Текст книги "Братство кольца (пер. В. Грушецкого, Н. Григорьевой)"

Гэндальф замолчал и перевел взгляд на далекие пики Мглистых Гор, у корней которых так долго таилась беда. Он вздохнул.

– Меня успокоили слова Сарумана Мудрого, в том самая большая моя ошибка. Я мог бы раньше отправиться на поиски истины, тогда сейчас нам не грозила бы столь великая опасность.

– Мы все ошибались, – печально произнес Элронд. – Если бы не твоя бдительность, Тьма уже поглотила бы нас. Но продолжай, прошу тебя.

– А ведь сердце мое чувствовало беду, – снова заговорил Гэндальф. – Меня весьма интересовало, как Горлум добыл «свою прелесть» и давно ли владеет ею. Я был уверен: он вылезет из подземелья и отправится на поиски сокровища. Я не хотел пропустить этот момент. И он вылез-таки, но улизнул от моих наблюдателей и – как в воду канул! И я, я оставил все как есть! Я опять ждал и наблюдал, мы ведь только этим и занимались долгие годы.

Конечно, хватало и других забот. Но прошло время, и мои опасения вспыхнули с новой силой. Откуда взялось хоббичье кольцо? И что с ним делать, если я вдруг окажусь прав в своих самых худших предположениях? Эти вопросы требовали ответа. Я по-прежнему скрывал свои подозрения, опасаясь заговорить о них раньше времени. Осторожности нас научили бесконечные войны с Врагом, в которых главным оружием всегда оказывалось предательство.

Семнадцать лет назад это было. Но тут – новая напасть! У границ Шира вдруг объявилось множество лазутчиков Врага – зверей, птиц, прочих тварей. Мои страхи начали расти… Я обратился за помощью к дунаданам, они удвоили дозоры, а я открыл то, что камнем лежало у меня на сердце, Арагорну.

– Тогда я предложил отловить Горлума, – подал с места голос Арагорн, – хотя времени прошло уже немало. Труд предстоял нелегкий, но кому же, как не Наследнику Исилдура исправлять ошибку великого предка? Мы с Гэндальфом отправились на долгую охоту.

Маг рассказал, как они обшарили все Дикие Земли от Хмурых Гор до Ворот Мордора.

– Там мы впервые обнаружили слабые следы этого негодника. Выходило так, что он долго жил в Темных Холмах, но теперь его там не было. Я потерял терпение, а вслед за ним и надежду. И вот тогда мне подумалось: а не проверить ли само Кольцо? Не выдаст ли оно само себя? И в памяти моей отчетливо прозвучали слова Сарумана на одном давнем Совете, которым я тогда не придал значения. Девять, Семь и Три, говорил Саруман, украшены каждое своим камнем. Единственное – нет. Оно простое, круглое и гладкое, словно какое-нибудь из меньших колец, но тайные знаки, покрывающие Одно, отличают его от прочих. Мудрый сможет прочесть надпись.

Он не сказал, что написано на Кольце. Кто мог знать об этом? Знал Саурон, сделавший Кольцо. А Саруман? Он многое узнал о Кольцах, но откуда? Чья рука, кроме Темной Длани, касалась Кольца? Только рука Исилдура.

Здесь я оставил поиски Горлума и поспешил в Гондор. Когда-то там хорошо относились к членам нашего Ордена. Саруман часто бывал там и подолгу гостил у Правителей Города. Но Денетор встретил меня куда менее любезно и без всякой охоты допустил в книгохранилище.

«Если тебе и вправду нужны предания Древних Дней, относящиеся к основанию Города, – с некоторым пренебрежением сказал он тогда, – ну что ж, читай. Былое – здесь. Мне это не нужно. Моя забота – грядущее. Здесь долго корпел Саруман, если ты не способней его, то ничего нового не найдешь. Я сам – Мастер в этом знании и о своем Городе знаю все». Так сказал Правитель Денетор.

А на поверку вышло другое. В книгохранилище нашлось немало записей, которых не прочесть хоть трижды мастеру. Люди перестали понимать языки и знаки, бывшие до них. Да, да, Боромир, в хранилище Минас Тирита и сейчас лежит манускрипт, который, как я полагаю, после гибели последнего Короля не читал никто, кроме нас с Саруманом. Написан он рукой Исилдура. Он ведь не сразу покинул Город, как утверждают предания.

– Северные предания, – поправил Боромир. – Мы-то знаем, что после войны Исилдур жил в Минас Аноре у племянника, Менельдила. Он готовил его к правлению Южным Княжеством. Тогда же он посадил в память о брате последнее семечко Белого Дерева.

– И оставил свиток, – заметил маг. – Вот об этом-то в Гондоре забыли. А между прочим, свиток прямо касается истории Кольца. Я перевел запись. Вот она:

«Великое Кольцо станет отныне родовой драгоценностью Северного Княжества, а запись о нем останется в Гондоре, ибо и здесь обитают наследники Элендила. Я сделал эту запись, дабы не исчезла память о великих делах».

Маг оглядел собравшихся и продолжал:

– Дальше Исилдур описывает Кольцо таким, каким оно попало в его руки.

«Оно было горячим, когда я впервые взял его, горячим, как горящий уголь. Оно обожгло мне руку, и я сомневаюсь, что боль от ожога покинет меня когда-нибудь. Сейчас, когда я пишу, оно все еще остывает и умаляется, но ни формы, ни красоты не теряет. Уже письмена, горевшие поначалу так ярко, тускнеют на глазах и едва различимы. Они напоминают руническое письмо Эрегиона, в мордорском языке нет знаков для такой тонкой работы. Но я не могу понять надпись. Полагаю, это язык Черной Страны. Он зол и груб. Я не знаю, какое злодейство таит надпись, но пока знаки не исчезли, сниму с них копию. Верно, Кольцо хранит жар руки Врага, и хоть черна его длань, Кольцо сияет, как огонь. Может статься, если нагреть Кольцо, знаки снова проступят на нем. Но я не могу заставить себя причинить вред этому единственно прекрасному из всех трудов Саурона. Это – мое сокровище, хоть я и заплатил за него великой болью».

– Теперь я знал, зачем отправился в Минас Тирит, – продолжал Гэндальф. – Как и предполагал Исилдур, надпись была сделана на языке Мордора. О том, что означают письмена, нам было известно и раньше. В тот миг, когда Враг впервые надел Кольцо, славный Келебримбер, создатель Трех чистых, наблюдал за Врагом и услышал зловещие слова. Так открылся коварный замысел.

Я покинул Денетора и в пути на север получил вести из Лориена. Арагорн изловил Горлума. Конечно, я поспешил ему навстречу. Как рисковал он в этой смертельно опасной охоте, я и предположить не могу.

– Что говорить о том, – заметил Арагорн. – Когда человек бродит у Черных Ворот, когда пробирается меж траурных цветов моргульской долины, то не рассчитывает на приятную прогулку. Откровенно говоря, и я решил бросить эту затею, даже повернул к дому, но тут мне повезло наконец: возле мутноватого озерка в грязи четко отпечатались следы, свежие, совсем свежие, и торопливые. Вели они со стороны Мордора, вдоль окраины Гиблых Болот. И вот там, на берегу бочажка, я обрел свое «сокровище». Оно пялилось в воду, видно, промышляло пропитание. Когда темный сумрак пал на землю, я поймал Горлума. Он был весь в какой-то зеленой слизи и кусался, как хорек. Вряд ли он питает ко мне теплые чувства, мне пришлось обойтись с ним жестко. Там, на месте, мне от него ничего не удалось получить, кроме нескольких укусов. Обратная дорога была сплошным кошмаром. Днем и ночью я не спускал с него глаз и гнал впереди себя с веревкой на шее и кляпом во рту и в конце концов приволок в Сумеречье и сдал эльфам. Не скажу, что расставался с ним в слезах. Запах от него исходил довольно смрадный. Однако разлуки у нас не получилось. Подоспел Гэндальф, и я восхитился его терпению: ведь его хватило на долгую беседу с этой дрянью.

– Да, беседа была долгой и утомительной, – вспомнил Гэндальф. – Но очень полезной. С одной стороны, его версия «кражи» соответствовала той истории, которую нам поведал сегодня Бильбо, но здесь для меня было мало ценного. Я и раньше догадывался о том, как было на самом деле. Но, с другой стороны, я впервые услышал, как Кольцо вернулось со дна Великой Реки там, в низинах Оболони. А еще я узнал, как долго оно хранилось у Горлума – много поколений сменилось за это время среди его соотечественников! Сила Кольца продлила его годы далеко за отпущенный срок, а такое во власти только Великих Колец.

Вот, Гэлдор, мои доказательства. А если их недостаточно, есть еще одна проверка. Вы видели Кольцо, Фродо его показывал. Оно круглое, без украшений, но тайные письмена, о которых говорил Исилдур, еще можно прочесть. Для этого кто-нибудь должен был отважиться нагреть Кольцо. Я сделал это. Вот надпись на Кольце.

Голос мага поразительно изменился. В нем звучала грубая тяжкая мощь, когда он прочел:

 
Аш назг дурбатулук, аш назг гимбатул,
Аш назг тракатулук аг бурзум иши кримпатул!
 

Словно тень замглила ясное солнце. В зале на миг потемнело. Все вздрогнули, а эльфы прижали ладони к ушам.

– Никто не осмеливался до сей поры вещать в Имладрисе на этом языке, Гэндальф Серый, – сурово проговорил Элронд.

Тень исчезла, и собравшиеся смогли перевести дух.

– И я надеюсь, никто не осмелится больше, – ответил Гэндальф. – Я не прошу у тебя прощения, Мастер Элронд. Либо этот язык зазвучит скоро в каждом уголке Запада, либо мы признаем наконец – перед нами сокровище Врага, в нем скрыта вражья злоба и заключена древняя вражья мощь. В те черные годы слова эти прозвучали впервые, и кузнецы Эрегиона поняли, что преданы.

 
Чтобы всех отыскать, воедино созвать
И единою черною волей сковать…
 

Я еще немало узнал от Горлума. Разговорчивым его не назовешь, да и рассказчик из него неважный, но в одном можно не сомневаться: он был в Мордоре, и там из него вытрясли все. Враг знает о возвращении Единственного, знает о том, что оно долго хранилось в Шире, а раз его слуги шли за Кольцом почти до этих дверей, скоро узнает, что оно у нас.

Некоторое время все молчали. Потом заговорил Боромир.

– Так ты говоришь, этот Горлум – маленькая тварь, но большой прохвост? Что же вы сделали с ним?

– Его держат в заключении, чего же еще? – пожал плечами Арагорн. – Ему здорово досталось. В Мордоре его пытали, черный страх перед Сауроном до сих пор окутывает его сердце. Мне довольно того, что за ним присматривают эльфы Сумеречья. Он очень озлоблен, злоба дает ему силы, какие трудно предположить в столь тщедушном теле. Не сомневаюсь, будь он на свободе, вреда принес бы немало. Ясно же, что из Ворот Мордора он вышел с согласия Врага, а значит – с черной целью.

– Увы! – неожиданно вскричал Леголас, и странно было видеть на прекрасном эльфийском лице горестное выражение. – Пришло время сказать и мне о порученном. Я принес недобрые вести, но только сейчас понял, насколько они злы. Смеагорл, которого здесь называют Горлумом, бежал!

– Как – бежал? – вскочил на ноги Арагорн. – Вот уж действительно дурные вести. Как бы нам всем не пришлось горько пожалеть об этом. Но скажи, как случилось, что народ Трандуила не справился с порученным ему делом?

– Часовые здесь ни при чем, – отвечал эльф. – Может быть, виною наше мягкосердечие. Пленному помогли бежать. А это значит, что о наших делах Врагу известно больше, чем нам хотелось бы. День и ночь, как просил Гэндальф, мы охраняли эту тварь – удовольствие маленькое. Гэндальф надеялся со временем излечить Горлума, и у нас не хватило духу держать его все время в темнице…

– Со мной вы так не нежничали! – фыркнул Глоин, припомнив свое заключение в подземельях Трандуила.

– Я тебя прошу, мой добрый Глоин, – Гэндальф проникновенно прижал руки к груди, – сейчас не время вспоминать старые обиды. Это досадное недоразумение давно исправлено. Если мы возьмемся разбирать старые распри, Совет можно закрывать.

Глоин встал и поклонился. Леголас продолжал.

– Мы выводили Горлума в лес. Он облюбовал одинокое дерево и все время проводил на вершине, на ветерке. Большой беды в том никто не видел, ведь под деревом стояла стража. Однажды он раскапризничался и отказался спускаться. Никому и в голову не пришло лезть за ним. Он, бывало, так цеплялся за ветки, что и не оторвешь. Охрана просто осталась под деревом на ночь.

А ночью напали орки. Их было много и самых свирепых. Это были горные орки, что само по себе странно, к лесу непривычные, их, конечно, отогнали, но Горлум исчез, а стража под деревом частью оказалась перебита, частью – захвачена в плен. Тогда-то мы и поняли, в чем цель этой нелепой вылазки, а Горлум, похоже, знал о ней заранее. Мы не знаем, как именно, но его предупредили. Он хитрый, а вражьих шпионов развелось в лесу видимо-невидимо. Даже темные твари, изгнанные в Последний Год Дракона, стали возвращаться. Сумеречье, кроме северной части, вновь превращается в гиблое место.

Конечно, мы пошли по следам. Но они вели к Дол Гулдуру, а эльфам там делать нечего.

– И он ушел, – подвел итог Гэндальф. – Ладно. Не ловить же его снова. Пусть делает что хочет. Видно, есть в этом какой-то промысел, и Горлум сыграет свою роль в свое время, только вряд ли Саурон или он сам догадываются, какой она будет.

Теперь я могу ответить на последний вопрос Гэлдора: где Саруман Белый? Что присоветует он в этой нелегкой ситуации? Мне придется занять ваше внимание подробным рассказом, он того стоит. До сей поры мы говорили об этом только с Элрондом. Думаю, это пока последняя глава в истории Кольца.

– В конце июня я был в Шире, – начал повествование маг. – Меня снедала тревога, и источник ее был на юге. Я и отправился туда, как будто специально навстречу вестям о войне в Гондоре. Слухи о Черной Тени словно ножом полоснули мне по сердцу. Несколько беглецов с юга, встреченных мной, были так напуганы, что ничего толком не смогли рассказать. Я повернул на северо-восток и по Зеленопутью направился в Брыль. В дороге я повстречал Радагаста Бурого, эльфы Трандуила должны знать его, одно время он был их соседом. Радагаст из нашего Ордена, но я лет сто его не видел. Тем более удивительно мне было, когда он окликнул меня.

– Гэндальф! А я тебя ищу! В этой глухомани и расспросить толком некого. Мне сказали, что тебя можно отыскать в какой-то деревне, не то Шир, не то Пыр…

– Верно сказали, – ответил я. – Ты только местным так не говори. Шир – не деревня, а страна, хоть и небольшая, а ты сидишь на самой границе. Но это – к слову. Что за дело погнало тебя в дорогу? Видно, важное, ты ведь не очень-то расположен к путешествиям?

– У меня к тебе поручение, – отвечал он, – и куча плохих новостей. – Потом огляделся, словно рассчитывая заметить под кустом посторонние уши, и прошептал: – Назгулы! Все Девять. Пересекли Реку и движутся на Запад. Выглядят черными всадниками.

Вот тут я и понял наконец, что за тревога не оставляла меня. А Радагаст тем временем продолжал:

– У Врага, видно, какая-то большая забота здесь, иначе зачем бы Девяти соваться в такую дыру.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Мне было сказано, что Девять повсюду расспрашивают о каком-то Шире…

Признаюсь, сердце у меня упало. Даже Мудрым небезопасно встречаться с назгулами, когда они все вместе, во главе с Предводителем. В древности это был великий король и великий чародей, а теперь его оружие – смертный ужас.

– Кто послал тебя? – поинтересовался я.

– Саруман Белый, – ответил Радагаст. – Он еще просил передать, коли тебе нужна его помощь – он готов, но тогда тебе придется поспешить, а то как бы поздно не было.

Я обрадовался. Саруман Белый – мудрейший среди нас. Радагаст и сам великий маг, мастер форм и цвета, кроме того, он знает все о травах и животных, а птицы, те просто его друзья. Но Саруман эпохами изучал искусство Врага, и только благодаря ему нам удавалось разгадывать ходы Темного Владыки. Именно Саруман разработал план нападения на Дол Гулдур. Может статься, подумал я тогда, ему известен способ загнать обратно Девятерых.

– Я отправляюсь к нему, – сказал я Радагасту.

– Поспеши, – посоветовал он. – Я много времени потратил, разыскивая тебя, а дни бегут быстро. Мне было велено найти тебя не позднее середины лета, она как раз и наступила. Даже если ты отправишься сию секунду, вряд ли опередишь Девятерых. Они найдут страну, которую ищут. А я возвращаюсь домой. – Он вскочил на коня и готов был умчаться, но я остановил его.

– Постой, нам ведь понадобится твоя помощь, нам понадобится вообще любая помощь. Предупреди зверей и птиц, они же дружны с тобой. Пусть собирают новости, пусть присмотрят за этими делами и пусть несут вести в Ортханк, мне и Саруману.

– Хорошо, – ответил Радагаст, – я сделаю, о чем ты просишь. – И он умчался так, словно все Девять гнались за ним.

В этот день мы с конем сильно устали. К тому же надо было обдумать все спокойно. Я заночевал в Брыле. В Шир возвращаться времени уже не было, решил я, и совершил самый большой промах из всех.

Я написал Фродо и доверил передать письмо своему давнему приятелю, хозяину гостиницы, а сам уехал на рассвете. Саруман издавна поселился в Изенгарде, в отрогах Мглистых Гор, неподалеку от Гривы Рохана. Боромир должен знать эту огромную, открытую всем ветрам равнину, раскинувшуюся до самых Белых Гор. А Изенгард – это каменистое плато, окруженное высокими острыми скалами. В центре этой естественной крепости стоит Ортханк, – башня, выстроенная давным-давно руками нуменорцев. Глядя на нее, высоченную, хранящую немало тайн, трудно поверить, что это – рукотворное сооружение. В скалах Изенгарда только одни ворота, иначе в Ортханк не попасть.

Спустя немало дней я поздним вечером приблизился к этим воротам. Их охраняли. Правда, как выяснилось, стража была уведомлена о моем приезде и открыла створы.

Когда они бесшумно сомкнулись за моей спиной, я почувствовал беспричинный с виду страх, однако подъехал к дверям Ортханка. Саруман уже поджидал меня. Вместе поднялись мы к нему наверх. Я заметил у него на пальце кольцо.

– Вот ты и пришел, Гэндальф, – приветствовал он меня, а в глазах у него плясали белые огоньки, словно от какого-то недоброго веселья.

– Да, пришел, – отвечал я, – пришел за обещанной помощью, Саруман Белый.

Почему-то упоминание его собственного титула разгневало мудрого мага.

– Неужто за помощью, Гэндальф Серый? – с неожиданной издевкой переспросил он. – Кто бы мог подумать! Гэндальф Серый ищет помощи, такой хитроумный, такой непоседливый, он везде суется и во все вмешивается, а вот поди ж ты – за помощью пришел!

В полном недоумении глядел я на него.

– Если меня не обманули, – начал я, – настало время собрать воедино всю нашу мощь…

– Вполне допускаю, – усмехнулся Саруман. – Только поздновато посетила тебя эта мысль. Интересно, долго ли Совет скрывал от меня события величайшей важности? Чего ради ты выбрался теперь из своего Шира?

– Девять вышли в мир, – ответил я ему. – Радагаст сообщил мне, что они перешли Реку.

– Ах, Радагаст! – захохотал он, и теперь-то уж ясно было, что он издевается. – Радагаст – укротитель пташек! Радагаст Простак! Радагаст Дурак! Значит, у него все-таки хватило ума сыграть свою роль, а большего от него и не ждали. Ибо ты пришел, а это – главное. Здесь ты и останешься, Гэндальф Серый. Тебе пора отдохнуть от путешествий. Так решил я, Саруман Мудрый, Саруман – Создатель Кольца, Саруман Радужный.

Тут только я заметил, что одежда Сарумана, по привычке показавшаяся мне белой, переливается всеми цветами и оттенками. Когда он двигался, у меня просто в глазах рябило.

– Мне больше по душе белый цвет, – сказал я.

– Белый! Ха! Он хорош для начала. Но белые одежды можно выкрасить, белый лист исписать, а белый цвет – разложить.

– Тогда он уже не будет белым, – ответил я. – А тот, кто начинает расчленять целое на части, пытаясь понять природу целого, уже не будет мудрым.

– Нечего излагать мне прописные истины, – оборвал он меня, – оставь их своим друзьям-недоумкам. Я не затем вытащил тебя из норы, чтобы выслушивать твои наставления, я хочу предложить тебе выбор.

Дальше он произнес целую речь и, как мне показалось, заранее отрепетированную.

– Древние Дни миновали, – так учил меня Саруман. – Уходят Средние Дни и уступают место Новым. Кончилось время Эльфов, настает наше: перед нами мир Людей, им надо управлять. Но нужна немалая сила, чтобы устроить этот мир так, как хотим мы, научить его Добру, ведомому лишь Мудрым.

Послушай меня, Гэндальф, старый мой друг и помощник, – тут голос его помягчел, он подошел поближе, – я сказал «мы», это и будем мы, если ты захочешь присоединиться ко мне. Поднимается новая сила. Против нее бесполезны старые союзники, а старые способы бесполезны для нас. Нет надежды у эльфов, нет шансов у гаснущего Нуменора. А значит, нет выбора и у нас, кроме как примкнуть к новой Силе. Вот в чем мудрость, Гэндальф. Вот в чем надежда. Она победит, эта Сила, победит скоро, и не забудет тех, кто помог ей победить. Она будет расти, а вместе с ней будет расти и наша мощь. Кому, как не нам, Мудрым, набравшимся терпения, удастся направить ее, а потом и обуздать? Мы можем позволить себе выждать, можем сохранить наши помыслы, сожалея, конечно, о неизбежном зле по пути к великой цели: к Знанию, к Власти, к Порядку, к тому, чего мы тщетно пытались достичь, покуда наши слабые и ленивые друзья больше мешали, чем помогали нам. Наши намерения останутся прежними, изменятся лишь средства.

– Саруман, – остановил я эту прекрасную речь, – а ведь я уже слыхал раньше подобные разговоры… от лазутчиков Мордора, посланных смущать невежественные умы. Не могу же я подумать, что ты так долго ждал меня только за этим.

Некоторое время он рассматривал меня, соображая что-то свое.

– Значит, такой мудрый план не увлекает тебя? – в раздумье произнес он. – Нет, не увлекает? А если добавить к нему кое-что, а? – Он накрыл мою руку своей узкой длинной ладонью. – А почему бы нет, Гэндальф? – жарко зашептал он. – А Великое Кольцо? Неужели ты думаешь, мы не могли бы распорядиться им? Тогда Сила перешла бы к нам. Ну? Теперь ты знаешь, зачем я призвал тебя. У меня много глаз. Полагаю, тебе ведомо, где оно, это сокровище? Разве не так? Иначе зачем бы Девять носились по всему Среднеземью, разыскивая Шир. А ты что там делаешь?

Здесь он не смог сдержать обуревавшую его страсть. Глаза, алчно вспыхнув, выдали его. Мне пришлось отступить.

– Саруман, – сказал я, – Единственное потому и Единственное, что может быть лишь на одной руке. Ты знаешь это не хуже меня, поэтому забудем о твоем «мы». Но я не собираюсь отдавать его, я не собираюсь даже рассказывать о нем теперь, когда узнал о твоих намерениях. Ты долго был Главой Совета, но только теперь я понял тебя. Ты предлагаешь выбор: подчиниться либо тебе, либо Саурону. Допустим, мне не подходит ни то ни другое. Может, предложишь еще что-нибудь?

Вот теперь я видел настоящего Сарумана, холодного и опасного.

– Ну что ж, – промолвил он. – Это похоже на тебя: не увидеть мудрого решения даже в своих собственных интересах. Ты мог бы помочь мне, а себя избавить от больших неприятностей. Потому что третья возможность – остаться здесь до конца.

– Какой конец ты имеешь в виду? – спросил я.

– Меня интересует лишь один. Ты скажешь мне, где Кольцо. Я найду способы помочь тебе в этом. А может, Кольцо найдут без тебя. Тогда подождем, пока Правитель выберет время подумать о награде за наглость и препоны, чинимые Гэндальфом Серым.

– Это будет нелегким делом, – сказал я, а он в ответ рассмеялся, ибо знал – слова мои пусты.

Меня поместили на вершине Ортханка. Саруман оттуда наблюдал за звездами. Узенькая лесенка в тысячи ступеней ведет вниз. С такой высоты мне было далеко видно. Я огляделся. Прекрасная, некогда зеленая долина лежала подо мной выжженной пустыней. Вся она была покрыта шахтами, кузницами. Я видел волков и орков. Видимо, Саруман копил собственные силы. Над долиной висел дым, гарь окутывала Ортханк удушливым облаком. Моя площадка вздымалась подобно острову из моря туч, я не видел путей к спасению, и дни мои были горьки. Холод терзал меня, теснота не позволяла сделать лишнего шага, а нестерпимей всего была мысль о Черных Всадниках, пробирающихся на Север.

Девять действительно вышли из небытия, я чувствовал это и без слов Сарумана. Вести о них пришли ко мне раньше, причем из такого источника, который не ошибается. Друзьям в Шире грозила опасность, но я не терял надежды. Фродо, получив письмо, должен был выйти немедля, и тогда у него оставались шансы уйти от погони. Но мои надежды и мои страхи, как оказалось, недорого стоили. Надеялся я на толстяка-трактирщика, а боялся хитрости Саурона. Но у хозяина гостиницы «и своих дел хватает», а сила Саурона пока меньше, чем может показаться со страху. Однако мне, пойманному в мышеловку Изенгарда, и думать не думалось, что охотники, перед которыми все бежит и обмирает, споткнутся в далеком Шире.

– Я видел тебя! – вдруг закричал Фродо. – Ты ходил туда-сюда и луна светила!

Гэндальф замолчал, с удивлением поглядев на хоббита.

– Ну, это был сон, – смутился Фродо. – Я только сейчас вспомнил. А приснился он мне уже после того, как мы из Шира ушли.

– Тогда он маленько запоздал, – невесело усмехнулся Гэндальф и продолжал рассказ. – Да, я попал в такую переделку, в какой мне еще не довелось побывать. Подумать только, Гэндальф Серый попался, как муха в паутину. Но даже у самого искусного паука бывают промашки.

Я подумал было, что и Радагаст играет заодно с Саруманом. Но ему не провести меня, а я ничего не почувствовал при нашей встрече. А если бы почувствовал, то либо совсем не пошел бы в Изенгард, либо принял меры предосторожности. Саруман сообразил это и попросту обманул Радагаста. Радагаст Бурый не годится на роль предателя. Он честно нашел меня, чем и убедил.

Здесь-то Саруман и просчитался. Радагаст, конечно, выполнил мою просьбу, а направился он в Сумеречье, к старым друзьям. Горные Орлы летают по всему миру и многое видят. У них на глазах орки сбивались в стаи, у них на глазах Девять все дальше забирались на Север, слыхали они и о бегстве Горлума. И решили известить меня.

Однажды, уже в конце лета, на исходе лунной ночи, неожиданно явился Гваихир, Повелитель Ветров, самый быстрокрылый из Великих Орлов. Я поговорил с ним, и он взял меня с собой. Мы были уже далеко от Изенгарда, когда орки и волки бросились в погоню.

– Ты далеко можешь унести меня? – спросил я у могучей птицы.

– Куда хочешь, – ответил Орел. – Но меня послали разносить вести, а не грузы.

– Тогда мне нужен конь, – сказал я, – быстрый, самый быстрый, ибо мне сейчас нужна только скорость.

– Хочешь, я отнесу тебя в Эдорас, – предложил Орел. – Там живет Король Рохана, и это недалеко.

Конечно, я принял предложение. В Рохане живут укротители коней, там на тучных пастбищах пасутся самые быстрые кони на свете.

– Как по-твоему, людям Рохана можно еще доверять? – спросил я у Повелителя Ветров. Предательство Сарумана сильно подействовало на меня.

– Говорят, они посылают коней в Мордор, – ответил Орел, – но это – дань, а не служба. Однако если ты говоришь, что Саруман обратился ко Злу, значит, судьба Рохана решена.

На рассвете я ступил на землю Рохана. Я вижу, рассказ мой затянулся, теперь можно закончить его побыстрее. Я не напрасно опасался. Саруман постарался и здесь. Зло уже успело пустить корни в Рохане. Король не поверил мне, но разрешил взять коня и убираться. Вряд ли он был в восторге от моего выбора. Я взял лучшего коня Рохана, равного ему я вообще никогда не видел.

– Должно быть, это действительно достойный восхищения конь, – промолвил Арагорн. – Жаль, что Мордор получает благородных животных из Рохана. Для меня это новость. Я был там и ничего подобного не слышал.

– Могу поклясться, нет этого! – с жаром воскликнул Боромир. – Это опять вражья ложь. Я знаю людей Рохана, они самые честные и доблестные наши союзники. О какой дани может идти речь, если они живут на землях, данных Гондором?

– Тень Мордора простирается далеко, – заметил Арагорн. – Вот уже и Саруман не устоял перед ней. Рохан окружен. Кто знает, что ты найдешь на обратном пути?

– Что угодно, только не это. Не будут в Рохане торговать конями, они любят их. Это ведь не обычные кони. Они пришли с лугов Севера, они помнят вольные Древние Дни.

– Истинно так! – подтвердил Гэндальф, – и есть среди них один, который, по-моему, жеребенком застал зарю мира. Коням Девяти за ним не угнаться. Он быстр как ветер и как ветер не знает усталости. Его зовут Сполох. При свете дня он как серебро, а в ночи – как тень и почти невидим. Как легок он на ходу! До меня он не знал наездников, но мы поладили, и я был уже в Шире, когда Фродо проходил Упокоища, а ведь начали путь мы одновременно: он из Хоббитона, а я – из Рохана.

Я скакал, нет, я летел, а страх летел впереди меня. Чем дальше на Север, тем чаще слышал я о Всадниках. С каждым днем я нагонял их, но все-таки они опережали меня. Я видел: они разделились. Часть осталась на восточных рубежах, на Зеленопутье, а другие вошли в Шир с юга. Я прискакал в Хоббитон, но не застал Фродо и вынужден был удовольствоваться беседой со старым Гэмджи. Толку от него было мало. Он все переживал насчет новых хозяев Засумок.

– Перемены, – ворчал он, – не в мои бы годы, а главное – перемены-то к худшему, к самому худшему, что ни есть.

– Надеюсь, до самого худшего ты не доживешь, – сказал я ему.

Сквозь его ворчание я разобрал все-таки, что Фродо ушел меньше недели назад, а в тот же вечер на Горку наведался Черный Всадник. Что и говорить, не успокоил меня старый Гэмджи. Я прискакал в Заскочье и застал его похожим на разворошенный муравейник. Дом в Кривражках был пуст, а на пороге лежал плащ Фродо. Я чуть не потерял голову и бросился по следу Всадников. Не задержался даже для того, чтобы расспросить народ в Заскочье. Я чуть не сбился со следа, он опять разошелся. Получалось, что один или двое Черных направились в Брыль, я отправился за ними, а по дороге обдумывал слова, которые собирался сказать хозяину трактира.

«Маслютиком тебя зовут, – в ярости думал я, – ну, если эта задержка на твоей совести, от тебя один лютик и останется. Все масло я из тебя вытоплю, когда буду жарить на медленном огне». Похоже, он примерно так и представлял себе нашу встречу, потому что как меня увидел, хлопнулся на пол и прямо на глазах таять стал.

– Что ты с ним сделал? – испуганно спросил Фродо. – Он добрый, помог нам…

Гэндальф засмеялся:

– Не бойся, дружок. Я даже не ругал его особенно, так он обрадовал меня новостями, когда трястись перестал. Вышло просто замечательно, у меня камень с души свалился, когда я узнал о вашей встрече с Арагорном.

Я даже не удержался и воскликнул: «Как? С Колобродом?» А Маслютик испугался еще пуще и лепечет: «Да я-то ни при чем, я старался, а он все равно пролез и с ними ушел. Я предупреждал. Да ведь не слушают они! С характером!» «Осел! Дурень! – говорю ему, – Суслень ты мой ненаглядный! Это же лучшая новость за все лето! Просто на вес золота. Да будет твое пиво на семь лет лучшим в округе! Ты мне первую ночь спокойную подарил своими новостями!»

Я заночевал в «Резвом Пони», гадая, куда подевались Всадники. В Брыле, похоже, видели только двоих. Зато ночью явилось их не меньше пяти. Они подошли с запада, попросту снесли ворота и черным вихрем промчались по деревне. Брыльчане до сих пор вздрагивают и со дня на день ждут конца света. Я встал на рассвете и поехал себе. Насколько я понял, Король-Призрак оставался в засаде к югу от Брыля, двое громили гостиницу, а четверо тем временем злодействовали в Шире. Когда и там, и там ничего не получилось, они вернулись к Предводителю, и Дорога на время осталась без присмотра. Думаю, назгул не очень-то обрадовался вестям.