Текст книги "Все горят в аду"

– Погоди. Может, у меня есть талоны. – Поиски в бумажнике этих мифических талонов комитета по соцобеспечению были превращены Маркусом в масштабное шоу в духе Таймс-сквер. Талонов не было. Одна зелень. – Не-а. Только сотни. Так чего, будет сдача? А? – спросил он повара-официанта-неудачника. – Чего скажешь?

Маркус поднялся. Вслед за ним поднялся Джей. Джей быстро пошел к двери, а Маркус достал из бумажника купюру и засунул Вику за фартук.

– На вот, – сказал Маркус, засовывая купюру, – возьми. У меня еще осталось на медаль для того паренька, когда я его встречу.

Маркус двинулся к двери, вослед шедшему на полшага впереди него Джею.

Вик плюхнул тарелки на стол, вытащил деньги из-под фартука, скомкал и бросил в спину Маркусу. Он сильно промазал, и купюра упала на пол.

– Забери свои вонючие деньги! – крикнул Вик.

Маркус не останавливался. Сравни с Библией: Лот – и тот чаще оборачивался.

– Эй, поднимай давай! – Шум и ярость Вика едва ли могли напугать. – Поднимай, ты, макака хренова! Возьми свои деньги! Забирай!

Распахнув дверь, выйдя на солнышко, Маркус покачал головой:

– Белые. С чего вы взяли, что вы высшая раса, совершенно непонятно.

* * *

Гостиница «Под дубом» была загажена, насколько дозволял закон. Стены, затрепанные, как стриптизерши с Парадиз-роуд. Холодильник, ничего, кроме шума, не производивший. Из каждой комнаты доносился какой-то особенный, но абсолютно неопределенный запах. К тому же никаких дубов в окрестностях мотеля не наблюдалось, и Нена решила, что имеется в виду нечто совсем другое.

Хозяин заведения не пытался ее разубедить. Это был пожилой мужчина, характерный своей неприметностью – разве что одно его веко пребывало, казалось, в вечно полузакрытом состоянии. Звали его Хайрус Баллум. Нена так до конца жизни и не узнает, в чем суть названия, – впрочем, ей это никогда и не потребуется.

Хайрус окинул взглядом Нену с Парисом, входящих в дверь, которая висела на одной петле. Из-за полуприкрытого глаза понять точно, куда он смотрит, было затруднительно.

– Чем могу служить? – спросил хозяин.

– Нужна комната, – сказал Парис.

– Десять.

Нене показалось, что это дешево, даже за такую дыру.

– Десять долларов? За ночь?

– А, вам на всю ночь надо? Я думал, только на час. За ночь – двадцать пять.

Парис полез за деньгами, но вдруг вспомнил об их отсутствии, явившемся основной причиной последнего витка его злополучных похождений. Смутившись, обернулся к Нене.

– Ага. Теперь я тебе понадобилась. – Она достала из кармана фартука несколько купюр и расплатилась с хозяином.

– Багаж есть?

Парис кивнул на рюкзак:

– Только это.

Глаз хозяина скользнул по Нене.

– На час точно не хотите?

– Нет, – процедил сквозь зубы Парис, – мы хотим на всю ночь.

Хайрус залез в какую-то дыру позади себя и достал ключ. Ключ был с помощью электрического провода приделан к ламинированной игральной карте. Вроде как фирменный знак – стиль Вегаса.

Парис протянул руку за ключом. Владелец отдернул ключ.

– Документы есть? – спросил он с ехидцей. – На ночь все-таки.

Парис достал водительские права. Хайрус занес его имя на мятую страницу желтого блокнота. Регистрационный журнал гостиницы "Под дубом".

Протягивая Парису ключ:

– В заднем отсеке. Хорошо, никого народу. – Он улыбнулся, как маньяк-вуайерист. – Можете шуметь сколько угодно.

* * *

Задний отсек. Никого народу. Ни один уважающий себя человек, если за ним не гонятся киллеры, не проведет в таком месте больше предложенного часа.

Повозившись с замком, Парис распахнул дверь перед Неной, которая включила свет в комнате и была сражена на месте количеством пятен на ковре, количеством прожженных дырок на покрывале и количеством клопов, которые по-хозяйски неторопливо перемещались в угол.

– Господи, – простонала она.

– Всего одна ночь. Дешево, на отшибе.

– Тогда уж лучше в мусорном баке ночевать.

– Что ж ты не поищешь себе мусорный бак?

– Что ж ты не поищешь кого-нибудь еще, чтоб за тебя платил?

Н-да... на этом разговор закончился.

– Ну, – кокетливо спросила Нена, – что мы будем теперь делать?

Парис уселся на кровать; ржавые пружины взвизгнули под его не слишком значительным весом. Он поднял трубку, взялся за диск и аккуратно набрал номер.

На другом конце ответили.

– Мне нужен Брансон, – сказал Парис.

* * *

Сорок минут в час Брансон метал карты на зеленое сукно. А перерывы использовал для курения. Он не любил тратить благодатное время, отпущенное для курения, на телефонный треп. Трубку все же поднял:

– Брансон.

– Брансон, это Парис.

Этот голос он не слышал довольно давно. По такому случаю Брансон закурил сигарету.

– Парис. Ты где пропадаешь?

– Да... черт знает что происходит... – Парис оказался предельно лаконичен. – Черт знает что...

– А разве бывает по-другому, дружок? Разве в этой жизни бывает по-другому?

– Слушай, это... окажи мне одну услугу.

Парис ощутил, как на другом конце провода округлились глаза Брансона.

– Боже. Самое время. Наличные или чек?

– Ты же знаешь, раз я тебе звоню, значит, дело серьезное.

– Или это значит, что тебе нечем заплатить за квартиру или тебе необходимо купить видеокамеру, потому что на этой неделе ты решил стать режиссером. Сколько?

– Совсем немного авансом, но на этот раз с возвратом.

– Ну-ну. С возвратом беру я – когда мне надо кого-то выручать, а кого-то выручать мне, по-моему, приходится непрерывно.

Не прошло и минуты, а Брансон уже выкурил целую сигарету. Он прикурил следующую и одной затяжкой высадил ее наполовину.

– Я серьезно, – продолжал торговаться Парис. – На этот раз получишь навар.

В углу кафетерия сидела Гейл и ела кусок хлеба. Кусочек белого хлеба. Обычный. Без ничего. За поеданием кусочка белого хлеба ее и приметил Брансон. Гейл представляла собой жгучую азиатскую особь, она выдавала мелочь и жетоны, недавно перейдя в казино Брансона из казино "Кэл". Все – крупье, распорядители, швейцары, туристы, играющие на автоматах, пока их жены сидят за видеопокером в другом конце этажа, – все до единого хотели бы переспать с Гейл. Говорят, с ней в последнее время что-то произошло. Говорят, Гейл стала в последнее время очень сговорчивая. "Отобрать", – глядя на Гейл, поедающую кусочек белого хлеба, отметил про себя Брансон.

Брансон Парису:

– Не сказать, что мне это неинтересно, но сейчас я не могу уделить тебе нужного внимания. Давай отложим до завтра. Приходи в казино часика в три.

– В три. Давай, пока. – Парис повесил трубку.

Нена села рядом с ним на кровать:

– И что теперь?

– Теперь...

У Нены слегка задралась ее форменная юбка, оголив кусочек ноги и пообещав то, что находилось выше. Парис отряхнулся от ее тяжелого взгляда.

– Пойду помоюсь.

Он встал, пошел в ванную и включил холодный душ. Только такой душ предлагался в гостинице "Под дубом".

Нена встала, осмотрела себя в зеркало. От униформы ее чуть не стошнило, но другой одежды не было, так что...

Рюкзак Париса.

Нена залезла в него, обнаружила там футболку и несколько пар шортов. Достала их из рюкзака, скинула свою униформу, радостно распрощавшись с последними напоминаниями о "Фактории".

На радостях она не обратила внимания на маленький бумажный пакет, который выпал из рюкзака, упал на пол и скользнул под кровать.

* * *

Отель «Монте-Карло» был огромен, ярок, очень хорош и изо всех сил пытался не соответствовать уровню непотребства, принятому в отелях и казино Вегаса. Персонал был таким же вежливым, как на Стрипе, а если помахать у коридорных под носом чаевыми, то они будут готовы ради вас на все. Поэтому когда портье сказал «сожалею», он действительно сожалел.

– Сожалею. У нас есть свободная комната, но там одна двуспальная кровать. Устроит?

Маркус пожал плечами:

– Нормально. Вдвоем уляжемся. А чего такого?

Джей был на грани обморока.

* * *

Гастроном «24/7». Помимо того, что этот находился в Лас-Вегасе и имел свой собственный контингент заядлых игроков, надеющихся разбогатеть на видеопокере по пять центов на кон, он ничем не отличался от любого другого гастронома «24/7».

Появление Брайс вызвало стандартную реакцию. Последовала широкая, от уха до уха, типа "черт-вот-бы-ей-задвинуть", улыбка парня за стойкой.

Парень за стойкой:

– Чем могу служить?

– Блок "Кэмел". По двадцать пять штук.

– С фильтром, без?

На лице Брайс тоже появилась улыбка. К парню за стойкой она отношения не имела.

– Знаете, это абсолютно не важно.

* * *

На противоположной стороне улицы стояла машина, в которой сидели Омар с Кенни и наблюдали за Брайс, забирающейся в свой «навигатор».

– Что за черт? – фыркнул Омар. – Целый блок сигарет купила? Сколько ж она тут быть собирается?

– А чего, это не глухомань какая-нибудь. Это Вегас, малыш. Все путем, барбос.

– Чем скорее она найдет этого дурика, тем лучше. Если она его не уберет, придется нам за ней рвать.

– Сука! – воскликнул Кенни, рубанув рукой в воздухе. – Да не, ей слабо. Если б ей было не слабо, Дэймонд бы нас сюда не погнал.

– Эта телка море крови пролила. Море.

Омар пытался смотреть на вещи по обыкновению трезво, рассудительно. Кенни это было недоступно. Не потому, что он был такой уж храбрец, ему просто не хватало ума, чтобы испугаться.

– Бля-а, да ты как ниггер пучеглазый разговариваешь. Сука сдуревшая. Давай поехали. Надо закончить с этим. Я еще хочу по девкам пройтись.

Омар дал по газам и рванул за Брайс, выехавшей со стоянки гастронома "24/7" на бульвар Лас-Вегас.

* * *

Парис вышел из ванной – точнее, из душа, – толком не вытершись. Полотенца в гостинице «Под дубом» были такие маленькие, что не больно-то вытрешься.

Нена уже улеглась. В ней было что-то знакомое, и Парис быстро определил, что именно: его рубашка и шорты. Перед Неной лежали небольшие стопки купюр и кучки монет, которые она сосредоточенно перебирала.

– Двести тридцать три доллара, – сказала она. – Минус двадцать пять за ночлег, плюс какая-то мелочь. – Нене не сразу удалось смириться с тем, что из одежды на Парисе только малюсенькое полотенце. И все-таки Парис в полуголом виде Нену устроил. Не так много мышц, как она рассчитывала, но жира тоже немного. – Для первого раза сойдет. Можно грабануть винный, а там посмотрим.

Парис протянул руку к кровати. Загреб пригоршню денег и подбросил вверх.

– По-твоему, это смешно! – закричал он. Монеты бились об потолок, об пол, о мебель. Купюры плавно опускались. – Ты думаешь, кража – это игра такая! Это не игра!

Гнев, злоба и страх, накипевшие в Парисе, выплеснулись наконец наружу.

Нена помедлила, слушая ругань Париса и глядя на разбросанную по полу валюту, глядя, как ходит ходуном грудь Париса и лихорадочно истекает потом его только что вымытое тело.

Помедлив еще немного, Нена подняла с пола несколько купюр и несколько квотеров[12]12
  Квотер – монета в 25 центов.


[Закрыть]. Квортеры могут пригодиться. Квортерам всегда найдется применение. Больше она ничего не взяла.

– Я сниму другую комнату, – сказала она. Ее голос прозвучал тихо-тихо – по контрасту с надрывающимся Парисом. – Мне надо... Остальное возьми себе. Я... я что-нибудь придумаю.

Она прошла мимо него, не поворачивая головы, но смогла определить, что капли пота под глазами Париса постепенно смешиваются со слезами. Нена уже даже взялась за дверную ручку и тут забуксовала окончательно.

Нена, не оборачиваясь:

– Поговорим?

Парис сделал несколько ломаных, невразумительных телодвижений. Наспех повязанное полотенце соскочило, он остался нагишом. В тот момент это не имело большого значения ни для Париса, ни для Нены.

– У меня кое-что есть, – выдавил наконец он. – Я взял одну штуку, которую мне брать не полагалось.

– Да-а, у меня та же история. Что уж такого особенного ты украл, что выливаешь на меня столько дерьма?

Парис порылся в рюкзаке, достал цифровой плеер.

– Уокмен? – не поняла Нена. – Тебя так накрыло из-за того, что ты уокмен спер?

– Ты слышала о Яне Джермане?

– Он вроде в навозе утонул?

– Вот что от него осталось. Тут его последние песни.

Нена поняла.

– Боже. Как тебя угораздило?..

– Я украл их у него в ту ночь, когда он покончил с собой... То есть он говорил мне, но я и подумать не...

– Как же ты?..

– Как я затусовался с ним – это полный бред, даже и не спрашивай, – отмахнулся Парис.

Нена отошла от двери, нагнулась, подняла полотенце и протянула его Парису. Взглянула на него мельком.

Обвязываясь полотенцем, он положил плеер на столик. Кивнул в сторону плеера:

– Он кое-кому нужен. Нужен позарез, и эти люди ни перед чем не остановятся, чтобы заполучить его.

– Зачем же ты его взял?

– Не знаю. Точно не могу объяснить. Думал, пиратам загоню, деньжат заработаю.

– Что ж, объяснение не хуже других.

– Но только... – Парис подошел к столику, склонился над ним. – Это не объяснение. Не главное.

– Ты взял, потому что?..

– Я взял, потому что выпала такая возможность. Единственный раз в жизни я решил ею воспользоваться.

– Единственный раз?

– Я сам из Ирвайна. Приехал в Лос-Анджелес, чтобы выбиться в люди. Я хотел писать, снимать, играть...

Нена, потрясенная:

– Ты все это можешь?

Парис, просто:

– Нет. Но дело не в этом. Я ко всему этому рвался не потому, что помешан на искусстве. Я хотел разбогатеть – любой, кто попадает в Голливуд, считает, что ему удастся разбогатеть. В результате мне пришлось продавать буррито и "Биг Газзл" в три часа ночи. Я был по уши набит мечтами.

– Так устроен мир. Это совсем не плохо – мечтать. – Нена пожала плечами.

– Но у меня были только мечты и больше ничего. Сплошные мечты, и никаких возможностей их исполнить. По-моему, я просто...

– Неудачник, – закончила за него Нена.

Париса опять посетило видение. То самое, с известным выкриком Кайлы. Однако на сей раз он засмеялся над увиденным – над правдой.

– Угу. Неудачник. И тут я прослушал запись. Это было похоже на грохот мешка с деньгами, вываливающегося из инкассаторской машины. Новый день, новая возможность. А выходит, очередной облом. Я неудачник, и никакая музыка умершего парня тут ничего не изменит.

Нена легла на кровать, зашуршав купюрами.

– Нет, не изменит. Эта запись, деньги, которые она могла принести... ни хрена они не смогут изменить, пока у тебя вот здесь, – Нена показала на голову Париса, – ничего не изменится.

Парис, с сарказмом:

– Ну да. Точно. Можно мне на секунду закрыть глаза, а? – Парис закрыл глаза. – Можно мне захотеть как следует? – Он открыл глаза, и его ослепило зрелище яркого, счастливого мира, сотворенного его здравомыслием. – Да, ну вот, так гораздо лучше. Все отлично. Ты права.

Черт, это же так просто. Нена, всеведущая официантка, где ты была раньше?

Нена повращала глазами, стараясь не нагнетать драматизма.

– Нет, все не так просто, не смей думать, что все просто. Не смей выбирать легкие пути. Прекрати мечтать и доводи любое дело до конца. Понял меня? – Она подняла голову, посмотрела Парису в лицо. – Если тебя ждет смерть – а ты знаешь, она нас всех ждет, – найди, за что умереть. Найди, за что умереть, Парис.

Прямой разговор. Простые истины. Найди, за что умереть.

Парис потянулся к цифровому плееру и нажал на пуск. Закрутилась пленка. Заиграла музыка. Из крошечного динамика, встроенного в маленький магнитофон, человеческая жизнь во всей ее ширине и глубине заструилась кровоточащей музыкой души Яна.

Парис лег рядом с Неной. Она протянула руку и отдернула полотенце.

Они не занимались сексом.

Они не трахались.

Медленно, тихо, под музыку души Яна, они любили друг друга.

* * *

В номере гостиницы в Лас-Вегасе Маркус спал как убитый, а Джей, лежащий рядом с ним на кровати, в которую они улеглись вдвоем, вцеплялся в простыни, напрягая каждую частичку своей плоти, чтобы не потерять самообладания.

* * *

В номере одной из гостиниц Лас-Вегаса Брайс аккуратно, прилежно, любовно чистила свой пистолет тридцать восьмого калибра. Заботься об оружии, и оно позаботится о тебе.

* * *

В одном из стриптиз-баров Лас-Вегаса Кенни чуть не лопался от натуги, пытаясь при помощи зубов засунуть десятидолларовую купюру за лифчик танцовщицы. Омар не принимал участия в общем веселье. Вокруг было полно женщин, а он думал только об одной. О девчонке, которая находится где-то в этом городе и как раз сейчас готовит револьвер для дела.

* * *

Парис заканчивал одеваться. Нена смотрела в окно на Лас-Вегас. Отель «Под дубом» предлагал скверный вид на город... если хороший вид на город – главное, что должен предлагать отель. Вид, открывшийся Нене, не соответствовал даже убогому казиношному дизайну, именуемому в Вегасе архитектурой. Нене открылся вид на лачуги, хибары и передвижные дома. Передвижные дома. Зачем белому отребью нужно непременно перевозить свое барахло с места на место, Нена не понимала. Все время передвигаются, и хоть бы раз по радио сообщили, что кто-нибудь из них спасся от торнадо или наводнения, вновь обрушившихся на город.

– Всегда недолюбливала Вегас, – сказала Нена, глядя в окно.

– Как его можно не любить?

– А чего тут любить? Ты посмотри. – Она кивнула на окно. – Совершенно бессмысленный город.

– Ты что? Город как город.

– Сколько денег этот город гребет на казино, а где еще ты видел столько оборванцев? Ездить выпивши не разрешается, но куда ни сунься – выпивка задарма. Проституция запрещена, но больше всего места в "Желтых страницах" отведено адресам борделей.

Парис застегнул молнию на брюках.

– Еще чего?

– С какой стати в городе надежды на большой куш и веры в рулетку самый высокий уровень самоубийств?

– Не знаю, как ты планируешь провести остаток жизни, но в местных турфирмах тебя с руками оторвут.

Нена прижалась лбом к стеклу и покачала туда-сюда головой.

– Пойми меня правильно. Вегас не так плох. Он чистый, яркий, и это единственное место в мире, где баранья котлетка стоит пять девяносто девять. Но он... бессмысленный.

– А мне он нравится, поняла? Мне нравится Лас-Вегас.

– Конечно. Престол для Королей Грез.

Парис стоял и злился, а Нена взглянула на него мельком и улыбнулась, как бы говоря: "Ну, давай, давай, поспорь еще". Ей шла такая улыбка. Пока они занимались любовью, Нена из симпатичной девушки почти превратилась в сексапильную. Не совсем, почти.

– Ты, типа, все сказала?

Нена пожала плечами:

– Ага. Типа того.

– Пойдем чего-нибудь поедим.

– Угу. А плачу, по-видимому, я. – Нена достала выкидной нож и начала пристегивать его к шортам.

– Что ты делаешь?

– Я же тебе говорила. Девушка должна...

– Защищать себя. Я в курсе. – Парис недоуменно покачал головой. – Тут Вегас, не Южный Бронкс.

Нена двинулась к выходу и, не заметив небольшой коричневый пакет, выглядывающий из-под кровати, наступила на него и порвала. Она тем более не заметила высыпавшийся оттуда белый порошок.

Парис с Неной подошли к стойке. За стойкой по-прежнему восседал Хайрус Баллум.

Хайрус одарил Нену похабной ухмылочкой, обычно сопровождающей долларовую купюру, засовываемую танцовщице за лифчик.

– Ну как? – спросил он.

Парис, пытаясь не замечать ехидства, сказал:

– Знаете, мы, наверно, съедем поздно.

Ухмылка хозяина разрослась, как будто он протягивал Нене уже не доллар, а пятерку.

– А что? Такой молодец?

Нена инстинктивно потянулась за ножом.

– Вам нужны деньги, – спросил Парис, – или нам искать другое место?

– Черт, ну да, давайте деньги. Рад помочь любовничкам.

Нена удостоилась улыбки на десять долларов. Она крепко сжимала нож.

Парис кивнул хозяину мотеля.

Нена покачала головой – весьма презрительно – и вытащила из кармана деньги.

– Ну и повезло мне: пустилась в бега с первым отморозком Калифорнии.

Она швырнула купюры на стойку, чтоб не передавать Хайрусу в руки. Не вступать в телесный контакт.

– Ресторан напротив нормальный? – спросил Парис.

– "Пеппермилл"-то? В самый раз будет.

Парис Нене:

– Пошли.

– Ну-ну. Подзаправьтесь там хорошенько, – съязвил вслед Парису с Неной Хайрус. После чего вернулся к исполнению своей божественной миссии на этой земле. К безделью.

* * *

Маркус повязывал галстук. Джей уже оделся и смотрел, как Маркус повязывает галстук. Джей уже посмотрел, как Маркус принимает душ, вытирается, надевает рубашку и...

Джей уткнулся в "Шоубиз уикли". "Шоубиз уикли" – основной путеводитель по развлечениям Лас-Вегаса. Так было сказано на обложке. Над фотографией Энгельберта Хампердинка. Видимо, в Лас-Вегасе дежурный концерт Энгельберта Хампердинка в казино "Бэлли" считается событием.

Маркус затянул узел галстука.

– Есть хочешь? – Вопрос был задан отражению Джея в зеркале.

– Я, в принципе, думал сгонять в "Мираж" и попытаться взять билеты на Зигфрида и Роя[13]13
  Зигфрид и Рой – Зигфрид Фигбэкер и Рой Хорн – знаменитые иллюзионисты. «Шоу Зигфрида и Роя», идущее в гостинице «Мираж», до сих пор пользуется бешеным успехом. История его создания выглядит как местная легенда: два немецких мальчика, Зигфрид и Рой, познакомились на пути из Германии в Америку, где и осуществили свою мечту.


[Закрыть]. Ну, раз уж мы здесь, может, сходим на Зигфрида и Роя?

– Нет.

– Тогда... Тогда я возьму один билет.

* * *

Раздался стук в дверь. Тоненький голосок, обычно говоривший по-испански, аккуратно выговорил по-английски: «Горничная». Не оставив несчастным полуодетым постояльцам ни секунды на размышление, прислуга, как поступают все прислуги во всех гостиницах и мотелях, пустила в ход свой волшебный ключик и ворвалась в комнату подобно полиции нравов, налетевшей на вертеп разврата. В комнате никого не было. Парис с Неной вышли перекусить.

Горничная приступила к своей деятельности, заключавшейся в наборе доведенных до автоматизма движений, производимых в каждом номере "Под дубом" и трех других лас-вегасских мотелей каждый день, кроме вторника, чтобы добыть свои двадцать шесть долларов в день; больше она добыть не могла, потому что была на нелегальном положении, а тому, кто на нелегальном положении, платят двадцать шесть долларов в день.

По вторникам она не работала и отводила ребенка – заделанного ей субъектом, который обещал выбить для нее зеленую карту, но вместо этого оприходовал и бросил (добро пожаловать в Америку), – к доктору, лечившему у ребенка респираторное заболевание. Доктор драл с горничной втридорога. Доктор мог вытворять что хочет. Доктор был на легальном положении. Вот почему горничная работала шесть дней в неделю. Вот почему она работала на автомате, не задумываясь, – задумавшись, она сбавила бы темп, а сбавленный темп – это меньше, чем двадцать шесть долларов в день.

Горничная все проделала как обычно. Собрала полотенца, разобрала постель, вместо старых простыней постелила новые – по идее чистые. Как в любом другом номере. Как в любом другом мотеле. Ни одного лишнего движения.

Одно лишнее движение сделать все же пришлось. Ей, разумеется, пришлось поднять с пола коричневый пакет. Ей, разумеется, пришлось выкинуть его в мусор, в результате чего он разорвался, и ей, разумеется, пришлось собирать этот порошок с ковра пылесосом.

Если бы горничная задумалась, до нее, возможно, и дошло бы, что бурый пакет – это не простой бурый пакет, а белый порошок – это не простой белый порошок. Если бы она задумалась, до нее, возможно, и дошло бы, что у нее есть шанс не работать по шесть дней в неделю и оплачивать лечение ребенка у лучшего в городе – лучшего в штате – доктора.

Если бы она задумалась.

Но, задумавшись, она сбавила бы темп, а сбавленный темп – это меньше двадцати шести долларов, и...

Горничная закончила уборку. Последний штришок перед уходом – клочок бумажки, повешенный на дверь уборной: В КОМНАТЕ ПРОИЗВЕДЕНА САНИТАРНАЯ УБОРКА В ЦЕЛЯХ ВАШЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ.

* * *

“Гремлин" въехал на стоянку «Пеппермилла». Парис выключил двигатель и стал вылезать.

– Я тут есть не буду, – сказала Нена.

Парис удивился:

– Что?

– Мне тут не нравится, – пояснила Нена.

– Что значит "не нравится"? Мы еще даже внутрь не зашли.

– Он напоминает мне "Факторию".

– Ничего общего с "Факторией".

– Он напоминает мне "Факторию".

– Чем напоминает: тем, что тут еду подают? Тут подают еду, и потому это напоминает тебе "Факторию"? И что, теперь любое место, где подают еду, будет напоминать тебе "Факторию"?

– Давай где-нибудь в другом месте поедим, а? Раз уж за мой счет. – Нена была суха, как невадская пустыня.

– Поехали. – Парис закрыл дверь. – Покажешь, если что приглянется.

"Гремлин" выехал со стоянки "Пеппермилла". Разминулся с "ауди А4".

"А4" остановился. Маркус вылез и зашел внутрь позавтракать.

* * *

Брайс восседала на кровати в своем гостиничном номере, разложив на коленях «Полные деловые белые и желтые страницы Лас-Вегаса». Справочник был открыт на разделе «Мотели». «Отели» она уже просмотрела. Их в Лас-Вегасе много. Мотелей еще больше. Мотелей, кемпингов, трейлерных парков, где тоже можно остановиться, и несколько – всего несколько – отелей, сдававших номера по ценам мотеля, что, видимо, означало дрянную комнатенку и отвратительный сервис.

Брайс набрала номер.

На другом конце провода подняли трубку, и голос произнес:

– Мотель "Королевское изобилие".

– Номер Париса Скотта.

Голос заглох на минуту, потом:

– Парис Скотт? Извините, у нас таких...

Услышав "у нас таких", Брайс повесила трубку.

Эту фразу она могла закончить и сама. У нас нет Париса Скотта. Человек с такой фамилией не регистрировался. Скотт? Нет, Скотт не заселялся.

Такой ответ ей дали во всех отелях. Такой же ответ ей дали во всех мотелях от А до 0.

Брайс устала набирать.

Брайс начала злиться.

Брайс решила при встрече сорвать злобу на Парисе.

Брайс набрала.

На другом конце провода подняли трубку, и голос произнес:

– "Песочный замок".

– Номер Париса Скотта.

Голос сказал:

– У нас имеются прекрасные комнаты, доступные прямо сейчас и...

– У вас есть Парис Скотт?

– Не хотите ли узнать о наших специальных программах выходного дня?

– Твою мать, Парис Скотт есть?

Голос умолк на минуту, не зная, что сказать, потом сообщил то, что знал:

– У нас нет Париса С...

Брайс бросила трубку.

– Твою мать, сколько же нужно труда, чтоб просто кого-нибудь убить, – пробормотала Брайс. Она взяла ручку и обвела этот мотель, "Песочный замок". Она решила остановиться там, если будет время – поболтать насчет отдыха в выходные дни. Дать прикурить этой мымре, отнимавшей у нее время на другом конце провода.

Брайс набрала.

На другом конце провода подняли трубку, и голос произнес:

– Мотель "Под дубом".

– Комнату Париса Скотта.

На этот раз паузы не последовало:

– Скотт? Не, любовничка сейчас нет.

Радостный огонек пробежал по телу Брайс.

– А где он?

– А кто его спрашивает?

– Кто спрашивает? Его жена, вот кто спрашивает.

Хайрус Баллум был человек простой и руководствовался в жизни простыми правилами: мочиться нужно в писсуар, а не на пол. Не стоит покупать шины за полную цену. И уж если ты изменил женщине, которую поклялся любить перед Богом, будь любезен, не попадайся. Мужчина, не умеющий грамотно сходить налево, заслуживает наказания.

Парис Скотт нарушил одно, как минимум, одно из правил Хайруса Баллума. Парис Скотт потерял уважение Хайруса Баллума.

Хайрус Баллум сказал в трубку:

– С ума сойти. Комнату на ночь снял. Ха. Можно было догадаться, что в душе он мужчина на час.

– Знаете, мне абсолютно все равно, с кем он там и чем занимается. – Брайс хмыкнула. Покончив с разделом "Мотели", она уже перешла к разделу "Досуг" – так обозначали себя в Вегасе шлюхи, работающие по вызову. В справочнике "Полные деловые белые и желтые страницы Лас-Вегаса" 136 страниц было отведено "Развлечениям", "Бюро развлечений" и "Эскортам". Цветные фотографии, черно-белые фотографии и объявления, в которых просто указывался телефонный номер. На некоторых объявлениях красовались смазливые мальчики. Девки типа "все-при-ней" тоже имелись. – Я только хотела, чтоб он дал мне денег на молочную смесь.

– На молочную смесь... – Хайрус Баллум был человек терпимый. Он умел прощать. На посту менеджера "Под дубом" он многое терпел и прощал. Но даже терпение Хайруса Балрума имело предел, и вот его терпение достигло предела. – Ну и мразь. Я не против, чтоб мужики изменяли. Я их не одобряю, нет, однако же у меня работа такая. Но бросить женщину с голодным младенцем? Я скажу вам, мадам. Вы найдете его в ресторане, который называется "Пеппермилл". А когда будете наказывать, накажите и за меня тоже.

Когда Хайрус закончил свою тираду, Брайс уже положила трубку.

– Ага. Договорились, – сказала она трубке.

* * *

На Парадиз-роуд было много клубов. Танцевальные клубы, стрип-клубы, разные, в общем, клубы. На одном небольшом отрезке Парадиз-роуд была сеть клубов с названиями типа «Взад-вперед», «Мясоед», «Старая кляча».

Один из таких клубов назывался "Белый воробей". Приятный маленький клуб. Тихий маленький клуб. Темный маленький клуб, где можно остаться не замеченным средь бела дня – посидеть, выпить... еще чем-нибудь заняться.

Туда-то и устремился Джей – посидеть, выпить... еще чем-нибудь заняться. Он устроился за барной стойкой, между тучным белым субъектом – толстые очки, редкие волосы, невысыхающая пленка пота – и негром – светлого оттенка кожа, короткий ежик волос, заостренные, угловатые черты лица. Полукровка, подумал Джей, устраиваясь на табурете со всей развязностью, на какую был способен.

Джей заказал "Мидори Санрайз". Он кайфовал от сладкого вкуса и приятного цвета "Мидори" напополам с гранатовым ликером.

Пока бармен готовил коктейль, Джей обернулся к негру.

– Ну и жара, – сказал Джей. – Я сам из Лос-Анджелеса, и я знаю, что такое жара, но это уж слишком.

На это негру было нечего ответить. Джей:

– Пересохло все, и вообще. Такое пекло, прямо насквозь пропаривает. Парилка, ох-ох-о. Парилка.

Негр по-прежнему не отвечал. Джей:

– Да, ну и жарища. Иначе не скажешь. Вот... жара. А ветерок приятный. Ветерок пустыни я люблю.

Негр взглянул на Джея. Потом сказал:

– Если хотите со мной потанцевать, так и говорите.

* * *

Брайс остановила свой «навигатор» в дальнем конце стоянки напротив «Пеппермилла». Она вытащила из чехла бинокль «бушнелл». Может, эти немцы и чокнутые, и расисты, и Гитлера, паскуды, любят, зато бинокли делают хоть куда. Она достала мобильный телефон и набрала номер. Раздались гудки, и она направила бинокль на большие размалеванные витрины «Пеппермилла».

В ресторане официантка подошла к телефону, взяла трубку.

– "Пеппермилл", – сказала в ухо Брайс официантка.

– Вы не могли бы позвать к телефону Париса Скотта? – попросила Брайс.

– Извините. Клиентов мы не подзываем.

– Я его мать. У его отца сердечный приступ.

В глубине окуляров официантка схватилась за грудь:

– Ах! Ах, боже мой. Я так... Подождите. – На весь ресторан: – Парис Скотт! Здесь есть Парис Скотт?!

У Маркуса мотнулась голова. Французский тост выпал из его открытого рта в тарелку. Парис? Он здесь? Маркус завертел головой, ища молодого негра, который сейчас встанет и подойдет к телефону.

– Парис Скотт, – повторно объявила официантка. Ну, давай же, телепатировал Маркус. Подойди к телефону.

Ничего. Никого. Париса не было точно.

Маркус увидел, что официантка подносит к уху трубку, начинает говорить кому-то, что Париса...

Абоненту...

– Эй, – крикнул Маркус официантке.

– Вы Парис? – спросила она.

– Ага, я Парис.

Официантка передала трубку так, будто та была неимоверно тяжелой.

– Примите мои соболезнования, – сказала она.