Текст книги "Прекрасный незнакомец"

– Ты ведешь себя несерьезно, Кристиан! Ты хоть представляешь, какие скандальные слухи пойдут по Лондону? Неужели история с Кеттерингом ничему тебя не научила? Приехать в Лондон с какой-то женщиной из Шотландии! Свет заклеймит ее как шлюху! Она погибнет, ты не можешь этого не понимать!

Артур прекрасно понимал, и даже лучше, чем Эдриен, что вынужденный брак Джулиана и побег его сестры с возлюбленным были самыми крупными скандалами в светском обществе за последнее время. Но это другое дело. Он взял у лакея портвейн и выпил, потом посмотрел на Эдриена.

– А ты не хочешь сесть? От твоего рева у меня портится пищеварение.

– Мне очень хочется не ограничиваться одним ревом, друг мой! – прорычал Эдриен.

– Да, да, я вижу. Ну, сядь же и попытайся взглянуть на это дело с моей точки зрения. Со мной произошло страшное несчастье – я сильно привязался к этой женщине, а она ни в коем случае не может вернуться в Шотландию, по крайней мере, сейчас. Стало быть, передо мной стоит выбор – либо спрятать ее в Сазерленд-Холле, либо отвезти в Лондон – и пусть все узнают, что я ее нежно люблю. Если я оставлю ее в Сазерленд-Холле, я абсолютно уверен, что свет в ней погаснет.

– Этот свет, – бросил Эдриен, – очень быстро задуют в Лондоне! Подумай, Артур! Что ты собираешься с ней делать? – И когда Артур ничего не ответил и снова принялся за портвейн, Эдриен с сердитым видом подошел к своему стулу и уселся, не обращая внимания на портвейн, который поставил перед ним лакей. – Ты просто сентиментальный глупец! Послушай, я понимаю, что ты сильно увлечен ею, но нужно же смотреть на вещи трезво! Ты не сможешь держать ее на Маунт-стрит, не погубив ее жизнь! И видит Бог, ты не можешь на ней жениться. В результате остается одно – найти для нее какое-то подходящее место, такое, где ее репутации ничто не повредит, и чем, скорее, тем лучше. Но я бы предложил, чтобы она обосновалась не в Лондоне – каково бы ни было это место – и никак не была бы связана с твоим добрым именем! Подумай о своей семье, дружище!

– Как, неужели ты думаешь, что мой брат откажется ее принять? Или моя мать побоится скандала? Господи, Эдриен, да моя матушка заставила Алекса разорвать помолвку с Марлен Ризи ради Лорен Хилл, а ведь Лорен была нищенкой! Алекс вот уже не один год проводит реформы, цель которых – помочь именно таким, как Керри! Как же он может упрекать меня за то, что я полюбил бедную женщину?

– Дело не в том, что Керри бедна, Артур. Дело в ее происхождении – она из простой шотландской семьи.

Эдриен произнес эти слова с таким видом, что Артур содрогнулся. Неужели Эдриен тоже судит о людях по их происхождению?

– Это тебя оскорбляет? – спокойно спросил он.

– Нет! Разумеется, нет! Я тоже знаю и трудности, и свет… Да, Боже мой, Артур, они скорее разорвут с тобой все отношения, чем примут ее в свой круг.

Наверно, Эдриен прав, подумал Артур. Но Эдриен – не Сазерленд, и Эдриен не знает Керри. Он не знает, что ради ее улыбки можно сдвинуть горы, или вспахать поле, чтобы только услышать ее смех, или несколько часов просидеть на одном месте и смотреть, как она танцует. Он надеялся, что Эдриен поймет все это, но, наверное, он хочет слишком многого.

Как и в тот день, когда он впервые встретился с Керри, все было неопределенным, нереальным, расплывчатым. Он больше не понимал того, что он – как ему казалось – знал. Последние недели он просто радовался каждому новому дню и надеялся на лучшее. И нисколько не сомневался, что его семья и друзья примут ее, черт бы побрал все эти классовые различия!

Он улыбнулся Эдриену. В ответ его друг тяжело вздохнул.

– Ты действительно не понимаешь, Олбрайт. Прошу, позволь мне еще раз тебе объяснить…

Они спорили всю ночь напролет, и виски повесы выпили при этом гораздо больше, чем следовало. Где-то к утру, дискуссия о том, что будет лучше для Керри, превратилась в мешанину обрывочных воспоминаний о происшествиях, которые составляли их жизнь. Артура страшно позабавило, когда он узнал, что Эдриен когда-то вбил себе в голову, что Филипп хочет вступить в морской флот офицером.

Он просто взвыл от смеха, неловко вытирая слезы.

– Ты, должно быть, шутишь, Олбрайт! Ротембоу ненавидел море! Помнишь, когда мы бежали во Францию, мы боялись, что он так и будет до конца своих дней стоять, вцепившись в поручни? Малого рвало так, что у него начался горячечный бред!

Эдриен погрустнел, вертя в руке пустой стакан.

– Теперь кажется, что это было в другой жизни, верно? Я почти не помню, каким был Филипп.

– Я помню. Я до сих пор часто вижу его во сне. – При этих словах Эдриен вскинул голову.

– Вот как? – тихо спросил он. – А мне он, слава Богу, перестал сниться с тех пор, как у меня родился сын. Я понимаю, что это звучит довольно странно, но мне часто приходило в голову, что рождение Ричарда как-то освободило его… или меня.

Артур ничего не ответил и молча выпил свое виски. Он отдал бы что угодно, лишь бы освободить свои сны от Филиппа, но у него было жуткое подозрение, что полностью этого никогда не произойдет.

– Итак, что бы я ни сказал, ты не изменишь своего решения?

– Прошу прощения?

– Это я говорю о глупом заявлении, что ты едешь в Лондон.

С тяжелым вздохом Артур поставил стакан на стол.

– Скажи мне, Эдриен, разве у меня есть выбор? Мой дом… моя жизнь – все это в Лондоне. Я сделал выбор в тот момент, когда решил увезти ее из Шотландии. И теперь встречусь лицом к лицу с последствиями этого решения. Мне просто нужно время, чтобы обдумать, что делать дальше, вот и все.

– Дай Бог, чтобы у тебя было это время, – вздохнул Эдриен. – Но может быть, уже поздно.

Глава 20

Англия, Лондон

Пэдди окинула Керри быстрым внимательным взглядом. Они стояли в уютной Утренней гостиной в доме Артура на Маунт-стрит. Кудряшки над ушами Пэдди весело подпрыгнули, когда она одобрительно кивнула по поводу нового платья, которое модистка примеряла Керри.

– Сидит превосходно, – чирикнула она.

– Превосходно, – подхватила ее постоянная спутница миссис Кларк.

Леди Пэддингтон сжала пухлые ручки и снова оглядела Керри со всех сторон.

– Волосы, дорогая моя. Боюсь, они никуда не годятся.

Керри почти не удивило, что ее волосы никуда не годятся. Потому что волосы – это единственное, что осталось у нее подлинно своего. Все прочее не имело к ней никакого отношения. Полдюжины новых платьев от лучших портних Лондона, шелковые панталоны и сорочки, туфельки такие изящные, что она боялась в них ходить, – эти новые вещи заменили ее практичные шерстяные платья, крепкие башмаки и полотняное белье.

Эти вещи заменили Керри Маккиннон – теперь она и сама уже не понимала, кто она такая.

– Пожалуйста, повернитесь, мадам, – попросила модистка.

– Да, повернитесь! Давайте посмотрим, как это выглядит сзади! – поддержала ее миссис Кларк.

Раскинув руки в стороны, Керри покорно повернулась, чтобы женщины могли посмотреть, все ли в порядке, а модистка, встав на колени, подкалывала платье внизу.

– Думаю, для прогулочного платья подойдет ткань цвета сливы, как ты думаешь, Пэдди? Красивый сливовый цвет очень ее украсит, мне кажется.

– Это верно, в Шотландии не очень много солнца, – быстро согласилась леди Пэддингтон, и Керри подняла глаза к небу, прося даровать ей терпение. Ее начала раздражать вся эта суета. Нет, она, конечно, была весьма признательна Артуру за его щедрость, но чувствовала себя униженной. Едва они прибыли в Лондон – прошло всего несколько дней, напомнила она себе, – он сразу же послал своего дворецкого Барнаби с поручением привезти модисток, шляпниц и поставщиков всевозможных дамских штучек в свой дом. Поначалу она обрадовалась: одетая в платья Лилианы, она казалась самой себе бедной родственницей. Роскошь очаровала ее – какой нужно быть дурочкой, чтобы не радоваться возможности носить такие удивительные наряды!

Но по мере того как количество платьев, обуви, шляп и перчаток начало превращаться в гору, ее все больше охватывала тревога. Прекрасная одежда, мебель, люди, готовые исполнить малейшее ее желание, – все это очень увлекало на первых порах, но постепенно она начала осознавать, что перестает быть самой собой. И теперь, уныло глядя на новое сине-зеленое платье, она подумала, что эта женщина – не Керри Маккиннон.

Она видела, что Артур страшно гордится возможностью дарить ей все эти красивые вещи. Всякий раз, видя ее в новом платье, он радостно улыбался. За все эти платья он сильно переплачивал, чтобы их сшили за несколько дней, а не недель, как обычно. И откровенно говоря, она казалась себе красивой в этих платьях – всякий раз, когда он смотрел на нее, она чувствовала себя желанной, чувственной, достойной его восхищения. Ничего подобного она никогда не испытывала с Фрейзером.

И все же, как бы ни наслаждалась она его вниманием, туалетами, тем миром, который сверкал золотом и хрусталем и восковыми свечами, она не могла заглушить тихого голосочка, который звучал в ней, напоминая, что она нищая, что ей сподручней ходить в грубой шерсти, а не в шелках.

– Будьте любезны, мадам, повернитесь еще раз, – сказала модистка.

– Ох, да сколько же…

– Очаровательно! – воскликнула миссис Кларк.

– Очаровательно! – согласилась леди Пэддингтон.

– Ну вот, мадам. Вы одобряете?

Керри опустила руки и посмотрела на себя. Разумеется, она одобряет. Понимая, что окружающие ждут от нее именно этого, Керри уже приготовилась что-то сказать, но – о ужас! – ощутила во рту жгучий вкус слез и испугалась, что внезапно расплачется.

Леди Пэддингтон и миссис Кларк обменялись взглядами; леди Пэддингтон еще раз посмотрела на Керри, и ее веселое лицо погрустнело.

– Надеюсь, миссис Маккиннон, вы действительно одобряете это платье, поскольку Артур – можете мне поверить – заплатил за него весьма кругленькую сумму!

– Это китайский шелк! – добавила миссис Кларк, складывая руки на груди.

Модистка смотрела на Керри с таким видом, точно та заболела.

– Мадам? Вам что-то не нравится?

– Нет. То есть да. То есть я восхищена, правда же! – быстро успокоила их Керри. – Я не хочу казаться неблагодарной, просто я несколько ошеломлена.

Лицо у леди Пэддингтон смягчилось.

– Ну, разумеется, дорогая моя! И к тому же вы проделали такое путешествие за столь короткое время! Мы с миссис Кларк ездили как-то летом в Олнвик – хотя это в Англии, но это все равно, что съездить в Шотландию…

– Ну, не совсем все равно, – вмешалась миссис Кларк, – но очень, похоже…

– Необычайно, похоже! – повторила леди Пэддингтон. – И поездка заняла у нас две недели и еще четыре дня в придачу!

– Да, – устало кивнула Керри, опираясь на руку модистки, чтобы спуститься с примерочного табурета.

Она позволила модистке раздеть себя, а леди Пэддингтон и миссис Кларк безостановочно трещали о какой-то загородной прогулке во второй половине дня, которая прошла не так, как им хотелось. Слушая их, Керри поразилась – насколько же людям нечем себя занять, если, отправившись на прогулку во второй половине дня, они умудрились растянуть ее на две недели! Как можно жить, ничего не делая?

Керри привыкла работать от восхода до заката, заботиться о доме, о домашних животных, об урожае и людях. У нее не было возможности сидеть и размышлять о том, какое платье надеть к ужину. И поскольку ей не позволили выходить из дома Артура никуда, кроме ежедневной прогулки в Гайд-парк («Этого требуют приличия, милочка. Женщина, которая гуляет одна… Ну, понимаете, так не принято»), ей нечем было заняться, и она погрузилась в мысли о Шотландии, о Чарлзе Монкриффе, о Томасе, Мэй и Большом Ангусе.

Господи, что она здесь делает?

Пора уже, подумала она, пока модистка повязывала ее талию синей атласной лентой, поговорить с Артуром. Этот фарс больше продолжаться не может.

Едва Артур приехал в тот вечер домой, как леди Пэддингтон торопливо выплыла навстречу племяннику и сообщила, что завтра она уезжает в Саутгемптон и что поэтому ему нужно поискать другую компаньонку для Керри.

– Вы же знаете, что сегодняшний ужин и опера – последнее мое появление в свете до рождественского сезона.

– Я знаю.

– Надеюсь, – рассеянно проговорила леди Пэддингтон, пытаясь натянуть перчатки, слишком маленькие для ее руки. – А знаете ли вы, что по городу уже ходят слухи? Это недопустимо.

– Да, разумеется, недопустимо.

– Осмелюсь заметить, что Алекс, когда вернется из Сазерленд-Холла, не очень-то им обрадуется, – добавила тетка, останавливаясь перед большим овальным зеркалом, чтобы поправить свои кудряшки.

Артур взял у лакея ее красный бархатный плащ и накинул ей на плечи.

– Ну, тетя, – возразил он, – вы не хуже меня знаете, что Алекс будет очень рад познакомиться с миссис Маккиннон.

– О-о! Разумеется! – отозвалась та, надевая плащ и бросив быстрый неуверенный взгляд на Керри. – Да уж, конечно, это так! Я просто комментирую.

Артур кивнул лакею.

– Поторопитесь, иначе вы опоздаете на ужин. – И он поцеловал ее в пухлую щеку.

Леди Пэддингтон вспыхнула от удовольствия.

– Милый мальчик. – Она посмотрела на Керри. – Всего хорошего, миссис Маккиннон.

– Всего хорошего, леди Пэддингтон, – ответила Керри и неловко присела в реверансе, хотя и не была уверена, нужно ли делать реверанс в таких случаях.

Она вышла, Артур шел следом, и Керри услышала, как она велит кучеру поторапливаться и открыть ей дверцу кареты прежде, чем она насмерть простудится.

Артур вскоре вернулся, неуверенно улыбаясь.

– Простите ее. Это старуха с весьма определенным мировоззрением. – Он замолчал, но потом широко улыбнулся. – Ах, дорогая моя, какая вы сегодня красивая! – Он взял ее руку и поднес к губам.

Как и всегда, когда Артур хвалил ее, Керри тут же окатило жаркой волной, и ей пришлось напомнить себе, что им нужно кое-что решить. Но прежде чем она успела заговорить, Артур обнял ее за талию и повлек из холла.

– У меня для вас сюрприз, – заговорщически прошептал он. – Я знаю, вы скучаете по Шотландии. – Да, она скучает – ежеминутно.

– Это так, – согласилась Керри.

– В таком случае мы что-то должны с этим сделать, не так ли? – спросил он, когда они вошли в салон.

Непрошеная, безумная надежда охватила Керри. Сердце у нее бешено забилось, она быстро подняла глаза, всмотрелась в его лицо, воображение ее разыгралось, надежда приобретала все более реальные очертания…

Он решил отвезти ее домой.

Он сумел составить такой план, который позволит ей вернуться в Шотландию!

Она вырвалась из его объятий и повернулась к нему:

– Я возвращаюсь домой?

Замешательство, выразившееся на его лице, мгновенно погасило в ней надежду.

– Ах, любимая, я и не думал о том, чтобы отвезти вас обратно, по крайней мере, при теперешних обстоятельствах! Я полагаю, пройдет немало времени, прежде чем мы разберемся с вашими делами, а до тех пор я и близко не подпущу вас к Шотландии!

У нее упало сердце. Конечно, он не собирается отвезти ее домой. Ее опасения, кажется, подтверждаются – ей никогда больше не придется увидеть Шотландию.

Смущенный реакцией Керри, Артур внимательно всматривался в ее лицо. Она резко отвернулась от его проницательного взгляда, без сил упала в кресло и постаралась изобразить полное равнодушие.

– Прошу прощения, дорогая, я не хотел сказать, что мы… Вы ведь понимаете, что мы не можем уехать сейчас в Шотландию?

О да, она прекрасно все понимает. Понимает с такой ясностью, что сердце у нее стало свинцовым и почти перестало биться.

– Я… я не знаю, с чего я это взяла.

– Керри. – Артур присел перед ней на корточки и с грустным вздохом коснулся ее щеки. – Я знаю, вы скучаете по Шотландии. И я тоже. – Он улыбнулся торопливой кривой улыбкой, вынул из жилетного кармана бархатную коробочку и, держа ее в руке, пылко произнес: – Когда я это увидел, оно сразу же напомнило мне о голубой утренней дымке в Гленбейдене. А когда я это пошевелил, в нем отразился свет и я увидел вереск, зеленые холмы, темную синеву озера. А когда я взял это в руки, оно напомнило мне звезду. Оно напоминает мне вас – вы как шотландская звезда, которую я держу в руках.

Керри тихонько вздохнула.

– Я надеюсь, вы будете вспоминать Шотландию всякий раз, когда посмотрите на это. – Он взял ее руку, повернул ее ладонью вверх и положил на нее коробочку. – А я, увидев это, буду думать о ваших глазах, звездах Шотландии.

То, что лежало в коробочке, лишило ее дара речи. Никогда в жизни не видела она таких драгоценных камней. Это был, кажется, крупный бриллиант бледно-голубого цвета, по форме напоминавший яйцо. Она никогда не видела ничего подобного; камень висел на простой золотой цепочке и был огранен так искусно, что переливался всеми цветами радуги. Это была великолепная драгоценность, достойная королевы… а не бедной вдовы.

Глаза Керри затуманились, и вот уже на ресницах повисли слезы. Его щедрость ошеломила ее. Она не заслуживает таких прекрасных вещей, и ей казалось непостижимым, что Артур, занимающий столь высокое положение в обществе, считает иначе. Она почувствовала, как он взял у нее коробочку, как его пальцы коснулись ее кожи, когда он застегивал цепочку. Драгоценность тяжким грузом повисла у нее на шее.

– Я не могу принять такую роскошь. Это уже слишком, Артур.

Он нежно сжал ее руку.

– Это только начало, Керри. Посмотрите сюда, потрогайте. – Он поднес ее руку к камню. – Он же просто создан для вас – это сама Шотландия, чистая, прекрасная, сияющая, совсем как вы! Этот камень не может носить никакая другая женщина – только вы.

– Я не заслужила такого подарка…

Он взял в ладони ее лицо и заставил посмотреть на него.

– Никогда не говорите таких вещей! Вы заслуживаете лучшего, что есть в мире. Вы заслуживаете и этой драгоценности, и гораздо большего! Ах, Керри, неужели вы не видите, что вы со мной сделали? Неужели вы не видите, сколько счастья дает мне ваша улыбка? И если этот камень вызовет хотя бы намек на вашу улыбку, он стоит всех моих денег! Я хочу, чтобы он принадлежал вам!

С какой легкостью он уничтожает все ее сомнения, все тревоги! Керри обвила руками его шею, уткнулась лицом ему в воротник и крепко зажмурилась, чтобы не расплакаться. Артур рассмеялся, и смех этот отозвался в ее груди. Он упал на спину, потащив за собой Керри, и они распластались на дорогом обюссонском ковре.

Артур тяжело вздохнул.

– Ну же, мадам, улыбнитесь! – попросил он, а Керри в ответ поцеловала его так страстно, что у него перехватило дыхание.

Они торопливо и неистово ласкали друг друга прямо на ковре в салоне, совсем забыв о том, что их могут увидеть, потом, как сумели, привели в порядок одежду и волосы и велели подавать чай.

Когда чай был выпит и печенье с наслаждением съедено – то есть, съедено Артуром, поскольку Керри была охвачена таким восторгом по поводу камня, висевшего у нее на шее, что есть, не могла, – Артур сказал:

– Я поговорил с Кеттерингом. Все улажено, но мне будет страшно недоставать таких вот эпизодов.

– Что? – Она пока ничего не понимала – или не хотела понимать.

Артур улыбнулся, небрежно объяснил, что он ради соблюдения приличий поместит ее в добропорядочное семейство. Она будет жить у графа Кеттеринга, его друга.

Керри вскочила и заметалась по комнате. Артур спокойно наблюдал за ней.

– Я не поеду, Артур! Вы не можете требовать, чтобы я…

– Но это необходимо. Дорогая моя, вы и представить себе не можете, как мне тяжело расстаться с вами, хотя вы и будете совсем близко. Но я просто не могу позволить вам остаться под моей крышей без компаньонки. Больше я пока ничего не могу сделать – пока Алекс с матушкой не вернутся из Сазерленд-Холла, присматривать за вашей добродетелью некому.

– Моей добродетелью! – прямо-таки завопила Керри и рассмеялась коротким истерическим смехом. – Моя добродетель тут ни при чем! Не поеду, и все!

– Нет, поедете, – произнес он таким тоном, словно речь шла о погоде. – Я весьма сожалею об этом, но оставаться на Маунт-стрит больше невозможно. Пэдди права – в обществе уже поползли слухи. Когда я сегодня встретился с лордом Эндерби в заведении Тома О'Шантера, он поинтересовался моей гостьей – вам понятно? Ради соблюдения приличий придется вам переехать.

– А позвольте узнать, с чего это вам вздумалось беспокоиться о приличиях теперь? Мы проделали дорогу из Шотландии, не думая ни о каких приличиях!

В ответ он мрачно нахмурился.

– Я должен защищать вашу репутацию, сударыня. И я не собираюсь обсуждать эту тему – завтра же утром вы переедете в Кеттеринг-Хаус.

– В Гленбейдене вас не очень-то волновал этот вопрос! – Услышав это, Артур встал.

– Гленбейден, – спокойно заявил он, – находится очень далеко от Лондона, а в Лондоне я должен заботиться о чести нашей семьи и не забывать о положении, которое занимает мой брат в палате лордов. Я буду избегать скандала всеми способами, Керри. Спорить здесь не о чем.

Керри придерживалась другого мнения, но Артур был непоколебим. Он отказался слушать ее мольбы, а в ответ на что-то даже пригрозил, что уедет в свой клуб, если она не перестанет пререкаться. Но Керри родилась в семье упрямых шотландцев – яростные дебаты продолжались и во время ужина, пока, наконец, Артур в совершенном отчаянии не хлопнул ладонью по столу, проревев:

– Хватит!

В столовой повисло молчание. Спустя мгновение Артур взялся за вилку.

– И на сколько же вы намерены оставить меня там? – нарочито спокойно спросила Керри.

Он медленно поднял взгляд на висевшую у нее над головой картину, изображающую охоту на лису; вилка повисла в воздухе.

– Пока не могу сказать.

Искренность… сожаление… Все это отчетливо прозвучало в его голосе. Ни один из них не мог отрицать, что они оказались в трудном положении. Керри положила руки на стол и смотрела на них невидящим взглядом, а в голове у нее был полный сумбур.

– Так продолжаться не может, – тихо проговорила она. – Эту… эту дилемму нужно разрешить.

– Это не дилемма, – резко возразил он.

Керри посмотрела на него и увидела, что в его карих глазах сомнение смешано с решимостью. Она любит его, а он любит ее. Но что же дальше?

– Артур… нельзя притворяться вечно. На лице его появилось какое-то странное выражение; он положил вилку и машинально сжал кулак.

– Что значит – притворяться? Или вы думаете, что я притворяюсь, будто люблю вас? Или это вы притворяетесь, будто любите меня?

– Нет, конечно же, нет, – испугалась она и обвела рукой комнату. – Эта роскошь, это великолепие – вот что ненастоящее, Артур. Они все притворяются, что вы и я… ну, это ведь не может быть настоящим…

Он дернулся всем телом, словно она его ударила. Его бокал опрокинулся, стукнулся о стол, и тонкий хрусталь разбился на крупные куски, а вино забрызгало ему колени.

Артур вскочил, швырнул льняную салфетку на пролитое вино и уставился на темное пятно у себя на ноге. Керри тоже встала, но Артур жестом велел ей сесть.

– Прошу вас, кончайте вашу трапезу. Иисусе, где же Барнаби?. – чуть не закричал он и бросился из-за стола на поиски дворецкого, прежде чем Керри успела что-то сказать.