Текст книги "Герцогиня"

– Клянусь! – пообещал Тревельян, пытаясь сдержать улыбку.

– Мама любит рассказывать, что происходит из старин ной виргинской семьи, но в действительности она выросла в хижине в Смаки-Маунтинс. Она не получила никакого образования и жила в бедности.

– Но была красива?

– Да, очень. Когда ей исполнилось семнадцать лет, она отправилась в Нью-Йорк. Не знаю, где она взяла деньги на дорогу. Отродье говорит, что она украла их у отца, который как раз накануне продал несколько свиней. Вообще я не очень верю тому, что рассказывает моя сестрица. Но так или иначе, мама появилась в Нью-Йорке с деньгами и в дорогих туалетах и получила работу продавщицы в отделе парфюмерии большого универмага. Потом она встретила моего отца, влюбилась в него, они поженились и живут счастливо по сей день.

– Понимаю, – проговорил Тревельян задумчиво. Из обольстителя он превратился в слушателя, жаждавшего получить ответы на все интересующие его вопросы. – И они вкушают от вашей пресловутой американской свободы, заработали много денег, а вы – наследница большого состояния и теперь сделаетесь герцогиней.

– Не совсем так.

– Да? – взгляд Тревельяна стал напряженным, казалось, он мог видеть сквозь стены.

– Мой дед, отец моего отца, был известен как Командующий.

Тревельян смотрел на Клер, глаза его блеснули.

– Вижу, вы слышали о нем, – сказала она, самодовольно улыбаясь.

– Как повезло вашей матушке, что она влюбилась в сына такого богатого человека!

– Да, вы правы. Только дед не дал молодым никаких денег. Я имею в виду наличные. Он распорядился выплачивать десять тысяч долларов в год.

– Боже, да это же ничто!

– Да, если принять во внимание, что мой отец привык к роскоши с детства, – подтвердила Клер.

– Но ваши родители выстояли. К тому же они любили друг друга.

Клер ничего не ответила, предпочитая не замечать сарказма Тревельяна.

– Мой дед умер пятнадцать лет назад и оставил наследство – миллионов тридцать. Он…

– Не так уж и много!..

– Он оставил десять миллионов отцу, десять миллионов матери, считая, что женщины должны быть независимы, и десять миллионов мне – ими управляет опекун.

– А вашей очаровательной сестре?

– Она тогда еще не родилась.

– Надеюсь, ее не обидят… Клер промолчала.

Тревельян изучающе посмотрел на нее. Она вдруг начала наводить порядок на столике.

– Ну и что дальше? – спросил он.

Клер не хотела больше рассказывать. Почему он не может удовлетвориться тем, что она уже сказала? Почему он всегда идет до конца?

– Думаю, мои родители прожили все деньги. На лице Тревельяна отразился ужас.

Клер с трудом улыбнулась.

– Мой отец большой любитель красивых дорогих вещей: лошадей, бренди, морских прогулок на собственной яхте…

«Бездельник», – подумал Тревельян.

– А ваша мать? Как ей-то удалось истратить столько денег?

– Она так мечтала попасть в высшее общество! Ведь свет был недостижим для нее в юности. Вот она и построила дом, устраивала вечера и приемы…

– Десять миллионов на вечера и приемы?! – удивился Тревельян.

– Мои родители много истратили на мое образование, нам с сестрой ни в чем не отказывали.

Тревельян помолчал, переваривая информацию.

– Значит, сейчас все деньги вашей семьи – это ваша доля наследства, которой распоряжается опекун?

– Да.

– И как же это осуществляется?

– После смерти деда я получаю четверть годовых процентов.

– То есть вы уже заплатили за свое образование?.. Клер промолчала.

– После замужества я получу основной капитал. Тревельян молчал.

– Я получу деньги только при условии, что родители одобрят мой брак. Дед оговорил это в своем завещании, потому, что у него была младшая сестра, которой он дал несколько миллионов долларов приданого, а она взяла и вышла замуж за игрока, который проиграл все до последнего цента.

– А с ней что случилось?

– После того как все деньги кончились, она вернулась в дом деда.

– Полагаю, он не дал ей больше ни пенни?

– Ну почему вы всегда так жестоки? Мой дед завещал тете проценты с какой-то суммы, потребовав, однако, гарантий, что она не станет жертвой очередного альфонса.

– Он любил повелевать людьми?

– Дед дал деньги моим родителям без всяких условий, – резко сказала Клер и замолчала.

– Итак, у ваших родителей нет ни пенни, а у сестры и не было. Кто же получит ваши деньги, если вы выйдете замуж без их согласия?

– Мои родители, – тихо ответила она.

– Надеюсь, они одобряют Гарри?

– Да, конечно. Мама считает, что ни за какие деньги нельзя купить высшее общество. А отец говорит, что друзья Гарри знают толк в жизни.

– Он имеет в виду тех, кто днем убивает животных, а вечером пожирает их?

– Гарри управляет этим домом и тремя другими. Это требует много труда и времени.

– Моя дорогая, наивная, маленькая американка, Гарри управляет тремя имениями не больше меня. Он нанимает людей, которые делают всю работу за него. А вся власть сосредоточена в руках матери Гарри.

– Это неправда! Он так часто уезжает по делам!

– Гарри только покупает. Вы видели в доме картины, мебель, дорогие безделушки, лошадей и экипажи в конюшнях? Из поколения в поколение герцоги женились на богатых наследницах и проводили жизнь в праздности и удовольствиях. Именно к такой жизни готовили и Гарри.

– Вы хотите сказать, что он женится на мне только из-за моих денег?

– Вы разве выходите за него замуж не потому, что хотите стать герцогиней?

– Нет, я люблю Гарри. Мне нравится и этот дом, и здешняя жизнь, я полюбила Шотландию и ее обитателей…

– Вы так романтичны. Вы любите придуманную жизнь, вам нравится то, что угодно вашим родителям, вы хотите стать герцогиней, получить деньги деда и позволить матери и отцу жить так, как они привыкли!

– Мне не нравится, когда вы так говорите!

– А Гарри вам нравится?

– Да. Он милый, добрый, нежный и…

– На него и смотреть – одно удовольствие!

– Да, – заявила Клер упрямо, гордо подняв голову.

– Красивая внешность Макарренов всегда позволяла герцогам жениться на богатых женщинах.

Клер промолчала.

– И они были счастливы в браке?

– Полагаю, в большинстве случаев – да. Я слышал, что все герцоги Макаррены были превосходными любовниками и, что удивительно при их избалованности, верными мужьями.

– А чего же еще желать женщине? – тихо спросила Клер, глядя на Тревельяна.

– Если бы я был женщиной, то требовал бы от брака намного большего, – выкрикнул Тревельян.

Клер отодвинулась от него. Ей не нравился оборот, который принял их разговор.

– Мне нужно вернуться. Гарри сегодня дома, я хочу его видеть. – Она поправила ему подушку. – Надеюсь, вы теперь начнете выздоравливать. Я скажу Оману…

Тревельян схватил ее за руку и задержал на мгновение.

– Не уходите, – прошептал он.

На секунду Клер разглядела в его темных глазах страх одиночества. «Да, он одинок, так же, как я. Он чужой здесь, как и я», – подумала девушка.

Но через мгновение его взгляд опять стал насмешливым. Казалось, Тревельян не может никому позволить заглянуть под маску. Он отбросил руку Клер, как будто ему было неприятно ее прикосновение.

– Ладно, ступайте к своему герцогу. Гарри захочет показать вам лошадь, которую купил для вас. – И он отвернулся к стене.

Клер взглянула на Тревельяна и приняла неожиданное решение: она остается, он все еще болен, ему нужен уход, он одинок. Но в душе девушка знала правду: она хотела остаться, ей нравится его острый ум. Тревельян смеялся над ней, он циничен и язвителен, но одновременно искренний человек.

Клер молча вышла из комнаты и отправилась поговорить с Оманом. Она написала записку сестре, в которой сообщала, что не появится до обеда. Отродье должна была еще раз взять на себя Гарри и остальных.

Когда Клер вернулась к Тревельяну и сказала, что остается, он даже не поблагодарил ее. Девушке тут же захотелось убежать, но мысль о еще одном тоскливом дне, проведенном в доме, заставила ее сдержаться.

– Так что же мы будем делать? – спросила она Тревельяна. – Играть в карты?

– Я должен поработать, буду писать часа три, а потом..

– Если вы встанете с постели, я немедленно уйду. Он сдержал улыбку.

– Я обыграю вас в шахматы.

– О, вы так уверены?

Позже Клер вспоминала этот день, как один из caмых удивительных в своей жизни. Одно дело – провести время с Тревельяном, когда он занят своими делами или когда вокруг люди, и совсем другое, совершенно удивительное чувство быть в центре его внимания.

Они играли в шахматы, но это не была игра в чистом виде. Тревельян не смотрел на доску. Клер называла ему свои ходы, и он немедленно отвечал, куда передвинуть его фигуры.

Они все время разговаривали. Тревельян задавал ей вопросы, много вопросов. Небольшой опыт Клер в общении мужчинами свидетельствовал о том, что они больше всего свете любят говорить о себе. А вот Тревельян хотел узнать о ней самой, не только о ее жизни в Нью-Йорке и о том, она читала и где бывала, но и ее мысли ч чувства.

Он спрашивал, как она относится к англичанам, и сильно ли они отличаются от американцев. Что она думает об англичанках. Его интересовало, чем жизнь в Америке отличается жизни в Англии.

Клер отвечала быстро. – Я не понимаю отношения английской аристократии к деньгам. Если американцу нужны деньги, он старается их заработать, ищет, куда бы их вложить, изобретает что-то просто находит работу, то есть получает деньги за свой труд.

– А англичане разве действуют иначе?

– Я ничего не могу сказать о простых людях. Мне кажется странным деление на классы в современном мире. Члены высшего общества в Англии, похоже, вовсе не заботятся о том, как заработать деньги. Я слышала, что лорд Айрли совершенно разорился и вынужден продать землю и дома. Но я знаю, что он владеет великолепными сельскохозяйственными угодьями. Почему же он ничего не делал с этой землей?

Клер сделала ход и посмотрела на Тревельяна.

– Когда я высказала свое мнение о лорде Айрли, все в комнате замолчали и уставились на меня так, будто я издала неприличный звук?

Тревельян назвал свой следующий ход. Казалось, шахматы для него – сущее наказание.

– И тем не менее вы собираетесь замуж за представителя этого самого высшего класса, как вы его называете.

– Я выхожу замуж за Гарри, потому что люблю его, – ответила Клер. По ее тону легко было догадаться, что она не собирается обсуждать с ним свой будущий брак.

– А что думают англичане о вас? Клер рассмеялась.

– Кажется, они считают меня помесью краснокожего и легкомысленной девицы. Я часто шокирую их.

– Наверное, они правы. Не думаю, что благовоспитанная девушка стала бы проводить целые дни в покоях чужого мужчины, как это делаете вы.

Слова Тревельяна не задели Клер.

– Наверное. Но ведь за нами приглядывают, к тому же вы… – Она чуть было не сказала, что по возрасту он годится ей в отцы, но Тревельян так выразительно посмотрел на нее, что она покраснела и отвернулась. – Вы не обидитесь, если я спрошу, сколько вам лет?

Клер успела привыкнуть к тому, что Тревельян не отвечает ни на один вопрос. И на этот раз он ничего не сказал о своем возрасте и продолжал спрашивать ее о семье и о том, почему ее хорошенькую младшую сестру прозвали Отродьем.

– Внешность Сары Энн – ее главное несчастье, – ответила Клер с чувством. – Она была прелестной с первого дня жизни. Не проходит и часа, чтобы кто-нибудь не сказал ей, как она хороша. Когда ей было всего три года, она залезла на колени к одному из самых богатых, влиятельных и толстых друзей отца и попросила дать ей бриллиант, висевший на цепочке его часов. Он решил, что это очень мило, и дал ей камень. С того случая все и началось. Она решила, что не стоит заниматься благотворительностью.

– Кажется, это одна из особенностей американской психологии?

– Не смейте говорить ничего плохого о моей стране. По сравнению с Америкой, ваша… – она запнулась, не желая продолжать.

Но Тревельян знал, как заставить Клер говорить. Он пристально смотрел на нее, стремясь подчинить своей воле.

И Клер начала рассказывать о том, что увидела в Англии и Шотландии.

– Это страна прошлого…

– Я думал, именно это вам нравится. Распустили нюни о старике Мактаврите. А бедняга Гарри мерзнет в юбке, лишь бы произвести на вас впечатление!

При этих словах Клер бросила взгляд на плед, перекинутый через спинку стула. Сам Тревельян тоже надевал его. Неужели он тоже хотел произвести на нее впечатление?

Глаза Тревельяна были устремлены на шахматную доску с нарочитым вниманием.

– Так что же, вам не нравится прошлое?

– Нравится. Я люблю историю. Но я понимаю, что время нельзя остановить. Мир должен развиваться, иначе жизнь станет подобна пруду со стоячей водой. Нужно двигаться вперед, в противном случае человечество не выживет.

– Я не понимаю, как в вас сочетается любовь к шотландским юбкам с американскими идеями о необходимости перемен. А что плохого в том, чтобы оставить все, как есть? Вы говорите, как миссионер, стремящийся обратить людей в другую веру. Религия несчастных дикарей недостаточно хороша для него!

Клер в замешательстве взглянула на Тревельяна.

Я не имею в виду ни религию, ни философию. Я говорила о ванных комнатах.

Клер с радостью убедилась, что его взгляд смягчился, он выглядел смущенным.

Она встала и подошла к окну.

– Посмотрите на этот прекрасный дом. Подумайте о людях, живущих в нем. Ведь на дворе конец девятнадцатого века, на пороге двадцатый. А тут водопровод семнадцатого века, то есть попросту вовсе никакого водопровода! – Она раздраженно всплеснула руками. – Все пользуются ночными горшками. Воду носят в комнаты в ведрах. – Она посмотрела в окно, потом обернулась к Тревельяну. – Да, я люблю историю. Люблю. Если бы я была… в общем, в Шотландии, я бы постаралась, чтобы каждый мужчина, женщина и ребенок знали историю своей страны и семьи. Мне грустно видеть, что многие шотландцы, с которыми я встречаюсь, ничего не знают о своем прошлом. Многие дети никогда не слышали старых баллад. Мало кто знает, сколько крови было пролито в борьбе за независимость.

– Но какое отношение это имеет к ванным?

– Самое прямое. Нужно знать свое прошлое, но нельзя жить им. Мне кажется, люди забыли традиции и предания прошлого, но сохранили древний водопровод, ездят в каретах и делают все, чтобы не видеть подлинной жизни.

– А я то полагал, что вы находите жизнь в Шотландии идеальной.

– Вы смеетесь надо мной, подшучиваете, как над ребенком, но я замечаю все, что делается вокруг. Мактаврит живет в своей хижине, как жили его предки триста лет назад.

– Мне показалось, вам понравился его закопченный домишко.

– Да, понравился. Но мне не нравится бедность. Лорд Мактаврит крадет скот. Он рискует навлечь на себя гнев матери Гарри, беря то, в чем нуждается, и без сомнения отдавая гораздо больше.

– Мактаврит отдает?! Ха-ха!!!

– Он украл трех коров. Неужели вы думаете, что один маленький старичок смог съесть все это мясо?

– Может быть, он резал их по очереди? Клер уставилась на Тревельяна.

– Так вы думаете, он один съел все мясо? Тревельян откинулся назад и с интересом взглянул на девушку.

– Что, по вашему мнению, может помочь этим людям выбраться из нищеты? Американские фабрики? Американские железные дороги, проложенные среди холмов? Вы взорвали бы эти горы динамитом? Возили бы туристов глазеть на этих странных шотландцев в национальной одежде?

Клер села.

– Не знаю. – Она смотрела на свои руки, сложенные на коленях.

– Почему вас так занимает судьба шотландцев? У вас есть деньги, будет и герцог. Чего вам еще?

– Вы все еще не понимаете. Став герцогиней, я принимаю на себя большую ответственность. Мой долг – заботиться об этих людях, следить, чтобы они не голодали.

Тревельян зло рассмеялся.

– Вы рассуждаете, как древний феодал. Эти люди просто арендуют вашу землю. Герцог больше не является судьей и не решает судьбы своих вассалов. – Он посмотрел на нее. – А вы хотите совместить водопровод в канун двадцатого века с традициями шестнадцатого.

– Может быть, и так – прошептала Клер. – Все это так сложно.

Она улыбнулась.

– Не знаю, как добиться желаемого, но попытаюсь. Тревельян засмеялся, потом нахмурился.

– И вы надеетесь, что мать Гарри позволит вам действовать?

– Конечно. Гарри сказал мне, что я смогу делать все, что захочу.

Тревельян только хмыкнул в ответ. Клер посмотрела на шахматную доску и увидела, что пока они разговаривали, Тревельян играл сам с собой.

– Так вы выиграли или проиграли? – спросила она.

– Конечно, выиграл, – ответил он, и глаза его засверкали. Клер рассмеялась, и на мгновение ей показалось, что между ними возникло какое-то чувство. «Это дружба», – подумала Клер. Да, они становятся друзьями, несмотря ни на что.

– Я рассказала вам то, что никогда не рассказывала никому, – тихо произнесла она. – Я рассказала вам о матери, об отце, о своих взглядах. – Она замолчала. – Это не так легко – быть богатой. Не так просто быть внучкой Командующего. В моей жизни… – Она остановилась и подняла руку. – Знаю, вы скажете: «в вашей короткой жизни». Это правда, я еще молода, но уже кое-что пережила. Мои родители не… – Клер опять замолчала, зная, как выразить свою мысль.

– Не всегда достаточно хорошо понимают вас, – продолжил за нее Тревельян.

– Да, именно так. Бывают ситуации, в которых я чувствую себя взрослее них.

У Тревельяна уже сложилось собственное мнение о ее родителях. Он легко мог себе представить двух избалованных бездельников, во всем зависящих от этой молодой девушки. Они выдают ее замуж, чтобы вернуть себе все то, к чему они привыкли. Жизнь уже давала им один шанс, но они его упустили. А теперь они хотят, чтобы Клер пожертвовала собой ради их благополучия.

– Вы рассказывали мне о вашей жизни…

– Да. – Девушка отвернулась к окну. – Я встречала в жизни многих мужчин, которые хотели бы подчинить меня себе, изменить.

– Они охотились за вашими деньгами, – сказал Тревельян, не церемонясь.

– Да, это так.

Клер замолчала и Тревельян закончил ее мысль.

– Не хотите ли вы спросить, не охочусь ли и я за вашими деньгами?

– Может быть, – прошептала Клер, – я становлюсь подозрительной, когда люди ко мне хорошо относятся.

– Все, кроме Гарри.

Она улыбнулась, когда он упомянул Гарри, хотя даже не вспоминала о нем до этой минуты. Темные глаза Тревельяна заставили ее забыть обо всем. Она взглянула на часики.

– Мне пора. Скоро обед, и я очень хочу взглянуть на сюрприз Гарри – мою лошадь. А еще я мечтаю проследить за этими двумя дамами – охотницами за столовым серебром.

– Неужели они все еще живы?

– Живы и вовсю воруют. Клер подошла к кровати.

– Вы поправитесь, ведь правда?

– Да, конечно. И у меня есть Оман.

– Хорош помощник! Да он готов был оставить вас лежать в постели одного.

– Должен признаться, что компания хорошенькой девушки всегда способствует быстрейшему выздоровлению.

Клер вспыхнула до корней волос.

– Как вам не стыдно? Прошу вас, поешьте и засните.

– Слушаюсь, мэм, – ответил он шутливо. Клер была уже у двери, но вернулась и подошла к нему.

– Велли, я благодарю вас за вашу дружбу.

Глаза Тревельяна широко раскрылись от удивления, когда он услышал, что Клер назвала его детским именем, но он промолчал. Такая сиделка имеет право называть больного, как ей угодно. Он улыбнулся, а девушка наконец ушла.

Клер сбежала вниз по старой каменной лестнице, но вспомнила, что хотела попросить у Тревельяна одну книгу, написанную капитаном Бейкером, и побежала назад в гостиную. Омана нигде не было видно. Она заглянула в спальню и увидела, что Тревельян спит.

Клер взяла книгу со стеллажа и пошла к двери. Однако в последний момент оглянулась на одиннадцать заветных столиков. Ей с самого первого дня хотелось узнать, чем занят Тревельян, и сейчас любопытство победило. Она посмотрела на дверь спальни и подошла к первому столику, заваленному бумагами. Множество небольших листочков были исписаны бисерным почерком. Клер поднесла один к глазам, но ничего не смогла разобрать. Еще раз оглянувшись на дверь спальни, она подошла к окну и стала рассматривать листок в тусклом свете уходящего дня. Там говорилось о городских стенах, их высоте и материале, из которого они были сделаны. На обороте указывались размеры камней и теоретические выкладки строительства.

Клер положила листок обратно и подошла к следующему столику. Здесь она нашла перевод стихов с неизвестного ей оригинала. Пока она не могла понять, чем занимается Тревельян. На четырех столиках находились переводы с разных языков, причем древних. Еще на одном столе были разложены материалы о путешествиях, кажется, по Китаю. На другом Клер нашла материалы о поисках золота в Аравии.

Только на седьмом столике забрезжил свет. Там Клер нашла работу, посвященную созданию алфавита испанского языка. В пространных комментариях описывалась фонетическая система.

Клер чувствовала себя не в своей тарелке, переходя от столика к столику и рассматривая маленькие листочки. Она читала, что капитан Бейкер часто бывал в совершенно диких местах. Если бы аборигены увидели его пишущим, он мог бы поплатиться за это жизнью. Поэтому ему и приходилось записывать свои впечатления на маленьких клочках бумаги, чтобы их легко было спрятать. В свое время Клер была потрясена смелостью капитана: он так часто рисковал жизнью!

Она взяла еще один листок. Там были заметки о языке Пеша и его народе. На листках были рисунки людей в длинных одеждах и драгоценных браслетах. Были там и сведения о размерах городских стен и расстоянии между ними.

Когда Клер подошла к восьмому столику, она испытала самое сильное потрясение за свою короткую жизнь. Она увидела заметки о себе самой, написанные твердым, заостренным почерком Тревельяна. Он описывал каждый разговор с ней. Девушка быстро пробежала глазами описание своего общения с обитателями Брэмли. Тревельян изображал ее, как доброго, но глуповатого ребенка.

Под рукописью лежала стопка рисунков. Она видела сотни иллюстраций, сделанных капитаном Бейкером, и была хорошо знакома с его манерой. На первом листе Клер увидела карикатуру: она перегибает Гарри через спинку стула и стучит по спине, чтобы из его горла выскочила косточка от вишни. Тревельян изобразил ее крупной, сильной женщиной с лошадиной физиономией, а Гарри был похож на тщедушного ребенка. Следующая карикатура изображала ее сидящей с книгой в руках на стуле у окна в комнате Тревельяна и жующей яблоко. Подпись под рисунком гласила: «Американская наследница знакомится с капитаном Бейкером в „латинском варианте“.

На другой карикатуре Клер сидит верхом на лошади, вставшей на дыбы. В руках у нее кнут, которым она повелевает больному старику усмирить животное. Еще одни рисунок: она сидит во главе очень длинного стола, в герцогской короне вокруг – странные родственники Гарри, причем каждый из них изображен мастерски.

На столе было еще много записей и рисунков, но Клер не стала их рассматривать. Аккуратно сложив все бумаги, она отошла к окну.

– Ну что, вы выяснили то, что хотели? – раздался за ее спиной голос Тревельяна.

Она не вздрогнула, не испугалась, ее не смутило, что Тревельян, очевидно, давно наблюдал за ней. Она обернулась: Тревельян стоял в странном длинном одеянии и улыбался, как будто ждал похвалы за то, что сумел так долго хранить свою тайну.

– Вы – капитан Бейкер, – сказала Клер тихо, почти шепотом.

– Да. – В голосе Тревельяна звучали гордость и ожидание.

– Я ухожу. Гарри ждет меня.

Улыбка сошла с лица Тревельяна. Он схватил ее за руку.

– И вам больше нечего мне сказать?! Вы же так интересовались капитаном Бейкером!

Клер не поднимала глаз.

– Мне нечего вам сказать. – Как можно вежливее она высвободила руку и направилась к лестнице.

– Я увижу вас завтра? – спросил Тревельян. Она остановилась и сказала, не оборачиваясь:

– Нет, я не приду завтра. – И пошла вниз.

– Приходите, уходите – мне все равно! – крикнул он ей вслед и вернулся в комнату. «Как странно она себя повела», – подумал он. С первого дня он только и слышал: «Какой замечательный, какой великий капитан…» И он действительно великий человек. Почему же сейчас, узнав правду, Клер так непонятно отреагировала?

Тревельян поднял голову. Может быть, ей он тоже внушает страх? Так уже бывало раньше. Многие люди, слышавшие о нем, знавшие его работы, при встрече начинали заикаться и дрожать. Он улыбнулся и бросился следом за Клер.

Он нагнал ее у самой двери и схватил за руку.

– Почему вы вдруг испугались? Я такой же человек, как и все смертные, из плоти и крови. Мы можем продолжить наши встречи!

– Неужели?

– Конечно. – Тревельян не заметил иронии в ее голосе. Клер стояла неподвижно, пристально глядя на Тревельяна.

– Шрамы на ваших щеках – это от удара копьем в Африке? Наконечник прошел насквозь?

Тревельян кивнул.

– А шрамы на спине – следы когтей льва?

Он улыбнулся. Как приятно сознавать, что эта женщина так много знает о нем. Многие слышали о нем и его приключениях, но далеко не всем дано было прочесть то, что он написал. Тревельян страстно желал, чтобы именно Клер знала все о его жизни.

– А шрамы от ножа на ребрах? Тревельян молчал.

– Вы – магистр секты суфистов, – прошептала Клер.

Он изумился.

Клер грустно улыбнулась.

– Теперь я знаю о вас то, чего не знает ни один человек в мире. Вы писали, что стали магистром секты суфистов, но один из ваших оппонентов сообщил что это совершенно невозможно: для того чтобы быть принятым в орден, нужно пройти через особую церемонию. Насколько я знаю, она заключается в том, что человека повергают в транс и он наносит себе… – она остановилась, не в силах произнести вслух, что ему пришлось перенести. Тревельян – ученый каких мало. Ему мало просто изучать жизнь, он желал испытать все сам. Чтобы стать магистром ордена суфистов, священником «религии прекрасного», как ее иногда называют, он должен был войти в состояние транса и во время ритуального танца нанести себе удары ножом. Считается, что магистр способен исцелять раны новообращенных одним прикосновением.

Тревельян слегка поклонился, признавая ее правоту.

Клер опять посмотрела на него и коснулась ручки двери. Он взял ее за руку.

– Какая разница, что было в прошлом. Вы ведь можете приходить ко мне. Я буду… – Он улыбнулся: – Я буду учить вас языку Пеша.

Клер вырвала у него руку.

– А чему буду учить вас я?

– Не понимаю, о чем вы?

– Может быть, я смогу объяснить вам, что значит быть американской наследницей. Может быть, вы поймете, что такое американка, собирающаяся стать герцогиней.

– Постойте, Клер…

Ее гнев нарастал. Она надеялась, что успеет уйти от него, сумеет сдержаться, но все вышло иначе.

– Может быть, вы хотите написать книгу о своих наблюдениях надо мной? И ваши рисунки будут продаваться в книжных лавках по всему миру?

Тревельян наконец сообразил, что ее так рассердило.

– Вы ведь знаете: я пишу обо всем, что вижу.

– В том числе и о своих друзьях! – Она улыбнулась. – Не могу понять, как это я сразу вас не узнала. Шрамы. Холодный взгляд, которым вы смотрите на все и вся, как будто определяете, классифицируете живые существа и предметы. А какое латинское название вы дали мне? «Американус бакерус»? Полагаю, вы будете первооткрывателем! Или меня назовут как-то по-другому? Например «Американа бакера»?

– Я не совершил ничего ужасного! Почему вы так говорите со мной?

– Разве?! При каждом удобном случае вы задавали мне вопросы обо мне и моей семье. Вы спрашивали меня о людях, которых я встретила здесь. – Она сжала губы. – Вы спрашивали меня и о капитане Бейкере, и о… – Клер оглядела его с головы до ног. Вы спрашивали меня и о себе. Это похоже на подслушивание и подглядывание, капитан Бейкер. Или я по-прежнему могу называть вас Тревельяном? Или вообще никак не называть?

Клер сделала шаг к двери, но Тревельян загородил ей дорогу.

– Я не собирался лгать вам, – сказал он. – Есть причины, вынуждающие меня сохранять инкогнито.

– Чтобы продолжать шпионить?

– Я никогда этим не занимался!

– Может быть, в Пеше по-другому относятся к шпионам? Клер видела, что Тревельян хорошо понимает ее.

– Я поясню вам, мистер, не знаю как вас называть! Я не туземка и не буду объектом вашего изучения. Когда я вспоминаю, как вы сидели и наблюдали за мной у Мактаврита, потом здесь… А я… я помогала вам, когда вы болели. – Она отошла от него, как будто даже стоять рядом с ним ей было неприятно. – Я не принадлежу к аборигенам, чьи странные и интересные обычаи вы можете изучать. Я американка, и очень богатая американка. Если вы посмеете хоть что-нибудь опубликовать обо мне, я привлеку вас к суду!

Тревельян с изумлением взглянул на Клер и отступил в сторону.

– Я не стану писать о вас, мисс Уиллоуби. Прощайте. Желаю вам счастья с вашим герцогом.

Клер не обратила внимания на его последние слова и молча вышла.