ярл Эрак вышел из шумной, продымленной и захламленной хижины и глубоко вдохнул холодный морской воздух. Жизнь на острове его угнетала, особенно теперь. Слагор не делал ничего, чтобы поддержать дисциплину. Какой бестолковый пьяница, подумал Эрак с досадой. И совсем не умеет воевать: всем известно, что он выбирает для своих набегов плохо вооруженных людей и никогда не участвует в сражениях. Однажды Эраку пришлось вмешаться в перепалку между одним из своих людей и матросом с бандитского «Волчьего клыка». Член команды Слагора пользовался шулерскими игральными костями, а когда его подловили, вытащил сакс.

Эрак вступился за своего человека и одним ударом кулака оглушил матроса с «Волчьего клыка». А затем, вынужденный поступить справедливо, он и своего подчиненного сбил с ног.

Ох уж это правосудие по-скандиански, подумал он устало. Правой в челюсть и левой – в нос.

Эрак услышал, как скрипит галька под чьими-то шагами, поднял голову и увидел темную фигуру, направлявшуюся к воде. Он нахмурился. Это был – аралуинец.

Эрак незаметно проследовал за юношей. Услышал, как тот со стуком рассыпал по пляжу тарелки и чашки, потом раздался хруст песка о дерево. Может, он просто моет посуду, – подумал Эрак. А может, и нет. Осторожно ступая, он подошел чуть ближе.

Представление Эрака о слежке не совсем соответствовало стандартам рейнджеров. Уилл начищал миску, когда услышал, как к нему приближается грузный скандианец. Или это, подумал юноша, усмехнувшись, морж вышел на прогулку.

Повернувшись и взглянув вверх, он узнал внушительную фигуру Эрака, которая казалась еще массивнее из-за накидки из медвежьей шкуры, защищавшей от холода. Уилл неуверенно приподнялся, но капитан махнул ему рукой, предлагая оставаться на месте.

– Просто работай, – ворчливо приказал он, и Уилл продолжил соскребать жир, краем глаза наблюдая за вождем скандианцев, пока тот вглядывался куда-то вдаль, за пристань, и втягивал ноздрями обжигающий воздух. – Как же тут воняет, – пробормотал Эрак наконец.

– Слишком много людей и слишком мало места, – вставил слово Уилл, продолжая скрести миску и не поднимая глаз.

Эрак интересовал его: это был суровый человек и безжалостный воитель. Но жестоким он не был. Иногда в его обращении даже проглядывало грубоватое дружелюбие.

А Эрак, в свою очередь, изучал Уилла. Что задумал этот мальчишка? Может быть, он вынашивает план побега? На его месте он бы поступил именно так. Юный рейнджер был умным и изобретательным. И воля у него была железная. Эрак видел, что тот ни на йоту не отступает от своей изматывающей программы упражнений, оббегал остров каждый день и в жару, и в стужу.

И снова он почувствовал уважение к ученику рейнджера, да и к девушке. Она тоже проявила мужество.

При мысли о ней Эрак нахмурился. Рано или поздно не избежать беды. Особенно пока тут находится Слагор со своими людьми. Матросы с «Волчьего клыка» особым благородством не отличались: все больше арестанты да мелкие воришки. Хорошие люди у Слагора не задерживались.

Ну что ж, подумал он философски, если это случится, придется начистить две-три физиономии. Он не потерпит, чтобы на его репутацию бросал тень всякий сброд. Эти двое пленников были собственностью Эрака. Единственная добыча, которую он привезет из ужасного похода на Аралуин, и если кто-нибудь попытается причинить пленникам вред, он ответит за это перед Эраком. Капитан попытался убедить себя, что лишь заботится о своем имуществе, но он не был уверен в том, что искренен перед собой.

– Ярл Эрак? – неуверенно позвал его Уилл.

Эрак что-то проворчал в ответ, и Уилл воспринял это как разрешение продолжить.

– Что это за клятва Валл, о которой говорил ярл Слагор? – спросил он, стараясь казаться равнодушным.

Эрак нахмурился.

– Слагор никакой не ярл, – поправил он юношу. – Он всего лишь скирл, капитан корабля.

– Простите, – смиренно отозвался Уилл. Меньше всего ему хотелось сердить Эрака. Очевидно, поставив Слагора на одну доску с Эраком, он вызвал гнев последнего. Юноша помедлил, но ярл, кажется, быстро успокоился, и Уилл дерзнул продолжить: – Что это за клятва?

Эрак рыгнул и склонился набок, чтобы почесать спину. Он был готов биться об заклад, что люди Слагора принесли с собой блох. Вот только этого им всем на острове и не хватало: холод, сырость, дым и дурной запах. Теперь еще и блохи. Не в первый раз он пожалел, что корабль Слагора не сгинул в пучине Бурепенного моря.

– Это клятва, которую дал Рагнак, – пробурчал Эрак. – Хотя у него и повода-то не было, – добавил он. – Не стоит тревожить Валл попусту. Если у тебя голова на плечах, конечно.

– Валл? Кто это?

Эрак взглянул на темную фигуру, скорчившуюся у воды, и в изумлении потряс головой. Ну и неучи же они, эти аралуинцы!

– Никогда не слышал о Валл? Чему же вас учат на этом вашем промозглом островке?

Уилл мудро промолчал в ответ.

На несколько мгновений воцарилась тишина, затем Эрак продолжил:

– Валл, мальчик мой, это три богини возмездия. Они принимают формы акулы, медведя и стервятника.

Он помедлил, чтобы убедиться в том, что Уилл усвоил эти знания. Юноша понял, что надо что-то ответить в ответ.

– Ага, понятно, – неуверенно проговорил он.

Эрак насмешливо фыркнул:

– Да ничего тебе не понятно. Никто в здравом уме не понимает, кто они такие. И никто в здравом уме не будет клясться им.

Уилл подумал о том, что поведал ему скандианец.

– То есть клятва Валл – это клятва отмщения?

Эрак мрачно кивнул:

– Полного отмщения. Ненависть должна быть столь сильной, что ты клянешься отомстить не только тому, кто тебя обидел, но и всем членам его семьи.

– Всем? – переспросил Уилл.

На мгновение Эраку стало интересно, просто ли из любопытства пленник задал этот вопрос. Но как он смог бы использовать эти сведения для побега?

– До последнего родича. Разумеется, это смертельная клятва, и нарушить ее нельзя. Как только произнес ее, отступать некуда: если вздумаешь остановиться, Валл схватят тебя самого и твою семью взамен той, другой… С такими богами лучше дела не иметь, уж поверь.

И снова тишина. Уилл не был уверен в том, что не зашел слишком далеко со своими вопросами, и решил несколько отклониться от темы.

– Но если эта клятва так ужасна, зачем Рагнак… – начал он, но капитан грубо его прервал.

– Потому что он спятил! Говорю тебе, только безумец будет клясться Валл! У Рагнака и так не все дома были, а смерть сына, видно, совсем его доконала.

Эрак раздраженно повел плечами. Казалось, он устал говорить про Рагнака и мстительных Валл.

– Просто радуйся, что ты не родственник Дункану, мальчик. И Рагнаку, если уж на то пошло.

Он обернулся. Пламя очага светило сквозь щели в бревнах хижины, бросая на гальку длинные причудливые узоры.

– А теперь возвращайся к работе, – проворчал Эрак и зашагал обратно к теплой зловонной хижине.

Уилл наблюдал за ним, лениво споласкивая последние тарелки в ледяной морской воде.

– Нам очень, очень нужно выбраться отсюда, – тихо проговорил он.

Глава 12

Тут было столько всего нового, что Хорас не успевал вращать головой.

Вокруг него кипел жизнью портовый город Ля Риваж. В доках теснились суда: крохотные рыболовные лодки и торговые двухмачтовые корабли стояли бок о бок на якоре, создавая лес из мачт, который простирался, насколько хватало глаз. В ушах у юноши звенело от криков чаек: птицы боролись за рыбьи потроха, что рыбаки бросали на пристань, когда чистили улов. Корабли – огромные и маленькие – поднимались, опускались, легонько покачивались в гавани, ни минуты не оставаясь неподвижными. Шуму чаек вторил скрип и скрежет плетеных перегородок, защищавших корпусы кораблей от столкновений.

Ноздри Хораса наполнялись запахом дыма и ароматами готовящейся еды: она была совсем не похожа на незамысловатые блюда в замке Редмонт. Здесь в воздухе витало нечто неуловимо экзотическое, волнующее и незнакомое.

Этого и следовало ожидать, думал Хорас. Он впервые за свою недолгую жизнь оказался так далеко от дома. Конечно, он бывал в Кельтике, но это не считалось: та земля была лишь продолжением Аралуина. А здесь все было иначе. Вокруг него люди разговаривали, кричали в волнении или гневе, оскорбляли друг друга, вместе смеялись. Хорас не понимал ни слова.

Он стоял у пристани, к которой они с Холтом приплыли, и держал за поводья коней, пока старый рейнджер расплачивался с владельцем пузатого грузового судна, который перевез их через Узкое море. Он доставлял сюда дурно пахнущий груз из шкур, который ехал дальше – в сыромятни Галлики. Проведя четыре дня в тесном соседстве с горами задубевших шкур, Хорас не был уверен в том, что когда-нибудь в будущем сможет надеть хоть что-нибудь, сшитое из кожи.

Кто-то дернул его за пояс, и он испуганно обернулся.

Демонстрируя беззубые десны и протягивая руку, ему улыбалась сгорбленная морщинистая старуха.

Она была в лохмотьях, а волосы ее покрывала повязка, которая, видимо, когда-то была разноцветной, но теперь так засалилась, что стала однотонного серого цвета. Старуха проговорила что-то на местном языке, но юноша в ответ лишь пожал плечами. В конце концов, денег у него не было, а она наверняка была попрошайкой.

Ее подобострастная улыбка сменилась оскалом, и старуха что-то злобно прошипела. Даже не зная языка, Хорас понял, что это вряд ли был комплимент. Затем она развернулась и захромала прочь, делая странные крестообразные пассы руками. Юноша беспомощно развел руками.

Его отвлек взрыв смеха, и он, обернувшись, увидел трех юных девушек, возможно, года на два старше его самого. Они стали свидетельницами безобразной сцены между ним и старухой. Хорас уставился на девушек во все глаза, не в силах совладать с собой: все три девицы – очень, на его взгляд, привлекательные – были облачены в наряды, которые иначе как откровенными и назвать было нельзя. Юбка одной поднималась выше колен.

Девушки начали показывать на Хораса пальцами, передразнивать его и потешаться над его изумлением. Юноша поспешно закрыл рот, и они захохотали еще громче. Одна даже позвала его жестом. Он не понимал ни слова и чувствовал себя неучем, чужаком. Щеки его алели от стыда.

Все это вызвало новый приступ смеха. Девушки подняли руки к лицу, изображая румянец, и что-то защебетали на своем непонятном языке.

– Похоже, ты уже обзавелся друзьями, – проговорил Холт за его спиной, и юноша виновато повернулся.

Рейнджер наблюдал за ним и девушками с искоркой веселого удивления в глазах.

– Вы говорите на их языке? – спросил Хорас.

Он внезапно понял, что совсем этому не удивляется. Он всегда подозревал, что у старого рейнджера есть множество скрытых талантов, и пока что его догадки только подтверждались. Его спутник кивнул:

– Так, немного.

Хорас тайком указал на девушек:

– О чем они говорят? – спросил он.

Лицо рейнджера вновь стало непроницаемым; юноша уже начал привыкать к этому выражению.

– Возможно, тебе лучше этого не знать, – сказал тот наконец.

Хорас кивнул. Он не вполне понимал, что значат эти слова, но выглядеть еще глупее ему не хотелось.

– Может, и так, – согласился он.

Холт легко вспрыгнул в седло, и Хорас последовал его примеру. Это вызвало целую бурю восхищенных девичьих возгласов. Юноша почувствовал, как кровь вновь прилила к щекам. Холт взглянул на него, сочувствуя и одновременно забавляясь. Покачав головой, он повел спутника за собой по узким людным улицам, ведущим к морю, все дальше от берега.

Хорас почувствовал, как к нему возвращается обычная уверенность всадника. Вместе с ней пришло и чувство, что он ничуть не хуже этих бранящихся, вечно спешащих чужеземцев. Теперь, как заметил он, никто не смел смеяться над ним, попрошайничать или оскорблять его – естественное уважение пешего к конному воину в доспехах. Так было и в Аралуине, но здесь к этому примешивалось нечто иное. Люди бежали со всех ног, чтобы уступить дорогу двум всадникам и коренастому вьючному коню, который следовала чуть позади.

Хорасу пришло в голову, что, возможно, законы в Галлике не такие справедливые, как у него дома. В Аралуине пешеходы уступали конникам дорогу из простого здравого смысла. Здесь же они, казалось, были настороже, а может, даже напуганы. Он как раз собирался спросить Холта, в чем дело, и даже уже открыл рот, но затем одернул себя. Холт постоянно бранил его за расспросы, и юноша решил сдерживать свое любопытство. Он поделится со спутником подозрениями, когда они остановятся на обед.

Довольный своей решимостью, Хорас улыбнулся. А затем ему в голову пришла еще одна мысль, и, прежде чем он успел остановиться, уже задавал Холту очередной вопрос:

– Холт?

Он услышал, как невысокий худощавый мужчина издал глубокий вздох. Мысленно Хорас себя выругал.

– Я уж подумал, а не приключилась ли с тобой какая хворь, – отозвался Холт с серьезным видом. – С твоего последнего вопроса прошло уже минуты две или даже три.

Теперь делать было нечего, и Хорас решил все-таки задать свой вопрос.

– Одна из этих девушек… – начал он и тут же почувствовал на себе пристальный взгляд старого рейнджера. – На ней была такая короткая юбка…

Секунду стояла тишина.

– Да? – подбодрил его Холт. Ему было интересно, куда зайдет этот разговор.

Хорас неловко пожал плечами. От воспоминаний о девушке и ее прекрасных ногах щеки у него снова запылали.

– Ну-у-у… – неуверенно протянул он. – Это здесь так принято?

Холт пристально посмотрел на красное лицо молодого человека и едва не расхохотался.

– Насколько я помню, некоторые галлийские девушки работают разносчицами.

Хорас чуть нахмурился:

– Разносчицами?

– Да, разносчицами. Носят сообщения от одного человека к другому. Или от одного заведения к другому в больших городах и в малых. – Холт посмотрел на Хораса, чтобы понять, верит тот ему или нет. Не найдя следов недоверия на лице юноши, мужчина добавил: – Срочные сообщения.

– Срочные сообщения, – повторил за ним Хорас, все еще не вполне понимая, куда клонит рейнджер.

– И, полагаю, если сообщение и впрямь нужно доста вить безотлагательно, приходится хорошо побегать.

Теперь в глазах юноши засветилось понимание. Хорас закивал, улавливая смысл.

– То есть в коротких юбках… им легче бегать? – предположил он.

– Разумнее одеваться именно так, если предстоит бегать. Удобнее, чем в длинных платьях.

Он снова бросил взгляд на Хораса: понял ли он, что над ним подшучивают, принял ли правила игры? Может, Хорас обо всем догадался и просто подыгрывает? Однако лицо юноши оставалось открытым и простодушным.

– Да, похоже на правду, – отозвался юноша наконец и добавил несколько тише: – И выглядят такие юбки тоже лучше.

На мгновение Холт почувствовал укор совести и пожалел о своем вранье. В конце концов, Хорас был таким простодушным, его было так легко обвести вокруг пальца, но вскоре сожаление растворилось без остатка. У Хораса будет полно времени, чтобы узнать о неприглядных сторонах жизни, а пока пусть останется в неведении.

Рейнджеры покинули Ля Риваж через северные ворота и направились в окрестные селенья. Хораса интересовало абсолютно все, и он во все глаза смотрел по сторонам, проезжая мимо полей, огородов и деревенских домов. Деревни тоже отличались от аралуинских. Здесь было много разных деревьев и, следовательно, больше оттенков зелени. Некоторые из зерновых были ему незнакомы: огромные, в человеческий рост, колосья с широкими листьями оставляли на полях до тех пор, пока они не засыхали, и лишь потом убирали. Порой Хорас натыкался на те же самые листья, которые развешивали под открытыми навесами и высушивали еще сильнее. Интересно, что это за зерновые? Но на этот раз Хорас опять решил воздержаться от вопросов.

Были и еще различия, на первый взгляд менее заметные. Какое-то время Хорас не обращал на них внимания, а потом понял: поля казались неухоженными. Конечно, земля была вспахана и на ней что-то росло, но явно не хватало той нежной и любящей руки, что была видна повсюду в сельской местности у него дома. Крестьяне не уделяли полям должного внимания, и кое-где сквозь всходы пробивались сорняки; деревни казались заброшенными.

Холт вздохнул:

– Когда люди воюют, страдает земля.

Хорас посмотрел на рейнджера, удивившись тому, что в этот раз старый рейнджер сам нарушил молчание.

– А кто воюет? – Любопытство юноши пробудилось с новой силой.

Холт поскреб подбородок:

– Галлийцы. В этой стране нет общих законов, которые соблюдались бы всеми. Землей управляют десятки мелкопоместных баронов – военных вождей, если тебе угодно. Они постоянно совершают набеги на земли друг друга и сражаются между собой. Поэтому поля такие неухоженные, ведь половина крестьян состоит на воинской службе в одной из двух армий.

Хорас оглядел поля по обеим сторонам дороги. Никаких следов сражения. Только запустение. И тут его осенило.

– Так вот почему люди, кажется… опасались нас?

Холт одобрительно кивнул:

– О, да ты это заметил. Молодец, мальчик! Значит, ты еще не безнадежен. Да, – продолжил он, отвечая на вопрос, – вооруженных всадников тут побаиваются, их не считают хранителями порядка.

В Аралуине крестьяне искали защиты у солдат, если опасались вторжения иноземцев. Здесь же, как понял Хорас, сами воины представляли собой угрозу.

– В стране царит полный хаос, – продолжил Холт. – Король Генрих слаб и не обладает настоящей властью. Поэтому бароны сражаются и убивают друг друга. Беда в том, что при этом они не щадят и невиновных, когда те встают у них на пути. Не думаю, что для нас они представляют большую опасность, но… Ох, проклятие.

Последние два слова он произнес шепотом, но очень эмоционально.

Они спускались с невысокого холма, и с обеих сторон дорогу плотно обступали деревья. У подножия холма бежала река; она струилась между деревьями, проходя под каменным мостом. Мирный пейзаж.

Однако посреди дороги стоял вооруженный всадник, преграждая странникам путь.