Текст книги "Преступная связь"

– Да, возьми меня, – простонала она, чувствуя его губы на сосках, его сильные руки на ягодицах. Никогда в жизни она – «Трахай меня!» – никогда ни с Майклом – «Трахай!» – ни с парнем в университете – «Трахай, трахай, трахай!!!» – такого не чувствовала.

...Незадолго до пяти она позвонила Майклу в контору и услышала от секретарши, что он у начальства. С облегчением, что общаться приходится с Филлис, а не лично с Майклом, Сара попросила передать ему, что состоялось внеочередное учительское собрание, и поэтому она задержится допоздна, а им с Молли лучше сходить пообедать в итальянский ресторан на Третьей авеню.

– И передайте ему, что я его люблю, – добавила она.

Тогда она еще верила своим словам.

* * *

Как раз в это время Майкл рассказывал начальнику Отдела по борьбе с организованной преступностью о результатах наблюдения за Эндрю Фавиолой. Сканлон, как всегда, пыхтел трубкой и принимал задумчивый вид. В глубине души Майкл не сомневался, что тот считал себя новым воплощением Шерлока Холмса. Иначе зачем бы ему понадобилось без конца раскуривать трубку и ходить в прожженном во многих местах свитере? Если бы Сканлон не работал в прокуратуре, то он, возможно, еще и героином бы кололся в подражание своему литературному кумиру. Он требовал, чтобы все сотрудники называли его по имени, и полагал, что обладает дедуктивным складом ума. Относительно последнего Майкл питал значительные сомнения. Однако он высоко ценил Чарли за его бульдожью хватку, неизменную готовность оказать посильную помощь любому из своих подчиненных и искреннее стремление избавить родной город от бандитов. В чем-то он напоминал Джорджи Джардино, только его фанатизм не имел под собой национальной основы. Кстати, самого Джорджи он тоже пригласил на совещание в качестве крупнейшего эксперта по семейству Фавиола. Теперь оба они слушали соображения Майкла.

– Полагаю, что в доме на Грейт-Нек он только ночует, и все. Никто из осуществлявших слежку детективов не видел, чтобы туда входил или выходил кто-нибудь, кроме самого Эндрю. Другое дело – лавка портного.

– Еще раз – где она?

Сканлон. Попыхивает трубкой. Сидит за столом в кабинете номер 671, в надежно охраняемом здании. Маленького росточка, с густыми черными бровями и ястребиным носом, единственной черточкой, которая действительно хотя бы отчасти напоминает великого сыщика. Впрочем, Майкл всегда считал, что рассказы о Шерлоке Холмсе написаны весьма посредственно и вовсе не правдоподобны. Кощунство, конечно.

– Брум-стрит, – ответил он.

– Брум-стрит, – повторил Сканлон и глубокомысленно кивнул.

– Пятый участок, – заметил Джорджи.

Он только что вернулся из отпуска и с огромным удивлением слушал версию Майкла, будто непутевый сын Энтони Фавиолы теперь стоит во главе банды. Еще больше он удивился предположению коллеги, что Эндрю Фавиола устроил свой штаб в жалкой лавочке на Брум-стрит.

– У меня нет никаких сомнений, – продолжал Майкл. – Он использует помещение в глубине мастерской в качестве рабочего кабинета. Наши люди заходили туда в разное время дня – отдать вещи в чистку или попросить что-нибудь перешить, и никому из них наш объект на глаза ни разу не попался. Судя по всему, там расположена гладильная машина. Иногда, когда Фавиола или кто-нибудь еще туда заходит, ее удается увидеть. Передняя часть лавки отделена от задней чем-то вроде занавески, натянутой на веревке. Ваккаро – так зовут владельца, Луи Ваккаро, – работает на швейной машинке. Как правило, днем там всегда ошивается несколько старичков – курят, чешут языками, пока он работает. Но все они живут в близлежащих домах, и нет оснований считать кого-либо из них бандитом. Они просто убивают время в компании старины Луи. Который, на наш взгляд, тоже не связан с преступниками.

– А кто же связан? – спросил Сканлон. – Что интересного вы все-таки там увидели?

– Пока что мы смогли идентифицировать Руди Фавиолу...

– Брат Энтони, – вставил Джорджи.

– Бывший второй номер, – кивнул Сканлон. Его трубка погасла. За время совещания это произойдет с ней по меньшей мере раз десять. В пепельнице на его столе возвышалась горка обгорелых деревянных спичек. Сканлон заполнил офис клубами сладкого дыма. Все свое внимание он сконцентрировал на раскуривании трубки и пыхтел, как Везувий накануне извержения.

– А кто еще? – поинтересовался он.

– Пети Бардо.

– Консильери, – бросил Сканлон.

– Любит носить коричневые костюмы, – заметил Джорджи.

– По крайней мере, был консильери при Энтони, – уточнил Сканлон.

– Мне кажется, что иерархия осталась прежней, – сказал Майкл, – только Эндрю занял место отца.

– Кого еще вы видели?

– Бригадиров со всего города. Среди них Джерри Лачиззаре, Феликс Даниелли...

– Крупная дичь, – отметил Сканлон.

– И чем дальше, тем крупнее. Бобби Триани...

– Зять Руди.

– Сэл Бонифацио по кличке Парикмахер...

– Тот самый, с которого все началось, – вставил Джорджи.

– Нет. Тот, с которого все началось, уже мертв, – поправил его Майкл.

– Господь с вами, – возвел очи горе Джорджи и преувеличенно печально перекрестился.

– И с духом твоим, – подхватил Сканлон, и оба улыбнулись чему-то понятному только католикам.

– Толстяк Никки Николетта, Фрэнки Палумбо...

– Хорошенькие приятели у парня.

– Джой Ди Лука...

– Уже достаточно, – перебил Сканлон.

– С моей точки зрения, тут так и просится статья о превентивном аресте, – заметил Майкл.

– В самом деле? – съязвил Сканлон. – Каким образом? С чего ты взял, что в лавке происходит что-то противозаконное? Может, они приходят туда как в клуб – посидеть, выпить чашечку кофе, посудачить, кто и с кем изменяет жене, какая лошадь имеет наилучшие шансы на ближайших скачках, – и ничего более. Где состав преступления?

– У нас записан на пленку разговор Фавиолы с братом о том, что дело унаследует сын, когда...

– Ну, допустим, унаследовал.

– А теперь он ни с того ни с сего зачастил в лавку портного...

– А если он любит тряпки?

– ...и туда к нему толпами ходят бригадиры со всего города, не раз засветившиеся на операциях с наркотиками, рэкете и...

– Отсюда вовсе не следует, что там они говорят именно обо всем этом.

– Думаю, они отчитываются перед ним, Чарли.

– Интуицией не заменишь состав преступления.

– Давай все-таки попробуем обратиться к судье.

– Не пройдет.

– Но рискнуть-то стоит.

– Ну, ладно, – вздохнул Сканлон. – Пиши представление, и я попрошу шефа обратиться за ордером на прослушивание. Попробуем попасть на судью посговорчивее и будем надеяться на лучшее. Вдруг нам повезет.

Он снова выпустил облако дыма, а затем спросил, кто заседает в суде на этой неделе.

* * *

На ней был черный шелковый халат с монограммой Э.Ф., вышитой красными нитками на нагрудном кармане. Она сидела на стуле в гостиной, закатав рукава и поджав под себя ноги. Он приготовил ей виски с содовой и мартини с «Бифитером» для себя. Как кошка, обживающаяся в новой обстановке, Сара исследовала сперва спальню наверху, затем кухню и столовую на втором этаже и наконец – пока он возился с бутылками – кабинет и комнату для совещаний позади гостиной в самом низу. Изнутри гостиной входная дверь ничуть не выделялась на фоне отделанных деревянными панелями стен. Ни ручки, ничего. Открывалась она одним нажатием руки, после чего срабатывал замок и дверь со щелчком распахивалась, открывая взору обитый панелями орехового дерева лестничный проем, ведущий на улицу.

– А почему здесь нет двери? – поинтересовалась она.

– Архитектор решил, что так лучше.

– Пожалуй, он прав.

– Еще по одной? – спросил он.

– Мне, похоже, достаточно, – отказалась Сара.

В халате она чувствовала себя очень уютно. Похожие ощущения она испытывала в детстве, когда надевала рубашки отца. На часах пока только пять тридцать, впереди еще несколько часов.

– Почему ты мне не позвонил? – спросила она.

– Ты же мне запретила.

– Машину посылать я тебя тоже не просила.

– Я думал, тебе так будет удобнее.

– Я все время ждала твоего звонка. Мне постоянно казалось: вот-вот кто-нибудь из учителей возьмет трубку и позовет: «Сара, тебя к телефону». Я представляла, как подойду, скажу: «Алло» – и услышу твой голос. Меня начинала бить дрожь при одной мысли о том, что со мной случится при первом же звуке твоего голоса.

– И что ты решила?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, сказать. Когда я позвоню.

– Ты же не позвонил.

– Потому что ты мне запретила.

– А ты, выходит, всегда меня слушаешься?

– Всегда.

– С каких же это пор?

– С этого момента.

Его слова возбуждали и пробуждали в ней искушение. Ей захотелось отбросить в сторону халат, раскинуться перед ним и приказать ему снова начать целовать ее. Да и сам халат действовал на нее возбуждающе. Носить, пусть короткое время, что-то, принадлежащее ему, рождало иллюзию, что и сам Эндрю принадлежит ей.

– Так что бы ты сказала? – настаивал он.

– Наверное, я сказала бы: «Кто у телефона?»

– А я ответил бы: «Ты отлично знаешь, кто. Когда мы увидимся?»

– А я бы сказала: «Ах, это вы, доктор Кончельскис! Я собиралась позвонить вам сегодня, только попозже. Вы примете меня в среду?»

– Твоего доктора действительно так зовут?

– Нет, я назвала первое пришедшее на ум имя.

– Кончельскис, да?

– Да, – подтвердила она и вдруг покраснела, только сейчас поняв скрытый смысл его вопроса.

Он сидел на диване напротив, тоже в халате, хотя и не таком роскошном. Интересно, понимал ли он, насколько в духе Фрейда была ее случайная оговорка про доктора Кончельскиса? Да, конечно понимал, иначе стал бы он заострять на ней внимание.

– Ты знаешь анекдот про оговорку в духе Фрейда? – хихикнула Сара. – Мужчина пришел к психиатру и пожаловался, что не далее как сегодня утром в беседе с женой он оговорился и оговорка, несомненно, была сексуально окрашена. Доктор пожелал уточнить. «Так вот, – говорит пациент, – я хотел попросить: „Солнышко, передай мне, пожалуйста, бутерброд“. Но оговорился». – «Так что же вы сказали?» – "А вместо этого я сказал: «Ах ты шалава, затраханная, да ты мне всю жизнь загубила!»

Брови Эндрю удивленно взлетели вверх, а затем он разразился смехом. Саре очень понравилось наблюдать за сменой эмоций, так ярко читавшейся у него на лице, и она тоже расхохоталась.

– Ты видела «Чемпионский сезон»? – спросил он, все еще смеясь.

– Нет, – ответила она, не понимая, какая связь между каким-то чемпионским сезоном и доктором Кончельскисом, да и профессором Фрейдом тоже.

– Есть там одна фраза, ее говорит Пол Сорвино. Знаешь? Прекрасный актер. И в «Отличных ребятах» тоже он играет. Видела?

– Ты говоришь о кино?

– Да. На самом деле «Чемпионский сезон» поставили сперва в театре, но я видел только последующую экранизацию. Я не так уж часто хожу в театр, а ты?

– Почти вообще не хожу.

Сара не стала объяснять, что Майкл находил почти все спектакли чересчур примитивными.

– А другой поставлен по книге. О мафии. Но телевидение сперло у них заголовок, – помнишь шоу под названием «Крутые ребята»? – и им пришлось при экранизации назвать фильм по-другому. Так вот, кино вышло как «Отличные ребята». Пол Сорвино играл в нем капо. И очень хорошо сыграл. Очень достоверно.

– Кого он играл?

– Капо. Что-то вроде лейтенанта в структуре мафии. Похоже, что мафия устроена по военному образцу.

– А-а.

На самом деле ее интересовало, насколько шокировала его грубость, вылетевшая из ее уст. Еще ее интересовало, не готов ли он снова завестись. С Майклом чаще одного раза за ночь у них никогда не бывало. А иногда и за неделю. Эндрю же, казалось, пребывал в постоянной готовности. Мысль о том, что ему всего лишь двадцать восемь, действовала на нее возбуждающе. Порой ей казалось, что она затащила в постель семнадцатилетнего мальчишку. А еще ее интересовало, удастся ли ей сегодня что-нибудь поесть. В прошлую среду она вернулась домой голодная как волк. Обедать с девочками, конечно, очень приятно, вот только набрасываться на ужин, едва переступив порог, как-то неудобно. Тут Саре пришло в голову, что виски, похоже, оказывает на нее свое действие; она уже не могла восстановить нить беседы.

– Ну так вот. Другой фильм был о том, как после многих лет встретились бывшие игроки баскетбольной команды. Там еще Роберт Митчем играл, не помнишь?

– Нет.

– Он играл тренера.

Сара гадала: удастся ли ей завести его на расстоянии. Просто сидеть вот так, напротив, и заставить потерять голову. Пожалуй, стоит попытаться.

– Ну так вот. Сорвино, разговаривая с кем-то из игроков, невзначай обмолвился: «За всю свою жизнь я любил только одну женщину. Знаешь кого? Мою мать. И на фиг вашего Фрейда!»

Сара расхохоталась. Эндрю тоже. Отсмеявшись, Эндрю принялся за свой мартини. Сара пригубила виски, затем сменила позу так, чтобы полы халата разошлись у нее на груди.

– Мы сможем потом поесть? – спросила она.

– Конечно. Ты голодна?

– Позже проголодаюсь. Давай сперва допьем.

– Тут в округе полно хороших ресторанов. Но я думал, ты не захочешь никуда идти.

– Полагаю, не стоит.

– Я так и думал.

– Правильно.

Сара вытащила из-под себя ноги и наклонилась, чтобы поставить бокал на кофейный столик. Халат еще больше распахнулся. Она чувствовала на себе его взгляд. Она запахнула полы халата, закинула ногу на ногу и откинулась на спинку стула.

– А как ты меня описал? – поинтересовалась она.

Эндрю непонимающе уставился на нее.

– Когда посылал за мной Билли.

– А, вот ты о чем. Я сказал, что тебя зовут миссис Уэллес, и что ты – высокая, потрясающе красивая блондинка.

– Ты действительно считаешь, что я высокая?

– Да.

– А какой, по-твоему, у меня рост? – спросила она и снова наклонилась за бокалом, дав ему возможность вдоволь насмотреться на ее обнаженную грудь, а затем приняла прежнюю позу – сплошная невинность и наивность.

– Пять футов десять дюймов, – предположил он.

– Во мне пять футов и восемь дюймов.

«Так, и что там у нас происходит под халатиком? – гадала она. – Проявляем признаки жизни?»

– Ты кажешься выше, – заметил Эндрю.

– Иллюзия, – отмахнулась Сара и сменила положение ног. – Ты действительно считаешь меня красивой блондинкой?

– Еще как считаю.

– Что еще ты сказал ему обо мне?

– Больше ничего.

– Ты описал ему, какая у меня грудь?

– Нет.

– Как, тебе не нравится моя грудь?!

– Очень даже нравится.

– Тогда почему ты ее не описал ему?

Она уже сама начала заводиться, представив, как он рассказывает о ее груди постороннему мужчине.

Эндрю молчал.

– Как ты думаешь, он возбудился бы, если бы ты описал ему мою грудь?

– Весьма вероятно.

– И то, какие у меня соски? – она, широко распахнула халат на груди. – Тебе нравятся мои соски?

– Да.

– Видишь, они набухли.

– Вижу.

– А ножки мои тебе нравятся?

Сара вытянула ноги перед собой, оттянув носки и подняв полы халата до колен. – Ты говорил ему о моих ножках?

– Нет.

– Значит, ножки мои тебе тоже не нравятся?

– Я обожаю твои ножки. Но ему я о них не говорил.

– А говорил, что я натуральная блондинка?

Она скинула халат с плеч и изогнулась ему навстречу.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что ты со мной делаешь? – хриплым голосом спросил он.

– А что я с тобой делаю?

– Чего ты добиваешься?

– Я хочу возбудить тебя.

– Ты и возбуждаешь. Никогда не видел женщины, которая могла бы так возбуждать.

– Хочу, чтобы у тебя опять встал, – прошептала она.

– Уже.

– Хочу, чтобы ты проник в меня.

– Да.

– Сейчас же, – простонала Сара. – Хочу, чтобы ты трахнул меня сию же секунду!

Он поднялся с дивана и подошел к ней. Под хлопчатым халатом угадывалось, как он возбужден. Эндрю развязал пояс, и халат упал. Одной рукой Эндрю крепко взял ее за подбородок. Другой отбросил прядь волос с уха и большим пальцем раздвинул ей губы...

– Да, – успела шепнуть она. – И это тоже.

* * *

Она ненавидела ходить по магазинам по субботам. Она ненавидела ходить по магазинам с Молли. Она ненавидела ходить по магазинам с Хите.

И погода тоже стояла отвратительная. Погода испортилась еще в четверг, когда Сара проснулась с мыслями об Эндрю и услышала, как плещется в ванной Майкл. Сперва она решила, что проспала, но оказалось, что он встал раньше обычного. За окном шел снег, и у Сары мелькнула надежда, что из-за снегопада отменят занятия. В таком случае она могла бы позвонить Эндрю и сказать, что скоро приедет, – но нет, тогда и дочь ее тоже останется дома. В любом случае снегопад начал стихать к девяти и перестал к полудню, оставив на память о себе грязную жижу, которая замерзла той же ночью, когда температура упала значительно ниже нуля. И вот уже целых два дня стояла мерзкая промозглая погода.

Молли канючила новые кроссовки; такие уже есть у всех в классе, кроме нее. Вместо шнурков какие-то диски, черт их там разберет. Хите тоже искала нечто такое, что снова сделает ее молодой и восхитительной. Тридцать пять лет, и она хочет выглядеть еще моложе! Сара не ждала от предстоящего похода ничего хорошего. Они уже обследовали универмаг «Блуми» – безрезультатно – и теперь направлялись на Пятую авеню, кишмя кишащую японскими туристами и насквозь пронизываемую ледяным ветром, словно прилетевшим прямо из Арктики. Щеки у Сары замерзли и шелушились, губы обветрились, из носа текло и она с удовольствием предпочла бы в такое отвратительное воскресенье просто посидеть и почитать книгу. Вдруг она поняла, чем она на самом деле занялась бы сейчас с огромным удовольствием...

– Где теперь живет дядя Дуг? – спросила Молли.

– Не знаю, – ответила Хите.

– Со своей телкой? – не унималась Молли.

– Кажется, он больше с ней не встречается.

Сара задумалась, можно ли ее саму считать чьей-то «телкой»? Может ли тридцатипятилетняя замужняя дама и мать быть «телкой»?

– Наверное, его адвокат посоветовал ему воздержаться от адюльтера до тех пор, пока мы не достигнем договоренности.

– Что такое адюльтер? – не поняла Молли.

– Интрижка, – объяснила Хите.

«Интересно, знает ли Молли, что такое интрижка? – подумала Сара. – И что сказала бы Молли, если бы узнала, что у ее матери интрижка с человеком, который спас ей жизнь менее месяца тому назад».

Впрочем, у них не интрижка. У них – Сара и сама не знала, как назвать то, что происходило между ней и Эндрю. Зато она твердо знала, что не может ни на миг перестать думать о нем, не может перестать хотеть его. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Даже когда была по уши влюблена в того баскетболиста из Дьюка, который первым уложил ее в постель – точнее, на заднее сиденье «мустанга» – через три недели после знакомства. Тогда ей только исполнилось восемнадцать, и она с ума по нему сходила. Она еще сказала своей соседке по комнате, что на баскетбольной площадке Авери – его звали Авери Хауэлл, был он рыжеволос, весь в веснушках и ростом в шесть футов пять дюймов, – так вот, что Авери на баскетбольной площадке – это «ожившая поэзия». Буквально так. Восемнадцатилетняя Сара Фитц, влюбленная как мартовская кошка. Но даже то чувство не имело ничего общего с тем, что она испытывала рядом с Эндрю. Но можно ли это назвать любовью? Нет, и она знала правильное название происходящему. А значит, она – типичная «телка».

– Вопрос, мама.

– Что? Извини, я задумалась.

– Тетя Хите задала тебе вопрос.

– Мой вопрос заключался в следующем, – повторила Хите тоном гораздо более раздраженным, чем того допускала ситуация. – Пойдем ли мы в ту маленькую омлетную на Шестьдесят первой или доедем до «Коко Паццо»?

– Я голосую за «Коко Паццо», – заявила Молли.

– Там слишком дорого, – отрезала Сара.

– Я угощаю, – возразила Хите.

– Все равно.

– Значит, омлеты, – заключила Хите и тяжело вздохнула.

– Почему за тобой всегда остается последнее слово? – возмутилась Молли.

– Ничего подобного, – ответила Сара.

– Нет, чего. Я хочу в «Коко Паццо», тетя Хите хочет в «Коко Паццо»...

– Там всегда полно народу, – пояснила Сара. – Столики у них заказывают за несколько недель. Кроме того, неужели тебе охота тащиться в такую даль в такой холод?

– Такси, милочка, – вмешалась Хите и подмигнула Молли. – Последнее достижение цивилизации. Такие желтенькие, с мотором, просто прелесть.

– Да, попробуй поймай его в такую погоду, – не сдавалась Сара.

– А если все-таки поймаем? – настаивала Молли.

– И он согласится довезти нас до Семьдесят четвертой? – добавила Хите.

– И мы доедем туда, не врезавшись по дороге в телефонный столб...

– И у них найдется для нас местечко...

– Тогда ты согласишься там поесть?

– Послушайте, мне абсолютно наплевать, где мы будем есть, – неожиданно взорвалась Сара. – Только перестаньте меня доставать, хорошо?

– Ого! – поразилась Молли. – Что еще за новости?

– Ладно, будем есть гребаные омлеты, – сказала Хите.

– Думай, что говоришь при Молли! – рявкнула Сара.

– Да брось, мам, мне уже доводилось слышать это слово.

– То, что ты его слышала, еще не дает права твоей тете повторять его каждые десять секунд.

– Каждые?..

– А еще «телка», «шлюха», и что еще там входит в твой лексикон...

– Послушай-ка...

– Мама, перестань...

– Нет, это вы послушайте. Всякий раз, как вы собираетесь вместе, я оказываюсь в роли...

– Мама, да что с тобой?

– Помолчи, Молли, – остановила ее Хите.

– Действительно, лучше помолчите, – бросила Сара.

В гробовом молчании они миновали «Сакс», затем «Сант-Патрик». Сара вся кипела, в то же время прекрасно отдавая себе отчет, что за ее спиной Хите и Молли обмениваются удивленными взглядами. Когда они дошли до «Тиффани», ее гнев улетучился, и она сама уже не понимала, что спровоцировало его вспышку.

– Ладно, пошли в «Коко Паццо», – объявила она. – Если только найдем там свободный столик.

– Я вообще-то передумала вас угощать, – съязвила Хите.

– Тогда угощу я, черт побери! – воскликнула Сара.

Все разом расхохотались.

Сара решила, что теперь все в порядке.

* * *

Выбранного Майклом детектива из Технического отдела звали Фредди Култер. Узкобедрый, с худым скуластым лицом, темно-карими глазами, шапкой густых черных волос и черными усиками, словно заимствованными у злодея из вестерна, больше всего он напоминал долговязого подростка. Одет он был в джинсы, рубашку и синюю джинсовую куртку. Справа на поясе висела кобура с полицейским револьвером. Култер являлся детективом первого класса, прикомандированным к окружной прокуратуре. Реган и Лаундес обрисовывали, что может ждать его сегодня ночью в лавке портного, а он внимательно слушал.

– Сегодня воскресенье, значит, лавка закрыта, – заявил Лаундес.

«Идиот, – подумал Реган. – Кто послал бы его туда, если бы лавка работала?»

– Сигнализации нет, – добавил он.

– Мафии сигнализация ни к чему, – пояснил Лаундес.

– Тот, у кого хватит ума ограбить принадлежащую мафии точку, заслуживает всего того, что с ним произойдет потом.

– Сегодня ты грабишь точку мафии, а назавтра у тебя все четыре руки переломаны.

– И это при условии, что ты вернул украденное.

– Итак, сигнализации нет, а на двери простенький замок, – подытожил Лаундес.

– А в чем подвох? – поинтересовался Култер.

– Подвох в том, что там только одна входная дверь, и выходит она прямо на Брум-стрит.

– Пешие полицейские патрули там ходят? – задал следующий вопрос Култер.

– А что толку?

– Можно постучаться в несколько дверей, – пояснил Култер.

– Хорошая идея, – одобрил Майкл. – Мы можем его переодеть?

– Я гроша ломаного не дам за жизнь полицейского, если его поймают в форме под одеждой, – скривился Лаундес.

– Только я рассчитываю, что меня не поймают, – усмехнулся Култер.

– Попадешься в форме в доме, принадлежащем мафии, и твои родственники могут смело посылать за цветами, – не унимался Лаундес.

– Чтобы возложить их на твою могилу, – подхватил Реган.

– Не берите в голову, – отмахнулся Култер.

Он пользовался репутацией отчаянного смельчака, которая в глазах Регана не стоила и яйца выеденного. В таких случаях только дураки идут на сознательный риск. Лично Реган и за миллион баксов не сунулся бы в гнездо мафии в форме и с аппаратурой для прослушивания. На взгляд Регана, глупее Култера не было никого во всем подразделении.

– Схема такова, – сказал он и принялся рисовать грубый чертеж на листке бумаги. Култер внимательно следил за тем, что выходило из-под его пера. – Загородка, вернее, просто занавеска, примерно здесь. – Реган начертал несколько косых штрихов. – На таких вот металлических кольцах...

– Их можно просто отодвинуть в сторону...

– Направо или налево? – перебил Култер.

– Влево, – ответил Лаундес. – На втором плане по правую руку нечто похожее на гладильную машину, а напротив, судя по всему, стол.

– Какой стол?

– Так глубоко в лавку мы не заходили, – пояснил Реган. – Все это мы видели только мельком.

– В глубине лавки есть телефон?

– По сведениям, полученным в телефонной компании, там целых два телефона.

– И один из них за занавеской?

– Вроде бы.

– Что у нас за ордер?

– На установку «жучка».

– Значит, без прослушивания телефонных разговоров.

– Да. Кстати, мы уже приготовили для тебя линию доступа.

Линия доступа требовалась для того, чтобы привести в действие «жучок», который предстояло установить Култеру. Сразу по получении ордера Реган позвонит на Центральную телефонную станцию, представится сотрудником страховой компании и попросит линию доступа к распределительному щиту у дома на Брум-стрит. Так они поступали всегда. Страховая компания, телекоммуникационная компания, что-нибудь в этом роде. Счета, приходившие на имя этих несуществующих фирм, оплачивало Управление.

– Где распределительный щит? – спросил Култер.

– С обратной стороны здания.

– Как обычно в Маленькой Италии и Чайна-тауне, – вмешался Лаундес. – Старые дома, сами понимаете.

В подобных случаях Култер подсоединял «жучок» к существующей телефонной линии. «Жучок» принимал обычный звуковой сигнал, трансформировал его частоту до уровня, не воспринимаемого человеческим ухом, и, используя телефонную линию как антенну, передавал его на распределительный щит. Внутри щита Култер установит прибор, называемый «рабом», который примет высокочастотный сигнал, демодулирует его и переведет в электронном виде на линию доступа. В итоге до человека, осуществляющего прослушивание, дойдет обычный звуковой сигнал.

– Задачка для первоклассника, – подытожил Култер.

«Как бы не так», – подумал Реган.

За столом Майкла зазвонил телефон. Он сразу же снял трубку.

– Помощник окружного прокурора Уэллес, – представился он.

* * *

Из телефонной будки Сара могла спокойно наблюдать за катком, по которому носилась Молли.

– Как дела? – поинтересовалась она.

– Отлично, – ответил он. – Веселитесь?

– Молли веселится. Я ненавижу коньки. Во сколько тебя ждать? Раз уж сегодня воскресенье, можно было бы сходить в кино. На Восемьдесят Шестой идет что-то интересное.

– Во сколько начало?

– На двухчасовой сеанс мы уже опоздали.

– А когда следующий?

– В четверть пятого.

– А еще следующий?

– Я не узнавала.

– А сейчас сколько времени?

– Десять минут четвертого.

– Попробую закруглиться через десять минут, – сказал Майкл. – Домой вернусь не позже четырех.

– Получается совсем впритык.

– Раньше никак не смогу.

– После кино сходим в китайский ресторан?

– Запросто.

– Так я закажу столик?

– Отличная мысль. Ну, все. Чем быстрее я вернусь к делам...

– Все, привет, – сказала она и повесила трубку.

Сара снова отыскала глазами Молли на катке, а потом набрала "0" для вызова телефонного оператора, городской код и номер телефона в доме Эндрю на Лонг-Айленде. Когда оператор снял трубку, она поступила точно так, как учил ее Эндрю.

– Я звоню наложенным платежом, – сказала она.

– Спасибо за то, что вы воспользовались услугами Нью-йоркской телефонной компании, – ответил оператор.

Сара подождала.

В трубке раздался гудок, второй, третий...

– Алло?

Его голос.

– Вам звонок наложенным платежом, сэр.

– Да?

– Мисс, не назовете ли вы мне свое имя?

«Мисс», – отметила она про себя, а вслух представилась:

– Сара.

– Соединяйте, – приказал Эндрю.

– Приятного разговора.

– Привет, – проворковала Сара.

– Ты где? – спросил он.

– На катке «Волман».

– Где это?

– В Центральном парке, конечно. Ты что, с луны свалился?

– Точно. Сказать тебе что-то? Я тебя люблю.

– Еще раз.

– Я тебя люблю.

– Еще.

– Я люблю тебя.

– А как у вас такое говорят на луне, откуда ты свалился?

– Приезжай ко мне на квартиру, и я затрахаю тебя до полусмерти.

– На луне так говорят?

– Нет, у нас.

– Ну, у вас и воспитание...

– Так ты приедешь?

– Эндрю, сегодня же воскресенье!

– Ну и что?

– Ты отлично знаешь, что я не могу. Да ты просто шутишь! Сам-то ты туда не собираешься?

– Только если ты все-таки приедешь.

– Не могу.

– Значит, в среду?

– Да.

– И без проблем?

– Абсолютно. Что ты сейчас делаешь?

– Смотрю телевизор.

– Ты один?

– Нет, со мной три молодых китаянки.

– Башку откручу.

– Что на тебе надето?

– О, я выгляжу очень сексуально – вся синяя от холода.

– А в среду что наденешь?

– То, в чем хожу на работу.

– Значит, мы с тобой поработаем?

– Весьма вероятно. Ну, мне пора забирать Молли.

– В среду, – напомнил он. – Билли будет тебя ждать.

– Около кинотеатра на углу Третьей и Пятьдесят девятой. В четыре часа.

– Я тебя люблю, – повторил он.

– До среды, – бросила она и тотчас повесила трубку, пока он не вынудил ее ответить теми же словами.

Молли красиво затормозила около самого забора, подняв в воздух целый фейерверк ледяной крошки.

– С кем ты говорила? – спросила она.

– С папой.

* * *

В спальне дома на Грейт-Нек Эндрю положил трубку и повернулся в сторону ванной комнаты. На пороге стояла рыжеволосая Уна Халлиган в туфлях на высоких каблуках и в его пижамной куртке, расстегнутой на груди.

– С кем ты говорил? – спросила она.

– С матерью, – ответил он и открыл ей свои объятия.

* * *

В восемь часов того же самого вечера, в тот момент, когда Сара, Майкл и Молли выходили из китайского ресторанчика, а Эндрю на самом деле разговаривал по телефону со своей матерью, полицейский в форме прошелся по Брум-стрит. По пути он проверял, не забыли ли хозяева запереть свои магазины на ночь. Подергав одну ручку, вторую, третью, он наконец добрался до лавки портного на углу Мотт-стрит. Тут он перешел на другую сторону, обошел ее, и опять вернулся к лавке. На сей раз в его руке была зажата кредитная карточка.

Он взялся за ручку, быстро просунул в зазор между дверью и косяком пластиковую карточку и ровно за три секунды открыл дверь. Еще через две секунды он оказался внутри и запер за собой. Еще через две секунды со стороны Мотт-стрит показались двое. Они, не задерживаясь, прошли мимо лавки. К тому времени Фредди уже проник за занавеску, разделявшую помещение пополам. Мужчины остановились в темном подъезде на противоположной стороне улицы. Они страховали Фредди.

Он посветил фонариком ровно столько, сколько потребовалось, чтобы найти розетку. Затем он подключил к ней ночник и выждал, пока глаза не привыкли к сумеречному освещению. Движущийся луч света слишком заметен с улицы. Местная полиция получила соответствующие инструкции, но он вовсе не хотел, чтобы кто-нибудь из местных жителей, проходя мимо, поднял тревогу. А теперь сторонний наблюдатель мог бы только предположить, что владельцы лавки намеренно оставили ночное освещение. Ничего необычного. Ему же такого света достаточно: Фредди хорошо знал свои инструменты.