Текст книги "Властелин Колец"

Пока наши путники готовились ко сну в Бригорье, мрак окутал Бакленд. Туман залег в оврагах и по берегу Реки. Затих дом в Кричьей Балке. Мякуш Болджер осторожно растворил дверь и выглянул. Ощущение страха не покидало его весь день и к вечеру усилилось. Ни отдыхать, ни лечь спать он не смог: недвижный воздух таил угрозу. Вглядываясь в сумрак, Мякуш увидел, как под деревьями передвинулась черная тень. Ворота сами по себе отворились, а потом совершенно беззвучно закрылись. Ему стало ужасно страшно. Он отпрянул от двери, минуту постоял, весь дрожа, в прихожей, потом закрыл и запер парадную дверь.

Темнота сгущалась. На дороге к дому послышался приглушенный стук копыт. Кто-то осторожно вел лошадей. У ворот лошади остановились, и три тени проникли во двор: три черных пятна, сгустки ночи. Одна тень прокралась к двери, две другие встали по углам дома. Дом и деревья замерли в немом ожидании.

Потом листья чуть шевельнулись, где-то далеко пропел петух. Холодный предрассветный час кончался. Тот, темный, у двери пошевелился. В безлунной беззвездной тьме блеснул клинок, будто из ножен скользнул луч холодного света. Послышался глухой тяжелый удар, дверь дрогнула.

– Открыть именем Мордора! – произнес странно высокий и злобный голос.

От второго удара косяк лопнул, засов переломился, дверь подалась и провалилась внутрь. Черные быстро скрылись в доме.

Вдруг совсем близко в деревьях раскатился голос рога, разрывая ночь, словно вспышка на вершине горы:

ВСТАВАЙ, БЕДА! ПОЖАР! ВРАГИ! ВСТАВАЙ!

Мякуш времени не терял. Увидев, как черные тени ползут через огород, он понял, что от гибели его спасут только ноги. И он пустил их в ход со всей скоростью, на какую был способен: через черный ход, полями и огородами. Пробежав больше мили до ближайшего дома, он мешком повалился на крыльцо с воплем: «Нет! Нет! Не я!!» У меня нету!..» Что он потом лепетал, сначала вообще не поняли. Потом решили, что в Бакленде враги, непонятная напасть из Старого леса. И сразу начали действовать.

БЕДА! ПОЖАР! ВСТАВАЙ!

Брендибаки трубили Баклендскую Побудку, которая последний раз звучала сто лет назад, когда в Долгую зиму замерз Брендидуин и по нему пришли белые волки.

БЕДА! ВСТАВАЙ!

Тревога распространялась. Издалека слышались ответные звуки рогов.

Черные тени бежали из дома в ночь. На порог упал хоббичий плащ. На дороге застучали копыта, и невидимые во мраке кони перешли в галоп, потом гром копыт стих. Во всей Кричьей Балке гудели рога и рожки, звенели крики, топали ноги. Но Черные Всадники, как буря, помчались к Северным Воротам. Пусть малявки трубят! Саурон с ними потом расправится. А у них новое задание: они узнали, что дом пуст и Кольцо ушло. Черные стоптали охранников у ворот и исчезли из Хоббитшира.

* * *

В ранний час ночи Фродо внезапно вырвался из глубокого сна, словно его потревожило чье-то присутствие или неожиданный звук. Он увидел, что Долгоброд в кресле насторожился; глаза скитальца отражали пламя ярко горевшего камина, но сидел он молча и неподвижно.

Фродо вскоре опять заснул. Но к нему в сон снова ворвались шумы: свист ветра и гром копыт. Ветер словно закручивался у трактира и тряс его, а в дальней дали неистово гудел рог. Фродо открыл глаза и услышал бодрый крик петуха во дворе. Долгоброд раздвинул занавески и лязгнул задвижкой, отпирая ставни. Первый серый свет утра вместе с холодным воздухом хлынул в комнату через открытое окно.

Как только Долгоброд всех поднял, они пошли вслед за ним в свои спальни и, увидев, что там делается, возблагодарили судьбу за то, что послушались его совета. Выломанные оконные рамы болтались на петлях, хлопали занавески. Постели были разбросаны, валики искромсаны, коричневый коврик разодран в клочья.

Долгоброд немедленно привел трактирщика. Заспанный и перепуганный бедняга Медовар клялся, что не смыкал глаз почти всю ночь и не слышал ни одного звука.

– За всю мою жизнь ничего подобного не случалось! – восклицал он, в ужасе всплескивая руками. – Чтобы гости не могли спать в своих постелях, чтобы пропадали такие хорошие валики! К чему мы идем?

– К мрачным временам, – сказал Долгоброд. – Но ты еще немного поживешь в мире, когда от нас избавишься. Мы немедленно уходим. Не беспокойся о завтраке: подай чего-нибудь перекусить и запить на ходу. Через несколько минут мы будем готовы.

Господин Медовар поспешил присмотреть за тем, как готовят лошадей, и принести «что-нибудь перекусить», но почти сразу вернулся в отчаянии: пони пропали! Двери конюшни оказались взломаны, в ней не было не только лошадок Мерриадока, но вообще ни одной лошади.

Фродо был совершенно подавлен. Разве не глупо надеяться дойти до Райвендела пешком, когда за ним гонятся конные враги? С таким же успехом можно отправиться на луну. Долгоброд молчал, глядя на хоббитов, словно оценивая их силу и храбрость.

– Пони не спасли бы нас от конников, – сказал он задумчиво, будто догадываясь, о чем думает Фродо. – Верхом на пони мы передвигались бы ненамного быстрее, чем пешком, во всяком случае, по тем дорогам, какими я вас поведу. Себе я не собирался брать коня. Но меня беспокоит провизия. Отсюда до самого Райвендела мы можем расчитывать лишь на то, что возьмем с собой, и надо брать с запасом, ибо в дороге могут быть задержки, обходы. Сколько вы унесете на спинах?

– Сколько надо, столько и унесем, – сказал Пипин, стараясь показать, что он на самом деле крепче, чем выглядит (и чем себя чувствует).

– Я за двоих понесу, – самоуверенно заявил Сэм.

– Вы ничем не могли бы нам помочь, господин Медовар? – спросил Фродо. – Нельзя ли достать в поселке пару пони или хотя бы одного вьючного? Нанять мы, пожалуй, не вправе, но, может быть, купим, – добавил он без уверенности, что на это хватит средств.

– Вряд ли, – уныло сказал трактирщик. – В Бригорье всего-то два-три верховых пони, они стояли у меня в конюшне и пропали. А вьючных животных бригоряне не продадут, самим нужны. И тех почти ни у кого нет. Я попробую. Сейчас подниму Боба и пошлю поспрашивать.

– Да, – неохотно произнес Долгоброд. – Надо послать, пожалуй. Боюсь, что придется нам взять хоть одного. Но тогда нечего надеяться уйти рано и незамеченными. Это все равно, что в рог трубить, возвещая о походе. Сомнений нет, все подстроено с расчетом.

– Есть капелька утешения, – сказал Мерри. – Надеюсь, даже больше капельки: можно сесть и нормально позавтракать. Пошли, Ноба отловим!

* * *

Задержались больше, чем на три часа. Ноб вернулся с докладом, что ни пони, ни лошади бригоряне ни за что не продадут, есть только одна скотинка у Билла Хвоща, которую он, может быть, согласится уступить.

– Старое изможденное животное, – сказал Боб, – но он воспользуется вашим положением и запросит втридорога – или я не знаю Хвоща.

– Билл Хвощ? – переспросил Фродо. – Нет ли тут подвоха? Мы этого пони нагрузим, а он со всей поклажей убежит к нему во двор, или поможет нас выследить, или еще что-нибудь.

– Вполне возможно, – сказал Долгоброд. – Я только не поверю, чтобы животное, избавившись от такого хозяина, побежало к нему назад. По-моему, любезный господин Хвощ просто пытается нажиться на чужом несчастье. Главная опасность тут, наверное, в том, что бедная скотина сдохнет по дороге. Но выбора нет. Сколько он просит?

Билл Хвощ потребовал двенадцать серебряных монет – действительно втрое больше, чем в этих местах мог стоить пони. Животное оказалось костлявым, изголодавшимся и унылым, но как будто подыхать пока не собиралось. Баттерс Медовар сам заплатил за него и предложил Мерри за пропавших лошадок еще восемнадцать монет. Человек он был честный и по бригорским понятиям состоятельный, но потеря тридцати серебряных монет была для него тяжким ударом, и труднее всего он перенес то, что его надул именно Билл Хвощ.

Все же потом он оказался в выигрыше. Увели на самом деле только одного коня. Остальных разогнали, или они сами в ужасе разбежались, а потом их нашли в разных уголках Бри. Лошадки Мерриадока убежали все вместе и в конце концов (молодцы, сообразили!) направились за Могильники искать Пончика. Там о них хорошо позаботился Том Бомбадил. Когда до Тома дошли слухи о событиях в Бри, он отослал их господину Медовару, который, таким образом, получил пять прекрасных животных практически бесплатно. В Бригорье им, конечно, пришлось работать, но Боб с ними хорошо обращался, и можно сказать, что им повезло: они избежали трудного и опасного путешествия, хотя и не попали в Райвендел.

А поначалу, конечно, господин Медовар не знал всего, что случилось, и считал свои денежки безнадежно потерянными. И у него были другие хлопоты. Проснулись оставшиеся постояльцы и узнали о нападении на трактир – началась паника. Путешественники с юга, у которые пропали лошади, громко обвиняли хозяина, пока не выяснилось, что один из их компании тоже пропал в ту ночь – не кто иной, как косоглазый сообщник Билла Хвоща. Подозрение сразу пало на него.

– Если вы якшаетесь с конокрадом и привели его ко мне в дом, – возмущенно говорил Баттерс, – то платите из своего кармана за весь ущерб, и нечего на меня кричать. Идите к Биллу Хвощу и спрашивайте, где ваш красавчик-приятель!

Но оказалось, что ничей он не приятель, и даже никто не мог вспомнить, когда он затесался в компанию.

* * *

После завтрака хоббитам пришлось все перепаковать и сложить отдельно запасной провиант, так как они уже не надеялись на короткий путь. Когда же, наконец, вышли, было почти десять часов. К этому времени все Бригорье гудело от волнения. Фокус с исчезновением Фродо, появление Черных Всадников, ограбление конюшен и, наконец, последняя, но не менее удивительная новость: скиталец Долгоброд присоединился к загадочным хоббитам, – такой сказки хватит на много последующих лет.

Большинство жителей Бригорья и Намостья и даже многие из Криволесья и Долинки столпились вдоль дороги поглазеть, как уедут путешественники. Постояльцы трактира торчали в дверях и выглядывали из окон. Долгоброд передумал и решил уходить из Бри по главному Тракту. Любая попытка пойти сразу по бездорожью привела бы теперь к плачевным результатам: за ними пошла бы половина бригорян, посмотреть, что они замышляют и не лезут ли в чужие огороды.

Они попрощались с Бобом и Нобом и, рассыпаясь в благодарностях, расстались с толстым Баттерсом.

– Надеюсь, мы еще встретимся в более веселые времена, – сказал Фродо. – Я бы очень хотел погостить у вас спокойно, без всяких волнений.

И они тронулись в путь с тревогой и тяжестью в сердце, под пристальными взглядами толпы. Много было недружелюбных лиц и неприязненных выкриков. Но Долгоброда бригоряне, похоже, побаивались, и те, на кого он обращал суровый взгляд, тут же замолкали и сникали. Он шел впереди рядом с Фродо, за ними – Мерри с Пипином, а замыкающим – Сэм, который вел в поводу пони: на того навалили столько груза, сколько позволила жалость к несчастному животному, но вид у пони был уже не такой удрученный, он явно радовался перемене в судьбе.

Сэм задумчиво грыз яблоко, у него их был полный карман – прощальный подарок Ноба и Боба.

– Сидеть хорошо с трубочкой, а идти – с яблочком, – говорил он. – Но, кажется, скоро не будет ни того, ни другого.

Любопытные высовывались из дверей и окон и пялились через заборы. Хоббиты их не замечали. Но уже недалеко от ворот Фродо обратил внимание на последний дом в поселке – ободранный темный дом за неухоженной изгородью. В одном из его окошек мелькнуло желтоватое лицо с узкими раскосыми глазами – и тут же исчезло. «Так вот где прячется тот южанин! – подумал хоббит. – Полугоблин какой-то».

За оградой торчал другой человек, с презрением глядел на них из-под густых бровей и нахально ухмылялся, не выпуская изо рта короткую черную трубку. Когда они подошли, он перестал курить и плюнул.

– Привет, Долгоногий! – сказал он. – Что так рано? Ишь ты наконец, друзей нашел!

Долгоброд кивнул головой, но не ответил.

– Доброе утро, мелкота! – крикнул черноволосый хоббитам. – Вы, надеюсь, знаете, с кем связались? Это же Долгоброд Ни-кола-ни-двора! У него и почище прозвища есть, я слыхал. Ночью будьте начеку! А ты, Сэмчик, не обижай моего старенького пони! Тьфу! – Он снова сплюнул.

Сэм быстро обернулся.

– А ты, Хвощик, убери с моих глаз свою противную рожу, а то больно будет, – сказал он, и недоеденное яблоко, с быстротой молнии пущенное его рукой, угодило Биллу точно в нос. Тот не успел вовремя пригнуться и теперь из-за изгороди бранился, на чем свет стоит.

– Жаль хорошего яблока, – с прискорбием произнес Сэм и зашагал дальше.

Наконец, поселок остался позади. Детвора и бездельники, увязавшиеся за ними, устали и отстали сразу же за Южными воротами. Путники еще несколько миль прошли по тракту, который повернул к востоку, огибая подножие горы. Впереди был лес, слева на пологих юго-восточных склонах рассыпались дамба и хоббичьи норки деревни Намостье; севернее виднелась глубокая котловина, и над ней поднимались дымки – наверное, Долинка. Криволесье пряталось в деревьях дальше и выше.

Когда все это исчезло из виду, путники оглянулись на бурую глыбу горы и свернули на узкую тропинку, ведущую прямо на север.

– Отсюда пойдем скрытно, – объявил Долгоброд.

– Надеюсь не «напрямик покороче», – сказал Пипин, – а то мы раз пошли напрямик через лес, так чуть не пропали.

– Меня с вами не было, – засмеялся Долгоброд. – Если я иду напрямик, то длинна ли, коротка, моя тропа – наверняка!

Он внимательно осмотрел Тракт – никого не было, – и быстро повел хоббитов за собой в заросшую деревьями долину. Не зная местности, хоббиты все же догадались, что их проводник сделав вид, что направлялся в Криволесье, теперь собирается обойти его с востока и скорей попасть в пустошь, а там – к горе Ветров. Таким образом, можно было сократить дорогу, потому что Тракт широкой петлей обходил с юга Мошкариные Топи. Правда, часть пути придется на эти самые Топи, а они, судя по описанию скитальца, малоприятны…

Ну, а пока дорога была вполне сносной. И даже невзирая на вчерашние ночные переживания, можно было считать этот этап самым удачным из пройденных. Солнце светило ясно, но не палило. Леса еще не сбросили листву, и долина переливалась яркими осенними красками, выглядела мирно и безопасно. Долгоброд прекрасно знал путь, вел уверенно, и хоббиты с благодарностью думали, что без него они бы опять заблудились. Временами он намеренно петлял, чтобы замести следы.

– Билл Хвощ наверняка выследит, где мы свернули с Тракта, – сказал он. – Хотя сам за нами, по-моему, не пойдет. Местность он знает неплохо, но также знает, что в лесу ему со мной тягаться нечего. Боюсь только, он выдаст нас. А те, кому он о нас скажет, где-то поблизости. Пусть думают, что мы пошли в Криволесье.

* * *

То ли благодаря опыту скитальца, то ли по другой причине, но за весь день они не видели, не слышали и не встретили ни двуногих (если не считать птиц), ни четвероногих, кроме лисицы и нескольких белок. На следующий день они взяли курс прямо на восток, и все вокруг по-прежнему было тихо и мирно. На третий день после выхода из Бригорья они вышли из леса – и назад не вошли. Местность здесь окончательно понизилась и выровнялась, но идти стало труднее. Бри осталось далеко позади, началось дикое бездорожье и пошли Мошкариные Топи.

Почва была сырой, полосами росли болотные травы, между ними то и дело встречались лужи и болотца, в камышах верещали мелкие пичуги. Идти приходилось осторожно, искать сухие участки, стараясь не промочить ноги и не сбиться с курса. Сначала они шли бодро и сразу покрыли довольно большое расстояние, но постепенно их передвижение стало медленным и даже опасным. Болота были коварны и изменчивы, даже скитальцы не знали здесь постоянных троп. Путников замучила мошкара: она тучами носилась в воздухе, лезла в волосы, забиралась под штанины и в рукава.

– Меня живьем едят! – восклицал Пипин. – В этих Мошкариных Топях комарья больше, чем воды!

– Интересно, чем они питаются, когда не могут добыть хоббита? – спросил Сэм, расчесывая шею.

Первый день в этом отвратительном безлюдном месте дался им очень тяжело. Место для ночлега было сырым, холодным и неудобным, а ненасытные насекомые не давали спать. Вдобавок, в камышах и в осоке во множестве водились какие-то неприятные твари сродни сверчку и, по-видимому, зловредные. Всю ночь они беспрестанно зудели: «З-заедим-з-закусим!» От этого помешаться можно было, хоббиты еле выдержали.

Следующий, четвертый день пути был ненамного легче, и ночь ненамного спокойнее. «Зазуды», как их прозвал Сэм, отстали, но тучи мошкары висели над ними по-прежнему.

Когда Фродо лежал ночью на траве, усталый до того, что не мог закрыть глаза и заснуть, ему показалось, что далеко-далеко на востоке мелькнула вспышка, потом еще и еще – много раз. Это не мог быть рассвет, до которого оставалось еще несколько часов.

– Что там за свет? – спросил он Долгоброда, который встал и вглядывался в ночь.

– Не знаю, – ответил тот. – Очень далеко, не разберу. Как будто молния отскакивает от верхушек холмов.

Фродо снова лег, но ему еще долго виделись белые вспышки и на их фоне – высокий темный силуэт скитальца, молча вглядывавшегося во тьму. Потом он заснул неспокойным сном.

* * *

На пятый день, пройдя совсем немного, они оставили позади последние болотца и заросли камыша. Начался подъем. Вдали на востоке прорисовались крутые холмы. Самый высокий стоял отдельно от остальных. Верхушка у него была словно срезанная.

– Это гора Ветров, – объяснил Долгоброд. – Древний тракт, который мы оставили далеко справа, обходит ее с юга, почти у самого подножья. Мы туда должны дойти завтра к полудню, если никуда не свернем. Надо постараться.

– Почему? – спросил Фродо.

– Да потому что неизвестно, что мы найдем, когда доберемся туда. Там Тракт близко.

– Но мы ведь надеялись встретить там Гэндальва?

– Надеялись, но надежды совсем мало. Если он вообще пройдет здесь, он может миновать Бри и не знать, что мы тут. Встретиться мы можем, только если случайно подойдем одновременно; долго ждать друг друга и ему, и нам одинаково опасно. Раз Всадники не нашли нас в пустоши, значит, вернее всего, тоже пойдут к горе Ветров. С нее далеко видно. В этих землях полно птиц и зверей, которые тоже могут нас заметить издалека, хотя бы сейчас, когда мы так открыто стоим. Не всем птицам можно верить, а есть шпионы и похуже их.

Хоббиты с опаской покосились на дальние холмы. Сэм поднял глаза в блеклое небо, словно думал, что над ними уже летают враждебные ястребы или орлы.

– Ну, ты умеешь нагнать страху, Долгоброд! – сказал он.

– Так что ты предлагаешь? – спросил Фродо.

– Наверное, вот что, – медленно и словно неуверенно ответил скиталец. – Лучше всего нам пойти отсюда на восток как можно прямее, и выйти не к самой горе Ветров, а к цепи холмов. Там я разыщу тропу, которая подводит к горе с севера и при этом прячется за камнями. Ну и – будь, что будет!

Целый день, пока не наступил ранний холодный вечер, они шли и шли. Под ногами стало суше, растительность постепенно исчезала. На болотах позади залег плотный туман. Изредка в воздухе разносились жалобные крики незнакомых птиц. Когда круглое красное солнце скатилось в плотный сумрак на западном горизонте и наступила мертвая тишина, хоббиты подумали о том, как весело светили им когда-то в закатных лучах окна Торбы.

В конце дня им попался ручей, который сбегал с холмов и пропадал в болотистой низине. Они пошли вдоль него и, только когда стемнело, сделали привал на его берегу в чахлом ольховнике. На фоне ночного неба перед ними уже вырисовывались хмурые безлесные спины холмов.

В эту ночь они выставили часового, а скиталец, похоже, так и не ложился. Луна прибывала и всю первую половину ночи обливала землю холодным сероватым светом.

Утром с восходом вышли в дальнейший путь; было свежо, даже морозно, небо светилось бледной голубизной. Хоббиты чувствовали себя бодро. Они уже втянулись в ходьбу и могли долго пробыть на ногах на скудном рационе – в Хоббитшире они сказали бы, что так можно ноги протянуть. Пипин вдруг заявил, что Фродо стал вдвое толще того хоббита, которого все знали раньше.

– Чепуха, – сказал Фродо, затягивая пояс. – От меня на самом доле намного меньше осталось. Если процесс похудения не прекратится, я стану призраком.

– Кончайте болтать об этих вещах! – неожиданно рассердился Долгоброд.

* * *

Холмы приближались, – неровная гряда высотой почти в тысячу локтей, в гребне которой были провалы и проходы, ведущие на восток; хоббиты видели заросшие развалины старинных укреплений, обомшелые остатки стен и рвов, древней каменной кладки.

К ночи они добрались до западных склонов, где разбили лагерь. Была ночь 5-го октября, прошло 6 дней от выхода из Бригорья.

Утром они обнаружили первую хорошую тропу после Криволесья. Повернув по ней вправо, пошли к югу. Тропа хитро петляла, словно сама старалась, чтобы ее не было видно ни сверху, ни из долины. Она ныряла в провалы и овраги, прижималась к крутым склонам под карнизами, а там, где шла по ровному и более или менее открытому месту, была с обеих сторон обложена рядами крупных валунов и обтесанных камней, они скрывали путников, как хорошие заборы.

– Интересно, кто прокладывал такую тропу и зачем? – спросил Мерри, когда они пробирались по одному из таких проходов, между особенно крупными и тесно составленными камнями. – Мне это место не нравится. Какой-то могильный вид. Кстати, на этой горе есть Могильник?

– Нет. Могильников нет ни на горе Ветров, ни на соседних холмах, – ответил Долгоброд. – Нуменорцы здесь не жили. В последние годы существования их государства они защищали холмы от нападений Чернокнижника из Ангмара, но недолго. Тропу проложили, чтобы подходить к укреплениям, она шла вдоль стен. А совсем давно, когда было основано Северное Королевство, на этой горе построили большую дозорную башню и назвали ее Башней Ветров, Амон Сул. Она была разрушена и сожжена, от нее только неровное каменное кольцо осталось, как корона на макушке старой горы. Когда-то она была высокая и красивая. Говорят, что на ней Элендил ожидал прихода Гил-Гэлада с запада. Это было в дни Последнего Союза.

Хоббиты уставились на Долгоброда. Оказывается, он знал не только тропы Дикого Края, а и древние легенды.

– Кто был Гил-Гэлад? – спросил Мерри.

Скиталец задумался и не ответил. Вдруг кто-то вполголоса проговорил:

 
Гил-Гэлад был эльфом и королем
Последней свободной страны.
От гор до моря арфы о нем
Поют, печали полны.
 
 
Меч разил, и копье было всех острей,
Шлем высокий ярко сверкал,
И бессчетные звезды небесных полей
Серебряный щит отражал.
 
 
Поскакал он в поход в былые года,
И не стало о нем вестей,
Потому что скатилась его звезда
В черный Мордор, страну теней.
 

Все с изумлением обернулись к Сэму, так как декламировал именно он.

– Давай дальше! – сказал Мерри.

– Я дальше не знаю, – сказал Сэм, краснея. – Я это выучил у господина Бильбо, когда мальцом был. Он мне разные такие сказки рассказывал, знал, что я про эльфов слушать не устану. Он меня читать выучил. А сам каким грамотеем был! И умел сочинять стихи. Это тоже он сочинил.

– Он этого не сочинял, – сказал Долгоброд. – Это часть запева старинной баллады о гибели Гил-Гэлада. Она на древнеэльфийском языке; Бильбо, как видно, ее перевел. А я не знал.

– Там много было, – сказал Сэм. – Все про Мордор. Я дальше не учил, меня аж дрожь пробирала, так страшно. Никогда не думал, что самому придется туда идти!

– Идти в Мордор! – воскликнул Пипин. – Хоть бы до этого не дошло!

– Не произносите громко это название! – сказал Долгоброд.

* * *

Солнце было уже высоко, когда они, наконец, добрались до южного конца тропы и в бледном прозрачном свете увидели серо-зеленый вал, словно мост, переброшенный на северный склон горы. Решили засветло взойти на вершину, потому что на открытом месте не спрячешься, оставалось надеяться, что ни враги, ни их шпионы за ними не наблюдают. Никакого движения на холме не замечалось. Если даже Гэндальв был где-то неподалеку, он не подавал признаков жизни.

За западным отрогом горы Ветров была небольшая котловинка, похожая на чашу с травянистыми краями. Туда даже ветер не залетал. Решили оставить там Пипина и Сэма с пони и всей поклажей, а Долгоброд, Фродо и Мерри пошли в гору. Через полчаса их проводник уже вскарабкался на самую вершину, еще через некоторое время к нему присоединились измученные и задыхающиеся Фродо и Мерри – последний участок подъема оказался крутым и каменистым.

На вершине, как и говорил Долгоброд, они увидели большое кольцо древней каменной кладки, местами разрушенное, местами заросшее жесткой травой. Но в центре были грудой навалены битые камни со следами недавнего огня – черные от копоти. Трава вокруг них выгорела до корней, а по всей площадке сморщилась, почернела и местами обгорела, будто пламя лизало всю вершину. Никаких следов живого существа не было.

Отсюда открылся широкий вид на почти голую равнину, в которой только на юге виднелось пятно леса, а за ним блеск, будто там была вода, но очень далеко. Лента старого тракта вилась у южного подножия гор. Тракт перебегал с холма на холм, выбегал в долину и исчезал в темнеющей дали на востоке. Тракт был пуст. Предгорья казались отсюда темнобурыми, за ними поднимались серые громады, над которыми клубился туман, а из тумана и облаков, словно частокол, торчали вверх белые вершины, с трудом различимые в такой дали и высоте.

– Ну и тоска! – сказал Мерри. – Как тут неприветливо! Ни воды, ни укрытия. И ни следа Гэндальва. По-моему, он не виноват, что не дождался, – если даже приходил.

– Интересно, – задумчиво сказал Долгоброд, оглядываясь. – Если он попал в Бри через день или два после нас, то сюда он пришел бы раньше, ибо когда надо, он может ехать очень быстро. Вдруг он наклонился и посмотрел на верхний камень в груде; он был плоский и светлее остальных, без копоти. Долгоброд поднял его и стал внимательно разглядывать, вертя в пальцах.

– Его положили совсем недавно, – сказал он. – Что ты скажешь об этих знаках?

На плоской нижней стороне камня Фродо увидел царапины:.

– Вроде, штрих, точка и еще три штриха, – сказал он.

– Левый штрих может быть руническим «Г», – предположил Долгоброд. – Видишь справа две тонкие черточки? Такой знак мог оставить Гэндальв, хотя точно сказать нельзя. Царапины тонкие и наверняка свежие. Может быть, они означают что-то совсем другое и к нам не имеют отношения. Рунами пользуются скитальцы, они иногда сюда заходят.

– А если их Гэндальв оставил, что они могут означать? – спросил Мерри.

– Я бы сказал, что написано «Г-три», – ответил Долгоброд, – и означает это, что Гэндальв был здесь третьего октября. Прошло уже три дня. Еще это может означать, что он спешил и был в опасности: написать длиннее и понятнее не успевал или побоялся. Если так, то и нам надо быть настороже.

– Хочется думать, что эти знаки нацарапал он, что бы они ни означали, – сказал Фродо. – Просто спокойнее знать, что он с нами на одной дороге, пусть впереди, пусть сзади.

– Может быть, и так, – сказал Долгоброд. – Я верю, что он здесь побывал, и думаю, что не ошибаюсь насчет опасности. Здесь бушевало пламя, – я вспоминаю огни, которые мы видели три ночи назад над восточным горизонтом. Догадываюсь, что на этой вершине на него напали, но чем кончилось, не знаю. Его здесь нет, а нам теперь надо самим поостеречься и поскорее пробираться в Райвендел.

– Как далеко до Райвендела? – спросил Мерри, уныло оглядываясь по сторонам. С верхушки горы мир казался огромным и пустынным.

– Насколько мне известно, дальше «Покинутой корчмы», что в дне пути от Бригорья, никто дорогу на восток не мерял, – отозвался скиталец. – Кто говорит, далеко, кто – близко. Странная это дорога, и каждый, кто на ней оказывается, мечтает поскорей дойти до цели, неважно, мало или много времени у него в запасе. Если бы я шел один в хорошую погоду и без помех, то мне хватило бы двенадцати дней до Брода через Гремучую, что течет мимо Райвендела, пересекая Тракт. А вместе мы будем добираться не менее двух недель, если учесть и то, что не всегда сможем идти по дороге.

– Две недели! – воскликнул Фродо. – За это время многое может случиться.

– Может, – подтвердил Долгоброд.

Они молча постояли на вершине, у ее южного края. В этом пустынном месте Фродо впервые осознал свою безнадежную бесприютность и огромную опасность. Ну почему судьба не оставила его в мирном родном Хоббитшире! Он смотрел на проклятый Тракт, который мог ведь вести на запад, домой. И вдруг заметил на нем черные точки. Две медленно двигались с востока на запад, и еще три – им навстречу с запада на восток. Он вскрикнул и схватил скитальца за руку.

– Смотри! – сказал он, показывая вниз.

Долгоброд молниеносно бросился на землю за разбитыми камнями, увлекая за собой Фродо. Мерри шлепнулся рядом.

– Что это? – прошептал он.

– Не знаю, но боюсь, что самое худшее, – ответил скиталец.

Они медленно подползли опять к самому краю каменного кольца и стали вглядываться вдаль сквозь щели между двумя неровными камнями.

Было уже не так светло, как утром, ибо тучи, надвигавшиеся с востока, скрыли солнце, а оно и без того клонилось к закату. Они все видели черные точки, но ни Фродо, ни Мерри не могли точно определить их форму, лишь подсознательно чувствовали, что там, внизу, по дороге к подножию горы скачут Черные Всадники.

– Да, – сказал Долгоброд, чье острое зрение исключало ошибку. – Это враги!

И они поспешно спустились по северному склону горы к друзьям.

* * *

Сэм и Пипин времени не теряли. Они осмотрели котловинку и склоны поблизости, нашли овражек с родником и около него следы не более, чем двухдневной давности. В самой котловинке были остатки костра и приметы чьей-то недолгой стоянки, а за скатившимися со склона камнями Сэм обнаружил небольшой запас аккуратно сложенного топлива.

– Интересно, не Гэндальв ли сюда приходил, – сказал он Пипину. – Тот, кто оставил дрова, наверное, собирался вернуться.

Долгоброд их открытиями очень заинтересовался.

– Надо было мне не спешить и осмотреть здесь все, – сказал он, тотчас же направляясь к роднику.

– Этого я и боялся, – сказал он, вернувшись. – Сэм с Пипином затоптали все вокруг, земля мягкая, теперь следов не разберешь. Здесь недавно были стражи-скитальцы, дрова заготовили они. Но есть свежие следы, оставленные день или два назад тяжелыми сапогами. Следы одной пары я разглядел точно, но похоже, что их здесь было больше. И это не скитальцы.

Он замолчал и озабоченно задумался. Все хоббиты вдруг мысленно представили себе Всадников в плащах и сапогах. Если они нашли эту котловинку, то чем скорее Долгоброд уведет хоббитов отсюда, тем лучше. Сэм, услышав, что враги скачут по дороге и находятся всего в нескольких милях отсюда, недовольно оглядывался.