Текст книги "Три пятнадцать"

Я решила, что Тренер спит на дальней от меня стороне, потому что там на ночном столике лежали два пульта. Лиза говорила, что никогда не выйдет замуж, потому что мужики первым делом хватаются за пульт. Еще на столике Тренера стоял будильник. Я на носочках подошла к столику Клэр. Он был из светлой, холодного оттенка древесины, которую искусственно состарили. У нас вся мебель в царапинах и вмятинах, ведь она либо из магазина подержанной мебели, либо старая, но этот столик состарили намеренно. На нем была лишь подставка для чашки, лампа и пара книг – «Прислуга» Кэтрин Стокетт и «Воды слонам» Сары Груэн. Эти книги читают в литературном клубе мамаш Кэлвери, но, судя по корешкам, Клэр их даже не открывала.

В столике было три ящика – плоский верхний и два поглубже. В первом я нашла маску для сна и потрепанную книгу в мягкой обложке, на которой изображалась грудастая леди, вырывающаяся из объятий мускулистого, по пояс голого увальня в килте. Книжку зачитали практически до дыр. Рядом с ней устроилась мягкая бутылочка лубриканта. Я спешно закрыла ящик и озвучила тихое «буэ».

В следующем ящике хранили маленький швейный набор, коробку с дорогими на вид пуговицами, ароматические свечки и лавандовый спрей для подушек – ничего интересного.

В третьем ящике лежал лишь большой бархатный мешок. У меня аж челюсть отвисла. У Клэр мешок синий, у Лизы фиолетовый. Что в них, я уже знала, но для пущей уверенности пощупала. Так и есть, жесткие края деревянного ящичка. Ага, у Новин Утинг наверняка есть точно такой, но зеленый. Глупое хихиканье я сдержала с трудом: надо же, у всех моих потенциальных мамочек одинаковые изврат-наборы.

Я собралась закрыть ящик, но передумала. Накатило уже знакомое чувство, подбившее меня стянуть рамку прямо со стола Тренера и спрятать в джинсы, а потом шпионить за Патти Утинг и выкрасть ее учебник. Впрочем, нет, сейчас это было кое-что большее: я не просто хотела совершить поступок не в стиле Мози Слоукэм и даже не думала, как Лиза, а страстно желала насолить сучке Клэр Ричардсон.

Коробка в бархатном мешке уже была у меня в руках – она словно сама туда прыгнула. Бесшумная, как тень, я уже неслась к входной двери. Может, маркером написать на коробке имя владелицы, а Роджер подбросит ее в бюро находок Кэлвери? Клэр это заслужила.

В коридоре с золотисто-лиственными стенами слышался монотонный стрекот Клэр. Роджер небось уже на стенку лезет! Я на цыпочках помчалась к выходу, злорадно ухмыляясь, вылетела на улицу и побежала к машине – дождусь Роджера там. Коробку я опустила на пол, вытащила из папки Роджера все ксерокопии и внахлест уложила на коробку, полностью ее закрыв. Это на случай, если Клэр проводит гостя до машины.

Температура в салоне черного «вольво» была как минимум тысяча градусов, поэтому я раскрыла все окна, но даже на слабом сквознячке потела, точно в сауне. Заскучав, я взяла свой рюкзак и как примерная девочка готовила уроки, пока, лет через четыреста, не вернулся Роджер.

Недовольный, явно с пустыми руками, он открыл дверь и рухнул на водительское сиденье.

– Господи, горазда же Клэр о своей семье трепаться! Кстати, ты не Ричардсон, я ошибся.

Он завел машину. Заработал его преподобие кондиционер, в салон полился белесый ледяной воздух. Хотелось лечь на кондер грудью, но я не сводила глаз с Роджера.

– Точно? – с надеждой спросила я.

– Еще как, блин! После рассказа о родословной Клэр вытащила семейные фотки. Их у нее миллиардов семьдесят, от снимков ее детей до древних фотокарточек, на которых все с постными лицами. В те времена на выдержку уходило несколько часов, вот никто и не улыбался. На фотках исключительно предки Клэр, она намекнула, что родня Тренера внимания не заслуживает. Но я все равно порылся в свежих альбомах, когда она к телефону отошла. Там есть фотки утонувшей девочки. И ты – верняк не она.

– Она совсем на меня не похожа? – спросила я.

– Больше всего малышка похожа на картофелину, но картофелину белокурую и голубоглазую. Причем глаза не такие вот, знаешь, грязно-сероголубые, как у младенцев, которые потом могут стать карими, как у тебя. А прям льдисто-голубые, и сама она с головы до пят белокожая. Ты и вполовину не такая бледная, даже зимой. Так-то.

– Так я не Ричардсон! – Мне тут же полегчало и теперь было даже как-то почти неловко, что я стащила вибраторы, но только почти, потому что Клэр по-прежнему оставалась жуткой сукой. – Какая жалость! Только хотела попросить на день рождения красную «коронадо» и немного прозака.

Роджер едва улыбнулся. Он свернул к моему дому и покачал головой.

– Сколько времени коту под хвост – и в Утятнике, и в библиотеке, и у Ричардсонов. Мы не выяснили ровным счетом ничего. О Мелиссе и твоей маме Клэр едва заикнулась, хотя я дал двадцать поводов.

– Удивительно, что она вообще их упомянула.

Роджер презрительно фыркнул:

– Сказала полтора слова после того, как захлопнула дверь перед твоим носом. Нет, Клэр не извинилась за то, что оставила тебя во дворе, как собаку, но до объяснений снизошла. Пока вела меня в архивную – прикинь, у нее специальная комната для альбомов, фотографий и прочего сувенирного хлама! – она вскользь упомянула темное прошлое твоей матери. Ну, как Лиза впутала Мелиссу в торговлю наркотиками из шалаша на дереве. Едва мы добрались до архивной, Клэр полностью переключилась на Гражданскую войну. Ты в курсе, что ее славные предки были и среди храбрецов-южан, и среди героев-северян? Плантатор-конфедерат и шишкарь-юнионист из Бостона, оба жуткие зануды, по-моему, больше их ничего не объединяло…

Роджер еще бухтел, только я не слушала. Три его слова вспыхнули, как салют, и гремели у меня в ушах. Шалаш на дереве! Лиза торговала наркотиками из шалаша на дереве. В шалаше на дереве она зависала с Мелиссой. Старик Утинг из-под кучи одеял и Патти рассказывали, что Лиза с Новин водили в шалаш на дереве мальчиков.

Может, мы и не зря потратили время. Я могла бы не догадаться, если бы снова и снова не слышала про шалаш от разных людей.

Мой «скворечник» Тайлер Бейнс построил на заднем дворе, когда я была маленькая. Точнее, купил в «Домашнем депо» готовые блоки и собрал. Во времена Лизиного детства «скворечник» во дворе просто не существовал. Если там и было что-то, Лиза точно не торговала наркотиками и не устраивала оргии в тридцати футах от окна комнаты Босса.

Сердце пустилось галопом. У Лизы был секретный шалаш на дереве. Тут же ожили другие воспоминания – сколько раз Лиза убегала в лес с матрасом и собакой-приемышем. Без палатки. Я думала, что она спит в крапиве, но однажды тайком увязалась за ней и увидела верхом на друиде. После этого я приложила кучу усилий, чтобы вообще не думать о ее ночных походах.

Но раз палатки нет, значит, существует шалаш на дереве. И Лиза пользовалась им вплоть до инсульта. Если она хранила журналы, старые письма и другие секретные вещи, то не в доме Босса и не у школьных друзей, как подумал Роджер, а в тайном месте, принадлежащем ей одной.

Я впервые обрадовалась, что год назад все глаза проглядела, выслеживая Лизу в лесах, потому что теперь знала, где искать.

Резко вдохнув, я открыла было рот, чтобы поделиться с Роджером, но секундой позже не закрыла, а захлопнула так, что зубы клацнули. Это касается только Лизы и меня.

Внимательный Роджер услышал мой судорожный вдох.

– Что такое? – спросил он. Я покачала головой – ничего, только Роджер слишком хорошо меня знает. – Мози, в чем дело?

Так появилась еще одна причина радоваться краже коробки. Роджер обалдеет, а раз коробка не Лизина, ее, наверное, можно показывать не смущаясь.

– Вся в печалях от знания, что я не пропавшая наследница двух орденоносных зануд Гражданской войны и пачки засранцев-современников, я напрочь забыла показать тебе одну вещицу. Притормози где-нибудь!

Мы были в центре Иммиты, поэтому Роджер притормозил на стоянке «Дейри куин» и выжидающе на меня посмотрел.

– Пока ты общался с Клэр, я взяла и влезла к ней в дом, – объявила я, нащупывая среди распечаток бархатный мешок.

– Фигассе! Не может быть, – воскликнул Роджер.

– Да, блин, может! Вот, случайно сувенирчик прихватила. – Я подняла деревянную коробку с пола.

Кажется, неладное я почувствовала, когда вручала коробку Роджеру, – но однозначно прежде, чем он ее открыл. В спальне Клэр меня бил мандраж, однако сейчас, отдавая коробку, я поняла, что она слишком тяжелая. Куда тяжелее Лизиной.

Роджер уже стягивал бархатный мешок.

– Мози, ты теперь мой идол. Пороху у тебя, оказывается, хоть отбавляй. Не знаю, где у вас, девчонок, пороховницы…

Он раскрыл коробку, мы оба заглянули в нее и дар речи потеряли.

В коробке лежало нечто длинное, тускло-черное, ужасное. У меня внутри все перевернулось, как в кино, когда мальчик-красавчик наконец целует девочку, за которую ты переживала.

Роджер опасливо, с благоговейным трепетом провел пальцем по курку.

– По-моему, это «Зиг-Зауэр», – произнес он.

Удивляться не следовало: парни в пистолетах рубят. Я знала одно: пистолет украла я. Значит, он – мой.

Глава четырнадцатая
Босс

Я забеременела, не успев завести настоящего бойфренда, и в парнях более-менее разобралась уже после переезда в Иммиту. Один парень оказался женатым, второй геем, третий, очень симпатичный, – выпускником колледжа. Вот только с дипломом по английской литературе работу не найдешь. Он наизусть читал прекрасные стихи, но день-деньской сидел на диване, курил гашиш через кальян и смотрел английские телеканалы.

Когда Лизе исполнилось девять, мы встретили в парке Дэйви. Он выгуливал золотистую лохматую собачку с маникюром и розовым бантиком. Мы с Дэйви болтали на скамейке, а Лиза бросала палочку Присс, собаке его сестры. На первый взгляд Дэйви казался безупречным – хорошая работа, хорошие волосы, хорошее чувство юмора, хорошо целовался. Он водил меня в интересные места и не тащил в постель. В общем, вел себя по-джентльменски, что очень мне нравилось. Еще больше мне понравилось, когда он заявил, что хочет познакомиться с Лизой поближе и занять постоянное место в ее жизни. В выходные мы решили поехать на пляж втроем.

Я собирала на кухне корзину для пикника, Дэй-ви стоял рядом, когда вошла Лиза. Буквально на долю секунды взгляд Дэйви скользнул от меня к моей красавице-дочке с золотисто-каштановыми кудряшками и по-детски аккуратными коленками. В розовом бикини она была чудо как хороша! Я почувствовала слабейший разряд какого-то темного электричества и резкий, нездоровый запах озона.

Р-раз – и все прошло, но я задумалась: мы встретили Дэйви в детском парке, он выгуливал чью-то собаку, всю расфуфыренную, чтобы заинтересовать маленьких девочек. Дэйви представился Лизе, и та доверчиво протянула руку. Моя лишенная отцовской любви девочка улыбалась, желая понравиться дяде.

Внезапно джентльменская неторопливость его ухаживания показалась подозрительной. Беременность в пятнадцать делает осторожнее, но девушки любят, когда их добиваются. Возможно, Дэйви не тот, кого я в нем интуитивно почувствовала, но рисковать своим ребенком я не собиралась ни на секунду. Я отправила Лизу за полотенцами и маслом для загара, а сама тут же выгнала Дэйви. На пляж мы поехали вдвоем.

Я периодически встречалась с мужчинами, но до Лизиного побега так и не влюбилась. Потом появился Лоренс, потом Лиза вернулась ко мне, а он – к Сэнди, но еще долгое время был эталоном, с которым я сравнивала всех своих последующих пассий. Господи, ни один из них Лоренсу в подметки не годился! На неудачных свиданиях я вспоминала, как Лоренс меня смешил, как легко нам было вместе, каким надежным он мне казался.

Секс я не вспоминала.

Когда вернулась Лиза, я положила секс в коробку, засунула далеко-далеко, а сверху навалила тысячу других коробок, чтобы крышка ненароком не поднялась. Я стала исключительно Боссом, то есть мамской мамой, как говорит Мози. А сейчас? Мы с Лоренсом проделали всякое на его озаренной солнцем кровати, секс прорвался сквозь закрытую крышку, сквозь коробки и учинил мне внутри шикарный бардак. Теперь я не могла не вспоминать.

Шел мой лихой год; как по часам, каждые пятнадцать лет Господь заявлялся ко мне. На этот раз оказалось хуже всего. Только секса, вырвавшегося на волю, великого, живого, буйного, мне не хватало. И это не сорняк – дернул и вырвал с корнем. Это толстенная оболочка желания, вокруг каждой моей кости.

Я проходила мимо цветка в горшке на своей кухне и вспоминала запах цветка на кухне Лоренса: ароматом листьев я наслаждалась, когда он уложил меня на стол и прильнул к моим губам. В банк пришел мужчина обналичить чек, подаренный на день рождения его ребенка, так я трижды пересчитывала деньги, потому что его крупные руки, грубые пальцы и аккуратные ногти были точь-в-точь как у Лоренса. Я вспоминала, как те руки сжимали мои, когда Лоренс двигался глубоко во мне, когда мы лежали на его кровати и пожирали друг друга глазами. Стоило услышать куплет песни, под которую мы занимались любовью, или похожей на нее, я замирала и чуть подавалась вперед, как от удара в живот, оглушенная внезапным, диким желанием.

А этот ублюдок мне даже не позвонил.

В ответ на вопрос «Что нового в школе?» Мози все чаще смотрела на меня так, будто застукала меня за пожиранием котят. Теперь у нас постоянно толклись Реймонд Нотвуд и ее новая подружка, которую она представила как Патти. Фамилию Мози не назвала, но я не первый день живу в Иммите и Утингов узнаю сразу. Увидев бледную, худую Патти, я сразу подумала: «Господи, у этой девочки глисты!» Впрочем, Патти мне понравилась: она очень мило улыбалась, а стоило потрепать ее по голове, млела, как стосковавшаяся по ласке сирота. Одному богу известно, что творится у нее дома, но я напомнила себе: Новин Утинг была Лизе куда лучшей подругой, чем Мелисса Ричардсон, которая росла в самой богатой семье Иммиты.

В четверг Рик Уорфилд приезжал допрашивать Лизу. Она смотрела в пустоту, ни на что не реагировала и хорошо хоть слюни не пускала. Уорфилд ничего не добился, но видеть его в своей гостиной и слушать, как он донимает Лизу вопросами о костях, было нестерпимо. Потом он попросил разрешения поговорить с Мози, и отказать ему я не смогла.

Мози пришла мрачная, плюхнулась в кресло напротив Уорфилда, нахохлилась и помрачнела еще сильнее.

– Из окна твоего шалаша отличный вид на лес, а? – начал Уорфилд. – У вашего дома никто не околачивался?

Неужели Уорфилд думал, что закопавший кости тайком их навещал?

– В смысле, шизик какой? – переспросила Мози, корча из себя дурочку.

– Кто угодно.

– Однажды я видела, как Джек Ольсен и Ларри Дарт курят у леса марихуану.

Уорфилд вздрогнул. Ларри Дарт – его племянник, и по вызывающему наклону Мозиной головы я поняла, что она в курсе. Шериф спешно закончил разговор и ушел расстроенный. Думаю, он направился к своей сестре. У меня засосало под ложечкой: про марихуану Мози, скорее всего, сочинила, но точно я определить не смогла. В первый раз не смогла. Обычно Мози врет, как трехлетка – делает огромные глаза, ковыряет землю носком, жует нижнюю губу, словно жвачку. Неужели научилась врать без запинки? У меня аж мурашки по спине побежали. Чему еще научит ее лихой год?

Один за другим пролетали дни, но все было по-прежнему: безучастная Лиза, непроницаемая Мози, неустановленный бассейн, терзающие глухое дело копы и растерянная я.

Однажды, отработав самый длинный в истории человечества вторник, я вернулась домой и заглянула к Лизе. Боже милостивый! Казалось, из туч, собравшихся под потолком ее комнаты, на землю пролился дождь глянцевых фотографий. Лиза вытащила фотоконтейнеры из-под кровати, вывалила снимки и расшвыряла по комнате. Теперь она сидела посреди фотоморя, опустевшие контейнеры валялись на боку и вверх ногами, словно опрокинутые штормом лодки. Снимки лежали целыми кучами, большей частью изображением вверх. Наповал сраженная бардаком, я беспомощно их разглядывала. Вот кокон цикады на сочной траве, вот башенка из красных шашек, вот яркий резиновый сапог в луже.

Глаза болели: я же целый день пересчитывала засаленные купюры. Сил не было даже форму снять. Хотелось разогреть замороженную лазанью в микроволновке и выпить огромный бокал вина, чтобы оглушить нутро. Теперь же мне предстояло добрых два часа ползать на коленках, чтобы сложить все фотографии стопками, иначе в контейнеры точно не войдут. Лиза довольно улыбалась – какое там, чуть ли не сияла. Из-за ее спины выглядывал Заго. Маленький уродец буквально источал чувство вины, а на встревоженной морде было огромными буквами написано, что он припрятал какашку-другую среди этого бардака.

– Босс, ко мне! – Лиза позвала меня, как собаку, и поманила здоровой рукой.

Я подняла палец – подожди секунду, – повернулась к коридору и заорала:

– Мози Ива Джейн Грейс Слоукэм!

Месяц назад, услышав такой вопль, Мози рысью примчалась бы. Сегодня они с Реймондом Нотвудом и Патти сидели в гостиной и играли в техасский покер на «Скитлс», поэтому ответа не последовало.

Я позвала ее снова – орала так гневно, что посреди длинного имени сорвался голос. Через минуту в коридоре раздались неторопливые шаги.

– Босс, у меня тут гости! – напомнила Мози громким мелодраматическим шепотом.

– Ты хоть раз к маме заглядывала?

Мози приблизилась, увидела бардак, и глаза у нее на лоб полезли.

– Ух ты! Вот это да! – пробормотала она.

– Вот-вот. Заботься о Лизе сама, раз миссис Линч домой отсылаешь.

– Лиза спокойно лежала, – обиженно заныла Мози. Обиженно ныть она научилась, как доросла до подростка. Когда-то в таком тоне она общалась только с Лизой. Теперь Мози вкрадчиво шепчет маме на ушко, а нытье достается мне.

– За Лизой мы должны следить вместе, – заявила я. – Если не успеваешь ухаживать за мамой и развлекать друзей, по-твоему, что придется вычеркнуть?

Мози надулась, как обозленная жаба.

– Вообще-то не я проморгала, как Лиза сбежала и поперлась на дорогу.

Я глянула через плечо на Лизу, нетерпеливо ерзавшую в фотосупе. Она снова махнула мне здоровой рукой и повторила:

– Босс, ко мне!

– Погоди, Кроха. – Я шагнула к порогу и поволокла за собой Мози. – Еще одно слово – и запру тебя в твоей комнате. Я не проморгала Лизу…

– Я имела в виду миссис Линч. – Мози закатила глаза. – Господи!

Я тут же прикусила язык.

– Стоп. Лиза опять убегала из дома?

– Ага, сегодня. Мы наткнулись на нее по дороге из школы. Она была на полпути к Вудленд-стрит.

Я насторожилась еще сильнее: в том же направлении Лиза брела и когда при мне из дома выбралась.

– Что же ты молчала?

– Ты же только с работы вернулась. Знаешь, Босс, по-моему, это не впервые. – Мози чуть подалась ко мне, и я почувствовала, что мы с ней снова одна команда. Наконец-то! Черная кошка пробежала между нами в день, когда я велела Тайлеру Бейнсу срубить иву. Теперь я страшно жалела, что не послушала Мози. Надо было обнести забором передний двор и поставить бассейн туда. – Когда мы привезли маму домой, миссис Линч спала перед телевизором. Проснулась и давай ворчать: что поделать, Лиза такая хитрая, только отвернешься или пописать отойдешь, она сразу сбегает. Я поняла, что Лиза сбегала уже не раз, но миссис Линч нам не говорила.

– Что за… – Я чуть не выругалась. Да, за три доллара в час нормальные сиделки не работают.

– Угу, без мата про нее не скажешь, – вздохнула Мози.

– Завтра с утра потолкую с ней. – Я замялась, желая продлить момент.

Увы, продлить момент хотелось только мне. Мози потупилась, словно ей претило соглашаться со мной даже в этом.

– Это все? У нас партия в самом разгаре.

Мози не дождалась моего кивка – развернулась и убежала к друзьям. Так развалилась наша команда.

Я вернулась в Лизину комнату, и, едва переступила порог, Заго испуганно тявкнул и спрятался за Лизу.

– Прекрати, а? – взмолилась я, но очень мягким голосом.

Если не ворковать и не сюсюкать, глупый пес начинает дрожать, зато с Лизой у них взаимная любовь. Глядя, как Заго жмется к Лизе и как старательно Лиза гладит его инсультной рукой, я поневоле проникалась к этому крысоиду. Когда он только появился у нас, Лиза инсультной рукой почти не шевелила.

В комнате царил хаос, но я решила, что уборка подождет. Хотелось расслабиться и вином приглушить мысли о несуществующем, черт его дери, сексе с Лоренсом, хотелось поговорить с Мози наедине, наконец пробить лед отчужденности, который вот-вот превратится в стену, но все это тоже подождет. Лиза явно что-то задумала, так же как в доме Сэнди и в квартире Лоренса. Побегами к Вудленд-стрит и морем фотографий Лиза пыталась достучаться до меня и что-то сказать.

– К чему ты хочешь меня подвести? – спросила я, сев возле дочери на корточки.

Вместо ответа Лиза здоровой рукой протянула мне несколько фотографий. Я расчистила место рядом с ней, опустилась на пол и просмотрела снимки. Вот чайная чашка. Вот рюмка на оранжевом табурете (это явно сняли в «Вороне»). Вот фужер, до краев полный молока. Вот кофейная кружка…

– Понятно, емкость, стакан, – проговорила я, отложив фотографии.

– Ста-кан! – с радостным облегчением повторила Лиза. – Ста-кан! Ста-кан!

Я накрыла Лизину ладонь своей, чтобы немного успокоить.

– Так, речь о стакане. Что именно ты хочешь сказать про стакан?

Из-под здоровой ноги Лиза вытащила еще несколько фотографий. Я просмотрела и их. Яркая древесная лягушка; кожа, сброшенная змеей на дюне; повязка на глаз с черепом и костями – это от старого костюма Мози на Хэллоуин; букет блеклых цветов и, наконец, Лизина рука с аккуратным маникюром. Последний снимок меня удивил. Стопы Лиза всегда шлифовала пемзой, красила ногти на ногах в летние цвета, а вот маникюр никогда не делала. На фотографии Лиза повернула кисть к объективу, словно хвастаясь кольцом, хотя оно было сломано – синий камень сидел криво и наполовину вылез из оправы.

– Снимки обозначают слово? – растерялась я.

Лиза раздраженно шлепнула по фотографиям в моей руке.

– Ста-кан! – повторила она.

Я снова просмотрела снимки. Стакан с лягушкой. Стакан с цветами. Стакан с пиратской повязкой. Без толку.

В дверях возникла Мози:

– Босс, можно Патти с нами поужинает?

– Не знаю, – рассеянно ответила я. – Сейчас рано темнеет.

Разумеется, это не было категоричным «нет». Реймонда Нотвуда я без проблем отсылала домой: пусть его мать ужином потчует, но одетая в обноски Патти вдыхала запах картофельного супа и мясного рулета, словно аромат французских духов, и во мне просыпалось чуть ли не животное желание ее накормить. Только как она потом на своем раздолбанном велосипеде вернется в Утятник? Солнце-то впрямь уже сядет.

Судя по вкрадчивому голосу, Мози очень хотела, чтобы Патти осталась.

– А если и Роджер с нами поест, он ее отвезет…

– Не видишь, я занята!

– Явно не уборкой, – отметила Мози. – Пожалуйста, позволь им остаться! – взмолилась она и чуть тише добавила: – По-моему, Патти очень голодная…

Меня проняло.

– У нас только замороженная лазанья и салат.

Мози ухмыльнулась, понимая, что это значит «да». Я решила воспользоваться ее временной благосклонностью.

– Раз ты здесь, включи свет и на секунду посмотри сюда. – Я вынесла Лизины фотографии в коридор и разложила на полу. – Вот, по-твоему, какая связь между этими снимками?

– В смысле? Эти фотки Лиза выбрала?

Я кивнула, и заинтригованная Мози опустилась рядом со мной на колени.

– Зачем она их выбрала?

Байку я сочинила мгновенно.

– Это новый вид лечения для тех, у кого после инсульта нарушилась речь.

Мози подозрительно нахмурилась.

– Теперь ведь неизвестно, когда нам поставят бассейн. Сегодня я весь обеденный перерыв искала в «Гугле» другие варианты. Этот на «Ю-тьюбе» увидела.

– Не «Ю-тьюб», а «Ютуб», хотя неважно. Порядок картинок имеет значение? – Мози ткнула пальцем в древесную лягушку: – Лягушка… может, это подлежащее? Ну, как в схеме предложения. Роджер! – закричала она так неожиданно, что я чуть не подскочила, а Заго, подползший к двери посмотреть, чем мы заняты, сбежал обратно к Лизе. – Роджер, иди сюда!

Крик Мози прозвучал совсем как Лизино «Босс, ко мне!». Я невольно улыбнулась: она наша девочка, пусть даже ее гены утверждают обратное.

– В любых шарадах и головоломках Роджер – просто гений, – куда тише пояснила Мози.

Реймонд Нотвуд явился вместе с Патти, которая мялась и жалась, словно не знала, ждут ли ее здесь.

– Глянь, – пригласила Мози. – Босс думает, эти фотки что-то обозначают. Их Лиза выбрала.

Я заглянула к Лизе. Она тихо сидела на полу и здоровой рукой гладила крысобаку.

– Здрасьте, Босс. – Патти называла меня так же, как Лиза и Мози.

– Опа, это что, зашифрованное послание? – Реймонд Нотвуд плюхнулся на колени, его огромные глазищи от любопытства казались еще больше.

Патти протиснулась по стеночке мимо него и встала рядом со мной.

– Нет! – чересчур громко выпалила я, но тут же выдавила улыбку и понизила голос: – Лизина задача – выбрать из множества фотографий связанные между собой. Это помогает ее мозгу восстановиться. Но какая связь между этими фотографиями, я не понимаю.

– Все равно класс! – восхитился Реймонд. Он разложил снимки на полу, как карты для пасьянса. – Ой, это кольцо Макиавелли! – Он показал на фотографию Лизиной руки.

– Какое кольцо? – переспросила я.

– На руках мама ногти не красит, – вставила Мози, пододвигаясь ближе.

– Это и меня удивило, – сказала я, – но что за кольцо Макиавелли?

– Видите, как камень выступает из оправы? Под ним секретное отделение, полость для ядов, типа того, – пояснил Реймонд Нотвуд. – Ну, в эпоху Ренессанса Медичи и другие любители убивать прятали яд под камень, потом незаметно открывали отделение и бросали яд в чужое вино. В смысле, при дворе.

– Секретное отделение… На других фотографиях ничего, обозначающего секретное место, я не вижу.

Я снова глянула на Лизу: она так и сидела на полу, устроив Заго на коленях. Лиза никак не отреагировала или она просто меня не слышала?

Щеки Мози чуть порозовели.

– С какой радости маме показывать тебе фотографии секретного места? У нее такого нет!

– Я и не говорю, что есть, – примирительно сказала я. Зачем только я обратилась к ней за помощью? Вдруг расшифруем Лизино послание, а я не смогу подогнать его под новый вид лечения?

Реймонд стоял с задумчивым видом и, наклонив голову, смотрел на Мози. Увидев, что я за ним наблюдаю, он густо покраснел и снова сосредоточился на фотографиях: дважды их перекладывал, менял порядок. А потом легонько постучал по снимку с кольцом и удовлетворенно хмыкнул.

– Понял! – Он гордо улыбнулся Мози, кичась соображалкой, как павлин – хвостом. – На фотке с кольцом смысл не в лаке и не в секретном отделении. Видите лягушку? Яркую окраску имеют только ядовитые, чтобы птицы понимали: их есть нельзя. Я про это на канале «Дискавери» смотрел. Змеиная кожа обозначает змеиный яд, тут все очевидно. А здесь… – он махнул снимком с повязкой на глаз, – дело совсем не в пиратах, а в черепе и костях. Такие значки ставят на моющих средствах, чтобы неграмотные люди щелочи не наглотались. – Реймонд чуть не дрожал от гордости, и Мози наградила его улыбкой обожания. Он поднял фотографию с бледными цветочками: – Не знаю, что это за цветы, но готов поспорить, они смертельно ядовиты.

– Нет, – тихо сказала Патти.

– Ты знаешь это растение? – удивился Реймонд. – Оно точно не смертельно? Потому что на других фотках все смертоносное.

Глаза Патти сияли из-под растрепанной челки: она радовалась, что смогла быть полезной, и это здорово. Я ободряюще похлопала ее по икре, Патти вспыхнула и с торжеством проговорила:

– Не, от этих цветочков не помрешь, но от них лучше держаться подальше. Они… это ядовитый плющ.

– Бинго! – воскликнул Реймонд Нотвуд, отступил на шаг, и Патти дала ему пять. – Яд. На всех этих картинках яд!

Реймонд говорил громко, и Лиза застучала кулаком по полу, крича: «Да, да, да!» Заго лаял в такт стуку.

– Я же говорила, что он гений! – Мози восторженно улыбалась Реймонду, будто сама его и изобрела.

– Отлично. – Я тоже улыбнулась, стараясь не показывать, что хочу поскорее от них отделаться. – Пожалуй, я еще поработаю с Лизой, нужно ковать железо, пока горячо. Мози, веди гостей на кухню. Грейте лазанью и ужинайте.

– Ага, – кивнула Мози и двинулась на кухню, Реймонд Нотвуд – следом, на ходу предложив мне:

– Появятся непонятки, сразу зовите меня.

Патти чуть замешкалась.

– Ты умница! – улыбнулась я девочке. – Если честно, никогда даже не подозревала, что ядовитый плющ цветет.

Патти вспыхнула и побежала за друзьями. Я покачала головой. Заго оказался не единственным беспризорником, которого Мози привела к нам в семью.

Едва избавившись от детей, я подползла на коленях к Лизе.

– Ядовитый стакан? Яд в стакане? Или отрава? В стакане отрава?

– В ста-кане от-рава, – чуть неразборчиво, но очень твердо выговорила Лиза. Ее здоровый глаз ликующе засиял.

– Это связано с Мози? – спросила я, понизив голос до чуть слышного шепота. – Ты кого-то отравила, чтобы украсть Мози?

Лизины губы беззвучно шевелились, я знала: у нее в голове тысяча разных мыслей, но она смогла лишь повторить:

– В ста-кане от-рава!

Я непонимающе покачала головой, и Лиза резко, с раздраженным кулдыканьем выдохнула из себя воздух.

– Нет, нет, я попробую сообразить. Когда убегала из дома, ты куда-то меня вела, так? В место, связанное с отравой и стаканом…

– В ста-кане от-рава, – по-прежнему чуть невнятно повторила Лиза. Теперь у нее были нужные слова, и она хотела объясниться.

– Кого отравили? – чуть иначе спросила я. – Кого отравили из того стакана?

Лизины глаза наполнились слезами, здоровый чуть быстрее. Это слезы радости или отчаяния? Я наконец задала правильный вопрос или, наборот, совсем неправильный? Лиза оторвала здоровую руку от головы Заго, прижала ладонь к своей груди и трижды постучала. Слезы ручейками потекли по ее щекам, одна упала на Заго – он взглянул на Лизу и тоненько, жалобно завыл.

– Тебя? – удивилась я. – Тебя отравили?

Лиза стучала не переставая.

Сразу появилась тысяча новых вопросов. Где, когда, как, при чем здесь Мози, но тут в голове что-то щелкнуло, и кое-что я поняла сама. Стакан, отрава, побеги к Вудленд-стрит. К Вудленд-стрит Мози поворачивала сразу за нашей улицей, когда ходила в школу Кэлвери.

– На проклятой гавайской вечеринке в честь окончания учебного года… Когда у тебя инсульт случился… В Кэлвери… – Моя рука потянулась к инсультной Лизиной и скользнула вверх к пораженной части ее красивого лица. – Хочешь сказать… Неужели тебя там отравили? Намеренно?

По Лизиным щекам струились слезы. Она плачет от радости. Значит, я права.

– В ста-кане от-рава! – сквозь слезы ликовала она. Сейчас эти два слова принадлежали Лизе, вне зависимости от того, отпечатаются они в ее сознании или снова сбегут.

– Кто это сделал? Кто?