Текст книги "Убийства единорога"

Глава 6
НЕВЕРОЯТНЫЙ ПАССАЖИР

Наш хозяин повел нас по коридору. Электрические лампы, прикрепленные к колоннам, только усиливали мрачность пустого помещения – тени в углах казались шевелящимися. Я нервно озирался, потом с усилием взял себя в руки. Д'Андрье открыл дверь слева, и мы очутились в просторной комнате с огромным камином, где весело потрескивал огонь. Это была гостиная, наполненная запахами кофе, портьер и политуры, которые присутствуют почти во всех французских гостиных, и обставленная белой с позолотой мебелью в стиле ампир. Но, по контрасту с аккуратным обликом хозяина, она выглядела неухоженной и почерневшей от сырости, как будто годами оставалась запертой. Очевидно, д'Андрье бывал здесь нечасто. Комнату освещали бра в стеклянных абажурах с хрустальными подвесками, а под окнами шумела река. Неуместным предметом казалась только голова суматранского леопарда над камином.

Огюст забрал промокшую верхнюю одежду у всех, кроме пришедшего последним, который чопорно стоял у камина, облаченный во все черное.

– Благодарю месье за любезный прием, – обратился он к нашему хозяину, – но ситуация просто невозможная. – Он говорил отрывистым голосом, постукивая пальцами по портфелю и расправляя плечи. – Пилот утверждает, что мы не сможем вылететь до завтра…

Вмешался Г. М. Зная его страсть к сленгу и крепким выражениям, я испытал облегчение, услышав сравнительно корректный французский.

– А радиотелефон? Как насчет его? У пилота должен быть радиотелефон. Пусть он сообщит о происшедшем в Париж, и за вами пришлют машину из Шартра или Орлеана.

– Он мог бы это сделать, месье, если бы какой-то негодяй не разбил радиотелефон. Я сам видел обломки.

Глаза д'Андрье блеснули вновь.

– Какая жалость! Но вы не должны меня оскорблять. А я буду глубоко оскорблен, друзья мои, если вы откажетесь провести ночь под моим кровом. Огюст! Вы знаете, что делать.

– Я снова благодарю месье за любезность, но это невозможно, – отозвался мужчина в очках. – Мне нужно быть в Париже рано утром. Я доктор Эбер – полицейский врач департамента Буш-дю-Рон из Марселя. – Он произнес это несколько напыщенно. – Я еду в Париж по официальному делу, и задержка была бы весьма некстати. Но едва ли необходимо проводить здесь ночь. У вас есть телефон?

– К сожалению, нет. Я не люблю телефоны и не нуждаюсь в них. Кроме того, было бы нелегко протянуть кабель так далеко через…

– Но ведь у вас имеется электричество.

– Да, месье доктор. Я всего лишь сказал, что у нас нет телефона. – Голос д'Андрье звучал учтиво, но взгляд стал суровым. – Ток подает моя собственная динамо-машина в подвале.

– А автомобиль у вас имеется?

– Нет. Понимаете, я отшельник. Провизию мне доставляют дважды в неделю на телеге из Орлеана. В тех редких случаях, когда я покидаю дом, я езжу верхом. – Он задумался. – В моей конюшне на… на Большой земле есть несколько хороших лошадей. Вы наездник, месье? Я предпочел бы не выпускать Грома или Трефовую Даму при такой погоде, но если вы настаиваете…

– Я не езжу верхом, – прервал Эбер. Тем не менее он оживился, повернулся к нам и заговорил по-английски, иногда запинаясь: – Кто-нибудь из вас, джентльмены, умеет обращаться с лошадью? Пусть он отправится в ближайшую деревню и приведет автомобиль.

– Я умею, – признался Миддлтон, – но будь я проклят, если сделаю это. Существует ли реальная причина, доктор, для скачки в духе Пола Ривира?[25]25
  Ривир Пол (1735–1818) – американский серебряных дел мастер, прославившийся ночной скачкой 18 апреля 1775 г. с целью предупредить колонистов Массачусетса о приближении британских войск.


[Закрыть] У нас чудесный хозяин и великолепный дом. К чему рыпаться? Кроме того, я хочу посмотреть, что произойдет. Верно, Эльза?

Даже Хейуорд одобрительно кивнул. Он сидел на стуле в углу, расставив колени, и, если бы не очки и короткий серебристый «помпадур» на голове, выглядел бы точь-в-точь как дворецкий из салонной комедии. При этом в нем ощущались достоинство и твердость. На нем были мешковатый костюм горчичного цвета, голубой галстук и такой же расцветки носки. Каждый раз, когда он улыбался, уголки его рта приподнимались, как края полумесяца, а глаза прищуривались.

– Я не верю в эту чушь, – заговорил он приятным голосом, разминая в пальцах сигару. – Повторяю, Рэмсден, кто-то вас разыгрывает. Я ожидаю встретить здесь этого мошенника не больше, чем… ну, скажем, единорога. Но, как сказал мистер Миддлтон, к чему рыпаться? У нас превосходный хозяин, веселая компания и «Рёдерер» 1921 года. Так что, друзья мои, я вполне удовлетворен. – Он вставил в рот сигару. – Почему, доктор Эбер, вы так стремитесь уехать?

– Я мог бы спросить, – вежливо отозвался Эбер, – почему вы так стремитесь остаться, но не стану этого делать. Zut![26]26
  Черт возьми! (фр.)


[Закрыть] – неожиданно рявкнул он. – Вам известно, что знаменитый преступник угрожал лететь с нами в самолете. Вчера вечером об этом сообщили все марсельские газеты.

– Нам известно и побольше этого, – проворчал Рэмсден. – Покажите ему письмо, месье д'Андрье.

Доктор прочитал письмо, и его лицо пожелтело.

– И никто из вас ничего не предпринял? Вы что, с ума сошли? Неужели вы даже не вызвали полицию?

Хейуорд пошевелился на стуле.

– Не будем начинать все заново. Напротив, доктор, если кто-то из полицейских здесь появится, дворецкому приказано вышвырнуть его пинком пониже спины. Теперь все довольны?

Молодой Миддлтон, раскачиваясь на каблуках, что-то бормотал по-немецки озадаченной Эльзе и выглядел почти таким же довольным, как д'Андрье.

– Попробую выдвинуть несколько догадок, – сказал он. – Для начала заявляю, что мистер Хейуорд – это Гаске.

– Что? – воскликнул Рэмсден, повернувшись к нему. – Почему?

– Потому что я пишу детективы, – откровенно признался Миддлтон. – Они не слишком известны и, вероятно, не слишком хороши. Но я повторяю, что он должен быть Гаске.

Хейуорд усмехнулся, выглядев польщенным.

– Ну, я мог бы им быть, – согласился он. – Хотя в самолете был один странный тип, на которого я положил глаз, – кстати, он до сих пор не появился. Продолжайте, дружок.

– Мы здесь играем не только в обычную игру «Найдите преступника», – Миддлтон возбужденно постукивал пальцем по ладони, – но и в игру «Найдите сыщика». Так кто же из нас преступник, а кто сыщик? Взять, к примеру, мистера Хейуорда. Он никак не может быть Фламандом…

– Интересно, почему? – осведомился Хейуорд обиженным тоном.

– Потому что это было бы слишком просто. В личности его типа люди сразу бы заподозрили преступника. Я объясню вам, что имею в виду. – Миддлтон говорил как фокусник, просящий кого-то снять карту. – Например, священника достаточно легко сделать убийцей – это может прийти в голову каждому. А попробуйте сделать его детективом!

– Оуэн, я не шелаю, штобы ты говорить против церковь! – сказала прекрасная Эльза. – Это не есть хорошо. Если мы остаться здесь, я бы хотеть принять ванну, пошалуйста.

Два лакея под руководством Огюста внесли в коридор багаж. Эльза и Эвелин отправились переодеваться. Эбер, греющий руки у огня, повернулся к остальным.

– Полагаю, вы думаете, что это шутка, – заговорил он так тихо, что мы все уставились на него. – Я тоже умею шутить. Но не над этим. Понимаете, мне известно кое-что, о чем не знаете вы.

– Что именно? – спросил д'Андрье.

– Что Фламанд действительно убийца, – ответил доктор. – Потому я и еду в Париж. Прошлой ночью он убил человека в Марселе.

– А почему, – спокойно осведомился д'Андрье, – вы должны ехать в Париж из-за того, что человека убили в Марселе?

– Из-за того, как было совершено убийство. – Эбер постучал двумя пальцами по портфелю. – Я не могу это объяснить. Возможно, это удастся сделать в Париже, но я этому не верю. Все дело в ране на голове жертвы. – Он перешел на французский и заговорил быстрее, обшаривая нас глазами. – Скажу откровенно: я не понимаю, каким образом подобная рана могла быть нанесена человеком. Я не фантазирую, господа, но мне кажется, ее мог нанести только длинный острый рог животного.

Впервые в комнату с позолоченной мебелью начал прокрадываться ужас. Он не только звучал в словах желтолицего человека в черном костюме, стоящего у камина, но и ощущался сам по себе, как физическое лицо. За окнами бурлила река. Рэмсден с его брюшком, рыжими волосами и мешковатым твидовым костюмом казался наименее впечатленным. Он даже усмехался, но за его усмешкой скрывалось подозрение.

– Несомненно, единорога? – спросил он вежливым голосом, не похожим на его обычный лай.

– Не думаю, – серьезно ответил Эбер. – Поймите, я только констатирую факт.

– Наконец-то мы добрались до единорога, – пробормотал д'Андрье. – Это озадачивает меня больше всего. Конечно, я не стану задавать очевидный вопрос, что такое «единорог»…

– Нет-нет, – сказал Рэмсден. – Пусть Фламанд сам это выясняет.

Все еще мрачно улыбаясь, он достал из кармана револьвер «браунинг», повернул коротким указательным пальцем барабан и снова спрятал.

– Начинаю интересоваться, не заманили ли меня в ловушку мои спортивные инстинкты. Тем не менее, я готов продолжать игру.

Лакей принес поднос с аперитивами и двумя серебряными портсигарами.

– Мы прервали вас, доктор Эбер, – заговорил по-английски д'Андрье. – Вернемся к человеку, которого убили в Марселе. Меня это заинтересовало… Виргинские в этом портсигаре, мистер Миддлтон, а турецкие в другом… Особенно из-за легенды.

– Легенды? – переспросил Рэмсден.

– Мне следовало сказать – из-за суеверия. В отличие от большинства моих соотечественников я немного попутешествовал и знаю страну, где распространено одно неприятное суеверие. Там считают, что быть пронзенным рогом единорога – судьба предателя.

Я медленно окинул группу взглядом. Хейуорд вынул изо рта сигару и выпрямился. На лице Миддлтона возбуждение боролось с сомнением – казалось, ему хочется верить в происходящее, но он считает это шуткой. Эбер презрительно отмахнулся. Наш хозяин рассматривал бокал на просвет, а Рэмсден поднес свой бокал к губам. Старый Г. М., который расположился на диване в стиле ампир и не произнес ни слова с тех пор, как мы вошли в комнату, оставался бесстрастным, как играющий в покер Будда. Бурное течение Луары заставляло позвякивать хрустальные подвески на стене.

Внезапно Рэмсден поставил бокал и обернулся.

– Вам лучше взять дело в свои руки, Мерривейл, – сказал он. – Этот парень знает слишком много.

– Угу. Начинаю думать, сынок, что мне пора этим заняться. – Г. М. посмотрел на Эбера и ткнул в его сторону черенком трубки. – Пока я слушал вас, док, мне пришло в голову, что вы делаете очень странные выводы. «Фламанд убийца», – заявили вы. «Почему?» – спросили мы. «Потому что жертва умерла от раны, которая не могла быть нанесена человеком, а только рогом животного». Тогда почему вы приписываете это Фламанду?

Доктор колебался.

– Тут нет особого секрета. Существует публикация в газетах. Возможно, вы читали? Я спрашиваю потому, что это может оказаться интересным. Убитый был англичанином.

В голове у меня мелькнуло имя из газетной статьи: «…месье Гилберт Драммонд, лондонский адвокат. Брата месье Драммонда, также проживающего в Лондоне, уведомили о печальном событии». Драммонд… Брат… Брат Харви?

– Его звали Гилберт Драммонд, Г. М., – вмешался я. – Не был ли он родственником…

– Всего лишь братом, – ответил Г. М. после паузы. Опустив голову, он ерошил несколько оставшихся на висках волосков. – Не удивляюсь, Кен, что одно знакомое нам лицо очень расстроено.

– Что все это значит? – довольно резко осведомился наш хозяин.

– О, всего лишь маленькое личное дело. Давайте продолжим…

– Значит, вы знали месье Гилберта Драммонда? – вмешался Эбер, блеснув стеклами очков. – Думаю, сэр, мы слишком торопимся. Вам не кажется странным, что человек, знавший месье Драммонда, так удачно появляется из темноты, когда наш самолет приземлился?

– По-вашему, я Фламанд? – добродушно отозвался Г. М. – Хо-хо-хо! Впрочем, у меня нет возражений. Я только терпеливо прошу объяснить мою вину. Почему вы утверждаете, что это убийство совершил Фламанд, когда сами сказали, что его могло совершить только животное?

Эбер скрестил руки на груди.

– Потому что, друг мой, существует одна деталь, которая не попала в прессу. Отчет гласил, что жертва перед смертью повторяла одно слово – «единорог». Это неправда. Гилберт Драммонд произнес еще три слова по-французски, прежде чем умереть в машине скорой помощи. Когда его спросили, кто на него напал, он четко произнес: «Это был Фламанд». – «Вы имеете в виду знаменитого преступника?» Он кивнул и… – Эбер сделал выразительный жест, – покинул этот мир. Было чудо, что он прожил даже минуту.

Доктор кратко изложил содержание газетного отчета. Он описал человека, сидящего прислонившись к фонарному столбу в парке возле Променад дю Прадо, в рваной одежде, со сломанной правой рукой и синеватой дыркой между глазами.

– Я осмотрел его. Пулевое отверстие? Нет, нет, нет! – горячо воскликнул Эбер. – Я хорошо знаю пулевые отверстия. Во-первых, оно было слишком большим для пули любого калибра. Настолько большим, что такая пуля попросту разнесла бы ему затылок. Во-вторых, я не нашел пулю в ране. В-третьих, я обнаружил доказательство (избавлю вас от неприятных подробностей), что после проникновения из раны что-то извлекли. Какое-то чистое острие вонзилось в голову ровно на шесть дюймов.

– Господи! – воскликнул Хейуорд, приподнявшись со стула.

Наш хозяин ничего не сказал. Но его глаза блестели, а сморщенное лицо выпятилось вперед, словно он прислушивался к военной музыке.

– Во что же я втянул Эльзу? – заговорил Миддлтон. – Не возражаете сообщить нам, в какой степени все это на уровне?

– Что бы вы под этим ни подразумевали, сэр, это правда. – Презрительно пожав плечами, Эбер повернулся к Г. М.: – Поскольку с другой стороны парка находилась мясная лавка, доктор Мелисс предположил, что это был топор с острием.

Я заметил, что Рэмсден посматривает в углы комнаты.

– Топор с острием? – переспросил он. – Вы имеете в виду средневековое оружие вроде алебарды? Знаете, Ричард Львиное Сердце и так далее… В общественном парке? Чушь!

– Очевидно, сэр Джордж говорит о боевом топоре, – задумчиво промолвил д'Андрье. – Это почти то же самое. Край топора использовали как рубящее оружие, но на противоположном конце находилось железное острие, которое применяли в ближнем бою. Должен согласиться, что это чушь. Можете вообразить Фламанда рыщущим в поисках жертвы с боевым топором на плече? Это не только непрактично, а почти комично.

– Это было не комично, а ужасно, – тихо сказал Эбер.

Пауза казалась невыносимой…

– Я собирался добавить, – снова заговорил доктор, – что ни о каком топоре с острием не может быть речи. Рана была слишком большой и глубокой, а оружие с весом топора попросту раздробило бы череп. К тому же рана была чистой.

– Итак, – подытожил Г. М., – мы можем считать установленным, что убийство не было совершено топором или чем-то вроде него?

– Можем, сэр Генри, – послышался голос в дверях. – Я видел тело.

Г. М. вскочил и выругался. Вновь прибывший направился к камину, и я узнал в нем высокого худого мужчину, который остался у самолета. Несмотря на рост, сутулые плечи придавали ему вид смотрящего на вас снизу вверх. У него были курчавые черные волосы, разделенные прямым пробором, длинное лицо с крючковатым носом и смышленые глаза под сросшимися черными бровями. Поскольку мои мысли все еще вращались вокруг боевых топоров, мне пришло в голову, что он выглядит как нормандский злодей в средневековой истории.

– Простите мне внезапное вторжение, сэр, – заговорил незнакомец с кембриджским акцентом. – Какое-то время я стоял снаружи и слышал конец вашего разговора. Понимаете, меня интересовало, что привело сюда великого Г. М. – Он произнес это так почтительно, что лицо Г. М. приняло выражение удовлетворенности. – Несомненно, какие-то серьезные цели. Даже если вы не знаете меня, я знаю вас в лицо. – Незнакомец с таким же почтением повернулся к д'Андрье: – Я говорил с Огюстом, месье граф, и он все мне рассказал. С вашей стороны очень любезно принять нас, а для репортера это сказочная удача! Фламанд! Меня зовут Фаулер, сэр, Керби Фаулер. Я представляю «Рекорд» во Франции.

Мистер Фаулер принадлежал к молодой школе журналистов, которая являлась на Флит-стрит[27]27
  Флит-стрит – улица в Лондоне, где находятся редакции газет.


[Закрыть] как на увлекательное мероприятие. На нем были короткий черный пиджак, полосатые брюки и рубашка с крахмальным воротничком – его обаятельная усмешка произвела впечатление на всех, кроме Хейуорда, на чьем лице было написано подозрение.

– Добро пожаловать, мистер Фаулер, – сказал д'Андрье. – Мы как раз наслаждались попыткой обнаружить среди нас Фламанда или Гаске. Э-э… вы, часом, не один из них?

– К сожалению, нет.

– Что, черт возьми, вы делали в этом самолете? – осведомился Рэмсден.

– Следовал за вами, сэр.

– Следовали за мной? Почему?

Фаулер заколебался.

– Понимаете, ходили слухи… Между прочим, сэр, как здоровье низама?

– Вот оно что! – Рэмсден усмехнулся, хотя его глаза смотрели сурово. – Очевидно, это обычный вопрос, на который должен последовать ответ? Ох уж эти щенки! Продолжайте, Мерривейл, – я не буду вмешиваться.

– Не вижу смысла продолжать, – буркнул Г. М., – пока мы не выясним, из какого количества народу нам предстоит выбирать злодея и сыщика. Все пассажиры уже здесь?

– Остался еще один, – ответил Фаулер. – Он уже идет сюда с пилотом. А вот и он! Входите, мистер… мистер…

Я слышал шаги в дверях, но смотрел на Фаулера и не обернулся.

– Драммонд, – раздался знакомый голос. – Харви Драммонд.

Глава 7
МАСКА СОРВАНА АВТОРУЧКОЙ

В литературе существует традиционная фраза о людях, «взлетающих с мест». Теперь она меня не озадачивает, поскольку я знаю, как это происходит. Эта фраза точно описывает ваши чувства между тем моментом, когда вы спокойно сидите на стуле, и следующим, когда вы обнаруживаете, к своему удивлению, что стоите на ногах. Со мной произошло именно такое эмоциональное затмение.

Широкая фигура с выпяченной вперед шеей и слегка ощетинившимися каштановыми усами стояла в дверях, окидывая нас угрюмым взглядом. Под мышкой торчала шляпа-котелок, а руки были засунуты в карманы дождевика.

– Ну, по крайней мере, мы можем рассчитывать на приличную постель, – заговорил вновь пришедший. – Кого за это благодарить?

Меня потрясли не только эти слова, но и равнодушный взгляд, который он бросил на меня и тут же отвел, словно не узнав.

Более того, хотя требуется очень многое, чтобы деревянное лицо Г. М. изменило выражение, он закрыл глаза, прежде чем заговорить.

– Не возражаете сообщить мне, Драммонд, откуда вы явились?

– Откуда явился? Какого дьявола вы имеете в виду? Пришел из самолета на лугу. Разве вы меня там не видели?

– Вы хотите сказать, что летели в нем из Марселя?

Драммонд сердито уставился на него:

– Конечно, летел. Почему бы и нет? Разве закон это запрещает?

– Нет-нет, сынок, не ерепеньтесь. Но возникла жуткая путаница, в которой мы должны разобраться, прежде чем продолжать. Взгляните на этого парня. – Г. М. махнул рукой в мою сторону. – Вы когда-нибудь видели его раньше?

– Насколько я знаю, нет. А что?

– Послушайте, – заговорил я. – Разве вы не вели красный автомобиль по дороге Леве около часа тому назад? Если помните, я позаимствовал вашу авторучку.

Драммонд слегка покраснел, но спокойно обратился к Г. М.:

– Этот парень спятил, Мерривейл, или таково ваше представление о юморе? Что это за вздор? Вы пытаетесь убедить меня, что я не летел в этом самолете? Спросите кого угодно из присутствующих!

Темные глаза Фаулера разглядывали Г. М. из-под сросшихся бровей.

– Что касается мистера Драммонда, сэр, то он разговаривал со мной после того, как самолет приземлился. Мы пробовали починить радиотелефон.

Последовала пауза.

– Я ни в коей мере не хочу сомневаться в ваших словах или в вашей честности, сэр, – обратился ко мне д'Андрье. – А еще меньше в словах и честности сэра Генри Мерривейла, о котором я слышал. Замечу только, что вы, кажется, пережили куда более экстраординарный опыт, чем тот, который обычно выпадает на долю путешествующих по дороге Леве. Сначала вы атаковали полицейского, который пытался вас ограбить. Потом вы позаимствовали авторучку (несомненно, по веской причине) у джентльмена, который в тот момент находился в небе. О чем еще вы забыли нам сообщить?

Я не слушал его. Даже после краткого изучения человека, именующего себя Харви Драммондом, я нашел объяснение. Являлся он настоящим Драммондом или нет, но он был не тем человеком, который остановил нас на дороге, а всего лишь его хорошей копией. Разница заключалась не только в физических деталях – более худое лицо, менее торчащие скулы, более высокий череп под редкими каштановыми волосами. Его угрюмость была только маской, сквозь которую просвечивало нечто куда более опасное, чем то, что вдохновляло Драммонда на дороге Леве, – сила интеллекта – а также скрытая улыбка, от которой становилось не по себе.

Вопрос заключался в том, кто из них настоящий Харви Драммонд. Я не верил, что человек на дороге был самозванцем, но нужно было действовать с осторожностью. Вновь пришедший явно играл роль, но кто он? Фламанд? В таком случае сейчас нам следовало не разоблачать его, а позволить ему действовать, наблюдая за ним. Если только я не испортил все дело, будучи в шоке от увиденного…

– Позвольте мне принести вам искренние извинения, мистер Драммонд, – заговорил я. – Дело в том, что я встретил на дороге человека, который так походил на вас…

Г. М. повернулся ко мне.

– Рад, что вы начинаете осознавать это, сынок, – проворчал он. – Конечно, это Драммонд – мне ли не знать? А на дороге кто-то вас разыграл…

Драммонд с любопытством смотрел на меня. Его глаза выдавали, что он словно взвешивал что-то.

– Все в порядке, – сказал он. – Забудем это. Но я хотел бы поговорить с вами о происшедшем. Вы сказали, что кто-то на дороге выдал себя за меня?

– Не совсем. Он не назвал своего имени…

– Где же он теперь? – резко осведомился вновь пришедший.

– Это часть нашей путаницы, сынок, – усмехнулся Г. М. – У нас были все причины полагать, что он направляется сюда, чтобы причинить неприятности. Д'Андрье приказал слуге вышвырнуть его. Кстати, вам не кажется, что при сложившихся обстоятельствах приказ следует отменить?

– Пожалуй, – задумчиво согласился д'Андрье. – Вы не возражаете против встречи с вашим двойником, мистер Драммонд?

– Разумеется, нет.

– И конечно, – вежливо продолжал наш хозяин, – вы готовы подтвердить свою личность в случае необходимости?

– Безусловно. Черт возьми, давайте забудем об этой ошибке…

– В таком случае, думаю, вам лучше сделать это сейчас, – закончил д'Андрье.

Это была помеха. Г. М. вынул изо рта пустую трубку и шевельнул губами, словно собираясь выругаться. Д'Андрье продолжал улыбаться, но в упор смотрел на Драммонда.

– Поймите, в данный момент я не делаю выбор между историями мистера Блейка и мистера Драммонда. Возможно, они даже не противоречат друг другу. Но мне кажется, они нуждаются в некотором объяснении, хотя мистер Блейк готов великодушно признать свою ошибку. Я мог бы поклясться, что сэр Генри верил в историю мистера Блейка, пока тот внезапно не стал великодушным…

Г. М. указал на д'Андрье черенком трубки:

– С вами нелегко иметь дело. Вы хотите, чтобы старик с ходу расчехлил тяжелую артиллерию? Или чего вы хотите?

– Хорошей забавы, – сказал д'Андрье. – Вы согласны со мной, джентльмены?

– Ну, я могу сказать вам кое-что чертовски забавное, – проворчал сэр Джордж Рэмсден. – Я не знаю в лицо этого парня, – он кивнул в сторону Драммонда, – но я слышал о нем, а Генри говорит, что с ним все в порядке. Зато Кена Блейка я знаю и могу утверждать, что с ним тоже все в порядке. Тогда что означает эта ерунда с полицейским и авторучкой?

– Вы правы, – кивнул Хейуорд и выпятил подбородок. – Вы думаете, что знаете этих людей, но что, если один из них самозванец? Когда имеешь дело с Фламандом…

– Justement,[28]28
  Справедливо (фр.).


[Закрыть] – согласился д'Андрье и повернулся ко мне: – Давайте начнем сначала. Конечно, у вас есть паспорт, мистер Блейк?

Я открыл рот и закрыл его снова.

– В данный момент нет.

– Но ведь правила требуют… Могу я спросить, что с ним случилось?

– Его украл у меня полицейский.

Д'Андрье склонил голову набок, Миддлтон вытаращил глаза, а Фаулер погладил худой нормандский подбородок.

– И поэтому вы напали на него? – предположил д'Андрье.

– Нет. Это произошло сегодня вечером в Париже и с другим полицейским.

– Который также пытался вас ограбить? – осведомился наш хозяин. – Если я правильно понимаю, вас дважды атаковал полицейский… Пожалуйста, не выходите из себя, мистер Блейк, – я всего лишь пытаюсь разобраться. После этого вы позаимствовали авторучку у одного из злодеев и… Кстати, мы можем взглянуть на эту авторучку?

Я предвидел этот вопрос и успел потихоньку отделить от ручки серый клочок бумаги. Оставив его на дне кармана, я протянул авторучку, снабженную не французским пером, а золотым «уотерменом». Клочок скрывал имя «Харви Драммонд», выгравированное на корпусе золотыми буквами.

– Ваша, сэр? – спросил д'Андрье, вежливо протягивая ручку человеку, именующему себя Драммондом.

Последний слегка побледнел. Взяв авторучку, он повертел ее в нетвердых пальцах.

– Нет, не моя. Я никогда не видел ее раньше.

– Это представляет всю путаницу в новом свете, – заметил Рэмсден. – Что, если мы отбросим чертову вежливость? Самозванец вы или нет? Для начала собираюсь спросить вас о ваших лошадях…

– Простите, старина, – вмешался Хейуорд, взмахнув сигарой, – но вы не правы. Я юрист и могу об этом судить. Самое главное – мотив. Следовательно…

– Вы пренебрегаете очевидным! – прервал Эбер. – Вспомните человека, убитого в Марселе. Сходство имен бросается в глаза…

Фаулер и Миддлтон посмотрели друг на друга, словно им в голову пришла одна и та же идея. Потом Миддлтон достал из кармана пятифранковую монету и подбросил ее в воздух.

– Орел, – сказал Фаулер.

– Решка, – сказал Миддлтон и посмотрел на результат. – Так и есть – решка. Значит, он самозванец. – Они обменялись рукопожатиями.

Я окинул взглядом группу, в которой находились Фламанд и Гаске, скрывая свой секрет с поразительным хладнокровием. Кто же из них кто? Очевидно, та же мысль мелькнула у остальных, так как болтовня внезапно прекратилась.

Паузу нарушил ворчливый голос Г. М.

– Отлично! – фыркнул он. – Если все шестнадцать поваров прекратили плясать вокруг похлебки, может быть, мы перейдем к делу? – Он посмотрел на Драммонда. – Для начала, сынок, я хотел бы взглянуть на ваши документы.

Драммонд полез в карман.

– Мой паспорт… – начал он, но Г. М. устало прервал его:

– Нет-нет, сынок. Я имею в виду не паспорт на имя Харви Драммонда, если таковой у вас есть, а ваше подлинное удостоверение. Ведь вы Гаске, не так ли?

Г. М. произнес это таким беспечным тоном, что какой-то момент мы не осознавали, что он сказал, или принимали это за оговорку. Потом смысл дошел до нас, подействовав как удар в лицо. Хейуорд с проклятием вскочил на ноги.

– Знаю, знаю. Прошу прощения, что поторопился и, вероятно, испортил впечатление от задуманного вами театрального эффекта, – продолжал Г. М., изучая собственные пальцы. – Но разве вы не понимаете, приятель, что мне пришлось это сделать? Наше столкновение с Драммондом на дороге и замечательное исполнение Кеном роли придурка, какое нечасто увидишь на сцене, все настолько запутало, что мы бы блуждали в лабиринте, если бы оставили все как есть. Думаю, вам лучше признаться. Это будет наилегчайшим способом осуществить ваши намерения. Вы со мной согласны?

Какой-то момент Драммонд стоял неподвижно. Потом он достал трубку и кисет и начал заталкивать большим пальцем табак в чашечку, опустив голову. Когда же он посмотрел на нас, его лицо по-прежнему демонстрировало интеллект, а когда заговорил, в голосе зазвучали насмешливые нотки.

– Поздравляю. – Он чиркнул спичкой. – И одновременно проклинаю вашу проницательность. Нет, вы не испортили задуманное впечатление. Все, на что я надеялся, – это сесть в самолет, не вызывая подозрений. Как вы сказали, мне лучше признаться…

Рэмсден, придя в себя, издал сдавленный возглас.

– Да, я Гаске, – продолжал мнимый Драммонд. Он зажег трубку и устремил на нас насмешливый взгляд. – Если бы Драммонд следовал моим указаниям и держатся в тени в Париже, пока я занимаю его место, месье Фламанд, возможно, до самого конца не догадался бы, кто я в действительности. А теперь… – Массивные плечи шевельнулись.

– А теперь? – переспросил д'Андрье.

– Это не имеет значения. Он знает меня, но и я знаю его.

Кто-то присвистнул. Фаулер энергично шагнул вперед.

– Вы имеете в виду, что Фламанд здесь и вы знаете, кто он? Что все это означает?

– Что означает? – свирепо отозвался бывший Драммонд. – Это означает, что проклятый мошенник и убийца последний раз выставил меня дураком. Это означает триумф.

Он щелкнул пальцами. Усмешка на его лице стала походить на оскал сытой акулы, сорвав последние остатки маски Драммонда. Когда он взял у Г. М. серную спичку, чтобы заново разжечь трубку, то закашлялся, но не выглядел при этом нелепо.

– Простите мое возбуждение, джентльмены, но если благодарная республика наградит меня Большим крестом Почетного легиона…

– Безусловно, – успокаивающе произнес Г. М. – Но давайте сначала проясним пару вопросов. Это одна из ваших знаменитых маскировок? Если да, то ставлю вам высшую оценку. Вы точная копия Харви Драммонда.

– Верно, но должен признаться, особой маскировки не понадобилось. Фальшивые у меня только усы. Я занял место Драммонда, так как похож на него. И у меня возникла идея…

– Какая?

Он задумался.

– Охота почти окончена. Я могу сообщить вам кое-что. Скажем, когда мы умоемся, устроимся подобнее, и я достану кое-какие бумаги из моего чемодана?

– Но Фламанд!.. – воскликнул Фаулер.

– Фламанд, друг мой, какое-то время будет вариться в собственном соку. На сей раз ему не уйти. Не хочу казаться мстительным – я всего лишь практичен. Мои люди скоро будут здесь. Мы передадим им арестованного для отправки в Париж, но в свое время. А пока что… – он снова щелкнул пальцами и улыбнулся широкой улыбкой, – надеюсь, ожидание будет приятным для месье Фламанда. Остается спросить сэра Генри, как он разоблачил меня. Если бы я не слышал, как вы назвали свое имя, приближаясь к самолету, то никогда бы не догадался, кто вы.

– Кроме этого, остается еще одна мелочь, месье Гаске. – Д'Андрье нахмурился.

– Да?

– Ваши документы. Возможно, мы излишне любопытны, но если бы вы представили какие-нибудь доказательства…

– Ага, мои документы! Разумеется. Но сейчас я не намерен удовлетворять ничье любопытство, кроме этих двух джентльменов. – Он посмотрел на Рэмсдена и Г. М. – Я продемонстрирую им доказательства моей личности, и более того. Если вы, джентльмены, встретитесь со мной в этой комнате через пятнадцать минут, я назову вам имя, которым Фламанд пользуется этой ночью.