Текст книги "Властелин Колец"

– Может, лучше побыстрее отсюда смыться, господин Долгоброд? – с нетерпением спросил он. – Уже поздно, и эта яма мне совсем не нравится: как-то здесь жутко.

– Да, надо немедленно что-то решить, – ответил Долгоброд, вглядываясь в небо и оценивая время и погоду. – Мне это место тоже не нравится. Но знаешь, Сэм, – проговорил он, подумав, – ничего лучшего для ночлега поблизости нет. До ночи нам нет смысла двигаться. Сейчас нас не видно, а двинемся – могут сразу заметить. Уйти отсюда можно только в сторону от нашего направления, отступить на север, – но там местность такая же. Чтобы укрыться в зарослях к югу отсюда, придется пересекать тракт, а за ним следят. На севере же на много миль тянется голая пустошь.

– А всадники видят? – спросил Мерри. – Мне показалось, что они вместо глаз пользуются носом – вынюхивают при дневном свете, что ли? А когда ты их внизу увидел, то заставил нас сразу лечь, и теперь говоришь, что если мы двинемся, нас увидят.

– На вершине я потерял осторожность, – сказал Долгоброд. – Увлекся поисками следов Гэндальва. Стоять вот так втроем наверху было ошибкой. Ибо черные кони – зрячие, и у всадников за соглядатаев могут быть разные твари и люди, как подтвердилось в Бри. Всадникам не виден светлый мир, как нам, в их сознании мы представляемся тенями и очертаниями, которые разрушает только полуденное солнце; в темноте они воспринимают формы и признаки, нам неведомые, – тогда их больше всего надо бояться. И они все время чуют живую кровь, жаждут ее и ненавидят. Кроме зрения и обоняния, у них есть иные чувства. Мы же чувствуем их присутствие, – когда мы пришли сюда, нам стало тревожно еще до того, как мы их заметили, – а они нас чувствуют острее. Кроме того, – он понизил голос до шепота, – их притягивает Кольцо!

– Значит, спасенья нет? – сказал Фродо, испуганно озираясь. – Если я двинусь, меня увидят и догонят! Если останусь – сам их притяну!

Долгоброд положил руку ему на плечо.

– Не отчаивайся, – сказал он. – Ты не один. Будем считать приготовленное топливо хорошим знаком. Здесь не ахти какое укрытие, но огонь послужит нам и заслоном, и защитой. Саурон использует огонь в своих злонамеренных целях, как и все остальное, но эти Всадники огня не любят и боятся тех, кому он послушен. В безлюдной пустоши огонь – наш друг.

– Может быть, – пробормотал Сэм, – но зажечь огонь – это все равно, что сказать: «Мы здесь», даже кричать не надо!

* * *

В самом глубоком и укромном уголке котловинки они разожгли костер и приготовили еду. С наступлением темноты стало холодно. Хоббиты вдруг сообразили, что им ужасно хочется есть, потому что у них с самого завтрака ни крошки во рту не было; но устраивать настоящий ужин они побоялись. Они ведь вошли в пустынные места, где обитали одни птицы и звери, негостеприимный край, покинутый всеми племенами. Стражи-скитальцы иногда сюда заходили, но их было немного, и они приходили ненадолго. Другие путники в этой местности попадались совсем редко, и чаще это были существа, с которыми лучше не встречаться. Иногда тут шатались тролли с северных отрогов Мглистого хребта. Даже по тракту почти никто не передвигался, кроме гномов, но гномы сами старались пройти тайно, не любили соваться в чужие дела, были скупы на слова и не спешили помогать незнакомым.

– Не представляю, как мы сможем растянуть запасы еды до конца, – сказал Фродо. – Последние дни мы питались скудно, и сегодняшний ужин на пир не похож; но мы съели больше, чем могли себе позволить, если впереди еще две недели пути. А вдруг и за две не дойдем?

– Еда вокруг найдется, – сказал Долгоброд. – Ягоды, коренья, травы; если понадобится, я и поохотиться сумею. До зимы не бойтесь погибнуть от голода. Плохо лишь, что собирательство и охота отнимают много времени, а нам надо спешить. Поэтому затяните пояса и утешайтесь надеждой на трапезы в Доме Элронда!

Стало еще темней и холодней.

Выглядывая из-за края котловинки, хоббиты ничего не видели: унылый серый пейзаж тонул в тенях. На небо, слегка посветлевшее, понемногу выплывали звезды. Фродо и его друзья жались к костру, закутавшись во все теплое, что у них имелось, и укрывшись одеялами. Скиталец довольствовался одним своим плащом и сидел несколько поодаль, задумчиво потягивая трубку. Наступила ночь, костер разыгрался живым огнем, и Долгоброд стал рассказывать хоббитам разные истории, чтобы отвлечь их от мыслей об опасностях. Он знал массу старинных преданий и легенд об эльфах и людях, о благородных и подлых деяниях Предначальной эпохи. Слушая его, хоббиты удивлялись и гадали, сколько ему может быть лет и откуда он все это знает.

– Расскажи нам про Гил-Гэлада, – неожиданно попросил Мерри, когда Арагорн закончил повесть о древних эльфийских королевствах. – Ты знаешь конец той старой баллады, которую переводил Бильбо?

– Конечно, знаю, – ответил Долгоброд. – И Фродо ее тоже знает, потому что эта история связана с нашим общим делом.

Мерри и Пипин посмотрели на Фродо, уставившегося в огонь.

– Я знаю лишь то, что мне рассказал Гэндальв, – сказал Фродо, подумав. – Гил-Гэлад был последним великим королем эльфов в Среднеземье. Гил-Гэлад на их языке означает «Звездное сияние». Вместе с Элендилом, Другом эльфов, он отправился в страну…

– Нет! – прервал его Долгоброд. – Об этом нельзя говорить сегодня ночью, когда рядом бродят слуги Врага. Если нам удастся добраться до Дома Элронда, услышите там всю историю без сокращений.

– Тогда расскажи нам что-нибудь другое о давних делах, – попросил Сэм. – Расскажи об эльфах до заката их государства. Мне бы очень-очень хотелось послушать сейчас еще об эльфах, а то темнота со всех сторон давит!

– Хорошо, я расскажу вам о Тинувьель, – сказал Долгоброд. – Расскажу коротко, потому что история эта длинная, и конца ее никто не знает. Кроме Элронда, сейчас никто не помнит, как рассказывалась она в древности. Это красивая история, хотя и печальная, как все легенды Среднеземья, но может быть, она вас развлечет и подбодрит.

Он минуту помолчал, а затем, вместо того, чтобы начать говорить, негромко запел:

 
Зеленые листья и стрелы трав,
Высокий болиголов…
Звездное время –  час забав
Эльфов гор и лесов.
Там Тинувьель ведет хоровод –
Слышишь –  флейта запела близко?
На волосах ее отблеск звезд,
И в платье –  звездные искры.
 
 
Иззябший Берен спустился с гор –
Под ногами шуршали листья,
Он дошел до синих эльфийских озер,
Удивленный, остановился.
Он пришел из зимы –  здесь царила весна,
В хороводе увидел деву.
Танцевала она, и волос волна
За плащом ее в танце летела.
 
 
Всю усталость сняла колдовская ночь,
Он рванулся вперед оленем –
Ветви спутались, эльфы умчались прочь,
Лунный луч заплясал над тенью.
Деву светлую в чащу унес хоровод,
И музыки смолк зов.
Берен один бесцельно бредет
Среди молчащих лесов…
 
 
И с этих пор в лесах Нельдорет
Покоя он не находит.
Не может забыть волшебный свет
И девушек в хороводе.
То блеск ему чудится вдали,
То слышится шорох шагов,
То песня доносится из-под земли,
Где вянет болиголов…
 
 
Из лесов не ушел он, а долго искал
В звездном свете и блеске светил…
Но кого –  не знал, почему –  не знал,
И поэтому не находил.
А однажды, когда из глухих чащ
Ветер снег выметал в апрель,
Показалось ему, что он видит плащ
Танцующей Тинувьель.
 
 
Прошла зима, и Тинувьель
Песней будит леса.
В ней Эсгальдуны журчащая трель
И птичьи голоса.
Услышал песню ее человек,
Сорвал цветок Эланор –
И узнал, что бессмертную любит навек
Рыцарь суровых гор.
 
 
Он убегающую догнал
По зову судьбы своей,
Эльфийское имя ее назвал,
Что значило «соловей».
Из самого сердца вырвался крик:
«Я у леса тебя отниму!»
И словно открылся любви родник –
Вернулась, припала к нему.
 
 
Поймала в сеть шелковистых кудрей,
В кольцо серебристых рук,
И смотрел он в бездонную глубь очей,
Словно в звезды встреч и разлук.
Им далекий путь указала судьба,
И прошли они этот путь
Через горы и долы, леса и хлеба,
По пещерам, где мрак и жуть.
 
 
Их разделяли просторы морей,
Разлучала холодная мгла, –
Ибо смертному дочь эльфийских царей
Свою красоту отдала.
Они встретились после разлук и бед,
Умерев и воскреснув вместе,
И ушли в вечный свет из лесов Нельдорет
Под листвы беспечальную песню…
 

Долгоброд вздохнул, опять помолчал, а потом стал рассказывать:

– Эта песня сложена по образцу эльфийских Анн-теннат, ее очень трудно перевести на всеобщий язык, так что вы слышали лишь неумелое эхо настоящей песни. Она рассказывает о встрече Берена сына Барахира с Лютиэнь Тинувьель. Берен был смертным человеком, а Лютиэнь – дочерью Тингола, короля эльфов Среднеземья. Это было в те дни, когда мир был молод. Ни раньше, ни позже мир не произвел на свет девушки красивее, чем Лютиэнь. Ее красота сияла, как звезда над туманными странами севера, а лицо светилось. В те времена на севере, в Ангбанде, жил Великий Враг. Саурон из Мордора был всего лишь его слугой. Западные эльфы вернулись в Среднеземье, объявили злым силам войну, они хотели отвоевать украденные Сильмарилы. Отцы людей в Давние дни помогали эльфам. Но Враг победил, Барахир пал в бою, а Берен, избежав гибели, пробрался через Горы Ужаса в сокровенное королевство Тингола в лесах Нельдорет. И здесь увидел Лютиэнь, когда она танцевала и пела на поляне у заколдованной реки Эсгальдуны. Он назвал девушку Тинувьель, что на древнем языке означало «соловей». Потом им выпало много испытаний, и долго длилась разлука двух влюбленных, и Берен был схвачен Врагом. Тинувьель спасла его из подземелий Саурона, они вместе одолели множество опасностей и даже свалили с трона Великого Врага и вынули из его Железной Короны один из трех Сильмарилов, камень, который светился ярче двух других. Они хотели вручить его в дар королю Тинголу от дочери в день ее свадьбы. Но случилось так, что волк, прибежавший от стен Ангбанда, убил Берена. Берен умер в объятиях своей Тинувьель.

Тогда она добровольно выбрала удел смертных, согласилась умереть для мира, чтобы пойти вслед за любимым. В песне поется, что они снова встретились за Морями Разлуки и ненадолго вернулись живыми в зеленые леса, а потом вместе ушли из земных пределов в иные. Так случилось, что из всех эльфов лишь одна Лютиэнь Тинувьель умерла и покинула мир, а эльфы потеряли ту, которую любили больше всех. Но ее потомство дало начало роду властителей-полуэльфов. До сих пор живы правнуки Лютиэнь, и сказано, что ее род никогда не угаснет. Элронд из Райвендела принадлежит к этому роду. От союза Берена и Лютиэнь родился Диор, наследник Тингола. Дочь Диора, Эльвинга Белоснежная, стала женой Эарендила. А он отчалил из земных туманов в небесные моря с камнем Сильмарилом во лбу. От Эарендила пошли властители Нуменора или Заокраинного Запада…

Долгоброд-Арагорн рассказывал, а хоббиты не сводили глаз с его необычно вдруг ожившего, освещенного красноватым отблеском огня лица. Его глаза блестели, голос звучал красиво и значительно. Над его головой сверкало звездами черное небо.

Вдруг над горой Ветров появилось свечение, из-за горы медленно выплыла прибывающая луна, озарив все, что раньше было в тени, и звезды над вершиной и над головой Арагорна померкли. Скиталец кончил повесть.

Хоббиты зашевелились, разминая кости и потягиваясь.

– Смотрите, – сказал Мерри. – Луна высоко: наверное, поздно уже.

Все посмотрели вверх, и в ту же минуту увидели на вершине горы маленький черный силуэт на фоне луны. Может быть, просто крупный камень или скальный выступ в обманчивом мерцании ночного света? Сэм и Мерри встали и пошли прочь от огня. Фродо и Пипин остались сидеть. Оба молчали. Долгоброд всматривался в лунный свет над вершиной. Все казалось тихо и спокойно, но теперь, когда Арагорн тоже молчал, сердце Фродо сжалось от леденящего страха. Он съежился и подвинулся к огню. Тут от края котловинки прибежал Сэм.

– Я не знаю, что там, – сказал он, – но мне вдруг страшно стало. Ни за что отсюда не вылезу. Мне почудилось, что там по склону что-то ползет.

– Ты что-нибудь видел? – спросил Фродо, вскакивая на ноги.

– Нет, хозяин, ничего не видел, но я же не останавливался.

– Я что-то видел, – сказал Мерри. – Но, может быть, померещилось. Там, западнее, где тень от холмов, а за ней лунный свет. Я подумал, что там две или три черные фигуры, и что они движутся сюда.

– Все спиной к костру, ближе к огню! – закричал Долгоброд. – Взять из костра ветки подлиннее!

Они сидели, не шевелясь и не дыша, спинами к костру, настороженно всматриваясь в окружающую темноту. Ничего не происходило. В немой ночи, кажется, ничто не двигалось. Вдруг Фродо захотелось громко закричать, чтобы прервать невыносимую тишину. Он шевельнулся.

– Тс-с-с, – прошептал Долгоброд.

– Что это? – одновременно выдохнул Пипин.

И тут они скорее почувствовали, чем увидели, над краем котловинки в стороне, противоположной горе, тень, а за ней еще одну… несколько. Они изо всех сил напрягли зрение – тени словно вырастали. Вскоре сомнений не осталось: там, над склоном, стояли три или четыре высокие фигуры. Похоже, тени смотрели на хоббитов сверху. Они были так черны, что даже в густой темноте казались черными дырами. Фродо почудилось, что он слышит шипящее ядовитое дыхание, и его пронизал холод. А тени стали медленно приближаться.

Ужасный страх объял Пипина и Мерри, и они упали ничком на землю. Сэм съежился и прижался к Фродо. Фродо был напуган не меньше своих спутников. Он дрожал, как от холода, но его страх утонул в необоримом желании надеть Кольцо. Это желание охватило его всего, он думать больше ни о чем не мог. Он не забыл ни Могильника, ни указаний Гэндальва, но что-то заставляло его пренебречь предупреждениями. Ему хотелось покориться. Это не было ни желанием спастись, ни стремлением действовать во имя добра или зла. Просто он чувствовал, что должен взять Кольцо и надеть на палец. Он онемел. Знал, что Сэм смотрит на него, будто понимает, что его хозяин в большой опасности, но повернуться к Сэму не мог. Он закрыл глаза и попробовал побороть себя, но наткнулся на неимоверное сопротивление и, наконец, медленно вытянул цепочку и надел Кольцо на указательный палец левой руки.

Тут же черные тени стали пронзительно ясными, а все остальное отступило во мглу. Теперь он увидел врагов сквозь черные балахоны. Их было пятеро: пять высоких воинов. Двое стояли на краю котловины, трое приближались. На бледных лицах беспощадной яростью горели глаза; под плащами у них были длинные серые одежды, на сединах – серебряные шлемы; в костлявых руках – стальные мечи. Впившись в него взглядами, словно пронзая, они устремились к нему. В отчаянии он выхватил меч, и ему показалось, что он засветился красным светом, будто горящая головня. Два врага остановились. Третий был выше остальных, на его длинных, странно мерцающих волосах был шлем, увенчанный короной. В одной руке он держал длинный меч, в другой – кинжал. Клинки меча и кинжала светились бледным светом. Он прыгнул вперед и бросился на Фродо сверху.

А Фродо бросился наземь и словно со стороны услышал, как сам крикнул:

– А Элберет! Гилтониэль! – и ткнул врага кинжалом в ногу.

Пронзительный вопль вспорол темноту, и хоббит почувствовал, как его левое плечо протыкает ледяное острие. Теряя сознание от боли, он в клубящемся тумане увидел, как из темноты выскочил Долгоброд с двумя горящими ветками. Последним усилием, роняя меч, Фродо все-таки сдернул Кольцо с пальца и крепко зажал его в правом кулаке.

Когда Фродо очнулся, то продолжал отчаянно сжимать Кольцо в кулаке. Он лежал у огня, высокий костер горел ярко. Трое спутников склонились над ним.

– Что произошло? Где бледный король? – спросил он испуганно.

Они так обрадовались, услышав его голос, что не сразу ответили, тем более что не поняли вопроса. Наконец ему удалось вытянуть из Сэма, что они ничего не видели, кроме надвигавшихся смутных теней. Потом на глазах Сэма его хозяин исчез, совсем рядом промчалась тень, Сэма охватил ужас, и он упал. Он слышал голос Фродо, но голос доносился из страшной дали, как из-под земли, и выкрикивал непонятные слова. Больше никто ничего не видел до тех пор, пока они не споткнулись о тело Фродо; он лежал на траве, как мертвый, лицом вниз. Долгоброд приказал им поднять его, положить у огня, а сам пропал. Времени прошло уже порядочно.

Ясно было, что Сэм опять в сомнениях насчет скитальца; но пока они все это рассказывали, тот вернулся, внезапно вынырнул из темноты. Все вздрогнули. Сэм выхватил меч из ножен и встал над Фродо. Но Долгоброд быстро опустился рядом с ним на колени.

– Я не Черный всадник, Сэм, – мягко сказал он. – И с ними не в сговоре. Я пытался узнать, куда они делись, но ничего не обнаружил. Поблизости их присутствия не чувствуется. Не могу понять, почему они ушли, а не нападают снова.

Выслушав рассказ Фродо о том, что с ним произошло, скиталец обеспокоенно вздохнул и покачал головой. Потом велел Мерри и Пипину нагреть побольше воды и промывать рану.

– Поддерживайте огонь пожарче и грейте Фродо! – сказал он. – Потом встал, отошел и подозвал Сэма.

– Кажется, я кое-что понял, – сказал он тихо. – Похоже, врагов было всего пятеро. Почему не все оказались здесь, я не знаю, но уверен, что они не рассчитывали на сопротивление. Пока они отступили, только вряд ли далеко. Если мы не сможем бежать отсюда, завтра ночью они снова придут. Они выжидают, потому что уверены, что почти сделали свое дело, и что Кольцо теперь от них не уйдет. Я боюсь, Сэм, что они считают рану твоего хозяина смертельной и надеются, что она подчинит его их воле. Но мы еще посмотрим!

Сэма душили слезы.

– Не отчаивайся! – сказал Долгоброд. – Верь мне. Твой Фродо сделан из крепкой глины. Я считал его слабее, хотя Гэндальв на что-то намекал. Он не убит и, наверное, будет дольше сопротивляться злым чарам раны, чем думают враги. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ему и подлечить. Охраняй его, пока меня нет!

И он быстро скрылся в темноте.

* * *

Фродо задремал, хотя рана болела все сильней и от плеча по руке и боку распространялся смертельный холод. Друзья не отходили от него, старались согреть и промывали рану. Ночь тянулась бесконечно долго. Когда серый рассвет осветил котловинку, вернулся Долгоброд.

– Взгляните! – воскликнул он, нагибаясь и поднимая с земли черный плащ, который они не заметили в темноте. В нем была резаная дыра в локте от подола.

– Это удар меча Фродо, – сказал скиталец. – Боюсь, что это единственный урон, нанесенный врагу. Меч ведь не исчез, а клинок, коснувшийся исчадия Тьмы, обычно перестает существовать. Сильнее меча подействовало страшное для него слово «Элберет». А для Фродо самым страшным оказалось вот что!

Он нагнулся еще раз и взял с земли длинный тонкий кинжал, блеснувший холодным лучом. Они успели заметить зазубрину на лезвии и обломанный конец клинка. Но едва Долгоброд повернул клинок к свету, они с изумлением увидели, как он тает и, дымясь, исчезает в воздухе, одна рукоять осталась.

– Увы! – воскликнул скиталец. – Рану нанесли этим проклятым кинжалом. В наше время редко кто может залечить такую рану. Но я сделаю что смогу.

Он сел на землю, положил рукоять вражьего кинжала на колени и пропел над ней протяжную заклинательную песню на непонятном языке. Потом отложил рукоять, повернулся к Фродо и тихо произнес несколько слов. Из поясной сумки он вынул длинные листья какого-то растения.

– Далековато пришлось ходить за ними, – сказал он. – Это растение не встречается на каменистых холмах, я нашел его к югу от Тракта, в темной чаще, по запаху. – Он растер один лист пальцами, и в воздухе разнесся резкий, но приятный аромат. – Мне повезло, что удалось найти. В Среднеземье его завезли люди с Заокраинного Запада. Они называли его афелас. Сейчас это большая редкость. Растет лишь в местах, где нуменорцы жили или останавливались. На севере его знают лишь те, кому приходится блуждать по безлюдным пустошам. Большая сила в нем, но полностью залечить такую рану он вряд ли сможет.

Он бросил несколько листьев в кипяток и промыл плечо Фродо. Воздух, напоенный целебным ароматом, подействовал освежающе на всех. Путники успокоились, и мысли у них прояснились. На рану отвар явно повлиял благотворно. Боль в боку Фродо ослабла, холод отступил, но рука оставалась безжизненной, и он не мог ни поднять ее, ни пошевелить ею. Он горько корил себя за глупость и слабоволие, ибо теперь понял, что, надев Кольцо, подчинился не собственному желанию, а велению воли врагов. Он испугался, что останется калекой на всю жизнь, и что теперь из-за него отряд не сможет продолжать путь. Он ведь даже встать не в силах, ослаб.

Остальные обсуждали именно это. Для начала сразу решили уйти подальше от горы Ветров.

– Теперь я думаю, что враги несколько дней следили за этим местом, – сказал Долгоброд. – Если Гэндальв сюда приходил, то его вынудили уйти, и он, наверное, больше не вернется. После ночного нападения ясно, что опаснее всего нам оставаться здесь на ночь. Куда бы мы ни пошли, опасность будет меньше.

Как только рассвело, они наспех позавтракали и упаковали вещи. Фродо идти не мог, так что основной груз они поделили на четверых, а его самого усадили на пони. За последние несколько дней пони заметно потолстел, приободрился и явно привязался к новым хозяевам, особенно к Сэму. Наверное, Билл Хвощ ужасно с ним обращался, если даже поход через пустошь казался животному приятней домашней жизни.

Двигались они теперь на юг. Значит, в конце концов надо будет пересечь тракт, чтобы скрыться под деревьями и зажечь костер: Долгоброд все время повторял, что Фродо необходимо тепло, особенно ночью, кроме того, ночью костер мог стать защитой им всем.

Лесными тропами Долгоброд также намеревался сократить путь, срезав большую петлю тракта, который на востоке от горы Ветров сильно отклонялся к северу.

Они медленно и осторожно обошли гору с юго-запада и ступили на Тракт. Убедившись, что Всадников не видно, быстро перебежали его, и тут же издалека до них донеслись два крика: будто один холодный голос звал, а другой откликался. Задрожав, они рванулись вперед и спрятались в зарослях. Места были глухие, троп не было, кусты и чахлые деревья росли плотными группами, оставляя открытыми большие участки. Жалкая трава была серой, колючей и жесткой, листья на кустах увяли и частично осыпались. В унылой монотонности пути даже разговаривать не хотелось. Продвигались медленно. У Фродо, ехавшего верхом на пони, душа болела при виде друзей, согнувшихся под тяжестью мешков. Они шли рядом с ним, опустив головы. Даже Долгоброд казался усталым и печальным.

Еще не закончился первый этап пути по бездорожью, а плечо у Фродо опять стало сильно болеть. Он терпел и никому не жаловался.

Еще четыре дня картина не менялась, только гора Ветров позади медленно опускалась за горизонт, а горы впереди стали чуть ближе.

После того далекого крика они больше не слышали и не видели никаких признаков погони или присутствия Черных. Больше всего путники боялись глубокой ночной темноты и ночами караулили по двое, каждый раз ожидая появления черных теней в серой мгле, озаренной туманной луной. Лишь ветер вздыхал в сухих листьях и траве, и не было ничего похожего на то ощущение близости Зла, которое охватило их там, у горы Ветров. Но надеяться, что Всадники окончательно потеряют их след, было бы неразумно. Может быть, враги выжидают и в узком месте устроят засаду?

В конце пятого дня дорога пошла на подъем и постепенно вывела их из плоской равнины. Скиталец взял курс на северо-восток, и на шестой день они уже поднялись на гребень невысокой гряды, с которой видны были горы, поросшие лесом, и вьющийся под ними Тракт. Справа неярко поблескивали серые воды реки. Где-то вдали в каменистой долине посверкивала еще одна река, полускрытая туманом.

– Боюсь, что нам ненадолго придется вернуться на Тракт, сказал Долгоброд. – Мы дошли до реки Хмурой или Серой, эльфы называют ее Митейтель. Она стекает с Эттенмура, плато троллей севернее Райвендела, а южнее впадает в Гремучую. В нижнем течении это большая река. Через нее можно перейти только по Последнему Мосту, там Тракт.

– А там дальше что за река? – спросил Мерри.

– Это и есть Гремучая, она течет через Райвендел, – ответил Долгоброд. – Ее еще зовут Бруинен. Тракт много миль идет по ее берегу, до самого Бруиненского брода. Но я пока не представляю, как мы сможем переправиться. Река за рекой! Нам очень повезет, если Мост не окажется в руках врагов.

* * *

Ранним утром следующего дня они снова спустились к тракту. Долгоброд с Сэмом вышли на него первыми, но не обнаружили никаких следов. Недавно прошел дождь, и следы могло смыть, но после дождя Всадники явно не проезжали. Долгоброд определил, что дождь шел два дня назад.

Путники поспешили вперед и через пару миль увидели впереди Последний Мост. К нему вел короткий крутой спуск. Они боялись, что вот-вот покажутся из засады черные тени, но никого не было. Долгоброд все-таки велел всем спрятаться в кустах у Тракта, а сам пошел на разведку. Вернулся он быстро.

– Никаких следов врага. Мне это кажется странным. И вот непонятный знак.

Он протянул руку – на ладони у него лежал бледно-зеленый камень без оправы.

– Я его нашел в грязи посреди Моста, – сказал он. – Это берилл, эльфийский камень. Положили его здесь или случайно уронили, не знаю, но мне в нем блеснул луч надежды. Я принимаю его как знак, что можно идти через Мост. Но дальше открыто по Тракту идти не решусь, пока не получу другого, более определенного знака.

* * *

Они тут же вышли на Мост и спокойно перешли его. Было тихо, только под тремя громадными арками журчала вода. Потом прошли милю по Тракту и увидели слева узкое ущелье с крутыми склонами, идущее к северу. Здесь Долгоброд свернул, и вскоре путники затерялись под темными деревьями.

Хоббиты были рады, что безлесная равнина и опасный тракт остались позади; но местность, в которую они попали, встретила их неприветливо, почти враждебно. Ущелье извивалось между гор и вскоре пошло на подъем. На горных выступах и гребнях они то и дело видели сквозь деревья зловещие руины древних каменных стен и башен. У Фродо, ехавшего верхом, было время смотреть по сторонам и думать. Он вспомнил, как Бильбо рассказывал о своем Путешествии, о мрачных развалинах башен в горах к северу от тракта, за лесом троллей, где с ним случилось первое серьезное приключение. Фродо догадывался, что они находятся в тех самых землях и, может быть, даже пройдут мимо того самого места.

– Кто живет в этих краях? – спросил он. – Кто строил башни? Это страна троллей?

– Нет! – сказал Долгоброд. – Это строили не тролли, они не умеют. Сейчас здесь никто не живет. Много веков назад жили люди, но из них никого не осталось. Есть легенды, что они предались злу, покорились Тени Ангмара и все были уничтожены в войне, в которой погибло Северное королевство нуменорцев. Но это было так давно, что даже горы их забыли, хотя Тень на этой земле осталась.

– Как ты узнал эти легенды, если земля опустела и все забыла? – спросил Перегрин. – Птицы и звери таких историй не рассказывают.

– Наследники Элендила не забывают прошедшего, – сказал Долгоброд. – И в Райвенделе помнят гораздо больше, чем я мог бы рассказать.

– Ты часто бываешь в Райвенделе? – спросил Фродо.

– Бываю, – ответил скиталец. – Я там жил раньше, и всегда возвращаюсь, если удается. Сердце мое там, но судьба не велит мне тешиться покоем в чудном Доме Элронда.

* * *

Горы сдвигались вокруг путников. Тракт здесь еще раз сворачивал к югу, к реке, но ни его, ни реки им еще не было видно. Хоббиты вошли в ущелье, мрачное и тихое. Старые хвойные деревья взбирались вверх по крутизне, свешивая кривые корни. Хоббитов давила усталость. Они двигались медленно, потому что с трудом нащупывали дорогу среди поваленных стволов и каменных осыпей.

Старались, пока могли, не забираться высоко: во-первых, ради Фродо, а во-вторых, потому что и дорогу-то вверх найти было почти невозможно. После двух дней пути по ущелью погода сменилась. Ветер дул все время с запада, неся с дальнего моря влагу, которая выливалась на темные головы гор обильным дождем.

Под вечер путешественники промокли до нитки, а на привале отдохнуть не удалось, потому что не смогли разжечь огня. Утром горы вокруг них поднялись еще выше, и им пришлось свернуть-таки к северу от выбранного курса.

Проводник их беспокоился: прошло десять дней от спуска с горы Ветров, и запасы провианта подходили к концу. Все время лил дождь. Ночью они устроили привал на уступе под скалой, в которой нашлась небольшая выемка.

Фродо не мог заснуть. От холода и сырости рана разболелась, от шума дождя сон совсем пропал. Хоббит ворочался с боку на бок, с тревогой прислушивался к ночным звукам: ветер свистел в распадках, стучали капли дождя, гремели падающие камни.

Один раз ему показалось, что совсем не камни шуршат, а черные тени ползут к нему, чтобы украдкой его задушить. Он поднял голову, но не увидел ничего, кроме спины Долгоброда, который не спал, а сидя посасывал трубку. Фродо откинулся навзничь и заставил себя заснуть. Ему приснилось, что он идет по траве в своем саду в Торбе-в-Холме, но сад поник, заплыл туманом, деревья почти не видны, а из-за расплывчатой изгороди на него смотрят резкие черные тени.

Утром Фродо проснулся и увидел, что дождь прекратился. Небо было еще в тучах, но между ними уже появились бледные голубые полосы. Ветер сменил направление. В этот день они не стали выходить на рассвете. После завтрака, который съели холодным и без удовольствия, Долгоброд сначала сам пошел на разведку, а хоббитам приказал ждать его под скалой. Он хотел, если удастся, взобраться на вершину и оттуда посмотреть, где дорога и что делается вокруг.

Вернувшись, он принес не слишком обнадеживающие новости.

– Мы зашли слишком далеко на север, – сказал он. – Надо искать тропу, которая сворачивает на юг. Если идти в том же направлении, мы окажемся на Плато троллей, а не в Райвенделе. Тот край мне почти не ведом. Может, нам и удалось бы, сделав круг, вернуться оттуда в Райвендел, но это в любом случае означало бы большую задержку, потому что я не знаю дороги и нам не хватило бы провизии. Так или иначе, надо искать путь к Бруиненскому броду.

Весь день они с трудом пробирались по скалам. Нашли проход между двумя горами, вышли в ложбинку, которая шла к юго-востоку, то-есть куда надо. Вечером им снова преградили путь горы: черная стена со множеством зубцов на фоне неба, похожая на пилу. Надо было поворачивать, или взбираться на гребень.

Они выбрали подъем, но это оказалось неимоверно трудно. Вскоре Фродо пришлось спешиться, и он еле плелся, ноги его держали плохо. Много раз хоббиты теряли надежду на то, что сумеют провести пони и вообще найти тропу. Мешки давили плечи. До вершины они добрались, когда было уже почти темно. Они взошли на узкую седловину между двумя зубцами горы, перед ними был крутой спуск.