Текст книги "Невеста по контракту"

Как и в предыдущие дни, переодеваюсь в ванной в пижаму, выхожу и забираюсь на свою царскую кровать. Нейл уже лежит с закрытыми глазами на постеленном почти у самой двери матрасе, под простыней. С минуту всматриваюсь в его даже теперь чуть-чуть суровое лицо, гашу свет и отворачиваюсь к окну.

Сейчас бы в самый раз отключиться мыслями от всех тревог, но сон не идет, и чем дольше я лежу, тем меньше хочу спать. В голове все стоит гул праздничного зала и звучат то печальные, то исполненные благодарности речи Стефани. В какую-то минуту становится настолько невтерпеж узнать, что они значат, что я приподнимаюсь на локтях, снова вглядываюсь во тьму, туда, где лежит Нейл, и вскоре рассматриваю бледное пятно его лица. Крепко ли он уснул? И чутко ли спит?

– Нейл? – зову тихим шепотом. – Нейл, ты слышишь меня? – произношу немного громче.

Молчание. Смотрю на него еще несколько мгновений и опускаюсь на большую мягкую подушку. Спит. Крепко и сладко. Лишь матери новорожденных и нервно больные просыпаются от малейшего шороха. У Нейла же, если не брать в расчет эту историю с Хеленой, жизнь течет упорядоченно и ровно. Обожаемая работа, спортзал, свидания… Вспоминая о его многочисленных женщинах, чувствую приступ раздражения, мысленно смеюсь над собой и снова задаюсь вопросом: кто такая Хелена? Задумываюсь. Скорее всего, ничего особенно загадочного тут нет. Они повстречались в колледже или где-нибудь на вечеринке, до беспамятства влюбились, а спустя какое-то время Хелена охладела к нему или нашла себе другого. Словом, бросила бывшего возлюбленного, разбив ему сердце.

Воображение рисует неясный образ жестокосердой чародейки. Какого цвета ее волосы, глаза, губы – не понять, ведь я не видела Хелену даже на фотографии.

С чего я взяла, что она бессердечна? – спрашиваю сама у себя. Не исключено, что их разлучили обстоятельства. Может, она была замужем и, крутя роман с Барлоу, изменяла супругу, а потом образумилась? Или ее родители выступали категорически против такого жениха, потому что знали о неких его тайных грехах? Обстоятельства их расставания могли быть самыми невероятными.

– Кто же она такая? – шепчу в темноту. – Эта твоя прекрасная Хелена?

Вздрагиваю, слыша шорох у противоположной стены, и замираю. Увлекшись мыслями о Хелене, признаться, я забыла о том, что Нейл лежит в этой же комнате. Неужели он все-таки услышал?

Мгновение-другое тешу себя мыслью, что мой «жених» всего лишь переворачивается с одного бока на другой и сейчас вновь погрузится в крепкий сон, но шум не стихает, и я, хоть уже и не смотрю в его сторону, с ужасом сознаю, что он поднимается и натягивает брюки. Чувствую себя злодейкой. Но что я такого сделала?

Щелкает выключатель, и в центре потолка загорается люстра. Черт! Не мог включить настольную лампу или хотя бы торшер! В более тусклом свете я не стыдилась бы смотреть ему в глаза, да и была бы не столь заметна разница между той мной, какой я расхаживала на празднике Мирабель – с прической и макияжем на лице, – и мной теперешней, умытой и с распущенными растрепанными волосами.

Нейл подходит к кровати, останавливается возле спинки и смотрит на меня мрачным испытующим взглядом. Заставляю себя повернуть голову и взглянуть на него.

– Я думала, ты спишь…

– Кто рассказал тебе о Хелене? – глухо, не своим голосом спрашивает он, пропуская мои слова мимо ушей.

– Гм… – По-моему, Стефани просила меня не рассказывать о нашей беседе. Или не просила, а лишь подразумевала это? – Какая разница?

– Верно, никакой, – соглашается Нейл, качая головой и глядя на меня немигающим потухшим взглядом. – К тому же я и сам знаю ответ: язык распустила либо моя маман, либо бабуля. Старые трещотки!

Сажусь, кладу подушку к спинке кровати и откидываюсь на нее. Видимо, грядет неприятный, возможно долгий, разговор.

– Они всего лишь слишком сильно тебя любят, – вступаюсь я за Стефани и Мирабель. – Хотят, чтобы твоя жизнь наконец наладилась.

– Она наладилась! – рявкает Нейл, и я вновь вздрагиваю. – Настолько, насколько это возможно. Большего я им дать не могу, хоть умри.

– Но ведь… нельзя же так… – бормочу я, придумывая, какие подобрать слова. – Ты не один такой на свете. Едва ли не каждому из нас рано или поздно приходится переболеть любовной горячкой. Меня вот тоже… – Умолкаю на полуслове, вспоминая о том, что и я, подобно ему, решила больше ни с кем не вступать в близкие отношения.

Нейл со странной болезненно-отчаянной пытливостью всматривается в мое лицо.

– Как видно, они не посвятили тебя в подробности?

Качаю головой.

– В подробности – нет. Но они в таких историях и ни к чему. Я поняла главное: ты страдаешь от расставания с любимой, а куда она делась – сбежала ли от тебя, не смогла ли ответить взаимностью на твои чувства, – это не столь важно.

– Она умерла, – глядя на меня исподлобья невыносимо тяжелым взглядом, убито произносит Барлоу.

У меня по спине пробегает морозец. Почему, когда разговариваешь с пышущим здоровьем и силой человеком, мысли о чьей-то смерти, которая отравляет ему жизнь, ни на миг не приходят тебе в голову?

На мою долю ничего столь жуткого, слава богу, пока не выпадало. Мне в любом случае легче. Я могу продолжать любить Маркуса, охладеть к нему или проникнуться неприязнью. Потому что знаю, что он где-то живет, дышит, ходит по тому же, что и я, городу и, вероятно, еще повстречается мне на пути. В случае же Барлоу… Страшно представить. Ему некому желать добра или зла, не на что надеяться, нет смысла за что-либо бороться или строить планы. У него после ухода любимой не осталось совершенно ничего.

– Когда это случилось? – тихо и осторожно интересуюсь я.

– Вообще-то у меня правило: не разговаривать об этом ни с кем, – пасмурно объясняет он.

– Но… наш случай исключительный, – говорю я. – Понимаешь, Стефани думает, что мы очень близки и я в курсе всего… – Осекаюсь. Я все-таки проболталась! – Только, пожалуйста, не выдавай меня!

Нейл складывает руки на груди и присаживается на край кровати. На нем белая футболка, она так обтягивает рельефный торс, что невозможно не любоваться им. Я делаю это исподтишка, когда он смотрит в другую сторону. С его губ слетает вздох.

– Выдавать тебя? Мне самому это ни к чему.

Киваю.

– Если Стефани или Мирабель еще раз заведут об этом речь и станут задавать вопросы, я точно ляпну что-нибудь такое, что они поймут: мы их просто дурачим. И потом… Впрочем, если тебе до сих пор слишком больно, – спохватываюсь я, – тогда это не столь существенно. Я даже готова выставить себя дурой. – Неуместно хихикаю, сознаю, что могу смехом сильнее ранить его, умолкаю и потупляюсь.

Он поворачивается и смотрит на меня благодарно-грустным взглядом. Я не вижу его, но чувствую это. Проходит минута, другая. Молчание становится невыносимым. Воздух будто сгущается, и делается трудно дышать. Я уже собираюсь солгать, что хочу спать, когда Нейл хрипловатым и тихим голосом произносит:

– Прошло шесть лет. – Прочищает горло. – Со дня ее смерти прошло почти шесть лет.

Я поднимаю на него глаза и вижу, что его лицо потемнело, а взгляд устремился в никуда. Такое чувство, будто он смотрит в прошлое и ясно видит перед собой до боли родную и любимую, но уже неживую Хелену.

Меня охватывает неукротимое желание крепко обнять его и взять себе хоть малую толику его страданий, но я боюсь вторгаться в его святую скорбь и сижу не двигаясь. Еще совсем недавно, видя его с очередной подругой или спешащим в спортивной одежде в клуб, я и представить не могла, что этот парень-атлет с немного высокомерным видом носит в сердце такую тяжесть.

Нейл долго сидит молча, потом обхватывает голову руками и начинает говорить, хоть я больше ни о чем его не спрашиваю:

– Мои родные ждут, что я «выздоровею». Знаю, мать тайком читает молитвы и льет слезы. Нет, я не тронулся умом и не вбил себе в голову, что Хелена была идеальной.

Чувствую, что даже произносить ее имя ему больно, и сижу тише воды ниже травы.

– Знаешь, как это бывает? – продолжает он, обращаясь будто не ко мне, а к невидимому собеседнику перед собой. – При жизни такой-сякой, а не успел умереть – был самый добрый и мудрый! – Он сжимает губы, наверное чтобы они не задрожали, и некоторое время молчит.

Я, хоть и не имею понятия, зачем мне это нужно, молю, чтобы ему не расхотелось рассказывать дальше.

– Мы с Хеленой любили друг друга, – произносит Нейл так, словно забыл обо мне и просто размышляет вслух. – Вот и все.

В его глазах не блестят слезы, он не бьет кулаками по кровати и не вдается в подробности их с Хеленой любви, но я чувствую даже по его дыханию, хотя в нем вроде бы нет ничего необычного, что он по сей день глубоко и искренне страдает. Возгораюсь желанием помочь ему, проявить участие, пусть в этом и нет большого смысла.

– Может… ты полюбишь кого-нибудь еще? – несмело спрашиваю я.

Он по-прежнему смотрит в одну точку перед собой и выглядит так, будто не услышал моих слов.

– Может, просто не прошло достаточно времени? – не унимаюсь я, одержимая необъяснимым желанием достучаться до его израненной души и влить в нее хоть немножко целебного снадобья. – Или, может, среди твоих подруг еще не попалось такой, которая сумела бы вернуть тебя к нормальной жизни?

Нейл резко поворачивается и опаляет меня гневным взглядом.

– Они мне не подруги. И такой среди них не найдется, уверяю тебя.

Недоуменно моргаю.

– Зачем же ты знакомишься с ними, общаешься, морочишь им голову?

– Я не морочу голову ни одной из них, – чеканя каждое слово, произносит он. – Умышленно ни у кого не беру телефон.

– Что? – Оказывается, он стократ более загадочен, чем мне когда-то казалось.

– Я без проблем даю женщинам свой телефон, но никогда не прошу их номеров, – объясняет он. – Если дают сами – беру, чтобы не обидеть, однако не звоню.

Понимаю, что должна держать при себе свои эмоции, но усмехаюсь от неожиданности. Кручу головой.

– Что-то я ничего, совершенно ничего не пойму! Ты намекаешь на то, что ничем не обязан своим многочисленным женщинам?

– Не намекаю, – говорит он, глядя мне в глаза. – Говорю как есть.

8

Поправляю подушку и сажусь поудобнее.

– Подожди-подожди… Женщины сами назначают тебе свидания?

– Теперь это в порядке вещей, – сдержанно отвечает Нейл.

– И ни одна из них не понравилась тебе настолько, что ты захотел бы взять у нее телефон?

– Я знаю, что это ни к чему не приведет. В моем случае отношения с женщиной, какой бы замечательной она ни была, обречены на провал. Поэтому я прекращаю их в самом начале.

– И завязываешь новые? – спрашиваю я.

– Так получается.

– Но зачем тебе все это? Зачем вообще с кем-то знакомиться, если ты не хочешь обременять себя серьезными отношениями? – Эй! – с опозданием одергиваю себя я. В данном случае можно было обойтись и без иронии.

Нейл долго и хмуро смотрит на меня, потом отворачивается. Мой взгляд перемещается на расстегнутый ремень его брюк, и кровь у меня в жилах совершенно не к месту ускоряет свой бег. Пожалуй, я понимаю женщин, которые знакомятся с ним, сами берут у него телефон и, хоть, может, и чувствуют, что ничем серьезным здесь и не пахнет, звонят и спешат на свидание.

– Первые полтора года я ни о ком другом и не помышлял…

Я лишь теперь отмечаю, что он что-то чересчур откровенен. При этой мысли голова немного идет кругом.

– …потом боль поутихла, – продолжает он. – И я стал внушать себе, что обязан жить, поэтому и начал ездить на свидания. Вскоре выяснилось, что это не особенно помогает, но стало ясно также и то, что, когда я с женщиной, могу на время притвориться, будто все в порядке, обмануть самого себя и не обращать внимания на страх.

– Страх? – Каждое признание Нейла очередная загадка и все больше обескураживает. Неужели такой, как он, может чего-то бояться?

Он протирает лицо руками, будто оно вспотело или мокрое от дождя.

– Да, страх. Он живет во мне так глубоко, что стал неотъемлемой частью меня. Порой кажется, я всегда был таким, таким и родился. – Он резко поворачивается и сдвигает брови. – Почему я об этом тебе рассказываю?

Пожимаю плечами.

– Не знаю.

– Ни одна живая душа на земле не слышала от меня ничего подобного, – говорит он, всматриваясь в мои глаза с любопытством и настороженностью.

– Наверное, это все из-за нашей сделки, – предполагаю я, хоть верить хочется в другое.

Он на миг задумывается и кивает.

– Наверное.

Какое-то время оба молчим. Мне все представляется мертвая девушка и сломленный горем Нейл, и от невозможности что-либо исправить душа рвется на части.

– От чего она умерла? – спрашиваю я, не успев прикинуть, стоит ли задавать этот вопрос.

Взгляд Нейла мрачнеет до такой степени, что я задумываюсь, не предложить ли ему успокоительного. Вообще-то у меня никогда не было привычки повсюду возить с собой лекарства, но после разрыва с Маркусом я на всякий случай запаслась таблетками.

– Ее зарезали, – хрипло и тихо, но твердо и не то с угрозой, не то с желанием что-то кому-то доказать произносит он. – Прямо у меня на глазах.

Ахаю. Смотрю на него не мигая, а мое сердце бьется неровно и испуганно, будто раненое. Бог его знает почему, но я чувствую себя так, словно узнала о беде очень близкого человека, и сделала бы все, чтобы облегчить его участь, но бессильна ему помочь.

– Мы вдвоем шли по улице и увидели, как семеро избивают одного, – глядя куда-то в пол, глухо рассказывает Нейл. – Я сразу сообразил, что вмешиваться нет ни малейшего смысла, стал доставать телефон, чтобы вызвать полицию, когда Хелена рванула к хулиганам и схватила одного из них сзади за куртку… – Он сглатывает, какое-то время молчит и добавляет едва различимо: – Как сейчас помню блеск ножа, как сейчас слышу ее крик…

Больше не задумываясь, правильно ли это, я отбрасываю простыню, подпрыгиваю к Нейлу и обнимаю его. Он напряжен, как растянутая пружина, но мгновение спустя прижимается щекой к моей щеке, замирает и едва слышно добавляет:

– Подонки бросились врассыпную, а я был настолько потрясен, что в первые мгновения даже не обратил на это внимания. Ни одного из них мне не удалось ни запомнить, ни отыскать после. Хоть я и пытался…

– Если хочешь, поплачь, – шепчу я, гладя его по голове. – Клянусь, об этом никто-никто не узнает, а тебе станет чуточку легче. Можешь даже порыдать. Считай, что я ничего не замечу, ничего не услышу.

Нейл отстраняется, резким небрежным движением смахивает с глаз слезинки и, глядя на меня с благодарностью и нежностью, качает головой.

– Нет, рыдать не буду. – Он слабо улыбается. – Но… спасибо тебе.

Ненавязчиво похлопываю его по плечу.

– Не за что.

Он шарит по карманам, проходит к шкафу, в который повесил пиджак, и достает пачку сигарет.

– Лучше немного отравлюсь. Ты не против?

Качаю головой.

– Отравляйся на здоровье.

– Спасибо, – кивает он и возвращается на место.

– Не знала, что ты куришь, – удивленно говорю я. – Разве это совместимо со спортом?

– Конечно нет. – Он щелкает зажигалкой и прикуривает. – Но я это так, не всерьез. И крайне редко, когда становится невмоготу. – Он усмехается, очевидно чтобы не казаться слабаком.

Одобрительно киваю.

– И правильно.

– Спортом я занялся именно после этого безумия. – Он затягивается, выпускает дым и расправляет плечи. – Решил: измотаю себя, но стану сильнее и увереннее, чтобы, приключись опять нечто подобное, преподать ублюдкам урок собственными руками и избежать кровопролития.

У меня перед глазами возникает улица, толпа озверевших молодчиков, избитый парень на тротуаре, в нескольких шагах от него окровавленная девушка, а рядом с ней не помнящий себя от ужаса Нейл Барлоу. Меня бросает в дрожь.

– Знаю, что со стороны я кажусь придурком, одержимым идеей стать горой мышц, – говорит он голосом, которому явно хочет придать насмешливости, но который по-прежнему полон отчаяния и тоски. – Но мне плевать на то, кто что обо мне подумает! – со злостью добавляет он.

– Фанатично увлечен работой ты, наверное, по той же причине? – осмеливаюсь предположить я. – В смысле… после того же случая?

Он кивает и делает очередную затяжку.

– Так было легче ни о чем не задумываться. А теперь это давно вошло в привычку.

Да уж, все куда сложнее и драматичнее, чем я думала. Сижу в своей пижаме, свесив ноги с кровати, и обнимаю себя, как в ознобе. Что тут скажешь? Что посоветуешь?

– Может, тебе следует поставить перед собой задачу… освободиться от страха? Даже прибегнуть к помощи психологов, психоаналитиков?

Нейл отрицательно качает головой.

– Я не верю, что кто-то в состоянии мне помочь. И не желаю разговаривать о том происшествии с посторонними.

У меня теплеет на душе. Получается, что я для него уже не посторонняя?

– К тому же… – Он поджимает губы и немного наклоняет голову набок. Замечаю, что вены у него на висках вздуты, как от долгого тяжкого труда. – Понимаешь, не так-то просто объяснить, что это за страх. Я боюсь не то чтобы крови или столкновения с отморозками, которым все нипочем. То есть и этого, конечно, тоже. Но главное – внезапной потери человека, который почти стал частью тебя самого. Мгновение назад он… она была, а теперь смотрит на тебя стекленеющими глазами и молит не отпускать ее, ты же чувствуешь себя до предела бессильным, ненавидишь все и вся и знаешь, что ее вот-вот не станет. Еще одну подобную пытку я не вынесу.

Медленно и опасливо протягиваю руку и прикасаюсь к руке Нейла. Он вздрагивает, словно подумал, что до него дотрагивается покойница Хелена.

– Почему ты считаешь, что эта пытка повторится? – негромко и ласково спрашиваю я. – В следующий раз все сложится совершенно иначе, по-другому не может быть.

Он обхватывает мою руку пальцами, на мгновение сжимает их и разжимает.

– Да, конечно. Умом я это понимаю, но сердце не переубедишь. Оно само возвело вокруг себя защитную стену, и, кажется, что эта стена нерушима.

– Может, стоит крушить этот бастион кирпичик за кирпичиком, каждодневными самовнушениями? – так же ровно и тихо произношу я.

Он вздыхает и упрямо качает головой.

– Я пробовал. К каким только хитростям я не прибегал, каких только книг не читал! Без толку. Дикий страх сближаться с кем бы то ни было въелся в меня, вжился. В какую-то минуту я понял: бороться с ним бесполезно. И приспособился к нему.

Киваю.

– Понятно. Но надежду, на мой взгляд, терять не стоит.

– Надежду – на что?

– На то, что в один прекрасный день ты вырвешься из плена. Может, все-таки с помощью женщины…

Он смотрит на меня с непонятным выражением и снова хмурится.

– Не себя ли ты имеешь в виду?

Задыхаюсь от возмущения и досады. Признаться, к ним примешивается и капля стыда. Где-то в самой глубине души я и правда начинаю лелеять надежду, хоть и не отдаю себе в этом отчета.

– Ты что, с ума сошел?! – Поворачиваюсь с намерением уползти в другой конец кровати, к своим подушке и простыне, но Нейл удерживает меня за руку.

– Подожди, не обижайся. Я ведь… не в плохом смысле. Я… – Наши взгляды на миг встречаются, и мы одновременно отворачиваемся не то от смущения, не то от нежелания выдавать глазами свои самые сокровенные тайны. – Я это так, – стараясь казаться повеселевшим, произносит он. – Полушутя. Точнее… просто предположил. Сама же понимаешь, что подобное практически невозможно. – Смеется, и я, хоть и чувствую, что смех этот ненатуральный, снова ощущаю приступ гнева.

– Разумеется, подобное невозможно! Я только-только разошлась с бойфрендом и не склонна больше ввязываться в такие истории!

Нейл смотрит на меня с дружеской, теперь вполне естественной улыбкой.

– Выходит, мы одного поля ягода.

Бросаю на него возмущенный взгляд. Мне никак не успокоиться. Почему – не хочу задумываться, а то станет еще стыднее и покраснею от неловкости.

– Я говорю: не склонна. Но окончательного решения еще не приняла. К тому же мне еще обязательно позвонит Маркус.

Улыбка тает на губах Нейла. Он всматривается в мои глаза.

– Думаешь, вы опять сойдетесь?

Пожимаю плечами и отворачиваюсь, чтобы врать, не видя его взгляда.

– Не знаю. – На самом-то деле я уже почти не сомневаюсь, что больше не приму Маркуса, какими бы обещаниями и мольбами он меня ни осыпал. Во мне вдруг внезапно умерло то, что называлось любовью к нему, а без этого продолжать отношения нет ни малейшего смысла.

Нейл напряженно смотрит на меня. Чувствую его взгляд щекой.

– Ты… все еще любишь его? – неожиданно спрашивает он.

Вот это да! Просто не верится, что этот полуночный разговор в спальне на двоих влюбленных ведем именно мы – соседи, до недавнего времени ограничивавшиеся лишь приветственными фразами и жившие каждый своей жизнью.

У меня с языка чуть не срывается «не люблю», но разум одерживает верх над спонтанными чувствами, и я отвечаю вопросом на вопрос:

– Какая тебе разница?

– По сути… никакой. Просто… по-моему, это неправильно. Я уже говорил, какого был мнения о ваших отношениях…

Дергаю плечом.

– Мнений может быть миллион. Если прислушиваться к каждому, потеряешь собственное.

Нейл медленно, будто превозмогая боль, кивает. Его глаза вновь излучают грусть. Опять вспоминает про Хелену? – думаю я.

– Да, ты права, – говорит он. – Самое главное и верное мнение – свое. Другие, особенно соседей, до которых нет дела, не в счет.

Он сидит, по-прежнему держа спину прямо, и одним своим могучим видом внушает уважение, граничащее с благоговейным страхом. Поэтому тоска в его голосе и во взгляде трогает душу вдвойне сильнее. Меня вдруг охватывает неодолимое желание отплатить ему тем же – отбросить притворство и увиливание и рассказать о себе правду. Вздыхаю.

– Дело тут не в чьих-либо мнениях. С Маркусом я… еще не знаю, как поступлю. Но открою тебе секрет: наверное, у нас с ним не склеилось большей частью по моей вине.

Нейл удивленно изгибает бровь.

– Что ты имеешь в виду?

– Я донельзя избаловала его, закрывала глаза на все его недостатки и проступки. Это отнюдь не лучший путь для создания прочных продолжительных отношений, теперь я это твердо знаю.

Нейл нахмуривается и смотрит на меня так, будто я говорю ему, что позволяла Маркусу изменять мне прямо у меня перед носом.

– Почему ты его баловала?

Пожимаю плечами.

– Причина, наверное, как и в твоем случае, где-то глубоко внутри. Думаю, это тоже страх. Страх нескончаемых разбирательств, выяснений, скандалов и обвинений… – Умолкаю, подумав вдруг о том, что он может решить, будто я сама была такой в прошлом, и прикусываю губу.

Он о чем-то с минуту размышляет, поворачивается ко мне всем корпусом и указывает на меня пальцем.

– Так жили или, может, до сих пор живут кто-то из твоих родственников. – Он слегка прищуривается. – Скорее всего, родители.

Киваю и вся съеживаюсь.

– Угадал. По-моему, они иначе просто не могут, а я, как представлю, что заживу так же, холодею от ужаса. Лучше уж вообще никак, чем в бесконечной ругани.

Нейл вновь смотрит на меня с приятельской улыбкой, а его глаза по-прежнему полны горести.

– Значит, верно я говорю: мы с тобой одного поля ягода. Оба не в состоянии перебороть себя, оба предпочитаем жить без привязанностей.

Киваю.

– А знаешь, в одиночку не так уж и плохо, – стараясь говорить бодро, произносит он. – Главное, к этому привыкнуть. Сама подумай, никто не вмешивается в твои планы, никто ни в чем не упрекает, никто не возражает, когда ты, например, задумал купить новый шкаф, а старый выбросить.

– Да, – безрадостно соглашаюсь я, думая о том, что при этом никто и не позаботится о тебе, никто не подаст чашку кофе, если ты вернулась с работы без задних ног или заболела и не можешь встать с кровати.

Нейл оживленно потирает руки, но я чувствую, что его веселье наигранное. Впрочем, может, я ошибаюсь.

– И хорошо! – восклицает он. – Приятно узнать, что ты такой не один. Что где-то по соседству живет человек с похожими проблемами, пусть источник их совсем другой, – грустнее и тише добавляет он.

– Да, – повторяю я, почему-то совсем падая духом, но стараясь не подать виду.

– Может, стоило с самого начала открыть друг другу карты, – говорит Нейл, почесывая затылок. – Тогда было бы проще отбивать атаки родительской заботы и любопытства.

– Я предлагала, – напоминаю я.

Он энергично и часто кивает. Кажется, теперь все, что он делает, делает нарочито, чтобы скрыть истинные желания и чувства. Однако ничего нельзя сказать наверняка.

– Да, помню! – Он виновато улыбается. – А я, болван, отверг все твои предложения. Потому что недостаточно прозорливый и, может, недалекого ума.

– Не болтай глупостей, – говорю я. – Ума ты далекого, иначе не занимал бы столь ответственный пост в своей фирме. Просто тебе слишком сложно быть откровенным.

С него вмиг соскакивает вся веселость. Он снова мрачнеет, какое-то время молчит, потом шлепает ладонью по колену.

– Быть откровенным… мне действительно сложно. – Усмехается. – А пост мой отнюдь не самый ответственный. Надеюсь в один прекрасный день войти в состав правления. Тогда другое дело.

Объятая желанием поддержать его, дотрагиваюсь до его локтя.

– Конечно, войдешь. Я верю в тебя.

Он смотрит на меня растерянно и немного с опаской, и кажется мне бесконечно трогательным в своем удивлении. Убираю руку и заставляю себя улыбнуться.

– Ты правда… в меня веришь? – недоверчиво спрашивает он.

– Да, – просто отвечаю я. – Не знаю почему…

Он берет мою руку и с чувством сжимает ее.

– Спасибо.

В эту минуту мне кажется, что сейчас он сгребет меня в объятия и взмолится о том, чтобы я забыла о его заявлениях, потому что теперь они утратили всякий смысл. Скажет, что я была права, предположив, что ему всего-то надо дождаться ту единственную женщину, которая сумеет растопить лед в его сердце. И что он наконец-то встретил ее, точнее наконец понял, что она жила по соседству целых три года, но принадлежала другому, поэтому он и не смел с ней сближаться, хоть и чувствовал, догадывался…

Но Нейл кладет мою руку на кровать и снова напускает на себя задорный вид. У меня падает сердце.

– Итак, похоже, нам стоит заключить еще одну сделку. На сей раз устно, не на бумаге.

Растерянно моргаю и чувствую, что выгляжу до смешного глупо.

– Какую еще сделку?

– О соседском понимании и дружбе, – торжественным голосом объявляет он. – Я, Нейл Барлоу, и ты, Сиара Купер, отныне и на все то время, которое мы будем жить в нашем комплексе, обещаем быть друг для друга добрыми приятелями.

Вымучиваю улыбку, хоть и губы будто одеревенелые.

– Что это значит?

– Ничего особенного, – более тихо, даже опять с грустинкой объясняет он. – Просто теперь, хотим мы того или нет, жить по-прежнему у нас не получится.

Вопросительно приподнимаю брови и не осмеливаюсь задать очередной вопрос, а сердце замирает в надежде.

– Теперь мы будем не просто соседями, а соседями, знающими друг о друге такое, что неведомо и самым закоренелым сплетникам. Это никого ни к чему не обязывает, – торопливо добавляет он, и мои слабые чаяния вновь угасают. – Просто здороваться мы будем сердечнее, а спрашивать «как дела?» не из вежливости, а потому что будет интересно знать ответ. Во всяком случае, я на это надеюсь, – произносит он, поднимаясь с кровати.

Черт! Мне до того обидно, что, кажется, останься я сейчас одна, от души поплакала бы.

– Время от времени можно даже приглашать друг друга на бутылочку пива, – приостанавливаясь, но избегая встречи со мной взглядом, говорит Нейл. – Ну или хотя бы на чашку кофе.

Я задыхаюсь от обиды и отчаяния. Пиво! Да будь оно неладно!

– Да, кофе будет куда лучше. Пиво я, признаться, терпеть не могу.

Нейл внимательно смотрит на меня, словно почувствовал, что думаю я вовсе не о напитках.

– Почему же ты мне не сказала? Тогда, когда я позвал тебя к себе?

Кривлю губы.

– Было не то настроение.

Он кивает.

– Ладно. Кофе так кофе. Непременно запомню, что угощать тебя пивом не стоит.

В это мгновение от желания соскочить с кровати, крепко обнять его и пообещать, что, если мы попробуем быть вместе не в шутку, а всерьез, я приложу все усилия, чтобы исцелить его, у меня немного мутнеет перед глазами. Я уже набираю полную грудь воздуха, когда понимаю, что, если бы я настолько понравилась ему, он бы сам сделал первый шаг, и мой безумный порыв сходит на нет.

Уползаю к противоположной спинке кровати и натягиваю на себя простыню до самого подбородка. Нейл уходит к двери, гасит свет, снимает брюки, ложится на матрас и произносит:

– Спокойной ночи, Сиара.

Его голос звучит нежно, но я слышу в нем издевательские нотки, даже жалость, будто знаю наверняка, что ему известно, о чем я думаю, и в душе он смеется надо мной. Чувство такое, что меня бросили за одну неделю второй раз и что оправиться от этого позора уж точно не получится.

– Сиара? – с легкой тревогой зовет Нейл.

Вздрагиваю.

– Что?

– Я пожелал тебе спокойной ночи. Ты не услышала?

– Гм… Наверное, нет. – Натянуто хихикаю. – Задумалась. И очень хочу спать. – Я солгала. В сон меня по-прежнему не клонит. – Спокойной ночи.

В комнате снова воцаряется тишина. Смотрю на окно, слабо освещенное уличным фонарем, и с отчаянием раздумываю: видимо, не суждено мне стать его избавительницей. И придется довольствоваться лишь ролью друга, с которым время от времени можно попить пивка. Точнее, кофе.