Текст книги "Преступная связь"

– В каком квартале?

– Вот этого я сказать не могу.

– Речь идет о слежке?

– Да, то самое дело, что я веду.

– И о котором ты по-прежнему...

– ...не могу рассказать. Извини.

– Но ты же рассказал мне о том, что собираешься спрятать камеру в тележку с «хот-догами».

– Да. Но их же много.

– Прямо как в кино с Джеймсом Бондом.

– Наш Фредди Джеймсу Бонду еще фору даст!

– А зачем такие сложности?

– Потому что мы не можем оборудовать пост наблюдения в здании напротив.

– По-моему, хорошая мысль, – кивнула она.

– Если Фредди ее одобрит.

– И если ты сможешь найти сыщика с «трауром» под ногтями, – добавила Сара.

– Чтобы он выглядел как настоящий продавец «хот-догов», – подхватил Майкл, и они оба расхохотались.

Вдруг Майкл перегнулся через стол и сжал ее руки в своих ладонях.

– Что на тебя нашло? – удивилась она.

– Сам не знаю, – пожал плечами он.

Но рук ее не отпустил.

* * *

Они лежали в темноте и разговаривали на франкендраке. Вайнона говорила, что, по ее мнению, все эти запреты придумали родители и учителя нарочно для того, чтобы помешать детям получать удовольствие. На ее взгляд, в наркотиках нет ничего плохого, и она ждет не дождется, когда вырастет и попробует.

Услышать такое не от кого-нибудь, а от Вайноны Вейнгартен, лучшей подруги, одной из самых умных девочек в классе, большого специалиста в области франкендракского языка!

– Miekin bro stahgatten smekker pot venner hich har twofer tin, – заявила Вайнона.

Что значило: «Мой брат начал курить травку, когда ему исполнилось двенадцать лет».

В ответ Молли прошептала по-английски:

– Но тогда было другое время и другое место.

– Zer lingentok, – предупредила Вайнона.

Молли немедленно перешла на секретный язык и высказала подруге, что ни в коем случае нельзя проводить параллели между собой и своим братом, потому что тогда шел 1972 год, а с тех пор многое изменилось, на рынок выбросили много опасных наркотиков...

– Об ЛСД тоже так говорили, – отмахнулась Вайнона. – Мой брат пробовал ЛСД, ну и что? Ты видела хоть раз, чтобы он бегал по дому как сумасшедший?

– Крэк разрушает здоровье не сразу, – возразила Молли, на что Вайнона тут же ответила:

– Но он не опаснее травки, дорогуша.

– Ты все хочешь попробовать, – заметила Молли по-английски, но, прежде чем Вайнона успела бросить на нее негодующий взгляд, повторила то же на франкендраке: – Tryker zin blowden minetten.

Девочки переглянулись и расхохотались.

* * *

Той ночью, лежа в постели, Сара наконец собралась с мужеством, которого ей не хватило за обедом.

Майкл читал, и по осоловевшему выражению его глаз и равномерному дыханию она поняла, что он скоро заснет.

И тут она выпалила:

– Ты очень огорчишься, если я уеду на несколько дней вместе с девочками?

– С Молли и Вайноной? – переспросил он. Сара поняла, что первый ход ей не удался. Она никогда не называла взрослых женщин «девочками». А сейчас от волнения избитое клише само сорвалось с кончика языка: «поужинать с девочками», «погостить у девочек». Она быстро поправилась.

– Я имела в виду – с другими учительницами. Не со всеми, конечно. Мы тут обсуждали, а не уехать ли нам куда-нибудь вместе на выходные летом...

– На выходные? – переспросил он.

– Или среди недели. Мы бы обговорили расписание на осень...

– С каких пор ты вдруг стала так серьезно относиться к работе?

– Я всегда относилась к ней серьезно, сам знаешь.

– Да, конечно, но вот так...

– Мы хотели бы не терять связи между собой в течение лета...

– Раньше такое вам и в голову не приходило.

– Знаю, но...

– Ты преподаешь в Грире уже восемь лет...

– Да, но...

– И вдруг начались еженедельные собрания...

– Так в том-то...

– Да еще и поездка с девочками на несколько дней...

– Так в том-то и суть. Мы хотим получше скоординировать свои усилия. Если каждой из нас регулярно удастся вносить свой вклад...

– Вообще-то мы собирались летом во Францию, если ты не забыла.

– Ну, наша поездка состоится в другое время.

– В какое?

– Мы еще не определились с датами. Трое из нас замужем, и мы хотели сперва обсудить это со своими мужьями.

– Выходные исключаются, – отрезал он.

– Ты сам так часто работаешь по выходным, что мне казалось...

– Сейчас у меня очень необычное дело.

– Похоже на то.

– И раньше я тоже работал по выходным.

– Да.

– В прошлом.

– Да. Значит, тебе можно работать по выходным...

– Поехать отдыхать с девочками вовсе не значит работать!

– Вот как?

– Что вы будете там делать?

– Понятия не имею. Мы еще не вдавались в детали. Я же сказала тебе – Джейн и Эдди тоже замужем. Им тоже сперва надо поговорить с мужьями. Господи, в конце-то концов, речь идет о каких-то жалких двух-трех днях, а не о двух месяцах в деревне!

– Ты сказала: «На выходные».

– Или на несколько дней среди недели. Я же не знала, что ты так расстроишься.

– И вовсе я не расстроился.

– По тебе видно. Ну ладно, все. Я скажу, что не могу...

– Ну конечно, выставь меня домашним тираном.

– Майкл, ну что с тобой?

– Все остальные мужья скажут: «Конечно, дорогая, езжай хоть в Токио на месяц, я не против». И только крепостник Майкл устраивает скандал.

– В конце концов все это не так уж важно, – сказала она. – Проехали. Я скажу им...

– Нет, зачем же, езжай. Только предупреди меня...

– И не подумаю...

– ...заранее, чтобы я заказал обеды в китайском ресторане.

Сара не знала, что ей делать: поймать его на слове или отступиться, пока не поздно. Сердце стучало, как молот о наковальню. Она ведь даже ни разу не намекнула Эндрю, что, возможно, сумеет вырваться на несколько дней, а все оказалось так просто. Последняя полудетская жалоба Майкла заставила ее почувствовать себя расчетливой и мерзкой шлюхой. «Откажись, – уговаривала она себя. – Скажи ему, что передумала. Сейчас же, сию минуту». Но мысль о том, как они с Эндрю поедут куда-нибудь в Новую Англию, найдут тихую маленькую гостиницу и пробудут там целых два или даже три дня...

– Все дело в том, что я буду скучать по тебе, – объяснил Майкл, а затем чмокнул ее в щеку и выключил свет.

Лежа в темноте с открытыми глазами, Сара спрашивала себя: «Кем же я стала?»

Она долго-долго не могла заснуть.

* * *

В девять часов теплым весенним вечером четвертого мая в квартире Уэллесов зазвонил телефон. После второго гудка трубку взял Майкл.

– Алло? – спросил он.

Какой-то щелчок.

– Алло? – переспросил он.

Тишина.

Он раздраженно посмотрел на трубку и положил ее на место.

– Кто там, милый? – крикнула Сара из другой комнаты.

– Не отвечают, – сказал Майкл.

Она сразу поняла, что звонил Эндрю. Он вернулся.

Она продолжала смотреть в книгу. Слова бессмысленно теснились на странице, мозг отказывался улавливать между ними хоть какую-то связь. Ей необходимо выбраться из дому, добежать до ближайшего телефона. Но не сразу после звонка. «Выжди время», – приказала она себе и третий раз подряд принялась читать один и тот же абзац. Двадцать минут десятого она спросила:

– Хочешь холодного йогурта?

– Не очень, – ответил Майкл.

– Тогда, если ты не возражаешь, я схожу вниз и куплю себе.

– По-моему, в морозилке есть.

– Я хочу слабо замороженный.

Сара встала, заложила книгу закладкой, не спеша положила томик на кофейный стол. Ей казалось, что все вокруг происходит как в замедленной съемке. Она открыла кошелек удостовериться, что у нее достаточно четвертаков для автомата, – иначе пришлось бы доставать их из баночки на кухне; среди мелочи виднелись и четвертаки – все в порядке. Она захлопнула кошелек со щелчком, показавшимся ей громче пушечного выстрела, уложила его обратно в сумочку, сумочку повесила через плечо и сказала:

– Я на минутку.

– Может, я...

– Нет, ни в коем случае! – испугалась она.

– ...тоже не откажусь, – сказал он. – С обезжиренным голландским шоколадом, если у них такой есть. Или любой другой.

– Но обезжиренный, да?

– Да.

– Хорошо. Сейчас вернусь.

Веди себя естественно. Не говори ни о чем. Просто уходи, и все. Взялась за ручку. Открыла дверь. Вышла в прихожую. Закрыла дверь. Замок щелкнул. Не торопись, иди медленно, медленно, медленно к лифту. Вызвала лифт. Вот он с грохотом поднимается по шахте. Разъехались в стороны двери. Вошла. Теперь нажать кнопку первого этажа. Двери закрылись, лифт поехал вниз.

Она расслабилась только у кофейной лавки на углу Семьдесят восьмой и Лекса.

* * *

– Привет, – сказала она. – Это я.

– Сара! Боже, как я соскучился по тебе!

– Ты вернулся.

– Да, вернулся. Ты поняла, что я звонил?

– Да.

– Где ты?

– Рядом с домом. Я придумала повод выйти.

– Как насчет завтра?

– Нормально.

– Билли будет ждать. В обычное время.

– Хорошо.

– Не знаю, как и дождусь.

– Я тоже. Как бы мне хотелось сейчас оказаться с тобой.

– И мне тоже.

– Я люблю тебя, Эндрю.

– И я люблю тебя, Сара.

– До завтра.

– До завтра.

Они одновременно повесили трубки.

Записывающее устройство отметило длительность разговора – двадцать три секунды. Детектив первого класса Джерри Мэндел взял ручку и записал имя звонившей – Сара.

* * *

В то же самое время, в квартале от Мэндела, детектив первого класса Фредди Култер, одетый в робу монтера, откручивал пластинку с фонарного столба на углу Мотт-стрит и Брум-стрит. Он уже вмонтировал видеокамеру в тележку для передвижной торговли «хот-догами», которая встанет на дежурство с завтрашнего утра. Теперь ему требовался источник питания.

Питание – всегда самое важное. Надо либо проложить свой собственный провод, либо к чему-нибудь подключиться. Скажем, можно установить аккумулятор от катера или автомобиля внутрь тележки, и его хватит на какое-то время, но рано или поздно его придется менять. Лучше избегать подобных проблем. Он подключился к проводам внутри столба, затем поставил на место старой новую пластину, в которой имелась выемка для дополнительного провода.

Затем он спрятал вывод провода под клинообразным куском дерева, раскрашенным для солидности желтыми и белыми полосами, собрал инструменты и пошел прочь, зная, что завтра утром, в десять часов, на этом углу встанет тележка продавца «хот-догов», и полиция получит изображение любого, кто войдет в голубую дверь напротив.

* * *

К половине пятого в среду, пятого мая, у детектива третьего класса Грегори Аннунциато появились опасения, что вся затея провалилась. Начиная с десяти утра он продал множество «хот-догов», но у него все-таки несколько другая задача.

На Аннунциато, поверх клетчатой футболки и вельветовых брюк, красовался белый, забрызганный горчицей фартук, отлично скрывавший кобуру с револьвером на поясе. Из-за курчавых черных волос и темно-карих глаз многие покупатели интересовались, не итальянец ли он. Когда он отвечал утвердительно – хотя на самом деле родился в Бруклине, – они неизменно переходили на итальянский и, насколько ему удавалось разобрать почти незнакомый язык, сообщали, какие вкусные у него «хот-доги» и как хорошо, что он начал здесь торговать, потому что обычно тут никого не бывает. Аннунциато не отводил глаз от голубой двери. В шестнадцать тридцать три на улицу заехал черный представительский «линкольн» и остановился на той же стороне улицы, что и тележка Аннунциато, метрах в десяти от него. Из машины вышла привлекательная блондинка в сером костюме, с атташе-кейсом и серой кожаной сумкой через плечо, что-то сказала водителю и захлопнула за собой дверцу. Когда она двинулась через улицу по направлению к голубой двери, Аннунциато нажал на кнопку, включавшую камеру.

Не поворачиваясь, женщина подошла к двери на теневой стороне улицы и позвонила.

Затем что-то сказала в домофон.

До ушей Аннунциато донеслось жужжание, и дверь открылась.

Когда дверь за женщиной захлопнулась, камера автоматически зафиксировала дату и время: 5 мая – 16:43:57.

* * *

До сего дня ей так и не удалось прочитать ему свое стихотворение. Она вынула листок из сумочки и, сидя нагишом в постели, чувствуя себя как ребенок, декламирующий перед гордыми родителями, начала:

Энди и Дэнди, Тэнди и Дрю,

Ну почему я тебя так люблю?

Фарелл – отважный и Фаррар – кузнец,

А для меня – покоритель сердец.

Картер и Голдсмит, кто вы такие?

Вас не найти в каталогах страны...

– Что такое? – переспросил он резко.

– Ну, видишь ли, мы не смогли отыскать...

– Не смогли отыскать?

– Да, мы...

– Мы?

– Мой финансовый агент. Я попросила его...

– Что ты сделала?

– Я попросила его собрать информацию по «Картеру и Голдсмиту». Чтобы использовать ее в стихотворении. Но он ничего не нашел, поэтому я...

– Зачем тебе это понадобилось?

– Для стихотворения.

– Ты попросила кого-то копаться в делах моей фирмы?

– Да, но...

– И он ничего не нашел, да?

– Она не зарегистрирована ни в одном...

– Потому что ею владеют частные лица. Тебе не следовало собирать такую информацию.

– Я и не думала. Просто...

– Ну ладно. Читай дальше.

– Не хочу.

– Читай.

– У меня пропало настроение.

– Ну и отлично.

– Да, отлично.

Ее поразила его реакция, она не могла понять, что ее вызвало. Сара вдруг вспомнила, что сидит без одежды, и почувствовала себя беззащитной, обиженной непонятно на что. К глазам подступили слезы. Оба молчали, как ей показалось, бесконечно долго. Затем, желая отомстить и причинить ему такую же боль, какую испытывала она сама, Сара сказала:

– Этим летом я уезжаю.

Недовольное выражение на его лице тут же сменилось знакомой гримаской обиженного ребенка. «Отлично», – подумала она.

– Когда? – спросил он быстро.

– Кажется, он назвал август.

Как приятно, что он огорчился. Он будет скучать по ней. По его лицу все ясно. Но тут он снова злобно посмотрел на нее.

– Кто назвал? Твой финансовый агент?

– Нет, муж. В августе он обычно берет отпуск.

– И надолго?

– На три недели.

– А мне что прикажете делать все это время?

Опять обиженный вид. Его лицо ясно отражало ежеминутную смену настроения.

– Ты в любой момент можешь вызвать кого-нибудь из своих девчушек, – пожала плечами Сара. Она сидела, прямая как палка, уперевшись в кровать руками.

– Ты – моя единственная девчушка.

– Ну конечно.

– Ненавижу этих богатых адвокатов, которым ничего не стоит в любой момент сняться с места и уехать.

– Он – не богатый адвокат.

– Вот как? Все мои адвокаты очень богаты.

– Все? Сколько их у тебя?

– Три.

– Ну так вот, мой муж получает восемьдесят пять тысяч в год.

Она специально подчеркнула слово «муж». Ей все еще хотелось отомстить ему за то, как он обрушился на нее из-за какого-то пустяка...

– Чудный повод бросить его.

– С чего ты взял, что я собираюсь его бросать?

– Ну... – Он повел плечами.

«Он все еще злится. Отлично», – подумала она. Он лежал рядом с ней на кровати, нагой, стройный, прекрасный и безумно желанный. Как бы невзначай она смахнула рукой воображаемую соринку со своей левой груди.

– Что, если я скажу тебе, что мне, возможно, удастся вырваться на несколько дней? – спросила она.

Его брови взлетели вверх.

– Что ты имеешь в виду?

– К тебе.

Она повернулась к нему лицом.

– Ты шутишь? Когда?

Выражение его лица изменилось как по мановению волшебной палочки, глаза загорелись от радости.

– Где-нибудь в июле. Посреди недели. Во вторник, среду...

– Нет, ты все-таки шутишь!

– Я уже спросила у него.

Глаза опущены, как у монашки, а грудь приглашает.

– И он согласился?

– Ну... не очень охотно.

– И не шумел?

– Слегка пошумел.

– Если бы я был твоим мужем...

– Но ты мне не муж.

– ...и ты заявила бы мне, что собираешься уехать на несколько дней...

– Я же не говорю, что он пришел в восторг.

– Но ведь согласился.

– Да.

– Со мной о таком даже не заговаривай.

– В самом деле? И что бы ты сделал?

– Убил бы его.

– Вот как?

– Узнал бы, кто он, и убил бы.

– Понятно.

– Вот так-то. А знаешь, сколько я зарабатываю за год?

– Мне все равно.

«Он все еще злится, что она заговорила о муже. Ну и хорошо. Злись себе и дальше».

– Никогда не слышал, чтобы адвокат зарабатывал только восемьдесят пять тысяч в год, – не успокаивался он.

– Он работает на город. Там такие зарплаты.

– Восемьдесят пять тысяч в год...

– Да. Вообще-то немного побольше.

– На сколько?

– На двести пятьдесят долларов.

– Столько лет учиться на юридическом, сдавать экзамены, и все ради того, чтобы застрять на работе, где платят гроши? Не понимаю.

– Он не считает, что застрял. Ему интересно.

– О да, наверняка безумно интересно.

– Конечно.

– Возбуждать иски против домовладельцев, которые не включают отопление точно в срок...

– Пятнадцатого октября, – вдруг сказала она. – Отопление положено включать пятнадцатого октября.

– Откуда ты знаешь?

– Когда мы только поженились, мы снимали квартиру, где было жутко холодно. Мы называли ее Замок Снежной Королевы.

– Ну и какая связь?

– Муж покопался в литературе и нашел дату обязательного включения...

– Я ненавижу, когда ты о нем говоришь. Обо всем, что он делает или не делает на своей жалкой работенке, за которую платят...

– Отопление к его работе не имеет никакого отношения.

– И куда вы едете?

– Во Францию. В Сен-Жан-де-Лу.

– Где это?

– Недалеко от испанской границы. Мы ездили туда в наш медовый месяц.

– Восхитительно.

– Эндрю, ни о какой романтической поездке и речи быть не может. Молли тоже едет с нами.

Некоторое время он молчал. Потом прошептал:

– Я буду по тебе скучать.

– Я еще никуда не уезжаю, – улыбнулась Сара и вдруг снова испытала желание прижать его к груди, гладить, ласкать, целовать. – Как он у нас там поживает? – поинтересовалась она.

– Поехали, – вздохнул Реган.

– Еще пару секунд, – попросил Лаундес.

– Похоже, ему требуется помощь, – шепнула она.

– Да, похоже.

– М-м-м-м-м-м...

– Вгрызлась, – подытожил Реган.

* * *

Завтра, в День Матери, вся семья – за исключением блудного мужа Хите – соберется в квартире родителей Сары на Семидесятой улице. Они вернулись из Сент-Барта третьего числа. Завтра уже девятое. Суббота прошла спокойно и лениво, в обществе Майкла и Молли, и теперь, за пятнадцать минут до полуночи, Сара собиралась немного почитать перед сном. Но когда она вышла из ванной в ночной рубашке, ее поджидал Майкл.

– Надо кое о чем поговорить, – сказал он. – Пойдем в холл.

Она последовала за ним по коридору, мимо комнаты, где давно уже спала Молли. Не говоря ни слова, они прошли мимо громко тикающих старинных часов, стоящих возле стены, – подарок матери Майкла, – и направились к дивану в противоположном углу комнаты. Холл был совсем маленький – диван вдоль одной стеньг, кушетка вдоль другой, аудиовидеоцентр вдоль третьей и выходящие на Восемьдесят первую улицу окна – в четвертой. Майкл закрыл за собой дверь. В старом, еще довоенной постройки, доме с толстыми стенами слышимости между комнатами не было практически никакой. Сара не понимала, почему Майкл говорил шепотом.

– Помнишь дело, которое я расследовал? – спросил он.

Она кивнула.

– Пожалуй, теперь я могу тебе кое-что о нем рассказать.

Она не понимала, почему он выбрал такое время для рассказа – незадолго до полуночи, когда у нее глаза смыкались от усталости и больше всего на свете ей хотелось почитать «Вог» и уснуть незаметно для самой себя. Семейные сборища в квартире ее родителей всегда проходили в довольно-таки нервозной обстановке. Она мечтала хорошенько выспаться, чтобы завтра быть в форме. А Майкл ни с того ни с сего затеял рассказ о том, как они вели наблюдение с начала года...

– ...за сыном главы мафии, которого засадили за решетку пожизненно. Мы уверены, что теперь он возглавляет банду, и ждали только, когда наберем достаточно информации для серьезного обвинения. Для этого мы должны предоставить суду доказательства его преступной деятельности. Проблема же заключается в том, что у нас пока что нет конкретных фактов. Мы знаем, что он связан с наркотиками и ростовщичеством, но у нас нет неоспоримых свидетельств. К тому же мы полагаем, что он приказал совершить несколько убийств, но опять же доказательств нет. А почему я тебе все это рассказываю...

«Да, действительно, – подумала она, – почему ты мне все это рассказываешь?»

– ...дело в том, что мы, похоже, нашли на него управу.

– Молодцы, – зевнула она.

– Вот что я получил утром в четверг, – сказал он и направился к магнитофону. Сара заметила, что индикатор питания уже горит. – Вот, слушай, – сказал он и нажал кнопку воспроизведения.

Сначала она подумала, что спит и видит кошмарный сон.

– Пятнадцатого октября, – произнес женский голос. – Отопление положено включать пятнадцатого октября.

– Откуда ты знаешь? – Мужской голос.

– Когда мы только поженились, мы снимали квартиру, где было жутко холодно. Мы называли ее Замок Снежной Королевы.

– Ну и какая связь?

– Муж покопался в литературе... – сказал женский голос. Ее голос. – ...и нашел дату обязательного включения...

– Я ненавижу, когда ты о нем говоришь... – прервал ее мужской голос. Голос Эндрю.

Ей казалось, что у нее вот-вот остановится сердце.

– ...обо всем, что он делает или не делает на своей жалкой работенке, за которую платят...

– Отопление к его работе не имеет никакого отношения.

– И куда вы едете?

– Во Францию. В Сен-Жан-де-Лу.

– Где это?

– Недалеко от испанской границы. Мы ездили туда в наш медовый месяц.

– Восхитительно.

– Эндрю, ни о какой романтической поездке и речи быть не может. Молли тоже едет с нами.

Молчание.

– Я буду по тебе скучать. – Снова голос Эндрю.

– Я еще никуда не уезжаю. Как он у нас там поживает? – Теперь она перешла на шепот. – Похоже, ему требуется помощь.

– Да, похоже.

– М-м-м-м-м-м...

И снова долгая тишина.

Она не знала, куда смотреть. У нее ни за что не хватит смелости поглядеть Майклу в глаза.

А вдруг он не узнал голос женщины на пленке? Вдруг он не узнал голос женщины, которая...

– Ты когда-нибудь делаешь так своему мужу?

– Конечно, постоянно.

– Врешь.

– Нет, делаю. Причем каждую ночь.

– А я говорю, врешь.

– Да, вру.

– О Боже, что ты со мной делаешь!

– Чья это штучка?

– Твоя.

– Да, моя. И я буду сосать ее, пока ты не закричишь.

– Сара...

– Я хочу, чтобы ты взорвался! Дай его мне!

– О Боже, Сара!

– Да, да, да, да!

И снова долгая тишина. Майкл выключил магнитофон.

– Судя по всему, мы знаем, кто она такая, – продолжил он, подходя к видеомагнитофону. Там тоже горел индикатор питания, и кассета уже стояла на месте. Майкл просто нажал на «воспроизведение».

В правом углу экрана Сара увидела себя. Постепенно она оказалась в середине кадра...

(«Он знает», – пронеслось у нее в голове.)

Быстрым шагом приблизилась к голубой двери на Мотт-стрит, стоя спиной к камере...

(«О Боже, он знает!»)

...нажала на кнопку звонка рядом с вывеской «Картер и Голдсмит. Инвестиции», все еще не поворачиваясь к камере лицом.

Посторонний наблюдатель никогда не смог бы с уверенностью утверждать, что блондинка, наклонившаяся к домофону рядом с затененной дверью и почти отвернувшаяся от камеры, именно Сара Уэллес. Ни один незнакомец никогда не смог бы узнать ее в женщине, ждущей у голубой двери. Качество изображения оставляло желать лучшего.

Но, посмотрев на себя, открывающую дверь и торопливо вбегающую внутрь, она поняла, что любой хорошо знающий ее человек узнает моментально. Майкл знает ее. Знает ее одежду, знает ее жесты и движения, ее походку, знает все до мелочей. Даже если она стоит спиной к камере...

Дверь за ней захлопнулась.

В кадре осталась одна лишь дверь.

Большие часы в коридоре пробили полночь.

– С Днем Матери, – горько произнес Майкл.