Текст книги "Три пятнадцать"

Я сделала непроницаемо-таинственное лицо, вспомнила лейтенанта Кейна из «Места преступления Майами» и ответила в его стиле:

– Информация о расследовании огласке не подлежит. – Я эффектно перебросила волосы через плечо. Тут бы темные очки с глаз сорвать, впрочем, для этих зрителей сгодилось и так. В классе уже зашептались, все гадали, что мне известно, но я не собиралась делать никому, особенно Тренеру, ни единого намека.

Тренер чуть подался ко мне. Теперь он был близко, слишком близко, я чувствовала мятный запах его дыхания. Понизив голос до слышного лишь мне шепота, он задал новый вопрос.

Только что я знала наверняка? Да если бы и знала что-то, с какой стати мне откровенничать? Что хорошего мне сделал тренер Ричардсон?

– Тренер, – очень громко и с вызовом начала я, – у меня по расписанию час самостоятельных занятий. Пожалуйста, выпишите мне пропуск в читальный зал. Хотелось бы подготовить доклад-рецензию по «Алой букве», его по литературе задали.

На самом деле задали двухстраничный отзыв, с которым справится любой, у кого есть две извилины и «Википедия». Книги, в том числе «Алую букву», читать совершенно не обязательно. Как всегда, отзыв я уже написала – он спокойно дожидался дня сдачи в розовой папке со скоросшивателем.

Только примерной девочкой я уже не была. Я превратилась в оторву, которая перебивает Тренера на полуслове, врет, чтобы получить ненужный пропуск, и вживается в образ Лизы.

– Да, сейчас, только бланки найду, – куда равнодушнее сказал тренер Ричардсон, и голодного огонька в его глазах как не бывало. Для него я снова стала прежней Мози Слоукэм, невзрачной дурнушкой, к которой даже приставать не хочется. Он повернулся ко мне спиной, чтобы открыть потертый портфель, стоящий на табурете.

Ученики вовсю болтали, даже с сидящими в соседних рядах перешептывались. Одна Деб по-прежнему смотрела на меня во все глаза, явно считая новостью века то, что Мози Слоукэм получает пропуск для самостоятельных занятий. Вчера я ненавидела Олив и козлов, что топтали нашу траву, но вчера я еще была настоящей собой. Сейчас я стала лишь Мисс Кости во Дворе, чему даже радовалась. Вдруг захотелось продемонстрировать Деб, как сильно я изменилась. Пусть кто-нибудь увидит, как я совершаю поступок, на который Мози Слоу-кэм в жизни не решилась бы.

Я подошла к столу так близко, что едва не уперлась животом в рамку с газетной вырезкой. Подмигнув Деб, я накрыла рамку рукой. Деб вскинула брови, словно спрашивая: «Да ну?» Я захлопнула рамку, подтянула к краю стола и засунула в джинсы. Холодный как лед металлический корпус рамки прижался к моему животу, и я чуть не взвизгнула. Пришлось срочно маскировать звук под кашель.

Случилось все очень быстро. Деб смотрела на меня разинув рот, а я была шокирована, пожалуй, не меньше нее. «Рамка еще не украдена, она до сих пор в классе, а в джинсы мне упала случайно». Я прижала палец к губам, тш-ш-ш, мол, тише. Давясь смехом, Деб захлопнула рот и выдала мне большой палец.

Тренер разыскал пропуск, черкнул на нем, вручил мне, едва удостоив взглядом, и напомнил, что звонок через минуту. Пропуск я взяла, но теперь стало ясно: на место рамку не вернуть. Так Ричардсону и надо!

В коридор я выбралась, прижимая к животу чужой футбольный сувенир. Все, рамка украдена с такой легкостью, словно во мне вдруг заиграли Лизины гены. Черт подери, она-то целого ребенка украла! Подумав об этом, я увидела свою детскую кражу в истинном свете, поняла, что скорее раззадорена, чем испугана, и страшно хочу показать трофей Роджеру.

Он по-прежнему высматривал меня у библиотеки. Я зашагала по коридору, глядя прямо перед собой, а Роджера якобы не видела. Так он смог заметить меня, собрать в кучу свою крутизну и первым сказать: «Йоу!»

Я подняла глаза, вся такая удивленная, и улыбнулась:

– Какими судьбами?

На лбу Роджера краснело пятно от фофана, но чужую слюну он вытер.

– Простыми. – Роджер пожал плечами. – Я сказал мистеру Лексу, что хочу поработать в библиотеке, к уроку-диспуту подготовиться. Он выписал мне пропуск за территорию школы, а секретарю я наврал, что в виду имеется ваша библиотека, а не городская.

– Суперкласс! – похвалила я. – Пошли, хочу кое-что тебе показать.

Глаза Роджера вспыхнули за стеклами очков, и мы юркнули в библиотеку. Я оставила пропуск на регистрационной стойке и вслед за Роджером шмыгнула в темную комнату за отделом биографий. В центре комнаты стоял круглый столик, а у стены примостился тысячелетний проекционный аппарат, похожий на безголового Эр-Два[11]11
  R2D2 – дроид, герой киноэпопеи «Звездные войны».


[Закрыть].

– Ну, что ты откопала? – Голос Роджера звучал по-библиотечному тихо, но очень взволнованно.

На глазах у изумленного Роджера я вытащила рамку из джинсов и разложила на столике.

– Вот что я украла!

Роджер наклонил голову и стал с интересом читать газетную статью.

– Здесь про твою маму?

– Нет, про футбол. Зачем читаешь? Роджер, слышь: Я. Это. Украла.

– Для чего? – удивился он, глядя на фотографию Тренера.

– Не знаю. Но ведь совсем на меня не похоже, а?

– Ну да. У кого ты украла? У своей мамы или…

– Слушай, тебя что, заклинило на моей маме? – раздраженно спросила я. – Забудь о ней! Эта рамка – сокровище тренера Ричардсона, а я засунула ее себе в штаны!

– Ну тебя! – отмахнулся Роджер. – В следующий раз засунь себе в штаны что-нибудь полезное, пиццу например. Мози, сосредоточься! – Он поднял два пальца, словно в знак мира, и показал сперва на мои глаза, потом на свои. – Нужно восстановить маршрут твоей мамы, это единственный способ выяснить, кто ты и откуда.

– Дохлый номер, Роджер!

Голос у меня был тот еще, резкий. Я забрала у него рамку и спрятала в рюкзак.

– Лиза же два с половиной года, блин, где-то моталась! – добавила я.

Роджер покачал головой:

– Это верно, но тебя она забрала вскоре после побега, когда ты была совсем крохой. Ведь к возвращению домой вы стали не разлей вода.

Я пожала плечами, но как-то по-идиотски: плечи дернуло вверх и тут же отпустило. Я только перестала быть собой и даже дух не перевела, а Роджеру уже неймется превратить меня в кого-то еще.

– Дело было пятнадцать лет назад. Е-мейл в ту пору только-только изобрели. Вряд ли Лиза вела блог, пользовалась джи-пи-эс и каждые пятнадцать минут скидывала с айфона в Твиттер свои точные координаты. Она же круги нарезала автостопом, доблестно упоротая наркотиками пятидесяти фасонов. Если бы мы искали по-настоящему, надо было бы проехать по ее маршруту. Думаешь, твоей маме такое понравится? Мы с тобой умчались бы из города на «вольво», ты – Шерлок, я – вау-Ватсон. Ночевали бы у дороги, запивали бы чипсы колой из банок с логотипом заправочных станций и в итоге разыскали бы мою настоящую мать, типа, в Айове, где она печет печенье и день-деньской рыдает по мне.

Роджер густо покраснел, отвел взгляд и буркнул:

– Можно было бы наврать про выездную школьную экскурсию или…

Тут он осекся, а я вдруг почувствовала себя змеей подколодной. С самого первого дня Роджер старательно держал дистанцию: я, дескать, мальчик, ты девочка, никаких обнимашек, никаких тисканий. Сейчас я будто влезла к нему в голову и поняла тайные мотивы. Игру в сыщиков он затеял не из желания выяснить, кто я и откуда, а чтобы мы оказались наедине, например, в дороге, и смогли поделиться всеми секретами – и спальным мешком. А я… я только что все испохабила.

– Нет, оно вообще-то здорово, – жалко пролепетала я.

– Забей на это! – Роджер попытался выжать крутизну, но той и след простыл.

В тот жуткий непонятный момент мне чудилось, что я что-то поломала как следует. Роджер прятал глаза, и я почувствовала себя так же, как в маминой комнате, когда напоролась на вибратор. Нет, в миллион раз хуже.

У меня дыхание перехватило, а тут еще Роджер начал подниматься. Я знала: если отпущу его, мы останемся друзьями, но маленькая команда «мы вдвоем против целого мира» исчезнет. Такого я бы не вынесла, поэтому схватила Роджера за руку. Бедняга замер, как обычно при моем прикосновении.

– Я обыскала Лизину комнату, – негромко, но быстро начала я, отдернув руку. – Я вредничаю и выставляю тебя Детективом Дебилом, но это я, Роджер, я дебильная. Ну, то есть, я вот призываю тебя все это бросить, долдоню, что знать ничего не желаю, а сама сегодня утром проникла к Лизе в комнату и прошерстила ее вещи.

Роджер, снова вжившись в привычную для себя роль коммандера Спока, запустил руки в карманы, наклонился ко мне и спросил:

– Что ты нашла?

– Ничего, – чересчур поспешно проговорила я и покачала головой, чувствуя, как заливаюсь краской. Ведь нашла я что-то совершенно не в тему – мешок с извращенскими игрушками. Возможно, однажды я поделюсь этим с Роджером, но только не сейчас. Не сейчас, когда его тайна яркими пятнами горит на щеках.

– Не-а, ты что-то нашла.

Я вытащила из заднего кармана фотографию Зайки:

– Вот. Самая интимная вещь Лизиной комнаты. По-твоему, это не странно?

– М-м-м, – глубокомысленно промычал Роджер.

– В той комнате Лиза живет почти с рождения, а мне не попалось ни одной памятки, ни одного сувенира, даже из детства. По-моему, я знаю о ней все. Молчуньей Лизу не назовешь, но ее истории – голимые нравоучения. «Наркотики – смерть», «Придерживай штаны», «Прогуливание вызывает рак» и так далее. Ничего… ну, личного.

Роджер вскинул брови и хитро улыбнулся.

– Пошли! – Он поднялся и быстро зашагал прочь, оставив свои вещи в темной комнатке.

Роджер чуть не бежал мимо стеллажей, я следом. В отделе нехудожественной литературы он затормозил и уселся на пол между двумя высокими полками.

Роджер водил пальцем по корешкам книг одного размера, но разных цветов. Довольно тонкие, они стояли длинным рядом. Роджер вытащил две соседние и показал мне. Это же альбомы выпускников пятнадцати– и шестнадцатилетней давности! В те годы моя мама еще училась здесь, в школе Перл-ривер.

– Я вот что думаю, – начал Роджер, – у твоей мамы наверняка были школьные друзья-подруги. Эсэмэс тогда еще не придумали, так, может, она с дороги посылала им письма или, скажем, открытки. Может, какой-нибудь местной девчонке все про тебя рассказывала.

Я во все глаза смотрела на Роджера. Оно, конечно, порядком притянуто за уши, но мне не хотелось его расстраивать, он ведь искренне верил, что мы команда, вместе разгадываем трудную загадку, а неприятного эпизода в комнате для диафильмов просто-напросто не было.

Пальцы нащупали фотографию Зайки. Мама в жизни ничего не хранила, даже не держала на тумбочке наши со Боссом портреты. Никаких сувениров о двух с половиной годах бродяжничества. Никаких «официальных» знакомств бойфрендов с семьей. Собак-приемышей она выхаживала и тут же отдавала.

Единственной, кого она сохранила и оставила, была я.

Не верилось, что план Роджера, то есть копание в школьных годах моей матери, поможет выяснить, кто я такая. Вряд ли, хоть целый триллион лет копайся. Только меня интересовало не это, а совсем другое – что за человек Лиза.

Я шлепнулась на попу рядом с Роджером.

– Значит, по этому ежегоднику мы найдем ее школьных друзей и поговорим с ними.

– Ага! – радостно улыбнулся Роджер. – И обыщем их дома!

Последнюю фразу я проигнорировала и схватила альбом за год, когда Лиза была десятиклассницей. Роджер взял другой.

– Она в каких-нибудь клубах состояла?

Я хмыкнула:

– Только в тех, где принимают поддельные удостоверения личности. Представляешь мою маму членом школьного актива? – спросила я, просматривая страницы альбома.

– Честно говоря, нет. С другой стороны, прости, конечно, но ведь она была кипяток.

– Фи, не в тему!

– Еще как в тему. Если в том году альбом готовил парень, значит, фоток твоей мамы должно быть немерено. Не знаешь, с кем она дружила?

– Знаю только одну, и то потому, что она главная героиня Лизиных историй на тему «Сразу говори “нет”». Я пролистнула несколько страниц до подборки «Друзья навеки» – там были фотографии девушек парами. На первой же фотке попалась Лиза с безумными длинными-предлинными кудрями. Она обнимала за плечи мерзотно пригранжеванную блондинку с лисьим лицом, всю размалеванную голубой подводкой. Я показала фотку Роджеру:

– Узнаешь блондинку?

Роджер покачал головой.

– Мелисса Ричардсон. – До Роджера, похоже, еще не дошло. – Старшая дочь Клэр Ричардсон и нашего Тренера Ползучего.

– Ни фига себе! – Глаза Роджера чуть не вылезли из орбит. – Та, которая пережрала экстази и перепутала сестру с котлетой? Я слышал, она поджарила малышку! – Роджер сделал вид, что дрожит от ужаса.

– А я слышала, что Мелисса пережрала ЛСД, а сестренку утопила.

– Так или иначе, твоя мать дружила с Иммитской Бестией. Круто, а?

– А толку-то. Лиза рассказывала, что Мелисса бросила ее в десятом классе. Мол, кому нужна беременная подруга, которая больше не ходит по вечеринкам? Лиза решила, что подружкам наркошам доверять не стоит, но, по-моему, эта Мелисса – просто типичная Ричардсон.

– Это же как спор о яйце и курице, – нахмурился Роджер. – То есть Мелисса Ричардсон поджарила сестренку, потому что ее родители – моральные уроды, или они стали уродами, потому что она поджарила их ребенка?

– Ребенка она утопила. Как бы то ни было, даже если Лиза посылала Мелиссе открытки, когда бродяжничала, то явно не на адрес Ричардсонов.

– Не-е, сестренку она поджарила, – стоял на своем Роджер, разглядывая фотку. – Кажется, эти подружки не разлей вода. Вдруг они помирились?

– Сомневаюсь, но правду нам не узнать. Когда Мелисса утопила сестренку, ее обвинили в пятистах миллионах преступлений. Клэр Ричардсон и Ползучий внесли за нее залог и увезли домой, но на суд Мелисса так и не явилась. Либо сбежала, либо родители отправили ее в швейцарский реабилитационный центр, потому как Ричардсоны нищебродские места – типа тюрем – не любят. Сейчас все делают вид, что у Клэр и Тренера только сыновья, а дочерей вообще не было.

– Зуб даю, Мелиссин хлам заботливые предки до сих пор на чердаке прячут, – задумчиво проговорил Роджер.

– Решил вломиться к Ричардсонам? – фыркнула я. – Дурачина, в два счета же из школы выкинут!

Роджер листал альбом за Лизин выпускной год.

– Так с кем общалась твоя мать после того, как Мелисса ее бросила?

– Откуда мне знать? А с кем твоя мама общалась в десятом классе? Если ее подружки не стали известными детоутопительницами, ты однозначно ни одной не назовешь!

– Это точно, – кивнул Роджер, а потом вдруг замер и негромко присвистнул.

– В чем дело? – спросила я.

Роджер смотрел на страницу чуть ли не полминуты. Наконец он развернул альбом, чтобы показать фотографии мне. Подборка с Осеннего бала. Я быстро подсчитала, что мама к этому моменту уже была беременна, но не сильно. Она стояла спиной к спине с пышноволосой девушкой, сутулой, жилистой, но довольно симпатичной.

– Черт меня дери, неужели это… Утинг?

Роджер ткнул в конец страницы, где перечислили имена всех сфотографированных, палец заскользил по строчке, остановился, и Роджер прочел:

– Лиза Слоукэм, Новин Утинг.

– Буэ! На какой планете можно вообще дружить с Утингами? – изумилась я. – Они же все шизанутые полудикари.

В глазах Роджера загорелся странный, до подозрительного странный огонек.

– Смотри внимательно, Мози, очень-очень внимательно! – Он обвел пальцем силуэт Новин Утинг. Девушка была худой, если не сказать тощей, но, проследив за пальцем Роджера, я заметила: из-под скрещенных на груди рук выпирает живот.

– Залетела? – выдохнула я. – Моя мама связалась с этой Утинг, потому что обе залетели?

– Ага, – кивнул Роджер. – Если у Утингов пропадет младенец, еще не факт, что они сообщат в полицию…

Тут я поняла, к чему он клонит.

– Думаешь, я Утинг! Обожемой, и до какой же именно степени я кажусь тебе выродком?

– Вдруг Новин согрешила с физиком и его гены тебя выправили?

– Ну уж нет, я не Утинг! – возмутилась я. – Просто сняли под таким углом, вот и все. Может, ее просто пучит, как в странах третьего мира.

– Это нужно проверить, – заявил Роджер.

– Ага, поехали! Нарвемся на пулю полуголого старого жирдяя со всклоченной бородой, у которого только комбинезон из секонд-хенда, зато сиськи больше моих! – мрачно сказала я.

– И самое страшное, он еще и окажется твоим дядюшкой!

– Фу!

Я треснула Роджера по руке. Я и на сотую долю секунды не верила, что я – Утинг, ведь даже Утинги, вероятно, просекли бы, что пропал ребенок. Впрочем, судя по позе, заговорщицким взглядам через плечо и улыбочкам, у мамы и Новин был общий секрет. Если Новин Утинг еще жива, мне страсть как хотелось с ней потолковать.

– Короче, я еду.

– Завтра после школы жди меня у Свинарника! – с ухмылкой проговорил Роджер. – Вломимся в Утятник!

Глава восьмая
Босс

Лоренса я встретила во второй день рождения своей внучки, за пару недель до второй годовщины побега Лизы с малышкой. Я гнала машину по десятому шоссе и рыдала в три ручья, представляя, как где-то на необъятных просторах Америки моя внучка уже научилась ходить и теперь ковыляет на негнущихся ногах, как все малолетки. Она наверняка уже говорит не только отдельные слова, но и целые предложения, познает этот опасный мир, и некому, кроме моей дующей траву ветреной доченьки-бродяжки, ее уберечь от крутых обрывов, злых собак и оживленных трасс.

Прошло почти два года. Я решила, что научилась жить, не имея малейшего, самого малейшего понятия о том, где моя дочь, где дочь моей дочери, живы ли они, здоровы ли, сыты ли. Но тем утром, когда мне следовало печь торт с розовой глазурью и надувать воздушные шары, страх встал на дыбы, вцепился мне в глаза и в живот. На работе я держалась из рук вон плохо. Перед закрытием Дорис, заведующая нашим филиалом, велела завтра прийти белой и пушистой или не приходить вообще. Потом она, всучив мне три скоросшивателя с документами по кредитам, распорядилась отвезти их в Пэскагулу и передать управляющему региональным филиалом. Вроде как наказывала – так и впрямь наказывала же.

По дороге в Пэскагулу я бормотала всякие гадости себе под нос, но, когда передала документы и села в машину, разрыдалась. Глотая слезы и сопли, я поехала домой. Я подумала, что хуже просто не бывает, и в тот самый миг сзади замаячила мигалка машины Лоренса. Взглянув на спидометр, я убедилась, что превышаю скорость ровно на пятнадцать миль в час, – проклятое число снова меня настигло! – и заплакала еще горше.

Я притормозила, уткнулась лицом в руль и, чувствуя, как вздымается грудь, велела себе успокоиться прежде, чем патрульный постучит в окно. Глянув в зеркало заднего обзора, я увидела заплывшие поросячьи глазки, распухший нос и усеянные красными пятнами щеки с потеками коричневой туши. Даже волосы лежали куда хуже обычного.

Все еще обливаясь слезами, я кое-как опустила стекло и молча сунула ему права и страховку. Патрульный оказался примерно моего возраста. Лицо угловатое, губы сжаты в обычную коповскую полоску, зато глубоко посаженные глаза карие, как у овчарки, и добрые. Увидев меня, он чуть заметно поднял брови.

– Хотела обольстить вас, чтобы штраф не выписывали, но, видите, возникла проблема, – пошутила я, когда он взял документы, и показала на свое зареванное лицо.

Губы патрульного растянулись в удивленной улыбке, и он наклонил голову, чтобы ее спрятать. Мои права он изучал целую вечность.

– Это вы? – спросил он, наконец повернувшись ко мне.

– Да, но снимок неудачный, на самом деле я в тысячу раз красивее, – заявила я и вытерла нос рукавом.

– Неужели? – Патрульный снова взглянул на права. – Тогда очень жаль. Обольщение сработало бы.

Я едва не улыбнулась, зажала опухшие глаза ладонями и шумно втянула воздух. Истерика заканчивалась.

– Я реву не из-за того, что вы меня остановили, между прочим. Из-за штрафов слезы не лью. Просто день паршивый.

Почему-то патрульный не шел к машине выписывать штраф.

– Вы хотели применить другую тактику, раз с обольщением не вышло? – спросил он, потоптавшись у окна.

С моих губ слетело «Ха!», которое могло перерасти в смех, и через секунду я уже улыбалась.

– Нет, я боюсь искушать судьбу и плести байки про смертельно больную маму или срочную операцию по спасению китов. Домой я неслась чисто из желания скорее снять тесные туфли и приготовить себе огромную порцию «Джека и Джинджер»[12]12
  Коктейль из виски «Джек Дэниэлс» с имбирным элем и льдом.


[Закрыть].

Патрульный изучал меня не меньше двадцати секунд, а потом сказал:

– Делаю официальное предупреждение: не садитесь за руль в таком состоянии. Это небезопасно. – Он протянул мне права и страховку.

– Отпускаете меня? Правда? – Я растерянно посмотрела на свои документы и забрала их.

Патрульный развел руками, словно сам удивился, что позволил мне сорваться с крючка.

– У меня тоже ботинки жмут. Езжайте домой.

Он отдал мне честь, и этот простой жест выбил меня из колеи. Такой доброты от патрульного я совершенно не ожидала. В общем, истерика началась с новой силой.

Патрульный отступил на полшага, и в его глазах мелькнула безысходность, как у всех порядочных мужчин при виде рыдающей женщины.

– Не надо, пожалуйста, не надо! Будете плакать – снова не уследите за скоростью и я снова вас остановлю.

Патрульный наклонился и протянул мне носовой платок, мягкий от частой стирки, но чистый. Я проглотила слезы – все, хватит реветь! – и вытерла лицо, испачкав белый платок косметикой и кое-чем похуже. Сложив платок грязной стороной внутрь, я хотела вернуть его хозяину, но тот не взял, а смерил меня серьезным взглядом, наклонился к моему окну и быстро, почти смущенно проговорил:

– Совершенно не по делу, но я заканчиваю в восемь и собираюсь поужинать в «Саду панды». Это очень хороший китайский ресторан у съезда с девятнадцатого шоссе. Будет желание – загляните, и не потому, что я не выписал вам штраф. Не ради штрафа, а ради хорошего му-шу и, надеюсь, хорошей компании. – Я уже отрыла рот, но он поднял руку: – Ни о чем не волнуйтесь. Будет желание – приезжайте, не будет – не надо.

– Господи, зачем я вам? – Я еще раз глянула в зеркало: там все было по-прежнему плохо.

– Когда дама на грани нервного срыва, ее сразу хочется накормить му-шу. Типично коповский пунктик. – Патрульный замялся, а потом добавил: – К тому же, если та фотография неудачная, хочу увидеть вас в удачном ракурсе. – Он выпрямился и зашагал к своей машине.

Получилось так мило и трогательно, что я подумала: «Неужели клинья под меня подбивает?» Если так, у него неплохо получилось. Весьма неплохо. Он же как молодой Ленни Бриско из «Закона и порядка» – лицо угловатое, но по-своему привлекательное… Увы, настроение у меня было не то.

До дома я доехала, превышая скорость не больше чем на четыре мили. В «Сад панды» не собиралась. Едва закрыв входную дверь, я скинула туфли, налила себе выпить и плюхнулась на диван. Минут десять я сидела и смотрела, как в стакане тает лед: опухшее горло глотать не позволяло. Казалось, воздух раздулся от тишины, которую должны были нарушать голоса Лизы и малышки. И все же… Я забралась под душ, потом разыскала в шкафу золотисто-коричневое платье с запахом, цвет которого подчеркивал красноватый отлив моих волос. «Других планов все равно нет», – сказала себе я и помчалась по шоссе на встречу с Лоренсом.

Сейчас я ехала той же дорогой к дому Лоренса. На пассажирском месте сидела Лиза, крепко пристегнутая ремнем безопасности. Она повернула голову к окну, но, как мне казалось, все утро смотрела внутрь себя. Лизу даже не заинтересовало, что под платье я надела ей купальник, а в свою единственную пляжную сумку сложила все отягощения и надувные штуковины для водной гимнастики. Женщина с воинственно горящими глазами исчезла. Я искренне надеялась, что ненадолго.

– Хочешь снова заниматься в бассейне? – спросила я.

Лиза не ответила и даже не взглянула на меня, но доктор, проводивший реабилитационный курс, советовал с ней разговаривать, чтобы ее мозг находил новые способы реагировать. Словно со стороны услышав свой неестественно бодрый голос, я поняла, что будь Лиза в порядке, то вопрос о бассейне она проигнорировала бы, да еще фыркнула в знак презрения: ответ-то очевиден.

Вспомнив последние несколько месяцев, я вдруг осознала, что то и дело спрашиваю дочь, как ей приготовить яйца, какие кроссовки ей обуть – белые или голубые, как будто инсульт случился у нее в двухлетнем возрасте. Такие вопросы Лизу не интересуют. Такие вопросы не заставят ее искать новые способы реагировать. Лизе интересна Мози и наша погибшая девочка. Вчера именно они пробудили ее к жизни. Что еще волнует настоящую, то есть прежнюю, Лизу? Мужчины. Мужчины и разные пакости. Вот я и ехала навстречу тому и другому, а все ради Лизы.

– Знаешь, к кому мы едем? Этот парень коп. (Лизина голова дернулась: дочь знала, что на копов у меня глаз косой.) Когда-то он был моим и, надеюсь, еще не охладел ко мне окончательно. Сейчас мы попросимся к нему в бассейн, но, по правде, я хочу выудить из него информацию, что на уме у Рика Уорфилда и у всех прочих и в какую сторону движется расследование. Хочу выяснить, стоит ли волноваться.

Если честно, бездействовать я не могла: на автоответчике уже было сообщение от Рика Уорфилда. Шериф просил назначить день для разговора с Лизой и Мози.

Теперь Лиза хоть ко мне повернулась. Я не знала, о чем она думает и думает ли вообще. Это было тяжелее всего. Лицо дочери такое знакомое, когда-то я понимала каждый изгиб ее бровей и губ. Теперь одна половина лица окаменела, другая стала вялой, и я сомневалась, доходят ли мои слова до Лизы. По крайней мере, сейчас в ней чудилось какое-то усилие, будто она к чему-то прислушивалась.

– Сегодня утром я позвонила Дорис, чтобы попросить выходной, а в итоге рассказала, как Тайлер срубил иву и нашел кости. Чувствую себя дешевкой: выдала самое сокровенное ради дурацкого выходного. Надеюсь, ты не подумаешь обо мне плохо. Ради бассейна я не унижалась бы, в конце концов, скоро у нас будет свой, если, конечно, Рик снимет чертову желтую ленту. Дело в Лоренсе, так зовут моего копа, он наверняка знает, как нам обезопасить Мози.

Почувствовав Лизин интерес, я продолжила:

– Дорис сказала, в моем дворе теперь настоящий эпизод «Детектива Раша». Ей не терпелось скорее закончить разговор, чтобы посплетничать с подругами. А меня так и подмывало приехать в банк и треснуть ей степлером по голове. Зато выходной мне Дорис дала, причем по болезни, а не за свой счет, так что зарплату не подрежут.

Мы подъезжали к дому Лоренса. Иммита осталась позади, а здесь, на ближнем к Пэскагуле конце Мосс-Пойнта, мало кто слышал обо мне, моем прошлом или моей семье. Я не знала ни местные районы, ни даже какие супермаркеты и рестораны прячутся за съездами с шоссе. Меня будто освободили от тяжкого груза: местным все равно, куда я направляюсь и что задумала. Они не станут созваниваться и мыть мне кости.

С каждой минутой я углублялась в территорию Лоренса. Чисто автоматически я поддала газу, словно, превысив скорость, могла вызвать Лоренса к себе. Впрочем, мой «шевроле-малибу» Лоренс не знает, я же его только шесть лет назад купила. Вдруг он остановит меня, а я открою окно и скажу: «Привет, Лоренс! Как тебе нынче ботинки?»

Скорость я сбавила. Лоренс – типичная «сова» и всегда берет вечерние смены. Сейчас его жена открывает свой хлам-тикварный магазин, а он еще бродит по дому в халате, пьет самый черный кофе на свете и жалеет, что бросил курить.

Я свернула с шоссе и почтовым голубем полетела прямо в район Лоренса.

– Знаешь, что странно? Я не была здесь больше десяти лет, а дорогу нашла без проблем. Каждый поворот помню. – Рассказывать Лизе о Лоренсе, чтобы разбудить ее мозг, оказалось куда проще, чем Дорис – об иве, чтобы выпросить выходной. Я искоса глянула на дочь – черные глаза так и сверлили меня. – Да, – кивнула я, словно Лиза задала вопрос вслух, – он женат. Видишь, мисс Кроха, у меня тоже есть секреты.

У Лоренса одноэтажный дом в конце дороги, длинный, с четырьмя спальнями. Я подрулила прямо к нему, хотя все дома района казались братьями-близнецами.

На подъездной аллее я притормозила, но мотор глушить не стала. Запертая дверь и окна со ставнями наводили на мысль, что изнутри дом застегнут на все пуговицы. Мне здесь никогда не нравилось, а дурацкий тюль раздражал. Как правило, мы встречались на моей территории – наша радостная возня разбавляла жуткую тишину осиротевшего дома. У Лоренса тоже было пусто, но совсем по-другому. Сбежавшая жена оставляет совершенно особую тишину, которую другой женщине не разбавить. В моем доме Лоренс чужое место не занимал.

Во дворе ржавели старые качели. Лиза подняла здоровую руку и показала на них.

– Ага, два мальчика, – ответила я, угадав вопрос. – Не суди его строго, Лоренс сразу сказал, что женат.

Это была третья фраза Лоренса в ресторане «Сад панды» после удивленного «Привет» и «Пожалуйста, садись!».

Я скользнула в кабинку, устроилась напротив Лоренса, и добрых пять секунд мы буравили друг друга взглядами. Потом он и объявил:

– Я пока женат.

Даже окажись Лоренс благочестивым баптистом (а он оказался), я вряд ли испугалась бы больше. Захотелось сбежать, немедленно, без оглядки. Остановило лишь короткое слово «пока», хотя в голове заработал секундомер: на объяснения я давала Лоренсу две минуты, а потом бесследно исчезла бы.

Жена бросила его три месяца назад. Лоренс вернулся со смены и не застал дома ни души. Прихватив сыновей, жена сбежала в Висконсин к идиоту, с которым познакомилась, играя в бридж в Интернете. Онлайн-сражения и чат переросли в долгие телефонные переговоры и обмен фотографиями, а потом идиот прикатил в Джорджию и с удовольствием помог жене Лоренса нарушить брачную клятву на вибрирующей кровати «Холидей Инн Экспресс». Сейчас этот идиот стал любовью всей ее жизни.

Жена подала на развод, но Лоренс добивался, чтобы она вернула детей в Миссисипи.

– Проблемы с Сэнди и адвокаты отнимают у меня время, деньги и желание жить. Хочу одного: чтобы мальчики вернулись домой. О чем я только думал, пригласив тебя на ужин? На фотографии ты просто красавица, а когда я тебя остановил… В общем, ты снаружи выглядела так, как я – изнутри, и знаешь что? Эта моя тирада самая длинная за последние пять лет. Кстати, вчера вечером я позвонил тому хлыщу в Висконсин. Трубку взяла Сэнди, и я попросил позвать Гарри или Макса, а она в ответ: типичная, мол, история. Дескать, если бы я почаще с ней разговаривал, она, возможно, не похитила бы моих детей и не сбежала бы в Висконсин трахаться с продавцом из обувного. Ну, выразилась Сэнди немного иначе, только суть в другом – мне здесь делать нечего, я зря трачу твое время. Смотри, официант! Интересно, давно он слушает мое нытье? Ною, как школьница, и понятия не имею, сбежишь ты или выпивку закажешь, ведь, да, я еще женат.

– Официант здесь довольно давно. – Я посмотрела на терпеливого молодого человека и попросила: – «Май Тай», пожалуйста, самую большую порцию!