Текст книги "Три пятнадцать"

Лоренс покорил меня, сказав, что хочет лишь вернуть своих мальчиков. Я хотела вернуть своих девочек, Лизу и малышку, имени которой не знала. Судьба неожиданно свела меня с человеком с точно такой же зияющей раной в сердце, как у меня.

– Мы можем стать друзьями, – сказала я Лоренсу. – Лично мне друг не помешает.

Лоренс кивнул, а я выпила «Май Тай», потом съела вкуснейшее му-шу и шербет из зеленого чая с замороженным бананом. На следующий день мы снова вместе поужинали, потом еще раз, и еще раз. Я стала называть Лоренса Мистером Другом, чтобы не забывать: он мне не принадлежит.

Как ни называй Лоренса, я млела, когда взгляд его глубоко посаженных глаз бродил по мне, не останавливаясь ни на секунду, будто Лоренс не мог решить, какая часть моего тела ему больше всего нравится. После первого же приготовленного для Лоренса ужина я оказалась между его крепким, сильным телом и стеной у двери моей спальни. Джинсы болтались на одной лодыжке, ноги обвили бедра Лоренса, нас разделяло лишь тонкое кружево моих новеньких голубых трусиков. Трусики я купила накануне, а еще побрила ноги, надеясь, что дойдет до секса. Похоже, Мистер Друг думал о том же, потому что в бумажнике у него оказались три новеньких презерватива.

– Мы друзья, самые настоящие друзья! – прохрипела я на ухо Лоренсу.

Одной рукой он стиснул мне ягодицы, пригвоздив к стене, другой стал исследовать мое тело, и я лишилась дара речи. Мы скользнули на пол и слились воедино буквально в шаге от спальни.

И вот я сижу на подъездной аллее у дома Лоренса, будто все еще имею право здесь находиться… Вдруг здоровая Лизина рука ткнула меня в бок. Я знала, что хочет дочь.

– Ничего не вышло. С женатыми всегда так, впрочем, ты, наверное, и без меня знаешь. – Я оттолкнула Лизину руку, но, если честно, обрадовалась. После шести безнадежных недель Лиза все-таки вернулась. Она здесь, со мной, в машине. Целых шесть недель мы с Мози звали ее не так, как надо!

Интересно, если по подъездной аллее дойти до крыльца, Лоренс нас увидит? Лиза оживала с каждым шаркающим шагом. В доме работало радио.

– Подожди здесь, Кроха! – велела я, откинув волосы на спину, поднялась на три ступеньки и позвонила в дверь.

В прихожей послышались шаги. Прежде чем я сообразила, что они слишком быстрые и легкие, дверь распахнулась.

На пороге стоял не Лоренс, а Сэнди. Что выражало мое лицо, сказать не могу – таким сильным был шок, а вот на лице Сэнди промелькнуло целое слайд-шоу. «Чем могу вам помочь?» – вежливо спросили вскинутые брови. Потом в глазах отразилось удивленное «Мы где-то встречались?», через полсекунды в них вспыхнуло узнавание, брови опустились, а на скривившихся губах заиграло возмущение: «Тварь, как ты смеешь поганить это крыльцо своим присутствием?!»

Я собралась заговорить, но Сэнди подняла руку:

– Нет! Я знаю, кто вы. Не смейте начинать с «Привет! Как дела?», будто зашли на кофе после церковной службы.

Прежде голос Сэнди я не слышала. Он оказался куда тоньше, чем я представляла, или она заверещала от расстройства.

Я неожиданно обрадовалась, что уложила волосы и выщипала брови. Сэнди была в трико, без макияжа, а волосы убрала в тощий хвост. В руках она держала темно-красную кофейную кружку. Насколько я помнила, с другой стороны на той кружке красовалась свинья в футбольном шлеме.

– Вы знаете, кто я?

– О да. Много лет назад я специально ездила в ваш банк, чтобы на вас посмотреть. – Глаза Сэнди прожигали меня насквозь. – Вы та женщина, Джинджер или что-то в этом роде.

– Почти верно. Меня зовут Джинни, Джинни Слоукэм. А это моя дочь Лиза.

Сэнди так старательно испепеляла меня взглядом, что Лизу заметила только сейчас. Она чуть не подавилась воздухом, когда увидела ходунки и наполовину красивое лицо моей дочери – правая, инсультная сторона совсем безжизненная, левый, здоровый уголок рта поднят в ущербном подобии дерзкой улыбки. Лиза явно была в отличном настроении, а вот у Сэнди стервозности резко поубавилось.

Секунд двадцать жена Лоренса рассматривала мою дочь, потом бессильно опустила руки.

– Даже не знаю, с чего начать. Пытаюсь представить, зачем вы здесь и зачем дочь привезли, но не представляю. Так вы приехали злорадствовать, пугать меня или продавать скаутское печенье? – Взгляд Сэнди остановился на моей пляжной сумке, из которой торчала надувная «лапша». – Вы приехали плавать?

Я заранее проиграла множество вариантов «Сцены на крыльце», но что вместо Лоренса встречу Сэнди, не предвидела. Я пожала плечами. В тот момент хотелось одного – поскорее оттуда уехать.

– Лизе полезны водные упражнения, а среди моих знакомых бассейн есть только у Лоренса.

Возникла неловкая пауза, а потом Сэнди расхохоталась. Она хохотала и хохотала, пока, обессилев, не прижалась к дверному косяку.

– Понятно, – прохрипела Сэнди, когда к ней вернулся дар речи. – Почему бы и нет, черт подери? Заходите!

Несмотря на приглашение, Сэнди не шевельнулась. Загородив дверной проем, она утирала глаза, будто знала наверняка: войти я не решусь. Сэнди усмехалась и смотрела на меня сверху вниз, рассчитывая, что сейчас я подожму хвост и сбегу. Я послушно поджала хвост и спустилась на ступеньку, но в ту самую секунду за спиной заскрипели Лизины ходунки: она поднималась на крыльцо, а сбегать и не думала.

Скорее, нужно помочь ей, пока она не упала! Мне оставалось лишь страховать дочь, ведь Лиза, сверкая здоровым глазом, бесстрашно встретила взгляд Сэнди и неудержимо поднималась по ступенькам. Стащить ее вниз я не сумела бы при всем желании. У Сэнди аж челюсть отвисла. Едва мы оказались на последней ступеньке, она ушла в дом, оставив дверь открытой, точно в знак вызова.

У нас получилось. Мы с Лизой переступили порог, и я закрыла дверь.

Из передней мы попали в гостиную. Сэнди там не было, но я замерла, судорожно втянув воздух. Гостиная не изменилась. Вот на том синем диване с дикими утками на подушках мы с Лоренсом занимались любовью. С каминной полки смотрели деревянные утки-манки. Боже, эта женщина явно любила все водоплавающее. Из новых вещей я заметила лишь «Макинтош» и подставку под ноутбук на журнальном столике. Ну и ну. Когда Сэнди вернулась из Висконсина, Лоренс первым делом пресек любые способы выхода в Интернет.

Каждый дюйм гостиной напоминал о романе с Лоренсом, поэтому я поспешила прочь, насколько это получалось с Лизой. На задний двор мы шли через кухню. Сэнди сидела на диванчике и потягивала кофе. Заметив ее, я замерла, но она лишь подняла кружку в эдаком саркастическом приветствии.

Лизу я оставила посреди кухни, а сама пошла открывать дверь черного хода. Сэнди повернулась, чтобы не терять меня из виду. Замок заедало, а раньше такого не было. Под пристальным взглядом Сэнди мне с ним не справиться.

– Мы точно вам не мешаем? – обернувшись, спросила я, чтобы прервать напряженное молчание.

– Конечно, мешаете, э-э-э, Джинджер, только какая разница? – отозвалась Сэнди, мягкий голос которой абсолютно не соответствовал словам. – Кстати, Лоренс разрешил вам пользоваться бассейном?

– Я его не спрашивала, – честно ответила я, справившись с замком и широко распахнув дверь, чтобы ходунки не застряли.

Глаза Сэнди сузились:

– Откуда вы знали, что я дома и смогу вас впустить?

– По-вашему, я на это рассчитывала? – фыркнула я. – Вообще-то я надеялась, что вы на работе, а нас впустит Лоренс.

Сэнди наклонила голову, и я почувствовала, как шестеренки в ее голове сцепляются и начинают крутиться. И тут справа от нас упало что-то тяжелое и разбилось вдребезги. Мы обе так и подскочили. Лиза стояла у раковины, прислонив ходунки к разделочному столику. В инсультной руке она сжала стакан для воды и подняла его, как победительница – кубок. На полу валялась сушилка для посуды: Лиза опрокинула ее, чтобы добраться до стакана, и кухню засыпало осколками.

– Ох, блин! – вскрикнула Сэнди, вскочив на ноги.

Я уже хрустела по стеклу к Лизе, чтобы отобрать у нее стакан, но она вцепилась в него и не кричала, а гоготала, словно керамический гусенок, целую стаю которых Сэнди расставила по всем полкам и шкафчиками. Наконец я отняла у дочери стакан и вернула его в раковину.

– Извините! – пролепетала я, обращаясь к Сэнди.

Та засмеялась, но особой радости в смехе не слышалось.

– Это лишь битая посуда, по крайней мере, на этот раз, – произнесла она. – Принесу веник.

С губ Лизы слетел злой гортанный звук. Я подтолкнула ходунки, заставив ее обернуться, и сама издала такой же злой звук – якобы огрызнулась.

– Я заплачу, – пообещала я.

Сэнди не ответила. Она молча смотрела, как мы с Лизой перебираемся через море осколков и выходим на задний двор. Я закрыла дверь, подвела Лизу к бортику бассейна и прошипела:

– Какого черта?

Оглянувшись на дом, я увидела, что Сэнди раздвинула тюль и наблюдает за нами. Я повернулась спиной к дому и встала перед Лизой, заслонив ее от Сэнди. На дочь я злилась, но не желала, чтобы Сэнди глазела на исхудавшие Лизины ноги, пока я снимаю с нее кеды и платье. На Лизе был скромный сплошной купальник, который я купила в «Таргете».

Я стянула платье и скинула сандалии, отчаянно жалея, что сама надела не скромный купальник, а глупое танкини с маргаритками. Тут и плавки с высоким вырезом, и косточки, приподнимающие грудь. Хотелось показать Лоренсу, что и сейчас, двенадцать лет спустя, я не перестала бороться с клятой силой тяжести.

В купальнике мне было неуютно. Я чувствовала взгляд Сэнди и, к своему вящему раздражению, втянула живот. Так, нужно застегнуть на Лизе широкий матерчатый ремень. В реабилитационном центре доктора использовали нечто подобное, чтобы контролировать Лизу в воде и, если она потеряет равновесие, не хватать за пораженные части тела.

Мы спустились в бассейн и хором пискнули: вода холодная! Потом Лиза задрожала, и я не сразу сообразила, что она смеется.

– Не смешно! За чертову посуду придется расплачиваться. Тарелки-то в основном были хорошие, с итальянскими цыплятками. – Строгой тирады не вышло: я тоже прыснула. Мы стояли на неглубокой стороне бассейна, где вода едва доходила до купальников, и хихикали, как девчонки-проказницы, которые, заночевав вместе, откололи мерзкую шутку. Ладно хоть мы обе стояли спиной к окну! – Посуда, конечно, уродская, но ты молодец, оживилась, лишь когда мы начали громить кухню жены моего экс-любовника. Что на тебя накатило?

Услышав вопрос, Лиза тотчас перестала смеяться. Ее рот открывался и закрывался, открывался и закрывался, но с губ не слетало ни звука. Она попробовала снова – рот открылся, губы зашевелились, будто слово застряло в горле и Лиза старалась его вытолкнуть.

– Трава! – наконец выговорила она. По крайней мере, я так разобрала. Мы удивленно уставились друг на друга. Лиза замотала головой: нет, не то, а потом выдавила: – Утром трава.

Совсем не эти слова ей хотелось сказать. В испуганных карих глазах я прочла, что Лиза себя слышала и что она собой недовольна: получается совсем не то. Лизины плечи напряглись, она замотала головой: моя дочь впадала в панику.

– Спокойно! – велела я. – Ничего страшного! Ты разговариваешь, и это главное. Ты слова произносишь, пусть даже не те, что хочешь. – Лиза все качала головой, нет, мол, нет, нет. Я решительно хлопнула по воде и сказала: – Со временем все получится, а водная гимнастика нам поможет. Пошли!

Я легонько ткнула дочь надувной лапшой и, крепко держа за ремень, повела на глубину. Я приказала себе забыть Сэнди и сосредоточиться на упражнениях, которые Лиза делала с физиотерапевтом. Сперва мы размялись, прогуливаясь туда-сюда поперек бассейна. Немного челночной ходьбы, и мы зашли чуть глубже. Лиза поставила ноги пошире, чтобы плечи оказались под водой, и резко подняла руки, будто делала разножку без самого прыжка. Я держала ее за ремень, и Лиза еще раз подняла руки. Мы уже начали приседания, когда открылась дверь черного хода и к бассейну вышла Сэнди.

Она тоже надела купальник, слитный, от «Лэндс Энд», с тонкими бретелями. Купальник сидел так плотно, что казалось, на Сэнди корсет. Я прищурилась. Если Мози все-таки начнет звать меня бабулей, придется тоже такой купить. Впрочем, у Сэнди фигура что надо. Почти уверена, купальник она выбрала так, чтобы не оставалось сомнений, кто из нас жена, а кто любовница.

Сэнди села на бортик бассейна и опустила ноги в воду. Лиза тотчас выпрямилась в полный рост, здоровый уголок ее рта пополз вверх. Что же, почему бы и нет? Сэнди здесь, у бассейна, значит, Лиза снова в центре прерванной драки за отсутствующего мужчину. Для Лизы это практически родная стихия, вотчина. Не знаю, в курсе моя дочь или нет, только в драке за Лоренса она уже участвовала.

Мы с Лоренсом встречались почти шесть месяцев, когда на пороге моего дома появилась измученная наркотиками Лиза с Мози на руках. Я позвонила Лоренсу и попросила небольшой тайм-аут. Дел, конечно, прибавилось, но проблема заключалась не только в этом. Лоренс – коп, а Лиза твердила, что с метом покончено, но микстуру от кашля хлебала, как лимонад, – запивала ею разноцветные таблетки, которых у нее был полный карман. Не хотелось ставить Лоренса перед выбором – либо арестовать мою дочь, либо закрыть глаза на употребление запрещенных лекарств. Я подыскивала реабилитационный центр, но, прежде чем отправить Лизу на лечение, ждала, когда мне передадут опекунские права на Мози. Те несколько недель съели мой отпуск и больничный – я должна была наладить отношения с внучкой, чтобы она легче перенесла разлуку с матерью.

В разгар этих событий домой вернулась Сэнди с Гарри и Максом на буксире. Думаю, едва умопомрачительный секс приелся, она поняла, что продавец из обувного куда старее и толще, чем казался в Сети.

– Сэнди хочет все исправить, – сказал по телефону Лоренс.

– А что хочешь ты?

– Тебя, – ответил Лоренс, но таким тихим, извиняющимся голосом, что я невольно затаила дыхание. – Мальчики… липнут ко мне, как перепуганные мартышки. Потом отлипают и корчат из себя полных говнюков, чтобы увидеть, как я отреагирую. Они страшно рады, что их привезли домой, но нам с Сэнди больше не верят. По крайней мере, не так, как раньше. Я хочу, чтобы у меня с ними все наладилось. Хочу, чтобы им было хорошо.

– С женой тоже хочешь все наладить? – спросила я, хотя и так знала ответ.

– Мы нужны мальчикам. Не я, а мы, – ответил он, словно все было настолько просто.

Ко мне вернулись Лиза и Мози, так что я прекрасно его поняла, но все же спросила:

– Как ты можешь ей доверять?

– Я не доверяю, – вздохнул Лоренс. – Но, Джинни, я ведь ей тоже изменял. От этого как-то легче. Получается, мы с Сэнди квиты.

Я не сразу осознала, что «измена» – наш с ним роман. Возникла пауза. Сердце болело, меня накрыло бешенством, только я понимала: если бы пришлось выбирать между Лоренсом и Лизой с Мози, вопрос бы так не стоял. Когда они вернулись, я тотчас отдалилась от Лоренса, отдалилась настолько, что даже пропустила возвращение его безмозглой потаскухи-жены.

– Пока, Лоренс, – только и сказала я, аккуратно положила трубку на базу и пошла читать «Баю-баюшки, Луну» в девятнадцатый раз за тот день, пытаясь не чувствовать ничего, кроме того, как магически тяжелеет на руках Мози, когда засыпает. Я даже заплакала, когда она теплым, доверчивым комочком заснула у меня на груди, прямо возле сердца.

Теперь та самая потаскуха-жена спустилась к нам в бассейн со словами:

– Думаю, от помощи вы не откажетесь.

– Спасибо! – натянуто поблагодарила я. – Лиза, попробуй походить задом наперед, ладно?

– Даррр!

Лизино «да» получилось долгим и по-пиратски раскатистым. Я кивнула, переводя его для Сэнди. Она встала по другую сторону от Лизы и пошла в одном темпе с нами. К моей дочери Сэнди не прикасалась, и, наверное, не зря, хотя ее помощь меня радовала. Настоящие физиотерапевты всегда работали в воде парами, поставив Лизу посредине.

Мы медленно брели к бортику, и Сэнди спросила:

– Что с вашей дочерью?

– Инсульт. Кстати, Лиза прекрасно вас понимает, не делайте вид, что она собака или француженка.

А вот и бортик! Лизина оживленность в присутствии Сэнди грела душу, но говорить с дочерью при ней не хотелось и заставлять отвечать – тоже. Не хотелось, чтобы Лиза произносила «трава», подразумевая «сука». Зачем полностью обнажаться и открываться, мы и так были в одних купальниках.

– Что теперь? – спросила Сэнди.

– Теперь пойдем боком, – объявила я.

Мы повернулись лицом к глубине, встали в ряд – я первая, за мной Лиза, у самого бортика Сэнди – и поползли поперек бассейна к противоположному бортику: шаг вместе, еще один, еще один. Лиза двигалась инсультным боком вперед, на суше бы так не получилось. К концу второго перехода Лиза устала: мы занимались уже больше получаса.

– Давайте на этом закончим, – предложила я.

Едва мы выбрались из бассейна, Сэнди оставила нас с Лизой вдвоем. Я сложила вещи, натянула платье поверх мокрого купальника и одела Лизу. Сборы заняли довольно много времени. Когда мы вернулись в дом, Сэнди, уже в джинсах и футболке, сидела в гостиной. Она причесалась, подкрасила губы и выглядела куда жестче и решительнее, чем в купальнике.

Водные упражнения утомили Лизу, и, похоже, Сэнди это чувствовала. Впервые с момента приезда я словно осталась с ней наедине.

– Спасибо! – сказала я, и Сэнди кивнула. Да, она меня слышала, но отвечать не желает. – Не ругайте Лоренса. Он не бегает ко мне втихую, он вообще не тихушник, а о моем приезде даже не подозревает.

– Я в курсе. – В улыбке Сэнди сквозило мрачное торжество. – В курсе, что Лоренс вам не звонил. Удивительно, но от этого вы мне симпатичнее. Наверное, утешает, что последние десять лет он не страдал и не тяготился моим присутствием.

– Послушайте, я не хочу вмешиваться в ваши отношения, мне нужен был только бассейн. – Лиза устало поникла, и я стала разворачивать ее ходунки, жалея, что не захватила коляску.

– Макс, наш младший сын, поступил в Джорджтаунский университет еще прошлым летом, до основного приема, – бросила мне вслед Сэнди. – Лоренс потерпел еще год, но мы оба понимали: конец близок. В начале июля он переехал.

Я так и застыла на месте.

– Лоренс вас бросил?

– Угу. Я думала, он вернулся к вам. Своего мужа я знаю и была готова держать на это пари, если бы нашла с кем. – Невеселый смех Сэнди напоминал лай. – Понадобится бассейн – приезжайте. Я совершенно не против, особенно сейчас, понимая, что вы пользуетесь лишь моим бассейном, а не моим мужем.

В глазах Сэнди снова вспыхнуло мрачное торжество. Рядом со мной заворчала Лиза, так тихо, что слышала лишь я. Усталости вопреки она все понимала.

– Спасибо! – поблагодарила я, заставляя себя говорить спокойно. – Но у нас скоро будет свой.

– Чудесно! – кивнула Сэнди. – Свой всегда лучше.

Хотелось поскорее уйти из этого дома, только Лизу так просто с места не сдвинешь: она явно что-то задумала. Сэнди повезло, что мою девочку сдерживали ходунки, – прежняя, настоящая Лиза точно выбила бы ей глаз. Со дна моей души поднялось непонятное жуткое нечто, но я подавила его и быстро вывела дочь на крыльцо.

Лишь по дороге домой я сообразила, что чувствую. Ярость. Лоренс был свободен, но ни разу мне не позвонил. Как и Сэнди, я поставила бы деньги на то, что он сразу же со мной свяжется.

– Ну ты и ублюдок! – вслух подумала я, в ответ услышала ропот Лизы и добавила: – Хорошо, что ты бросила ту сушилку. Надо было еще больше посуды разбить!

Стоило упомянуть посуду, Лиза на миг застыла, потом начала озираться по сторонам, будто я вдруг перестала существовать. Только я, сгорая от гнева, едва это заметила. Машину я гнала во весь опор: пусть хоть один клоун в форме нас остановит! Мы с Лизой живо глаза ему выцарапаем.

По крайней мере, я выцарапаю. От происходящего вокруг Лиза не отрешилась, она лишь перестала воспринимать меня. Она рылась в салоне, что-то разыскивая, – один за другим ощупала подстаканники и переключилась на центральную консоль.

Я вцепилась в руль, как в тощую шею Сэнди. Мне и в голову не приходило, что Лоренс, получив свободу, не примчится ко мне. Даже мыслей таких не было! В глубине души – так глубоко здравому смыслу не достать – я верила, что он по-прежнему мой. Это казалось само собой разумеющимся, но, очевидно, только мне. Сколько порядочных мужчин я пропустила или не удостоила вниманием, потому что решила: с Лоренсом (как выяснилось, воображаемым) они не сравнятся.

Я вихрем слетела с шоссе и неохотно сбавила скорость, чтобы не задавить местных ребятишек. Лиза по-прежнему ерзала и копалась в салоне. Она подалась вперед и, сложившись почти пополам, шарила по полу.

– В чем дело? – раздраженно спросила я.

Уткнувшись лицом в колени, Лиза перебирала хлам, скопившийся в моей машине, – рекламные буклеты, мятые обертки из «Тако Белл», три или четыре триллера в мягкой обложке, носки Мози.

Когда я свернула на нашу подъездную аллею, Лиза наконец выпрямилась, издав по-петушиному торжествующий крик. В здоровой руке она сжимала стакан из «Старбакса», давно опустевший, но еще с крышкой. Лиза протянула его мне.

Я хотела взять стакан, но Лиза не отпускала. Она перехватила мой взгляд. Несмотря на усталость от тренировки, ее здоровый глаз пылал жизненной силой, а губы шевелились так же, как на кухне Сэнди, когда она подняла стакан для воды. В бассейне, едва я заговорила о разбитой посуде, Лиза ответила про траву утром. Сейчас она протягивает стакан из «Старбакса». Моя долго молчавшая девочка пыталась что-то сказать. Впервые со дня возвращения из клиники она сама начинала разговор.

– Лиза, в чем дело? Что-то про стакан?

Здоровая половина Лизиного лица просияла.

– Стакан? – переспросила я, и радостный Лизин вопль едва не сбил ей дыхание. – Стакан, стакан, стакан… Что со стаканом? Это как-то связано с женой Лоренса? С больницей? С Мози?

Стоило упомянуть Мози, Лиза трижды издала свой «да»-звук, так громко и отрывисто, что прозвучало похоже на лай – «да, да, да!».

Я смотрела то на Лизу, то на стакан. Гнев сменился облегчением и надеждой: раз Лиза так старается говорить, значит, ей есть что сказать. Значит, инсульт не стер ее воспоминания. Лиза не просто слушает и понимает, а реагирует, соотносит услышанное со своим прошлым, обращается к прежней, настоящей Лизе. Я потянулась, но не к стакану, а к ее запястью, и крепко его сжала.

Моя девочка обращалась ко мне единственным доступным ей способом, с такой настойчивостью, что речь, очевидно, шла о чем-то важном.

– Я во всем разберусь, – пообещала я.

Наконец я взяла у нее стакан и стиснула в пальцах. Это же письмо, самое настоящее письмо, которое прежняя Лиза прислала из дальней дали. Только вот написала она его на непонятном мне языке.