Текст книги "Властелин Колец"

В эту ночь не было никакого шума. Но под утро, то ли во сне, то ли при пробуждении, он и сам не мог сказать, Фродо послышался нежный напев, словно неяркий свет из-за серой завесы дождя; напев зазвучал громче – завеса стала вдруг стеклянно-серебряной, отодвинулась, – и перед ним открылась зеленая земля под лучами встающего солнца.

Видение растаяло, Фродо проснулся. Том уже был здесь, свистел, словно целое дерево, полное птиц, косые лучи солнца падали на холм и в открытое окно. Снаружи все было зеленым и светло-золотистым.

После завтрака, за который они снова сели без хозяев, они приготовились прощаться. На сердце легла тень, хотя трудно было печалиться в такое утро: прохладное, ясное, чистое под светло-голубым осенним небом. Легкий ветерок нес свежесть с северо-запада. Обычно медлительные хоббичьи пони резво взбрыкивали, фыркали и всем видом выражали нетерпение. Том вышел из дому, взмахнул шляпой и вот уже приплясывал у порога, желая хоббитам поскорее садиться в седла и побыстрее ехать.

Они отъехали по тропке, начинавшейся за домом и шедшей наискось к северному краю гребня холма. Перед последним крутым участком они спешились и повели пони в поводу, и тут Фродо вдруг остановился.

– Золотая Ягодка! – воскликнул он. – Красавица в зеленом и серебряном! Мы с ней не простились, мы ее даже не видели с вечера!

Он так расстроился, что повернул назад, но в это мгновение сверху звонким ручейком скатилась песня.

Там она стояла, на самом гребне, и жестом звала их.

Ее волосы развевались на ветру, блестели под лучами солнца. На росистой траве у нее под ногами играли солнечные блики, и она танцевала, будто плескалась в зеленом ручье.

Хоббиты быстро преодолели последний подъем и, запыхавшись, встали рядом с ней, а когда отдышались, принялись кланяться. Золотинка остановила их и сделала знак рукой, чтобы они подняли глаза и осмотрелись вокруг. Они стояли на вершине холма и смотрели на широкий мир в блеске утра. Воздух был чист настолько же, насколько он был туманен, когда они так же стояли на лысом холме в Лесу. Сейчас они видели и его между темными деревьями на западе. Земля там вздыбилась множеством поросших лесом холмистых гребней, зеленых, бурых и желтых под осенним солнцем. Долина Брендидуина пропадала за ними. На юге, за Ивьюнкой, далеко-далеко, словно бледное стекло, поблескивал он, делая большую петлю в болотистой пойме и унося свои воды в неведомые хоббитам земли. На севере за холмами, где местность постепенно снижалась, лежала серо-буро-зеленая равнина, уходя вдаль, словно постепенно растворяясь. На востоке торчали Могильники, конца им не было видно, а совсем далеко на горизонте в небе еле намечались белые зубцы, напомнившие хоббитам забытые сказки про дальние высокие горы.

Хоббиты глубоко вдохнули свежий воздух, и им показалось, что сейчас они смогут дойти куда захотят, стоит лишь несколько раз шагнуть в нужную сторону. Казалось малодушием долго трястись на пони по краю Могильных Холмов к тракту, когда можно было прыгнуть прямо через них, как Том.

Золотинка заговорила и вернула их к действительности.

– Теперь спешите, добрые гости! – сказала она. – Не отклоняйтесь от цели! На север, с ветром в левый висок, и пусть легкими будут ваши шаги! Торопитесь, пока светит солнце!

А Фродо она сказала:

– Прощай, Друг эльфов! Это была веселая встреча!

Фродо не нашелся, что ответить. Он низко поклонился, сел на пони и медленно затрусил по пологому склону. Его друзья последовали за ним. Дом Тома Бомбадила, речная долина и Старый Лес остались позади за гребнем.

В ложбинах между холмами было тепло и сыро; сильно и сладко пахли травы. Под первым холмом путники оглянулись и увидели Золотинку, маленькую и тонкую на фоне неба, как цветок на стебельке, освещенный солнцем. Стояла она неподвижно, протягивая к ним руки, а потом что-то крикнула, подняла руку, повернулась – и скрылась за гребнем.

Ехали они извилистыми тропами по ложбинам меж холмами, огибая одно зеленое подножие за другим, объезжая длинные отроги больших холмов и поднимаясь на гладкие бока маленьких, чтобы тут же спуститься в новую ложбину. Они не видели ни деревьев, ни ручьев: это было царство трав и короткого пружинистого мха; стояла тишина, только ветер, слабея, негромко шептался с травой и вверху раздавались одинокие крики незнакомых птиц. Солнце постепенно поднималось, становилось жарко. Ветра они уже почти не чувствовали, даже въезжая на холмы.

Когда с одного из них ненадолго открылся вид на запад, им показалось, что дальний лес дымится, будто вчерашний дождь поднимается паром от земли, травы и листьев. Вокруг них теперь плотной тенью стоял густой туман, горизонта видно не было, а небо было тяжелым, как горячая синяя крышка.

Примерно в полдень они въехали на холм с широкой плоской вершиной, похожей на мелкое блюдце с зелеными краями. Воздух здесь был недвижим, а небо, казалось, висело совсем низко. Они пересекли «блюдце» и посмотрели на север. Настроение у них поднялось, потому что они поняли, что проехали больше, чем ожидали. В колеблющемся душном воздухе расстояние определить было, конечно, трудно, но в том, что Могильники скоро кончатся, сомнений не было. Перед ними на север тянулась длинная ложбина, кончавшаяся просветом между двумя крутыми холмами. За ними, похоже, начиналась равнина. И прямо на севере была еле заметная темная полоса.

– Это деревья вдоль дороги, – сказал Мерри. – От самого Моста тянутся на много гонов. Говорят, их в Незапамятные времена посадили.

– Замечательно! – сказал Фродо. – Если мы за вторые полдня пройдем столько же, сколько за утро, то до заката выберемся из Могильников и успеем найти место для ночлега.

Но еще не кончив говорить, он бросил взгляд на восток и увидел, что холмы с той стороны выше и словно смотрят на них сверху вниз; все их верхушки кончались зелеными куполами, а на некоторых торчали камни, как сломанные зубы из зеленых челюстей.

Зрелище это почему-то вселяло тревогу, так что они отвернулись от него и вернулись в середину «блюдца». Там торчал одинокий камень, он был высок, но тени не отбрасывал, ибо солнце стояло как раз над ним. Был он бесформенным и одновременно казался значительным – не то краеугольный камень, не то указатель, не то предупреждающий знак. Полдневный час беды не обещал, а хоббиты проголодались, так что сели под этим камнем, прислонившись к нему спинами с восточной стороны. Как ни палило солнце, у него не хватало силы согреть камень, он приятно холодил спины. Они вытащили из мешков еду и питье и устроили полдник под открытым небом. Лучше быть не могло. Еда была «с Холма»: Том снабдил их, как следует, чтобы на целый день хватило. Расседланные пони бродили неподалеку по траве.

* * *

Езда по неровной местности, сытная еда, теплое солнце, запах трав, более долгий, чем надо, отдых, лежа на спине, вытянув ноги и уткнув носы в небо, – из-за этого, пожалуй, все и случилось. Короче, они проснулись внезапно и с нехорошим чувством, сразу вспомнив, что спать не собирались. Лежать было неудобно, камень совсем остыл и отбрасывал длинную бледную тень через их головы на восток. Водянисто-желтое расплывчатое солнце пробивалось сквозь туман над западным краем «блюдца», в котором они лежали. С севера, с юга, с востока курган был обложен сплошной холодной белой мглой. Воздух застыл, промозглый и тяжелый. Пони стояли, прижавшись друг к другу и опустив головы.

Хоббиты вскочили в испуге, побежали к западному краю верхушки и поняли, что оказались на острове в белом море тумана. Солнце на их глазах опустилось в это море, а на востоке поднялась холодная серая мгла. Туман склубился над холмом, поднялся выше, и вот они уже словно в сером зале, мглистый потолок которого лежит на камне-колонне. Будто вокруг них сомкнулась ловушка.

Но они пока сохраняли присутствие духа. Они еще помнили, в какой стороне видели обнадеживающую полосу далекого тракта. В любом случае всем им настолько претила мысль о том, чтобы остаться в этом жутком месте, что они решили тотчас же уходить. Они упаковались, как смогли, завязали мешки застывшими пальцами и вскоре уже вели пони друг за другом вниз по пологому северному склону холма, в море мглы. Чем ниже, тем холоднее становился туман, сильнее сырость, волосы у них липли ко лбу. Внизу стало так холодно, что пришлось приостановиться и достать плащи с капюшонами, которые сразу же намокли и покрылись серыми каплями. Они сели на пони и медленно поехали дальше, ориентируясь по подъемам и спускам. Направление взяли, как им казалось, на северный проход в конце длинной лощины, который видели утром сверху. Если удастся выйти из лощины, останется только ехать по прямой, пока не упрешься в Тракт. Больше мыслей у них не было. Была слабая надежда на то, что за Могильниками туман кончится.

Двигались очень медленно. Чтобы не оторваться от спутников и не потеряться, ехали цепочкой друг за другом. Фродо впереди, Сэм – за Фродо, за ним – Пипин, потом Мерри. Ложбина казалась бесконечной. Вдруг Фродо заметил обнадеживающий знак: с обеих сторон из тумана надвигалось что-то темное, и он решил, что они, наконец, приближаются к выходу из ложбины, северным воротам Могильных Холмов. Только бы пройти, а дальше воля.

– Вперед! За мной! – окликнул он через плечо своих спутников и сам поспешил вперед.

Но надежда тут же сменилась тревогой. Темные тени вблизи стали еще темнее, но уменьшились в размерах. И вдруг он увидел перед собой два огромных камня, слегка наклоненных друг к другу, словно косяки чудовищных ворот. Ничего подобного он вроде бы не видел, когда смотрел с холма. Он проехал между ними прежде, чем успел что-нибудь сообразить, и темнота будто бы обрушилась на него. Пони заржал, встал на дыбы и сбросил его. Встав и оглянувшись, он обнаружил, что остался один: остальные за ним не поехали.

– Сэм! – закричал он. – Пипин! Мерри! Сюда! Почему отстали?

Ответа не было. Его охватил страх, и он побежал назад в каменные ворота, отчаянно крича:

– Сэм! Сэ-эм! Мерри! Перегри-ин!

Пони рванулся и пропал в густом тумане. Фродо стоял под большими камнями, изо всех сил напрягая зрение, ничего не видел, но ему показалось, что издалека донесся слабый крик: «Эй, Фродо, эй!..» Как будто кричали слева от него, с востока. Со всех ног бросившись туда, он оказался на крутом подъеме.

Карабкаясь вверх, он продолжал громко звать друзей, но сначала ответа не было, а потом он расслышал сверху из тумана совсем слабый и совсем далекий отзыв тонкими голосами:

«Фродо, эй!..», потом крики: «Помогите! Помогите!..» несколько раз, и долгий вопль, которые не стих, а внезапно оборвался.

Фродо из последних сил полез дальше, не разбирая дороги, вверх, туда, где кричали, но в сплошной темноте не знал даже, выдерживает ли хоть это направление. Подъем казался бесконечным.

Потом вдруг камни под ногами выровнялись, и он понял, что влез на гребень или вершину холма. Он устал, вспотел и теперь дрожал от холода. Вокруг сплошная темень.

– Где вы? – жалобно крикнул он.

Никто не ответил. Хоббит постоял, прислушиваясь. Понял, что страшно замерз, и ощутил ледяной ветер: погода менялась. Мимо него клочьями и полосами поплыл туман. Дыхание превращалось в пар, а темнота была уже не беспросветной. Подняв голову, он с удивлением увидел в небе звезды, пробивающиеся в разрывах туч и тумана. Ветер завыл и засвистел в траве.

Вдруг ему послышался новый сдавленный крик, и он опять заспешил: мгла расходилась, туман словно откатывался от него в стороны, вверху открылось звездное небо. Фродо понял, что находится на вершине круглого кургана. Вероятно, он влез на него с севера и теперь смотрел на юг. С востока дул режущий ветер. Справа под звездами черной тенью стоял огромный Могильник.

– Вы где? – закричал он снова, сердясь и боясь одновременно.

– Здесь! – ответил ему из-под земли глухой и холодный голос. – Я жду тебя!

– Нет!.. – выдавил из себя Фродо, но убежать не смог. Колени его подломились, и он упал. Ничего не произошло, было тихо… Дрожа, хоббит поднял глаза и увидел высокую темную тень, заслонявшую звезды. Тень нагнулась над ним. Ему показалось, что он видит два глаза, очень холодных, светящихся мертвенным светом, идущим откуда-то издалека. Кто-то сдавил его железной хваткой, ледяной холод пронизал до костей, и он лишился чувств.

* * *

Когда он пришел в себя, первым чувством был ужас. Потом он вдруг понял, что безнадежно попался, что находится в плену, в Могильнике. Его схватило умерлие, и он, наверное, во власти страшных чар, о которых рассказывали шепотом. Он не смел пошевелиться и остался лежать на спине на холодном камне, с руками, сложенными на груди.

Страх его был так велик, что казался частью окружавшей его огромной Темноты, но он вдруг осознал, что думает о Бильбо Торбинсе и его Книге, вспоминает, как они вместе ездили трусцой по тропинкам Хоббитшира и беседовали о дальних дорогах и приключениях. В сердце каждого хоббита, даже самого толстого и самого робкого (правда, обычно очень глубоко) лежит зернышко отчаянной храбрости, которое прорастает в минуту последней опасности. Фродо был совсем не толстый и не робкий; Бильбо и Гэндальв даже считали его лучшим хоббитом в Хоббитшире, хоть он этого и не знал. Он подумал, что это конец его путешествия, ужасный конец, но мысль о нем его укрепила. Он весь напрягся, словно приготовился к прыжку, – и перестал быть слабой беспомощной жертвой.

Продолжая лежать, но постепенно овладевая собой, он заметил, что темнота отступает, пропуская откуда-то бледный зеленоватый свет. Он еще не мог увидеть, где лежит, ибо свет, казалось, шел из него самого и из пола вокруг него и пока не доставал до стен и потолка. Он повернулся и в холодном сиянии увидел рядом Сэма, Пипина и Мерри. Они были смертельно бледны и лежали навзничь, завернутые в белое. Вокруг них громоздились сокровища, наверное, много золота, но в мертвом свете все казалось холодным и омерзительным. На головах у них были венцы, вместо поясов золотые цепи, на руках кольца. Рядом – мечи, в ногах – щиты. И поперек через три горла – один длинный обнаженный меч.

Вдруг раздалось пение: холодный тоскливый голос, то громче, то тише. Голос шел из невероятной дали и был невыносимо унылый; то словно очень высокий и тонкий плач с неба, то глухой стон из-под земли. Бесформенный поток тоскливых и жутких звуков сложился в слова: жалобные, холодные, жестокие и страшные. Это сама ночь изнывала в жалобе по отнятому утру, и холод проклинал недостижимое тепло. Фродо оцепенел. Когда пение стало явственнее, он подсознанием понял, что это заклятие:

 
Холодей, рука, сердце, цепеней.
Под холодным камнем хладен сон костей.
На холодном золоте не прервете сна,
Пока в черном ветре не умрет Луна!
Будете лежать до тех пор, пока
Не поднимет вас Черная Рука
Властелина Тьмы под Солнцем остывшим,
В мире умершем, над Морем иссохшим!..
 

У его изголовья раздался скрип и скребущий звук. Он приподнялся на локте и в бледном свете увидел, что они лежат как бы в проходе, который возле них сворачивает, а из-за угла к ним тянется, перебирая пальцами по полу, длинная рука, сейчас доберется до рукояти меча у шеи Сэма, который лежит с краю.

Сначала Фродо не мог двинуться, словно заклятие в самом деле превратило его в камень. Потом ему дико захотелось бежать. Он подумал, что если надеть Кольцо, то, может быть, умерлие его не заметит, и он сможет найти выход. Он представил, как бежит по траве, живой и свободный, и плачет по Мерри, Сэму и Пипину. Гэндальв согласится, что больше ему ничего не оставалось делать.

Но храбрость, проснувшаяся в нем, успела окрепнуть: не мог он так просто бросить друзей. Он нерешительно потянулся к карману, потом попытался переубедить себя… тем временем рука подползла ближе. Внезапно он решился, схватил короткий меч, лежавший рядом, поднялся на колени, нагнулся над телами друзей и изо всей силы рубанул по подползавшей руке у запястья. Кисть руки отвалилась, меч расщепился до рукояти. Раздался пронзительный вопль, свет погас, в темноте прокатилось рычание.

Фродо упал на Мерри. Лицо друга было ледяным. И вдруг к хоббиту вернулась память обо всем, что в ней стерла первая волна тумана, – дом на склоне холма и поющий Том. Он вспомнил призывную песенку, которой Том учил их, и тонким отчаянным голоском начал: «Гей, Том, друг Том!..» Но стоило ему произнести это имя, как голос его окреп, стал живым и громким, по подземелью пошло эхо, словно зазвучали трубы и барабаны:

 
Гей, Том, друг Том, Том Бомбадил!
Мы в беде, нас услышь, поспеши, приди!
Камышом, ивняком, лесом, полем, водой,
Сквозь огонь, ясным днем и в туман под луной!
 

Наступила полная тишина. Фродо услышал стук собственного сердца. Тишина длилась долго, а потом издалека, как сквозь землю или через толстую стену, прозвучал ответ:

 
Старый Том Бомбадил –  песни да смешинки, –
Голубой на нем кафтан и желтые ботинки.
Не боится никого, сам себе Хозяин,
Перепеть нельзя его и догнать нельзя его!
 

Что-то грохнуло, с рокотом покатились камни, в подземелье вдруг ворвался свет – настоящий дневной. В конце прохода, куда Фродо лежал ногами, открылся пролом, и в нем появилась голова Тома (и перо, и шляпа) в обрамлении красных лучей закатного солнца. Свет упал на пол и на лица трех лежащих хоббитов. Они остались недвижимы, но трупный оттенок с их лиц пропал. Теперь казалось, что они крепко заснули. Том нагнулся, снял шляпу и с песней вошел в подземелье:

 
Уходи, умерлие! Сгинь под небом синим!
Тай в тумане, вой за ветром, пропади в пустыне!
За горами, за холмами скройся темной тенью,
Без тебя Могильник древний пускай опустеет!
За семью замками будь во тьме забыто,
Пока мир несовершенен, пока зло не вскрыто!
 

Раздался крик, и часть подземелья с грохотом обвалилась. Потом прозвучал режущий уши вопль, взлетел, продлился и угас в невероятной дали, и стало снова тихо.

– Вставай, друг Фродо! – сказал Том. – Пошли на зеленую травку. Помоги мне их вынести.

Они вместе вынесли Мерри, Пипина и Сэма. Когда Фродо в последний раз выходил из Могильника, ему показалось, что он снова видит обрубленную руку, которая, как раненый паук, зарывалась в кучу обвалившейся земли. Том вернулся в подземелье, до хоббита донеслись удары и топот. Когда Том вышел, у него в руках была куча сокровищ: золотые, серебряные, бронзовые, медные вещи, много бус, цепей, ожерелий, украшений с камнями. Он взобрался на зеленый купол Могильника, разложил их на освещенной солнцем верхушке, постоял рядом, держа шляпу в руке. Ветер играл его волосами, а он смотрел сверху на хоббитов, лежащих на спинах на травянистом западном склоне. Потом поднял правую руку и ясным голосом скомандовал:

 
Просыпайся, ребятня! Слушай Бомбадила!
Согревайте руки-ноги, Камень повалил я!
Распахнулся черный лаз, вон рука врага лежит!
Тьма за ночью улетела, путь для вас опять открыт!
 

К великой радости Фродо хоббиты зашевелились, протянули руки, протерли глаза и вдруг вскочили, изумленно оглядываясь сначала на Фродо, потом на Тома, стоявшего над ними на кургане во весь рост, потом друг на друга. На них все еще были тонкие белые лохмотья, тускло-золотые венцы, цепи и звенящие украшения.

– Что за шутки?.. – начал было Мерри и тронул золотой обруч, сползший ему на один глаз. Тут же он осекся, тень пробежала по его лицу, и он закрыл глаза. – Да, я помню! – сказал он. – Люди из замка Карн-Дум напали на нас ночью и разбили нас. Копье ударило меня в сердце! – он схватился за грудь и вдруг воскликнул, открывая глаза: – Нет! Что я говорю? Это был сон. Куда ты девался, Фродо?

– Я думал, что сбился с пути и пропал, – сказал Фродо. – Но не хочу и вспоминать. Подумаем, что делать дальше. Пора двигаться.

– В таком виде, хозяин? – сказал Сэм. – Где моя одёжа?

Он сбросил венец и кольца на траву и растерянно оглядывался, будто надеясь увидеть где-то рядом плащ, куртку, штаны и прочие хоббичьи вещи.

– Да не найдете вы свою одежду, – сказал Том, спрыгивая с Могильника, смеясь и пританцовывая вокруг них под солнышком.

Глядя на него и его веселые глаза, можно было подумать, что ничего ужасного не случилось, и действительно, страх у них совсем прошел.

– Что ты говоришь? – спросил Пипин смущенно, но уже весело. – Почему?

Том покачал головой.

– Вы сами нашлись, вернулись из страшной глубины, – что жалеть о малых потерях, радуйтесь, что не утонули! Пусть теперь солнце вас покрепче прогреет, сбрасывайте холодные лохмотья и живей ложитесь на травку! А Том сходит на охоту!

Подпрыгивая, с присвистом и призывными возгласами Том сбежал с кургана. Фродо проводил его взглядом и заметил, что он направился на юг, вдоль зеленой ложбины, отделяющей их Могильник от следующего, и потом услышал, как он внятно пропел между посвистами:

 
Гей-гой, где вы все, пора торопиться!
Гей, куда вы забрели по буграм да кочкам?
Длинноух, Носатик, Хвостик. Белое Копытце,
Топотун! Все ко мне! Приведи их, Пончик!
 

Он пел, на ходу подбрасывая шляпу и ловя ее, потом скрылся из виду, а ветер, который теперь переменился и дул с юга, донес его «Гей-гой» из-за курганов.

* * *

Солнце уже снова крепко пригревало. Хоббиты, послушав совет Тома, немного побегали по траве, потом разлеглись на солнышке, радуясь, словно вдруг попали из холодной зимы в теплое лето, или как выздоравливающие больные, которые после долгого лежания в постели почувствовали себя хорошо и встречали новый день.

К тому времени, как Том вернулся, они успели ожить полностью (и насмерть проголодаться). Том появлялся постепенно: сначала шляпа за бугром, потом улыбающееся лицо, потом сам Том с пятью нагруженными пони. Позади рысил шестой, крупнее, толще, крепче (и старше) других. Это и был, вероятно, Пончик.

Мерри, который был хозяином пятерых пони, никак их не называл, но с того дня, как они попали к Тому и Том придумал им клички, они всегда прибегали, стоило позвать по имени. Сейчас по команде Тома они друг за дружкой поднялись на холм и встали в ряд, а Том весело поклонился хоббитам.

– Ну вот вам и пони! – сказал он. – Они кое в чем оказались умнее путешествующих хоббитов. Носы у них умные – вовремя почуяли опасность, а вы прямо на нее пошли. Они бежали, чтоб спастись, значит, правильно бежали. Вы уж их простите. Хоть сердца у них верные, для встреч с умерлиями они не годятся. Вот они опять все вместе, и поклажа не пропала!

Мерри, Сэм и Пипин вынули из мешков запасную одежду, и в ней им сразу стало жарко – потому что в запасе были более теплые вещи для зимы.

– А откуда шестой, этот Пончик? – спросил Фродо.

– Он мой, – сказал Том, – четвероногий дружок. Хотя я редко на нем езжу, он гуляет, где сам хочет, на свободе, пасется на холмах. Ваши, пока у меня были, с ним познакомились, а ночью учуяли его и быстренько к нему побежали. Он за ними присмотрит, скажет им мудрое слово – и они совсем бояться перестанут. Ну, Пончик милый, старый Том сейчас тебя оседлает. Хей-хо! Придется вывести вас на дорогу, для этого нужен пони – а то очень неудобно разговаривать, когда хоббиты едут верхом, а ты на своих двоих бежишь за ними рысцой.

Хоббиты пришли в восторг от таких слов и принялись благодарить Тома; но он засмеялся и сказал, что они очень здорово умеют теряться, и раз он их нашел, то должен благополучно вывести за пределы своей земли, чтобы опять не потерялись.

– У меня ведь много дел, – сказал он. – Мне надо работать и петь, гулять и беседовать, и наблюдать за всем, что делается вокруг. Не может Том все время быть с вами рядом и взламывать двери и ивовые стволы. У Тома свой дом есть, и Золотая Ягодка ждет.

* * *

Судя по солнцу, было еще довольно рано, что-то между девятью и десятью, и хоббиты сосредоточили все помыслы на еде. Последний раз они ели вчера у камня, и то был даже не обед, а второй завтрак. Сейчас они доели все, что оставалось от него на ужин, и съели то, что подвез Том. Завтрак получился скромный (если учесть, что они были хоббитами в исключительных обстоятельствах), но после него они почувствовали себя гораздо лучше. Пока они жевали, Том поднялся на курган и рассмотрел сокровища. Большую часть он отшвырнул на траву, где они легли сверкающей грудой, с пожеланием: «Пусть возьмет, кто найдет, будь то птица или зверь, человек или эльф, вообще любой, только чтобы не злой», – ибо лишь так чары Могильника развеются, и умерлие больше не сможет вернуться. Себе он выбрал брошь с голубыми камнями, переливчатыми, словно цветы льна или крылья бабочек. Том долго смотрел на нее, качая головой, видно, вспоминая что-то давнее, наконец, произнес:

– Это игрушка для Тома и его подружки! Несказанно хороша была та, что носила ее на плече. Давно это было. Золотая Ягодка наденет ее теперь в память о прежней хозяйке.

Всем хоббитам он подобрал длинные кинжалы в форме узкого листа, очень острые, удивительной работы, с красно-золотой змейчатой насечкой. Ножны к ним были черные, из незнакомого легкого и прочного металла, украшенные огненными камнями. То ли в ножнах была тайная сила, то ли действовало заклятие Могильника, но вынутые на свет клинки сверкнули на солнце, как новые, на них не было ни следа ржавчины.

– Старинные ножи послужат полуростикам мечами, – сказал Том. – Острый клинок в таком пути не помешает, куда бы вы ни забрели: на юг, на восток, или совсем далеко в черную неизвестность!

Потом он рассказал хоббитам, что эти клинки были выкованы много-много лет назад людьми с Заокраинного Запада, нуменорцами. Они были противниками Черного Властелина, но их победил Король-Чернокнижник из крепости Карн Дум в Ангмаре.

– Немногие помнят их, – тихо закончил Том, – но они еще странствуют; сыновья забытых королей одиноко бродят по земле, охраняя беспечных от лиходейства…

Хоббиты не поняли слов, но пока он говорил, перед их внутренним взором возникло видение: годы без числа протянулись позади них бескрайней сумрачной равниной, а по ней брели тени людей, высоких и суровых, со светлыми мечами, а у последнего – звезда во лбу. Потом видение исчезло, и они снова оказались в солнечном мире. Пора было идти. Они собрались, упаковали багаж, навьючили пони. Новое оружие повесили на пояса под куртки, это было очень неудобно, и они в первый раз подумали, неужели им мечи понадобятся, ведь на Приключения с Дракой до сих пор никто из них не рассчитывал.

* * *

И вот они снова в пути. Сначала свели пони с холма, там вскочили в седла и быстро поехали по долине. Когда оглянулись назад, увидели древний Могильник, а на его верхушке желтым пламенем – ослепительный блеск солнечного луча, ударившего в груду золота. Вскоре они свернули за другой холм, и Могильник со сверкающей вершиной исчез из виду.

Фродо внимательно оглядывался по сторонам, но не заметил ни следа каменных столбов и стен и ничего похожего на ворота. Доехав по ложбине до северного прохода, они оказались на открытой местности, переходящей в низину. Весело было ехать в компании Тома Бомбадила, который на своем толстеньком пони часто их опережал, потому что Пончик двигался гораздо быстрее, чем можно было предположить, глядя на него. Том каждый раз возвращался, без конца напевал, большей частью бессмыслицу, а может, хоббиты просто не понимали странного древнего языка, состоявшего, в основном, из возгласов удивления и радости.

Ехали они, не сворачивая и не останавливаясь, но вскоре поняли, что тракт гораздо дальше, чем им казалось. Даже если бы вчера не было тумана, и они бы только подремали днем, они не успели бы добраться до него засветло.

Темная полоса, которую они заметили с холма, была не деревьями, а зарослями кустарника на краю глубокого рва, с другой стороны которого был крутой вал со стеной. Том сказал, что стена – былая граница королевства, но, по-видимому, вспомнил что-то печальное и рассказывать подробно не стал.

Они спустились в ров, поднялись на вал, нашли проход в стене, а потом Том направился прямо на север, потому что они уже успели взять западнее, чем надо.

Местность была открытая и довольно ровная, можно было ускорить движение, но солнце стояло низко, а они уже все устали, поэтому шли довольно долго, пока не увидели перед собой ряд высоких деревьев и поняли, что наконец, после всех непредвиденных злоключений, подошли к тракту. Последний отрезок пути до тракта даже проскакали галопом от радости.

Остановились в тени под деревьями на краю довольно высокой насыпи. Тракт под ней шел почти прямо с юго-запада на северо-восток, но вскоре сворачивал вправо и терялся в широкой ложбине. Глубокие колеи на нем после недавнего дождя превратились в лужи, и все выбоины тоже заполнились водой. Путники еще раз огляделись – вдали заходящее солнце, начинает темнеть, и нигде никого – пусто.

– Добрались, наконец! – сказал Фродо. – Надеюсь, что моим «путем напрямик» через Лес мы потеряли не больше двух дней. Может быть, это к лучшему, – может быть, мы их так со следа сбили.

Остальные взглянули на него молча.

Тень страха перед Черными всадниками вдруг снова прикрыла их крылом. С тех пор, как они въехали в Старый лес, все думали лишь о том, как бы поскорее добраться до Тракта. А теперь, когда он был под ногами, снова вспомнилась главная опасность, которая может где-то впереди подстеречь их прямо на нем. Они с опаской посмотрели вдоль Тракта назад, туда, где садилось солнце, но никого не увидели, лишь бурую полосу пустой дороги.

– Как ты думаешь, – с сомнением сказал Пипин, – здесь за нами сегодня никто не погонится?

– Сегодня, надеюсь, не погонятся, – ответил Том Бомбадил. – И завтра вряд ли. Но я так догадываюсь, а точно не знаю. Дальше на восток мои мысли не проникают. Том не командует Всадниками из далекой Черной страны.

Несмотря на это, хоббитам все равно очень хотелось, чтобы он пошел с ними. Если хоть кто-то знал, как избавиться от Черных, то это, наверное, Том. Скоро они пойдут в совершенно чужие страны, о которых в Хоббитшире ходили туманные легенды, и вокруг темнело, а в сумерки всегда хочется домой. Они чувствовали себя одинокими и потерянными, стояли молча, не спеша прощаться, и даже не сразу поняли, что Том уже прощается, желает им доброго пути и советует не бояться, но и не останавливаться до самого вечера, до полной темноты.

– Пока день не кончился, примите от Тома добрый совет, а там уж пусть вас выручает везенье и собственный здравый смысл! В четырех милях отсюда – Бри, вы пойдете к западным воротам поселка Бригорье. Найдите там старый трактир под вывеской «Гарцующий пони». Его хозяин Баттерс Медовар – человек достойный. У него переночуете, а утром поскорей – в дальнейший путь. Действуйте смело, но осмотрительно. И с весельем в сердце – навстречу судьбе!

Они просили его хотя бы зайти с ними в трактир и выпить прощальную кружку – но он рассмеялся и проговорил: