Текст книги "Загадай число"

Гурни посмотрел в направлении террасы, и хотя ее не было видно за рододендронами, кровавое пятно отчетливо всплыло в его памяти, как будто он смотрел на него под прожекторами.

Хардвик помолчал, задумчиво закусив губу. Затем заговорил снова:

– На самом деле это еще не самое странное. Самое странное начинается, когда дойдешь до конца следов.

Глава 18
Следы в никуда

Хардвик повел Гурни от сарая через кусты, мимо террасы, туда, куда уходили предполагаемые следы преступника – от задней части дома через заснеженную лужайку к кленовой роще в нескольких десятках метров.

Неподалеку от террасы, следуя за отпечатками сапог в снегу в направлении рощи, они встретили еще одного эксперта, одетого в герметичный защитный костюм, хирургическую шапочку и маску – снаряжение, необходимое, чтобы получить образец ДНК, не заразив его своим собственным.

Он стоял на корточках в нескольких метрах от следов, поднимая стальными щипцами из снега осколок коричневого стекла. Три похожих осколка он уже положил в пакетики, как и большой фрагмент бутылки от виски.

– По всей видимости, орудие убийства, – прокомментировал Хардвик. – Хотя ты уже в курсе – ты же ас. Ты даже в курсе, что это «Четыре розы».

– Почему бутылка валяется на лужайке? – спросил Гурни, игнорируя язвительность в тоне Хардвика.

– Ну надо же, а я думал, ты и это знаешь. Уж если даже марку виски угадал…

Гурни устало ждал, как ждут, пока откроется программа на медленном компьютере, и в конце концов Хардвик сказал:

– Похоже, что он унес бутылку от тела и бросил ее здесь по дороге в лес. Зачем он так сделал? Это хороший вопрос. Может, не заметил, что все еще несет ее в руке. То есть, представь, он ею многократно ударил жертву в горло. И все его внимание было сосредоточено на этом. А потом, когда он стал уходить по лужайке к лесу, увидел, что бутылка у него в руке, и отбросил ее. Ну хоть как-то правдоподобно.

Гурни не слишком нравилась эта версия, но, поскольку ему нечего было предложить самому, он кивнул.

– Это и есть «самое странное»?

– Это? – переспросил Хардвик и заржал. – Да ты еще ничего не видел.

Пройдя около восьмисот метров по кленовой роще, через десять минут они добрались до места, где начинался сосняк. Где-то недалеко проехала машина, что означало, что они рядом с дорогой, но заснеженные сосны заслоняли вид.

Сперва он не понял, зачем Хардвик его привел сюда. А затем увидел – и в полном недоумении принялся рассматривать землю. То, что предстало его взору, не укладывалось в голове. След просто взял и прекратился. Четкая последовательность отпечатков ног в снегу, тянувшаяся на протяжении почти километра, внезапно обрывалась. Не было никакого намека на то, что случилось с человеком, оставившим эти следы.

Снег вокруг был нетронут. Шаги прекращались за несколько метров от ближайшего дерева и, судя по звукам машин, в сотне метров от ближайшей дороги.

– Я чего-то не понимаю, – пробормотал Гурни.

– Мы все чего-то не понимаем, – отозвался Хардвик с явным облегчением оттого, что Гурни не предложил какое-то простое объяснение, до которого он не додумался сам.

Гурни внимательно посмотрел на последнюю пару следов еще раз. Под хорошо вдавленными отпечатками виднелись еще несколько, перекрывающих друг друга, очевидно оставленных теми же самыми сапогами. Как будто убийца нарочно дошел до этого места и стоял тут, переминаясь с ноги на ногу несколько минут, возможно ожидая кого-то или чего-то, а затем… взял и испарился.

Гурни посетило безумное предположение, что Хардвик решил его разыграть, но он быстро от него отказался. Устраивать розыгрыш на месте убийства такого масштаба было бы перебором даже для такого одиозного персонажа, как Хардвик.

Перед ними было ровно то, что было.

– Если об этом прознает желтая пресса, они напишут про похищение инопланетянами, – сказал Хардвик, морщась, как будто у слов был неприятный привкус. – Репортеры слетятся как мухи на дерьмо.

– У тебя есть более презентабельная версия?

– Я надеялся на острый ум самого почитаемого детектива в истории полицейского управления Нью-Йорка.

– Прекрати, – сказал Гурни. – Твоя команда что-нибудь накопала?

– Ничего, что могло бы это объяснить. Ну взяли образцы снега с затоптанного места, где он вроде бы стоял. Никаких инородных материалов не обнаружили, но, может быть, в лаборатории что-то скажут. Проверили также деревья и дорогу за теми соснами. Завтра прочешут все в радиусе тридцати метров от этого места, посмотрим.

– То есть на настоящий момент у вас ничего нет?

– Именно.

– Значит, тебе остается допрашивать гостей института и соседей, не видели ли они вертолет, спускающий лестницу в лес?

– Никто не видел.

– Ты уже спрашивал?

– Чувствовал себя полным идиотом, но да. Факты таковы, что сегодня утром кто-то вышел сюда, – почти наверняка это был убийца. Он остановился вот здесь. А дальше – если его не забрал вертолет или огроменный кран, то куда он девался?

– Что ж, – произнес Гурни. – Вертолета не было, лестницы в небо не было, тайных туннелей нет…

– Верно, – перебил его Хардвик. – И нет доказательств, что он ускакал на ходулях.

– Что же получается?

– Ничего. Ноль, зеро. Никаких версий. И не надо мне говорить, что он пришел сюда, а потом вернулся по своим следам задом наперед, ступая точно след в след. – Хардвик грозно посмотрел на Гурни, как будто тот собирался ровно это предположить. – Даже если бы такое было возможно, он бы столкнулся с Кадди и Патти, которые были на месте убийства к тому времени.

– Значит, все это невозможно.

– Что невозможно?

– Вообще все, – заключил Гурни.

– Что ты за ересь порешь?

– Джек, успокойся. Нам надо найти какую-то логическую точку отсчета. То, что произошло по видимости, логически не могло произойти. Следовательно, то, что произошло по видимости, на самом деле не произошло.

– По-твоему, это не следы на снегу?

– Я тебе пытаюсь объяснить, что мы не с того ракурса смотрим на них.

– Нет, ты скажи мне, след это или не след? – кипятился Хардвик.

– Мне кажется, что это очень похоже на след, – согласился Гурни.

– И к чему же ты клонишь?

Гурни вздохнул:

– Не знаю, Джек. Просто у меня ощущение, что мы задаемся не теми вопросами.

Видимо, его спокойный тон немного утихомирил Хардвика. Несколько долгих секунд они стояли молча, не глядя друг на друга. Затем Хардвик поднял взгляд и что-то вспомнил.

– Я чуть не забыл показать тебе главное, – сказал он и вытянул из внутреннего кармана своей куртки пакет для сбора улик.

Сквозь прозрачный пластик был виден белый листок с текстом, написанным аккуратным почерком красными чернилами.

– Не доставай его, – сказал Хардвик, – просто прочти.

Гурни так и сделал. Прочел три раза, чтобы запомнить.

 
Через снег наперерез
От глубин и до небес —
Ты ищи, а я исчез.
Ты, гнусный отброс,
Гляди, как я рос,
Растил месть из слез —
За тихих, забитых,
За всех позабытых.
 

– Узнаю нашего друга, – вздохнул Гурни, возвращая пакет. – Тема возмездия, восемь строк, изящные образы, безупречная пунктуация, аккуратный почерк. Все как в других записках, за маленьким исключением.

– Что за исключение?

– В этом стихе возникает новая тема – убийца ненавидит кого-то помимо жертвы.

Хардвик посмотрел на записку в пакете, морщась от мысли, что он упустил что-то значимое.

– Кого?

– Тебя, – сказал Гурни и впервые за весь день улыбнулся.

Глава 19
Гнусные отбросы

Было, конечно, большим допущением утверждать, что убийца одинаково ненавидел Марка Меллери и Джека Хардвика. По дороге назад, к месту убийства, Гурни объяснил, что в действительности имел в виду: гнев преступника, по всей видимости, частично был обращен против полицейских, расследующих убийство. Хардвика это не насторожило, а, напротив, воодушевило. Бойцовский блеск в его глазах говорил «Дайте мне этого засранца!».

Тогда Гурни спросил, помнит ли он дело Джейсона Странка.

– А что, должен?

– Прозвище «Сатанинский Санта» тебе ни о чем не говорит? Или, как его обозвали в другой газете, «Дед-людоед»?

– Ах, ну да, конечно помню. Так себе был людоедишка. Только пальцы ног съедал.

– Это не единственное, что он делал.

Хардвик поморщился:

– Что-то припоминаю – он съедал пальцы ног, а потом распиливал тела на части, аккуратно запаковывал в пластик, заворачивал как рождественские подарки и отправлял по почте. Так и избавлялся. Никаких хлопот с похоронами.

– А ты помнишь, кому он отправлял эти посылки?

– Да это было двадцать лет тому назад, я еще даже не работал. Я про это дело в газетах читал.

– Он отправлял их на домашние адреса детективов тех округов, где жили его жертвы.

– На домашние адреса?! – Хардвик, казалось, был возмущен. Как будто убийство, умеренный каннибализм и расчленение тел еще можно было простить, но это было последней каплей.

– Он ненавидел копов, – продолжил Гурни. – Обожал портить им кровь.

– Да уж. Получить по почте чью-то ногу – такое кому угодно способно испортить кровь.

– Особенно если посылку вскроет твоя жена.

Этот комментарий не прошел мимо внимания Хардвика.

– Черт побери! С тобой так и вышло, да? Он отправил тебе какую-то часть тела, а посылку вскрыла жена?

– Да.

– Вот дерьмо. Она поэтому с тобой развелась?

Гурни с интересом взглянул на него:

– Ты даже помнишь, что мы развелись с первой женой?

– Какие-то вещи западают в память. Обычно не то, что я читаю, а что люди сами рассказывают. Такое я долго помню. Например, я помню, что ты единственный ребенок в семье, что твой отец родился в Ирландии, терпеть не мог родину, ничего тебе о ней не рассказывал и много пил.

Гурни недоуменно уставился на него.

– Ты мне все это рассказал, когда мы работали по делу Пиггерта.

Гурни сам не понимал, что его сильнее огорчает – что он зачем-то поделился с Хардвиком этими семейными деталями, что он сам об этом забыл или что Хардвик теперь о них вспомнил. Они шли назад к дому под мелкой порошей; снег то и дело подхватывали и кружили порывы ветра. Темнело. Гурни постарался стряхнуть озноб и сосредоточиться на настоящем.

– Так я это к чему, – сказал он. – Последняя записка убийцы – вызов полиции, это может быть важной деталью.

Хардвик относился к людям, которые не давали сменить тему.

– Так она поэтому ушла от тебя? Потому что получила по почте чей-то член?

Его это не касалось, но Гурни решил ответить все равно.

– У нас была куча проблем. Я мог бы огласить целый список своих к ней претензий и еще более длинный список ее жалоб на меня. Но последней каплей было то, что она наконец осознала, что значит быть замужем за копом. Некоторые жены узнают это постепенно. Мою настигло откровение.

Они дошли до террасы. Два эксперта копошились в снегу вокруг пятна крови, ставшего теперь коричневатым.

– В общем, – сказал Хардвик, как будто отмахиваясь от лишних сложностей, – Странк был серийным убийцей, у нас не тот случай.

Гурни кивнул. Да, Джейсон Странк был типичным серийным убийцей, а тот, кто убил Марка Меллери, действовал принципиально иначе. Странк не знал своих жертв, можно было с уверенностью сказать, что у него не было с ними никаких отношений до убийства. Он выбирал их по определенным внешним параметрам и по доступности, когда желание убивать охватывало его. Этот выбор был во многом случаен. Убийца Меллери, в отличие от него, знал свою жертву достаточно хорошо, чтобы донимать его аллюзиями на прошлое и даже предсказывать цифры, которые тот мог загадывать в определенных условиях. Он намекал на какую-то былую связь с жертвой, что не было свойственно серийным убийцам. Кроме того, не было информации о подобных убийствах за последнее время, хотя этот момент оставалось еще прояснить.

– Не похоже на серийного убийцу, – согласился Гурни. – Вряд ли тебе начнут присылать чьи-то пальцы по почте. Но все-таки есть что-то неприятное в том, как он обзывает тебя, старшего детектива по делу, гнусным отбросом.

Оно обошли дом и зашли через главный вход, чтобы не мешать экспертам на террасе. У дверей снаружи стоял офицер из управления шерифа. Здесь дул нешуточный ветер, и офицер притоптывал ногами и хлопал в ладоши, чтобы как-то согреться. Холод исказил улыбку, с которой он приветствовал Хардвика.

– Как думаешь, кто-нибудь догадается принести мне кофе?

– Без понятия. Надеюсь, что да, – ответил Хардвик, громко хлюпая носом, затем повернулся к Гурни. – Я тебя не задержу долго. Ты только покажи мне записки, которые, ты говорил, в кабинете, и давай убедимся, что все они на месте.

В особняке с каштановым паркетом было тихо. Сильнее, чем когда-либо прежде, здесь пахло деньгами.

Глава 20
Друг семьи

В камине изящной кладки живописно горел огонь. В воздухе витали сладкие нотки вишневого дыма. Бледная, но собранная Кадди Меллери сидела на диване рядом с элегантно одетым пожилым мужчиной.

Когда Гурни и Хардвик зашли, мужчина встал со своего места с неожиданной для своего возраста легкостью.

– Добрый вечер, джентльмены, – поздоровался он. Это прозвучало учтиво, с легким южным акцентом. – Я Карл Смейл, старый друг Кадди.

– Я старший следователь Хардвик, а это Дэйв Гурни, приятель покойного супруга миссис Меллери.

– Ах да, друг Марка. Кадди мне рассказывала…

– Простите за вторжение, – сказал Хардвик, оглядываясь и останавливая взгляд на конторке у стены напротив камина. – Нам нужен доступ к кое-каким бумагам, которые, возможно, связаны с преступлением, и у нас есть причины думать, что эти бумаги находятся в той конторке. Миссис Меллери, извините, что беспокою вас вопросами, но вы не возражаете, если я посмотрю?

Она закрыла глаза. Было непонятно, расслышала ли она вопрос. Смейл снова сел рядом с ней и положил руку ей на запястье.

– Я уверен, что Кадди не против.

Хардвик помедлил.

– Вы официально представляете интересы миссис Меллери?

Смейл на это почти не отреагировал, лишь слегка подернул носом, как высоконравственная дама, услышавшая грубое слово за обеденным столом.

Вдова приоткрыла глаза и заговорила с печальной улыбкой:

– Поймите правильно, для меня это трудное время. Я целиком и полностью полагаюсь на Карла. Что бы он ни сказал, это будет мудрее, чем все, что могу сказать я.

Хардвика это не удовлетворило.

– Мистер Смейл ваш адвокат?

Она повернулась к Смейлу с благостным выражением, которое, как отметил про себя Гурни, было подкреплено успокоительным, и сказала:

– Он мой адвокат, мой защитник в болезни и здравии, в горе и в радости уже тридцать с лишним лет. Господи, Карл, разве это не страшная цифра?

Смейл ответил ей сентиментальной улыбкой, затем заговорил с Хардвиком, и в голосе его появилась резкость.

– Вы можете изучить эту комнату на предмет необходимых для расследования материалов. Разумеется, мы бы хотели получить список вещей, которые вы намереваетесь взять.

Подчеркнутое упоминание «этой комнаты» не прошло мимо внимания Гурни. Смейл не собирался разрешать полиции обыск в обход ордера. Хардвик тоже это заметил, судя по взгляду, которым он наградил щеголеватого мужчину на диване.

– Все улики, которые мы собираем, инвентаризуются. – Тон Хардвика также подразумевал «Вы не получите список того, что мы намереваемся взять. Вы получите список того, что мы уже взяли».

Смейл, который определенно умел слышать невысказанное, улыбнулся. Он повернулся к Гурни и спросил:

– Скажите, а вы тот самый Дэйв Гурни?

– У моих родителей не было другого.

– Подумать только. Легендарный детектив! Рад знакомству.

Гурни, которого подобного рода приветствия всегда смущали, промолчал.

Тишину нарушила Кадди Меллери:

– Должна извиниться, но у меня чудовищно болит голова, и мне надо прилечь.

– Сочувствую, – сказал Хардвик. – Но мне нужна ваша помощь касательно пары деталей.

Смейл озабоченно взглянул на свою подопечную.

– Разве нельзя подождать час-другой? Очевидно, что миссис Меллери нехорошо.

– Мои вопросы займут всего пару минут. Поверьте, я бы и рад вас не тревожить, но задержка может оказаться критичной.

– Кадди?

– Ничего, Карл. Какая разница – сейчас или потом. – Она закрыла глаза. – Я слушаю.

– Простите еще раз, – сказал Хардвик. – Можно я здесь присяду? – Он кивнул на кресло напротив Кадди.

– Пожалуйста, – ответила она, не открывая глаз.

Он присел на край кресла. Допрос потерпевших всегда вызывает у копов неловкость. Хардвик, впрочем, не выглядел смущенным.

– Я хочу вернуться к тому, о чем вы говорили мне сегодня утром, чтобы убедиться, что я все правильно понял. Вы сказали, что телефон зазвонил вскоре после часа ночи, а вы с мужем в это время спали. Так?

– Да.

– Откуда вы знаете, который был час?

– Я посмотрела на часы, удивившись, что кто-то звонит среди ночи.

– И к телефону подошел ваш супруг?

– Да.

– Что он сказал?

– Он несколько раз подряд повторил «алло», а потом повесил трубку.

– Он не рассказывал вам, сказал ему что-нибудь звонивший или нет?

– Нет.

– А спустя несколько минут вы услышали, как в лесу кричит какое-то животное?

– Верещит.

– Верещит?

– Да.

– Какая разница между криком и верещанием?

– Крик… – Она замолчала и впилась зубами в нижнюю губу.

– Миссис Меллери?

– Долго это будет продолжаться? – поинтересовался Смейл.

– Мне просто нужно узнать, что она услышала.

– Крик – это что-то человеческое. Крик – это то, что вырвалось у меня, когда я… – Она сильно моргнула, как будто выдавливая из глаза соринку, затем продолжила: – Это было какое-то животное. Но не в лесу, звук был рядом с домом.

– И как долго продолжался этот звук?

– Минуту-другую, точно не знаю. Он прекратился, когда Марк спустился вниз.

– Он объяснил, что собирается сделать?

– Он сказал, что хочет проверить, что там такое. Он просто… – Она замолчала и сделала несколько глубоких вдохов.

– Простите, миссис Меллери. Осталось совсем немного.

– Он просто хотел проверить, что за звук, вот и все.

– Вы слышали что-нибудь еще?

Она закрыла рот ладонью и сжала пальцами щеки, стараясь держать себя в руках. Красно-белые пятна появились на лице под ее пальцами.

Потом она заговорила, не убирая руки от губ:

– Я сквозь дрему слышала какой-то хлопок, как будто кто-то хлопнул в ладоши. Больше ничего. – Она так и держалась за лицо, как будто это ее успокаивало.

– Благодарю вас, – сказал Хардвик, поднимаясь из кресла. – Мы не будем вас больше беспокоить. Теперь нам нужно просто пройтись по содержимому конторки.

Кадди Меллери подняла голову и открыла глаза. Она опустила руку, но на щеках ее остались следы от ногтей.

– Детектив, – сказала она слабым, но решительным голосом. – Возьмите все, что вам понадобится, но, прошу вас, соблюдайте конфиденциальность. Пресса относится к этому безответственно. Наследие моего мужа – это очень важно.

Глава 21
Приоритеты

– В этой поэзии черт ногу сломит, мы так целый год можем гадать, что к чему, – произнес Хардвик. Слово «поэзия» в его исполнении прозвучало так, будто это было худшее, с чем ему приходилось иметь дело.

Записки убийцы были разложены на большом столе в зале института, который полиция заняла на время расследования.

Сначала шло послание из двух частей за подписью Х. Арибды, в котором предсказывалось, что Меллери загадает число 658, и содержалось требование выслать 289.87 доллара, чтобы покрыть расходы на поиски. Затем лежали три последовательно полученных по почте стихотворения, которые раз от раза становились все более угрожающими (третье Меллери положил в пластиковый пакет для бутербродов, как он объяснил Гурни, чтобы сохранить отпечатки пальцев). В ряд лежали вернувшийся чек с запиской от Грегори Дермотта, что никакого Х. Арибды по этому адресу не значится, стихи, продиктованные убийцей по телефону секретарше, кассета с записью разговора с убийцей тем вечером, когда Меллери загадал число 19, письмо из почтового ящика института, в котором предсказывалось, что он именно его загадает, и, наконец, стихотворение, найденное на трупе. Это был удивительный набор улик.

– Почему одна записка в пакете? – спросил Хардвик. Судя по его голосу, пакет раздражал его не меньше, чем поэзия.

– К тому моменту Меллери был уже всерьез напуган, – объяснил Гурни. – Он сказал, что хочет сохранить отпечатки пальцев.

Хардвик покачал головой:

– Расхожее заблуждение. Пластик кажется надежнее бумаги, а тем временем улики, положенные в пластик, портятся от попавшей туда влаги. Идиотизм.

На пороге появился встревоженный офицер со значком полиции Пиона на фуражке.

– В чем дело? – спросил Хардвик несколько вызывающе, дескать, только посмей сообщить о еще какой-нибудь проблеме.

– Сюда ваши технари просятся, пустить их?

Хардвик кивнул и вернулся к разложенным на столе стихам.

– Опрятненький почерк, – сказал он, поморщившись. – Что ты на это скажешь, Дэйв? Может, мы имеем дело с монашкой?

Спустя полминуты техническая бригада появилась в зале с пакетами улик, ноутбуком и переносным принтером для штрихкодов, чтобы провести инвентаризацию на месте. Хардвик попросил сделать копии всех материалов, перед тем как отправлять их в лабораторию в Олбани, чтобы обследовать их на предмет отпечатков пальцев и изучить почерк, бумагу и чернила, особенно тщательно – в записке на теле жертвы.

Гурни молчал, наблюдая за Хардвиком в роли старшего следователя. То, на сколько затянется расследование дела, зачастую зависело от того, насколько главный по делу качественно сделает свою работу в первые часы расследования. Гурни пришел к выводу, что Хардвик хорошо работает. Он наблюдал, как тот просматривает снимки фотографа, чтобы убедиться, что зафиксированы все значимые места, включая входы и выходы, и все важные улики, включая следы на снегу, садовый стул, окурки и разбитую бутылку, а также тело и кровавое пятно вокруг него. Хардвик попросил фотографа организовать аэрофотосъемку всей территории института – обычно это не требовалось, но сейчас, учитывая ведущий в никуда след, это могло оказаться полезным.

Кроме того, Хардвик поговорил с двумя младшими детективами, чтобы убедиться, что проведенные ими допросы действительно имели место. Он встретился со старшим экспертом-криминалистом, чтобы выслушать его заключение, затем попросил одного из детективов на следующий день привести полицейскую собаку – из этого следовало, что Хардвик крайне озабочен вопросом следов. Наконец, он проверил журнал прибытий, который вел коп на входе, чтобы убедиться, что на территории в момент расследования не было посторонних. Видя, как Хардвик впитывает и анализирует информацию, расставляет приоритеты и отдает приказы, Гурни пришел к выводу, что тот по-прежнему весьма компетентен и умеет работать в сложной ситуации. Хардвик, разумеется, был бестактный сукин сын, но это не отменяло его исключительной профессиональной эффективности.

В четверть пятого Хардвик сказал ему:

– Слушай, мы тут сидим черт-те сколько, а тебе ведь за это не платят. Ехал бы ты домой. – Затем он сощурился, как будто его только что посетила новая мысль, и добавил: – То есть я хотел сказать, что мы тебе не платим. Может, конечно, тебе Меллери платили? Черт, ну конечно. Кто станет транжирить свой талант задаром.

– У меня нет лицензии, я бы не смог попросить плату, даже если бы захотел. Кроме того, я не хочу больше работать детективом.

Хардвик с сомнением посмотрел на него.

– Более того, я, пожалуй, воспользуюсь твоим советом и поеду домой.

– Сможешь завтра заехать в управление в районе полудня?

– Что будем делать?

– Два момента. Во-первых, нам нужны показания – расскажешь о своих отношениях с покойным много лет назад и сейчас. Ну, сам знаешь процедуру. Во-вторых, я бы хотел, чтобы ты присутствовал на общей встрече, где мы будем беседовать по итогам собранной информации. Предварительное заключение о причине смерти, показания свидетелей, кровь, отпечатки, орудие убийства, все такое. Рабочие версии, расстановка приоритетов, план дальнейшего расследования. Ты можешь сильно нам помочь, не дать даром потратить деньги налогоплательщиков. С моей стороны было бы преступно не воспользоваться твоим авторитетным мнением, мы-то в сравнении с тобой мелкие сошки. Так что давай завтра в полдень. Принеси с собой свои показания.

Это было хитро придумано. И точно характеризовало Хардвика, определяло его место под солнцем: офицер Хитрая Бестия, отдел по особо важным делам, бюро криминальных расследований, полиция штата Нью-Йорк. Но Гурни чувствовал, что при этом Хардвик действительно хочет от него помощи в этом деле, которое час от часу становилось все более странным.

Большую часть дороги домой Гурни не обращал внимания на окрестности. Только проехав магазин Абеляров в Диллвиде, он заметил, что облака, закрывавшие небо с утра, исчезли и теперь краски заходящего солнца легли на западные склоны холмов. Заснеженные кукурузные поля по обе стороны реки были такого насыщенного цвета, что Гурни широко раскрыл глаза от этого зрелища. Затем, с удивительной скоростью, кораллово-красное солнце опустилось за кромку гор, и волшебное сияние исчезло. Голые деревья снова стали черными, а снег – пресно-белым.

Он медленно приближался к нужному повороту, и его внимание привлекла ворона на обочине дороги. Она сидела на чем-то выступающем над тротуаром. Когда он поравнялся с ней, оказалось, что это мертвый опоссум. К его удивлению, ворона не улетела при его приближении и не подала никаких признаков беспокойства, хотя вороны обычно очень осторожны. Она сидела неподвижно, словно выжидала чего-то, – это было похоже на сон.

Гурни повернул на свою дорогу и стал спускаться по изгибам, думая о черной птице, замершей в сумерках над мертвым животным.

От перекрестка до дома оставалось пять минут. Когда он въехал на узкую дорогу, ведущую от амбара к дому, воздух стал еще более серым и холодным. Призрачный снежный вихрь кружился по лугу, растворяясь в небытие на пороге леса.

Он подъехал к дому ближе, чем обычно, поднял воротник и поспешил к заднему входу. Войдя в кухню, он тут же по звенящей тишине понял, что Мадлен нет дома. Как будто ее присутствие обычно сопровождалось легким электрическим шумом и особая энергия наполняла воздух, который в ее отсутствие был просто пустотой.

В воздухе было что-то еще. Осадок утреннего разговора, мрачного присутствия коробки из подвала, которая так и стояла на журнальном столике в затененной части комнаты, завязанная лентой с белым бантом.

После краткого визита в туалет он пошел в кабинет и проверил автоответчик. Там было всего одно сообщение. Звонила Соня, на записи был ее атласный голос, похожий на пение виолончели.

– Привет, Дэвид. У меня тут один клиент без ума от твоей работы. Я сказала ему, что ты заканчиваешь еще один портрет, и он хочет знать, когда он будет доступен для продажи. «Без ума» это еще мягко сказано, и деньги для него, похоже, не проблема. Перезвони мне, как только сможешь. Нам надо это обсудить. Спасибо, Дэвид.

Он собирался прослушать сообщение еще раз, когда услышал, как задняя дверь открывается и закрывается. Он остановил запись и крикнул:

– Это ты?

Ответа не последовало, и он начал раздражаться.

– Мадлен! – позвал он громче, чем требовалось.

Он услышал, как она отвечает, но ответ был слишком тихим, чтобы он разобрал слова. Таким голосом она говорила, когда они были в ссоре, он это называл про себя голосом пассивного сопротивления. Сперва он решил, что не будет выходить из кабинета, но тут же сказал себе, что это инфантильно, и все-таки вышел на кухню.

Мадлен повернулась к нему от вешалки, на которой оставила свою оранжевую куртку. На ее плечах поблескивали снежинки – значит, она шла по сосняку.

– Там та-ак красиво, – сказала она, поправляя свои густые волосы, примятые капюшоном. Она зашла в кладовую, через минуту вышла и посмотрела на столешницы.

– Куда ты убрал орехи пекан?

– Что?

– Я разве не попросила тебя их купить?

– Кажется, нет.

– Может, забыла. А может, ты меня не услышал.

– Понятия не имею, – ответил он, с трудом умещая новую информацию в своем занятом уме. – Завтра куплю.

– Где?

– У Абеляров.

– В воскресенье?

– Черт, да, они же закрыты будут. А зачем тебе орехи пекан?

– Я отвечаю за десерт.

– Какой десерт?

– Элизабет делает салат и печет хлеб, Ян готовит чили, а я – десерт. – Ее глаза потемнели. – Ты что, забыл?

– Они все завтра придут?

– Да.

– Во сколько?

– А это важно?

– Мне нужно отнести письменные показания в отдел расследований завтра в полдень.

– В воскресенье?

– Это же расследование убийства, – напомнил он.

Она кивнула:

– Значит, тебя весь день не будет.

– Какую-то часть дня.

– Насколько долгую?

– Господи, ты же знаешь, как делаются такие дела.

Обида и злость, заблестевшие в ее глазах, задели Гурни сильнее, чем могла бы задеть пощечина.

– Значит, ты завтра придешь домой непонятно когда и, может быть, успеешь к ужину, а может быть, нет.

– Мне нужно отнести в полицию письменные показания свидетеля по делу об убийстве. Я бы с удовольствием этого не делал. – Он неожиданно повысил голос, бросаясь в нее словами. – Некоторые вещи в этой жизни мы просто обязаны делать. Нас к тому обязывает закон, это не вопрос личных предпочтений. А закон придумывал не я!

Она посмотрела на него с усталостью, настолько же неожиданной, как и его гнев.

– Ты так и не понял, да?

– Не понял чего?

– Что твой ум так зациклен на убийствах, хаосе и крови, на чудовищах и психопатах, что ни для чего другого просто не остается места.