Текст книги "Озарение"

Глава 21

В ночь накануне открытия библиотеки все они, кроме Дорин и Макса, работали там до трех часов.

– Все! – сказал наконец Джейсон. – Скажите, неужели и я такой же грязный, как и вы? – спросил он хриплым голосом, натруженным в попытках ответить на тысячи вопросов, которые задавали ему в этот день.

Они смотрели на результаты своей работы. Библиотека была отделана по высшему классу.

– У тебя вид хуже нашего, – бесстрастно заметила Эйми. – Как по-твоему, Рафаэль? – В течение шести недель ежедневного общения они хорошо узнали друг друга, и Эйми дивилась тому, что когда-то боялась его. Рафаэль показал себя очень талантливым и как художник, и как организатор.

– Хуже меня, – уточнил Рафаэль, – но ведь старики всегда выглядят плохо.

– Старики? – переспросил Джейсон. – Я покажу тебе стариков! – воскликнул он и буквально прыгнул на юношу, но тот увернулся, и Джейсон упал на дубовый паркет, вскрикнув от боли.

Все мгновенно окружили его.

– Джейсон! Джейсон! – повторяла Эйми, подложив ладони ему под голову. Джейсон не открывал глаз, и с его губ сорвался короткий стон.

– Вызовите врача! – распорядилась Эйми, но в следующую секунду Джейсон вскинул руку, притянул к себе голову Эйми и прижал ее губы к своим в долгом, страстном поцелуе.

Наконец она оторвалась от него, хотя ей этого и не хотелось. Джейсон тут же вскочил и, взявшись за Рафаэля, быстро уложил на пол молодого, менее рослого парня.

– Я не хотел делать вам больно, – проговорил Рафаэль, когда Джейсон наконец дал ему подняться на ноги.

Эйми стояла в тени, повернувшись спиной к присутствующим. Ее все еще трясло от поцелуя Джейсона, поцелуя, который, как ей казалось, не имел для него никакого значения.

Как всегда, Джейсон отвез Эйми домой, стараясь не думать о том, каким унылым станет этот дом, когда Эйми и Макс уедут.

– Еще один день, – проговорил Джейсон, – и все будет кончено. Ты будешь рада, не так ли?

– О да, очень.

Джейсон ничего не сказал, но ее ответ больно ранил его.

– Макс будет очень рад возвращению, я уверен в этом, – заговорил Джейсон. – Он, должно быть, скучает по своей комнате.

– Да, конечно, – согласилась Эйми.

– А этот человек…

– Арни, – с готовностью напомнила Эйми.

– Да. Он, несомненно, будет рад вам.

– Безумно, – поддакнула Эйми, пытаясь заставить свой голос звучать искренне и радостно.

– Эйми…

– О Боже, посмотри на часы! – воскликнула она, когда Джейсон выезжал на дорогу. – Дорин, наверное, нас заждалась.

– Наверняка. Я уверен в этом. Послушай, я о сегодняшнем…

– А, об этом. – Эйми поняла, что он говорил о поцелуе. – Если хочешь, я не буду говорить об этом Арни. А сейчас я желаю тебе спокойной ночи, увидимся утром. – И она стала подниматься по ступенькам крыльца. Через несколько минут она на цыпочках пошла взглянуть на Макса, чтобы быть уверенной, что с ним все в порядке. Он так крепко спал, что даже не пошевелился, когда она накрывала его еще одним одеялом.

– Думаю, что твоя бабушка сумасшедшая, – прошептала она спящему ребенку. Эйми пообещала Милдред, что она позволит Джейсону сделать первый шаг.

– Пока он не скажет тебе, что вовсе не собирается жениться на Дорин, ты должна постоянно напоминать ему о Барни.

– Арни, – поправила ее Эйми. Макс во сне перевернулся на другой бок, на мгновение открыл глаза и увидел мать: потом на его лицо появилась добрая улыбка, и он снова закрыл глаза. Чтобы немного расслабиться, Эйми стала думать о том, как он смотрел на нее. От его улыбки таяло сердце.

– Знакомство с тобой было для меня благословением, – прошептала она, целуя кончики своих пальцев и касаясь ими губ Макса.

Распрямившись, она зевнула. Пора спать, завтра приезжает президент Соединенных Штатов.

– Вот первый, – сказала Эйми, протягивая руку к листу бумаги, выходившему из факсового аппарата. По мере того как она читала, глаза ее открывались все шире – сначала от ужаса, потом от изумления.

– Скажи же нам! – воскликнул Рафаэль. – Что там написано?

С лицом, выражающим сомнение, Эйми протянула факс юноше. Его ножевая рана за последние недели зажила, и теперь он был уже гораздо меньше похож на убийцу, разыскивающего свою жертву.

Рафаэль пробежал глазами текст, расхохотался и передал бумагу Джейсону.

Все, кто работал над фресками, сгрудились в библиотеке вокруг факсового аппарата, словно они замерзли, а это была не канцелярская машина, а жаркий камин.

Этим утром президент посетил Абернети, и теперь они ожидали от президентской службы информации пресс-релиз о том, что видел президент. То, что появится в прессе, могло либо сделать карьеру Эйми, либо разбить ее.

– Гибрид японского искусства и яванского театра теней с «Арт Деко», – прочитал вслух Джейсон. – «Ошеломляюще и весьма самобытно». – Он с сомнением взглянул на Эйми.

– Читай дальше, – попросила она. – Читай до конца.

Поскольку Джейсон больше ничего не сказал, Эйми взяла у него бумагу.

– Эта статья в основном развенчивает мои «хорошо выполненные» и «имеющие право на существование» фрески, тогда как работы Макса… – Она всмотрелась в текст, чтобы точно его процитировать. – «Представляют собой Искусство с большой буквы». – Эйми посмотрела на сына, сидевшего в кресле, и улыбнулась ему. – «И они, – продолжала Эйми, – великолепны».

Все это происходило в «Комнате Абернети», вход в которую в течение всех шести недель был для Эйми закрыт, так как ее сын творил в одиночестве. Когда Эйми подумала об этой комнате, она поняла, что нужно быть готовой утешать Макса, если ни на кого не произведут впечатления черные формы, которые ребенок двух с половиной лет называл обезьянами. Но когда Эйми наконец увидела эту комнату, следуя позади президента, она была слишком ошеломлена увиденным на стенах, чтобы помнить о том, кто был рядом с нею.

– Священный Толедо, – пробормотала она, оглядывая комнату, и ее слова, казалось, выразили единодушное мнение, поскольку никто больше не проронил ни слова. Все стены, потолок и даже деревянный пол являли собою картину мрачных джунглей. Высокие, как башни, бамбуковые заросли словно шевелились под легким ветерком, которого не было в комнате, но который ощущался в росписи. Обезьяны выглядывали из-за веток и стеблей растительности; одни из них жевали бананы, другие просто смотрели пристальным взглядом, неотступно следя за вами, пока вы не отступали назад, боясь оказаться слишком близко к этим неприрученным обезьянам.

– Никогда не видел ничего подобного, – прошептал какой-то маленький человечек, впрочем, Эйми уже сказали, что это был художественный критик из «Вашингтон пост». – Изумительно! – бормотал он себе под нос, вытягивая шею, чтобы лучше видеть. – Это написали вы? – Ему каким-то образом удалось посмотреть на Эйми свысока, хотя они были одного роста.

– Нет, мой сын, – тихо ответила Эйми. Человечек перевел удивленный взгляд на Рафаэля, стоявшего за спиной Эйми.

– Это ваш сын?

– Мой сын вон там, – указала она рукой в сторону Макса, стоявшего рядом с Джейсоном.

Несколько мгновений художественный критик, а с ним и президент, выглядели смущенными. Эйми не хотела, чтобы Джейсона приняли за отца ее сына.

– Макс, дорогой, подойди сюда, – позвала сына Эйми, протягивая к нему руку. – Я хочу представить тебя президенту.

После этого словно небеса разверзлись. Визит президента в Абернети был предпринят отчасти в целях широкой рекламы, поскольку близилась его встреча на высшем уровне на Ближнем Востоке, а отчасти для вручения премий за научные работы школьникам города Абернети. В связи с этим последним обстоятельством его сопровождала толпа журналистов. Теперь, когда все узнали, что эта совершенно необычная комната была расписана совсем маленьким мальчиком, градом посыпались вопросы. «Молодой человек, вы сами придумали сюжет для этой комнаты?» – «Полно, скажите-ка правду, ведь эту комнату расписала за вас ваша мать, не так ли?» – «Я думаю, что неплохо бы сказать правду об этих обезьянах, вам не кажется?» – «Скажите же нам правду, кто написал эти картины?»

Джейсон схватил Макса на руки и свирепо оглядел фоторепортеров.

– Очень сожалею, но наступило время дневного сна художника. И если вы обязательно должны затравить кого-то вопросами, обратитесь к взрослым. – С этими словами он кивнул Эйми и Дорин и вышел из здания. Макс доверчиво отдался под его защиту.

Журналисты принялись засыпать вопросами Эйми, зная, что она расписывала стены в других комнатах, но она отсылала их к Дорин.

– Она в курсе всего. Меня не пускали в эту комнату даже для того, чтобы посмотреть, что там происходило.

Обернувшись к Дорин, Эйми ожидала, что та будет смущена необходимостью общаться прессой или, по крайней, мере проявит сдержанность, но все было иначе. Дорин давал интервью и фотографировались так, словно всю жизнь провела перед камерой.

И вот теперь, спустя несколько часов, они читали о триумфе «Черных Обезьян» и о том, что Макса провозгласили новоявленным гением.

– Я всегда знала, что у него блестящие способности. Мне очень приятно слышать всеобщее подтверждение этого, – гордо сказала Эйми, и все дружно рассмеялись.

– Именно то, что нужно! – воскликнул Джейсон, когда вошел Чарльз с тремя двухквартовыми бутылками шампанского. За ним следовали четверо юных поваров с огромными подносами, наполненными снедью.

– Для кого это все? – пробормотала Эйми и Джейсон повернулся к ней, широко улыбаясь.

– Я пригласил кое-кого, чтобы отпраздновать это событие, – сообщил он. – Я знал, что тебя ждет триумф, и спланировал это заранее.

Эйми не волновало то, что ее работа не получила широкого признания, в глубине души понимая, что ей, вероятно, не суждено стать великим художником и что ее не ждет большой успех, но Макс достиг и того и другого и будет продолжать в том же духе, и этого было для нее достаточно. Произвести на свет ребенка с таким талантом, как у Макса, очевидно, предел того, что она могла требовать от жизни. За исключением того, додумала она, оглядывая с головы до ног Джейсона, что она, возможно, могла бы получить для своего ребенка еще и отца.

– За нас! – поднял бокал Джейсон; его глаза встретились с глазами Эйми, а улыбка наполнилась выражением интимного взаимопонимания, словно бы он мог читать ее мысли.

За поварами в комнату вошел владелец универмага в Абернети, за которым следовали его жена и трое детей. Продолжали эту процессию семья владельца магазина скобяных изделий и директор начальной школы с четырьмя учителями, далее…

– Ты пригласил весь город? – спросила Эйми.

– Всех, – подтвердил Джейсон, – И их детей.

Эйми рассмеялась, понимая, что никогда в жизни не была счастливее, чем в эту минуту. Это слишком хорошо, чтобы длиться долго, услышала она внутренний голос, но отпила еще шампанского и подумала, что музыка доносится из окружавшего дом сада, но, к большему своему удивлению, увидела оркестр, игравший танцевальную музыку.

Эйми улыбнулась и повернулась к внимательно смотревшему на нее Джейсону, выражение лица которого говорило ей, что он ждет ее одобрения. Глядя на него, она подняла свой бокал, сопроводив этот жест безмолвным тостом.

В час ночи перед зданием библиотеки остановилась вереница автомобилей, чтобы развезти всех по домам. Джейсон даже раздал водителям адреса, так что тот, кто перебрал шампанского, мог не беспокоиться на случай, если бы забыл, где живет. Дорин отнесла спящего Макса в одну из машин, сказав, что уложит его спать и посидит с ним до возвращения домой Джейсона и Эйми.

Всего через несколько минут Эйми и Джейсон оказались в библиотеке одни, и по контрасту с легкомысленной атмосферой вечера библиотека показалась им громадной и опустевшей. Эйми сидела в жестком дубовом кресле за читальным столом и смотрела на Джейсона. Триумф сына все еще пульсировал в ее крови, и так будет до конца ее жизни, подумала Эйми.

– Ты счастлива? – спросил Джейсон, остановившись перед Эйми и глядя на нее сверху вниз со странным выражением лица. В руке у него был бокал шампанского.

– Очень, – пробормотала она, смело глядя ему в глаза. Возможно, в этом был виноват мягкий свет ламп, стоявших на читальных столах, но выглядел Джейсон лучше, чем когда-либо.

– Немного завидуешь Максу, укравшему у тебя успех?

– У тебя своеобразных юмор, – с улыбкой ответила Эйми. – Я родила величайшего художника нашего столетия. Посмотрим, как мой сын достигнет вершины.

Джейсон рассмеялся и, не успев даже подумать, сказал:

– Я всегда любил тебя.

– Меня и всех других женщин в этом полушарии, – отрезала Эйми, не сумев сдержать себя.

Услышав это, Джейсон швырнул бока об стену, и он разлетелся на тысячи осколков. Одним мощным рывком он выхватил Эйми из кресла и, заключив в объятия, прижал к себе. А потом впился в ее губы своими. Почти грубый поцелуй быстро превратился в нежный, и в то мгновение, когда его язык коснулся языка Эйми, тело ее обмякло, готовое к капитуляции.

– Так долго… – пробормотала она. – Так бесконечно долго.

Джейсон прижимал Эйми к себе, лаская ее спину, его пальцы путались в ее волосах.

– Так долго без меня или без… него?

– Никакого «его» не существует, – выдохнула Эйми, уткнувшись лицом ему в шею.

Услышав это, Джейсон отодвинул ее от себя на расстояние вытянутых рук.

– Арни не существует?

– Только человек, который владеет фабрикой по производству картофельных чипсов.

Джейсону понадобилась секунда, чтобы ее понять. И он снова привлек ее к себе.

– Решено. Я покупаю эту фабрику и называю ее по имени моего двоюродного дяди.

– А как насчет Дорин? – Эйми хотелось сказать больше, но руки Джейсона, ласкавшие ее тело, мешали ей сосредоточиться.

Джейсон обнимал ее со всей столь долгой сдерживаемой страстью и целовал, казалось, всем своим телом.

– Я люблю тебя, Эйми, – шептал он ей прямо в губы. – Дорин выдумала нашу помолвку… Она думала, что делает это в моих интересах. Я пытался объяснить….

Вздох облегчения Эйми все сказал: она верила ему.

Джейсон притянул ее к себе еще ближе, глядя в самую глубину ее глаз.

– Не уезжай, Эйми. Пожалуйста, не уезжай отсюда. Останься здесь со мною навсегда.

Что Эйми оставалось сказать, кроме «да»?

– Да; – прошептала она, – да. После этого уже не осталось места словам, они уже срывали друг с друга одежду, выдавая наслаждение глубокими вздохами, когда обнажался очередной кусочек теплого тела. Оказавшись наконец обнаженными, они упали на матрас, на котором спал Макс после обеда, и, когда Джейсон вошел в нее, Эйми задохнулась от наслаждения и недоумения: как она могла когда-то покинуть этого человека? Как могла?

– Эйми, Эйми, – продолжал шептать Джейсон. – Я люблю тебя. Я люблю вас. Все, что Эйми могла ответить, было «да». Часом позже они все еще лежали на матрасе, обессиленные, крепко обняв друг друга.

– Расскажи мне все, – сказала Эйми, подумав, что эти ее слова прозвучали, как слова свекрови. – Я хочу знать все обо всех женщинах, обо всем. То, что я вижу, и то, что ты заставляешь меня чувствовать, – это две разные вещи. Я хочу понять, узнать тебя, но не могу. Мне нужны слова, – проговорила она.

Поначалу Джейсон говорил неохотно.

Действительно, какой мужчина захочет рассказывать женщине, как он в ней нуждается? Но, начав говорить, Джейсон уже не мог остановиться. Одиночество – прекрасное средство для развязывания языка. А до встречи с Эйми и Максом у него не было случая понять, какой пустой была его жизнь.

– Мне очень жаль, – сказала Эйми, и слова эти шли у нее из самого сердца, – мне очень жаль, что я причинила тебе боль.

Джейсон рассказал ей о том, как трудно было в Абернети, как воевали с ним горожане.

– Я думал, что они будут благодарны, но их возмущало, что какой-то пришелец из Нью-Йорка является сюда и пытается учить их, что делать.

– Но ты же здесь родился и вырос, – заметила Эйми.

Когда Джейсон ничего на это не ответил, она чуть отодвинулась, чтобы можно было его видеть.

– Что стоит между тобой и этим городом? И твоим отцом? – тихо спросила она. – Даже Милдред не сказала мне, что случилось.

Прошло много времени, прежде чем Джейсон заговорил снова.

– Порой человеку приходится встречаться с подтверждением своих худших опасений, и… – Он глубоко вздохнул. – Ты знаешь, что моя мать умерла, когда Дэвид был еще младенцем.

– Да. И знаю, что твоему отцу пришлось одному поднимать вас.

– Такова его версия, – сердито возразил Джейсон и тут же себя одернул. – У отца было мало времени, которое он мог уделять своим детям, и поэтому после смерти матери он предоставил нас самим себе.

– И как можно догадаться, это означает, что Дэвида он оставил на тебя.

– Да.

– Но я никак не возьму в толк, почему ты был настроен против Абернети?

Джейсон опять помолчал, словно ему нужно было успокоиться прежде чем продолжить:

– Моя мать была святая. Она была вынуждена выйти замуж за такого холодного ублюдка, как мой отец. Узнав, что умирает, она никому об этом не сказала. Она не хотела никого обременять, поэтому ходила к врачу одна, хранила плохие новости при себе и продолжала жить так, как будто ничего дурного не происходило.

Когда Джейсон умолкал, Эйми чувствовала напряжение во всем его теле.

– Но одна из абернетских сплетниц увидела ее в кафе мотеля милях в тридцати отсюда и, вернувшись домой, распустила слух, что у миссис Уилдинг связь за городом.

– И твой отец поверил этой сплетне, – тихо проговорила Эйми.

– О да. Он поверил настолько, что нанес ей удар в спину, прыгнув в постель какой-то горячей блондинки из… – Джейсон опять надолго замолчал. – Я один узнал правду. Я не пошел в школу и спрятался на заднем сиденье машины матери. Когда она вышла от врача, я был в приемном покое. Она взяла с меня обещание ничего не говорить отцу. Она сказала, что жизнь создана для того, чтобы жить, а не огорчаться.

– Мне бы так хотелось с ней встретиться… – проговорила Эйми.

– Она была чудесная женщина, но ей была суждена горькая участь.

– У нее были два любящих сына, и похоже, что ее муж сходил по ней с ума.

– Что? – взвился Джейсон.

– Как он принял весть о том, что его жена умирает?

– Он ни разу ни единым словом не обмолвился об этом, но после ее смерти заперся в комнате и три дня из нее не выходил. А выйдя, набрал себе огромное количество работы, так что постоянно не бывал дома и, насколько мне известно, никогда больше не произносил ее имени.

– Ты сомневаешься в том, что он ее любил? – Эйми задержала дыхание. Может быть, она зашла слишком далеко? Люди любят держаться своих мнений и не любят, когда им противоречат.

– Пожалуй, любил, – ответил наконец Джейсон. – Но лучше бы он больше любил нас. Порой необходимость быть для младшего брата отцом и матерью вызывала у меня отвращение. Иногда мне хотелось… поиграть в футбол, как все другие мальчишки.

Эйми ничего не ответила, но теперь представляла себе жизненный путь Джейсона. Его отец учил его тому, что деньги – это все и что, если хорошо работать, можно побороть любую боль и одиночество, а также всякого рода неприятные эмоции.

Эйми прижалась к Джейсону, ее плоть коснулась его плоти, и она почувствовала, что он снова возбуждается. Но Джейсон сдержался.

– А как складывалась твоя жизнь? Похоже, неплохо?

У Эйми было желание сказать ему, что она поступила очень правильно, уехав и самостоятельно сделав себе карьеру, и что ей не был нужен ни одни мужчина. Но эти слова так и не слетели с ее губ. Было время говорить правду Она глубоко вздохнула, чтобы утихомирить бешено стучавшее сердце.

– Да, я устроилась хорошо, но поначалу боялась, что мы с Максом умрем с голоду, – наконец сказала она. – Я поступила очень глупо, когда бежала отсюда.

– Почему ты не позвонила мне? Я бы помог. Я бы…

– Гордость. Я всегда была слишком гордой. Когда я узнала всю правду о Билли, мне следовало оставить его, но я не смогла бы вынести разговоров о том, что ушла потому, что обнаружила некоторые его мужские изъяны.

– Изъяны? – удивленно спросил Джейсон. Повернувшись на бок, Эйми положила ладонь на его лицо.

– Мое замужество было ужасным, – продолжала она. – Я была глубоко несчастная. Я ненавидела выпивку и наркотики, но ненавидела также и его бессилие, и то, что он мог пожертвовать всем, лишь бы чувствовать себя хорошо.

– Когда ты с ним встретилась… – тихо проговорил Джейсон.

– У него был один из трезвых периодов. Но мне следовало бы понять. Он делал всякого рода замечания, которые я потом вспоминала и понимала, что они были ключом к тому, что он собою представлял. И когда появился ты, мне показалось, что ты само, совершенство, но потом я поняла, что у тебя, как и у Билли, есть своя тайная жизнь и что я не смогла бы с ней справиться. И я бежала. Схватила сына и бежала так быстро и так далеко, как только смогла. Ты можешь это понять?

– Да. – Джейсон погладил обнаженную руку Эйми. – Логично. Ну а теперь ты здесь, и…

– Это было так ужасно! Я была так напугана и одинока, и…

Джейсон осторожно повернул ее так, что Эйми уткнулась лицом ему в плечо.

– Тес, теперь все прошло. Я буду заботиться о тебе и о Максе, и…

– Но все скажут, что я вышла за тебя замуж из-за твоих денег. Все будут считать, что я усвоила урок с Билли и на этот раз погналась за мужчиной с деньгами.

Джейсон улыбнулся в волосы Эйми.

– Мне кажется более вероятным, что все скажут, что это я погнался за тобой. Разве Милдред не говорила тебе, что на меня целый год работали частные детективы, разыскивая тебя? Им это не удалось. Но Милдред все это время знала, где ты находишься. – В голосе Джейсона слышалась горечь.

– Нет, дело было не так. Она узнала об этом всего несколько месяцев назад, и притом совершенно случайно.

– Как это случилось? – чуть отодвинувшись от Эйми, чтобы лучше ее видеть, спросил Джейсон.

– Она купила для Макса кое-какие рождественские подарки, уже потеряв надежду, что когда-нибудь увидит его снова, и в числе их была однако детская книжка, которую я иллюстрировала, и на ее обложке был мой портрет.

– Так просто, – заметил Джейсон и улыбнулся, вспомнив все свои мучения и терзавших его надеждой на успех детективов. – А какой у тебя псевдоним?

– Мое настоящее имя Амелия Радкин. Фамилию Билли я взяла лишь ради него, но юридически это оформлено не было. Я значилась в нью-йоркском телефонном справочнике, но понимала, что у меня не было никакой надежды на то, что ты станешь искать меня и найдешь.

Джейсон еще крепче сжал ее в своих объятиях.

– Я рад, что это случилось. Если бы ты не уехала, я продолжал бы жить, как прежде. Уверен, что продолжал бы безостановочно работать, чтобы доказать, что могу содержать тебя….

– Но почему тебе нужно доказывать что бы то ни было мне?

– Потому что ты – женщина, которую я люблю, единственная, которую я когда-либо любил.

Эйми, повернувшись, посмотрела на Джейсона.

– Но если верить Милдред, жители Абернети устроили тебе здесь такую тяжелую жизнь, что ты должен был бы улететь отсюда первым самолетом.

– Согласен. Они неблагодарные, всем недовольные люди, но, с другой стороны, они видят во мне личность. Мистер Уильямс, хозяин магазина скобяных товаров, говорил мне, что я всегда был упрямым и таким и остался. Может быть, меня удержало здесь то, что я постепенно окружил себя людьми, которые не были подхалимами. Если в Нью-Йорке стоило мне лишь поднять бровь перед моими служащими, как они тут же шли на попятную и говорили то, что, по их мнению, мне хотелось услышать. Но здесь… – Джейсон улыбнулся.

– Здесь тебе говорят то, что о тебе думают, – закончила за него Эйми.

– Да. Милдред изо дня в день твердила мне, что я был причиной твоего отъезда. Что мы с Дэвидом сыграли такую скверную шутку, что любая здравомыслящая женщина…

– Не намекай, что я была в здравом уме, когда бежала отсюда с ребенком без всяких средств к существованию.

– Ах, – улыбнулся Джейсон, – но ведь все это прошло. И у Макса наконец есть отец. Конечно, если ты не возражаешь против меня в этой роли.

– Я приму тебя, если мы тебе дороги, – тихо ответил Эйми, – но…

– Что?

– Сегодняшний день стал для меня откровением, потому что сегодня я поняла, что мой сын в свои два с половиной года превзошел меня не только в искусстве, что он проницательнее меня. Боюсь, я похожа, на большинство других людей, и твои деньги не позволят мне видеть тебя таким, каков ты на самом деле. Но Макс всегда понимал, что скрывается в тебе под внешней оболочкой.

– Действительно, проницательный мальчик, – согласился Джейсон так, что Эйми рассмеялась. – Как ты думаешь, не заиметь ли нам еще несколько таких мальчиков?

Эйми тяжело вздохнула:

– Тошнота по утрам, изнеможение, и… О, нет-нет… опять это кормление грудью!.. – почти простонала она, но, увидев лицо Джейсона, расхохоталась. – Ну разумеется, мне хотелось бы иметь много детей. Не меньше полудюжины.

– А если у них будут седые волосы? Но прежде чем Эйми сумела ответить, в них угодило что-то вроде реактивного снаряда, со шлепком приземлившегося на Джейсоне.

– Какого черта… – начал было он, пытаясь разобраться в сплетении рук и ног, которые, казалось, были повсюду.

– Ах ты, дьяволенок! – смеясь, воскликнула Эйми, протягивая руки к сыну. – Ты заставил Дорин привезти тебя обратно, да?

Джейсон на мгновение пришел в ужас при мысли о том, что мог увидеть и услышать ребенок, плохо представляя себе, что подобные взрослые секреты давно ушли в прошлое.

Однако у него не было времени для созерцания благословенного поворота в своей судьбе, потому что Макс встал на ноги и ринулся вперед. Эйми знача, чем это грозило, и прикрыла голову руками, и Джейсон принял все мальчишеские килограммы на свое лицо.

– Обезьяны! – ликующе воскликнул Макс и запрыгал на животе своего новоявленного отца.