Текст книги "Эльминстер. Рождение мага"

Телорн воззрился на Эльминстера и ухмыльнулся. Начальник стражи, выпучив глаза, только покачал головой и отвернулся. Молодой вельможа посмотрел в сторону полога на другом конце зала. Кивнув, Эл пошел впереди, прокладывая путь Телорну.

Подойдя к пологу, Эльминстер, бросив быстрый взгляд по сторонам, чуть приподнял завесу, и Телорн заглянул внутрь.

На полу около ложа валялись подушки и покрывала. За ними одиноко мерцал тусклым, неверным светом столбик свечи, стоящей на животе совершенно обнаженной красавицы, возлежавшей на ложе закинув руки за голову. Она призывно улыбнулась из-под шелковой, скрывавшей ее лицо полумаски сквозь длинную, прикрывавшую губы прядь…

– Я вся горю от нетерпения, о мой господин, – промурлыкала она.

Ухмылка Телорна стала еще шире, и он вошел в альков. Как только за ним опустился полог, Эльминстер тоже проскользнул следом за вельможей. Занеся свой верный кинжал, он чуть подпрыгнул и со всей силы обрушился на щеголя.

Телорн, как срубленное дерево, повалился на край ложа. Фарл, успевший выскочить из своего укрытия под грудой подушек, убрал прочь ноги Шандат, чтобы тот не придавил их.

Переглянувшись, Фарл и Эл принялись за работу. Они не стали брать кольца, которые могли оказаться магическими, а Шандат было достаточно и ее монет. Пока она поспешно одевалась, друзья подобрали их с полу и получили взамен каждый по горячему поцелую. Она и в самом деле была очень красива… Ну что ж, может, как-нибудь в другой раз.

Они быстро содрали с Зелембана одежду, вытащили из-под груды подушек и покрывал на полу оглушенного Джанзибала и уложили обоих вельмож на ложе так, что те оказались в объятиях друг друга. В таком виде их и должны были обнаружить. Поддерживая Тень с двух сторон за плечи, словно ей было дурно, они миновали таверну и вышли через черный ход.

Из темноты к ним скользнул было какой-то бродяга, но, увидев угрожающий взгляд Фарла и тускло блеснувший кинжал Эла, счел за благо убраться прочь. Не говоря ни слова, троица повернула на север, в сторону пекарни старого Ганнибурга.

Седой старик булочник жил один над своим магазинчиком. Прекрасная половина Хастарла не баловала его своим вниманием из-за его обветренного лица, деревянной ступни, злого языка и неуживчивого характера. Он нередко выбрасывал зачерствелый, нераскупленный хлеб – иногда даже целыми караваями – на задний двор, где играли вечно голодные мальчишки, терпеливо ждущие, когда им перепадет кусок. Сейчас из-за закрытых ставней второго этажа слабо доносился храп.

– Куда мы идем, друзья мои? – Шандат все еще находилась под впечатлением их проделки и так неожиданно перепавшего ей золота, но в ее голосе прозвучала первая тревожная нотка. Кое-какие слухи о сопровождавших ее сейчас двух молодых ворах долетали и до нее.

– Тебя надо спрятать, прежде чем эти ублюдки придут в себя и пошлют солдат вытрясти из тебя все, что ты позабыла им отдать. Вот мы и идем туда, где тебя можно спрятать, – шепнул Фарл ей в самое ухо, заключая стройный стан в объятия.

– Хорошо, но где? – спросила Шандат, обнимая его. Фарл указал на окно, из которого доносился храп.

Шандат уставилась на него.

– Ты в своем уме? – сердито зашипела она. – Если ты думаешь, что я…

Пальцы Фарла скользнули по ее телу, а губы прервали возражения девушки поцелуем. Мгновение она сердито сопротивлялась, пытаясь что-то сказать… и вдруг обмякла. Фарл тут же подхватил ее и передал Эльминстеру.

– Давай сюда, – быстро сказал он.

Бегом он принялся возводить пирамиду из ящиков и противней для хлеба, которые в избытке валялись во дворе пекарни. Эльминстер посмотрел на него и перевел взгляд на девушку у него на руках, которая уже начинала шевелиться. Еще мгновение-другое, и она придет в себя… Она была удивительно нежна, красива и почти невесома, но, если Эл хоть что-то понимал в характере Тени, она будет очень рассержена, очнувшись в его объятиях. Он быстро поискал глазами место, куда бы положить ее.

– Повезло Ганнибургу, – с усмешкой сказал Фарл, слезая на землю с наскоро сооруженной пирамиды. Ставни на втором этаже уже были открыты, и храп оттуда вовсю разносился по переулку. Он указал на Эльминс-тера, на Шандат, а затем вверх на окно.

– Чтобы уж наверняка, – тихонько ответил ему Эл и полез по ящикам с перекинутой через плечо бесчувственной Тенью. Приятный запах ее тела щекотал ему ноздри, и он пробормотал на ходу уже себе под нос: – Повезло больше, чем мне, это уж точно.

Затем он осторожно влез в окно. Фарл придержал руки и ноги Шандат, чтобы они не зацепились. Красавица снова шевельнулась, когда они, едва ступая по простому дощатому полу, прокрались к постели Ганнибурга.

Откинув край лоскутного шерстяного одеяла, они со всей осторожностью уложили ее около спящего булочника, чуть не прыснув со смеху: в качестве одежды для сна старик, не долго думая, приспособил весьма игривого вида сорочку, какую обычно носят женщины легкого поведения, смело укоротив ее. Из-под легкого шелка торчали тощие, волосатые, с выступающими венами ноги.

Закусив губу, Эл отошел к окну, его плечи безмолвно сотрясались от приступов смеха. Фарл справился с собой скорее и с нежностью немного заголил лежащих на кровати. Тихонько шлепнув по полуобнаженным телам, он на цыпочках вернулся к окну. Эл был уже на полпути вниз.

Захихикав и понимающе подмигнув друг другу, молодые воры вытащили самый нижний ящик. Сооружение пошатнулось и с грохотом обрушилось вниз, перекрывая даже храп Ганнибурга. Фарл и Эл бросились за угол.

Пробежав чуть ли не пол-Хастарла, они остановились, чтобы перевести дух, и Фарл сказал:

– Уф! Отлично все провернули. Жаль только, что я не успел закончить до того, как ты вернулся с этим ослом.

Усмехнувшись, Эльминстер отдал ему сережку Шандат. Фарл улыбнулся, глядя на нее:

– О! Хоть что-то перепало нам за труды наши… Улыбка Эла стала шире, и он опустил в другую руку своего друга три тяжелых звена золотой цепи.

– Его цепь стала просто чуть-чуть покороче, – произнес он с невинным видом. – Ну зачем она ему такая длинная.

Фарл расхохотался. Так они и стояли смеясь, пока Фарл не заметил неподалеку вывеску трактира.

– Как насчет промочить горло? – спросил он, переводя дух.

– Что? – загорелись серо-голубые глаза Эльминстера. – Опять?

* * *

С той ночи Селуна уже трижды всходила над высокими башнями Аталгарда, а в городе все еще только и было разговоров, что об очень близких отношениях между двумя молодыми сыновьями Верховных Чародеев. В бедных кварталах Хастарла охранники рыскали по всем тавернам, обыскивая их до последней кладовки. Они явно жаждали обнаружить одного черноволосого большеносого юношу и его остроумного друга… Поэтому Эладар и Фарл сочли благоразумным на время убраться с глаз долой, пока разыскивающие их не потеряют бдительность, и тогда с ними может произойти несчастный случай, а может, их попробует обчистить какой-нибудь уличный воришка, слишком отчаянный, чтобы соображать, что делает, и тогда их поиски переключатся на новую цель.

Друзей не устраивала перспектива, к удовольствию охранников, висеть у всех на виду на зубчатой стене Аталгарда, поэтому они предпочли отдохнуть, болтая и строя планы на будущее, на другом конце города – в уединении старого, обнесенного стеной кладбища, заросшего и заброшенного. Треснувшие и покосившиеся каменные склепы зажиточных семей совсем пришли в упадок: деревья проросли прямо сквозь них, раскинув во все стороны спасительный шатер ветвей.

Имена добропорядочных горожан и воров, достаточно преуспевших при жизни, чтобы купить себе здесь место для последнего приюта… все их честолюбие, грандиозные планы и золото не принесли им ничего, кроме этих полуразрушенных надгробий, исписанных лживыми словами об их величии и добродетелях. Скудное утешение для тлеющих костей, подумал Эл.

В безмятежной тени кладбищенских деревьев друзья лежали на покатой крыше разграбленного Последнего Приюта Анзилдабара, прямо над истлевшими костями некогда знаменитого, но теперь всеми позабытого путешественника. Не придавая этому факту совершенно никакого значения, они передавали друг другу мех с вином и беззаботно наблюдали, как становятся длиннее тени, по мере того как солнце над покосившимися гробницами и рухнувшими мавзолеями клонилось к горизонту, возвещая, что скоро наступят сумерки.

– Я вот тут думал, – вдруг сказал Фарл, протягивая руку за мехом.

– Ничего хорошего это не предвещает, – дружелюбно посмеиваясь, Эльминстер передал ему мех.

– Ха-ха, – рассмеялся в ответ Фарл, – я имел в виду в промежутках между оргиями.

– А-а, то-то у меня все вопрос возникал, почему ты время от времени замираешь, – сострил Эльминстер, протягивая руку за мехом. Фарл, не успевший еще приложиться к меху, бросил на него обиженный взгляд и, махнув рукой «подожди!», принялся наверстывать упущенное. Довольно вздохнув, он вытер рот и передал мех своему другу.

– А помнишь, как Будаэра упрашивала меня приласкать ее?

Эльминстер ухмыльнулся:

– Ага. За просто так – как раз для тебя. Фарл кивнул:

– В точку попал. А вообще-то девчонки получают немало денежек… а ведь, наверное, не так уж и трудно выведать, где они их прячут, и обчистить их, пока спят или заняты с клиентами.

– Нет уж, – твердо сказал Эл, – здесь на меня можешь не рассчитывать. Этих овечек стриги один.

Фарл посмотрел на него:

– Ладно, считай – забыто. А теперь объясни почему.

– Я не ворую у тех, у кого денег и так кот наплакал. У них едва хватает на еду, а ведь еще налоги, и на черный день надо что-то отложить.

– Что, принципы появились? – Фарл потянулся за почти опустевшим мехом.

– Всегда были. И ты это прекрасно знаешь. – Эл перебросил ему мех, и Фарл со счастливым видом осушил его до дна.

– Я думал, ты хочешь убить всех чародеев в Аталантаре.

Эльминстер кивнул.

– Всех Верховных Чародеев. Да, я поклялся и вроде не собираюсь отступать, – ответил он, задумчиво глядя вдаль за реку, на которой только что показалась баржа, плывшая по течению к докам. – Только, знаешь, временами я спрашиваю себя, что еще должно быть в жизни.

– Хорошая пирушка каждую ночь, – ответил Фарл, – да туго набитый золотом кошелек, и чтобы не бояться, что где-нибудь в темном переулке тебе ткнут в бок ножом, и не прятаться в мусорном бачке, когда наемники тычут туда своими алебардами.

– И это все, что тебя интересует? – спросил Эл. – Больше ничего?

– Да ты че? В чем дело? – с легким презрением сказал Фарл. – У нас хватает жрецов по всему Фэйруну, вот пусть они и беспокоятся о чем другом, а мой голодный желудок никогда не устанет напоминать мне, к чему я должен стремиться. – Довольный, что удалось выжать еще одну – последнюю – каплю, он опустил мех, скатал его и, заткнув за пояс, вопросительно посмотрел на своего друга.

Эладар Темный хмуро глядел на него.

– Каким богам мне поклониться? Захваченный врасплох, Фарл пожал плечами и только развел руками в ответ:

– Это должен каждый сам для себя решить или, во всяком случае, хорошо бы, чтобы решил. Только глупцы повинуются первому попавшемуся жрецу.

В серо-голубых глазах, разглядывающих его в упор, загорелся веселый огонек.

– А что тогда делают жрецы? Фарл пожал плечами:

– Распевают молитвы и, сердито крича, тычут в людей мечами, если те поклоняются не их богам.

Все тем же тихим серьезным голосом Эл спросил:

– А зачем тогда верить? Что проку-то?

Фарл снова раздраженно пожал плечами, всем своим видом показывая, что никто не может знать ответ на такой вопрос, но взгляд Эльминстера был все так же серьезен, и, немного помолчав, Фарл тихо ответил:

– Люди хотят верить, что где-то есть нечто лучшее, чем то, что они имеют здесь и сейчас, и что они могли бы получить это лучшее. Так было во все времена… Также людям нравится принадлежать – ну, входить в какую-нибудь группу – и чувствовать свое превосходство над теми, кто не с ними. Именно поэтому многие объединяются в клубы, компании, братства и все такое.

Взгляд Эладара оживился.

– А когда ночью в темном переулке они тычут друг в друга мечами, тогда они тоже чувствуют превосходство?

Фарл усмехнулся:

– В точку. – Он подождал, пока баржа доползла до дальнего дока, затем с беззаботным видом сказал: – Если мы и дальше, на много ночей вперед, собираемся бок о бок смотреть смерти в лицо, так, пожалуй, это даже и к лучшему, если я узнаю, по каким законам ты живешь. Кстати, я уже понял, что воровству ты предпочитаешь охранять лавки, работать в доках, выполнять всякие разовые поручения – там посыльным, к примеру. Так кто бы отказался, если бы можно было зарабатывать честно?

– Да любой, у кого мозги набекрень, любитель острых ощущений, – сухо заметил Эл.

Фарл захохотал:

– Подожди-ка, сейчас переведу дух, а ты расскажи поподробнее.

Эльминстер на миг задумался:

– А чего тут рассказывать? Я не хочу убивать невинных людей… и не люблю красть, ну разве что у богатых торговцев, которые сами по себе противны, все гребут под себя и ведут себя нагло и непорядочно. А, ну и, конечно, у чародеев.

– Ты что, правда так их ненавидишь? Эльминстер пожал плечами:

– Я… я просто презираю тех, кто прячется за магию и с ее помощью управляет остальными, ну, к примеру, нами, только потому, что их научили читать или боги дали им колдовскую силу или что-нибудь в этом роде. Им бы свое искусство применить, чтобы людям помочь, а не держать их в страхе.

– А вот если бы ты сейчас оказался на месте Белора, – тихо спросил Фарл, – вот скажи, ради всех наших богов, что бы ты делал, если не подчинился бы чародеям? Разве у тебя был бы выбор?

Эл снова пожал плечами:

– Король может позволить загнать себя в ловушку, а ведь может и не позволить. Он никогда не покажется нам, своим подданным, чумазым или оборванным, чтобы мы не знали его таким. Мы ведь подданные, которым, как предполагается, он служит. Откуда мне знать, был у Белора выбор или нет?

– Однажды ты рассказал, что твоих родителей убил чародей, прилетевший на драконе, – заметил Фарл.

Эльминстер внимательно посмотрел на него:

– Когда это?

– Ты был пьяный. Вскоре после того, как мы встретились, мне захотелось выяснить, можно ли тебе доверять, ну вот и подпоил тебя. Тогда ночью, в «Кольце мечей», а ты заладил только одно: «разбойник» да «убивать Верховных Чародеев»… Так все и твердил как одержимый…

Эльминстер пристально разглядывал тенистую крону над соседним склепом.

– Каждый одержим чем-нибудь, – произнес он и, повернувшись к Фарлу, спросил: – А вот у тебя что?

– Возбуждение. Если я не в опасности, не совершаю какие-нибудь возвышенные или тайные или важные дела, то я не живу.

Эльминстер кивнул, припоминая.

Был холодный пасмурный день, грязь по колено покрывала улицы Хастарла. Эл только что прибыл в город и с широко открытыми от изумления глазами бродил по его закоулкам. Завернув в одну из тупиковых улочек, он обернулся и вдруг обнаружил, что путь обратно отрезан крадущимися за ним по переулку крепкими мужичками с жесткими взглядами и неприятными ухмылками. Верховодил ими лысеющий нескладный верзила, одетый в потертую кожаную одежду. В одной руке он держал дубину, а в другой холщовый мешок, достаточно большой, чтобы туда поместилась голова Эльминстера, – а именно за ней-то они и охотились.

Эл отступил назад, нащупывая Меч Льва и задавая себе вопрос, сможет ли он драться с такой кучей народа в такой узкой улочке и при этом надеяться на победу. Приготовившись защищаться, он выставил свой обломок меча, но они все так же угрожающе продолжали приближаться. Лысый поднял дубину, очевидно рассчитывая, что сумеет отбить в сторону меч парня, а другие тем временем повалят его на землю. Но тут откуда-то сверху, над головой, раздался спокойный голос:

– На твоем месте, Шилдо, я бы не стал его трогать. Ты че, не видишь, он же «мясо» Хоклина? А знаешь, что Хоклин делает с теми, кто вмешивается в его дела?

Задрав безобразное лицо, лысый посмотрел вверх:

– Откуда ему знать-то?

На самом краю подоконника, скрестив руки на груди, сидел худощавый парень. Улыбаясь, он проговорил:

– Да он уже знает, лысая ты башка. Антаэрл только что убежал с донесением, а меня оставил отговорить тебя, потому как вспомнил какой-то должок тебе и что случилось прошлый раз, когда твоя шайка напала не на того. Че, плохо было, Шилдо? Вспомни-ка, что тебе пообещал Ундарл, если ты еще хоть раз так непростительно ошибешься? Вот я, к примеру, помню.

Сердито заворчав, лысый повернулся и пошел прочь, махнув своим подручным следовать за ним.

Когда переулок опустел, Эльминстер посмотрел вверх и сказал:

– Благодарствую за спасение. Моя жизнь – твоя, сэр…

– Меня зовут Фарл, и я не сэр. Тем и горжусь, кстати. – Фарл объяснил, что «мясом» называют всяких простаков, рабов и других несчастных, которых Верховные Чародеи используют для своих опытов – убивают бедолаг, по-всякому скручивают, трансформируют или делают из них зомби. От блуждания по городу Эльминстер выглядел немножко ошеломленным, совсем как такой зомби. – Вот я ему и втолковывал, что ты из таких, – предупредительно рассказал Фарл.

– Спасибо, конечно, – криво усмехнулся Эл. – А в чем разница?

– Я намекнул, что ты – собственность самого могущественного Верховного Чародея. Шилдо – прихвостень одного из его соперников, а у того сила еще не так велика, чтобы открыто бросить вызов. И Шилдо даны очень строгие указания вести себя тише воды, ниже травы, чтобы не случилось никаких столкновений. – Парень по-другому устроился на белоснежном уступе и добавил: – Не хочешь убрать свой меч? Кстати, можно пойти, где потеплее, я знаю, к примеру, одно местечко, там запросто получишь миску горячего голубиного супа и жареный хлеб… если ты согласен платить.

– С удовольствием, – ответил Эльминстер. – Если ты расскажешь мне, где в этом городе можно устроиться на ночь и еще чего мне не надо делать.

– Идет, – ответил смеющийся парень. Он проворно спрыгнул вниз. – Ты хочешь узнать, что тут у нас к чему, а я люблю поговорить. И вообще, по-моему, тебе нужен друг, вот прямо сейчас у меня тоже нет такого… ну как ты?

– Давай веди, – ответил Эльминстер.

В тот день Эл узнал немало, и в последующие дни тоже, но он так и не знал, откуда появился Фарл. Веселый вор казался частью Хастарла, словно он жил здесь всегда, и город, как эхо, звучал и в его манере говорить, и в его поведении. Эти двое сразу понравились друг другу и впоследствии за весну и за долгое жаркое лето совместно украли золота и драгоценных камней больше, чем весят сами, вместе взятые.

Размышляя об этом унылом городе Верховных Чародеев, Эльминстер вспомнил, что он лежит на покатой крыше склепа в спадающей жаре лениво тянущегося летнего дня. Повернув голову, он взглянул в лицо Фарлу:

– Ты не раз упоминал, что знаешь, что я из Хелдона.

Фарл кивнул:

– Да это ясно по тому, как ты говоришь, – так говорят на востоке в горной части Аталантара. А еще в ту зиму, когда Ундарл сделался Верховным Чародеем, по городу ходил слух, что он просто-таки поразил правящих чародеев тем, что летает верхом на драконе, который слушается его. Для испытания Хоклин приказал ему отправиться в деревню Хелдон и убить там одного человека и его семью. Ну и Ундарл, чтобы показать им, на что способен, камня на камне не оставил от этой деревни, сжег все, даже бежавших по полю собак! И они приняли его в свой круг.

– Ундарл, – тихо повторил Эльминстер.

Фарл заметил, что его друг сцепил дрожащие пальцы, так что даже костяшки побелели. Он кивнул:

– Эл, если тебе станет от этого полегче, то могу сказать, что понимаю, каково тебе сейчас.

Эльминстер поднял на него горящие стальным огнем глаза, и его голос был ужасающе тих, когда он спросил:

– Да? Откуда?

– Верховные Чародеи убили мою мать, – спокойно ответил Фарл.

Эльминстер смотрел на него, и стальной огонь медленно угасал.

– А что случилось с твоим отцом? Фарл пожал плечами:

– О, с ним все в порядке.

Эльминстер посмотрел вопросительно, и Фарл немного грустно улыбнулся:

– Нет, правда, он, наверное, сейчас сидит вон в той высокой башне, и если Тиш гневается на нас, то с помощью магии сможет подслушать нас, как только я произнесу его имя.

Эльминстер перевел взгляд на башню и спросил:

– А он может поразить нас оттуда каким-нибудь заклинанием?

Фарл пожал плечами:

– Кто знает, что чародеи научились делать? Да вряд ли, иначе по всему Хастарлу все только и делали ли бы, что, пораженные, падали ниц. К тому же всем известно, что Верховные Чародеи не в силах устоять, чтобы не поизмываться лицом к лицу над своими врагами, перед тем как убить.

– Тогда назови его имя, – взвешивая каждое слово, произнес Эльминстер, – и, может быть, это ему придется падать ниц, когда я доберусь до него.

– У тебя появится возможность поразвлекаться только после того, как первым доберусь до него я, – тихо ответил ему Фарл, – и с корнем вырву его язык, и переломаю все его пальцы, чтобы он никогда больше не смог творить заклинания. Нельзя допустить, чтобы он умер слишком быстро.

– Ну так кто он? Фарл криво усмехнулся:

– Хоклин, самый главный из Верховных Чародеев. Для тебя – королевский маг Аталантара. – Отвернувшись, Фарл смотрел, как между упавшими колоннами кружится быстрокрылка. – Я его внебрачный сын. Хоклин приказал убить мою мать, придворную даму и, как говорят, любимицу многих, когда узнал о моем рождении.

– А почему же ты тогда живешь… не в той башне? Фарл задумчиво смотрел в свое прошлое, не замечая могил вокруг.

– Его люди убили младенца, но не того, то есть не меня, а какого-то бедного подкидыша. А меня выкрала одна женщина, с которой мать очень дружила… одна продажная девица.

Эльминстер удивленно вскинул брови:

– И после этого ты предлагаешь воровать у тех же самых девиц?

Фарл пожал плечами:

– Одна из них задушила мою приемную мать всего лишь за несколько монет. Я так и не узнал кто, но точно одна из тех девиц в «Красотке», что были там, – его голос стал с издевкой подражать рассказчикам страшных историй, – в ту ночь, когда двое сыновей Верховных Чародеев явили свою любовь всему Хастарлу.

– О боги, – почти одними губами произнес Эльминстер, – а я-то тут расчувствовался о себе. Фарл, ты…

– Да ладно, затяни пояс потуже и не разводи нюни, – с безмятежным спокойствием ответил Фарл. – Если на меня в будущем накатит минута слабости и мне потребуется твое сочувствие, Эладар Убийца Чародеев, я обязательно дам тебе знать.

Напыщенность в его голосе вызвала у Эльминстера смешок, и он спросил:

– Ну, что будем делать? Усмехнувшись, Фарл ловко вскочил на ноги:

– Время отдыха закончилось. Теперь назад, к оружию. Раз ты не разрешаешь мне пощипать продажных девиц или ни в чем не повинный народ – ладно, не велика потеря. Во всем Хастарле таких – раз, два и обчелся. К тому же мы весьма больно задели за живое чародеев и высокородные семейства. Если слишком часто кукарекать на одной и той же жердочке, то непременно попадешься в какую-нибудь ловушку, где ждут уж явно не горы золотых монет. Остаются две цели: храмы…

– Нет, – решительно перебил его Эльминстер, – мы не будем лезть в дела богов. Я не хочу провести остаток моей короткой и без того несчастной жизни под гневным оком Тех, Кто Слышит Все, я уж молчу об их жрецах.

Фарл усмехнулся:

– Так и предполагал, что ты будешь против. Тогда для нашей деятельности остается только одно поле – богатенькие торговцы. – Он поднял руку, чтобы предупредить протест Эльминстера, и быстро пояснил: – Я имею в виду только ростовщиков и тех, что, действуя в тайных группах, специально поддерживают высокие цены и устраивают для своих конкурентов несчастные случаи… Кстати, ты не обращал внимания, что баржами здесь владеют практически одни и те же люди? А складами? А? Как тебе? Надо разузнать, как эти люди проворачивают дела, и когда удалимся от карманных дел, то вступим в ряды тех, кто сам ничего не делает, а лишь позволяет своим денежкам работать на них.

Эльминстер задумчиво сдвинул брови:

– Тайный мир, который находится за фасадом того, что на улицах.

– Наш мир – королевство воров – такой же тайный, – добавил Фарл.

– Правильно, – горячо поддержал его Эльминстер. – Это наше поле битвы. И как теперь? С чего начнем?

– Сегодня вечером, – сказал Фарл, – я попробую подкупить одного человека, с которым у нас старые счеты, и, очень даже может быть, попаду на обед, куда меня никто в жизни не пустил бы ни за какие коврижки. Этот человек должен подавать там вино, а я постараюсь уговорить его уступить эту работу на вечерок мне и буду слушать всякое, что не для моих ушей. И если я, вообще, хоть чуток соображаю, то наверняка услышу о планах и тайных торговых сделках как в городе, так и за его стенами на весь оставшийся сезон. – Он нахмурился. – Но есть одна неувязочка: ты не сможешь пойти туда и услышать все сам. Просто не вижу способа, как бы тебе пробраться туда и чтобы тебя не поймали: у этих людей охрана повсюду. С другой стороны, и я не смогу тебя впустить. Эльминстер кивнул:

– Да ладно, пойду на вечерок куда-нибудь один, побездельничаю, или у тебя есть на мой счет другие планы?

Фарл медленно кивнул:

– Пожалуй, хотя дело очень опасно. Есть здесь один дом, который у меня на примете лета четыре. Там живут три независимых друг от друга торговца. Они спекулянты и ростовщики и, похоже, ни разу в жизни палец о палец не ударили, чтобы честно заработать себе кусок хлеба. Скорее всего они-то как раз и входят в одну из тех тайных групп, о которых я тебе говорил. Хорошо бы незаметно прокрасться в их дом и выяснить, где там какие подходы, двери, важные комнаты и все такое, а если можно, то и подслушать, о чем они будут говорить за обедом. Сможешь это сделать?

Эл кивнул:

– Веди меня к этому дому. Только на много не рассчитывай. Это в балладах у менестрелей люди сидят за обедом и объясняют друг другу то, что каждому из них и так давно известно, – наверное, специально, чтобы те, кто подслушивает, тоже поняли.

Фарл кивнул:

– А я и не рассчитываю… Просто тихонько заберись в дом, присмотрись, стоит ли он нашего внимания, и сматывайся оттуда, но только без шума. Мне не нужны мертвые герои в нашем совместном деле. Знаешь, в наше время трудно найти компаньона, которому можно доверять.

– Ага, значит, ты предпочитаешь живых трусов? – спросил Эльминстер, когда они, проворно соскочив на землю, пробирались среди надгробий и поваленных деревьев к огромной старой ветке, чтобы выбраться за кладбищенскую стену.

Фарл остановил его:

– Нет, я серьезно, Эл. Я никогда прежде не встречал никого, в ком так сочетались бы бесстрашие и честность. А если к этому добавить твою выносливость и сноровку… то я жалею только об одном.

– Интересно, это о чем же? – залился густой краской Эльминстер.

– Что ты не хорошенькая девушка.

Они оба загоготали и полезли по дереву, которое служило им выходом с кладбища.

– Кстати, у нас тут одна головная боль назревает, – добавил Фарл. – Под властью Верховных Чародеев Хастарл богатеет, и в город отовсюду стекаются воры. Целыми шайками. Когда они разрастутся, нам, если хотим выжить, придется либо присоединиться к одной из шаек, либо организовать свою собственную.

– А почему головная боль?

– Предательство.

Это слово угрюмо повисло между ними в неловкой тишине, когда они, уже спрыгнув с осыпающейся стены в заваленный мусором проулок, смотрели на снующих крыс.

Эльминстер тихо сказал:

– Фарл, я тоже нашел в тебе кое-что дорогое для меня.

– Друга лучше, чем ты сам для себя?

– Да, друга. Преданность и ответственность гораздо ценнее, чем все то золото, что мы добыли вместе.

– Отлично сказано. Кстати, я вспомнил еще одно, о чем жалею, – мрачно прибавил Фарл. – Что меня не было в комнате, чтобы посмотреть, как Шандат и старый Ганнибург проснулись и обнаружили себя в объятиях друг у друга!

Захохотав, друзья аж согнулись пополам.

– Я заметил, – добавил Эльминстер, немного отдышавшись, когда они уже шли по улице, – слух об этом близком знакомстве не разлетелся по Хастарлу.

– А жаль, – ответил Фарл. Положив руки друг другу на плечи, они шагали по скользкой мостовой, одни против всего Хастарла.