Текст книги "Изумрудное пламя"

Глава 33

Шли часы. Бен храпел. Он уснул мгновенно. Эмеральда постаралась отодвинуться от него как можно дальше, насколько позволяли размеры палатки.

Гуляки разбрелись по своим повозкам или уснули прямо там, где свалил их хмель. Снаружи было тихо, только обычная ночная жизнь прерий шла своим чередом: где-то завыл волк, ему ответили койоты, ржали лошади, пасшиеся со стадом.

Итак, она замужем, горестно думала Эмеральда. Замужем за человеком, который буквально изнасиловал ее. Она с трудом сдерживала слезы, боясь разбудить Бена.

Ей хотелось, чтобы он вообще не просыпался. Как он мог так измениться? – спрашивала она себя. Или… может, он всегда прятал жестокость под маской холодной вежливости и только алкоголь обнажил его истинное нутро?

Первый птичий щебет прервал ее размышления. Эмеральда поежилась. Скоро рассвет.

Послышался шорох: кто-то медленно шел к лагерю.

Мэйс! Это мог быть только он!

Но где лошадь? Что случилось? Эмеральда села, прислушиваясь. Оглянувшись на спящего Бена, она осторожно пробралась к выходу и откинула полог палатки. Бен захрапел и перевернулся на другой бок. Эмеральда в страхе замерла. Но вскоре дыхание ее новоиспеченного мужа выровнялось. Убедившись, что он спит, Эмери выбралась из палатки.

Рассвет уже окрасил розовым цветом восточную часть неба. В лагере было тихо. Никого не было видно, за исключением Мартина Ригни, который спал на земле шагах в десяти от палатки.

Эмеральда обошла повозку и увидела Мэйса. Он шел по каменистой тропке, справа от которой росла высокая трава – излюбленная пища бизонов, а слева – заросли шалфея. На спине у него висела сумка, в руках он нес седло и уздечку. Левая штанина его кожаных брюк потемнела, и он шел прихрамывая.

– Мэйс! – громко вскрикнула Эмеральда. Она так обрадовалась ему, что даже не подумала, что ее могут услышать. – Мэйс, Мэйс! Где же ты был! Что с тобой случилось?!

Она бросилась к нему и зарыдала у него на груди.

На мгновение она почувствовала некоторую отстраненность его, но уже через секунду он обнимал ее и гладил по спине.

– Эмеральда, что случилось? Почему ты плачешь? Почему ты не спишь в такой час? Еще даже не рассвело.

Мэйс взял ее за плечи и внимательно посмотрел на нее. Она знала, что он все поймет и без слов. Достаточно было посмотреть на ее растрепавшиеся волосы и опухшие от слез глаза.

Все это теперь было не важно, раз рядом Мэйс.

– Я… Я не знаю, как тебе рассказать. – И она снова зашлась в рыданиях.

– Что рассказать? Все живы? Индейцы на вас не напали? – спросил он резко.

– Нет…

– Тогда что, Эмеральда? Что произошло? Мне пришлось проделать долгий путь, чтобы вернуться. Мою лошадь укусила гремучая змея, и она упала на меня. Мне пришлось пристрелить беднягу. Я добирался пешком и очень устал. Я должен хоть немного вздремнуть перед тем, как мы отправимся в путь. Но я не уйду, пока ты не расскажешь, что произошло.

– Всему виной виски, – начала Эмери, – которое принесли торговцы из форта. Мужчины перепились и стали играть в карты.

Она в двух словах рассказала ему о случившемся, опустив самые драматичные эпизоды. Он с силой сжал ее плечи.

– Ты сказала, что эти ублюдки играли на тебя? Словно ты шлюха в игорном доме?

– Да…

Мэйс поджал губы. Серые глаза его стали как льдинки.

– Итак, ты вышла за Бена Колта. И ты счастлива?

– Счастлива!

– Ну да, разве нет?

– Как ты можешь такое говорить?! Ты что, ничего не понял? – закричала она. – Я не хотела замуж ни за кого, кроме тебя, Мэйс Бриджмен, и ты прекрасно знал это, не так ли? Не потому ли ты ушел из лагеря? Тебе приятно было забавляться со мной, но у тебя и в мыслях не было жениться на мне!

– Эмеральда!

Мэйс держал ее в объятиях. Она чувствовала исходящее от него тепло, запах его тела, смешанный с запахом шалфея и лошадей.

– Эмеральда, я не знал, что такое случится, клянусь тебе! Мы с тобой поссорились, и я подумал, что, возможно, будет лучше, если ты выйдешь за кого-нибудь замуж, за мужчину, который будет заботиться о тебе и сделает тебя счастливой. Я решил, что ты выберешь достойного. Для такой красивой девушки это не проблема.

– Выберу! – Она усмехнулась. – Передо мной не было никакого выбора! Меня просто купили, как рабыню или как… как мешок сахару! И теперь я замужем за человеком, который мне внушает отвращение и страх, человеком, которого я никогда в жизни не выбрала бы себе в мужья! И в этом виноват ты…

Она уткнулась лицом в его грудь и заплакала. Он гладил ее по голове огрубевшими, мозолистыми руками.

– Я так молила Бога, чтобы ты мне помог, – говорила она сквозь всхлипывания. – Я все время ждала тебя, надеялась, что ты появишься, пока не поздно…

– Эмеральда! Бог мой! Я бы вернулся, если бы не лошадь. Я же сказал, что сожалею об этом. Милая…

Она отшатнулась от него:

– Сожалеешь? Но этого мало! Я уже замужем за человеком, который изнасиловал меня в первую же ночь! Изнасиловал, ты понимаешь!

Мэйс был потрясен:

– Этот ублюдок изнасиловал тебя?! Эмеральда, клянусь, я даже предположить не мог, что такое может случиться!

– Ты в этом уверен? – Эмери не знала, что заставило ее задать этот жестокий в своей прямоте вопрос. Но, взглянув на его окаменевшее лицо, она поняла, что ей удалось задеть его за живое. – Мэйс, – пробормотала она, – Мэйс, я…

Он прижал ее к себе и поцеловал. Поцелуй его был таким нежным, таким желанным, казалось, он очистил ее от всей грязи, от всего того мерзкого, что сделал с ней Бен.

– Эмери, – Мэйс осторожно отпустил ее, – возвращайся к своей старой повозке, я имею в виду Уайлсов. Я сам разберусь с Беном Колтом. И хотя ты его жена, но это не значит, что я допущу, чтобы он насиловал тебя. Поверь мне, я прослежу.

Она испуганно прижалась к нему:

– Но я не хочу быть его женой!

– Ты уже миссис Бен Колт. Дело сделано. И каким бы я ни был негодяем, я не убийца. И как бы мне ни хотелось выстрелить этому Бену между глаз, я не сделаю этого. Но он пожалеет о том, что сделал. Запомни мои слова.

Мэйс ушел. Эмери осталась стоять, раскачиваясь из стороны в сторону как безумная. Затем она медленно побрела к повозке Уайлсов.

Эмери забралась в повозку. Лежа под парусиновым тентом, она старалась прогнать прочь воспоминания о прошедшей ночи и просто ни о чем не думать. Она встала, умылась, привела в порядок волосы и посмотрела на себя в маленький осколок зеркала, когда-то принадлежавшего Маргарет. Под глазами легли глубокие тени, щеки потемнели от солнца. Она теперь замужняя женщина. Замужняя. При этой мысли сердце ее сжалось. Эмери опустила зеркало и тяжело вздохнула. И в эту минуту она услышала сердитые голоса, доносившиеся со стороны повозки Бена Колта.

Почуяв неладное, Эмери заспешила к палатке Бена и увидела Мэйса.

– Если бы я мог убивать людей, я бы прикончил тебя, Бен. Ты просто мразь. Взять под свою опеку женщину и сделать с ней то, что ты сделал с Эмеральдой… – Мэйс кипел от ярости.

Она слышала, как Бен что-то сбивчиво объяснял.

– Теперь она твоя жена, и если ты впредь посмеешь обращаться с ней подобным образом, я заставлю тебя пожалеть об этом. Ты будешь страдать долго-долго…

Последовал удар.

Бен закричал от боли, и снова в воздухе раздалось щелканье.

«Это плеть, которой погоняют волов», – с ужасом подумала Эмери.

Не раздумывая, она бросилась к повозке Бена. Еще один удар. Мэйс сейчас исполосует его всего.

– Мэйс, Мэйс, не надо!

Мужчины в ярости смотрели друг на друга. На рубашке Бена выступила кровь. Пот стекал с его лица, и, когда он обернулся к Эмеральде, она увидела в его глазах страх, животный страх и ненависть, ненависть к ней и к Мэйсу.

– Не стоит жалеть его, Эмери, – процедил Мэйс сквозь зубы. – Я не слишком его проучил, но, может, этого хватит, чтобы он понял, что ждет его, если он посмеет еще раз обидеть тебя.

– Прошу тебя, Мэйс, – взмолилась она, – хочу я этого или нет, но он теперь мой муж. Ты только создашь для меня дополнительные трудности.

Мэйс опустил плеть. Глаза его стали непроницаемыми.

– Ну, что же, Эмеральда, может, ты и права…

Он повернулся и пошел прочь прямой упругой походкой.

– Мэйс. – Она рванулась за ним, но внезапно остановилась. У нее больше не было права следовать за ним. Ей больше нельзя было ни любить его, ни нежиться в объятиях его сильных рук. Она была замужем за другим.

– Эмеральда, – начал Бен. Кровь просачивалась сквозь ткань рубашки.

– Оставь меня в покое! – крикнула она.

Солнце было уже высоко. Воздух, как всегда, был сухим и горячим. Эмеральда развела костер, сварила кофе, пожарила бекон и сделала кукурузные лепешки из муки, что оставалась в повозке Уайлсов. Гертруда и все, кто покинул лагерь прошлой ночью, вот-вот вернутся, и, конечно, голодные.

Она побежала доить корову. Возвращаясь с подойником теплого молока, она почувствовала странный запах: Босси наелась шалфея. Надо попросить Тимми накосить для нее травы. Если молоко будет горьким, Кальф откажется его пить.

Эмеральда машинально занималась делами, не глядя по сторонам. Ей не хотелось видеть ни папашу Вандербуша, который, зевая во весь рот, растирал себе виски, ни Мартина Ригни, который, пошатываясь, шел от места ночевки к повозке, ни Уайта Тетчера, собирающего карты, разбросанные с ночи.

Нет, ни на кого она не могла смотреть. Никогда и ни за что она не простит им того, что случилось ночью.

Услышав поскрипывание гальки за спиной, она резко обернулась. Перед ней стоял Бен Колт.

Она вздрогнула от отвращения. Его всегда опрятная рубашка была в пятнах пота и крови. Волосы сосульками свисали на глаза, а лицо казалось еще более жестким, чем обычно. Губы вытянулись в ниточку. Она увидела у него в руках его медицинскую сумку.

– Вымой мне спину, – приказал он.

– Что?

– Я сказал, вымой мне спину. Ты теперь моя жена, не так ли?

Эмери смерила его долгим ненавидящим взглядом.

– Эмеральда, я попросил тебя вымыть мне спину и обработать раны. Тебе кажется эта работа непосильной? – Слова его были полны сарказма. – Здесь бинты и мазь.

– Хорошо. – Она достала из сумки банку с мазью. – Тебе придется снять рубашку.

Бен молча стянул рубаху. Кожа на спине была расцвечена тремя диагональными полосами, ужасными на вид. Должно быть, останутся шрамы, но Эмери это не слишком тревожило. Пусть радуется, что отделался всего тремя. Мэйс был в такой ярости…

Она нехотя принялась обрабатывать раны.

– Эмеральда!

Она достала бинты и стала со злостью разматывать их.

– Да? – процедила она.

– Я… Я не знаю, что сказать, – прошептал он.

– Тогда ничего не говори. Ты не можешь сказать мне того, что я хотела бы услышать.

– Я только хотел тебе сказать, что я… сожалею о том, что произошло ночью.

Она подняла голову и посмотрела на него с нескрываемой ненавистью.

– Сожалеешь! О том, что изнасиловал меня!

– Это все виски, – добавил он тихо.

Подвинувшись ближе, он потянулся к ее руке, но она отбросила его руку и попятилась.

– Эмеральда, я сказал тебе, я был пьян. Мне нельзя пить. У меня есть проблемы с алкоголем. Я прекрасно себя чувствую, когда вообще не пью, но стоит мне выпить глоток, и я теряю контроль над собой. И тогда…

– И тогда способен на всякие мерзости, такие, как изнасилование. Ты это хотел сказать?

– Да. – Ему явно было неловко. – Отчасти из-за этого я решил уехать в Калифорнию. Конечно, в первую очередь из-за смерти жены, но и поэтому тоже. Я думал, что на новом месте, где, говорят, благотворный климат…

Эмери вдруг стало жаль его.

– Подозреваю, что это не первый случай, когда ты насиловал женщину, – сказала она задумчиво. – Твоя жена, наверное, тоже вынуждена была многое сносить от тебя, разве не так?

Он вздрогнул как от удара. Лицо его внезапно потемнело. Эмери инстинктивно отступила на шаг, испуганно узнав в нем того Бена, который был с ней ночью.

– Довольно, Эмеральда, – прошипел он. – Я и так унизился до того, что попросил у тебя прощения. Тебе этого мало? Я уже сказал, что этого не повторится.

– Очень хорошо, – ледяным тоном произнесла она. – Но все же позволь мне кое-что сказать тебе, Бен Колт. Никогда, слышишь, никогда, пока ты со мной, ты не выпьешь ни капли виски. Ты понял?

Бен молчал.

– Чего ты ждешь? – спросил он наконец. – Вода кипит, и ты до сих пор меня не перевязала. После того как ты перевяжешь меня, мы поговорим о том, как нам быть с повозкой Уайлсов и их волами.

Итак, они муж и жена. Она должна исполнять обязанности жены, а Бен заботиться о том, чтобы она и дети благополучно добрались до Калифорнии. И если он не будет пить, может, этот союз будет вполне терпимым, и она со временем смирится?

Ну а когда он напьется, то снова превратится в того Бена, каким был этой ночью? Неужели ей суждено жить в вечном страхе оттого, что это в любой момент может повториться?

Эмери перебинтовала Бену спину, и он, не поблагодарив ее, молча пошел к себе в повозку.

Через несколько минут вернулись женщины и дети. Их маленькие фигурки, груженные одеялами и палатками, появились на горизонте на фоне голубого безоблачного неба. Труди несла Кальфа.

Эмеральда пошла им навстречу, Тимми и Сюзанна подбежали к ней, рядом столпились остальные. Кальф кричал, он даже охрип, словно не умолкал всю ночь.

– Эмеральда, с тобой все в порядке? – с тревогой спросила Гертруда. – Мы все очень волновались из-за тебя. Едва ли кто-то из нас спал в эту ночь.

Эмеральда взглянула на Марту Ригни, и та вспыхнула. Труди тоже казалась пристыженной, она с сочувствием смотрела на Эмери.

– Со мной все в порядке, – ответила Эмеральда. – Я уже замужем. За Беном Колтом.

– Замужем!

– Да, – бесцветным голосом ответила Эмеральда. – Билл Колфакс обвенчал нас, так что все закончено. Бен стал моим мужем. Все решилось легко и просто. Теперь вам не надо беспокоиться обо мне.

Предоставив им самим строить предположения относительно забинтованной спины Бена, валяющихся повсюду порожних бутылок из-под виски и страдающих с похмелья мужчин, Эмери направилась к костру и занялась завтраком.

– Ну вот и хорошо, – сказала Гертруда. – Теперь у тебя есть мужчина, который поможет тебе и защитит.

– Да, мужчина, – с горечью произнесла Эмери.

Глава 34

Чуть позже Эмеральда пошла к повозке Уайлсов, чтобы отобрать те вещи, без которых не обойтись, и те, от которых придется избавиться.

– Мы не можем позволить себе две повозки, – объяснил ей Бен. – Во-первых, у нас нет такого количества волов. Не забывай, впереди сорокамильная пустыня, нашим волам придется тяжко и с одной-то повозкой. Кроме того, нам не нужно два комплекта хозяйственной утвари. Это лишний вес.

Бен надел чистую рубашку, под которой бинты были почти незаметны. Эмеральда смотрела на этого аккуратного, сухого мужчину и не могла поверить, что ее изнасиловал он. Может, все произошедшее было лишь ночным кошмаром?

– Но вещи Маргарет: ее лоскутное одеяло, книги, – возразила она.

– У меня достаточно одеял. А что касается книг, в наших условиях это непозволительная роскошь.

– Едва ли ты будешь считать чтение непозволительной роскошью, когда мы наконец приедем в Калифорнию! У тебя ведь тоже есть книги, и я видела, как ты читал. Почему же я не могу их иметь! Не оставлять же их на дороге. Книги понадобятся Тимми и Сюзанне.

– Хорошо, Эмеральда. Но ты должна понять, что от них мы избавимся в первую очередь, когда волы ослабнут.

Эмери поджала губы:

– Я понимаю.

Эмеральда занялась разборкой повозки. Она отбирала еду, оружие, кухонную утварь, одежду, одеяла, палатки. Она тщательно упаковала свой альбом и карандаши. На душе у нее было тяжело. Все здесь напоминало Маргарет и Оррина. Ей захотелось взять на память что-нибудь из личных вещей. Она отложила маленькое зеркало, несколько писем и Библию.

Повозка Уайлсов опустела. Вещи были сложены на траве.

Эмеральда вспомнила, как Тимми лежал в этой повозке больной, а у входа сидела Маргарет и вязала свитер. Он так и останется недовязанным. Слезы навернулись на глаза.

Наконец все было готово. Сегодня они с Беном должны были идти третьими в ряду, караван стал короче на одну повозку. Он и раньше-то казался совсем крохотным посреди огромной дикой земли.

– Эмеральда, – раздался позади нее голос Бена, уже одетого для путешествия в зеленых защитных очках и шляпе, с плетью в руке. – Почему ты все еще здесь? Зови детей. У нас впереди долгий путь.

Бен сказал это так, будто они были женаты уже много лет. Эмери взглянула ему в глаза, стараясь проникнуть сквозь зеленые стекла. «Если он и испытывает боль после того, как его отхлестали, то хорошо скрывает это», – подумала она.

– Сейчас позову, – ответила она.

Сюзанна играла в пыли с Эдгаром, Тимми оживленно разговаривал с Бобом Ригни.

– Тимми, пора идти, – сказала она мальчику. – Мы и так сегодня задержались. Боюсь, нам придется прошагать много миль.

– Эмери, – мальчик замялся, – мне, честно говоря, не очень нравится Бен Колт. Нам теперь придется все время жить с вами?

– Я… Я не знаю. Твой отец говорил, что у вас в Калифорнии живет дядя, где-то недалеко от Сан-Франциско. Когда доберемся, мы попробуем его разыскать.

– Но, – у Тимми увлажнились глаза, – Сьюзи, и Кальф, и я – мы не хотим…

– Тимми, – нежно сказала она. – Я никогда не оставлю вас с тем, кто не будет к вам добр. Но, может быть, ваш дядя, брат вашей мамы, окажется таким же хорошим и добрым, как и она. И вы его полюбите?

– Я… да, может быть. – В голосе мальчика не было уверенности.

– Не печалься, – сказала Эмеральда, потрепав его по плечу, – до этого еще столько воды утечет. Рано об этом думать.

От форта Хол их путь лежал к западу вдоль южного берега Змеиной реки. Река извивалась между скал. Местами берега были совершенно отвесными. Вновь потребовалась помощь Мэйса для поисков мест для стоянок. Вода была близко, но из-за отвесного берега недосягаема.

– Люди должны знать, что им придется вставать лагерем на ночь, не имея возможности утолить жажду, – говорил Мэйс, сидя вечером у их с Беном костра.

Сегодня была их очередь кормить проводника, но трапезу никак нельзя было назвать непринужденной. С Мэйсом разговаривали Эмери и дети, Бен же хранил гробовое молчание.

Ее вторая ночь в палатке Бена обернулась очередным кошмаром.

Эмеральда медлила у костра, не торопясь укладываться на ночь. Бен сидел напротив и листал медицинскую книгу при свете костра.

– Ну, – сказал он наконец, – тебе пора ложиться спать, не так ли?

– Я…

– Не беспокойся. Я не стану тебя насиловать.

Эмери забралась в палатку, не зная, что сказать.

Каким пугающе резким был ее муж! Она не стала снимать нижнюю юбку, укладываясь на жесткое верблюжье одеяло.

Он появился спустя полчаса. Эмери слышала, как он приоткрыл полог и забрался внутрь. Судя по шороху, он раздевался. Запахло мылом и лекарствами.

По крайней мере хоть чистый, со злостью подумала Эмери.

– Завтра ты должна снова промыть мне раны и намазать их лекарством, – сказал Бен.

– Да.

– И, поскольку мы женаты, я хочу получить то, что принадлежит мне по праву, – продолжал он тем же холодным, спокойным голосом. – Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, – прошептала она.

– Понимаешь? Тебе не стоит волноваться, я обещал твоему другу Бриджмену, что не стану третировать тебя впредь, так что можешь не переживать на этот счет. Или, может, правильнее назвать его твоим любовником?

– Это не твое дело!

– Неужели? Ты моя жена, или ты об этом забыла невзначай?

– Нет, я не забыла.

– Тогда раздевайся, девочка. Я хочу вновь попробовать тебя, на этот раз без сопротивления с твоей стороны.

Он ждал. Она лежала, словно окаменев. Бен дотронулся до нее легко, едва касаясь.

– Отчего ты дрожишь, Эмеральда? Ты ведь меня не боишься? Зачем мне причинять боль своей жене? Моей сладкой маленькой женушке, виновнице этих кровавых меток на моей спине? Эй? Эмери не могла говорить.

– Ну что ты на это скажешь, Эмеральда? Наверное, размышляешь над моими словами? – продолжал он.

– Да.

– Тогда раздевайся. Я хочу наслаждаться твоим спелым телом. Ты ведь не станешь отрицать, что это законное право мужа?

– Разве? – Собрав все свое мужество, она нашла силы для последней отповеди. – А как насчет любви? Взаимности? Ты знаешь, что в нашем браке не нашлось места этому чувству! Это фарс, издевательство.

– Множество браков совершается без любви. Раздевайся, Эмеральда, или я вынужден буду сделать это сам.

Такое презрение звучало в его голосе, что это стегнуло ее словно плеть. Итак, Бен начал ей мстить и будет мстить долгие годы.

Она легла, неподвижная и негнущаяся, как палка. Вскоре она почувствовала его руки на своей груди. Он тискал ее и похотливо шарил по ее телу.

Эмеральда лежала все так же, и единственным чувством, владевшим ею, был стыд. Она старалась представить рядом с собой другого – Мэйса, какое у него гибкое, красивое тело, как сладко и нежно может он целовать, как страстно звучит его голос…

Наконец он насытился. Эмери с отвращением откатилась от него и, несмотря на жару, закуталась в одеяло.

Бен мгновенно уснул, а она еще долго лежала без сна, обливаясь слезами.

Позади оставались все новые мили пути. Долгими днями Бен шел впереди повозки, так что Эмеральде не приходилось разговаривать с ним, она старалась не загромождать мозг бесполезными мыслями. Все и так ясно. Вся ее жизнь будет теперь такой безрадостной.

Они пересекли небольшую речку, называющуюся, как сказал Мэйс, Сплавной Рекой. Здесь маршрут раздваивался: одни повозки следовали в Калифорнию, другие поворачивали на Орегон.

Около скалы они нашли тряпичную куклу, очевидно, оброненную кем-то из предыдущей партии. Кукла выцвела от солнца, такого яркого здесь, на Западе.

– Она… она словно мертвая, – прошептала Сюзанна. Девочка боялась даже приблизиться к кукле.

– Сьюзи, что за чепуха! Я уверена, что куклу обронила какая-нибудь девочка, наверное, такая как ты.

– Нет, неправда, – упорствовала Сюзанна. – Кукла умерла. Я не хочу смотреть на нее.

Они продолжали путь, но в сердце Эмери закралась тревога. Как ни уверяла себя Эмери в обратном, кукла воспринималась как зловещее предзнаменование.

Каждую ночь, проведенную под одной крышей с Беном Колтом, Эмери видела тяжелые, гнетущие сны. По утрам она просыпалась в холодном поту. Иногда во сне она переживала события ее свадебной ночи: перед ней мелькали страшные, причудливо освещенные лица и карты, карты… Несколько раз она видела во сне серого волка. Дважды повторялся сон, когда ему простреливают грудь, и он падает, окровавленный. Ярко-алая кровь стекает в траву…

Однажды утром Бен спросил ее, что с ней.

– Ничего, – ответила она, – просто плохой сон.

– Тебе слишком часто снятся сны в последнее время. Ты даже кричишь во сне. Может, дать тебе успокоительное?

– Нет. Я ничего не хочу. Я в порядке.

– Ты уверена?

– Да, – ответила она уныло, – абсолютно уверена.

Теперь, когда он почувствовал себя, ее господином, Бен обходился с ней со своего рода добротой, так фермер относится к собственности, приносящей немалый доход. Он следил за тем, чтобы она хорошо себя чувствовала, и брал на себя всю тяжелую работу. Он неусыпно следил за ней, даже тогда, когда она шла за водой или собирать хворост, а по ночам наслаждался ее телом, пока она лежала, сгорая от отвращения и стыда, стараясь думать о чем-то постороннем.

Дни проходили за днями, Эмеральда таяла на глазах. С каждым днем она выглядела все более осунувшейся и уставшей. Они достигли пустынной области, заселенной индейцами, которых Рэд Арбутнот окрестил «копателями». Это были грязные, полудикие люди, которые ели все, что можно было достать руками, включая саранчу и крыс. Рэд посоветовал присматривать за добром, чтобы они ничего не стянули.

Увидев их, Эмери вспомнила Одинокого Волка, его-то уж никак нельзя было назвать полудиким. На какое-то время она смогла стереть его образ из памяти. Но сейчас он вернулся. Почти каждую ночь ей снился серый волк, который в ее сознании ассоциировался с ним. Иногда она даже украдкой смотрела через плечо, будто он мог идти следом.

Сейчас их путь лежал вдоль Мэри-ривер, или, как недавно назвали ее, реки Хамболт.

Дорога была однообразной, монотонной и изнурительной. Нервы у всех были на пределе. Отношения между эмигрантами обострились. Ссорились компаньоны, разлад был и в семьях. Но Эмеральда не склонна была никого винить. Высокие горы то и дело вставали у них на пути, то и дело приходилось переправляться с одного берега на другой. Этот изматывающий маршрут кого угодно мог вывести из равновесия.

И еще с каждой милей пути вода становилась все хуже и хуже. В источниках она имела солоноватый вкус, была мутной, то беловатой, словно раствор извести, то желто-зеленой, то коричневой. Собака Зика по кличке Блэкки, напившись этой воды, погибла.

Их преследовали пыльные бури: ветер поднимал в воздух пыль и скручивал ее винтом. Пыльные воронки походили на дьявольских призраков. Трудно было найти траву для животных, она росла только в глубоких ложбинах, где не могло пастись стадо, и мужчинам приходилось спускаться и рвать ее руками.

Никогда до этого Эмери не задумывалась, какую ценность может представлять вода, с каким вожделением будет искать она глазами следы серо-зеленой клочковатой растительности и как будет радоваться, когда найдет. Временами открывались роскошные виды: причудливой формы скалы и холмы, но Эмери уже видела подобные красоты раньше, и если у их подножия не текли ручейки, они теряли для нее всякую притягательность…

Достигнув устья Хамболт, они остановились на отдых. Здесь река разделялась на множество ручейков, маленьких соленых озер и заболоченных лужаек. Воды было вдоволь и травы тоже, и они могли отдохнуть перед тяжелым переходом, ждавшим их впереди.

Однажды вечером, выйдя набрать немного противной на вкус воды, Эмери встретила Мэйса Бриджмена. Она была без провожатого: Бена вызвали посмотреть на загноившуюся рану на ноге одного из волов.

– Привет, Эмеральда.

Мэйс шел пешком. Очевидно, он только что вымыл голову, так как волосы его были влажными. Он выглядел уставшим, ослабевшим, таким, каким Эмери его никогда не видела, и казался старше своих лет. Морщинки у глаз углубились, лицо потеряло прежнюю насмешливость и самоуверенность.

– Привет, – ответила Эмери.

Как часто в пути она молила Бога о том, чтобы он остановился возле нее и поговорил с ней, но нет, она могла встречаться с Мэйсом только во время еды, когда наступала очередь Бена кормить его.

– У тебя все в порядке? – спросил он, помолчав.

– Что ты имеешь в виду? Я вымотана, все мои платья, которых у меня немного, превратились в лохмотья, я уже не мечтаю больше ни о чем, кроме как о глотке свежего лимонада и салата из овощей, плохо сплю, замужем за человеком, которого ненавижу. И ты еще спрашиваешь, в порядке ли я! Разве это не кощунство с твоей стороны?!

– Извини, я не хотел обидеть тебя. Просто хочу знать, он… Бен не обижает тебя? Хорошо к тебе относится?

– Полагаю, что да. На свой манер.

– В последнее время ты неважно выглядишь. Я хотел бы, чтобы ты была счастлива.

– Но я несчастлива. Неужели ты ждал другого ответа? Я… – Она хотела сказать ему, что любит его, а не Бена и может быть счастлива только с ним, но гордость не позволила ей сделать этого.

Раздражение, копившееся в ней, требовало выхода:

– А ты, я думаю, вполне счастлив.

– Что? – Мэйс застыл, словно не понимая вопроса.

Эмеральда продолжала резким, сварливым тоном:

– Теперь тебе уже никто не может помешать позвать Труди для ублажения души и тела, не так ли?

– Я не разговаривал с Труди после твоего замужества, – холодно ответил Мэйс.

– Я не верю тебе.

Он сердито повел плечами:

– Ты можешь не верить мне, Эмеральда. Это твое дело. Но это правда. Мы были с Труди друзьями, всего лишь друзьями. Ты не хотела с этим мириться или не могла. Но так было. А теперь между нами все кончено. Я не могу точно сказать, почему, но это так.

Эмеральда подняла ведро со зловонной водой и пошла в лагерь, оставив его стоять, где стоял. «Он лжет, – говорила она себе. – Такой мужчина, как он, не может обходиться без женщины, тем более что Труди всегда под рукой».

В тот же вечер, чуть позже, когда Эмери зашла к Гертруде взять у нее несколько бисквитов, она поразилась произошедшей с Труди переменой. Вид у нее был усталый, она похудела, глаза покраснели. Неужели Труди плакала?

Ну и что, думала Эмери, возвращаясь к себе. Ей нет дела до того, что у них происходит с Мэйсом. Ее это больше не должно интересовать, у нее есть муж.

Зик Йорк потянулся. Открыв глаза, он застонал. Медленно, покачиваясь, он сел. Голова гудела, как пчелиный улей.

Все дело в патентованном лекарстве Уайта Тетчера. Конечно, он совершил глупость. Но жажда так мучила его, что он решился выпить то единственное, что оказалось под рукой: эту целебную воду. Кроме того, Уайт, подмигнув, заверил его в том, что он заодно излечится от катара.

Солнце давно встало, а он все лежал в повозке на грязном одеяле среди съестных припасов и оборудования для устройства доков. Шум снаружи свидетельствовал, что Билл уже на ногах и разводит костер.

– О черт…

Зик тряхнул головой, словно стараясь прояснить мозги. Он ненавидел эту сухую, безводную землю, эту Сорокамильную Пустыню впереди, проклятого Билла, который вечно ругает его за любой промах, называет тупицей и высмеивает при каждом удобном случае.

Он лежал, прислушиваясь к обычному лагерному шуму, пытаясь заставить себя подняться. Неподалеку раздавались пронзительный детский крик, скрежет железа, женский голос.

«Это Эмеральда. Должно быть, готовит завтрак своему мужу, Бену Колту», – подумал Зик.

Зик представил ее такой, какой она была в ту ночь игры в фараона, освещенная лампой, в разорванном платье. Он без конца укорял себя за то, что не сумел тогда выиграть. А ведь победа была близка. Он мог бы иметь ее постоянно, когда только пожелает и как пожелает.

Проклятие!

Однако то, что девчонка замужем, еще ничего не меняет. Замужняя молодка ничуть не хуже той, что еще в девках, а может, и лучше. Она уже понимает, что к чему, и сможет по достоинству оценить то, что он ей предложит. А если и не оценит, тоже не велика беда.

Зик не раз вспоминал ту сцену, когда упала палатка, облепив тела, которые двигались в совершенно очевидном акте. Он облизал тубы, наслаждаясь сладострастной фантазией. Как бы ему хотелось приподнять палатку, стащить с девчонки Бена Колта и занять его место…

Он уже был готов сделать это, когда почувствовал на плече руку Мэтта Арбутнота. А с другой стороны на него смотрел Саул Ригни.

Он тогда был слишком пьян, чтобы драться. Но в другое время он бы не стал медлить. И если бы не этот ее проклятый муженек, ползущий повсюду за ней следом, словно ящерица…

Во рту у него было мерзко. Он перевернулся и сплюнул на одеяло. Затем, повинуясь внезапному импульсу, он встал на четвереньки и пополз к задней части повозки. Отодвинув доску, он запустил руку в открывшееся пространство. Там, под фальшивым дном повозки, хранилось то приятное, тяжелое, завернутое в ткань, ощупывать которое было почти так же приятно, как и женские прелести.