Текст книги "Властелин Колец"

Четыре хоббита перешагнули широкий каменный порог и остановились, хлопая глазами, – они попали в залитую светом длинную комнату. Несколько ламп свисало с потолочных балок, а на темном полированном столе горело множество высоких желтых свечей.

В дальнем конце комнаты лицом к двери в кресле сидела женщина. Длинные золотистые волосы струились по плечам; платье на ней было зеленое-зеленое с серебристыми искрами, как молодой тростник в росе, а пояс золотой, в форме цепочки из шпажника с незабудками. В широких глиняных сосудах, зеленых и коричневых, у ее ног плавали белые водяные лилии и кувшинки, так что, казалось, она сидит на троне посреди пруда.

– Входите, добрые гости! – сказала она, и хоббиты сразу узнали только что слышанный серебряный голос.

Они сделали несколько робких шагов вперед и принялись низко кланяться, чувствуя странную неловкость, словно постучались в сельский дом попросить напиться, а дверь им открыла юная и прекрасная эльфийская королева. Но прежде чем они успели сказать хоть слово, она легко вскочила и, смеясь, устремилась к ним, пробежав, кажется, прямо по кувшинкам. Легким ветерком в цветущих прибрежных травах прошуршало ее платье.

– Будьте, как дома, милые гости! – обратилась она к ним, беря Фродо за руку. – Смейтесь и веселитесь! Я Золотинка, Дочь Реки!

Потом она легким шагом прошла мимо них, закрыла дверь, встала к ней спиной, раскинув белые руки.

– Не пустим Ночь! – сказала она. – Вы, наверное, еще боитесь темных теней, глубоких вод, тумана и неукрощенных лесных жителей. Не бойтесь! Нынешнюю ночь вы проведете под кровом Тома Бомбадила.

Хоббиты восхищенно смотрели на нее; она как бы в ответ одарила улыбкой каждого.

– Прекрасная госпожа Золотинка! – произнес, наконец, Фродо, чувствуя непонятную приподнятость. Он стоял, очарованный ее голосом почти так, как раньше, когда слушал песни эльфов. Но не совсем так: радость была не такой острой, и не такой длительной, и не столь возвышенной, однако, глубже и понятнее смертному сердцу. Голос был удивительный и незнакомый, но не чужой.

– Милая госпожа! – повторил Фродо. – Так вот откуда радость в песнях, которые мы слышали! Теперь мне понятно:

 
Золотинка, Дочь Реки, тонкая лозинка!
Чистая, как родничок, светлая росинка!
Ты весна, и лето ты, и весна снова,
Ветерок над водопадом, смех листвы веселый.
 

Фродо вдруг замолчал, запнувшись, сам себе удивляясь, что заговорил такими словами, но красавица радостно рассмеялась.

– Добро пожаловать! – сказала она. – Я не знала, что в Хоббитшире живут такие речистые хоббиты. Но вижу, что ты – Друг Эльфов. Об этом говорит свет в твоих глазах и звук твоего голоса. Я рада веселой встрече. Усаживайтесь теперь и ждите хозяина дома! Он сейчас придет. Он с вашими лошадками, они тоже устали.

Хоббиты с облегчением сели на низкие плетеные стулья, а Золотинка захлопотала у стола. Они не сводили с нее глаз, потому что вид стройной легкой фигурки и ловких движений наполнял их тихим весельем. Где-то за стенами дома звучала песня. Среди всяких припевок вроде «Динга-дон», «Том-бом» и «Хей-дол» время от времени повторялось:

 
Старый Том Бомбадил –  песни да смешинки! –
Голубой на нем кафтан и желтые ботинки!..
 

– Прекрасная госпожа, – робко открыл рот Фродо. – Не сочти глупой мою просьбу, скажи, кто на самом деле Том Бомбадил?

– Том Бомбадил – это он и есть, – произнесла Золотинка, на мгновенье остановившись.

Фродо вопросительно смотрел на нее.

– Он тот, кем ты его видишь, – ответила Золотинка на его взгляд. – Хозяин Леса, Вод и Холмов.

– Значит, ему принадлежит весь этот удивительный край?

– О нет, – ответила Золотинка, и ее улыбка пропала. – Это было бы слишком тяжелое бремя, – добавила она тихо, только для себя. И продолжила: – Деревья, трава, все, что растет и живет на этой земле, принадлежит само себе. Том Бомбадил здесь просто Хозяин. Никто не догнал Тома, никто не помешал ему ходить по лесу, плавать по воде, прыгать по горам, днем и ночью он свободен. Он здесь Хозяин. Страх ему неведом.

Растворилась дверь, и вошел Том Бомбадил. Шляпу он снял, на его густых каштановых волосах красовался венок из осенних листьев. Смеясь, подошел он к Золотинке и взял ее за руку.

– Вот моя красивая хозяюшка! – сказал он, обратившись с поклоном к хоббитам. – Вот моя Золотая Ягодка в серебристой зелени и в цветах! Стол накрыт? Ух, здесь желтые сливки и медвяные соты, белый хлеб с маслом, сыр, молоко, свежая зелень, спелые ягоды! Всем хватит? Ужин готов?

– Ужин готов, – сказала Золотинка. – Но, кажется, гости не готовы?

Том прихлопнул в ладоши и воскликнул:

– Том, Том! Гости устали, как же ты забыл? Идемте, мои веселенькие, освежитесь у Тома! Снимете пыльные плащи, смоете грязь и усталость, расчешете спутанные волосы!

Он открыл небольшую дверь и повел их по короткому коридору за угол, в низкую комнату с покатым потолком (видимо, пристройку к северной части дома). Стен из гладкого камня почти не было видно за желтыми шторами и зелеными ковриками. Плиточный пол был устлан свежим тростником. Под одной стеной лежало четыре толстых тюфяка, а на них – снежно-белые одеяла. Под другой стеной на длинной лавке стояли глиняные миски и кувшины с холодной и горячей водой – на выбор. Возле каждой постели были приготовлены мягкие зеленые домашние туфли.

Вскоре, умытые и свежие, хоббиты уже сидели за столом, по двое с каждой стороны, а Золотинка и хозяин дома – по концам. Ужин был веселый и долгий.

Четверо хоббитов ели так, как могут есть только голодные хоббиты, и удивительно, что еды всем хватило. Напиток, налитый в кубки, напоминал чистую холодную воду, но разогревал душу, как вино, и выпускал голос на волю, словно птицу. Гости даже не заметили, как начали петь, и пение им казалось таким же естественным, как обычный разговор.

Наконец, Том с Золотинкой встали и быстро убрали со стола. Гостям велели сидеть тихо, и они остались в уютных креслах, положив усталые ноги на подставленные скамеечки. В большой печи пылал огонь, распространяя приятный запах, будто в него бросили ветки яблони. Когда все было прибрано, свет погашен, кроме одной лампы и двух свечей на полке по бокам от очага, Золотинка со свечой встала перед ними и пожелала каждому доброй ночи и крепкого сна.

– Отдыхайте спокойно до утра! – сказала она. – Не бойтесь ночных шумов! Ничто не проникнет сквозь двери и окна, только лунный и звездный свет и ветер с гор! Доброй ночи!

Она вышла из комнаты, лишь платье ее замерцало, прошуршав, и шаги прозвучали, как журчанье тихого ручья, скатившегося с холма по прохладным камням в ночной тишине.

Том еще немного посидел с гостями молча, но хотя у каждого на языке было множество вопросов, никто не осмелился раскрыть рот. Сон уже смыкал им веки. В конце концов Фродо решился:

– Господин, ты услышал наш призыв о помощи или тебя в нужный момент привел к нам случай?

Том вздрогнул, будто его разбудили.

– Что? – спросил он. – Слышал ваш призыв? Нет, не слышал. Я был занят песней. Случай привел меня к вам, если вы это зовете случаем. Я не собирался туда идти, хотя я вас ждал. Мы слышали о том, что вы пройдете, и узнали, что вы заблудились. Мы догадались, что вы скоро спуститесь к воде, ведь все дороги ведут вниз, к Ивьюнке. Старуха-Ива сладко поет, малышам трудно вырваться из ее пут. У Тома там было дело, безотлагательное поручение.

Том склонил голову, будто опять начал засыпать, потом тихо-тихо запел-замурлыкал с полузакрытыми глазами:

 
У меня заданье было –  собирать кувшинки.
Листья с лилиями любит Ягодка-Икринка.
Их всегда она спасает от морозов снежных,
Чтоб цвели до весны у ног ее нежных.
Каждый год я отправляюсь за последним цветом
К темной заводи Ивьюнки на закате лета.
Дольше всех они цветут в этой тайной заводи…
Там впервые Дочь Реки Тому показалась:
Золотая Ягодка в камышах сидела,
Сердце билось у нее, и слаще птички пела…
 

Тут он приоткрыл глаза и неожиданно сверкнул ими на хоббитов, как двумя ярко-синими озерами:

 
Ну, а вам повезло: больше Том не будет
По болотам бродить –  пусть зима их студит!
Возле Ивы до весны не увидишь Тома.
Старый год кончается, новый –  встретим дома.
А веселой весной тропки обновятся –
Моя Ягодка-Икринка побежит купаться.
 

Том замолчал. Но у Фродо был готов еще один вопрос, который он просто не мог не задать.

– Расскажи нам про Старую Иву, господин, – попросил он. – Что это за дерево? Я никогда ничего подобного не видел и не слышал.

– Нет! – закричали одновременно Мерри и Пипин, вскакивая. – Только не сейчас! Не перед сном!

– Правильно, – сказал Старый Том. – Есть вещи, о которых в темноте говорить вредно. Ночью надо отдыхать, а не сказки слушать, их оставьте до утра, а сами – на подушки. Чтоб ни Ивы не боялись, ни ночного шума, я со свечкой прямо в спальню сам провожу вас.

С этими словами он погасил лампу, взял свечи в обе руки и отвел хоббитов к постелям. Тюфяки и подушки были мягкие, как пух, одеяла – из белой шерсти. Не успели полуростики натянуть их на себя, как уже все крепко спали.

* * *

Сначала в глухой ночи Фродо спал, словно лежал в черной бездне без света. Потом в его сне встал молодой месяц. В слабом свете перед ним возникла черная стена скал, и в ней – темная арка, как большие ворота. Потом его будто подняло и понесло над стеной, и он увидел, что горы, образующие ее, окружают плоскую равнину, в середине которой каменной иглой стоит башня, не похожая на рукотворную. На верхушке башни он увидел фигуру, напоминавшую человека. Месяц, поднимаясь еще выше, казалось, завис ненадолго у человека над головой и осветил седые волосы, их шевелил ветер. С темной равнины взвились жуткие крики и злобный вой множества волков. Вдруг месяц прикрыла тень больших крыльев. Старец поднял руки, и от посоха в его руке брызнул свет. Огромный орел подхватил и унес его с башни, твари внизу завопили, волки взвыли громче. Потом зашумел сильный ветер, донесся гром копыт: погоня, погоня, с востока, с востока… «Черные Всадники!» – подумал Фродо, просыпаясь, и продолжая почти наяву слышать стук копыт. И усомнился в том, что ему хватит храбрости уйти из этих надежных стен. Он долго лежал, не двигаясь и вслушиваясь в ночь: но все было тихо, и наконец, он повернулся на бок и снова заснул; но проблуждав до утра среди незначащих сновидений, не запомнил ни одного из них.

Рядом с ним спал Пипин, и сны у него были сначала легкие и приятные, но вдруг что-то в них переменилось, и он почти проснулся и вскрикнул, а может быть, ему только показалось, что он кричал, и показалось, что он слышал звук, который нарушил предыдущий сон: «Скр-р-рип», – будто ветки на ветру скрипят и скребутся в дом, их пальцы ощупывают стены и стучат в окна: «Скр-р-рип, тук-тук, скр-р-рип…» Он попробовал вспомнить, не растут ли ивы возле дома, а потом ему показалось, что это вовсе не дом, а дупло старого дерева, и он там один, и слышит жуткий, сухой, скрипучий смех, это Ива над ним смеется. Он даже сел в постели, но тюфяк мягко пружинил, подушка была теплой, и в ушах у него зазвучали слова: «…а сами – на подушки! Чтоб ни Ивы не боялись, ни ночного шума…» Он откинулся назад на подушку и заснул до утра.

Мерри посреди мирного сна вдруг услышал плеск воды: сначала вода текла спокойно, потом неудержимым потоком, потом окружила весь дом темным безбрежным озером, бурлила под окнами, всплескивалась волнами, поднималась все выше… «Я утону, – думал Мерри. – Сейчас утону. Вода попадет внутрь, и я утону». Ему показалось, что он уже лежит в мягкой скользкой тине, и он вскинулся так резко, что спрыгнул с постели и оказался ногами на прохладном каменном полу. Тут он вспомнил, где находится, и лег назад в постель, причем в ушах его, – а может, лишь в памяти, – зазвенели слова Золотинки: «Ничто не проникнет сквозь двери и окна, только лунный и звездный свет и ветер с гор». Нежный ветерок шевельнул занавеску у форточки. Мерри глубоко вздохнул, лег и уснул снова.

Сэм проспал всю ночь как бревно, в блаженном покое (если бревно способно чувствовать блаженство).

* * *

Проснулись они все четверо сразу, в ярком утреннем свете. Том, свистя, как скворец, ходил по комнате. Услышав, что они шевелятся, он хлопнул в ладоши и закричал:

– Хей! Дол-динга-дон! Вставайте, малыши-крепыши!

Потом отдернул желтые занавески, и оказалось, что за ними были окна: одно на восток, другое на запад. Хоббиты бодро вскочили, Фродо подбежал к восточному окну и увидел огород, седой от росы. Он думал, что увидит густые травы со следами конских копыт, а перед ним были жерди, оплетенные фасолью. Только далеко за изгородью, на горизонте, на фоне утренней зари торчал серый купол холма. Утро было неяркое, плавал туман. Желтое Светило с трудом пробивалось на востоке сквозь набухшие влагой облака, валявшиеся по всему небу, словно клочья нечесаной серой шерсти с багровым отсветом по краям. Небо предвещало дождь, но день начинался не очень хмуро, а красные огоньки фасолевых цветов блестели в зеленой влажной листве.

Пипин выглянул из западного окна. Там тучи были плотнее и сверху казались покатой серой крышей. Лес под ней почти пропал. Длинной полосой светлого пара, в которой плавали перья облаков, проглядывала долина реки Ивьюнки. Под стеной дома слева с горы сбегал ручеек, от него вправо начиналась живая изгородь в серебристых паутинках, а за ней торчала низкая трава, посеребренная росой. Внутри изгороди были цветочные клумбы. Ивы нигде поблизости не росли.

– Доброе утро, веселые друзья! – кричал Том, широко распахивая восточное окно. В комнату ворвался прохладный воздух с запахом дождя. – Солнца сегодня будет немного, если я не ошибаюсь. Я с утра на ногах, много обошел, прыгал по холмам с рассвета, нюхал воздух, трогал мокрую траву под мокрым небом. Песней под окном я разбудил Золотую Ягодку; но вас, хоббитов, рано ничем не разбудишь. Ночью в темноте малыши просыпаются, а после рассвета спят! Динга-дон-дилло! Вставайте радоваться, крепыши! Забудьте про ночные шумы, динга-дон, дерри-дол-динго! Если быстро встанете, найдете завтрак на столе, а проспите – ешьте травку с дождевой водой!

Конечно, не надо сомневаться в том, что хотя в угрозах Тома не слышалось серьезных нот, хоббиты поторопились, а потом, усевшись за стол, не встали, пока пустых мисок на нем не стало больше, чем полных. Ни Том, ни Золотинка за стол с ними не сели. Было слышно, как Том носится по дому, гремит посудой в кухне, топает вверх-вниз по лестницам, поет то в доме, то во дворе. Открытое окно столовой выходило на запад, в туманную долину. С соломенной кровли капало. Еще до того, как они кончили завтрак, облака и туманы слились в одну сплошную крышу, и вдруг ровные седые струи дождя спокойно потекли на землю, шелковым пологом занавесив Лес.

Хоббиты выглянули в окно и услышали, как в шум ливня вплетается песня Золотинки, словно тоже льется прямо с неба. Они слышали чистый голос, отдельные слова – и поняли, что она поет песню долгожданного дождя, нежно ласкающего сухие холмы, рассказывает сказку Реки, рождающейся из горного источника и бегущей в далекое Море. Хоббиты радостно слушали, Фродо веселел сердцем, благословляя добрую погоду за то, что она их задерживает. Мысль об уходе давила его с самого пробуждения, но сегодня можно было остаться здесь.

* * *

Западный ветер усиливался, тучи сгущались, все чаще дождевые потоки обливали лысые вершинки холмов. Из окон ничего не было видно за стеной дождя. Фродо стоял в открытых дверях и смотрел, как белая меловая дорожка становится молочной речкой и с бульканьем течет в долину.

Из-за угла дома рысью выбежал Том Бомбадил, размахивая руками, словно раздвигая дождь, – и в самом деле, когда он перепрыгнул порог, то оказался почти сухим, одни башмаки мокрые. Он их снял и поставил на печку в уголок. Потом сел в самое большое кресло и подозвал хоббитов.

– Сегодня у Золотинки большая уборка, – сказал он, – и осенняя стирка. Для хоббитов мокровато – отдыхайте, пока можете. Лучшее время для беседы, для длинных историй, вопросов и ответов. Том начнет рассказывать – слушайте!

И рассказал он им много замечательных историй, то будто разговаривая сам с собой, то вдруг взглядывая на них светло-голубыми глазами из-под густых бровей, то переходя на песню, а иногда вскакивая с кресла и приплясывая по комнате. Он рассказал им о пчелах и цветах, о повадках деревьев, о странных лесных тварях, о созданиях добрых и злых, дружественных и враждебных, жестоких и ласковых, о тайнах густых чащоб.

Они слушали и начинали понимать жизнь Леса, отдельную, ни на что не похожую, где все было на своем месте, а они вторглись незваными чужаками. В рассказ Тома то и дело входила Старая Ива, Фродо теперь узнал о ней все, что хотел знать, и даже больше, но это знание не успокаивало и не радовало. Слова Тома обнажали сердца деревьев и их мысли, чаще всего темные и странные, исполненные ненависти ко всему, что может свободно ходить по земле, ползать, летать, грызть, ломать, рубить, жечь: деревья мстили разрушителям и захватчикам.

Этот Лес недаром звался Старым; он таким и был, последний бастион некогда огромных лесов. В нем еще жили, старея медленно, как горы, праотцы деревьев, помнящие времена, когда они были здесь полными хозяевами. За бесчисленные годы в них выросла гордыня, укоренилась злобная мудрость. Но не было дерева опаснее Старой Ивы; сердцевина ее сгнила, но вместе с зеленью она каждый год наливалась силой; она была коварна и повелевала ветрами; ее песни и ее мысли проникали в самые глухие углы Леса по обеим сторонам реки; серый алчный дух, зарываясь в землю сетью тонких и длинных корней, тянул из нее новую силу и питал ею бесчисленные руки ветвей, жадными пальцами хватающие даже воздух. Ей покорились почти все деревья Леса, от Загороди до Могильников.

Вдруг Том оставил Лес в покое, и его рассказ поскакал вверх по течению молодого ручья, через водопадики, по пене и пузырям веселой воды, катящейся по старым камням с трещинами, заросшими влажным мхом, по лужайкам с мелкими цветами, до самых Могильников.

Они услышали о Великих Могильниках, зеленых холмах, увенчанных каменными кольцами, глубоких пустотах под курганами. Блеяли отары овец. Воздвигались зеленые валы и белые стены. На высотах вырастали крепости. Сражались между собой короли малых государств, и огонь юного солнца отражался в багровых клинках нововыкованных жадных мечей. Победы сменялись поражениями; рушились башни, пылали крепости, и пламя поднималось до небес. Золото копилось в усыпальницах королей и королев, закрывались каменные двери, и над всем этим вырастала трава. Овцы паслись на курганах и щипали траву, а потом снова ничего не было, кроме пустой земли.

Из дальнего Мрака явилась Черная Тень, и кости зашевелились в могилах. Умерлия бродили в пустотах под холмами, звеня кольцами на холодных пальцах и золотыми цепями в ночном ветре. Каменные кольца на вершинах, давно вросшие в землю, оскаливались в лунном свете, как выщербленные зубы.

Хоббитам стало страшно. В Хоббитшир доходили легенды об умерлиях из Могильников далеко за Лесом. Но хоббиты не любили их слушать даже возле уютного камина. И вдруг эти четверо сразу подумали о том, что заслоняла от них радость дружественного очага: дом Бомбадила стоит совсем рядом с ужасными Могильниками. Они потеряли нить рассказа и зашевелились, с тревогой взглядывая друг на друга.

Когда они снова стали слушать. Том уже блуждал в неведомых им землях и Незапамятных временах; тогда мир был шире и Море омывало западные берега; а он уходил все дальше, глубже во Время, и пел о древних звездах, под которыми проснулись первые эльфийские властители.

Вдруг он замолчал и головой качнул, словно засыпая. Хоббиты завороженно сидели на своих местах, и им казалось, что под чарами слов затих ветер, высохли дождевые облака, сгинул день и Тьма простерлась от востока до запада, и было лишь темное небо и свет мириад белых звезд.

Прошло ли утро и настал вечер того же дня, или миновало много дней, Фродо не мог сказать. Он не чувствовал ни голода, ни усталости, только изумлялся. Его окружало молчание неба, и звезды светили в окно. Вдруг он испугался огромной тишины и сквозь изумление и страх проговорил:

– Кто ты, Господин?

– А? Что? – сказал Том, встрепенувшись и блеснув глазами в полутьме. – Ты же знаешь, как меня зовут, – вот и ответ… Скажи, кто ты, один, сам по себе и безымянный?.. Но ты молод, а я стар. Старейший я, вот кто. Запомните, друзья: Том был здесь раньше реки и деревьев; Том помнит первые капли дождя и первый желудь. Он протаптывал здесь тропы раньше огромин и видел, как пришли полуростики. Он был здесь раньше королей и их могил, и умерлий. Когда эльфы проходили на запад, Том уже был здесь, он был здесь до того, как моря изменили берега. Он знал Тьму под звездами, когда в ней не было страха, – до того, как из-за Пределов Мира пришел Черный Властелин.

Словно тень пронеслась за окнами, и взгляды хоббитов потянулись туда. Когда они обернулись к двери, там стояла Золотинка в ореоле света. Она держала свечу, заслоняя ее рукой от сквозняка, и свет проходил сквозь руку, как луч солнца сквозь белую раковину.

– Дождь кончился, – сказала она. – Обновленные воды бегут с холма под звездами. Давайте смеяться и радоваться!

– Давайте поедим и выпьем! – воскликнул Том. – Долгие рассказы вызывают жажду. И легко проголодаться, если долго слушать, – все утро, день и вечер!

С этими словами он вскочил с кресла, в одном прыжке схватил свечу с камина, зажег ее от свечи Золотинки, протанцевал вокруг стола и вдруг пропрыгал через дверь в коридор и скрылся. Так же быстро вернувшись, он принес большой поднос со снедью и вместе с Золотинкой быстро накрыл стол. А хоббитам было удивительно весело: так хороша и грациозна была Золотая Ягодка и так забавно приплясывал Том.

И вместе с тем казалось, что они плетут узор одного танца – не мешая друг другу, из комнаты в комнату и вокруг стола. На столе молниеносно появились блюда и тарелки, еда, питье и свет. Желтые и белые свечи отражались в темной столешнице. Том поклонился гостям.

– Ужин готов, – сказала хозяйка, и тут хоббиты увидели, что платье на ней серебряное, с белым поясом, а туфли словно из рыбьей чешуи. Том был весь в голубом, цвета омытых дождем незабудок, и в зеленых носках.

* * *

Ужин был еще лучше, чем предыдущий. Зачарованные рассказами Тома, хоббиты забыли о еде, пропустив, быть может, не одну трапезу, но теперь, когда перед ними был накрытый стол, им показалось, что они неделю не ели. Направив все внимание на важное дело, они довольно долго не пели и даже не разговаривали. Но когда животы у них наполнились, настроение поднялось, их голоса и смех радостно зазвенели.

После ужина Золотинка спела вместе с ними много песен, которые весело начинались на вершинах холмов и мягко скатывались в тишину и молчание, и в молчании они мысленно видели бездонные озера и огромные реки; в них отражалось небо, и звезды в глубине сияли ярко, как алмазы. Потом она, как и вчера, пожелала каждому из них доброй ночи и ушла, оставив их у очага. Но Том, видно, спать не собирался и засыпал их вопросами.

Оказалось, что он многое знает о них и об их семьях, и почти обо всех событиях в Хоббитшире с таких времен, о которых хоббиты сами почти не помнят. Это их уже не удивило; но он не скрыл, что многое узнал от фермера Мотыля, которого, по-видимому, считал более значительной фигурой, чем они думали.

– Он ходит по земле и чувствует ее пальцами, – сказал Том. – Большой толк в нем есть, и глядит он в оба!

Ясно было, что и с эльфами Том знается, и оказалось, что каким-то образом, наверное, через Гилдора, до него дошла весть о побеге Фродо. Том так много знал и так хитроумно выспрашивал, что Фродо не заметил, как рассказал ему про Бильбо, свои надежды и страхи больше, чем даже Гэндальву. Том кивал головой, а когда услышал про Всадников, сверкнул глазами.

– Покажи-ка мне драгоценное Кольцо! – вдруг произнес он в середине разговора, и Фродо, удивляясь самому себе, вытянул из кармана цепочку, отцепил Кольцо и тут же протянул Тому.

Оно, казалось, расплылось в его большой смуглой руке. Потом он вдруг приложил его к глазу и рассмеялся. Вид был забавный и почему-то тревожный: блестящий голубой глаз в ярко-золотом ободке. Потом Том надел Кольцо на мизинец и поднес к свече. Сначала хоббиты не заметили ничего странного, потом ахнули: Том не собирался исчезать! Он снова засмеялся, винтом подбросил Кольцо вверх – оно блеснуло и пропало. Фродо вскрикнул, а Том перегнулся через стол и с улыбкой протянул ему его.

Фродо внимательно и с подозрением осмотрел Кольцо (словно оно побывало в руках у фокусника).

Кольцо было то же самое, во всяком случае, на вид и на вес: ибо оно всегда казалось Фродо очень тяжелым, когда он брал его в руку. Но почему-то захотелось проверить. Наверное, хоббит был несколько раздосадован тем, что Том так легкомысленно отнесся к вещи, которую даже Гэндальв считал страшно значительной.

Фродо подождал подходящего момента, и когда разговор возобновился и Том рассказывал смешные истории о нелепых повадках барсуков, он незаметно сунул палец в Кольцо. Мерри повернулся в его сторону, раскрыл рот, чтобы что-то сказать, вздрогнул и подавил восклицание. Фродо по-своему обрадовался: Кольцо его собственное, потому что Мерри таращит глаза на его стул, а его, значит, не видит. Он встал и тихо направился от печки к наружной двери.

– Эй, ты! – воскликнул Том, устремляя на него явно видящий взгляд блестящих глаз. – Эй, Фродо, куда пошел? Старый Бомбадил еще не ослеп. Снимай Кольцо, без него твоя рука честнее! Вернись, кончай игру и сядь рядом со мной. Поговорим еще немножко и подумаем о завтрашнем утре. Том расскажет, где дорога, чтобы вам не плутать!

Фродо засмеялся (стараясь не расстраиваться), снял Кольцо и сел на место. Том предсказал им назавтра солнечный день и веселое утро и пожелал надеяться на удачу. Но посоветовал выйти пораньше, потому что погоду в здешних местах даже Том не мог узнать заранее, она иногда менялась чаще, чем он успевал сменить куртку.

– Я не хозяин Погоды, – сказал он. – Ни одному двуногому она не подчиняется.

По его совету они решили направиться из его дома почти прямо к северу, по западному краю Могильных Холмов, – местность там ровнее, и можно было надеяться за день добраться до Большого восточного тракта, не подходя к самым страшным Могильникам. Том убеждал их не бояться, но при этом не совать нос, куда не следует.

– Идите по зеленой траве, не шутите со старыми камнями, не заходите в жилища холодных умерлий. Это позволено лишь сильным, у кого сердце не дрогнет!

Это он повторил несколько раз. Посоветовал обходить Могильники с запада, если уж придется идти мимо них. И заставил выучить песню-призыв на случай, если уж им не повезет и они попадут в беду или неприятности:

 
Гей, Том, друг Том, Том Бомбадил!
Мы в беде, нас услышь, поспеши, приди!
Камышом, ивняком, лесом, полем, водой,
Сквозь огонь, в ясный день и в туман под луной!
 

Когда они пропели ее всю вслед за ним, он, смеясь, похлопал каждого по плечу, взял свечи и отвел их в спальню.