Текст книги "Три пятнадцать"

Глава тринадцатая
Мози

Вся следующая неделя пролетела под знаком чумовой охоты. Роджер, как авторитетный эксперт, по уши зарылся в стародавние дела Лизы и Мелиссы Ричардсон. Даже на мои эсэмэски почти не реагировал. Во вторник он обещал помочь с алгеброй, но ко мне домой так и не приехал. Я скинула ему сообщение, и он написал, что еще в Кэлвери, ждет, когда кончится заседание школьного совета, чтобы застать Клэр Ричардсон врасплох.

По-телячьи хлопая огромными глазищами, Роджер заявил, что пишет статью по генеалогии для школьной газеты. Клэр моментально проглотила наживку и пригласила Роджера к себе. В пятницу он поедет к Ричардсонам и поохает над родословной Клэр, которая восходит к Адаму или как минимум к первым белым шишкарям. В среду Роджер снова меня бросил, чтобы подмазаться к редакции школьной газеты и выбить заказ на дурацкую статью. Контрольную по алгебре я благополучно завалила, но какие претензии к Роджеру, а? Ему было не до меня – он копался в прошлом моей матери, как в контейнерах на гаражной распродаже.

По четвергам в столовой Кэлвери День серого рагу, и после уроков мы с Роджером всегда встречаемся в Свинарнике, чтобы нормально поесть. Он не явился. Я скинула четыре эсэмэски. Он не ответил, тогда я сдалась и позвонила.

– Мы не договаривались встретиться! – отмазывался Роджер. Чушь собачья! Договариваться о встрече в Свинарнике на четверг – все равно что условиться завтра дышать воздухом. Я оскорбленно молчала, и Роджер не выдержал: – Да ладно тебе, Моз! Посвинарничаем завтра перед интервью с Ричардсонами. Кстати, захвати Лизин циф-ровик. Представим тебя фотокорреспондентом.

– Ты вообще где? – вместо ответа спросила я.

– Еду в пэскагульскую библиотеку, там есть старые городские газеты на микрофишах. Их до сих пор не отсканировали, представляешь, как обломно! Можно подумать, «Вестник Мосс-Пойнта» или «Новости Иммиты» Интернет завалят и места для порнухи не останется.

– «Новости»? Хорош меня дурить! – сказала я.

«Вестник» хоть настоящая газета, а «Новости Иммиты» – сущий флаер, еженедельный четырехстраничный флаер. Передовицы посвящают школьному футболу и благотворительным базарам. «Новости» вообще не брали бы, но иногда попадались купоны на скидку в «Молочной королеве».

– Хочу побольше узнать о Мелиссе Ричардсон – прочесть все истории о том, как она поджарила сестренку и куда слиняла из города, – ответил он, помолчав.

– Не поджарила, а утопила, – раздраженно поправила я. – Да и какая разница, куда она слиняла!

– От школьных подруг твоей матери проще всего узнать, откуда взялась ты. Вдруг в газетах намекали, куда делась Мелисса?

– Точнее, куда Ричардсоны ее запрятали! – фыркнула я.

На это Роджер не отреагировал и заговорил приторным голоском:

– Хочешь, чтобы у меня было время на Свинарник? Присоединяйся к охоте! Мне бы сразу легче стало.

– Вот еще.

Всю неделю Роджер едва отвечал на эсэмэски, зато уговаривал, чтобы я подлизалась к Ползучему Гадсону. Пусть лучше меня утопят или поджарят заживо.

– Ничего особенного не нужно, – возразил Роджер. – Просто задержись после урока, скажи, что у тебя вопросы по ОБЖ.

– Вопросы по ОБЖ даже дебилы не задают, – парировала я.

На уроках мы в основном учим правила дорожного движения и смотрим фильмы семидесятых годов о лихачах-подростках в идиотских штанах, которые погибли в жутких авариях, – «Кровь на шоссе», «Поезд непредсказуем» и так далее. В самом начале года был цикл занятий «Личное здоровье», но расспрашивать Тренера об этом я в жизни не стала бы. На каждом уроке Ричардсон мерил класс шагами, будто засиделся на скамейке запасных, громко вещая о «разумном воздержании» и «последствиях подростковой беременности». Разумеется, все ученики глазели на меня, а Тренер глазел на чудо-буфера Брайони Хатчинс – видимо хотел побеседовать с ней о подростковой беременности, желательно наедине и без лишней одежды. Он с явным удовольствием показал нам документальные слайды о венерических заболеваниях, которые мы всенепременно подхватим, если хоть разок займемся сексом. На последнем уроке Тренер учил нас надевать презерватив на банан. Ну, мало ли что.

– Тогда про футбол спроси, у него тут же язык развяжется, – вкрадчиво предложил Роджер и смущенно добавил: – Ты же симпатяшка.

Тут меня понесло.

– Ты со Свинарником меня кинул, а теперь заставляешь участвовать в конкурсе «Покажи сиськи, очаруй педофила», соперничая с Брайони Хатчинс, которая даст мне сто очков форы. Не понимаешь, как это унизительно, особенно если вспомнить, что я ее ненавижу? Мало того, ты хочешь, чтобы я заигрывала со старпером, чтобы самому искать на чердаке Ричардсонов письма, которые моя мама никогда не писала их доченьке, психопатке и детоубийце. Мелисса бросила Лизу так же, как Брайони – меня. Роджер, у тебя крыша течет? Серьезно течет?

– Мози, я для тебя стараюсь, – самоуверенно заявил Роджер.

– А кто тебя просил?! – заорала я и отсоединилась.

Роджер не перезвонил. Я сидела одна в нашей любимой кабинке, чувствуя, как бедра липнут к виниловому диванчику. Через минуту раздался звуковой сигнал – упала эсэмэска.

«Я правда стараюсь», – написал Роджер. Тоже мне извинение! Я отключила сотовый.

В довершение всего я умирала с голоду, а денег почти не было. Пришлось рыться в рюкзаке и наскребать мелочь на уже заказанную колу. Да еще школьный автобус пропустила, рассчитывая, что Роджер подвезет. Теперь потащусь пешком, домой приползу вся потная, а там полмильона градусов жары, потому что в сентябре Босс вырубает кондиционер, хоть пекло, хоть дубак, хоть то и другое. Мы включаем вентиляторы, открываем окна, иначе говоря, экономим деньги.

Охотничьих проблем мне и дома хватает. Когда Босс готовила Лизе ужин, она усаживала меня за кухонный стол и расспрашивала, как у меня прошел день, во всех деталях. Она всю неделю меня доставала, ходила за мной по пятам, набивалась на разговоры. Босс превратилась в жуткую Старую Клушу, ежесекундно загоняющую меня под крыло. Только меня выворачивало от всей этой лажи. Босс ведь понятия не имеет, что я ей чужая.

Я вообще свихнулась бы, если бы не Заго – именно так мы с Лизой теперь зовем пса. Новая кличка стала моей авторской программой защиты свидетелей: пес-то похищен. «Заго» вполне похоже на «Пого», и пес понимает, что зовут его; ну а «за» добавлено в память о Зайки, что очень обрадовало Лизу. Босс поморщилась и буркнула, мол, никто сроду не купит такую псину, если только вторую не предложат в подарок. Я тут же заявила, что я бы купила, вытащила Заго и Лизу на задний двор, захватив книжку по собаководству. Как советовали в книге, я прижимала тощий зад Заго к земле, а Лиза одобрительно цокала языком. Я не представляла, как, научив команде «сидеть», я отобью у Заго охоту гадить в доме, прятаться и грызть Боссовы туфли, но надо же было с чего-то начать. К тому же Лиза разговаривала с Заго – четко произносила его кличку и целые команды: «Заго, стоять!» и «Заго, сидеть!»

В школе охотников-преследователей тоже хватало. Многим еще хотелось выпытать у Мисс Могильник шокирующие подробности. В довершение всего, оборачиваясь, я то и дело ловила прищуренный взгляд Патти Утинг: она следила за мной то из-за шкафчика, то из-за угла. Наверное, Патти услышала, что я украла пса, и замыслила вендетту по-утинговски, с применением к моему лицу ножа-выкидушки.

К середине пятницы меня довели до паранойи. До столовой я добралась перебежками, крадучись вдоль стеночки, как канализационная крыса. Джейни Пестри с подругой Деб жестами зазывали меня за свой столик, но развлекать их, напуская таинственность, совершенно не хотелось. Брайони тоже смотрела в мою сторону, но не успела она помахать, я отвела взгляд и села за свободный столик.

Как всегда в последнее время, ланч я принесла с собой. Босс твердит, что дело в здоровом питании, только я не дура и понимаю: домашние ланчи дешевле школьных. Босс закупает продукты по субботам, и, если что-то кончается, мы ждем выходных. Сегодня она собрала мне ланч из остатков: бутерброд с колбасой, но без сыра, йогурт и пакет маленьких увядших морковок. В древний, еще с начальной школы, термос с черепашками-ниндзя она, вероятно, слила опивки сока.

Я апатично смотрела на свой дурацкий пятничный ланч, когда напротив меня уселась Патти Утинг. Я подскочила и взвизгнула от страха. Получилось жалко, совсем по-девчоночьи. Патти хихикнула и уставилась на меня из-под растрепанной челки.

– Заго теперь наш! – тем же девчоночьим голосом выпалила я.

Патти секунду смотрела на меня в замешательстве, а потом лишь плечами пожала, типа не понимала, о чем я вообще, либо ей не было никакого дела. Она все буравила меня странным хитроподозрительным взглядом. Можно подумать, это я без приглашения уселась за ее столик, а не наоборот. Наконец я собралась с духом и сама вызывающе на нее посмотрела: чего тебе?

– Я думала, ты сядешь с подружками. – Патти жестом показала на Брайони Хатчинс и Барби Маклауд, которые следили за нами и шептались в кулачок.

– Брайони Хатчинс мне вовсе не подруга! – фыркнула я.

– Тогда с теми, – Патти кивнула на столик Джейни Пестри, – или еще с кем. Я всю неделю за тобой следила и ждала, что ты начнешь хихикать, тыкать в меня пальцем и рассказывать безмозглым идиоткам про мой дом и моего дедулю.

– Я же говорила, что приезжала не шпионить.

– Может, это и правда. – Патти не уходила. Если дело не в Заго, то что ей надо?

– До звонка двенадцать минут, – напомнила я. – Иди поешь.

Детям Утингов выдают талоны на бесплатный ланч, так что Патти при желании может даже корн-догом полакомиться, но она лишь покачала головой и залилась краской. Наверное, она талон дома оставила или вообще продала, а сказать стесняется. Мне хотелось есть, но жевать при голодной Патти казалось хамством. Я протянула ей половину бутерброда с аккуратно обрезанными уголками – Босс всегда так делает.

– Хочешь? Мне одной много.

Патти хмуро смотрела то на бутерброд, то на меня и кривила рот, словно гадая, унижаю я ее или хочу отравить. Я оставила половинку на столе, и Патти не брала ее, но и не отталкивала.

– Я звонила двоюродной сестре. Новин. Ну, той, которая за китайца вышла. О тебе ее расспрашивала. – Наверное, лицо у меня было удивленное, потому что Патти скривилась еще сильнее. – Что такого? Я часто езжу в гости к Новин. Думаешь, если у моего дедули предрассудки, то и я безнадежно от жизни отстала?

– Господи, какая же ты обидчивая! – воскликнула я. – Ты подсела ко мне корчить неизвестно кого и орать на меня за то, что я якобы думаю?

Чувствовалось, что полстоловой глазеет на нас, как на зверей в зоопарке. Сейчас мы подеремся или начнем кидаться какашками. Патти же их не замечала – она видела только меня или попросту привыкла к любопытным взглядам.

– Я не невежда. И не расистка, – заявила она.

– Да ладно, ладно.

– Вовсе нет! – не унималась Патти, словно я с ней спорила. Она подняла подбородок, чтобы взглянуть на меня из-под полуопущенных ресниц, и лукаво добавила: – Я разок отсосала темнокожему парню, и хрен его на вкус точно такой же, как у белых. – Выражение моего лица рассмешило Патти до слез. – А ты ни разу, что ли? Даже своему бойфренду?

Я не сразу поняла, о ком она.

– Роджеру? Он мне не бойфренд.

– И почему же?

– Потому что он Роджер! – ответила я.

Судя по задумчивому взгляду, Патти определяла, насколько свободен Роджер. Вот мерзавка! Она его совсем не знает, но раз у парня все зубы целы, значит, по утинговским стандартам, он добыча что надо.

– Тебе он тоже бойфрендом не будет! – с неожиданным для себя самой пылом заявила я Патти.

Она пожала плечами, мол, мне до лампочки, и сменила тему:

– Новин говорит, что не знала девчонки прикольнее твоей мамы. А еще, что дочка Лизы Слоукэм не приехала бы к нам, лишь бы только постебаться.

Я почувствовала, что заливаюсь краской, и не от стыда, а от гордости.

– Да, я дочка Лизы Слоукэм.

– Твоя мать и щас прикольная?

Что тут ответишь?

– Мама… очень больна, – буркнула я. – Она заболела. Мама… серьезно заболела.

– Я не в курсе. Жаль, очень жаль. Новин, это… классные истории про Лизу рассказывала. Она, дескать, безбашенная была, но прикольная. А ты че, такая же?

– Ага, кой в чем такая же. – Простецкий выговор Патти оказался жутко прилипчивым.

– Но не такая безбашенная, – отметила Патти. – Ты вздрогнула, услышав, что я отсосала у чернокожего. Это, конечно, шутка, но опа! – ты снова вздрогнула.

Я не знала, где шутка, где нет, и твердо сказала:

– Все равно, я очень похожа на Лизу.

Патти кивнула, взяла половину бутерброда и стала быстро-быстро от него откусывать, сразу видно – ужас какая голодная.

– Так чем ты занимаешься с парнем, который тебе даже не бойфренд? – спросила она с набитым ртом.

Неожиданно для себя я расправила плечи. Патти ухмыльнулась и успокоила меня:

– И мне он тоже не бойфренд.

– Я – его лучший друг, – сказала я, про себя добавив: «По крайней мере, так было раньше». На этой неделе Роджер считал меня, скорее, заданием для олимпиады.

Патти серьезно кивнула.

– Но учится-то в другой школе, – проговорила она, словно что-то мне предлагая.

В чем дело, я догадалась не сразу. Наконец-то кто-то из школы Перл-ривер предложил мне дружбу, и этот кто-то Патти Утинг. Сюр, полнейший сюр, хотя если Лиза дружила с Новин Утинг, значит, не такой и сюр. Патти сделала первый шаг, и я вдруг почувствовала, что зря украла ее учебник, вместо того чтобы все по-честному.

– Да, здесь у меня друзей нету, – сказала я.

Патти буравила меня взглядом, не озвучивая очевидное, но я все равно ее услышала и толкнула пакет с морковкой на середину стола, чтобы мы обе могли дотянуться. Мы взяли по несколько штук и молча сгрызли.

– Как насчет кино в эту субботу? – наконец спросила я.

Вообще-то мы договорились с Роджером, но его стоило проучить. Может, поймет, что я чувствовала вчера в Свинарнике. Патти молчала, и я снова залилась краской. Неужели меня даже Утинги отшивают? Вот Роджер бы захохотал!

– Нет так нет, – обиженно проговорила я. – Наверное, после межрасового сравнения членов это очень скучно.

Судя по улыбке, шутку Патти поняла (я удивилась) и огрызаться не думала (я удивилась еще больше).

– Новин сказала, они с твоей мамой целыми днями болтались в шалаше на дереве, слушали музыку и смотрели грязные журнальчики.

– Ага, здорово! – отозвалась я.

А вдруг… вдруг Патти замялась потому, что у нее нет денег на кино? После этой догадки свой убогий ланч я увидела совершенно в ином свете. Я думала, из-за Лизиного лечения и бассейна, который нам даже не установили, мы вконец обнищали, но теперь поняла, что бывает и другая нищета, с нашей не сравнимая.

– Ну круто. Хочешь – приходи ко мне в субботу после ланча, – предложила я.

Патти кивнула и чуть застенчиво улыбнулась.

– У меня физра, – сказала она, и тут прозвенел звонок.

Патти ушла, волоча ноги, а я стала гадать, как отреагирует Босс. Возможно, обрадуется, что я общаюсь с человеком, который физически не способен меня обрюхатить. Нет, она, пожалуй, дерьмом изойдет, ведь Лиза дружила с Новин Утинг, и обе в тот же год родили по ребенку. В общем, тут я поделать ничего не могла и лишь надеялась, что в субботу Патти придет к нам в одежде, которую в секонд-хенд отдала праведная пятидесятница, а не расщедрившаяся шлюха.

После уроков через дорогу от школы я увидела «вольво» Роджера и словно приросла к месту. Может, на автобус рвануть? Черт, Роджер меня уже заметил. Он помахал, а я ответила свирепым взглядом. Какая разница, заметил он меня или нет! Может, все-таки побежать на автобус? Пока я определялась, Роджер высунул в окно руку с промасленным бумажным пакетом и потряс им. Он уже заезжал в Свинарник, а ланч у меня сегодня был отстойный. В итоге я решила, что прощение – высшая добродетель, особенно если Роджер вымаливает его при помощи бутербродов с карнитас.

Через дорогу я брела, шаркая в фасоне Патти Утинг. Пусть Роджер знает, что обидел меня и еще не вернул мою благосклонность окончательно.

Я забралась в салон и, пока Роджер выезжал со стоянки, заглянула в пакет и увидела ложковилку и тушеную фасоль. С фасоли я и начала.

– Ты всю неделю ведешь себя как полный говнюк, – заявила я, не успев прожевать. – Скажи спасибо Патти Утинг, которая съела пол моего ланча. Если бы не она, я бы с тобой вообще не разговаривала. – Я старалась, чтобы голос звучал понебрежнее, а сама краем глаза следила за реакцией Роджера.

Реакции не последовало. Похоже, Роджер даже не услышал, что я угостила ланчем Патти Утинг. Его глаза лихорадочно блестели, на щеках проступили розовые пятна.

– Сможешь одновременно есть и читать? – спросил Роджер. Он протянул мне папку из плотной бумаги. – Я все понял, из старых газет узнал.

Я игнорировала папку до тех пор, пока Роджер не положил ее между сиденьями. Откусила большой кусок бутерброда и, чуть не подавившись, сказала стервозным голосом:

– Бла-бла-бла! Ты полный говнюк, а Патти Утинг, между прочим, в подруги ко мне набивается! Эй, куда мы едем?

Роджер свернул не к моему дому, а в противоположную сторону.

– Давай, догоняй, Тормозина Тормозинг! Мы едем к Ричардсонам брать интервью у Клэр. Ты отвлечешь ее, фотосессию устроишь, а я тем временем проскользну в бывшую Мелиссину комнату. Кстати, где Лизин цифровик? Неужели забыла?

– Не забыла, а просто не принесла.

– Да блин, Мози! Ладно, будешь снимать моим айфоном. В Мелиссину комнату попасть необходимо. Позарез, типа. И ты сама бы уже дотумкала, если б глянула в хренову папку.

Я не ответила и на папку даже не посмотрела, тогда Роджер в бешенстве надавил на педаль газа.

– Я хочу как лучше, а от тебя помощи фиг дождешься! Мози, я знаю, где Лиза тебя украла. Я знаю, кто ты.

Я перестала жевать. Глаза Роджера блестели, щеки пылали – он не врал. Кусок бутерброда у меня во рту превратился в размокший картон. Покосившись на меня, Роджер включил поворотник и свернул на первую же попавшуюся заправку. Я выплюнула бутерброд в салфетку, а Роджер перешел на нейтралку, вытащил из папки ксерокопии статей из старых номеров «Вестника Мосс-Пойнта» и разложил на приборной панели. Некоторые абзацы он заранее обвел, некоторые выделил маркером.

– Смотри, ты была права почти во всем. Мелисса впрямь повезла сестренку на пляж, там заторчала, а ребенка вместе с детским сиденьем унесло приливной волной. Нестыковка в том, что Мелисса не глотала ЛСД. Так, травку курила, баловалась. Ничего такого, а? Думаю, она частенько за сестренкой смотрела обдолбанная. Только на сей раз травку приправили «ангельской пылью», она же фенилциклидин. Это, знаешь, жуткая дрянь. Удивительно, что Мелисса не выцарапала себе глаза или свою машину с обрыва не столкнула.

– Кто будет глотать «ангельскую пыль», если сидит с ребенком? – спросила я, решительно не понимая, к чему клонит Роджер.

– Никто, – кивнул он. – То есть нарочно никто. Я почти уверен, Мелисса не знала, что курит не просто травку. Как раз тут и начинается интересное. – Роджер протянул мне распечатку: – Вот, гляди, интервью с последними, кто видел малышку. Супруги Грант гуляли по пляжу. В Заливе целый день штормило, и кроме них на пляже была только Мелисса. Она стояла в воде босиком, закатав джинсы, и держала на руках ребенка. Мелисса улыбнулась Грантам, уложила спящую девочку в автолюльку и устроилась у самой воды в шезлонге под зонтиком. Где-то через час Гранты пошли обратно к машине, потому что шторм начинался снова. Теперь зонтик уже качался на волнах, а шезлонг исчез. На приличном расстоянии от берега миссис Грант заметила ярко-розовый горб и тут же вспомнила, что автолюлька была розовой. Формой горб до ужаса напоминал ту люльку. Волны отнесли его от берега и трепали будь здоров. В статье прямо не написано, но между строк я прочел, что Гранты до усрачки испугались. Мистер Грант хотел поплыть за люлькой, но в тот день купаться строго запретили из-за опасного глубинного течения. Даже серфингисты в воду не совались. Миссис Грант зарыдала: не пущу никуда. Она подумала, что ребенок уже наверняка погиб: люлька плавала перевернутой и довольно далеко от берега. Или, как искренне надеялась миссис Грант, Мелисса с сестренкой ушла гулять по пляжу, а волны унесли только вещи. Поплыви ее муж за люлькой, он мог погибнуть напрасно. Миссис пересралась от страха и рванула к шоссе, подогнать машину.

– Так где была Мелисса? Кто забрал малышку? – спросила я.

– Малышка исчезла. В этом вся суть, понимаешь? Мелиссу копы разыскали в дюнах. Она торчала от «ангельской пыли», плакала, дрожала, несла полный бред. Мелиссу увезли в больницу, береговая охрана выловила автолюльку, только девочки в ней не было. Ремни оказались расстегнуты.

– Подожди, – пролепетала я. Теперь я слушала Роджера во все уши. – Ты говоришь, что тело ребенка так и не нашли? То есть вообще-вообще не нашли?

– Вообще-вообще не нашли. В тот день на пляже Гранты видели одну Мелиссу, поэтому все думают, что волны смыли автолюльку с берега, подводное течение засосало ребенка и выбросило, не знаю, на Кубе. Или его рыбы сожрали. Но ты всего на пару месяцев младше той девочки. Ее тело не обнаружили, а ты вот она, пожалуйста!

Я потрясенно смотрела на честное лицо Роджера, потому что головой понимала, что он имеет в виду. Головой понимала, а душой и сердцем – нет. Это было как рассказ о фильме, который он видел давным-давно. Мне не нравились ни актеры, ни сюжет. Я на такой фильм вообще не пошла бы. Свой голос я услышала откуда-то издалека:

– Ясно, если я не похищенный выродок Утингов, то наверняка пропавшая принцесса королевской семьи Ричардсон!

По-моему, шутка не удалась, но Роджер расхохотался и якобы торжественно произнес:

– О да, Анастасия! Вот было бы клево! Ты уломала бы Клэр купить тебе машину.

Я покачала головой: думать, что я Ричардсон, – бред, полный, бредовый бред!

– Не клеится, Роджер. Как же тогда я к Лизе попала?

Роджер нервно заерзал.

– Моя версия тебе не понравится.

Он сделал не большие, а огромные глаза – белки стали как в яичнице – и зачастил вполголоса:

– Нам уже известно, что после того, как Лиза залетела, они с Мелиссой поссорились. Готов спорить, наркоту Лиза в ту пору мешала мастерски. Вдруг она подкинула Мелиссе травку с сюрпризом, взяла ре…

– Фигня! – перебила я. В салоне «вольво» мой голос гремел как гром. – Лиза не злодейка. Да и зачем ей Мелиссина сестра?

– Я не говорю, что она злодейка, но все сходится: тело ребенка так и не обнаружили, а ты вот она, пожалуйста.

Я изо всех сил двинула ему кулаком по руке.

– Ай! – взвизгнул Роджер. – Ты как, закончила? – Нет, я не закончила и двинула ему снова, по тому же месту. – Ай! Ладно, ладно, я понял, тебе мой вариант не нравится. Только разве не стоит его проверить? Разве ты не хочешь знать наверняка?

Роджер ждал моей реакции, но бить его я не стала. Я долго смотрела на него, а потом чуть заметно кивнула. Он тотчас переключился на первую скорость и погнал «вольво» к дому Ричардсонов. Мне показалось, что воздух в салоне превратился в холодное стеклянное крошево. Не может быть. Лиза бы так не поступила. Такой правде не бывать.

– Вот почему ты всю неделю меня избегал. – Я говорила глухо, как из подземелья. – Ты откапывал эту мерзость и думал, что я сяду на измену.

– Ага, – кивнул Роджер, глядя на дорогу, – и ты села.

– Я не села, просто все это чушь собачья. Моя мама не такая, – заявила я, но голос дрожал, и я сама себе не верила.

Я закрыла глаза, а когда открыла, мы подъехали к дому Ричардсонов. Квадратный, белый, с колоннами в стиле Тары из «Унесенных ветром», мне он казался уродцем, но был самым большим в Иммите и стоял практически в центре, на короткой, обсаженной ивами улочке.

Роджер заглушил мотор, вытащил из бардачка айфон и протянул мне:

– Пока фоткаешь Клэр, я отлучусь якобы в тубзик, а сам попробую разыскать бывшую Мелиссину комнату.

– Боже милостивый! – выдохнула я, но Роджер уже вылезал из салона.

На улицу я едва выползла: ноги превратились в свинцовые гири. Несмотря на свинцовость, они двигались – мы поднялись на крыльцо, и Роджер позвонил в дверь.

Звонок откликнулся длинной мелодичной трелью, на манер часов на Биг-Бене. Через мгновение Клэр Ричардсон распахнула дверь, заранее растянув губы в гостеприимной улыбке. Улыбалась она Роджеру, а едва заметила меня, улыбка потускнела и едва не погасла.

Одна бровь Клэр изогнулась, ноздри затрепетали.

– Разве статья не для «Вестей Кэлвери»? – удивилась она, глядя на меня, а обращаясь исключительно к Роджеру.

– Да, мэм. Мози только пару снимков сделает.

Роджер подтолкнул меня, я показала Клэр айфон, но не смогла вымолвить ни слова. Из головы не шла книжка, которую мне давным-давно читала Босс. Там птенец падает из гнезда, а потом спрашивает всех: «Ты моя мама?» Он спрашивает пса, корову и даже самосвал. Я стояла на крыльце Клэр Ричардсон, видела ее ледяные глаза и раздутые ноздри и впервые почувствовала глубинный смысл той книжки. Подъехал бы сейчас самосвал, я спросила бы: «Ты моя мама?» – а кивни он, разрыдалась бы и вздохнула с облегчением.

Роджер шагнул к Клэр, рассчитывая, что она отступит в переднюю и мы войдем. Миссис Ричардсон не шевельнулась.

– Не думаешь, что снимать должен ученик Кэлвери. – По смыслу это был вопрос, но прозвучал он как утверждение. – Те, у кого журналистика факультативом, за фотосъемку дополнительный балл получают.

– Как-то в голову не пришло… – ответил Роджер, само простодушие, и сделал еще шаг вперед. – Но раз уж Мози здесь…

Сделав еще полшага, он встал бы Клэр на ноги, – она не подвинулась. Ни на дюйм.

– Зачем тратить ее время? Пришлешь фотографа в другой день.

Суть ее слов не вызывала сомнений – сброду по фамилии Слоукэм в доме Ричардсонов не место. «Теплый» прием должен был мгновенно расколотить безумную мысль Роджера на тысячи кусочков. Будь Клэр Ричардсон моей матерью, разве она не догадалась бы? Разве чешуйчатым гадючьим сердцем не почувствовала бы правду и не перестала бы относиться ко мне по-сучьи?

Губы Клэр дергались: еще немного – и оскалится. Ни тени сомнения или надежды в ее взгляде не чувствовалось. Для нее я была только дочерью Лизы, которую она винила в Мелиссином пристрастии к наркотикам. Наркотики убили ее младшую дочь, а Мелиссу заставили сбежать из города. «Легче винить Лизу, чем родную дочь», – думала я, помахивая айфоном. Будто хотела, чтобы Клэр сказала мне: «Чиииз!»

– Ладно. Но я за рулем, и Мози иначе домой не попадет…

Клэр Ричардсон наконец перевела взгляд на Роджера и зацокала языком:

– Какая досада! Может, тогда перенесем интервью на другой день?

Она собралась закрыть двери, и тут я услышала свой голос:

– Роджер, все в порядке, занимайся интервью. – Роджер незаметно пнул меня по ноге: как от Клэр отвязаться, если он пойдет к Ричардсонам один? Ничего не поделаешь, бывает. – Мне нужно учить уроки, а до дома я с удовольствием прогуляюсь.

– Вот и славно! – мгновенно оживилась Клэр, как будто все разом уладила.

Она распахнула дверь, и Роджер, смерив меня свирепым взглядом, переступил порог. Бедняга, проведет три следующих тысячелетия, слушая заливистый щебет Клэр о ее безупречных генах и достойнейших пращурах. Миссис Ричардсон шагнула следом и с силой толкнула дверь, похоже мечтая шарахнуть мне по лицу.

Дверь летела на меня, и моя рука поднялась, как чужая, словно рука Чака Норриса, рассекающая воздух в замедленном движении. Дверь вошла в раму, и в ту же секунду ее огромная хрустальная ручка бейсбольным мячом врезалась мне в ладонь. «Мяч» я ловко поймала. Дверь почти захлопнулась, но замок не щелкнул. Я чувствовала тяжесть ее рамы; локоть и плечо стонали от удара.

Оказывается, все это время я и дышать забывала. До чего же Клэр меня ненавидит! «Сука!» – прозвучало в моем судорожном выдохе. Я искренне так считала, даже если бы Клэр оказалась моей матерью. Биологической. Потому что изнутри я вся была Лизина. Боссу меня подсунули обманом, но Лиза украла намеренно, значит, при любом раскладе я ее дочь. Сейчас я поступила стопроцентно по-Лизиному – поймала едва не закрывшуюся дверь. Для меня это слишком круто, а для Лизы наверняка самое то. Я дала Клэр две минуты – пусть уведет Роджера из передней – и открыла дверь.

Если бы я вламывалась в дом Босса, петли тотчас выдали бы меня скрипом и скрежетом. Супернавороченная дверь Клэр впустила меня, вся из себя вежливая и молчаливая. Да, подчас богатым не позавидуешь. Я вошла, осторожно закрыла дверь и зажмурилась. Сердце стучало как молоток. Чудо, что Клэр не влетела в переднюю проверить, кто забивает гвозди в ее сияющий паркет.

Под потолком висела дорогущая люстра, на полу лежали тошнотные пестрые коврики с бахромой. Кондиционер работал на полную мощь. При такой температуре мороженое можно есть не спеша, без страха, что оно растает и потечет из рожка.

У Ричардсонов я никогда прежде не была. Голос Клэр доносился слева, и я свернула вправо, то есть в коридор. Какие у них стены! Казалось, настоящие листья один за другим пригладили утюгом к бледнозолотой краске и покрыли блестящим лаком. На цыпочках, давясь слюной, я шла мимо закрытой двери. Горло судорожно сжалось, я даже сглотнуть не могла. Тренер наверняка уже дома. Я представляла его за той самой дверью: он вытаскивает из тайника стопку «Космо», листает и дрочит.

За первой открытой дверью был насквозь фальшивый домашний кабинет. На столе ни счетов, ни документов; все книги в кожаных переплетах одной высоты, с отливающими золотом названиями. Эти книги покупали для красоты, а не для чтения. Потом я увидела дамскую комнату, всю из себя фальшивофранцузскую. Розовый запах валил с ног.

«Клэр, похоже, ароматизирует помещение собственным дерьмом», – подумала я и вся гордо разулыбалась. Мысль была очень в духе Лизы и пришла во время взлома с проникновением, когда меня мутило от страха. Если вырвет, то сразу всем – сперва едой из Свинарника, потом остальным, вплоть до пиццы, которую я ела неделю назад. Под занавес выблюю собственные кишки.

Каждый шаг я делала через силу, зато в конце коридора глянула за полуоткрытую дверь и едва не закричала «бинго!». Это же хозяйская спальня, сюда мне и надо! Я не Роджер и не охочусь за мифическими письмами на имя Мелиссы в попытке разгадать тайну Лизиного прошлого. Я это я, меня интересует женщина, с которой я, возможно, связана пугающе крепкими узами. Свет в спальне не горел, из-за бледно-голубых штор сочилось солнце. К счастью, комната была пуста. Я шмыгнула внутрь и беззвучно закрыла дверь.

Как и кабинет, спальня больше напоминала красивую фотографию, чем жилую комнату. Все в ней было холодных пастельных тонов, за исключением круглых думок на кровати, алевших кровавыми пятнами. Кровать притягивала меня не хуже магнита – такая большая, а белье хрустящее, белоснежное, как в отеле. Хотелось поваляться на ней, стряхнуть школьную пыль, поплевать на простыни, вытереть ноги о подушки.