Текст книги "Распутин. Воспоминания дипломатов"

Четверг, 14 сентября 1916 г.

С некоторого времени ходил слух, что Распутин и Штюрмер не ладят больше друг с другом: их больше не встречали вместе, они больше не ходили друг к другу.

Между тем, они видятся и совещаются ежедневно. Их совещания происходят вечером в самом секретном месте в Петрограде: в Петропавловской крепости.

Губернатором Бастилии Романовых состоит генерал Никитин, дочь которого принадлежит к самым пламенным поклонницам «старца». Вот через нее и обмениваются посланиями Штюрмер и Гришка; она отправляется за Распутиным в город и привозит его в своем экипаже в крепость; оба заговорщика встречаются в доме губернатора, в комнате самой Никитиной.

Почему окружают они себя такой тайной? Почему выбрали они это укромное место? Почему они сходятся лишь после наступления ночи? Может быть, чувствуя на себе бремя всеобщей ненависти, они хотят скрыть от публики интимность своих отношений. Может быть, они боятся, как бы бомба анархиста не помешала их свиданиям.

Но среди всех трагических сцен, о которых хранит воспоминание страшная государственная тюрьма, есть ли зрелище более зловещее, чем ночные встречи этих двух злодеев, губящих Россию.

Вторник, 3 октября 1916 г.

Штюрмеру удалось устранить своего смертельного врага – министра внутренних дел Хвостова; ему значит, больше нечего бояться дела Мануйлова.

Новый министр внутренних дел, один из вице-председателей Думы, Протопопов. До сих пор царь очень редко выбирал своих министров из среды народного представительства. Выбор Протопопова отнюдь не представляет, однако, эволюции в сторону парламентаризма. Далеко не так.

По своим личным убеждениям Протопопов был известен, как «октябрист», т. е. очень умеренный либерал. В июне месяце он входил в состав парламентской делегации, отправившейся в Зап. Европу, и как в Лондоне, так и в Париже, он заявил себя горячим сторонником войны до конца. Но на обратном пути, во время пребывания своего в Стокгольме, он позволил себе странную беседу с германским агентом, Паулем Варбургом, и, хотя, дело остается довольно темным, он несомненно высказался в пользу мира.

Вернувшись в Петроград, он сошелся со Штюрмером и Распутиным, которые тотчас представили его императрице. Его возвышение пошло очень быстро. Он тотчас был допущен на тайные совещания в Царском Селе; ему давало на это право его знание тайных наук, в особенности самой глубокой и темной из них: некромантии. Я знаю, кроме того, наверное, что он когда то болен был заразительной болезнью, что у него осталось после этого нервное расстройство и что недавно в нем наблюдались признаки, предвещающие общий паралич. Итак, внутренняя политика империи в хороших руках!

Четверг, 5 октября 1916 г.

Сегодня в посольстве завтракал высокопоставленный придворный сановник Э. Чтобы он чувствовал себя, как дома, я никого больше не пригласил.

Пока мы оставались за столом, он сдерживался в виду присутствия прислуги. Но, по возвращении в гостиную, он выпил один за другим два стакана финшампань, налил третий, закурил сигару и, высоко подняв раскрасневшееся лицо, смело задал мне вопрос:

– Господин посол, что ждете вы и ваш английский коллега, чтобы положить конец измене Штюрмера?

– Мы ждем возможности формулировать против него определенное обвинение… Оффициально мы ни в чем не можем его упрекнуть; его слова и действия совершенно корректны. Он даже каждую минуту заявляет нам: «Война до конца»… «Нет пощады Германии». Что касается его интимных мыслей и секретных маневров, у нас имеются лишь впечатления, интуиции, которые самое большое дают нам основание для предположений, подозрений. Вы оказали бы нам выдающуюся услугу, если бы вы могли нам привести положительный факт в подтверждение вашего убеждения.

– Я не знаю ни одного положительного факта. Но измена очевидна. Неужели вы ее не видите?

– Недостаточно мне ее видеть; надо еще, чтоб я мог показать ее сначала моему правительству, затем царю… Нельзя начинать такого серьезного дела, не имея хотя бы начала доказательства.

– Вы правы.

– Так как мы вынуждены ограничиваться гипотезами, скажите мне, пожалуйста, как вы представляете себе то, что вы называете изменой Штюрмера?

Тогда он сообщил мне, что Штюрмер, Распутин, Добровольский, Протопопов и компания сами по себе имеют значение второстепенное и подчиненное, что они являются простыми орудиями в руках анонимного и немногочисленного, но очень могущественного синдиката, который, устав от войны и из страха перед революцией, требует мира.

– Во главе этого синдиката, – продолжает он, – вы найдете, естественно, дворянство прибалтийских губерний и всех высших придворных сановников. Затем, есть еще ультрареакционная партия Государственного Совета, Думы, затем наши синодские преосвященные, наконец, все крупные банкиры и промышленники… Через Штюрмера и Распутина они держат в руках царицу, а через царицу – царя.

– О, царя они еще в руках не держат… И никогда держать не будут. Я хочу сказать, что они никогда не заставят его покинуть союзников.

– В таком случае они его убьют или заставят отречься от престола.

– Отречься? Вы представляете себе отречение царя и в пользу кого?

– В пользу своего сына, под регентством царицы. Будьте уверены, что в этом состоит план Штюрмера или, скорее, тех, кто его направляет. Для достижения своих целей эти люди не остановятся ни перед чем. Они провоцируют стачки, восстания, погромы, кризисы нищеты и голода: они создадут повсюду такую нужду, такое уныние, что продолжение войны станет невозможным. Вы их не видели за работой в 1905 г. Я резюмирую все то, что он мне сказал, и делаю вывод:

– Первое, что надо сделать, это убрать Штюрмера. Я над этим поработаю.

Понедельник, 9 октября 1916 г.

Новый министр внутренних дел Протопопов афиширует ультрареакционные убеждения и программу. Он не побоится, – говорит он, – открыто выступить против сил революции, он, если нужно, их спровоцирует, чтобы сразу сломить их; он чувствует себя достаточно сильным, чтобы спасти царизм и св. Русь православную; он их спасет… Вот какие речи держит он в кругу близких, с неиссякаемым многословием и самодовольными улыбками. Между тем, едва несколько месяцев тому назад его считали одним из умеренных либералов в Думе. Его тогдашние друзья, которые уважали его достаточно для того, чтобы сделать его товарищем председателя Думы, не узнают его.

Внезапность обращения обгоняется, как меня уверяют, состоянием его здоровья: внезапные перемены характера и экзальтация воображения составляют типичные признаки, предвещающие общий паралич. С другой стороны, несомненно, это я только что узнал, что его свел с Распутиным его врач, терапевт Бадмаев, этот монгольский шарлатан, который применяет к своим пациентам магические фокусы и изумительную фармакопею тибетских знахарей. Я уже упоминал о союзе, заключенном некогда у изголовья маленького цесаревича между лекарем-спиритом и «старцем».

Давно посвященный в тайные науки, Протопопов был самой судьбой предназначен стать клиентом Бадмаева. Последний, постоянно занятый какой-нибудь интригой, тотчас сообразил, что товарищ председателя Думы был бы ценным рекрутом для камарильи царицы. Во время своих каббалистических операций ему не трудно было приобрести влияние на этот неуравновешенный ум, на этот больной мозг, в котором проявляются уже симптомы, предвещающие манию величия. Скоро он познакомил его с Распутиным. Невропат-политикан и мистик-чудотворец очаровали друг друга. Несколько дней спустя Григорий указал царице на Протопопова, как на спасителя, которого Провидение сохранило для России. Штюрмер рабски поддержал кандидатуру. А царь и на этот раз уступил…

Суббота, 21 октября 1916 г.

Из всех тайных агентов Германии, которых она имеет в русском обществе, я думаю, нет более активного, ловкого организатора, чем банкир Манус.

Он добился разрешения проживать в Петрограде и в последние годы приобрел значительное состояние куртажем и спекуляцией. Чутье заставило его искать союза с самыми неприступными защитниками трона и алтаря. Так он рабски пресмыкался перед князем Мещерским, известным редактором «Гражданина», бесстрастным паладином православия и самодержавия. В то же время его скромная и тактичная щедрость снискали ему мало-помалу расположение всей клики Распутина.

С самого начала войны он ведет кампанию за скорейшее примирение России с германскими державами. К нему очень прислушиваются в финансовом мире, и он завязал связи с большинством газет. Он находится в беспрерывных сношениях с Стокгольмом, т. е. с Берлином. Я сильно подозреваю, что он является главным распределителем немецких субсидий. Каждую среду у него обедает Распутин. Адмирал Нилов, генерал-адъютант царя, состоящий при его особе, приглашается принципиально за то, что отлично умеет пить. Другой неизменный гость – бывший директор департамента полиции, страшный Белецкий, в настоящее время сенатор, но сохранивший свое влияние в «охранке» и поддерживающий через Вырубову постоянные сношения с царицей. Есть, конечно, несколько милых женщин для оживления пира. В числе обычных участниц пира есть очаровательная грузинка г-жа Э., гибкая, вкрадчивая и обольстительная, как сирена. Пьют всю ночь напролет; Распутин очень скоро пьянеет; он тогда болтает без конца. Я не сомневаюсь, что подробный отчет об этих оргиях отправляется на следующий день в Берлин с комментариями и точными подробностями в подтверждение.

Суббота, 28 октября 1916 г.

Припоминая свою вчерашнюю беседу с в. к. Марией Павловной, я себе говорю:

– В общем, если не считать мистических заблуждений, у царицы более закаленный характер, чем у царя, более упорная воля, более сильный ум, более активная добродетель, душа более воинствующая, более властная. Ее идея спасти Россию, возвратив ее к традициям теоретического самодержавия, безумие, но высокомерное упорство, которое она при этом обнаруживает, не лишено величия. Роль, которую она присвоила себе в делах государства, гибельна: но, по крайней мере, она выполняет ее, как царица… Когда она предстанет «в этой ужасной долине Иосафата», о которой беспрерывно говорит ей Распутин, она сможет сослаться не только на безупречную искренность своих намерений, но еще и на полное соответствие ее деяний началам божественного права, на которых основывается русское самодержавие.

Суббота, 2 декабря 1916 г.

Был сегодня на заседании Думы.

Как только в дверях зала показались министры и среди них узнали Протопопова, подымается шум.

Трепов поднимается на трибуну, чтобы прочитать декларацию правительства. Крики усиливаются: «Долой министров! Долой Протопопова!»

Очень спокойный, с прямым и надменным взглядом, Трепов начинает чтение. Три раза крики крайней левой заставляют его покидать трибуну. Наконец ему дают говорить.

Декларация такова, какую он излагал мне позавчера. Параграф, в котором правительство заявляет о своем решении продолжать войну, встречается горячими аплодисментами.

Но фраза, относящаяся к Константинополю, падает в пустоту, пустоту индифферентности и удивления.

Когда Трепов кончил чтение, заседание было прервано. Депутаты рассеиваются по кулуарам. Я возвращаюсь к себе в посольство.

Мне сообщают, что вечером продолжение заседания было отмечено двумя речами, столько же неожиданными, сколь резкими, двух лидеров правой, графа Владимира Бобринского и Пуришкевича. К изумлению своих политических единомышленников, они произвели стремительную вылазку против «позорящих и губящих Россию закулисных сил». Пуришкевич даже воскликнул:

– Надо, чтобы впредь недостаточно было одной рекомендации Распутина для назначения самых гнусных кандидатов на самые высокие посты. Распутин в настоящее время опаснее, чем был когда-то лже-Дмитрий… Господа министры! Если вы истинные патриоты, поезжайте в Ставку; бросьтесь к ногам царя; имейте мужество заявить ему, что внутренний кризис не может дальше продолжаться, что слышен гул народного гнева, что грозит революция и что не подобает темному мужику дольше управлять Россией.

Суббота, 9 декабря 1916 г.

Тревожный клич, раздавшийся в Думе из уст гр. Бобринского и Пуришкевича, этих двух паладинов махрового самодержавия, нашел отзвук даже в архаической цитадели абсолютного монархизма, в Гос. Совете.

Высокое собрание осмелилось сегодня сделать заявление политического характера, в котором предостерегает царя против гибельного действия закулисных влияний. Это (столь робкое) заявление протеста вызывает оживленные комментарии.

История представляет лишь длинный ряд повторений. В марте 1830 г. парижская Палата Депутатов тоже довела до сведения Карла X почтительный совет благоразумия. Но воспользовался ли кто-либо когда-либо уроками истории?

Воскресенье, 10 декабря 1916 г.

Что политику России делает камарилья императрицы, факт несомненный. Но кто руководитель самой этой камарильи? От кого получает она программу, направление.

Конечно, не от императрицы. Публика любит простые идеи и общие олицетворения и не имеет точного представления о роли царицы… расширяет и значительно искажает ее. Александра Федоровна слишком импульсивна, слишком заблуждается, слишком неуравновешена, чтобы создать политическую систему и следить за ее применением. Она является главным и всемогущим орудием заговора, который я постоянно чувствую вокруг нее: она, однако, не больше, как орудие.

Точно так же лица, которые группируются вокруг нее: Распутин, Вырубова, генерал Воейков, Танеев, Штюрмер, князь Андроников и пр., суть лишь подручные, статисты, подобострастные интриганы или марионетки. Министр внутренних дел Протопопов, у которого более внушительный вид, обязан этой обманчивой внешностью раздражению мозговых оболочек. За экспансивными бахвальством и шумной активностью нет ничего, кроме раздражения спинного мозга. Это мономан, которого скоро запрут в дом умалишенных.

В таком случае, кто же руководит царскосельской камарильей?

Я тщетно расспрашиваю тех, которые, казалось, скорей всего могли бы удовлетворить мое любопытство; я добился лишь неопределенных или противоречивых ответов, гипотез, предположений.

Тем не менее, если б я был принужден сделать вывод, я сказал бы, что гибельную политику, за которую императрица и ее клика будут нести ответственность перед историей, внушают им четыре лица: председатель крайней правой Гос. Совета Щегловитов, петроградский митрополит преосвященый Питирим, бывший директор департамента полиции Белецкий, наконец, банкир Манус.

Кроме этих четырех лиц я вижу здесь лишь игру анонимных, коллективных, рассеянных, иногда бессознательных сил, которые являются, может быть, лишь проявлением действия вековой машины царизма, проявлением его инстинкта самосохранения, остатка его органической жизненности и приобретенной скорости.

В этом квартете я приписываю специальную роль банкиру Манусу: он обеспечивает сношения с Берлином. Именно через него Германия заводит и поддерживает интриги в русском обществе: он является распределителем немецких субсидий.

Пятница, 23 декабря 1916 г.

Союз земств и Союз городов, съезд коих недавно был воспрещен, приняли, однако, тайное постановление, которое распространяется в публике и главный пункт коего гласит:

«Наше спасение в глубоком сознании нашей ответственности перед родиной. Когда власть становится препятствием на пути к победе, ответственность за судьбу России падает на всю страну. Правительство, превратившееся в орудие закулисных сил, ведет Россию к гибели и колеблет императорский трон. Надо создать правительство, достойное великого народа, в серьезнейший момент его истории. Пусть же Дума в решительной борьбе, начатой ею, оправдает ожидания страны. Нельзя терять ни одного дня».

Графиня Р., которая провела три дня в Москве, где заказывала себе платья у известной портнихи Ламановой, подтверждает то, что мне недавно сообщали о раздражении москвичей против царской фамилии:

– Я обедала, – говорит она, – ежедневно в различных кругах. Повсюду сплошной крик негодования. Если бы царь в настоящее время показался на Красной площади, его бы встретили свистками. А что касается царицы, ее растерзали бы на куски… В. к. Елизавета такая добрая, благотворительная, чистая, не осмеливается больше выходить из своего монастыря. Рабочие обвиняют ее в том, что она морит народ голодом… Во всех классах общества чувствуется дыхание революции.

Суббота, 30 декабря 1916 г.

Около семи часов вечера превосходный осведомитель, состоящий у меня на жаловании, сообщает мне, что Распутин был убит сегодня ночью во время ужина во дворце Юсупова. Убийцы, говорят, молодой князь Феликс Юсупов, который женился в 1914 г. на племяннице царя, в. к. Дмитрий Павлович и Пуришкевич, лидер крайней правой в Думе. В ужине принимали участие две-три женщины из общества. Новость пока еще хранится в строгом секрете.

Прежде чем телеграфировать в Париж, я пытаюсь проверить полученное сообщение.

Я тотчас отправляюсь к г-же Д. Она телефонирует своей тетке, г-же Головиной, большой приятельнице и покровительнице Распутина. Заплаканный голос отвечает:

– Да, отец исчез сегодня ночью. Неизвестно, что с ним сталось… Это ужасное несчастье.

Вечером новость распространяется в яхт-клубе. В. к. Николай Михайлович отказывается верить.

– Десять раз уже, – говорит он, – сообщали нам о смерти Распутина. И каждый раз он воскресал более могущественный, чем когда-либо.

Он, однако, телефонирует председателю совета министров Трепову который отвечает ему:

– Я знаю только, что Распутин исчез; я предполагаю, что он убит. Я не могу знать ничего больше: начальник «охранки» взял дело в свои руки.

Воскресенье, 31 декабря 1916 г.

Тело Распутина остается неразысканным.

Царица обезумела от горя; она умоляла царя, который находится в Могилеве, немедленно вернуться к ней.

Мне говорят, что убийцы – князь Феликс Юсупов, в. к. Дмитрий Павлович и Пуришкевич. За ужином не было дам. В таком случае как же Распутина заманили во дворец Юсупова?..

Судя по тому немногому что мне известно, присутствие Пуришкевича сообщает драме ее настоящее значение, ее политический интерес. В. к. Дмитрий, изящный молодой человек двадцати пяти лет, энергичный, горячий патриот, способный проявить храбрость в бою, но легкомысленный, импульсивный, как мне кажется, необдуманно впутался в эту историю. Князь Феликс Юсупов, двадцати восьми лет, обладает живым умом и эстетическими наклонностями; но его дилетантизм слишком склонен к нездоровым мечтам, к литературным образам Порока и Смерти, и я боюсь, что он видел в убийстве Распутина прежде всего сценарий, достойный его любимого автора, Оскара Уайльда. Во всяком случае, его инстинкты, лицо, его манеры делают его похожим скорее на героя «Дориана Грея», чем на Брута или Лорензаччо.

Пуришкевич, которому перевалило за пятьдесят, наоборот, человек идеи и действия. Он поборник православия и самодержавия.

Он поддерживает с силой и талантом тезис: «царь самодержец, посланный Богом». В 1905 г. он был председателем знаменитой реакционной лиги «Союз Русского Народа», вдохновлял и направлял страшные еврейские погромы. Его участие в убийстве Распутина освещает все поведение крайней правой в последнее время; оно означает, что сторонники самодержавия, чувствуя, чем им угрожают безумства царицы, решили защищать царя, если понадобится, против его воли.

Вечером я отправился в Мариинский театр, где шел живописный балет Чайковского «Спящая красавица», с участием Смирновой.

Естественно, только и говорят, что о вчерашней драме, и так как не знают ничего определенного, русское воображение разыгрывается вовсю. Прыжки, пируэты и «арабески» Смирновой менее фантастичны, чем рассказы, которые распространяются в зале.

В первом антракте граф Нани Мочениго, советник итальянского посольства, говорит мне:

– Ну, что же, господин посол, мы, значит, вернулись к временам Бордуста. Не напоминает ли вам вчерашний ужин знаменитого пира в Имола?

– Аналогия отдаленная, тут не только разница во времени, но в различии цивилизаций и характеров. По коварству и вероломству вчерашнее происшествие, конечно, достойно сатанинского цезаря. Но это не belissimo inganno, как говорил валенсиец.

Не всякому дано величие в сладострастии и преступлении.

Понедельник, 1 января 1917 г.

По распоряжению царицы генерал Максимович, адъютант царя, арестовал вчера в. к. Дмитрия, который оставлен под надзором полиции в своем дворце на Невском проспекте.

Вторник, 2 января 1917 г.

Тело Распутина нашли вчера во льдах Малой Невки у Крестовского острова, возле дворца Белосельского. До последнего мгновения царица надеялась, что «Бог сохранит ей ее утешителя и единственного друга».

Полиция не разрешает печатать никаких подробностей драмы. Впрочем «охранка» продолжает свои расследования в такой тайне, что еще сегодня утром председатель совета министров Трепов отвечал на нетерпеливые вопросы в. к. Николая Михайловича:

– Клянусь вам, в. к., что все делается без меня и я ничего не знаю из следствия.

Узнав позавчера о смерти Распутина, многие обнимали друг друга на улицах, шли ставить свечи в Казанский собор.

Когда стало известно, что в. к. Дмитрий был в числе убийц, стали толпиться у иконы св. Дмитрия, чтоб поставить свечу.

Убийство Григория – единственный предмет разговора в бесконечных хвостах женщин, ожидающих в дождь и ветер у дверей мясных и бакалейных лавок распределения мяса, чая, сахара и пр.

Они рассказывают друг другу, что Распутин был живым брошен в Невку, одобряют это пословицей: «Собаке – собачья смерть».

Другая народная версия: «Распутин еще дышал, когда его бросили под лед в Невку. Это очень важно, потому что он, таким образом, никогда не будет святым». В русском народе существует поверье, что утопленники не могут быть канонизированы.

Среда, 3 января 1917 г.

Лишь только вытащили из Невки тело Распутина, оно было таинственно доставлено в Убежище Ветеранов Чесмы, находящееся в пяти километрах от Петрограда по дороге в Царское Село. После того как профессор Косоротов осмотрел труп и констатировал следы ран, он ввел в залу, где происходило вскрытие, сестру Акилину, эту молодую послушницу, с которой Распутин познакомился когда-то в Охтайском монастыре. По письменному распоряжению царицы, она приступила с одним только больничным служителем к последнему одеванию трупа. Кроме нее, никто не был допущен к покойнику; его жена, дочери, самые горячие его поклонницы тщетно умоляли разрешить им видеть его в последний раз.

Благочестивая Акилина, бывшая одержимая, провела половину ночи в омовении тела, наполнила благовониями его раны, одела в новые одежды и положила в гроб. В заключение она положила ему на грудь крест, а в руки вложила письмо императрицы. Вот текст этого письма, как мне сообщила г-жа Т., приятельница «старца», которая очень дружна с сестрой Акилиной:

«Мой дорогой мученик, дай мне твое благословение, чтобы оно постоянно сопровождало меня на скорбном пути, который мне остается пройти здесь, на земле. И вспоминай о нас на небесах в твоих святых молитвах.

Александра»

На следующий день утром, т. е. вчера, царица и г-жа Вырубова пришли помолиться над прахом их друга, который они покрыли цветами, иконами и причитаниями.

Сколько раз во время моих поездок в Царское Село я проезжал мимо Чесменского приюта (бывшей летней резиденции Екатерины II), который с дороги виден сквозь деревья. В это время года в своем зимнем виде, на беспредельной туманной и холодной равнине – место зловещее и печальное. Это как раз подходящая декорация для вчерашней сцены. Эта царица и ее зловредная подруга в слезах перед распухшим трупом развратного мужика, которого они так безумно любили и которого Россия будет вечно проклинать, – много ли более патетических эпизодов создал великий драматург истории.

Около полуночи гроб был перенесен в Царское Село, под присмотром г-жи Головиной и полковника Лемана, затем поставлен в часовне в императорском парке.

Четверг, 4 января 1917 г.

Я сделал визит Коковцеву в его аппартаментах на Моховой.

Никогда еще бывший председатель Совета Министров, пессимизм коего столько раз оправдывался, не формулировал при мне таких мрачных предсказаний. Он предвидит в близком будущем дворцовый переворот или революцию.

– Уже очень давно я не видал е. в. Но у меня есть очень близкий друг, который часто видится с царем и царицей, и который в последние дни работал с царем. Впечатления, сообщенные мне этим другом, грустные. Царица с виду спокойна, но молчалива и холодна. У царя глухой голос, впалые щеки, взгляд недобрый; он с горечью говорит о членах Гос. Совета, которые, твердя о своей верности самодержавию, позволили себе обратиться к нему с заявлениями; поэтому он решил сменить председателя и товарища председателя этого высокого собрания, полномочия коих истекают 1 (14) января, но которые обычно остаются на своих постах… Раздражение царя против Гос. Совета старательно раздувается царицей, которую уверили, что некоторые члены крайней правой Гос. Совета говорили о расторжении ее брака с царем и заключении ее в монастырь. Теперь я скажу вам по секрету: Трепов был у меня сегодня утром и заявил мне, что он не хочет больше нести ответственности за власть и что он просил царя освободить его от обязанностей председателя Сов. Министров. Вы понимаете, что у меня есть основание беспокоиться.

– В общем итоге, – сказал я, – настоящий конфликт принимает все больше характер конфликта между царем и естественными, присяжными защитниками самодержавия. Если царь не уступит, вы полагаете, что мы вновь будем свидетелями трагедии Павла I.

– Я этого боюсь.

– А левые партии, как они поведут себя?

– Левые партии, – имею в виду думские фракции, – останутся, вероятно, в стороне; они знают, что последующие события могут принять лишь благоприятный для них оборот и они будут ждать. А что до народных масс, это другой вопрос.

– Вы уже предвидите их выступление?

– Я не думаю, чтобы инцидентов текущей политики или даже дворцового переворота достаточно было для того, чтобы поднять народ. Но в случае военного поражения или голодного кризиса восстание вспыхнет немедленно.

Я сообщаю тогда Коковцеву что я намерен просить у царя аудиенции:

– Я официально буду иметь возможность говорить только о делах дипломатических и военных. Но если я увижу, что он в доверчивом настроении, я попытаюсь перевести разговор на почву внутренней политики.

– Ради Бога, скажите ему все, без колебаний.

– Если он согласится меня выслушать, я буду говорить по существу. Если он станет уклоняться, я ограничусь тем, что дам ему понять, как меня беспокоит все, что происходит, и о чем я не имею права ему сказать.

– Вы, может быть, правы. В том настроении, в каком находится царь, к нему надо подходить осторожно, но так как я знаю, что он к вам расположен, я не удивился бы, если бы он позволил себе с вами быть до известной степени откровенным.

С тех пор, как в. к. Дмитрий состоит под домашним арестом в своем дворце на Невском проспекте, его друзья не вполне уверены в его личной безопасности. На основании сведений, источник коих мне неизвестен, они боятся, что министр внутренних дел Протопов решил его убить через одного из полицейских, приставленных к нему для охраны. Махинация, замышленная охраной, будет состоять в том, что будет симулирована попытка бегства, полицейский устроит так, будто в. к. угрожал и вынудил его защищаться оружием.

На всякий случай председатель совета министров Трепов отдал генералу Хабалову, губернатору Петрограда, приказание поставить пехотный караул во дворце в. к. Впредь, таким образом, на каждого полицейского приходится по часовому, который за ним наблюдает.

Пятница, 5 января 1917 г.

Чтобы направить в другую сторону предположения и искания общего любопытства, «охранка» распространяет слух, что гроб Распутина был перевезен не то в Покровское, возле Тобольска, не то в монастырь на Урале.

В действительности похороны очень таинственные происходили вчера ночью в Царском Селе.

Гроб был закопан под иконостасом в строющейся часовне на опушке императорского парка, близ Александровска, в часовне св. Серафима.

Присутствовали только царь, царица, четыре молодые княжны, Протопопов, г-жа Вырубова, полковники Леман и Мальцев, наконец, в качестве священнослужителя придворный архиерей, отец Василий.

Царица потребовала себе окровавленную сорочку «мученика Григория» и благовейно хранит ее, как реликвию, как палладиум, от которого зависит участь династии.

В тот же день вечером крупный промышленник Богданов давал обед, на котором присутствовали члены императорской фамилии, князь Гавриил Константинович, несколько офицеров, в том числе граф Капнист, адъютант военного министра, член Гос. Совета Озеров и несколько представителей крупного финансового капитала, в том числе Путилов.

За обедом, который прошел очень оживленно, говорили исключительно о внутреннем положении. Под влиянием шампанского его изображали в самых мрачных тонах с чрезмерным пессимизмом, любезным русскому воображению.

Обращаясь к князю Гавриилу, Озеров и Путилов изложили единственное, по их мнению, средство спасти царствующую династию и монархический режим: созвать всех членов императорской фамилии, лидеров партий Гос. Совета и Гос. Думы, а также представителей дворянства и армии и торжественно объявить императора слабоумным, непригодным для лежащей на нем задачи, не способным дальше царствовать и объявить царем наследника под регенством одного из в. к.

Нисколько не протестуя, князь Гавриил ограничился формулировкой некоторых возражений практического характера, он все же обещал передать сказанное ему своим дядям и двоюродным братьям.

Вечер закончился тостом за «царя умного», сознающего свой долг и достойного своего народа». Царь отказался принять отставку Трепова без единого слова объяснения.

Вечером я узнал, что в семье Романовых сильное возбуждение и волнение.

Несколько в. к., в числе которых мне называют трех сыновей в. к. Марии Павловны, Кирилла, Бориса и Андрея, говорят ни больше ни меньше, как о перевороте. С помощью четырех гвардейских полков, лойяльность которых будто уже поколеблена, ночью пойдут на Царское Село, захватят царя и царицу, царю докажут необходимость отреченья, царицу заточат в монастырь, затем объявят царем наследника Алексея под регенством в. к. Николая Николаевича.

Инициаторы этого плана полагают, что в. к. Дмитрий, его участие в убийстве Распутина, делается самым подходящим руководителем заговора, способным увлечь войска. Его двоюродные братья, Кирилл и Андрей Владимирович, отправились к нему в его дворец на Невском проспекте и изо всех сил убеждали его «продолжить до конца дело национального освобождения». После долгой борьбы со своей совестью Дмитрий Павлович решительно отказался «поднять руку на императора»; его последнее слово было: «я не нарушу своей присяги в верности».