Текст книги "Буря мечей. Пир стервятников"

Арья

Человек на крыше умер первым. Он сидел за трубой в двухстах ярдах от них, почти невидимый в предрассветных сумерках, но когда небо начало светлеть, он встал и потянулся. Стрела Энги попала ему в грудь. Он мешком съехал по крутому грифельному скату и упал у дверей септрия.

Скоморохи поставили там двух часовых, но свет факела слепил им глаза, и разбойники в темноте подобрались совсем близко. Кайл и Нотч выстрелили разом, и один караульный рухнул со стрелой в горле, а другой в животе. При этом он выронил факел, огонь охватил его одежду, он закричал и тем предупредил своих об опасности. Торос, уже не скрываясь, отдал приказ, и разбойники пошли в атаку.

Арья, сидя на коне, наблюдала за ними с вершины лесистого холма. Оттуда открывался широкий вид на септрий с его мельницей, пивоварней и конюшнями, на буйные сорные травы и сожженные деревья вокруг. Лес почти совсем осыпался, и немногие бурые листья, еще державшиеся на ветвях, почти не заслоняли картины. Лорд Берик оставил Безусого Дика и Маджа охранять их. Арью возмущало, что ее держат в тылу, как малого ребенка, но Джендри тоже в бой не взяли. Она даже спорить не стала – в бою надо подчиняться приказам.

На востоке занималась розовая с золотом заря, вверху сквозь редкие облака проглядывал месяц. Дул холодный ветер, и Арья слышала, как шумит вода и скрипит деревянное колесо на мельнице. В воздухе пахло влагой, но дождя не было. Стрелы, таща за собой бледные огненные ленты, пронизывали утренний туман и вонзались в деревянные стены септрия. Несколько стрел влетело внутрь через разбитые ставни, и из дома скоро потянулись тонкие струйки дыма.

Двое Скоморохов бок о бок выскочили наружу с топорами в руках. Энги и другие лучники только того и ждали. Один упал сразу, другой пригнулся, и стрела проткнула ему плечо. Он сделал еще несколько шагов, но еще две стрелы ударили в него почти одновременно, пробив панцирь так, словно тот был шелковым, а не стальным. Наемник рухнул. У Энги есть стрелы не только с широкими, но и с шильными наконечниками, а такие пробивают даже тяжелые доспехи. Надо будет поучиться стрелять, подумала Арья. Фехтование ей нравилось больше, но от стрел, как она убедилась, тоже бывает большая польза.

Пламя охватывало западную стену септрия, и в выбитые окна валил густой дым. Мириец с арбалетом высунулся из окошка, где дыма не было, выстрелил и нырнул обратно, чтобы перезарядить. На конюшне тоже шел бой – оттуда слышались крики, ржание лошадей и лязг стали. Их надо всех перебить, думала Арья, до крови закусив губу. Всех до единого.

Арбалетчик появился снова, но мимо него тут же пролетели три стрелы. Одна чиркнула ему по шлему, и он сразу исчез. Огонь уже показался в нескольких окнах верхнего этажа. Воздух наполняли черно-белые клубы дыма и тумана. Энги и другие лучники подкрадывались поближе, чтобы лучше целить.

Потом весь септрий вспыхнул разом, и Скоморохи повалили оттуда, как рассерженные муравьи. Из двери выскочили двое иббенийцев, прикрываясь косматыми щитами, следом бежал дотракиец с кривым аракхом и колокольчиками в косе, за ним трое татуированных волантинцев. Другие прыгали на землю из окон. Один, перекинув ногу через подоконник, получил в грудь стрелу и с криком упал. Дым сгущался. Стрелы из луков и арбалетов летали туда-сюда. Уотти повалился, выронив лук. Кайлу, не успевшему наложить новую стрелу, человек в черной кольчуге проткнул копьем живот. Раздался голос лорда Берика. По его команде из канав, из-за кустов и деревьев хлынули остальные разбойники с мечами в руках. Лим, мелькая своим желтым плащом, смял конем человека, убившего Кайла. Торос и лорд Берик с горящими мечами поспевали везде. Красный жрец разрубил обтянутый шкурами щит, а его конь ударил копытами в лицо иббенийца. Дотракиец с воплем ринулся на лорда-молнию, и его аракх встретился с пылающим мечом. После краткого обмена ударами у дотракийца загорелись волосы, и миг спустя он был мертв. Арья и Неда видела – он сражался рядом с лордом-молнией. Так нечестно. Он ненамного старше ее – ей тоже должны были позволить сразиться.

Бой длился недолго. Оставшиеся Бравые Ребята либо погибли, либо побросали свои мечи. Двое дотракийцев сумели сесть на коней и ускакать, но только потому, что лорд Берик им это позволил.

– Пусть отвезут дурную весть в Харренхолл, – с пылающим мечом в руке сказал он. – Это доставит лорду-пиявке и его козлу пару бессонных ночей.

Джек-Счастливчик, Харвин и Меррит из Лунного города отважно бросились в горящий септрий, надеясь взять пленных. Вскоре они снова возникли из огня и дыма с восемью бурыми братьями. Один был так слаб, что Меррит нес его, перекинув через плечо. С ними был и септон, сутулый и лысый, но в черной кольчуге поверх серой рясы.

– Он прятался под лестницей, ведущей в подвал, – откашливаясь, сказал Джек.

– Да это же Утт, – заулыбался Торос.

– Септон Утт. Божий человек.

– Какому богу нужны такие служители? – громыхнул Лим.

– О да, я согрешил, тяжко согрешил, – заныл септон. – Прости меня, Отец. Я великий грешник.

Арья помнила септона Утта по Харренхоллу. Шагвелл-Дурак говорил, что тот всегда плачет и молится о прощении, убивая очередного мальчика. Иногда он даже просил других Скоморохов бить его плетьми. Они все находили это очень забавным.

Лорд Берик вернул меч в ножны, погасив пламя.

– Окажите умирающим последнюю милость, а остальных свяжите по рукам и ногам для суда, – приказал он.

Суд был скорым. Разбойники свидетельствовали о делах Бравых Ребят: о разоренных городах и деревнях, сожженных полях, поруганных и убитых женщинах, подвергнутых мукам и увечью мужчинах. Упоминалось и о мальчиках, убитых септоном Уттом, а он все это время плакал и молился.

– Я слабый тростник, – сказал он лорду Берику. – Я молю Воина о силе, но боги создали меня слабым. Сжальтесь же надо мной. Эти милые мальчики… я совсем не хотел обижать их…

Вскоре он, голый, в чем мать родила, закачался на высоком вязе, и все прочие Бравые Ребята поодиночке последовали за ним. Некоторые из них боролись и брыкались, когда им накидывали петлю на шею. Один арбалетчик кричал с сильным мирийским акцентом: «Я солдат, я солдат», другой обещал показать, где спрятано золото, третий расписывал, какой хороший разбойник из него выйдет. Но всех их раздели и вздернули, одного за другим. Том Семиструнный играл им погребальный мотив на своей арфе, а Торос призывал Владыку Света послать их души в адский огонь до конца времен.

Скоморошье дерево, думала Арья, глядя, как они болтаются – белые при тускло-красном зареве горящего септрия. Вороны уже слетались на мертвечину. Они перекликались между собой, и Арье было любопытно, о чем они говорят. Септона Утта она боялась не так, как Роржа, Кусаку и некоторых других, оставшихся в Харренхолле, но все равно радовалась, что его повесили. Надо им было и Пса повесить тоже или отрубить ему руку. Вместо этого разбойники, к ее возмущению, перевязали Сандору Клигану ожоги, вернули ему меч, коня и доспехи и выпустили на волю в нескольких милях от полого холма. Только его золото они забрали себе.

Стены септрия рухнули в реве огня и клубах дыма. Восемь бурых братьев взирали на это с покорностью. Только они и остались из всей братии, объяснил старейший из них. На шее у него висел железный молоточек, указывающий, что он поклоняется Кузнецу.

– До войны нас было сорок четыре человека, и наш септрий процветал. Мы держали дюжину коров и быка, сотню ульев, обрабатывали виноградник и яблоневый сад. Но львы забрали у нас все вино, молоко и мед, зарезали коров и сожгли виноградник. А после этого нашим гостям и счету не стало. Этот ложный септон был последним. Один оказался настоящим чудовищем… мы отдали ему все наше серебро, но он думал, что у нас где-то спрятано золото, и его люди убивали нас одного за другим, чтобы заставить старца заговорить.

– Как же вам восьмерым удалось выжить? – спросил Энги.

– Это моя вина, – сказал старик с молоточком. – Мне очень стыдно. Когда пришел мой черед умирать, я рассказал им, где спрятано золото.

– Брат мой, – сказал Торос, – тебе должно быть стыдно только за то, что ты не сказал этого сразу.

На ночь разбойники устроились в пивоварне у речки. У хозяев под полом конюшни сохранился запас съестного, и они все вместе поужинали овсяным хлебом, луком и жидким капустным супом с легким привкусом чеснока. Арья нашла в своей миске кусочек морковки и сочла, что ей повезло. Братья не спрашивали у разбойников, как кого зовут. Наверно, они и так это знали. У лорда Берика на панцире, щите и плаще изображена молния, на Торосе сохранились лохмотья красных одежд. Один из монахов, молодой послушник, имел смелость попросить красного жреца не молиться своему ложному богу, пока он находится под их кровом.

– Ты это брось, – сказал Лим. – Он и наш бог тоже, а вы нам обязаны своей разнесчастной жизнью. И какой же он ложный? Ваш Кузнец чинит сломанные мечи, но сможет ли он починить человека?

– Перестань, Лим, – одернул его лорд Берик. – Пока мы у них, будем соблюдать их правила.

– Если мы пропустим пару молитв, солнце светить не перестанет, – согласился Торос. – Уж я-то знаю.

Лорд Берик ничего не ел. Арья ни разу не видела, как он ест, но иногда он выпивал чашу вина. Казалось, что он и не спит никогда. Его единственный глаз часто закрывался, словно от усталости, но стоило с ним заговорить, и глаз тут же распахивался опять. Он никогда не снимал своего потрепанного черного плаща и помятого панциря с облупленной эмалевой молнией. Тусклая черная сталь скрывала страшную рану, которую нанес ему Клиган, а толстый шерстяной шарф – темную борозду на шее. Но ничто не могло скрыть его проломленного виска, и красной ямы на месте глаза, и выступающих под кожей лица черепных костей.

Арья смотрела на него с опаской, припоминая все истории, слышанные ею в Харренхолле. Лорд Берик, словно почувствовав ее страх, повернул голову и поманил Арью к себе.

– Ты боишься меня, дитя?

– Нет. – Арья прикусила губу. – Только… я думала, что Пес вас убил, а…

– Рана была серьезная, – вставил Лим. – Очень серьезная, но Торос исцелил ее. Свет еще не видел лучшего целителя.

Лорд Берик странно посмотрел на Лима своим одиноким глазом.

– Это верно, не видел, – устало согласился он. – Мне сдается, Лим, что караулы пора сменить. Займись этим, будь так добр.

– Да, милорд. – И Лим вышел, мотнув своим желтым плащом.

– Даже храбрые люди притворяются порой слепыми, боясь что-то увидеть, – сказал лорд Берик. – Торос, сколько раз ты возвращал меня назад?

– Это Рглор возвращает вас назад, милорд, – склонил голову жрец. – Владыка Света. Я всего лишь его орудие.

– И все-таки, сколько?

– Шесть, – неохотно ответил Торос. – И с каждым разом это все труднее. Вы совсем не бережетесь, милорд. Неужто смерть так сладка?

– Сладка? Нет, дружище. Ничего сладостного в ней нет.

– Тогда не ищите ее. Лорд Тайвин командует сражениями из задних рядов, и лорд Станнис тоже. Последуйте их мудрому примеру. Седьмая смерть может стать концом для нас обоих.

Лорд Берик потрогал вдавленный висок над левым ухом.

– Вот здесь сир Бартон Кракехолл проломил мне шлем и голову своей палицей. – Он размотал шарф на шее. – А это знак, который оставил на мне мантикор у Бурливого водопада. Он схватил бедного пасечника с женой, думая, что они мои люди, и распустил повсюду слух, что повесит их, если я сам к нему не явлюсь. Я пришел, но он все равно их повесил, а меня вздернул между ними. – Он потрогал яму на месте глаза. – Здесь Гора пробил кинжалом забрало моего шлема. – Усталая улыбка тронула его губы. – Я уже трижды умирал от рук дома Клиганов – пора бы извлечь из этого урок.

Арья понимала, что он шутит, но Торос не засмеялся, а положил руку ему на плечо.

– Лучше не задумываться над этим.

– Можно ли задумываться над тем, что едва помнишь? Когда-то у меня был замок на Марках и женщина, на которой я обещал жениться, но теперь я не сумел бы найти свой замок или сказать, какие у этой женщины волосы. Кто посвятил меня в рыцари, дружище? Каким было мое любимое блюдо? Все меркнет. Порой мне кажется, что я родился на кровавой траве в той ясеневой роще, со вкусом огня во рту и дырой в груди. И что моя мать – это ты, Торос.

Арья во все глаза смотрела на мирийского жреца, на его косматые волосы, розовые лохмотья, разрозненные доспехи и отвисшую кожу ниже подбородка. Нельзя сказать, чтобы он походил на волшебников из сказок старой Нэн, но все же…

– А вы могли бы вернуть назад человека, которому отрубили голову? – спросила она. – Не шесть раз, всего один. Могли бы?

– Я не маг, дитя, – у меня есть только молитва. В тот первый раз его милость продырявили насквозь, изо рта у него шла кровь, и я знал, что надежды нет. И когда его израненная грудь перестала вздыматься, я дал ему поцелуй бога, чтобы проводить его в последний путь. Я наполнил свой рот огнем и вдохнул пламя в его легкие, сердце и душу. Это называется «последний поцелуй», и я много раз видел, как старые жрецы проделывали это с отходящими, да и сам делал это пару раз. Но я никогда не чувствовал, как покойник, пронизанный огнем, содрогается, и его глаза никогда не открывались. Не я воскресил его, миледи, – это Рглор пока не намеревался взять его к себе. Жизнь – это тепло, а тепло – это огонь, а огонь исходит от бога и только от него.

Глаза Арьи наполнились слезами. Торос произнес много слов, но все они в конечном счете означали «нет».

– Твой отец был хороший человек, – сказал лорд Берик. – Харвин много рассказывал мне о нем. Ради его памяти я охотно отказался бы от выкупа за тебя, но мы слишком нуждаемся в этом золоте.

Арья прикусила губу. Да, это, наверно, правда. Золото Пса он отдал Зеленой Бороде и Охотнику, чтобы закупить провизию к югу от Мандера.

– Последний урожай сгорел, этот гниет на корню, а зима между тем на носу, – сказал он, отсылая их. – Крестьяне нуждаются в зерне и семенах, а мы – в мечах и конях. Слишком много наших людей ездят на ломовых лошадях и мулах, в то время как враги гарцуют на боевых скакунах.

Все это так, но Арья не знала, сколько заплатит за нее Робб. Он теперь король, а не тот мальчик со снегом на волосах, с которым она простилась в Винтерфелле. И если бы он знал о конюшонке, часовом в Харренхолле и прочих ее делах…

– А что, если мой брат не захочет платить выкуп?

– Почему ты так думаешь? – спросил лорд Берик.

– Ну-у… я лохматая, и ногти у меня грязные, и ноги все в мозолях. – Роббу-то, положим, это все равно, а вот матери – нет. Леди Кейтилин всегда хотела, чтобы она была как Санса – пела, танцевала, шила и помнила о своих манерах. При одной мысли об этом Арья запустила пальцы в волосы, чтобы расчесать их, но они так перепутались, что она только вырвала клок. – Я испортила платье, которое дала мне леди Смолвуд, и шью я не больно хорошо. – Она прикусила губу. – Не очень хорошо. Септа Мордейн говорила, что у меня руки, как у кузнеца.

– Твои-то ручонки? – фыркнул Джендри. – Да ты ими даже молот не поднимешь.

– Захочу, так подниму! – огрызнулась она.

– Твой брат заплатит, дитя, – усмехнулся Торос. – Можешь на этот счет не бояться.

– А вдруг не заплатит, что тогда?

– Тогда я отправлю тебя на время к леди Смолвуд, – вздохнул лорд Берик, – или даже в свой собственный замок в Черной Гавани. Но в этом не будет нужды, я уверен. Вернуть тебя твоему отцу не в моих силах, как и не в силах Тороса, но я по крайней мере могу вернуть тебя в объятия матери.

– Вы клянетесь? – спросила Арья. Йорен тоже обещал отвезти ее домой, а сам дал себя убить.

– Клянусь своей рыцарской честью, – торжественно произнес лорд-молния.

Пошел дождь – они поняли это по Лиму, который вернулся ругаясь и весь мокрый. Вода стекала с его желтого плаща на пол. Энги и Джек-Счастливчик играли около двери в кости, и Счастливчику все время не везло. Том перетянул струну на арфе и спел «Материнские слезы», «У Бена бабенка блудлива была», «Лорд Харт отправился в путь под дождем», а потом запел «Рейны из Кастамере».

 
Да кто ты такой, вопрошал гордый лорд,
Чтоб я шел к тебе на поклон?
Ты всего лишь кот, только шерстью желт
И гривой густой наделен.
Ты зовешься львом и с большой горы
Смотришь грозно на всех остальных,
Но если когти твои остры,
То мои не тупее твоих.
О, как он был горд, этот знатный лорд,
Как могуч он был и богат,
Но те дни позади, и о нем лишь дожди
Средь руин его замка скорбят.
 

Наконец у Тома кончились все песни, где говорилось о дождях, и он отложил арфу, но неутомимый дождь все стучал по крыше пивоварни. Игроки бросили метать кости, Арья стояла то на одной ноге, то на другой, а Меррит жаловался, что его лошадь потеряла подкову.

– Я могу подковать ее, если хочешь, – сказал вдруг Джендри. – Я был только подмастерьем, но мой мастер говорил, что рука у меня прямо создана, чтобы держать молот. Я умею ковать лошадей, заделывать прорехи в кольчугах и распрямлять вмятины на панцирях. Бьюсь об заклад, что и меч мог бы выковать.

– О чем это ты толкуешь, парень? – сказал Харвин.

– Я буду у вас кузнецом. – Джендри опустился на одно колено перед лордом Бериком. – Если вы примете меня к себе, милорд, я вам пригожусь. Я умею делать разные инструменты и ножи, а однажды даже шлем выковал. Его отнял у меня один из людей Горы, когда мы попали в плен.

Арья прикусила губу. Теперь и он собрался ее бросить.

– Тебе будет лучше у лорда Талли в Риверране, – сказал лорд Берик. – Я не могу платить тебе за работу.

– А мне пока еще никто и не платил. Мне нужна кузня, еда и какой-нибудь угол, где спать, – больше ничего, милорд.

– Кузнец почти везде найдет радушный прием, а хороший оружейник и подавно. Зачем тебе оставаться с нами?

Джендри набычился – Арья знала, что так с ним бывает всегда, когда он думает.

– В полом холме вы сказали, что вы все люди короля Роберта и братья, и мне это понравилось. Еще мне понравилось, как вы судили Пса. Лорд Болтон только вешал и рубил головы, и лорд Тайвин с сиром Амори делали то же самое. Лучше я буду работать на вас.

– У нас много кольчуг нуждается в починке, милорд, – напомнил Джек. – Мы их почти все поснимали с мертвецов, и в них полно дыр.

– Ты, парень, видать, полоумный, – сказал Лим. – Мы ведь разбойники – сброд, подонки все до одного, кроме его милости. Не думай, что все будет, как в дурацких песнях Тома. Тебе не доведется целовать принцесс и въезжать на турниры в снятых с кого-то доспехах. Кончится все тем, что тебя вздернут на виселицу или воткнут твою голову над воротами замка.

– Но ведь и вас ждет то же самое, – сказал Джендри.

– Это верно, – весело согласился Джек. – Рано или поздно мы все пойдем на корм воронью. Милорд, мне сдается, он храбрый парень, и нам нужны его услуги. Я за то, чтобы его взять.

– И поспешите, – с усмешкой добавил Харвин, пока у него горячка не прошла и он не очухался.

– Торос, – с легкой улыбкой молвил лорд Берик, – подай мне мой меч. На этот раз лорд-молния не стал зажигать клинок, а только коснулся им плеча Джендри.

– Клянешься ли ты, Джендри, перед лицом богов и людей защищать тех, кто сам себя защитить не может, особенно женщин и детей, повиноваться своим капитанам, своему сюзерену и своему королю, храбро сражаться в случае нужды и выполнять все другие работы, какими бы трудными, незавидными и опасными они ни были?

– Клянусь, милорд.

Лорд-молния перенес меч с правого плеча на левое.

– Встань же, сир Джендри, рыцарь полого холма, и добро пожаловать в наше братство.

От двери послышался грубый, хриплый смех.

С вошедшего ручьями стекала вода. Обожженная рука, обернутая в листья и забинтованная, висела на веревочной перевязи, но более старые ожоги на лице резко выделялись при свете огня.

– Делаешь себе новых рыцарей, Дондаррион? За это тебя следовало бы убить еще раз.

– Я надеялся, что больше не увижу тебя, Клиган, – холодно ответил лорд Берик. – Как ты нас нашел?

– Это было нетрудно. Ты так надымил, что и в Староместе, наверно, видно.

– Как вышло, что часовые тебя пропустили?

– Те двое слепцов? – скривил рот Клиган. – А что, если я убил их? Энги натянул свой лук, Нотч тоже.

– Тебе так хочется умереть, Сандор? – спросил Торос. – Ты, верно, пьян или безумен, что увязался за нами.

– Пьян? От дождя, что ли? Вы не оставили мне денег даже на чашу вина, сукины дети.

Энги достал стрелу.

– Мы разбойники, а разбойникам положено грабить. Так и в песнях поется – если попросишь, Том споет тебе одну. Скажи спасибо, что мы тебя не убили.

– Еще не поздно, Лучник. Давай попробуй. Мне охота затолкать эти стрелы в твою тощую конопатую задницу.

Энги поднял свой лук, но лорд Берик остановил его.

– Зачем ты пришел, Клиган?

– Чтобы забрать то, что принадлежит мне.

– Твое золото?

– Что же еще? Ты думал, я пришел на тебя полюбоваться? Ты теперь еще страшнее, чем я, Дондаррион. Не говоря уж о том, что ты стал рыцарем с большой дороги.

– Я дам тебе расписку, и ты получишь все сполна, когда война кончится.

– Что мне, задницу подтереть твоей распиской? Отдавай мне золото.

– У нас его нет. Я дал его Зеленой Бороде и Охотнику на покупку зерна и семян за Мандером.

– Чтобы накормить тех, чей урожай вы сожгли, – добавил Джендри.

– Вот оно как? – засмеялся Клиган. – Я намеревался распорядиться им в точности так же. Накормить кучу корявого мужичья с их вшивым отродьем.

– Ты лжешь, – сказал Джендри.

– Я вижу, парень за словом в карман не лезет, а? Почему же им ты веришь, а мне нет? Неужели все дело в моем лице? – Клиган посмотрел на Арью. – Может, ты и ее посвятишь в рыцари, Дондаррион? Пусть она станет первым восьмилетним рыцарем женского пола.

– Мне двенадцать, – заявила Арья, – и я стала бы рыцарем, если бы захотела. Я бы убила тебя тогда, только Лим отнял у меня нож. – Она все еще злилась, вспоминая об этом.

– Значит, винить надо Лима, а не меня. Подожми-ка хвостик и беги. Знаешь, что собаки делают с волками?

– В следующий раз я тебя убью. И брата твоего тоже!

– Ну уж нет. – Пес сузил глаза и сказал лорду Берику: – Знаешь что, посвяти в рыцари моего коня. Он это заслужил: он никогда не срет в доме и лягается не больше других. Или ты и его хочешь забрать?

– Садись-ка ты на него да проваливай отсюда, – посоветовал Лим.

– Без золота не уеду. Ваш бог сам очистил меня от вины…

– Владыка Света даровал тебе жизнь, – вмешался Торос, – но он не объявлял тебя новым Бейелором Благословенным. – Жрец обнажил меч, и Джек с Мерритом последовали его примеру. Лорд Берик все еще держал в руке свой, которым посвятил в рыцари Джендри.

Может быть, на этот раз они его убьют, подумала Арья.

– Вы шайка воров, больше ничего, – снова скривил рот Клиган.

– Твои львы приезжают в деревню, – разозлился Лим, – выгребают все подчистую и называют это фуражировкой. Волки делают то же самое, так почему бы и нам не делать? Тебя никто не грабил, Пес, – это была фуражировка.

Клиган оглядел их всех по очереди, как будто запоминая, повернулся и снова вышел в дождливую ночь, из которой пришел. Разбойники остались в полном недоумении.

– Пойду погляжу, что он сделал с часовыми, – сказал Харвин и выглянул за дверь, проверяя, не затаился ли Пес поблизости.

– Откуда, собственно, этот ублюдок взял столько золота? – дал себе волю Лим.

– Он выиграл турнир десницы в Королевской Гавани, – пояснил Энги. – Я и сам там зашиб недурную деньгу, – ухмыльнулся он, – но потом встретил Данси, Джейду и Алаяйю. Они потчевали меня жареными лебедями и купали в борском вине.

– И ты все спустил? – засмеялся Харвин.

– Не все. Я купил себе вот эти сапоги и этот славный кинжал.

– Ты мог бы купить себе кусок земли и сделать одну из девиц, что кормили тебя лебедями, честной женщиной, – заметил Джек-Счастливчик. – Выращивал бы там репу и воспитывал сыновей.

– Да сохранит меня Воин! Это было бы расточительством – превратить мое золото в репу.

– А я репку люблю, – грустно молвил Джек. – Я бы и теперь ее поел, пареную.

– Пес лишился не только монеты, вот в чем беда, – задумчиво произнес Торос. – Он потерял к тому же хозяина и конуру. К Ланнистерам он вернуться не может, Молодой Волк его нипочем не примет, брат тоже к себе не возьмет. Мне сдается, это золото было всем, что у него оставалось.

– Седьмое пекло, – сказал Уотти-Мельник. – Как бы он не пришел опять и не зарезал нас, пока мы спим.

– Нет. – Лорд Берик спрятал меч в ножны. – Сандор Клиган охотно убил бы нас всех, только не спящих. Энги, завтра ты поедешь замыкающим вместе с Безусым Диком. Если увидите, что Клиган опять тащится за нами, убейте его коня.

– Жалко – конь у него хорош, – возразил Энги.

– Верно, – поддержал его Лим. – Всадника – вот кого надо убить, а конь нам самим пригодится.

– Я тоже за это, – сказал Нотч. – Этот пес станет краше, если утыкать его стрелами.

Лорд Берик покачал головой.

– Клиган отвоевал себе жизнь в полом холме, и я не стану отбирать ее у него.

– Милорд говорит мудро, – сказал Торос. – Испытание боем священно, братья. Вы слышали, как я просил Рглора рассудить их, и видели, как его огненный перст переломил меч лорда Берика, чтобы положить конец поединку. Как видно, пес короля Джоффри пока еще нужен Владыке Света.

Харвин вышел и вскоре вернулся.

– Кисель дрыхнет, целый и невредимый.

– Недолго ему быть целым, – посулил Лим. – Нас всех могли поубивать из-за него.

В эту ночь им не пришлось спать спокойно – все они помнили, что Клиган рыщет где-то неподалеку. Арья свернулась у огня, но и ей не спалось. Она достала монету, которую дал ей Якен Хгар, и зажала ее в кулаке. Это делало ее сильной, напоминая о том, как она была призраком Харренхолла. Тогда ей стоило прошептать одно слово, чтобы убить человека.

Но Якен ушел. Бросил ее. И Пирожок тоже бросил, а теперь вот и Джендри. Йорен умер, Сирио Форель умер, отец – и тот умер, а Якен дал ей дурацкую железную монетку и был таков.

– Валор моргулис, – прошептала она, сжимая монету так, что она врезалась в ладонь. – Сир Григор, Дансен, Полливер, Рафф-Красавчик, Щекотун и Пес. Сир Илии, сир Меррин, король Джоффри, королева Серсея. – Арья попыталась представить их мертвыми, но не смогла вспомнить их лица. Пса она видела ясно, как и его брата Гору, и Джоффри с его матерью она тоже никогда не забудет… но Рафф, Дансен, Полливер и даже Щекотун, внешне очень неприметный, расплывались в памяти.

Сон пришел наконец, но среда ночи Арья проснулась опять. Огонь прогорел до углей, Мадж стоял у двери, снаружи расхаживал еще один часовой. Дождь перестал, и где-то выли волки. Как близко – и как их много. Можно подумать, что они окружили дом – несколько десятков, а то и сотен. Хорошо бы они съели Пса. Арье запомнились его слова про волков и собак.

Утром септон Утт все еще качался на дереве, но бурые братья вышли с лопатами под дождь и вырыли мелкие могилы для других мертвецов. Лорд Берик поблагодарил их за приют и за угощение и дал им мешок серебра, чтобы отстроиться заново. Харвин, Люк-Любезник и Уотти-Мельник отправились на разведку, но ни волков, ни собак не нашли.

Когда Арья затягивала подпруги, Джендри подошел к ней сказать, что он сожалеет. Она вставила ногу в стремя и села в седло, чтобы смотреть на него сверху, а не снизу. Ты мог бы ковать мечи в Риверране для моего брата, подумала, она, но вслух сказала:

– Если ты хочешь быть разбойником, чтобы тебя повесили, мне-то что? Меня выкупят, и я буду жить в Риверране вместе с братом.

Дождя в тот день, к счастью, не было, и они против обыкновения проехали хороший кусок дороги.